Страница:
Почему же такая ассимиляция не осуществилась в реальной истории?
Прежде всего, корни исконного украинского языка, которым пользовались миллионы селян, оказались глубже и крепче, чем можно было предполагать. Тенденции к смешиванию языков не возникало: люди разговаривали или же по-русски, или по-украински.
В городах даже украинцы, которые приняли господствующую в империи культуру, разговаривали на русском языке. Но, помимо главного бастиона украинской «мовы» – крестьянской среды – существовали у нее и дополнительные укрепления – кружки образованных украинцев, которые в своем родном языке и культуре видели специфическую ценность и не желали допустить исчезновения их из мира якобы во имя универсального прогресса.
Украинский и русский языки – ветви одной и той же языковой семьи, восточнославянской. Это напоминает родство шведского и норвежского языков как членов скандинавской ветви германской языковой семьи или близость испанского и португальского из иберийской ветви романской семьи. Но, как известно, языковая близость не играет решающей роли при определении политических или культурных тенденций: Норвегия непреодолимо стремилась отделиться от Швеции на референдуме 1905 года; старание голландцев, чей язык исторически является диалектом нижнегерманского, ни при каких условиях не покоряться Германии демонстрировалось много раз, в последний – относительно недавно. Ту же тенденцию Украина почти всегда проявляла по отношению к России, хотя мировому сообществу она казалась частью, вернее сказать, естественной частью Российской империи, а потом и Советского Союза.
Исторически украинцы – древний народ, которому удалось сохраниться и выжить, несмотря на ужасные испытания. Когда-то великие князья Киевской Руси, центр которой находился на нынешней Украине, правили всеми восточными славянами. Но после захвата их столицы, Киева, монгольским войском в 1240 году это государство распалось. Славянское население северной части его территории, продержавшись полтора века под игом монголов, со временем превратилось в народ, названный по имени их столицы «московитянами», или же «великороссами». Население же южных районов бывшей Киевской Руси тяготело к странам, расположенным от них к западу, и там возник народ, названный «украинцами». Сначала они вступили в союз с Великим княжеством Литовским, где украинский язык стал одним из официальных языков, а позднее – перешли под менее для них благоприятный сюзеренитет Польского королевства.
Во второй половине 16-го века, в «польскую эпоху», появились первые печатные украинские станки. Украинцы вновь возникли на европейской сцене как часть обширного и разнообразного содружества восточноевропейских народов. Большая часть их исконных земель все еще пустовала после монгольского погрома, народ подвергался опустошительным и систематическим набегам крымских татар. В качестве ответной реакции на набеги кочевников появляются в степях отряды казаков, этих украинских флибустьеров, которые первоначально ушли в степи, чтобы там на свободе охотиться и рыбачить, но постепенно научились отбивать татарские наскоки и, создав к концу 16-го века собственные укрепленные поселения, превратились в самостоятельную военную силу. В 1540-х гг. они основали Сечь, крупный укрепленный лагерь ниже днепровских порогов, на границе татарских вторжений. Свыше двух веков Запорожская Сечь оставалась своеобразной военизированной республикой, подобной аналогичным обществам, возникшим в других местах в подобных условиях, то есть демократической в мирное время и дисциплинированной армией в военное. Вскоре казаки возглавили крестьянские восстания против своих – уже почти что символических – сюзеренов, польских панов. В следующем столетии бесконечные войны и мирные соглашения между украинцами и поляками в конце концов привели к провозглашению Украинского государства гетманом Богданом Хмельницким в 1649 году. Москва непрерывно пыталась вмешиваться в его внутренние дела, и наконец гетман Иван Мазепа вступил в союз со шведским королем Карлом Двенадцатым, надеясь отстоять Украину от притязаний Петра Великого. Сечь поддержала гетмана, но поражение Карла под Полтавой в 1709 году стало судьбоносной катастрофой для Украины.
В течение 18-го века Москва еще продолжала признавать некую автономию гетманской власти, хотя всячески ограничивала право украинцев избирать своего гетмана и усиливала давление на выдвигаемых кандидатов. В 1764 году власть гетмана вообще была упразднена, хотя некоторые внешние ее атрибуты продолжали сохраняться до 1781 года. Запорожская Сечь, сражавшаяся на стороне русских в войне с Османской империей в 1769–1774 гг., вскоре после окончания войны (в 1775 г.) внезапно была уничтожена могущественным союзником. Ее кошевого атамана сослали на Соловецкие острова в Белом море, а полковников выслали в Сибирь, что очень напоминает судьбу их потомков полтора века спустя, в 20-е – 30-е гг. 20-го века. Украинская государственность, просуществовавшая в определенных формах свыше столетия, пала, как вскоре вслед за ней пала и польская, причем в силу тех же самых причин – из-за невозможности устоять в борьбе с сильным и многочисленным противником.
