Коннелли Майкл. В погоне за удачей

   — Надеюсь, вы знакомы с основным направлением работ нашей лаборатории за последние несколько лет, — начал Пирс. — Об этом мы беседовали еще во время вашего первого визита. Сегодня же мы хотим поговорить о результатах, которых удалось достичь в рамках проекта «Протей». За последний год нами получены принципиально новые данные, которые естественным образом вытекают из предыдущих работ. Вы можете сказать, что в этом мире все исследования взаимосвязаны. Одна идея следует из другой, по принципу домино, когда костяшки падают одна за другой, по цепочке. И «Протей» действительно является частью такой цепи.
   Далее Пирс кратко, но выразительно обрисовал завораживающие перспективы применения нанотехнологий в биологии и медицине. Он также упомянул, что два года назад привлек высококвалифицированного иммунолога Брендона Ларраби для активизации работ над биологическими аспектами проблемы.
   — Практически в любой статье о молекулярной компьютеризации, которую вы найдете сегодня в специальных и научно-популярных журналах, говорится о биологических перспективах. Это, пожалуй, самая волнующая цель, которая охватывает широкий спектр жизненных задач — от поддержания химического равновесия в организме до лечения болезней, распространяющихся через кровь. Да, до окончательного решения этой проблемы еще довольно далеко, однако из раздела научной фантастики она уже перешла в число удаленных, но реально видимых целей. По своей сути наш «Протей» направлен на разработку биологически совместимых систем энергетического питания. Его задача — создание биологической батареи, которая бы идеально сосуществовала с живым организмом. И то, чем мы здесь занимаемся, — это отыскание формулы, которая позволит живым клеткам, входящим в состав крови, генерировать электрические импульсы, призванные обеспечить функционирование умных компьютерных устройств.
   — Фактически это извечный вопрос о курице и яйце, — добавил Ларраби. — Что появилось первым? Так вот, мы пришли к выводу, что вначале надо создать источник энергии и строить всю систему, опираясь на этот фундамент, снизу вверх. То есть начать с двигателя, а уже к нему пристраивать любые приборы и устройства.
   — Похоже, вы говорите о формуле источника энергии как базовой платформе, на которой будут возведены все будущие конструкции молекулярно-информационного типа. Я вас верно понял?
   — Именно так, — согласился Пирс. — Как только сообщение об этом появится в научных журналах и прозвучит на конференциях, оно резко подстегнет исследования и эксперименты в этой области. Ученые и специалисты с большей энергией возьмутся за решение практических вопросов, узнав, что эта фундаментальная проблема принципиально решена. Именно мы покажем всем путь к созданию таких микробиологических батарей. И уже в ближайший понедельник мы подаем серию заявок на выдачу патентов, защищающих наши права на это открытие. А после этого опубликуем открытые материалы наших исследований и сможем предоставить лицензию на их использование всем желающим, работающим в этой области.
   — Тем, кто изобретает и создает крошечные компьютеры, которые могут вводиться в кровеносные сосуды?
   Эти слова произнес Годдар, причем не столько вопросительным тоном, а скорее как утверждение. Это был неплохой признак — похоже, он не только заинтересовался, но и заволновался.
   — Да, — ответил Пирс. — Обладая таким источником энергии, вы можете сделать многое. Ведь без двигателя ни одна машина не тронется с места. А наш моторчик смогут использовать исследователи, занимающиеся решением самых разнообразных проблем.
   — Например, — добавил Ларраби, — только в одной нашей стране более миллиона людей страдают сахарным диабетом. Они вынуждены постоянно контролировать содержание сахара в крови и делать инсулиновые инъекции. Кстати, я тоже принадлежу к их числу. Но уже сейчас можно сказать, что в обозримом будущем создадут программированные клеточные устройства, которые, будучи введены в кровь, станут контролировать ее состав, а при необходимости выводить из организма или добавлять нужные компоненты.
   — Расскажи еще о вирусе сибирской язвы, — предложил Кондон.
   — Кстати, о сибирской язве! — откликнулся Пирс. — Из событий последнего года мы все прекрасно знаем, насколько опасен и трудноуловим этот вирус, особенно при распространении воздушным путем. Так вот, наши исследования способны приблизить тот день, когда, например, всем почтовым служащим и нашим военным имплантируют специальные биочипы, которые будут мгновенно фиксировать и уничтожать подобные бациллы еще до того, как те начнут размножаться и необратимо заразят организм.
