Страница:
А комиссар Тинь позаботился о том, чтобы это подозрение в виде совершенно конфиденциального сообщения стало известно достаточно широкому кругу лиц в главном управлении полиции.
– Дракон слухов отправился в путь, – пошутил он, разговаривая с доктором Меркером по телефону. – Теперь наберемся терпения.
Некоторое время тьма безмолвствовала… зато на небосводе появилось солнышко: доктору Меркеру позвонила Бэтти Харперс.
– Как поживаешь, Фриц? – весело спросила она. В трубке было слышно, как плещется вода.
Меркер закрыл на какое-то мгновение глаза. «Она сидит на бортике бассейна, – подумалось ему. – Под одним из больших тентов. Слуга только-только принес ей прохладительные напитки. С террасы открывается прекрасный вид на Коулун, на гавань, острова, на сам Гонконг, где за Викторией горы закрывают морской простор. Нет в мире панорамы красивее… это бесспорно! От такой красоты даже хмелеешь!»
– Плохи у меня дела! – жалобным голосом проговорил Меркер. – А что это у тебя там за плеск воды?
– Неужели слышно? – Она засмеялась, как колокольчик. – Это Джеймс. Моржа из себя изображает. Он машет мне, потому что знает, с кем я сейчас разговариваю. Он тебя приглашает. Да, официально. На завтра, на десять вечера. Да, званый ужин. Увидишь всех, кто считается в Гонконге «золотой почвой». Есть у тебя белый смокинг?
– В случае чего могу взять напрокат, – смутился Меркер. Его пригласили на знаменитый званый ужин, который Маклиндли обычно устраивал в саду, – после каждого такого пиршества все газеты пестрели фотографиями тех, кого он пригласил, все сплошь миллиардеры! И его, обыкновенного немецкого врача, тоже туда позвали?
– Что значит «в случае чего»? Ты будешь у нас – и все тут! – отрезала Бэтти. – Через час к тебе приедет один из лучших портных Гонконга и снимет мерку. Завтра вечером на тебе будет наимоднейший белый смокинг из шелка – ты переплюнешь всех гостей!
– Прошу тебя, Бэтти, не надо! Это не по мне… Возьму смокинг напрокат, только и всего…
– Я на тебя наехала, Фриц, и я у тебя в долгу. Между прочим: в смокинге ты будешь иметь шикарный вид, у тебя самая настоящая смокинговая фигура.
– Боже мой, неужели и такие фигуры бывают? – Меркер рассмеялся от всей души. – Не зря говорят: знание – свет, а невежество – тьма. Да, но комплимент за комплимент: у тебя самая настоящая бикиниевая фигура!
Положив трубку, он сразу набрал номер комиссара и сообщил ему о полученном приглашении.
– Поздравляю, – сдержанно проговорил Тинь Дзедун. – Продолжайте в том же духе, и скоро в Гонконге будет на одного суперплейбоя больше. То-то вы завтра удивитесь: на приемах у Маклиндли полицейской охраны нет, нет и внешнего наблюдения. У него есть своя собственная армия, она герметически перекрывает все входы во дворец и выходы из него – муравей не проскочит. – Голос Тиня приобрел вдруг металлические нотки: – Ничего необычного в вашем ближайшем окружении не было?
– Нет. Пока что гранат в меня не бросали.
– Будьте осторожны, доктор Мелькель… Не доверяйте неизвестным людям и не подпускайте их к себе.
– Ко мне вот-вот приедет портной.
– Мы его проверим.
– Тинь… его послала Бэтти!
– Все равно. Для нас вы человек бесценный. Вы поступили легкомысленно, пообедав вчера у Чан Кунминь на Вузун-стрит.
– За мной установлена слежка?
– У госпожи Чан великолепная кухня, ее рыбные блюда – просто объедение, кто спорит? Но я хотел бы предостеречь вас от визитов в чисто китайские кварталы. Вот так-то, Флиц…
Комиссар Тинь положил трубку. Доктор Меркер откинулся на спинку стула и уставился на свежевыбеленный потолок. У него болезненно сжался желудок. «Одна сторона мне угрожает, другая – защищает, а мне остается только сидеть и ждать, что и когда со мной произойдет. Малоприятное занятие».
Он отпил порядочную порцию виски, попросил принести из буфета сандвич и мысленно вернулся к встрече с Маклиндли. «Такого человека, как ты, я ищу целую вечность!» – примерно так выразился Джеймс, но он тогда уже успел подвыпить и не очень-то соображал. Однако чем-то он ему да приглянулся, иначе приглашения не последовало бы. Скромный, мало кому известный человек по фамилии Меркер – друг одного из богатейших в мире людей?..
Покачав головой, позволил себе еще рюмку виски, и тут ему позвонили из проходной госпиталя: приехал портной.
Это вообще будет его первый в жизни сшитый на заказ костюм – и сразу смокинг из белого шелка!
«Обязательно напишу о этом Гансу», – подумал Меркер. Доктор Ганс Цайзиг, старший врач университетской женской клиники в Гамбург-Эппендорфе. Он ему чуть плешь не проел, отговаривая от «этой авантюрной поездки в Гонконг».
Портной оказался приземистым и толстым, с бегающими крысиными глазками, но удивительно услужливым и ловким, мастером своего дела, как Бэтти его и отрекомендовала. Он разложил перед Меркером образцы разных материалов, предлагая помимо смокинга заказать и несколько костюмов на каждый день.
– Вы все предусмотрели, – похвалил Меркер, разглядывая полоски сукна. – Костюм на заказ – этим все сказано… Вот этот красивый серый материал в белую полоску. Счет за костюм выпишите на меня…
– Вы останетесь довольны вашим недостойным слугой, – проговорил портной со старокитайским низкопоклонством. – Если вы позволите, я прикоснусь к вашей особе, чтобы снять мерку…
Доктор Меркер кивнул. «Красивый получится костюм, – подумал он. – Серый в светлую полоску. Он будет мне к лицу». Можно ли быть столь легковерным в Гонконге…
Разумеется Джеймс Маклиндли прислал за своим новым другом Фрицем «роллс-ройс». Ливрейный шофер низко поклонился, когда появился Меркер в новом шелковом смокинге. Сидевшие на свежем воздухе коллеги, медсестры, санитары и пациенты не могли оторвать от него глаз. Бэтти Харперс оказалась права: в вечернем костюме Меркер был просто неотразим. Он мог бы посрамить и некоторых известных киногероев…
Портной сотворил настоящее чудо: без единой примерки сшил смокинг, который сидел на Меркере как его вторая кожа. Человек и его костюм составляли одно целое.