Подобно Польше, казацко-гетманское государство принадлежало к типу конституционно-парламентскому, во многих отношениях оно было весьма несовершенным – и поэтому не готовым усвоить традиции крепостничества и жестокого деспотизма, навязываемые ему Санкт-Петербургом. Через некоторое время украинцы с правобережья Днепра, оставшиеся под властью Польши и часто устраивавшие против нее восстания (они известны в истории под названием «гайдаматчины»), тоже были покорены могущественными соседями – частично Россией, а частично ее партнером по разделу Польши, Австрийской империей. В последующие столетия этот находившийся под властью Австрии «западноукраинский» элемент нации оставался мощным форпостом национального сознания и оказывал значительное влияние на общественное и культурное развитие всего украинского народа, хотя численность западных украинцев, на которых не распространялась власть русских царей, была относительно небольшой.
На территориях же, отошедших по условиям раздела к России, продолжали укрепляться феодальные отношения. Царские фавориты получали крупные поместья на Украине. Указы, изданные Екатериной Великой в 1765–1796 гг., положили конец тем свободам, которыми мог дотоле пользоваться украинский крестьянин – его низвели до общероссийского положения. Но все-таки на Украине лишь несколько поколений крестьян успели испытать крепостное право в полном объеме, и двух поколений, чтобы стереть народную память о былых свободах, оказалось явно недостаточно (Маколей[*] считал, что и пяти-то мало!) .
Но в реальностях того времени Александр Герцен должен был зафиксировать: «Несчастная страна протестовала, но не была в состоянии противостоять лавине, надвигавшейся с севера в направлении Черного моря и покрывавшей все сплошным саваном рабства»[1].
Порабощение вольного крестьянства шло параллельно с гонениями на украинский язык и культуру. В церковь проникали московские обряды. В 1740 году на левобережной Украине имелось 866 школ, в 1800-м не осталось ни одной. Киевская Академия, основанная в 1631 году, была в 1819 году преобразована в чисто богословское заведение.
Конец украинской государственности, водворение крепостного права и самодержавного царского господства – все это не уничтожило национального самосознания до конца, но все же загнало его глубоко в национальную подкорку.
Начиная с конца 18-го века и до середины 19-го отдельные украинские лидеры пытались вовне найти какую-то поддержку идеям самостоятельного украинского государства. Но не благодаря их усилиям сохранялся этот народ. Просто крестьянство продолжало говорить на своем языке, просто песни и баллады о казацком славном прошлом стали частью естественного культурного наследия нации, которое никому оказалось не под силу искоренить. В 1798 году вышла в свет «Энеида» И.Котляревского, пародия на поэму Вергилия, считающаяся первым литературным произведением, напечатанным на современном украинском литературном языке. В течение всей первой половины 19-го столетия активно собирался украинский фольклор. В 1840 году начал публиковать свои замечательные лирические и патриотические стихи великий поэт нации, происходивший из крепостных, Тарас Шевченко (1814–1861). Его влияние на народное самосознание было колоссальным. В 1847 году поэта арестовали и сослали в Сибирь, в солдаты. Там он провел десять лет. Его произведения были запрещены, полностью их опубликовали в России лишь в 1907 году.
В начале 19-го века существовало множество народов, которых тогда определяли немецким словом «Naturvolk»[*]. Это означало, что, несомненно, существует этнически родственная группа людей, которые говорят на своем языке, хотя он и распадается нередко на десятки диалектов, но у этой группы, или общности людей, отсутствует национальное сознание, вырабатываемое для нее интеллигенцией. Подобное состояние было тогда характерно для всех балканских народов, да и для многих других тоже.
В аналогичное состояние, похоже, впали украинцы. Но их древнее национально-народное сознание не исчезало окончательно никогда. Свое отличие от русских они ощущали очень остро – их русифицировавшиеся помещики казались чуждыми, и Шевченко приравнивал позор русификации к позору крепостничества.
Под иго Российской империи попало много народов, недаром ее и прозвали тогда «тюрьмой народов». В Средней Азии, на Кавказе, в Польше, Прибалтике местные нации были подчинены России силой оружия. Но следует оговорить, что рассматривали их в империи обычно как «инородцев» (или «иноверцев»), и хотя перспективу их ассимиляции в русском среде не отбрасывали окончательно, но все-таки не считали ее и вполне реальной.
Иное положение складывалось в отношении Украины. К концу 19-го века, а особенно в новую, революционную эпоху, сама мысль, что эта обширная территория, которую российские империалисты неизменно считали неотъемлемой частью России, пусть не совсем ассимилировавшейся, что она вдруг пожелает освободиться от суверенитета северной столицы, – такая мысль казалась русскому обществу куда более невыносимой, чем соображения о том, что могут захотеть отделиться любые другие народы империи – и куда более малые, и значительно позднее завоеванные, и часто вообще неславянские, то есть неродственные. Поэтому даже самые либеральные круги русской интеллигенции, поглощенные борьбой с абсолютизмом царей, все же отворачивались от украинской проблемы и в общем противились предоставлению Украине даже символической автономии.