   — Как видите, — продолжил Ларраби, — возможности практически безграничны. И, как я уже отмечал, это открытие обязательно будет востребовано в самых различных научных отраслях. При этом сразу возникает вопрос: как ввести такие биобатареи в организм? Именно это и было самым узким местом всех наших изысканий, хотя сама проблема возникла довольно давно.
   — Похоже, нам удалось найти решение, — добавил Пирс. — Это и есть наша формула.
   В лаборатории повисла тишина. Взглянув на Годдара, Пирс понял, что тот почти созрел. За свою жизнь Годдар не раз бывал в нужных местах и в нужное время, из чего сумел извлечь для себя немало пользы, но, пожалуй, в такую ситуацию, как сейчас, он еще не попадал. Он чувствовал, что тут дело пахнет не только прибылью — и приличной прибылью, — но и возможностью прославиться, что и вызывало у него особое возбуждение.
   — А не могли бы вы продемонстрировать нам свои достижения? — поинтересовалась Джастин Бичи.
   — Разумеется, — ответил Пирс. — Мы продемонстрируем наши результаты с помощью вот этого СЭМа — сканирующего электронного микроскопа.
   Он повел всю группу в комнату, сотрудники называли ее изобразительной лабораторией, и она была размером со спальню. Здесь стоял оснащенный компьютером сканирующий электронный микроскоп величиной с письменный стол, а над ним возвышался монитор с 50-сантиметровым экраном.
   — Это и есть наш сверхзоркий электронный глаз, — пояснил Пирс. — Объекты, с которыми мы работаем, слишком малы, чтобы их можно было разглядеть в обычный микроскоп. Именно с помощью СЭМа мы наблюдаем за процессами, которые исследуем и моделируем в рамках нашего проекта. А результаты высвечиваются на экране сверху.
   Подойдя к небольшому боксу рядом с монитором, он открыл заслонку и выдвинул из ящика поддон, на котором лежала полированная кремниевая подложка.
   — Не буду мучить вас специфическими названиями сложных органических веществ, которые мы используем в своей формуле, но, говоря обобщенно, на эту подложку помещены человеческие клетки, а к ним добавлены молекулы различных белков, вступающие с клетками в активное взаимодействие. В результате биохимических реакций выделяется та самая энергия, о которой мы с вами только что говорили и которая может быть использована для питания крошечных молекулярных устройств. Чтобы проследить за процессом превращения и генерации энергии, мы помещаем систему в специальный химический раствор, чувствительный к действию электрических импульсов. Под их действием он начинает испускать световые сигналы.
   Пока Пирс загружал поддон с демонстрационной системой в экспозиционную камеру и проводил настройку прибора, Ларраби продолжал объяснять смысл эксперимента:
   — По ходу процесса электрическая энергия переходит в биомолекулярную форму, сокращенно она называется АТФ^[21], которая в нашем организме является главным источником энергии. Получившаяся АТФ разлагается с образованием лейцина — вещества, которое вызывает свечение хорошо вам известных светлячков. Этот процесс называется хемилюминесценцией.
   Пирсу показалось, что Ларраби слишком ударился в научную терминологию. А ему очень не хотелось утратить внимание аудитории. Поэтому он жестом попросил иммунолога занять место перед монитором, что тот и сделал, привычно набрав на клавиатуре нужную команду. Черный экран пока оставался пустым.
   — Сейчас Брендон приведет систему в действие, — комментировал Пирс. — И скоро вы увидите на этом мониторе бесспорные и весьма колоритные результаты эксперимента.
   При этих словах он отступил на шаг и легонько подтолкнул Годдара и его помощницу к экрану, чтобы тем было лучше видно. Затем Пирс отошел в глубь комнаты и привычно произнес:
   — Свет.