– Меньше чем за десять миллионов долларов я бы не согласился, – сказал Меркеру встретивший его в вестибюле главврач хирургического отделения.
– На что?
– Жениться на одной из этих помешанных на мужчинах леди, которые поджидают вас в замке на горе. Десять миллионов, причем сразу записанные на вас… это, конечно, дело.
– Вы циник, Блэкберн, – сказал доктор Меркер. – Меня так скоро не захомутаешь. Да и зачем мне десять миллионов?
– Чтобы наслаждаться жизнью… она такая короткая. Эх, Фриц, если бы такой шанс предоставился мне… я пробуравил бы все постели, пока не вышел бы на мою «золотую мамочку».
– Думаю, ваш совет мне пригодится, – рассмеялся Меркер. – Между прочим: не передать ли мне кое-кому из дам ваш адрес? Вот ваша супруга обрадуется!
Поездка в «роллс-ройсе» на Пайперс-Хилл снова вылилась в целое событие. Меркер открыл маленький бар, вмонтированный в спинку сиденья водителя. Взял фужер, налил шампанского и с наполненным искрящимся вином сосудом в руке стал смотреть в окно на суетную жизнь китайских кварталов, на мелькающую цветную рекламу, на пестрые, разрисованные полотнища, развешанные на фасадах домов, на бесконечные толпы людей на улицах, на рикш, на столики мелких торговцев и целую армию нищих, запрудивших боковые улочки.
«Это уже верх снобизма! – подумал Меркер. – Вырядился в шелковый смокинг, сидит в „роллс-ройсе“ с фужером шампанского в руке и созерцает жизнь нищих».
Он поставил фужер на подставку в бар и прислонился спиной к мягкой коже сиденья, испытывая смутное чувство вины. Он не удивился бы, если бы его забросали камнями, гнилыми фруктами или еще чем-нибудь. Но никому не было дела ни до него, ни до «роллс-ройса», ни до водителя в белой ливрее… похоже, что одно без другого вообще не существует: неописуемая нищета и неописуемое богатство. Загадочная круговерть судьбы. Так живут в Гонконге, и больше нигде.
У ворот замка Джеймса Маклиндли стояло десять молодцов в форме его личной армии. Электронного контроля и рентген-контроля в случаях массового наплыва гостей оказывалось недостаточно. И то, что каждый из гостей подвергался тщательному осмотру и никто из них не подумал даже возмутиться, доказывало, как велики власть и могущество Маклиндли. С другой же стороны – говорило о том, что и миллиардеры покоя не знают. Однако во вкусе ему не откажешь: его личная гвардия была одета в форму английской колониальной армии образца 1900 года.
Доктора Меркера проверке не подвергли. «Роллс-ройс» пропустили сразу, но доложили о нем в павильон на холме. Бэтти Харперс встретила его в огромной приемной и, никого не стесняясь, расцеловала, как старого друга.
– В тебя влюбиться можно, – шепнула она ему на ухо. – У девяти женщин из десяти задрожат коленки. А мужчины начнут наводить справки: кто этот писаный красавец и откуда взялся?
– Я могу приколоть к смокингу фирменный значок моего госпиталя. – Меркер огляделся вокруг. – Сколько народу! И какого! Цветы, море цветов. Видишь, что я за деревенщина. Не догадался привезти хозяйке дома букет.
– Ты здесь – и это главное. Джеймс очень обрадуется.
И он действительно обрадовался. Обнял доктора Меркера, похлопал по спине, велел принести шампанского и вообще вел себя так, будто они еще в детстве играли в одной песочнице, а потом сидели за одной партой. На Маклиндли тоже был шелковый смокинг, но в петлицу он воткнул большую красную орхидею, что выглядело несколько экстравагантно.
– Сейчас ты познакомишься в высшим светом Гонконга, – сказал Джеймс, подхватывая Меркера под руку. – Однако обещай не говорить ни мне, ни кому другому, что ты об этих людях думаешь.
В это самое время где-то в Коулуне перед динамиком сидело трое. К ним подошел четвертый, в наушниках, и сказал:
– Я поймал! Все получилось. Отличная работа!
Он покрутил ручку динамика, и в комнате прозвучал голос доктора Меркера, громкий и отчетливый. Фон в огромном зале дворца Маклиндли тоже был отлично различим. Меркер как раз сказал:
– Я буду осторожен, Джеймс. А по какому поводу съезд гостей?
– Ни по какому.
– «Много шума из ничего»?
– О затратах говорить не стоит, более того, я вечером обделаю несколько дел. Мимоходом, за фужером шампанского. А-а, вот появился и Чинь Хаочжи. Я тебя ему представлю.
Были слышны десятки голосов, звон бокалов, веселый женский смех, потом снова голос Маклиндли:
– Мой дорогой Чинь… это мой новый друг доктор Фриц Меркер. Я знакомлю тебя, Фриц, с одним из влиятельнейших людей в мире.
– За что такая честь? – возразил Чинь Хаочжи. – Я всего лишь скромный торговец.
– Ты в своем репертуаре! – раскатисто расхохотался Джеймс. – Фриц, ты когда-нибудь видел в Гамбурге большой фейерверк?
– Много раз.
– А еще где?
– В Кёльне. Там это называлось «Рейн в огнях». В Берлине и в Мюнхене на Пасху и на Рождество, в Баден-Бадене на шестидневных велогонках…
– И всякий раз Чинь так или иначе прикладывал к этому руку! Где бы ни взлетали в небо ракеты, где бы с неба на землю ни проливался дождь и ни обрушивались вниз серебристые водопады, где бы ни раскрывались после взрывов сотни радужных букетов, короче говоря – где бы ни устраивали грандиозный фейерверк, ты обязательно встретишь Чиня. Он крупнейший в мире поставщик пиротехники. Как говорится, король пиротехников. От маленькой свечки-сюрприза и до оглушительного взрыва в мегатонну – у Чиня вы получите все, от чего рябит в глазах и закладывает уши!
– Не преувеличивай, – вежливо улыбнулся господин Чинь, имя которого переводилось как «Прекрасный день». – Я счастлив, когда кто-то нуждается в моих скромных услугах.
– Можно отключиться. – Один из сидевших перед динамиком нажал кнопку. Звуки, шорохи и шумы пропали. – Микрофон в смокинге действует превосходно. Когда должен быть готов второй костюм?
– Послезавтра. Янг хочет сделать одну примерку.
– С передачей?
– Да. Он вошьет эту штуковину в левый лацкан пиджака. При двойной прокладке и простежке никто ничего не заметит. Звук будет еще лучше… Из-за того что шелк такой тонкий, в смокинг вработана только одна микроклетка с микробатарейкой. Она в левом накладном плече. Костюм предоставляет куда большие возможности.