Подобно другим народам, веками находившимся в аналогичном положении (например, чехам), украинцы, казалось, состояли целиком из крестьян и священнослужителей. Но процесс индустриализации протекал и на их территории, и это привело к тому, что на украинские заводы, шахты, фабрики стекались наниматься на работу крестьяне из собственно русских областей, которые в целом жили значительно беднее украинцев. Поэтому промышленная революция 19-го века привела к новому демографическому процессу – к вторжению на Украину масс русского и вообще некоренного населения, составившего большую часть украинских горожан.
В начале 60-х годов 19-го века русское правительство вело сравнительно либеральную политику, и в этот период возникло немало украинских обществ и периодических изданий на украинском языке. Но уже в 1863 году был издан указ, провозгласивший, что украинского языка как такового не существует, что это лишь диалект русского языка, и были запрещены любые публикации на украинском языке –исключение сделали только для беллетристики. В первую очередь запрещались книги «религиозного содержания и образовательные, а также книги, предназначенные для начального чтения». Ряд украинских деятелей был выслан на север России, украинские школы и газеты закрыты.
Несмотря на эти меры правительства, в 1870-е годы все еще продолжали существовать украинские общества (громады), легально занимавшиеся чисто исследовательской работой, но все-таки поддерживавшие возрождение национального самосознания. В 1876 году вышел новый указ, позволявший публиковать на украинском языке только исторические документы и одновременно запрещавший украинские театральные или музыкальные представления и закрывающий главные печатные органы движения – хоть и на русском языке, но с проукраинской ориентацией.
Последовавшая вслед за этим действенная кампания русификации, однако, не слишком русифицировала украинское крестьянство. Удалось достичь одной-единствениой цели: народу отказали в книгах и школах на родном языке. Это привело к беспрецедентному росту безграмотности, охватившей до 80 процентов населения – огромный спад! По словам П. Григоренко, украинца, хоть он и выразился в несколько драматизированной форме, за столетия, которые украинцы провели в российском имперском государстве, они забыли имя своего народа и привыкли к названию, навязанному им колонизаторами – малороссы[2].
И все же среди крестьянства из уст в уста передавались старинные баллады о великих национальных героях гетманской республики и Запорожской Сечи, а поэты и интеллигенция хранили память о национальных идеях. В 1897 году была основана нелегальная Всеукраинская демократическая организация, координировавшая деятельность культурных и социальных групп по всей Украине.
Но до начала 20-го века почти не наблюдалось массового движения среди украинского населения. Возрождение нации на рубеже веков показалось всем внезапным и поразительным по масштабам. (Один из ведущих представителей украинского национального движения утверждал, что по-настоящему массовым оно стало к 1912 году.)[3]
Появились признаки того, что близится новая вспышка национального духа. В 1908 году повторились крестьянские бунты 1902 года. Имущие классы состояли главным образом из неукраинцев, украинцы составляли крестьянскую массу. Поэтому зарождавшееся на Украине националистическое движение (как и в Польше, так и в будущей Чехословакии и других странах) одновременно имело социальную тенденцию. Первая чисто политическая партия – Украинская революционная партия, – основанная в 1900 году, вскоре подпала под марксистское влияние. Позже она раскололась, и одна из ее фракций присоединилась к Российской Социал-Демократической Рабочей партии и вскоре в ней растворилась, зато другая, называемая Украинской Социал-Демократической партией, разошлась с Лениным по вопросу о самоопределении Украины и сохранила определенную самостоятельность.
Следующей и в конечном итоге куда более значительной украинской партией стала Украинская партия Социалистов-Революционеров, хотя вплоть до 1917 года она имела незначительное влияние в народе.
В 1905 году появилась первая в Российской империи газета на украинском языке «Хлiбороб», вслед за ней возникло множество других, в частности, начала выходить ежедневная газета «Рада». В 1907 году вышло первое полное собрание поэтических произведений Шевченко. В Первой Государственной Думе, избранной в соответствии с Манифестом, вырванным в ходе революции 1905 года, украинские представители создали блок из сорока депутатов. Во Второй Думе украинские депутаты уже выдвинули требования об автономии Украины.
Столыпин – какими бы прогрессивными ни были его взгляды в вопросах экономики – являлся подлинным русским империалистом во всем, что касалось национального вопроса. В 1910 году он приказал закрыть украинские культурные общества, издательства, запретил чтение лекций на украинском языке и в местных университетах – короче, он вновь реализовал запрет на публичное применение национального языка на Украине. Хотя некоторые либералы в это время уже поддерживали культурные – отнюдь не политические! – требования украинцев, но в обществе премьер не встретил никакой оппозиции: «прогрессивная» и «либеральная» пресса промолчала.
Но, несмотря на любые запретительные меры властей, столетний юбилей со дня рождения Шевченко в 1914 году вылился в бурное проявление национальных чувств, и стоит отметить, что непосредственное участие в празднике приняли и села.
