Страница:
– Вы влюблены в Бэтти Харперс? Доктор Меркер вздрогнул.
– Нет! С чего вы взяли?
– Вы с таким же успехом могли бы влюбиться в черную пантеру – она столь же непроницаема. Но она-то к вам как прилипла!
– Вам это не нравится, Янг?
– Да.
Ее откровенность обескураживала. Этим коротким «да» она безо всяких колебаний признавалась, что Меркер для нее не просто случайный гость. Но Меркера это не подстегнуло, а скорее сковало. Он не знал, как ему теперь себя держать.
– Знаете, вы первый европеец, которого я принимаю на своей джонке, – как бы между прочим сказала она. – В действительности скрытый смысл ее слов был ему ясен. – Не думайте, что мы встретились только благодаря посредничеству Тиня. Я сама пригласила бы вас. Ну, может быть, не так скоро. Я человек очень недоверчивый, Фриц.
Доктор Меркер почувствовал, как покрывается испариной. «И ты, скотина, еще считаешь себя мужчиной, – подумал он. – Сидишь напротив красивейшей из женщин с идиотским видом мелкого чиновника, перед которым разгуливает неглиже жена его генерального директора, решившая его соблазнить. Встань, подойди к ней, подними с дивана, поцелуй. И тогда случится одно из двух: либо она даст тебе пощечину и велит вышвырнуть с джонки, либо обнимет и ответит на поцелуй. И от этого все в мире изменится – и в тебе тоже!»
Но его удерживал страх перед западней, которую мог устроить ему Тинь. Этот азиатский мир слишком таинственен и загадочен, чтобы в него войти безо всяких колебаний, словно бросившись в омут с головой. Он сидел и безмолвно смотрел на нее.
– Я тоже… – выдавил он наконец из себя.
– Что это значит?
– Я тоже недоверчив, Янг.
– Потому что вам так много известно…
– Нет. Потому что мне ничего не известно!
– Я хочу рассказать вам одну историю, Фриц.
Она откинулась на спинку дивана. Облегающее красное платье еще больше натянулось на бедрах и на груди. «На ней действительно ничего, кроме платья, нет», – словно жаром обдало Меркера.
– Я знала одного вашего коллегу – врача, доктора Мэй Такуна. Он родился на одной из этих джонок, был настоящим «водным китайцем», но решился на совершенно невероятный шаг: он оставил семейную джонку, отправился в Кантон и Шанхай, изучал там медицину, а потом продолжал учебу в Лос-Анджелесе и во Фрейбурге, у вас в Германии. И вернулся с тремя дипломами: китайским, американским и немецким! Согласитесь, гений!
– Случай действительно редчайший! – сказал доктор Меркер.
– Он вернулся в Яу Ма-теи, будучи верным традициям «людей воды». Купил себе новую джонку и открыл врачебную практику – он стал первым настоящим врачом в Плавучем городе! Не знахарь, не шаман, не ворожей, не шептун – а настоящий врач! У него на джонке был даже рентгеновский аппарат. Его не просто любили, его обожествляли. Тысячи людей он лечил бесплатно или получал в благодарность за труды курицу, съедобных змей, рыбу, пироги с рисом, картошку или корзину овощей. Он женился на дочери паромщика, и у них родилась дочь, которую назвали Мэйтин – «Белоснежное небо». Он считал себя счастливейшим из людей. Его очень часто приглашали к больным, он много видел и слышал, вот и становился год от года все более задумчивым, серьезным и замкнутым.
И вдруг его жена погибла… Возвращаясь от отца, который жил на острове Лантау, она упала с парома за борт. Доктор Мэй Такун больше никогда ее не видел: наверное, унесло в море, где ее сожрали акулы. Доктор Мэй никогда с тех пор о ней не говорил, но смерть жены его сломала. Он начал пить. Сначала вино, потом виски, водку – а сейчас все что придется! Мэйтин, дочь доктора, была светом его глаз: он разрешил ей закончить среднюю школу на суше. Она никогда не оставалась одна, рядом с ней всегда были двое юношей с соседних джонок, которые ходили в ту же школу.
Янг взяла свой бокал, отпила глоток и взглянула на доктора Меркера. Ее дивное лицо походило на хрупкую китайскую фарфоровую маску. «Вот возьму и скажу, что я безумно в нее влюблен, – подумал Меркер. – Если я не последний идиот, я не могу этого не сказать!»