– Я очень доволен, – сказал один из мужчин, поднимаясь. – Теперь никаких неожиданностей не произойдет.
Он еще раз включил динамик. Звон стекла, фортепьянная музыка, смех, шум многих голосов. И – совершенно отчетливо – высокий женский голос:
– Это правда… вы врач?
– Да…
– У вас красивые руки. Представляю, как они сняли бы боль у меня в груди.
– Я, сударыня, занимаюсь вирусами и микробами.
– Может быть, у меня как раз вирусное заболевание. А, доктор? Нет, правда, это почему-то никому в голову не приходило. Проверьте… не вирус ли меня мучает… прошу вас.
С кривой ухмылкой мужчина снова отключил динамик. Медленно прокрутилась и замерла на месте дублирующая бобина магнитофона.
– Будете сменять друг друга каждые три часа! – приказал он. – А за записанными бобинами я приеду сам.
4
– Дракон слухов отправился в путь, – пошутил он, разговаривая с доктором Меркером по телефону. – Теперь наберемся терпения.
Некоторое время тьма безмолвствовала… зато на небосводе появилось солнышко: доктору Меркеру позвонила Бэтти Харперс.
– Как поживаешь, Фриц? – весело спросила она. В трубке было слышно, как плещется вода.
Меркер закрыл на какое-то мгновение глаза. «Она сидит на бортике бассейна, – подумалось ему. – Под одним из больших тентов. Слуга только-только принес ей прохладительные напитки. С террасы открывается прекрасный вид на Коулун, на гавань, острова, на сам Гонконг, где за Викторией горы закрывают морской простор. Нет в мире панорамы красивее… это бесспорно! От такой красоты даже хмелеешь!»
– Плохи у меня дела! – жалобным голосом проговорил Меркер. – А что это у тебя там за плеск воды?
– Неужели слышно? – Она засмеялась, как колокольчик. – Это Джеймс. Моржа из себя изображает. Он машет мне, потому что знает, с кем я сейчас разговариваю. Он тебя приглашает. Да, официально. На завтра, на десять вечера. Да, званый ужин. Увидишь всех, кто считается в Гонконге «золотой почвой». Есть у тебя белый смокинг?
– В случае чего могу взять напрокат, – смутился Меркер. Его пригласили на знаменитый званый ужин, который Маклиндли обычно устраивал в саду, – после каждого такого пиршества все газеты пестрели фотографиями тех, кого он пригласил, все сплошь миллиардеры! И его, обыкновенного немецкого врача, тоже туда позвали?
– Что значит «в случае чего»? Ты будешь у нас – и все тут! – отрезала Бэтти. – Через час к тебе приедет один из лучших портных Гонконга и снимет мерку. Завтра вечером на тебе будет наимоднейший белый смокинг из шелка – ты переплюнешь всех гостей!
– Прошу тебя, Бэтти, не надо! Это не по мне… Возьму смокинг напрокат, только и всего…
– Я на тебя наехала, Фриц, и я у тебя в долгу. Между прочим: в смокинге ты будешь иметь шикарный вид, у тебя самая настоящая смокинговая фигура.
– Боже мой, неужели и такие фигуры бывают? – Меркер рассмеялся от всей души. – Не зря говорят: знание – свет, а невежество – тьма. Да, но комплимент за комплимент: у тебя самая настоящая бикиниевая фигура!
Положив трубку, он сразу набрал номер комиссара и сообщил ему о полученном приглашении.
– Поздравляю, – сдержанно проговорил Тинь Дзедун. – Продолжайте в том же духе, и скоро в Гонконге будет на одного суперплейбоя больше. То-то вы завтра удивитесь: на приемах у Маклиндли полицейской охраны нет, нет и внешнего наблюдения. У него есть своя собственная армия, она герметически перекрывает все входы во дворец и выходы из него – муравей не проскочит. – Голос Тиня приобрел вдруг металлические нотки: – Ничего необычного в вашем ближайшем окружении не было?
– Нет. Пока что гранат в меня не бросали.
– Будьте осторожны, доктор Мелькель… Не доверяйте неизвестным людям и не подпускайте их к себе.
– Ко мне вот-вот приедет портной.
– Мы его проверим.
– Тинь… его послала Бэтти!
– Все равно. Для нас вы человек бесценный. Вы поступили легкомысленно, пообедав вчера у Чан Кунминь на Вузун-стрит.
– За мной установлена слежка?
– У госпожи Чан великолепная кухня, ее рыбные блюда – просто объедение, кто спорит? Но я хотел бы предостеречь вас от визитов в чисто китайские кварталы. Вот так-то, Флиц…
Комиссар Тинь положил трубку. Доктор Меркер откинулся на спинку стула и уставился на свежевыбеленный потолок. У него болезненно сжался желудок. «Одна сторона мне угрожает, другая – защищает, а мне остается только сидеть и ждать, что и когда со мной произойдет. Малоприятное занятие».
Он отпил порядочную порцию виски, попросил принести из буфета сандвич и мысленно вернулся к встрече с Маклиндли. «Такого человека, как ты, я ищу целую вечность!» – примерно так выразился Джеймс, но он тогда уже успел подвыпить и не очень-то соображал. Однако чем-то он ему да приглянулся, иначе приглашения не последовало бы. Скромный, мало кому известный человек по фамилии Меркер – друг одного из богатейших в мире людей?..
Покачав головой, позволил себе еще рюмку виски, и тут ему позвонили из проходной госпиталя: приехал портной.
Это вообще будет его первый в жизни сшитый на заказ костюм – и сразу смокинг из белого шелка!
«Обязательно напишу о этом Гансу», – подумал Меркер. Доктор Ганс Цайзиг, старший врач университетской женской клиники в Гамбург-Эппендорфе. Он ему чуть плешь не проел, отговаривая от «этой авантюрной поездки в Гонконг».
Портной оказался приземистым и толстым, с бегающими крысиными глазками, но удивительно услужливым и ловким, мастером своего дела, как Бэтти его и отрекомендовала. Он разложил перед Меркером образцы разных материалов, предлагая помимо смокинга заказать и несколько костюмов на каждый день.