   И лаборатория, лишенная окон, тут же погрузилась в темноту. Он обрадовался, что голос почти вернулся в нормальное состояние и датчики стали реагировать на его звуковой сигнал, как и раньше. В повисшей тишине чуть заметно мерцал черно-серый экран дисплея. Света не хватало даже для того, чтобы Пирс мог разглядеть лица своих ближайших соседей. Пошарив рукой по стене, он нащупал крючок, на котором висели инфракрасные очки ночного видения, снял их и надел на голову. Потом отыскал слева кнопку переключателя и включил прибор, но тут же сдвинул окуляры вверх, решив пока подождать. Эти очки Пирс принес сюда сегодня утром. Обычно их использовали в лазерной лаборатории, но ему захотелось с их помощью тайком разглядеть лица Годдара и Бичи, чтобы определить их реакцию на демонстрацию опыта.
   — Так, кажется, началось, — произнес Ларраби. — Следите за экраном.
   Еще с полминуты монитор слепо мерцал в темноте, но вдруг на экране появилось несколько крошечных светящихся точек размером с булавочную головку, напоминавших звезды на облачном небе. Светлячков становилось все больше и больше, и скоро экран стал напоминать Млечный Путь.
   Никто не говорил ни слова. Все внимательно наблюдали.
   — Брендон, а теперь включи тепловой режим, — попросил Пирс.
   Это была одна из частей их сценария. Финальная часть симфонии, крещендо. Ларраби уверенно нажимал в темноте нужные клавиши — он давно уже мог делать это вслепую.
   — Переход на тепловой режим означает получение цветного изображения, — объяснил он. — В зависимости от интенсивности свечения мы увидим все цвета — от фиолетового на нижнем конце через зеленый, желтый и красный до пурпурного на верхней границе спектра.
   Экран монитора брызнул всеми цветами радуги. Преобладали оттенки желтого и красного, но особенно впечатляли пурпурные фрагменты. Яркая цветная мозаика живыми волнами перемещалась по экрану, переливаясь, словно океанская гладь под луной или огни ночного Лас-Вегаса с высоты птичьего полета.
   — Северное сияние, — шепотом выговорил кто-то из присутствующих.
   Пирсу показалось, что прозвучал голос Годдара. Опустив окуляры тепловых очков на глаза, он теперь тоже все мог видеть в цвете. Сквозь линзы все в комнате переливалось желтым и красным цветами. Пирс перевел взгляд в сторону Годдара, на лице которого можно было обнаружить практически все оттенки красного. Годдар в темноте пристально наблюдал за экраном с открытым ртом. Лоб и щеки у него были пурпурными, а временами становились темно-бордовыми, по-видимому, от волнения.
   Эти резонансные очки в данном случае тоже служили удовлетворению научного любопытства, позволяя наблюдать, что люди думают и как себя ведут, когда считают, что их никто не видит. Пирс заметил, как на лице Годдара расплылась широкая красная улыбка. И в этот момент Пирс понял, что дело сделано. Деньги они получат, а значит, обеспечат будущее — свое личное и лаборатории. Он бросил взгляд в другой конец комнаты, где, прислонившись к стене, стоял Чарли Кондон. Тот тоже смотрел в сторону, где должен был находиться Пирс, и даже уверенно кивнул ему, не пользуясь никакой специальной оптикой, словно видел в темноте.
   Пожалуй, настал самый важный момент в биографии ведущих сотрудников «Амедео». Они стояли на пороге, за которым их ждали деньги, а возможно, и слава. Но для Пирса дело обстояло иначе. Для него это было нечто большее, чем деньги. То, что невозможно просто положить в карман, но навсегда останется в голове и сердце, заставляя неудержимо стремиться вперед.
   Вот что ему дала наука. И прежде всего гордость, которая помогает забыть все плохое, оставшееся в прошлом, все ошибки и просчеты.
   Все, кроме Изабелл.
   Он стянул с головы очки и повесил их на крючок.
   — Вот тебе и северное сияние, — прошептал он еле слышно.

Глава 29

   После этого гостям продемонстрировали еще два опыта на СЭМе, но уже с другими подложками. В обоих случаях экран светился, как рождественская елка, и Годдар остался вполне удовлетворен. Затем Пирс пригласил всех в соседнюю лабораторию, где попросил Грумса рассказать о двух параллельных проектах и показать опытные образцы. В конце концов Годдар собирался вложить деньги в общую исследовательскую программу их фирмы, а не в один «Протей». В 12.30 презентация подошла к концу, и они отправились на обед в конференц-зал. Кондон договорился, что ленч организует ресторан «У Джо», отличавшийся классным обслуживанием и хорошей кухней.