– Однажды вечером, когда Мэйтин вернулась с суши на джонку, доктор Мэй увидел ее такой впервые: с остекленевшими глазами, тупым взглядом, с застывшим лицом и судорожными движениями. Она все время беспричинно смеялась. Говорят, он зарычал как раненый зверь и сорвал с дочери платье. Впервые в жизни он избил ее, избил так, что она потеряла сознание. И тогда он осмотрел ее тело сантиметр за сантиметром. И обнаружил два следа от уколов. Это было доказательством того, что Мэйтин накачивается героином.
Доктор Мэй сел в весельную лодку и погреб к тем джонкам, где жили родители юношей, ходивших в одну школу с Мэйтин. Их бедные родители были сами не свои: сыновья не возвращались с суши и не давали о себе знать, причем безо всякой видимой причины; а это для «водных китайцев» верный знак того, что произошло нечто страшное. Короче: оба этих юноши так и не вернулись на джонки, и ни слуха о них, ни духа.
Янг Ланхуа допила свой бокал и сильно откинула голову. Доктора Меркера словно обожгло.
– Они… погибли? – спросил он неуверенно.
– Кто это знает? Полиция зашевелилась лишь после того, как выяснилось, что девятнадцать юношей и девушек из класса Мэйтин – наркоманы. Но кто снабжал их героином и кто посадил их на иглу, так и осталось тайной. А девять человек из девятнадцати бесследно исчезли, как и друзья Мэйтин!
– Ужасно! И ничего не удалось узнать?
– Есть два существенных момента, которые необходимо иметь в виду: во-первых, речь идет о «водных китайцах». Когда их становится меньше, начальство на суше даже довольно! Врач вроде доктора Мэя, который продлевает им жизнь, фигура для чиновников неугодная. А во-вторых, с чего начинать расследование? Вы Гонконг уже довольно хорошо знаете! Найдите-ка одного-единственного дилера, когда тысячи парней такого сорта шныряют туда-сюда по городу! Вы знаете район Ванхай? Это несколько севернее Джордан-роуд в Коулуне. Попробуйте разыскать там нужного вам человека, если вы не знаете его точного адреса. Если не за что зацепиться – напрасный труд.
Янг не сводила с доктора Меркера глаз, и тот не знал, на каком он свете.
– Доктор Мэй больше не отпускал дочь на сушу, он запер ее на своей джонке. Она вынесла это заключение без обычных при отказе от наркотиков мучений и конвульсий. Оказалось, что уже слишком поздно для ее излечения: через полтора месяца она умерла, четыре недели пролежав в коме. Когда девушку вскрыли, оказалось, что ее печень абсолютно разложилась.
– Боже мой! – Доктор Меркер вскочил с места. – Когда это случилось?
– Три года назад. Задолго до убийств и смертей женщин-убийц от разложения печени. Тогда к смерти Мэйтин отнеслись как к любой другой. Больная печень у человека, употреблявшего героин, – что в этом необычного? Но для доктора Мэя со смертью дочери эта история не закончилась. О запил, забросил свою практику, у него, как у алкоголика, отняли врачебную лицензию, он опустился, живет на какой-то полузатонувшей джонке и все-таки надеется раскрыть страшную тайну смерти собственной дочери и исчезновения ее одноклассников. Он связывает свою надежду только со случаем. Случай – он один может тут помочь! И вот случай представился…
– Каким же образом? – хриплым голосом спросил доктор Меркер.
– Он явился в обличье немецкого врача доктора Фрица Меркера.
– Силы небесные! Чего вы все от меня ждете?! Я же ничего не знаю!
– Хотите познакомиться с доктором Мэем, Фриц? – спросила Янг, не обратив внимания на его протест.
– С большим удовольствием.
– Поедем к нему после обеда. Его джонка в двух улицах отсюда. Он знает, что вы сегодня у меня.
Доктор Меркер вытер лицо обеими ладонями. На пальцах остался холодный клейкий пот. Неясные догадки Тиня начали приобретать законченные очертания. Разложению печени предшествовало искусственное заражение, связанное с изменением человеческой личности, да, всей личности. Человек превращался в совершенно безвольное существо, марионетку в руках неизвестного преступника.
Когда доктор Меркер перевел дыхание, это прозвучало как стон. Апокалипсическая идея Тиня о том, что яд или нечто иное может быть впоследствии применено во всем мире, повергла его в ужас.
– Янг, у меня что-то пропал аппетит, – сказал он тихо. – Не сомневаюсь, ваш повар готов удивить нас разными чудесами, но мне сейчас кусок в горло не полезет. Может быть, поедем к доктору Мэю прямо сейчас?
– Согласна. Мой сампан ждет нас.