– Вы все предусмотрели, – похвалил Меркер, разглядывая полоски сукна. – Костюм на заказ – этим все сказано… Вот этот красивый серый материал в белую полоску. Счет за костюм выпишите на меня…
– Вы останетесь довольны вашим недостойным слугой, – проговорил портной со старокитайским низкопоклонством. – Если вы позволите, я прикоснусь к вашей особе, чтобы снять мерку…
Доктор Меркер кивнул. «Красивый получится костюм, – подумал он. – Серый в светлую полоску. Он будет мне к лицу». Можно ли быть столь легковерным в Гонконге…
Разумеется Джеймс Маклиндли прислал за своим новым другом Фрицем «роллс-ройс». Ливрейный шофер низко поклонился, когда появился Меркер в новом шелковом смокинге. Сидевшие на свежем воздухе коллеги, медсестры, санитары и пациенты не могли оторвать от него глаз. Бэтти Харперс оказалась права: в вечернем костюме Меркер был просто неотразим. Он мог бы посрамить и некоторых известных киногероев…
Портной сотворил настоящее чудо: без единой примерки сшил смокинг, который сидел на Меркере как его вторая кожа. Человек и его костюм составляли одно целое.
– Меньше чем за десять миллионов долларов я бы не согласился, – сказал Меркеру встретивший его в вестибюле главврач хирургического отделения.
– На что?
– Жениться на одной из этих помешанных на мужчинах леди, которые поджидают вас в замке на горе. Десять миллионов, причем сразу записанные на вас… это, конечно, дело.
– Вы циник, Блэкберн, – сказал доктор Меркер. – Меня так скоро не захомутаешь. Да и зачем мне десять миллионов?
– Чтобы наслаждаться жизнью… она такая короткая. Эх, Фриц, если бы такой шанс предоставился мне… я пробуравил бы все постели, пока не вышел бы на мою «золотую мамочку».
– Думаю, ваш совет мне пригодится, – рассмеялся Меркер. – Между прочим: не передать ли мне кое-кому из дам ваш адрес? Вот ваша супруга обрадуется!
Поездка в «роллс-ройсе» на Пайперс-Хилл снова вылилась в целое событие. Меркер открыл маленький бар, вмонтированный в спинку сиденья водителя. Взял фужер, налил шампанского и с наполненным искрящимся вином сосудом в руке стал смотреть в окно на суетную жизнь китайских кварталов, на мелькающую цветную рекламу, на пестрые, разрисованные полотнища, развешанные на фасадах домов, на бесконечные толпы людей на улицах, на рикш, на столики мелких торговцев и целую армию нищих, запрудивших боковые улочки.
«Это уже верх снобизма! – подумал Меркер. – Вырядился в шелковый смокинг, сидит в „роллс-ройсе“ с фужером шампанского в руке и созерцает жизнь нищих».
Он поставил фужер на подставку в бар и прислонился спиной к мягкой коже сиденья, испытывая смутное чувство вины. Он не удивился бы, если бы его забросали камнями, гнилыми фруктами или еще чем-нибудь. Но никому не было дела ни до него, ни до «роллс-ройса», ни до водителя в белой ливрее… похоже, что одно без другого вообще не существует: неописуемая нищета и неописуемое богатство. Загадочная круговерть судьбы. Так живут в Гонконге, и больше нигде.
У ворот замка Джеймса Маклиндли стояло десять молодцов в форме его личной армии. Электронного контроля и рентген-контроля в случаях массового наплыва гостей оказывалось недостаточно. И то, что каждый из гостей подвергался тщательному осмотру и никто из них не подумал даже возмутиться, доказывало, как велики власть и могущество Маклиндли. С другой же стороны – говорило о том, что и миллиардеры покоя не знают. Однако во вкусе ему не откажешь: его личная гвардия была одета в форму английской колониальной армии образца 1900 года.
Доктора Меркера проверке не подвергли. «Роллс-ройс» пропустили сразу, но доложили о нем в павильон на холме. Бэтти Харперс встретила его в огромной приемной и, никого не стесняясь, расцеловала, как старого друга.
– В тебя влюбиться можно, – шепнула она ему на ухо. – У девяти женщин из десяти задрожат коленки. А мужчины начнут наводить справки: кто этот писаный красавец и откуда взялся?
– Я могу приколоть к смокингу фирменный значок моего госпиталя. – Меркер огляделся вокруг. – Сколько народу! И какого! Цветы, море цветов. Видишь, что я за деревенщина. Не догадался привезти хозяйке дома букет.
– Ты здесь – и это главное. Джеймс очень обрадуется.
И он действительно обрадовался. Обнял доктора Меркера, похлопал по спине, велел принести шампанского и вообще вел себя так, будто они еще в детстве играли в одной песочнице, а потом сидели за одной партой. На Маклиндли тоже был шелковый смокинг, но в петлицу он воткнул большую красную орхидею, что выглядело несколько экстравагантно.
– Сейчас ты познакомишься в высшим светом Гонконга, – сказал Джеймс, подхватывая Меркера под руку. – Однако обещай не говорить ни мне, ни кому другому, что ты об этих людях думаешь.
В это самое время где-то в Коулуне перед динамиком сидело трое. К ним подошел четвертый, в наушниках, и сказал:
– Я поймал! Все получилось. Отличная работа!
Он покрутил ручку динамика, и в комнате прозвучал голос доктора Меркера, громкий и отчетливый. Фон в огромном зале дворца Маклиндли тоже был отлично различим. Меркер как раз сказал:
– Я буду осторожен, Джеймс. А по какому поводу съезд гостей?
– Ни по какому.
– «Много шума из ничего»?
– О затратах говорить не стоит, более того, я вечером обделаю несколько дел. Мимоходом, за фужером шампанского. А-а, вот появился и Чинь Хаочжи. Я тебя ему представлю.
Были слышны десятки голосов, звон бокалов, веселый женский смех, потом снова голос Маклиндли:
– Мой дорогой Чинь… это мой новый друг доктор Фриц Меркер. Я знакомлю тебя, Фриц, с одним из влиятельнейших людей в мире.
– За что такая честь? – возразил Чинь Хаочжи. – Я всего лишь скромный торговец.
– Ты в своем репертуаре! – раскатисто расхохотался Джеймс. – Фриц, ты когда-нибудь видел в Гамбурге большой фейерверк?
– Много раз.
– А еще где?
– В Кёльне. Там это называлось «Рейн в огнях». В Берлине и в Мюнхене на Пасху и на Рождество, в Баден-Бадене на шестидневных велогонках…
– И всякий раз Чинь так или иначе прикладывал к этому руку! Где бы ни взлетали в небо ракеты, где бы с неба на землю ни проливался дождь и ни обрушивались вниз серебристые водопады, где бы ни раскрывались после взрывов сотни радужных букетов, короче говоря – где бы ни устраивали грандиозный фейерверк, ты обязательно встретишь Чиня. Он крупнейший в мире поставщик пиротехники. Как говорится, король пиротехников. От маленькой свечки-сюрприза и до оглушительного взрыва в мегатонну – у Чиня вы получите все, от чего рябит в глазах и закладывает уши!