   Беседа протекала довольно живо, хотя Джастин Бичи откровенно старалась перетянуть общее внимание на себя. Много говорилось о научных перспективах, но тактично не упоминались связанные с этим прибыли. В самый разгар беседы Годдар обернулся к сидящему рядом Пирсу и тихо произнес:
   — А ведь у моей дочки болезнь Дауна.
   Больше он ничего не сказал, потому что добавить было нечего. Пирс понимал, что Годдар размышляет о временном факторе. О том, что хотя время еще не пришло, но есть надежда, что такие болезни в будущем удастся предотвратить.
   — Уверен, вы ее очень любите! — откликнулся Пирс. — И ручаюсь, она сама это прекрасно понимает.
   Прежде чем ответить, Годдар задумчиво посмотрел перед собой.
   — Да, именно так. Я часто вспоминаю о ней, когда делаю свои инвестиции.
   Пирс кивнул.
   — Вам приходится думать о ее обеспеченном будущем.
   — Нет, дело совсем не в этом. Что касается ее будущего, оно многократно гарантировано. О чем я действительно думаю, так это о том, что, как бы много я ни сделал в этом мире, мне не удастся ей помочь. Не в моих силах ее вылечить... Я хочу сказать... будущее наступит не так скоро, как хотелось бы. Вот... я и стараюсь его приблизить.
   Он отвел глаза в сторону, не в силах подобрать нужные слова.
   — Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — произнес Пирс.
   Неожиданно их грустная беседа была прервана громким хохотом Бичи, сидевшей за столом рядом с Кондоном напротив Пирса. Годдар тут же улыбнулся и кивнул, будто понял рассмешившую ее шутку.
   Во время десерта, чудного цитрусового пирога, Годдар неожиданно вспомнил о Никол.
   — Знаете, о ком я скучаю? — сказал он. — О Никол Джеймс. Где она сегодня? Неплохо бы с ней хотя бы поздороваться.
   Пирс и Кондон переглянулись. Чарли заранее продумал соответствующее объяснение отсутствия Никол.
   — К сожалению, ее больше нет в «Амедео», — ответил Кондон. — В прошлую пятницу она уволилась.
   — Именно сейчас? И куда же она перешла?
   — Пока никуда. Она хочет немного подумать, чем заняться. Однако в ранее подписанном контракте есть специальный пункт, что Никол отказывается от работы с нашими конкурентами, поэтому не надо беспокоиться, что она выдаст наши секреты.
   Нахмурившись, Годдар неохотно кивнул.
   — Это довольно уязвимая позиция, — заметил он.
   — Вовсе нет, — возразил Кондон. — Никол занималась внешними делами фирмы, а не внутренними. В ее задачи входило собирать и анализировать информацию о работах конкурирующих организаций, параллельных нашим собственным проектам. У нее не было доступа в лабораторию, и она никогда не видела опытную демонстрацию, на которой вы присутствовали сегодня утром.
   Это была неправда, хотя Чарли не знал об этом. Ложь была аналогична той, которой Пирс накормил Клайда Вернона по поводу того, что было известно Никол. На самом деле она знала и видела все. В одно из воскресений Пирс привел ее в лабораторию, включил электронный микроскоп и продемонстрировал «северное сияние». Это было в тот период, когда их отношения резко разладились и он судорожно пытался найти способ снова все склеить и удержать Никол. Он нарушил установленные им самим правила и показал именно то, что так часто удерживало его на работе и отрывало от Никол. Но даже эта тайная демонстрация не остановила распада их личных отношений, кончившегося полным разрывом. И уже через месяц Никол приняла окончательное решение об уходе.
   В данный момент Пирсу не хватало Никол куда больше Годдара, но совсем по другой причине, однако он взял себя в руки и к концу обеда почти успокоился. После кофе официанты убрали посуду и приборы, тщательно вытерли полированный стол, и тот заблестел словно зеркало, отражая размытые фигуры присутствующих.
   После того как служащие ресторана закончили уборку, настало время продолжить переговоры.
   — А теперь расскажите нам о ситуации с патентами, — попросила Бичи, сложив руки на столе и наклонившись вперед.