– С этим старым-престарым гребцом? Представляете, он не ответил ни на один мой вопрос.
– А он и не мог, – сказала Янг таким тоном, будто речь шла о самой обыкновенной вещи в мире. – У него вырвали язык и прокололи барабанные перепонки. Однако он пережил многих, которые умели говорить и слух не потеряли. В городе джонок, Фриц, свои законы.
6
– Нет! С чего вы взяли?
– Вы с таким же успехом могли бы влюбиться в черную пантеру – она столь же непроницаема. Но она-то к вам как прилипла!
– Вам это не нравится, Янг?
– Да.
Ее откровенность обескураживала. Этим коротким «да» она безо всяких колебаний признавалась, что Меркер для нее не просто случайный гость. Но Меркера это не подстегнуло, а скорее сковало. Он не знал, как ему теперь себя держать.
– Знаете, вы первый европеец, которого я принимаю на своей джонке, – как бы между прочим сказала она. – В действительности скрытый смысл ее слов был ему ясен. – Не думайте, что мы встретились только благодаря посредничеству Тиня. Я сама пригласила бы вас. Ну, может быть, не так скоро. Я человек очень недоверчивый, Фриц.
Доктор Меркер почувствовал, как покрывается испариной. «И ты, скотина, еще считаешь себя мужчиной, – подумал он. – Сидишь напротив красивейшей из женщин с идиотским видом мелкого чиновника, перед которым разгуливает неглиже жена его генерального директора, решившая его соблазнить. Встань, подойди к ней, подними с дивана, поцелуй. И тогда случится одно из двух: либо она даст тебе пощечину и велит вышвырнуть с джонки, либо обнимет и ответит на поцелуй. И от этого все в мире изменится – и в тебе тоже!»
Но его удерживал страх перед западней, которую мог устроить ему Тинь. Этот азиатский мир слишком таинственен и загадочен, чтобы в него войти безо всяких колебаний, словно бросившись в омут с головой. Он сидел и безмолвно смотрел на нее.
– Я тоже… – выдавил он наконец из себя.
– Что это значит?
– Я тоже недоверчив, Янг.
– Потому что вам так много известно…
– Нет. Потому что мне ничего не известно!
– Я хочу рассказать вам одну историю, Фриц.
Она откинулась на спинку дивана. Облегающее красное платье еще больше натянулось на бедрах и на груди. «На ней действительно ничего, кроме платья, нет», – словно жаром обдало Меркера.
– Я знала одного вашего коллегу – врача, доктора Мэй Такуна. Он родился на одной из этих джонок, был настоящим «водным китайцем», но решился на совершенно невероятный шаг: он оставил семейную джонку, отправился в Кантон и Шанхай, изучал там медицину, а потом продолжал учебу в Лос-Анджелесе и во Фрейбурге, у вас в Германии. И вернулся с тремя дипломами: китайским, американским и немецким! Согласитесь, гений!
– Случай действительно редчайший! – сказал доктор Меркер.
– Он вернулся в Яу Ма-теи, будучи верным традициям «людей воды». Купил себе новую джонку и открыл врачебную практику – он стал первым настоящим врачом в Плавучем городе! Не знахарь, не шаман, не ворожей, не шептун – а настоящий врач! У него на джонке был даже рентгеновский аппарат. Его не просто любили, его обожествляли. Тысячи людей он лечил бесплатно или получал в благодарность за труды курицу, съедобных змей, рыбу, пироги с рисом, картошку или корзину овощей. Он женился на дочери паромщика, и у них родилась дочь, которую назвали Мэйтин – «Белоснежное небо». Он считал себя счастливейшим из людей. Его очень часто приглашали к больным, он много видел и слышал, вот и становился год от года все более задумчивым, серьезным и замкнутым.
И вдруг его жена погибла… Возвращаясь от отца, который жил на острове Лантау, она упала с парома за борт. Доктор Мэй Такун больше никогда ее не видел: наверное, унесло в море, где ее сожрали акулы. Доктор Мэй никогда с тех пор о ней не говорил, но смерть жены его сломала. Он начал пить. Сначала вино, потом виски, водку – а сейчас все что придется! Мэйтин, дочь доктора, была светом его глаз: он разрешил ей закончить среднюю школу на суше. Она никогда не оставалась одна, рядом с ней всегда были двое юношей с соседних джонок, которые ходили в ту же школу.
Янг взяла свой бокал, отпила глоток и взглянула на доктора Меркера. Ее дивное лицо походило на хрупкую китайскую фарфоровую маску. «Вот возьму и скажу, что я безумно в нее влюблен, – подумал Меркер. – Если я не последний идиот, я не могу этого не сказать!»