– Не преувеличивай, – вежливо улыбнулся господин Чинь, имя которого переводилось как «Прекрасный день». – Я счастлив, когда кто-то нуждается в моих скромных услугах.
– Можно отключиться. – Один из сидевших перед динамиком нажал кнопку. Звуки, шорохи и шумы пропали. – Микрофон в смокинге действует превосходно. Когда должен быть готов второй костюм?
– Послезавтра. Янг хочет сделать одну примерку.
– С передачей?
– Да. Он вошьет эту штуковину в левый лацкан пиджака. При двойной прокладке и простежке никто ничего не заметит. Звук будет еще лучше… Из-за того что шелк такой тонкий, в смокинг вработана только одна микроклетка с микробатарейкой. Она в левом накладном плече. Костюм предоставляет куда большие возможности.
– Я очень доволен, – сказал один из мужчин, поднимаясь. – Теперь никаких неожиданностей не произойдет.
Он еще раз включил динамик. Звон стекла, фортепьянная музыка, смех, шум многих голосов. И – совершенно отчетливо – высокий женский голос:
– Это правда… вы врач?
– Да…
– У вас красивые руки. Представляю, как они сняли бы боль у меня в груди.
– Я, сударыня, занимаюсь вирусами и микробами.
– Может быть, у меня как раз вирусное заболевание. А, доктор? Нет, правда, это почему-то никому в голову не приходило. Проверьте… не вирус ли меня мучает… прошу вас.
С кривой ухмылкой мужчина снова отключил динамик. Медленно прокрутилась и замерла на месте дублирующая бобина магнитофона.
– Будете сменять друг друга каждые три часа! – приказал он. – А за записанными бобинами я приеду сам.
4
Вершиной праздничного вечера у Джеймса Маклиндли было полукитайское-полуевропейское шоу. Пригласили артистов из известнейшего гонконгского ночного клуба, который по этой причине на тот вечер закрылся. Маклиндли щедро возместил клубу его «убытки» – да и кто отказался бы от наличных, тем более что в вечере будут заняты все солисты ансамбля «Кантонских драконов». Террасу переоборудовали под сцену с обтянутыми шелком передвижными стенами и огромными сказочными животными из бумаги, картона и папье-маше, с длинными разрисованными полотнищами, морем экзотических бумажных цветов и позолоченными плоскими мисками, в которых стояли горящие свечки, распространявшие сильнейшие благовония.
Вот на фоне всего этого сказочного великолепия представление и развертывалось. Меркеру прежде не приходилось видеть ничего подобного: от древнего культового танца китайцев с обязательной борьбой против дракона до американского шоу в лучших традициях Лас-Вегаса. А завершилось представление одноактным ночным балетом, где мастерство балерин и танцовщиков выгодно подчеркивалось многоцветными яркими пятнами, которые отбрасывались прожекторами.
Другим украшением концерта стало выступление между двумя стеклянными дверями, прямо перед импровизированной сценой. Слуга только что принес два фужера шампанского, хрупкие китаянки сновали туда-сюда между декорациями, во мгновение ока перестраивая их, переходя к современной части программы, оркестр заиграл классический новоорлеанский блюз.
– А не махнуть ли нам на второе отделение рукой? – спросила Бэтти, отпивая шампанского.
– Почему? Что сейчас будет?
– Обычные крики и визг, которые называются шоу-пением, – Бэтти поставила фужер на небольшой низенький лакированный стол. – Твой успех неоспорим, мой милый. Ты ворвался в общество как бык в стадо коров.
– Это совершенно новая для меня характеристика.
– Ты посмотри на женщин – они просто пожирают тебя глазами.
– Мне даже сделали девять… ну, скажем так – предложений.
– Вот видишь.
– Однако подчеркну: все они с медицинской подоплекой.
– Нет, ты не ветер, ты – тайфун, милый. С кем ты намерен переспать для начала? С Люси Уилсон? Хочу тебя предупредить… пусть тебя ее ангельский вид не обманывает – это просто макияж.
Кроме того, она одна из самых известных нимфоманок в городе…
представляешь, в какой круг ты попадешь? Патрик Уилсон, ее муж, – видишь, он стоит вон там, у стены, – никак с ней не разведется, потому что ей слишком много известно о том, как он стал владельцем верфей «Уилсон, Пилкок энд К°». Единственный способ избавиться от нее до смешного прост: надо нанять убийцу. Но для этого у Патрика кишка тонка. – Она весело рассмеялась и обняла Меркера за шею. – Или эта Эмели Темпл? На вид ей лет тридцать, а на самом деле все сорок пять. Три раза делала подтяжку кожи – везде! Поэтому на пляже она появляется только в закрытом купальнике. Это тебе для информации, чтобы ты не слишком удивлялся, когда она разденется.
– Я здесь, для того, чтобы не переставая удивляться, а не для демонстрации моих мужских качеств. Все, что я вижу, настолько невероятно и до того поражает воображение… Если бы это нельзя было пощупать руками, я бы не поверил, что вижу это не во сне, а наяву.
Свет погасили, лишь луч прожектора выхватывал из темноты небольшой конус на сцене. В освещенное пространство вошла, вернее нет, впорхнула девушка небесной красоты, стройная, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с длинными, по пояс, черными волосами, которые, казалось, были покрыты лаком, в облегающем красном платье с разрезами до бедер. Сложив руки на груди, она скромно поклонилась и взяла в руки микрофон.
Присутствовавшие лениво похлопали. Меркер даже возмутился, такая красота заслуживает большего внимания.
Бэтти покосилась на него.
– Мне прикрыть тебе глаза, что ли? Не то они вот-вот вывалятся из орбит. – Она улыбнулась.
– Бывает же такая совершенная красота… – Меркер повернулся к Бэтти. – Ты хоть тресни, а согласишься: она совершенство.
– Почти! Сотри краску…
– Все равно достаточно останется. Кто она?
– Янг Ланхуа, певичка из ночного клуба… только и всего! На три четверти китаянка, на четверть – малайка.
– Замечательный коктейль!
– Только тебе его не попробовать. Она ненавидит белых. – А сама перед ними выступает?
– Долларовые купюры у белых те же, что и у китайцев. Это ее единственная уступка. Джеймс давно пытался заманить ее в свою постель. Я знаю об этом… как и обо всем остальном в его доме… даже если это от меня держат в секрете. Не думай, я не собиралась ему мешать – я только разбогатела бы на миллион!
– Ты как будто говорила, что тебя не купишь.