   Пирс сделал знак Кацу, и тот приступил к делу:
   — Это один из важнейших патентов. Он состоит из девяти частей, которые касаются тех процессов, с какими вы сегодня познакомились. Мы постарались максимально охватить все детали этого открытия. Тем самым мы надежно защитим свой приоритет на будущее.
   — И когда вы собираетесь подавать заявку?
   — В понедельник утром. В эту субботу я лечу в Вашингтон, чтобы уже в понедельник к девяти часам утра лично доставить заявочные материалы в патентное бюро.
   Поскольку Годдар находился рядом с Пирсом, тому легче было наблюдать за его помощницей, сидевшей напротив. Похоже, Бичи была удивлена их оперативностью. Это был хороший признак. Пирс и Кондон намеревались форсировать события и хотели заставить Годдара принять решение прямо сейчас, ведь излишнее выжидание могло обернуться для него потерями.
   — Как вы знаете, в этой научной области наблюдается острая конкуренция, — вступил в разговор Пирс. — Помимо прочего, в ближайшее время мы собираемся опубликовать свое открытие. Мы с Брендоном подготовили соответствующую статью и скоро отправим ее в печать. Вероятно, уже завтра.
   После этих слов Пирс бросил взгляд на свои наручные часы — было почти два пополудни.
   — К сожалению, — продолжил он, — мне придется покинуть вас и вернуться на работу. Если возникнут какие-то вопросы, на них ответит Чарли. Я буду у себя в кабинете, вы можете связаться со мной по телефону. Но если дозвониться все-таки не удастся, значит, телефон отключен на время испытаний.
   Откатив свой стул от стола, он уже собирался встать, когда Годдар придержал его за руку.
   — Одну секунду, Генри, если не возражаешь.
   Пирс снова сел. Годдар пристально посмотрел на него и значительным взглядом обвел лица всех присутствующих. Пирс уже понял, что это означает, и почувствовал приятное покалывание в груди.
   — Хочу объявить прямо сейчас, пока мы здесь все вместе, что намереваюсь вложить свои средства в вашу компанию. Я рад участвовать в том замечательном деле, которым вы здесь занимаетесь.
   Послышались оживленные восклицания и нестройные аплодисменты. Годдар энергично пожат руки Пирсу и Кондону, протянутую через стол.
   — Никому не двигаться! — приказал Кондон, после чего встал и направился в угол комнаты к телефону, стоявшему на журнальном столике. Потом нажал три кнопки внутреннего номера, быстро пробормотал что-то в трубку и вернулся на свое место. Через несколько минут в комнату вошли две девушки, Моника Перл и секретарша Кондона по имени Холли Каннхейзер, с двумя бутылками шампанского «Дон Периньон» и подносом с бокалами.
   Чарли откупорил бутылки и разлил вино. Помощниц тоже пригласили остаться и взять бокалы. Но между глотками шампанского девушки успевали еще фотографировать присутствующих.
   Первый тост предложил Кондон:
   — За Мориса Годдара! Мы были рады совершить с вами это волшебное путешествие.
   Тут же ответное слово взял Годдар и, подняв бокал, коротко произнес:
   — За будущее!
   При этом он смотрел на Пирса, который кивнул и поднял полупустой бокал. После этого медленно обвел взглядом лица присутствующих, включая Монику, и наконец проговорил:
   — Это здание для вас выглядит довольно скромным. Но с нашим ростом небольшим оно кажется огромным.
   Допив бокал, он оглянулся на окружающих. Похоже, его слова никто толком не понял.
   — Это стихи из детской книжки, — пояснил он. — Ее написал Доктор Сус, и в ней говорится, что надо верить в существование других миров, даже размером с пылинку.
   — Ясно, — промолвил Кондон, снова поднимая бокал.
   Пирс направился к выходу, пожимая руки и бормоча слова благодарности и поздравления. Но когда он приблизился к Монике, та сразу перестала улыбаться и сделала постное лицо.
   — Спасибо, Моника, что помогла все это организовать. Ты уже беседовала с Чарли относительно своего перехода?
   — Нет, но обязательно поговорю.
   — Ладно. А мистер Реннер еще не звонил?
   Пирс намеренно пропустил слово «детектив» на случай, если кто-нибудь подслушает их разговор.