– Однажды вечером, когда Мэйтин вернулась с суши на джонку, доктор Мэй увидел ее такой впервые: с остекленевшими глазами, тупым взглядом, с застывшим лицом и судорожными движениями. Она все время беспричинно смеялась. Говорят, он зарычал как раненый зверь и сорвал с дочери платье. Впервые в жизни он избил ее, избил так, что она потеряла сознание. И тогда он осмотрел ее тело сантиметр за сантиметром. И обнаружил два следа от уколов. Это было доказательством того, что Мэйтин накачивается героином.
Доктор Мэй сел в весельную лодку и погреб к тем джонкам, где жили родители юношей, ходивших в одну школу с Мэйтин. Их бедные родители были сами не свои: сыновья не возвращались с суши и не давали о себе знать, причем безо всякой видимой причины; а это для «водных китайцев» верный знак того, что произошло нечто страшное. Короче: оба этих юноши так и не вернулись на джонки, и ни слуха о них, ни духа.
Янг Ланхуа допила свой бокал и сильно откинула голову. Доктора Меркера словно обожгло.
– Они… погибли? – спросил он неуверенно.
– Кто это знает? Полиция зашевелилась лишь после того, как выяснилось, что девятнадцать юношей и девушек из класса Мэйтин – наркоманы. Но кто снабжал их героином и кто посадил их на иглу, так и осталось тайной. А девять человек из девятнадцати бесследно исчезли, как и друзья Мэйтин!
– Ужасно! И ничего не удалось узнать?
– Есть два существенных момента, которые необходимо иметь в виду: во-первых, речь идет о «водных китайцах». Когда их становится меньше, начальство на суше даже довольно! Врач вроде доктора Мэя, который продлевает им жизнь, фигура для чиновников неугодная. А во-вторых, с чего начинать расследование? Вы Гонконг уже довольно хорошо знаете! Найдите-ка одного-единственного дилера, когда тысячи парней такого сорта шныряют туда-сюда по городу! Вы знаете район Ванхай? Это несколько севернее Джордан-роуд в Коулуне. Попробуйте разыскать там нужного вам человека, если вы не знаете его точного адреса. Если не за что зацепиться – напрасный труд.
Янг не сводила с доктора Меркера глаз, и тот не знал, на каком он свете.
– Доктор Мэй больше не отпускал дочь на сушу, он запер ее на своей джонке. Она вынесла это заключение без обычных при отказе от наркотиков мучений и конвульсий. Оказалось, что уже слишком поздно для ее излечения: через полтора месяца она умерла, четыре недели пролежав в коме. Когда девушку вскрыли, оказалось, что ее печень абсолютно разложилась.
– Боже мой! – Доктор Меркер вскочил с места. – Когда это случилось?
– Три года назад. Задолго до убийств и смертей женщин-убийц от разложения печени. Тогда к смерти Мэйтин отнеслись как к любой другой. Больная печень у человека, употреблявшего героин, – что в этом необычного? Но для доктора Мэя со смертью дочери эта история не закончилась. О запил, забросил свою практику, у него, как у алкоголика, отняли врачебную лицензию, он опустился, живет на какой-то полузатонувшей джонке и все-таки надеется раскрыть страшную тайну смерти собственной дочери и исчезновения ее одноклассников. Он связывает свою надежду только со случаем. Случай – он один может тут помочь! И вот случай представился…
– Каким же образом? – хриплым голосом спросил доктор Меркер.
– Он явился в обличье немецкого врача доктора Фрица Меркера.
– Силы небесные! Чего вы все от меня ждете?! Я же ничего не знаю!
– Хотите познакомиться с доктором Мэем, Фриц? – спросила Янг, не обратив внимания на его протест.
– С большим удовольствием.
– Поедем к нему после обеда. Его джонка в двух улицах отсюда. Он знает, что вы сегодня у меня.
Доктор Меркер вытер лицо обеими ладонями. На пальцах остался холодный клейкий пот. Неясные догадки Тиня начали приобретать законченные очертания. Разложению печени предшествовало искусственное заражение, связанное с изменением человеческой личности, да, всей личности. Человек превращался в совершенно безвольное существо, марионетку в руках неизвестного преступника.
Когда доктор Меркер перевел дыхание, это прозвучало как стон. Апокалипсическая идея Тиня о том, что яд или нечто иное может быть впоследствии применено во всем мире, повергла его в ужас.