То, что национальный ренессанс наступил так поздно (хотя, оговорим, не позже, чем и у многих других народов Восточной Европы), плюс ошибочное восприятие языкового родства русских и украинцев за полную их языковую тождественность, и отсутствие политических границ между Россией и Украиной, – все это вместе взятое произвело на непроницательный Запад впечатление, что украинской нации вообще не существует – в отличие, скажем, от польской или русской. Эта точка зрения, несмотря на ее полную несостоятельность, сбивает нас с толку даже сегодня, определяя у многих инстинктивное отношение к украинскому народу. Весь этот комплекс обстоятельств стоит серьезно проанализировать.
Когда разразилась Первая мировая война, вся деятельность украинской периодической прессы была немедленно приостановлена, просветительская работа прекращена, ведущие национальные лидеры, несмотря на их заверения в лояльности к воюющей России, были арестованы и потом сосланы.
Национальность в принципе пустой звук в ортодоксальном марксизме. Как известно, «пролетарии не имеют отечества». Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» определили пролетариат как «выражение недовольства существующим обществом со стороны всех классов, национальностей и т.д.».
В 1916 году Ленин прямо заявил, что «целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, но и слияние их»[4]. И он определил нацию как исторически преходящую, характерную для своей исторической эпохи категорию – характерную именно для стадии капитализма[5].
Но одновременно он заявил (в документе 1914 года), что «именно потому и только потому, что Россия вместе с соседними странами переживает эту эпоху, нам нужен пункт о праве наций на самоопределение в нашей программе»[6].
Признав, что в течение какого-то неопределенного переходного периода национальные устремления все же сохранятся, Ленин стал обдумывать, как их ему использовать. В его знаменитом высказывании (именно в связи с националистическими движениями) есть такие слова:
Итак, с точки зрения ленинской теории, национальные движения и проблемы национального суверенитета – все это преходящие явления буржуазного характера, но коммунисты могут использовать их в более важном деле – в интересах собственной классовой борьбы. Отсюда был сделан вывод, что те или иные национальные движения должны (или, наоборот, не должны) употребляться на пользу коммунизму! И те, которые нельзя будет использовать в нужных целях, следует подавить самым безжалостным образом.
Даже в канун российской революции Ленин писал:
поскольку
Таким образом, всяким конкретным национальным движением можно жертвовать, если руководствоваться принципом, что «…интересы демократии одной страны должны быть подчинены интересам демократии нескольких и всех стран»[8].
По словам Ленина, Энгельс еще в 1849 году писал, что немцы, венгры, поляки и итальянцы «представляют революцию», тогда как южные славяне «представляют контрреволюцию», и что так дело обстоит уже тысячу лет[9]. Сам Маркс писал (в тот, конечно, период, когда немцы еще считались «прогрессивной нацией»):
А вот комментарий к этому же вопросу у Энгельса:
Центральная глава в труде Сталина «Марксизм и национальный и колониальный вопрос» была написана им еще до революции и тогда же одобрена Лениным, который впоследствии назначил этого теоретика своим народным комиссаром по делам национальностей в первом советском правительстве в 1917 году. Развивая основную идею Ленина, Сталин писал так:
И еще:
Сразу же после революции Ленин заявил:
Что касается определения реальной структуры государства в многонациональной России, то большевики первоначально и слушать не хотели о решении этого вопроса на основе федеративных начал. В 1913 году Ленин говорил:
Опыт нескольких последующих лет показал, что Ленин и большевики сильно недооценивали, недопонимали важность национального вопроса: по этой проблеме как раз на Украине они получили свои главные политические уроки. После событий, ход которых будет изложен ниже, Ленин согласился на провозглашение всех атрибутов федерации, на полную культурную автономию – словом, он уступил очень многое, но при единственном условии: политическая власть должна остаться централизованной, и центр ее останется в столице России.
Прежде всего, корни исконного украинского языка, которым пользовались миллионы селян, оказались глубже и крепче, чем можно было предполагать. Тенденции к смешиванию языков не возникало: люди разговаривали или же по-русски, или по-украински.
В городах даже украинцы, которые приняли господствующую в империи культуру, разговаривали на русском языке. Но, помимо главного бастиона украинской «мовы» – крестьянской среды – существовали у нее и дополнительные укрепления – кружки образованных украинцев, которые в своем родном языке и культуре видели специфическую ценность и не желали допустить исчезновения их из мира якобы во имя универсального прогресса.
Украинский и русский языки – ветви одной и той же языковой семьи, восточнославянской. Это напоминает родство шведского и норвежского языков как членов скандинавской ветви германской языковой семьи или близость испанского и португальского из иберийской ветви романской семьи. Но, как известно, языковая близость не играет решающей роли при определении политических или культурных тенденций: Норвегия непреодолимо стремилась отделиться от Швеции на референдуме 1905 года; старание голландцев, чей язык исторически является диалектом нижнегерманского, ни при каких условиях не покоряться Германии демонстрировалось много раз, в последний – относительно недавно. Ту же тенденцию Украина почти всегда проявляла по отношению к России, хотя мировому сообществу она казалась частью, вернее сказать, естественной частью Российской империи, а потом и Советского Союза.