– Так оно и есть. – Бэтти хитро улыбнулась. – Миллион я получила бы за то, что не обиделась… вот и весь фокус! Только у Джеймса ничего не вышло… Янг не соглашалась: ни за какие драгоценности, ни за «роллс-ройс», ни за виллу на холме, ни за ежемесячную ренту. Она сказала «нет» – и все. Джеймс чуть не свихнулся. Такого у него никогда в жизни не было. А когда он узнал, что у Янг есть любовник – китаец, конечно! – он просто впал в бешенство. Это был молодой архитектор, который вдобавок ко всему работал в одной из фирм Джеймса. Он, конечно, оттуда вылетел, но Янг его не бросила. С тех пор Джеймс постоянно заставляет ее выступать в собственном доме и обижает как только может.
– И она на это идет?
– По виду долларовых купюр не скажешь, как ты их заработал. Она, сам понимаешь, могла бы сколотить себе капитал и более простым путем.
– Она достойна всяческого уважения, – сказал Меркер, и это прозвучало почти как вздох облегчения.
Он прожил в Гонконге достаточно долго, чтобы не знать, каким путем зарабатывают себе на сносную жизнь тысячи красивых девушек – будь то в переулках китайского квартала Яу Ма-теи или в гонконгском районе Ванхай, в окрестностях Локкарт – и Хенесси-роуд или между Фенвик-стрит и Мэрг-роуд. Там они ждали, не улыбнется ли им счастье. Погоня за красивой жизнью дорого стоит! А вот Янг на такой призыв судьбы не откликнулась. И хотя Меркера это ни в коей мере не касалось, он почему-то испытывал внутреннее удовлетворение.
Янг Ланхуа начала петь. Голос у нее был чистый, сочный и теплый; на верхних нотах он не дрожал и не дребезжал, как у большинства шоу-певиц. Сразу видно, что мелодичность и благозвучие для нее превыше всего. Она пела, закрыв глаза, всецело сконцентрировавшись и отдаваясь власти музыки – чувственная притягательность такой манеры исполнения действовала неотразимо. А выражение лица было таким, будто она поет в объятиях любимого.
– Вернись на грешную землю, – поддела Меркера Бэтти и даже дернула за рукав. – Я думаю, если бы тебе удалось заполучить ее… Джеймс приказал бы убить тебя! Есть поражения, которые он просто не в силах перенести. Если он потеряет какие-то десятки процента своей доли в торговле шелком – ничего страшного, таковы законы рынка. Но что касается его как мужчины – он всегда должен быть победителем. У каждого свои заскоки. Или слабости. Каждый по-своему раним. А у тебя какой заскок, Фриц?
– Я фанатик правды. Истины!
– Очень плохо. Как раз правду большинство людей знать не желают. Посмотри на политиков: побеждают всегда те, кто лжет особенно умело. Правда часто бывает опасной. Опасной для жизни!
– Я уже ощутил легкое дуновение смерти… – коротко подытожил Меркер.
– Здесь, в Гонконге? – удивилась Бэтти, испуганно взглянув на него.
– Ничего, пустяки. Все уже в прошлом.
Меркер встал и поставил на столик свой фужер, когда Янг открыла глаза. Она пела о любви, обратив взгляд своих блестящих черных глаз прямо на него. «Любовь согревает как солнце», – пела она, покачиваясь в такт музыке, и сквозь прорези платья ее длинные стройные ноги были видны до середины бедра. Змея как бы выползала из собственной кожи. Опытным взглядом врача доктор Меркер сразу определил, что под платьем на ней ничего нет: красный шелк и был ее второй кожей.
Меркер ощутил обжигающую сухость во рту и мысленно обозвал себя неисправимым идиотом. Но ее взгляд не отпускал его до тех пор, пока она, повинуясь ритму песни, не уплыла в сторону. У Меркера при этом было такое ощущение, будто лопнул некий невидимый канат или неожиданно прекратилось действие гипноза. Когда она отвела глаза, его словно в сердце ударили…
«Глупая ты псина, Фриц, – сказал он сам себе, беря Бэтти под руку. – Все это составная часть шансона, это отрепетировано, это эффектный шоу-трюк, который чаще всего проходит у мужчин, каждый из которых воображает, что певица пела только для него, единственного избранника. А она тебя и не видела вовсе, она смотрела сквозь тебя, как сквозь стекло, все это накрепко связано с музыкой и текстом, и, когда она раскланивается, можешь хлопать как одержимый и выкатывать глаза – ты для нее частичка общей массы, не больше».
– Не хочешь досмотреть шоу до конца? – спросила Бэтти. – Янг еще не разошлась как следует.
– Но ведь это ты хотела выйти, Бэтти.
– Я ее знаю наизусть. Даже как и когда она пошевелит левым мизинчиком. Просто мне не хотелось, чтобы твое сердце билось так учащенно.
– Оно у меня бьется ровно! – Для фанатичного правдолюбца, каким он себя считал, Меркер солгал излишне легко. – А вот от одного-двух бутербродов с икрой я не отказался бы.
У невероятной длины буфета, за стойками которого стояли восемь поваров в высоченных колпаках, они столкнулись с Джеймсом. Стоя перед блюдом с каплуном, он как раз опрокинул в себя рюмку виски. Выпил он уже изрядно. Все гости наслаждались пением Янг, а Маклиндли напивался. Доктору Меркеру пришло в голову, что ставшая уже трюизмом мысль об одиночестве миллиардеров не так уж беспочвенна. Можно быть одиноким даже в присутствии множества гостей и так называемых друзей.
Подняв очередную рюмку, Джеймс чокнулся с Меркером:
– Всем доволен, Фриц?
– Великолепный вечер! Мне в жизни ничего похожего видеть не доводилось! И вообще, таких, как ты, в Европе нет. Как и всего остального… – Он обвел зал широким жестом. – Нет таких условий. Люди вроде тебя произрастают только в Гонконге.
– Тебе что, Янг Ланхуа не понравилась?
– Очень понравилась. Очень! А почему ты спросил?
– Она поет, а ты ушел.
– Соскучился по свежей икорке.
– Невежда! Ничего в музыке не смыслишь!
– А ты разве на концерт остался?
– Я человек, который собирает все красивое. – Маклиндли словно обнял обеими руками весь зал. – Оглянись вокруг себя… укажи мне хоть одно местечко, один уголок, одно пятнышко, которые не соответствовали бы критериям законченной красоты и изящества. Посмотри на Бэтти, разве она не совершенство? Взгляни на Янг… разве она не прекрасна? Всю эту красоту я купил, она принадлежит мне… одну только Янг я не заполучил. Вот от чего моя тоска…
– Ну и нервы у тебя! Говоришь подобные вещи в присутствии Бэтти.
– Бэтти моя страсть коллекционера понятна. Янг для нее ровным счетом никакой опасности не представляет. Точно так же как картина на стене, как скульптура или ваза времен Миньской династии, как старинный шелковый ковер или готическая резьба по дереву…
– Я понимаю, почему Янг не желает продолжить этот список.