– Янг, у меня что-то пропал аппетит, – сказал он тихо. – Не сомневаюсь, ваш повар готов удивить нас разными чудесами, но мне сейчас кусок в горло не полезет. Может быть, поедем к доктору Мэю прямо сейчас?
– Согласна. Мой сампан ждет нас.
– С этим старым-престарым гребцом? Представляете, он не ответил ни на один мой вопрос.
– А он и не мог, – сказала Янг таким тоном, будто речь шла о самой обыкновенной вещи в мире. – У него вырвали язык и прокололи барабанные перепонки. Однако он пережил многих, которые умели говорить и слух не потеряли. В городе джонок, Фриц, свои законы.
6
Когда господин Чао вызвал их в мрачную заднюю комнату китайской харчевни на Вай-Чинг-стрит, они ничего утешительного для себя услышать не рассчитывали. Они сидели в маленьком прокуренном помещении плечо к плечу на шатких стульях, пили зеленый чай с медом и чувствовали себя виноватыми, хотя никого из них не в чем было упрекнуть.
…Прослушивание микрофонов, вшитых в оба пиджака, не просто разочаровало их. Оказалось, что весь их план, обычно эффективный, на сей раз пошел насмарку. Кассеты пусты! Что-то потрещало, прогромыхало – и полная тишина! Эксперт по электронике сразу разобрался, в чем дело: передатчики испорчены. Этот раунд они проиграли вчистую… После чего все и получили приглашение на Вай-Чинг-стрит.
Господин Чао не спешил начинать. Наблюдают за ними или нет, собравшиеся не знали. Они молча пили чай и ждали. И вдруг в комнате прозвучал голос Чао – он опять доносился, казалось, со всех стен, изо всех углов и даже с потолка. Это пугало и парализовало волю.
– Два часа назад за доктором Меркером заехало такси, – строго проговорил Чао. – Мне передали, что сесть ему на хвост вы не сумели. Микрофоны молчат, а в полиции мне дали понять, что в результате исследований мозга получены важные данные! Как вы могли это допустить? Вопрос к медицинскому эксперту…
Последовало недолгое молчание: все уставились на того, к кому обратился господин Чао. Эксперт-медик достал из кармана густо исписанный листок бумаги и разгладил его. Его лицо напоминало мертвенно-белую маску.
– В какой-то степени это для меня загадка… – начал он.
– Я загадки терпеть не могу! – холодно прервал его господин Чао.
– Доктор Меркер получил препарат мозга в замороженном состоянии.
– Уже это – ошибка! Почему мозг вообще существует до сих пор?
– Было бы слишком подозрительно, если бы препарат исчез.
– Кто об этом говорит? Этот мозг можно было подменить совершенно нормальным мозгом…
– Об этом… об этом мы не подумали, – подавленно проговорил медик.
– Вы мало и плохо думаете! – В голосе Чао прозвучал металл. – Почему забыты уроки Будды? «В мысли – часть рая», – говорит он. «Глупость предает нас дракону» – тоже его слова. Что вам известно об исследованиях доктора Меркера?
– Только те данные, которые просочились к нам из главного полицейского управления…
– Они мне известны. Все, что подается в письменном виде, попадает в руки Тинь Дзедуна! Я жду ваших предложений.
Тишина, наступившая после этих слов, была зловещей. Все сидели, уставившись в покрытый драным линолеумом пол, испытывая неловкость и страх.
Предложения! Они знали только один-единственный способ избавиться от немецкого врача, но этот путь господин Чао отвергал. Доктору Меркеру жизнь пока что дарована: от результатов его работы слишком многое зависит.
Первым поднял голову эксперт-медик. Он посмотрел на потолок, с которого свисали бумажные гирлянды, припорошенные пылью и обсиженные мухами.
– Я предлагаю смутить всех очередным случаем, – сказал он. – Гарантирую, что теперь-то мы уж подменим мозг совершенно здоровым. Не исключено, мы получим новые сведения о ходе его работы. Самое главное: они растеряются, их будет подгонять и подстегивать желание добиться немедленного успеха. В таких случаях часто открываются запертые прежде двери.
– Об этой идее стоит поразмыслить, – несколько более мягко проговорил господин Чао. – Она созвучна мысли, которая меня в последнее время занимает. До сих пор все находилось на стадии эксперимента, перед нами вставало множество вопросов, и мы знали ответ далеко не на все. Великая цель по-прежнему далека, хотя мы ее уже отлично видим. Новый эксперимент должен доказать им, что мы находимся с ними в состоянии войны. Наше положение предпочительнее: они нас не знают! Зато мы наших противников знаем в лицо. Всех поголовно. Хуа!..