* * *
Исторически украинцы – древний народ, которому удалось сохраниться и выжить, несмотря на ужасные испытания. Когда-то великие князья Киевской Руси, центр которой находился на нынешней Украине, правили всеми восточными славянами. Но после захвата их столицы, Киева, монгольским войском в 1240 году это государство распалось. Славянское население северной части его территории, продержавшись полтора века под игом монголов, со временем превратилось в народ, названный по имени их столицы «московитянами», или же «великороссами». Население же южных районов бывшей Киевской Руси тяготело к странам, расположенным от них к западу, и там возник народ, названный «украинцами». Сначала они вступили в союз с Великим княжеством Литовским, где украинский язык стал одним из официальных языков, а позднее – перешли под менее для них благоприятный сюзеренитет Польского королевства.
Во второй половине 16-го века, в «польскую эпоху», появились первые печатные украинские станки. Украинцы вновь возникли на европейской сцене как часть обширного и разнообразного содружества восточноевропейских народов. Большая часть их исконных земель все еще пустовала после монгольского погрома, народ подвергался опустошительным и систематическим набегам крымских татар. В качестве ответной реакции на набеги кочевников появляются в степях отряды казаков, этих украинских флибустьеров, которые первоначально ушли в степи, чтобы там на свободе охотиться и рыбачить, но постепенно научились отбивать татарские наскоки и, создав к концу 16-го века собственные укрепленные поселения, превратились в самостоятельную военную силу. В 1540-х гг. они основали Сечь, крупный укрепленный лагерь ниже днепровских порогов, на границе татарских вторжений. Свыше двух веков Запорожская Сечь оставалась своеобразной военизированной республикой, подобной аналогичным обществам, возникшим в других местах в подобных условиях, то есть демократической в мирное время и дисциплинированной армией в военное. Вскоре казаки возглавили крестьянские восстания против своих – уже почти что символических – сюзеренов, польских панов. В следующем столетии бесконечные войны и мирные соглашения между украинцами и поляками в конце концов привели к провозглашению Украинского государства гетманом Богданом Хмельницким в 1649 году. Москва непрерывно пыталась вмешиваться в его внутренние дела, и наконец гетман Иван Мазепа вступил в союз со шведским королем Карлом Двенадцатым, надеясь отстоять Украину от притязаний Петра Великого. Сечь поддержала гетмана, но поражение Карла под Полтавой в 1709 году стало судьбоносной катастрофой для Украины.
В течение 18-го века Москва еще продолжала признавать некую автономию гетманской власти, хотя всячески ограничивала право украинцев избирать своего гетмана и усиливала давление на выдвигаемых кандидатов. В 1764 году власть гетмана вообще была упразднена, хотя некоторые внешние ее атрибуты продолжали сохраняться до 1781 года. Запорожская Сечь, сражавшаяся на стороне русских в войне с Османской империей в 1769–1774 гг., вскоре после окончания войны (в 1775 г.) внезапно была уничтожена могущественным союзником. Ее кошевого атамана сослали на Соловецкие острова в Белом море, а полковников выслали в Сибирь, что очень напоминает судьбу их потомков полтора века спустя, в 20-е – 30-е гг. 20-го века. Украинская государственность, просуществовавшая в определенных формах свыше столетия, пала, как вскоре вслед за ней пала и польская, причем в силу тех же самых причин – из-за невозможности устоять в борьбе с сильным и многочисленным противником.
Подобно Польше, казацко-гетманское государство принадлежало к типу конституционно-парламентскому, во многих отношениях оно было весьма несовершенным – и поэтому не готовым усвоить традиции крепостничества и жестокого деспотизма, навязываемые ему Санкт-Петербургом. Через некоторое время украинцы с правобережья Днепра, оставшиеся под властью Польши и часто устраивавшие против нее восстания (они известны в истории под названием «гайдаматчины»), тоже были покорены могущественными соседями – частично Россией, а частично ее партнером по разделу Польши, Австрийской империей. В последующие столетия этот находившийся под властью Австрии «западноукраинский» элемент нации оставался мощным форпостом национального сознания и оказывал значительное влияние на общественное и культурное развитие всего украинского народа, хотя численность западных украинцев, на которых не распространялась власть русских царей, была относительно небольшой.
На территориях же, отошедших по условиям раздела к России, продолжали укрепляться феодальные отношения. Царские фавориты получали крупные поместья на Украине. Указы, изданные Екатериной Великой в 1765–1796 гг., положили конец тем свободам, которыми мог дотоле пользоваться украинский крестьянин – его низвели до общероссийского положения. Но все-таки на Украине лишь несколько поколений крестьян успели испытать крепостное право в полном объеме, и двух поколений, чтобы стереть народную память о былых свободах, оказалось явно недостаточно (Маколей[*] считал, что и пяти-то мало!) .
Но в реальностях того времени Александр Герцен должен был зафиксировать: «Несчастная страна протестовала, но не была в состоянии противостоять лавине, надвигавшейся с севера в направлении Черного моря и покрывавшей все сплошным саваном рабства»[1].