   — Пока нет.
   Он кивнул, не зная, что бы еще сказать.
   — Я оставила на твоем столе несколько записок, — сообщила Моника. — Две от адвоката. Она настаивала, что это очень срочно, но я не могла прервать вашу презентацию.
   — Все правильно. Спасибо.
   Пирс подошел к Годдару и тихо сказал ему, что все организационные вопросы по поводу инвестиций тот может обсудить с Кондоном. Еще раз пожал ему руку и покинул конференц-зал, направляясь по коридору к своему кабинету. Ему очень хотелось перейти на бег, но он все-таки сдержался.

Глава 30

   Быстро скользнув за письменный стол, Пирс прочитал три записки, оставленные Моникой по поводу присланных ему сообщений. Два были от Дженис Лангуайзер с пометкой «Очень срочно. Позвоните, как сможете». Еще был звонок от Коуди Зеллера.
   Пирс отодвинул записки в сторону, прикидывая, с чего лучше начать. Он не думал, что от Лангуайзер можно ожидать приятных новостей. А после произошедшего только что в конференц-зале выслушивать все это просто не было сил. Пирс чувствовал себя перевозбужденным, ему не хватало воздуха. Он подошел к окну и распахнул его настежь.
   Пирс решил сначала позвонить Зеллеру, рассчитывая, что приятелю удалось откопать что-то новенькое. Уже через минуту его сообщение на пейджер откликнулось телефонным звонком.
   — Прости, друг, — извиняющимся тоном произнес Зеллер. — Ничего не удалось сделать.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Я не сумел отыскать никаких следов этой Люси Ла-порт. Ни единой зацепки. Эта дамочка даже не была подключена к кабельному телевидению.
   — Вот как?
   — А ты уверен, что это ее настоящее имя?
   — Она мне сама сказала.
   — Это одна из девиц с того веб-сайта?
   — Да.
   — Черт побери, ты должен был сказать мне это раньше. Они, как правило, не пользуются своими именами.
   — А вот Лилли Куинлан пользовалась.
   — Ну а Люси Лапорт? Похоже, это имя навеяно какой-то театральной пьесой типа «Трамвай „Желание“». И вероятность того, что она сообщила тебе хоть слово правды, в том числе свое имя, один шанс из...
   — Нет, это правда, потому что было сказано в очень доверительной ситуации, когда просто невозможно солгать, уж поверь мне.
   — Доверительная ситуация? Но ты же говорил, что у вас с ней ничего не было.
   — Да, не было. Мы с ней беседовали по телефону, тогда она и сказала.
   — Ну, секс по телефону — это одно из их любимых занятий.
   — Ничего подобного, Коуди. Извини, мне пора.
   — Подожди еще минуту. А как дела с «китовой охотой»?
   — Все прошло отлично. Как раз сейчас Чарли заканчивает его обработку.
   — Классно.
   — У меня есть дела, Коуди. Спасибо за то, что пытался помочь.
   — Об этом не беспокойся. Счет я пришлю позднее.
   Пирс нажал кнопку отбоя и тут же набрал номер Лангуайзер. Трубку взяла секретарша и соединила его с адвокатом.
   — Где вы пропадали? — воскликнула она. — Я просила вашу помощницу сразу передать мое сообщение.
   — Она сделала все, что ей полагалось. Я запретил ей отрывать меня от дел. Что случилось?
   — Ну, достаточно сказать, что вашему адвокату пришлось прилично потрудиться. Слава Богу, у меня есть надежные источники в полиции.
   — Ну и?..
   — То, что я вам сейчас расскажу, сугубо конфиденциально. В принципе эта информация служебная. И если об этом узнает кто-то посторонний, то вполне может начаться расследование по факту ее утечки.
   — И что это за сведения?
   — Так вот, источник сообщил мне, что сегодня Реннер почти целый день провел за письменным столом, чтобы обосновать выдачу ордера на обыск. И уже успел показать эту заявку судье.
   Все: и тон ее предыдущих сообщений, и это предупреждение — буквально подавило Пирса.
   — И что все это значит?
   — Это значит, что он собирается обследовать вашу собственность. Квартиру, машину и, возможно, даже дом, где вы жили до переезда на набережную, поскольку все случилось именно в то время, когда вы там проживали.