– Господин Чао? – немедленно откликнулся тот, к кому господин Чао обратился.
– Материал у вас есть?
– Сколько угодно, господин Чао.
– Я вас слушаю.
– Лучше других подходят три девушки и четверо мужчин. Все они с Новых Территорий, и все сироты. Никто их искать не будет. Одна из девушек родом из Макао, мы подобрали ее спящей на улице. Все они подготовлены…
Последнее слово повисло в комнате ядовитой тучей. «Подготовлены» – первая ступень по дороге в ад. Господин Чао был, похоже, очень доволен.
– Мы предпримем две акции, – проговорил он безо всяких эмоций. – Так сказать, одну общественную и одну приватную. Одновременно, минута в минуту. В Коулуне и в Виктории.
– Как бы нам не просчитаться! – Эксперт-медик с умоляющим видом огляделся по сторонам, но, кроме старых гирлянд, ничего, конечно, не увидел, даже самого примитивного динамика, из которого доносился бы голос господина Чао.
– Объясните вашу мысль!
– Я не сумею подменить два мозга.
– Этого от вас никто и не требует! – Голос снова стал строже. – Общественная акция следов не оставит! Кто в этом сомневается – ржавое звено в нашей цепи.
– Наше величайшее доверие всецело обращено к вам, господин Чао. – Эксперт-медик распростер руки, словно тот мог его видеть. – Я хотел лишь обратить внимание на медицинскую сторону вопроса, за которую отвечаю.
– За все отвечаю я один! – жестко проговорил господин Чао. – И вижу из всех вас я один. А вы – руки, коими повелевает мой мозг. Можете расходиться. Хуа, задержитесь. Да порадует вас блеск ночного неба…
Все как можно скорее покинули дрянную комнату, не удостоив взглядом угодливо улыбавшегося и кланявшегося хозяина харчевни, и сели в свои машины, которые ожидали их в боковых улочках. Теперь оставшийся в комнате один, Хуа сидел, похолодев от страха и сжимая дрожащие пальцы.
К нему снова обратился голос господина Чао и потребовал поподробнее рассказать об одной девушке и одном мужчине, которые подготовлены для того, чтобы продемонстрировать властям силу Неизвестного.
Уже издали можно было заметить, что джонка Мэй Такуна – самая жалкая из всех, которые доктор Меркер видел в Плавучем городе. Некрашеная, грязная, вся в ракушках и водорослях, со свернутыми, порванными парусами, которые никогда уж не надует ветер, без лампочек на палубе, эта джонка дремала, зажатая другими жилыми джонками у выхода в такую узкую улочку, что обычный сампан в нее уже не прошел бы.
Янг и доктор Меркер пересели в узкую плоскодонку. За рулем сидела девчонка не старше двенадцати лет. Она не сводила с доктора Меркера огромных сияющих глаз.
– Не подумайте, будто мы здесь одни, – сказала Янг, наклонившись к доктору Меркеру. – За нами наблюдают сотни глаз. После смерти Мэйтин «люди воды» как бы возвели вокруг доктора Мэя защитную стену. Они охраняют и защищают его и даже счастливы, когда он по ночам начинает вдруг орать или в пьяном виде бить в литавры.
– Что-что он делает? – не поверил Меркер.
– Лет двадцать назад он купил в Гонконге две пары литавр и привез их на джонку. Обитатели соседних джонок не просто смирились с этой его причудой, они привыкли выходить на палубу, когда доктор Мэй ставил свои пластинки и сам вел партию литавр. В самом Гонконге не исполняли так часто Бетховена, Чайковского, Брукнера, Брамса или Малера, как здесь, в Плавучем городе. Соседи доктора Мэя знают все симфонии Бетховена на память! А когда он впоследствии продолжал бить в литавры в пьяном виде, они жаловались, что он фальшивит, – вот какими знатоками сделались! Сейчас он хватается за литавры, только когда его переполняют чувства… Видите – он нас ждет.
Через склизкий борт джонки была переброшена древняя веревочная лестница. Плоскодонка остановилась, девочка вытащила шест из воды и улыбнулась доктору Меркеру.
– Стоит мне начать подниматься, лестница разорвется, как паутина! – сказал он, взявшись за нее руками.
– Положитесь на удачу! Пока она вас не подводила.
– Что верно, то верно. – Доктор Меркер взглянул на Янг с неуверенной улыбкой. – Раз вы меня пригласили… смею ли я усомниться в удаче?