Порабощение вольного крестьянства шло параллельно с гонениями на украинский язык и культуру. В церковь проникали московские обряды. В 1740 году на левобережной Украине имелось 866 школ, в 1800-м не осталось ни одной. Киевская Академия, основанная в 1631 году, была в 1819 году преобразована в чисто богословское заведение.
Конец украинской государственности, водворение крепостного права и самодержавного царского господства – все это не уничтожило национального самосознания до конца, но все же загнало его глубоко в национальную подкорку.
Начиная с конца 18-го века и до середины 19-го отдельные украинские лидеры пытались вовне найти какую-то поддержку идеям самостоятельного украинского государства. Но не благодаря их усилиям сохранялся этот народ. Просто крестьянство продолжало говорить на своем языке, просто песни и баллады о казацком славном прошлом стали частью естественного культурного наследия нации, которое никому оказалось не под силу искоренить. В 1798 году вышла в свет «Энеида» И.Котляревского, пародия на поэму Вергилия, считающаяся первым литературным произведением, напечатанным на современном украинском литературном языке. В течение всей первой половины 19-го столетия активно собирался украинский фольклор. В 1840 году начал публиковать свои замечательные лирические и патриотические стихи великий поэт нации, происходивший из крепостных, Тарас Шевченко (1814–1861). Его влияние на народное самосознание было колоссальным. В 1847 году поэта арестовали и сослали в Сибирь, в солдаты. Там он провел десять лет. Его произведения были запрещены, полностью их опубликовали в России лишь в 1907 году.
* * *
В начале 19-го века существовало множество народов, которых тогда определяли немецким словом «Naturvolk»[*]. Это означало, что, несомненно, существует этнически родственная группа людей, которые говорят на своем языке, хотя он и распадается нередко на десятки диалектов, но у этой группы, или общности людей, отсутствует национальное сознание, вырабатываемое для нее интеллигенцией. Подобное состояние было тогда характерно для всех балканских народов, да и для многих других тоже.
В аналогичное состояние, похоже, впали украинцы. Но их древнее национально-народное сознание не исчезало окончательно никогда. Свое отличие от русских они ощущали очень остро – их русифицировавшиеся помещики казались чуждыми, и Шевченко приравнивал позор русификации к позору крепостничества.
Под иго Российской империи попало много народов, недаром ее и прозвали тогда «тюрьмой народов». В Средней Азии, на Кавказе, в Польше, Прибалтике местные нации были подчинены России силой оружия. Но следует оговорить, что рассматривали их в империи обычно как «инородцев» (или «иноверцев»), и хотя перспективу их ассимиляции в русском среде не отбрасывали окончательно, но все-таки не считали ее и вполне реальной.
Иное положение складывалось в отношении Украины. К концу 19-го века, а особенно в новую, революционную эпоху, сама мысль, что эта обширная территория, которую российские империалисты неизменно считали неотъемлемой частью России, пусть не совсем ассимилировавшейся, что она вдруг пожелает освободиться от суверенитета северной столицы, – такая мысль казалась русскому обществу куда более невыносимой, чем соображения о том, что могут захотеть отделиться любые другие народы империи – и куда более малые, и значительно позднее завоеванные, и часто вообще неславянские, то есть неродственные. Поэтому даже самые либеральные круги русской интеллигенции, поглощенные борьбой с абсолютизмом царей, все же отворачивались от украинской проблемы и в общем противились предоставлению Украине даже символической автономии.
Подобно другим народам, веками находившимся в аналогичном положении (например, чехам), украинцы, казалось, состояли целиком из крестьян и священнослужителей. Но процесс индустриализации протекал и на их территории, и это привело к тому, что на украинские заводы, шахты, фабрики стекались наниматься на работу крестьяне из собственно русских областей, которые в целом жили значительно беднее украинцев. Поэтому промышленная революция 19-го века привела к новому демографическому процессу – к вторжению на Украину масс русского и вообще некоренного населения, составившего большую часть украинских горожан.
В начале 60-х годов 19-го века русское правительство вело сравнительно либеральную политику, и в этот период возникло немало украинских обществ и периодических изданий на украинском языке. Но уже в 1863 году был издан указ, провозгласивший, что украинского языка как такового не существует, что это лишь диалект русского языка, и были запрещены любые публикации на украинском языке –исключение сделали только для беллетристики. В первую очередь запрещались книги «религиозного содержания и образовательные, а также книги, предназначенные для начального чтения». Ряд украинских деятелей был выслан на север России, украинские школы и газеты закрыты.
Несмотря на эти меры правительства, в 1870-е годы все еще продолжали существовать украинские общества (громады), легально занимавшиеся чисто исследовательской работой, но все-таки поддерживавшие возрождение национального самосознания. В 1876 году вышел новый указ, позволявший публиковать на украинском языке только исторические документы и одновременно запрещавший украинские театральные или музыкальные представления и закрывающий главные печатные органы движения – хоть и на русском языке, но с проукраинской ориентацией.