– Понимаешь? Ты? – Джеймс в недоумении уставился на доктора Меркера.
– Да. Она человек.
– Она – произведение искусства.
– Для тебя. Но ты впервые не можешь его купить.
– Подожди! – Маклиндли пьяновато погрозил кому-то пальцем. – Завладел же я картиной Рембрандта, которую решил заполучить во что бы то ни стало. Почему же мне не достанется Янг?
Оставив Джеймса, они прошли вдоль стоек к рыбному столу, где в серебряных сосудах во льду томно и заманчиво переливалась икра.
– Я с некоторым испугом замечаю, что, если Джеймс что-то вбил себе в голову, он удержу не знает, – сказал доктор Меркер.
– Так оно и есть, Фриц. – Бэтти положила на маленькую тарелочку с настоящей золотой каемкой несколько ложек икры. – Это и к тебе относится.
– Я ему не помеха.
– Как знать, что нас ждет? – Бэтти положила вокруг икры гарнир из рубленого яйца. – Хорошо бы тебе ни при каких обстоятельствах не забывать о характере Джеймса.
Вот на фоне всего этого сказочного великолепия представление и развертывалось. Меркеру прежде не приходилось видеть ничего подобного: от древнего культового танца китайцев с обязательной борьбой против дракона до американского шоу в лучших традициях Лас-Вегаса. А завершилось представление одноактным ночным балетом, где мастерство балерин и танцовщиков выгодно подчеркивалось многоцветными яркими пятнами, которые отбрасывались прожекторами.
Другим украшением концерта стало выступление между двумя стеклянными дверями, прямо перед импровизированной сценой. Слуга только что принес два фужера шампанского, хрупкие китаянки сновали туда-сюда между декорациями, во мгновение ока перестраивая их, переходя к современной части программы, оркестр заиграл классический новоорлеанский блюз.
– А не махнуть ли нам на второе отделение рукой? – спросила Бэтти, отпивая шампанского.
– Почему? Что сейчас будет?
– Обычные крики и визг, которые называются шоу-пением, – Бэтти поставила фужер на небольшой низенький лакированный стол. – Твой успех неоспорим, мой милый. Ты ворвался в общество как бык в стадо коров.
– Это совершенно новая для меня характеристика.
– Ты посмотри на женщин – они просто пожирают тебя глазами.
– Мне даже сделали девять… ну, скажем так – предложений.
– Вот видишь.
– Однако подчеркну: все они с медицинской подоплекой.
– Нет, ты не ветер, ты – тайфун, милый. С кем ты намерен переспать для начала? С Люси Уилсон? Хочу тебя предупредить… пусть тебя ее ангельский вид не обманывает – это просто макияж.
Кроме того, она одна из самых известных нимфоманок в городе…
представляешь, в какой круг ты попадешь? Патрик Уилсон, ее муж, – видишь, он стоит вон там, у стены, – никак с ней не разведется, потому что ей слишком много известно о том, как он стал владельцем верфей «Уилсон, Пилкок энд К°». Единственный способ избавиться от нее до смешного прост: надо нанять убийцу. Но для этого у Патрика кишка тонка. – Она весело рассмеялась и обняла Меркера за шею. – Или эта Эмели Темпл? На вид ей лет тридцать, а на самом деле все сорок пять. Три раза делала подтяжку кожи – везде! Поэтому на пляже она появляется только в закрытом купальнике. Это тебе для информации, чтобы ты не слишком удивлялся, когда она разденется.
– Я здесь, для того, чтобы не переставая удивляться, а не для демонстрации моих мужских качеств. Все, что я вижу, настолько невероятно и до того поражает воображение… Если бы это нельзя было пощупать руками, я бы не поверил, что вижу это не во сне, а наяву.
Свет погасили, лишь луч прожектора выхватывал из темноты небольшой конус на сцене. В освещенное пространство вошла, вернее нет, впорхнула девушка небесной красоты, стройная, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с длинными, по пояс, черными волосами, которые, казалось, были покрыты лаком, в облегающем красном платье с разрезами до бедер. Сложив руки на груди, она скромно поклонилась и взяла в руки микрофон.
Присутствовавшие лениво похлопали. Меркер даже возмутился, такая красота заслуживает большего внимания.
Бэтти покосилась на него.
– Мне прикрыть тебе глаза, что ли? Не то они вот-вот вывалятся из орбит. – Она улыбнулась.
– Бывает же такая совершенная красота… – Меркер повернулся к Бэтти. – Ты хоть тресни, а согласишься: она совершенство.
– Почти! Сотри краску…
– Все равно достаточно останется. Кто она?
– Янг Ланхуа, певичка из ночного клуба… только и всего! На три четверти китаянка, на четверть – малайка.
– Замечательный коктейль!
– Только тебе его не попробовать. Она ненавидит белых. – А сама перед ними выступает?
– Долларовые купюры у белых те же, что и у китайцев. Это ее единственная уступка. Джеймс давно пытался заманить ее в свою постель. Я знаю об этом… как и обо всем остальном в его доме… даже если это от меня держат в секрете. Не думай, я не собиралась ему мешать – я только разбогатела бы на миллион!
– Ты как будто говорила, что тебя не купишь.
– Так оно и есть. – Бэтти хитро улыбнулась. – Миллион я получила бы за то, что не обиделась… вот и весь фокус! Только у Джеймса ничего не вышло… Янг не соглашалась: ни за какие драгоценности, ни за «роллс-ройс», ни за виллу на холме, ни за ежемесячную ренту. Она сказала «нет» – и все. Джеймс чуть не свихнулся. Такого у него никогда в жизни не было. А когда он узнал, что у Янг есть любовник – китаец, конечно! – он просто впал в бешенство. Это был молодой архитектор, который вдобавок ко всему работал в одной из фирм Джеймса. Он, конечно, оттуда вылетел, но Янг его не бросила. С тех пор Джеймс постоянно заставляет ее выступать в собственном доме и обижает как только может.
– И она на это идет?
– По виду долларовых купюр не скажешь, как ты их заработал. Она, сам понимаешь, могла бы сколотить себе капитал и более простым путем.
– Она достойна всяческого уважения, – сказал Меркер, и это прозвучало почти как вздох облегчения.
Он прожил в Гонконге достаточно долго, чтобы не знать, каким путем зарабатывают себе на сносную жизнь тысячи красивых девушек – будь то в переулках китайского квартала Яу Ма-теи или в гонконгском районе Ванхай, в окрестностях Локкарт – и Хенесси-роуд или между Фенвик-стрит и Мэрг-роуд. Там они ждали, не улыбнется ли им счастье. Погоня за красивой жизнью дорого стоит! А вот Янг на такой призыв судьбы не откликнулась. И хотя Меркера это ни в коей мере не касалось, он почему-то испытывал внутреннее удовлетворение.