– Поднимайтесь! – Она коснулась его плеча, и Меркер не знал, что и подумать, то ли она его просто подгоняла, то ли это была скрытая ласка. – И не бойтесь! Лестница выдержит, я знаю.
Доктор Меркер не без труда поднялся на скользкую палубу и помог перебраться через борт Янг. Принимая ее, он обнял молодую женщину и несколько мгновений не выпускал из объятий, всем своим телом ощущая ее близость.
– Какой вы трус! – сказала она. Ее голос вдруг понизился, в нем появились бархатные нотки. – Поцелуйте же меня наконец…
От этого первого поцелуя доктора Меркера словно током пронзило. Но тут снизу послышалось легкое позвякивание литавр, и они сразу отступили друг от друга на шаг.
– Боже мой, я люблю тебя, – сказала Янг. – Это ужасно, но мне от этого никуда не убежать! Как мне быть?
– У нас будет свой собственный рай, Янг.
– В этом аду?
– Я никакого ада не вижу. Я вижу только умирающую лодку, плавучий город – весь в огнях, грязную воду с отбросами в ней, ощущаю запах гнили и вони… но все это вещи, которые мы бросим и уйдем.
– Мы захотим бросить и уйти, Фриц… но не сможем. Нам отсюда не выбраться.
– Ну, это мы еще погладим!
Он притянул Янг к себе, убрал с ее узкого лица длинные черные волосы и опять поцеловал. И снова им помешало дребезжанье литавр. Янг рассмеялась и высвободилась из его рук мягко, но решительно. Смех ее был горьким.
– Уже начинается! – сказала она. – Даже поцеловаться спокойно не дадут…
Они спустились по лестнице в маленькую переднюю, где с потолка свисала одинокая лампочка без абажура, и услышали, как доктор Мэй крикнул по-немецки:
– В следующую дверь, коллега. У меня вы не заблудитесь…
– Что он сказал? – удивилась Янг.
– Он по-немецки пригласил нас войти.
Доктор Меркер толкнул дверь и вошел в просторное помещение, в дальнем конце которого висели литавры. В отличие от джонки они были начищены до блеска и подвешены к сверкающей, хромированной трубке, словно только что специально надраенной. Перед ними сидел на стуле доктор Мэй Такун, который при их появлении в знак приветствия поднял щеточки от литавр и выдал такую дробь, что ему позавидовал бы и литаврщик симфонического оркестра. Потом положил щетки на барабан и поднялся им навстречу.
Доктор Мэй Такун, на взгляд доктора Меркера, отнюдь не походил на горького пьяницу. Он был маленький, кругленький и толстощекий, отчего его азиатское лицо казалось еще более округлым и плоским. Определить его возраст было трудно. Только поредевшие седые волосы, свисавшие до плеч, заставляли признать в нем человека пожилого. Но по внешнему виду толстяков обычно трудно сказать, сколько им лет.
Удивление вызвала его одежда: он был в китайском утреннем халате со множеством заплат и в поношенных войлочных домашних туфлях на босу ногу. Подошва левой туфли оторвалась, и из дыры выглядывал большой палец.
– Мой молодой коллега, – начал доктор Мэй Такун, с поклоном обращаясь к доктору Меркеру, – увидев меня, вы наверное подумали: «Вот идиот!» И вы правы! Меня считают сумасшедшим. Но какое это блаженное состояние! На тебя больше никто не обижается. Можно поступать, как тебе заблагорассудится. Можно кричать, рычать, бить время от времени в литавры, ставить пластинки с симфоническими концертами и лупить невпопад по барабану – никому до тебя никакого дела нет. Нет, мне живется вольготно!
Он протянул доктору Меркеру руку, а Янг почтительно поцеловала его в лоб и отдала низкий поклон. Доктор Мэй не выпускал руки Меркера.
– В каком чудесном вы возрасте! Ах, молодость!.. – проговорил он.
– Мне уже тридцать два, доктор Мэй.
– О небо! В этом возрасте мой путь был усыпан цветами. Уже тридцать два! – Он наконец выпустил руку Меркера и обвел помещение широким жестом. – Выбирайте место и садитесь, коллега. Вот это плетеное кресло вас выдержит. Я давно не принимаю гостей. У меня есть стул и кровать – с меня хватит. Мой мир стал крохотным.