Последовавшая вслед за этим действенная кампания русификации, однако, не слишком русифицировала украинское крестьянство. Удалось достичь одной-единствениой цели: народу отказали в книгах и школах на родном языке. Это привело к беспрецедентному росту безграмотности, охватившей до 80 процентов населения – огромный спад! По словам П. Григоренко, украинца, хоть он и выразился в несколько драматизированной форме, за столетия, которые украинцы провели в российском имперском государстве, они забыли имя своего народа и привыкли к названию, навязанному им колонизаторами – малороссы[2].
И все же среди крестьянства из уст в уста передавались старинные баллады о великих национальных героях гетманской республики и Запорожской Сечи, а поэты и интеллигенция хранили память о национальных идеях. В 1897 году была основана нелегальная Всеукраинская демократическая организация, координировавшая деятельность культурных и социальных групп по всей Украине.
Но до начала 20-го века почти не наблюдалось массового движения среди украинского населения. Возрождение нации на рубеже веков показалось всем внезапным и поразительным по масштабам. (Один из ведущих представителей украинского национального движения утверждал, что по-настоящему массовым оно стало к 1912 году.)[3]
Появились признаки того, что близится новая вспышка национального духа. В 1908 году повторились крестьянские бунты 1902 года. Имущие классы состояли главным образом из неукраинцев, украинцы составляли крестьянскую массу. Поэтому зарождавшееся на Украине националистическое движение (как и в Польше, так и в будущей Чехословакии и других странах) одновременно имело социальную тенденцию. Первая чисто политическая партия – Украинская революционная партия, – основанная в 1900 году, вскоре подпала под марксистское влияние. Позже она раскололась, и одна из ее фракций присоединилась к Российской Социал-Демократической Рабочей партии и вскоре в ней растворилась, зато другая, называемая Украинской Социал-Демократической партией, разошлась с Лениным по вопросу о самоопределении Украины и сохранила определенную самостоятельность.
Следующей и в конечном итоге куда более значительной украинской партией стала Украинская партия Социалистов-Революционеров, хотя вплоть до 1917 года она имела незначительное влияние в народе.
В 1905 году появилась первая в Российской империи газета на украинском языке «Хлiбороб», вслед за ней возникло множество других, в частности, начала выходить ежедневная газета «Рада». В 1907 году вышло первое полное собрание поэтических произведений Шевченко. В Первой Государственной Думе, избранной в соответствии с Манифестом, вырванным в ходе революции 1905 года, украинские представители создали блок из сорока депутатов. Во Второй Думе украинские депутаты уже выдвинули требования об автономии Украины.
Столыпин – какими бы прогрессивными ни были его взгляды в вопросах экономики – являлся подлинным русским империалистом во всем, что касалось национального вопроса. В 1910 году он приказал закрыть украинские культурные общества, издательства, запретил чтение лекций на украинском языке и в местных университетах – короче, он вновь реализовал запрет на публичное применение национального языка на Украине. Хотя некоторые либералы в это время уже поддерживали культурные – отнюдь не политические! – требования украинцев, но в обществе премьер не встретил никакой оппозиции: «прогрессивная» и «либеральная» пресса промолчала.
Но, несмотря на любые запретительные меры властей, столетний юбилей со дня рождения Шевченко в 1914 году вылился в бурное проявление национальных чувств, и стоит отметить, что непосредственное участие в празднике приняли и села.
То, что национальный ренессанс наступил так поздно (хотя, оговорим, не позже, чем и у многих других народов Восточной Европы), плюс ошибочное восприятие языкового родства русских и украинцев за полную их языковую тождественность, и отсутствие политических границ между Россией и Украиной, – все это вместе взятое произвело на непроницательный Запад впечатление, что украинской нации вообще не существует – в отличие, скажем, от польской или русской. Эта точка зрения, несмотря на ее полную несостоятельность, сбивает нас с толку даже сегодня, определяя у многих инстинктивное отношение к украинскому народу. Весь этот комплекс обстоятельств стоит серьезно проанализировать.
Когда разразилась Первая мировая война, вся деятельность украинской периодической прессы была немедленно приостановлена, просветительская работа прекращена, ведущие национальные лидеры, несмотря на их заверения в лояльности к воюющей России, были арестованы и потом сосланы.
* * *
Национальность в принципе пустой звук в ортодоксальном марксизме. Как известно, «пролетарии не имеют отечества». Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» определили пролетариат как «выражение недовольства существующим обществом со стороны всех классов, национальностей и т.д.».
В 1916 году Ленин прямо заявил, что «целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, но и слияние их»[4]. И он определил нацию как исторически преходящую, характерную для своей исторической эпохи категорию – характерную именно для стадии капитализма[5].
Но одновременно он заявил (в документе 1914 года), что «именно потому и только потому, что Россия вместе с соседними странами переживает эту эпоху, нам нужен пункт о праве наций на самоопределение в нашей программе»[6].