Янг Ланхуа начала петь. Голос у нее был чистый, сочный и теплый; на верхних нотах он не дрожал и не дребезжал, как у большинства шоу-певиц. Сразу видно, что мелодичность и благозвучие для нее превыше всего. Она пела, закрыв глаза, всецело сконцентрировавшись и отдаваясь власти музыки – чувственная притягательность такой манеры исполнения действовала неотразимо. А выражение лица было таким, будто она поет в объятиях любимого.
– Вернись на грешную землю, – поддела Меркера Бэтти и даже дернула за рукав. – Я думаю, если бы тебе удалось заполучить ее… Джеймс приказал бы убить тебя! Есть поражения, которые он просто не в силах перенести. Если он потеряет какие-то десятки процента своей доли в торговле шелком – ничего страшного, таковы законы рынка. Но что касается его как мужчины – он всегда должен быть победителем. У каждого свои заскоки. Или слабости. Каждый по-своему раним. А у тебя какой заскок, Фриц?
– Я фанатик правды. Истины!
– Очень плохо. Как раз правду большинство людей знать не желают. Посмотри на политиков: побеждают всегда те, кто лжет особенно умело. Правда часто бывает опасной. Опасной для жизни!
– Я уже ощутил легкое дуновение смерти… – коротко подытожил Меркер.
– Здесь, в Гонконге? – удивилась Бэтти, испуганно взглянув на него.
– Ничего, пустяки. Все уже в прошлом.
Меркер встал и поставил на столик свой фужер, когда Янг открыла глаза. Она пела о любви, обратив взгляд своих блестящих черных глаз прямо на него. «Любовь согревает как солнце», – пела она, покачиваясь в такт музыке, и сквозь прорези платья ее длинные стройные ноги были видны до середины бедра. Змея как бы выползала из собственной кожи. Опытным взглядом врача доктор Меркер сразу определил, что под платьем на ней ничего нет: красный шелк и был ее второй кожей.
Меркер ощутил обжигающую сухость во рту и мысленно обозвал себя неисправимым идиотом. Но ее взгляд не отпускал его до тех пор, пока она, повинуясь ритму песни, не уплыла в сторону. У Меркера при этом было такое ощущение, будто лопнул некий невидимый канат или неожиданно прекратилось действие гипноза. Когда она отвела глаза, его словно в сердце ударили…
«Глупая ты псина, Фриц, – сказал он сам себе, беря Бэтти под руку. – Все это составная часть шансона, это отрепетировано, это эффектный шоу-трюк, который чаще всего проходит у мужчин, каждый из которых воображает, что певица пела только для него, единственного избранника. А она тебя и не видела вовсе, она смотрела сквозь тебя, как сквозь стекло, все это накрепко связано с музыкой и текстом, и, когда она раскланивается, можешь хлопать как одержимый и выкатывать глаза – ты для нее частичка общей массы, не больше».
– Не хочешь досмотреть шоу до конца? – спросила Бэтти. – Янг еще не разошлась как следует.
– Но ведь это ты хотела выйти, Бэтти.
– Я ее знаю наизусть. Даже как и когда она пошевелит левым мизинчиком. Просто мне не хотелось, чтобы твое сердце билось так учащенно.
– Оно у меня бьется ровно! – Для фанатичного правдолюбца, каким он себя считал, Меркер солгал излишне легко. – А вот от одного-двух бутербродов с икрой я не отказался бы.
У невероятной длины буфета, за стойками которого стояли восемь поваров в высоченных колпаках, они столкнулись с Джеймсом. Стоя перед блюдом с каплуном, он как раз опрокинул в себя рюмку виски. Выпил он уже изрядно. Все гости наслаждались пением Янг, а Маклиндли напивался. Доктору Меркеру пришло в голову, что ставшая уже трюизмом мысль об одиночестве миллиардеров не так уж беспочвенна. Можно быть одиноким даже в присутствии множества гостей и так называемых друзей.
Подняв очередную рюмку, Джеймс чокнулся с Меркером:
– Всем доволен, Фриц?
– Великолепный вечер! Мне в жизни ничего похожего видеть не доводилось! И вообще, таких, как ты, в Европе нет. Как и всего остального… – Он обвел зал широким жестом. – Нет таких условий. Люди вроде тебя произрастают только в Гонконге.
– Тебе что, Янг Ланхуа не понравилась?
– Очень понравилась. Очень! А почему ты спросил?
– Она поет, а ты ушел.
– Соскучился по свежей икорке.
– Невежда! Ничего в музыке не смыслишь!
– А ты разве на концерт остался?
– Я человек, который собирает все красивое. – Маклиндли словно обнял обеими руками весь зал. – Оглянись вокруг себя… укажи мне хоть одно местечко, один уголок, одно пятнышко, которые не соответствовали бы критериям законченной красоты и изящества. Посмотри на Бэтти, разве она не совершенство? Взгляни на Янг… разве она не прекрасна? Всю эту красоту я купил, она принадлежит мне… одну только Янг я не заполучил. Вот от чего моя тоска…
– Ну и нервы у тебя! Говоришь подобные вещи в присутствии Бэтти.
– Бэтти моя страсть коллекционера понятна. Янг для нее ровным счетом никакой опасности не представляет. Точно так же как картина на стене, как скульптура или ваза времен Миньской династии, как старинный шелковый ковер или готическая резьба по дереву…
– Я понимаю, почему Янг не желает продолжить этот список.
– Понимаешь? Ты? – Джеймс в недоумении уставился на доктора Меркера.
– Да. Она человек.
– Она – произведение искусства.
– Для тебя. Но ты впервые не можешь его купить.
– Подожди! – Маклиндли пьяновато погрозил кому-то пальцем. – Завладел же я картиной Рембрандта, которую решил заполучить во что бы то ни стало. Почему же мне не достанется Янг?
Оставив Джеймса, они прошли вдоль стоек к рыбному столу, где в серебряных сосудах во льду томно и заманчиво переливалась икра.
– Я с некоторым испугом замечаю, что, если Джеймс что-то вбил себе в голову, он удержу не знает, – сказал доктор Меркер.
– Так оно и есть, Фриц. – Бэтти положила на маленькую тарелочку с настоящей золотой каемкой несколько ложек икры. – Это и к тебе относится.
– Я ему не помеха.
– Как знать, что нас ждет? – Бэтти положила вокруг икры гарнир из рубленого яйца. – Хорошо бы тебе ни при каких обстоятельствах не забывать о характере Джеймса.