Признав, что в течение какого-то неопределенного переходного периода национальные устремления все же сохранятся, Ленин стал обдумывать, как их ему использовать. В его знаменитом высказывании (именно в связи с националистическими движениями) есть такие слова:
«Генеральные штабы в теперешней войне тщательно стараются использовать всяческое национальное и революционное движение в лагере их противников… Мы были бы очень плохими революционерами, если бы в великой освободительной войне не сумели использовать всякого народного движения против отдельных бедствий империализма в интересах обострения и расширения кризиса»[7].
Итак, с точки зрения ленинской теории, национальные движения и проблемы национального суверенитета – все это преходящие явления буржуазного характера, но коммунисты могут использовать их в более важном деле – в интересах собственной классовой борьбы. Отсюда был сделан вывод, что те или иные национальные движения должны (или, наоборот, не должны) употребляться на пользу коммунизму! И те, которые нельзя будет использовать в нужных целях, следует подавить самым безжалостным образом.
Даже в канун российской революции Ленин писал:
«Если… несколько народов начнут социалистическую революцию… и если другие народы окажутся главными столпами буржуазной реакции, – мы тоже должны быть за революционную войну с ними, за то, чтобы «раздавить» их, за то, чтобы разрушить все их форпосты, какие бы мелко национальные движения здесь ни выдвигались…»,
поскольку
«отдельные требования демократии, в том числе самоопределение, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне общесоциалистического) мирового движения. Возможно, что в отдельных конкретных случаях частичка противоречит общему, тогда надо отвергнуть ее».
Таким образом, всяким конкретным национальным движением можно жертвовать, если руководствоваться принципом, что «…интересы демократии одной страны должны быть подчинены интересам демократии нескольких и всех стран»[8].
По словам Ленина, Энгельс еще в 1849 году писал, что немцы, венгры, поляки и итальянцы «представляют революцию», тогда как южные славяне «представляют контрреволюцию», и что так дело обстоит уже тысячу лет[9]. Сам Маркс писал (в тот, конечно, период, когда немцы еще считались «прогрессивной нацией»):
«Если не считать поляков, русских и, в лучшем случае, славян в Турции, ни у одного славянского народа нет будущего, по той простой причине, что у славян нет самых основных исторических, географических, политических и промышленных предпосылок к независимости и жизнестойкости»[10].
А вот комментарий к этому же вопросу у Энгельса:
«Да, вы можете спросить, неужели у меня нет нм малейшего сочувствия к малым славянским народам и остаткам народов… По правде говоря, у меня ни бог весть сколько сочувствия к ним». (С таким же презрением он высказывался и об «этих несчастных бессильных так называемых нациях» – датчанах, голландцах, бельгийцах, швейцарцах и т. п.)[11]
Центральная глава в труде Сталина «Марксизм и национальный и колониальный вопрос» была написана им еще до революции и тогда же одобрена Лениным, который впоследствии назначил этого теоретика своим народным комиссаром по делам национальностей в первом советском правительстве в 1917 году. Развивая основную идею Ленина, Сталин писал так:
«Бывают случаи, когда национальные движения: в некоторых угнетаемых странах сталкиваются с интересами развития пролетарского движения. В таких случаях ни о какой поддержке не может быть и речи. Вопрос права наций не есть изолированный самостоятельный вопрос; он является частью общей задачи пролетарской революции, подчиненной целому, и должен рассматриваться с точки зрения целого»[12].
И еще:
«Случается, что право на самоопределение вступает в конфликт с другим, более высоким правом – правом рабочего класса, который пришел к власти, укрепить эту власть. В таких случаях – и это следует сказать прямо – право на самоопределение не может и не должно служить препятствием на пути рабочего класса к осуществлению права на диктатуру»[13].
Сразу же после революции Ленин заявил:
«Но ни один марксист, не разрывая с основами марксизма и социализма вообще, не сможет отрицать, что интересы социализма стоят выше, чем интересы права наций на самоопределение. Наша социалистическая республика сделала все, что могла, и продолжает делать для осуществления права на самоопределение Финляндии, Украины и пр. Но если конкретное положение дел сложилось так, что существование социалистической республики подвергается опасности в данный момент из-за нарушения права на самоопределение нескольких наций (Польши, Литвы, Курляндии и пр.), то, разумеется, интересы сохранения социалистической республики стоят выше»[14].
Что касается определения реальной структуры государства в многонациональной России, то большевики первоначально и слушать не хотели о решении этого вопроса на основе федеративных начал. В 1913 году Ленин говорил:
«Федерация означает союз равных с их согласия… Мы принципиально отвергаем федерацию; она ослабляет экономические звенья; для нашего государства это неприемлемая форма»[15].
Опыт нескольких последующих лет показал, что Ленин и большевики сильно недооценивали, недопонимали важность национального вопроса: по этой проблеме как раз на Украине они получили свои главные политические уроки. После событий, ход которых будет изложен ниже, Ленин согласился на провозглашение всех атрибутов федерации, на полную культурную автономию – словом, он уступил очень многое, но при единственном условии: политическая власть должна остаться централизованной, и центр ее останется в столице России.