Повернувшись, он подошел к шкафу и распахнул обе его створки. Все полки были уставлены бутылками – от джина до водки. Доктор Мэй улыбнулся:
– Я словно прочел ваши мысли, коллега: практики у него нет, пациентов тоже, дохода никакого… откуда же у него деньги на напитки? Мой дорогой доктор Меркер, я здесь, в Яу Ма-теи, больше сорока лет помогал детям рождаться на свет и подписывал документы о смерти ушедших. Я знаю, у кого на какой джонке триппер, у кого туберкулез, а у кого тумор. Стоит мне выбросить за борт пустую бутылку, как это сразу замечают и на другой день у меня на палубе стоит полная. Вот она, благодарность пациентов! Трогательно до слез!
Доктор Меркер промолчал. Осторожно сел в плетеное кресло, которое закряхтело, но его вес выдержало. И сиденье не лопнуло. Янг устроилась на полу, на куче старых матов, некогда узорчатых и ярких, а теперь донельзя ветхих, как и все на этой джонке. Она ушла в себя, и у Меркера появилось чувство, что в присутствии доктора Мэя ее охватила глубокая печаль, смирение и безропотность.
– С чего начнем? – спросил доктор Мэй, в нерешительности стоявший перед своим шкафом. – Называйте первое, что вам на ум взбредет, – у меня есть все! От адского абсента до пряного узо, от метаксы до мексиканской тепильи – кто знает толк в выпивке, тому у меня понравится!
– Виски с содовой, если можно… – сказал Меркер.
– Боже мой, вы что – импотент? Я налью вам целый стакан водки и, если вы не выпьете, буду считать вас никуда не годной пробиркой с кровью… – Доктор Мэй налил два чайных стакана водки – до краев! – один протянул доктору Меркеру, а другой поднес к губам и выпил в один присест, не глотая. – Это возвращает к жизни! – сказал он с удовлетворением и с улыбкой поглядел на Меркера, который отпивал водку из стакана мелкими глотками. Вдруг он посуровел, лицо его сделалось непроницаемым; он сел на низкую табуретку, обтянутую почти совсем вылезшей обезьяньей шкурой, и сложил руки на животе. – Янг сказала мне, что вы заняты прелюбопытнейшими исследованиями.
– Это сильно преувеличено. – Доктор Меркер бросил взгляд на Янг. Она сидела на матах неподвижная, как фарфоровая кукла. – После нескольких таинственных убийств все арестованные убийцы умирали от разложения печени. Полиция подозревает, что за всем этим стоит организация, которая испытывает средство массового уничтожения. Если угодно – новое биологическое оружие. Я сделал анализы печени последней из убийц. Без видимого результата. Я исследовал ее замороженный мозг. Тоже ничего. Это чистая правда! А по официальным каналам прошла версия, будто я напал на след.
– Удачный ход.
– А мне это неприятно.
– Я когда-то был хорошим врачом, – сказал доктор Мэй. – Как давно это было! Сам не знаю, я больше времени не замечаю. И в этом туманном прошлом мне пришлось однажды наблюдать человека, который умер примерно так, как вы сказали. Я сидел рядом и ничем не мог ему помочь. Все мои знания оказались бесполезными. Я понял, что я ничего не знаю. И еще я понял: на моих глазах уничтожили человека. Да еще так, чтобы люди вроде меня в себе разуверились.
– Началось с героина, не так ли? – тихо спросил доктор Меркер.
– Поначалу я тоже так подумал. Но было сделано всего два укола. Героин – первая ступенька. А что последовало за этим – никто не знает.
– Новый, неизвестный наркотик?
– Почему вы спрашиваете?..
– И потом разваливается печень…
– Я расскажу вам то, о чем пока никому не говорил. – Доктор Мэй смотрел на Меркера странным образом округлившимися глазами. – Я чувствую, что должен это рассказать вам… именно вам… и вам одному! Хотите еще водки?
– Лучше не надо.
– А я выпью! – Доктор Мэй потянулся за бутылкой, опять налил полный стакан и опустошил его за один раз.
«Для него вся бутылка – три порции, – подумал Меркер. – Как он до сих пор жив? Какой же у него должен быть организм!» Доктор Мэй облизнул губы.
– Вы очень чуткий человек, – сказал он.
– Почему вы так решили?
– Вы даже не подали виду, что знаете, о ком пойдет речь.
– Я думал, вы сами скажете, доктор Мэй.
– Когда собаки хотят подружиться, они начинают обнюхивать и облизывать одна другую. Нам эти игры ни к чему… Давайте будем откровенны! Так вот: речь пойдет о моей дочери. А если точнее: она в какой-то момент перестала быть моей дочерью. Девушка, жившая рядом со мной, обладала внешностью моей дочери, двигалась, как моя дочь, спала в любимой позе моей дочери… но уже глаза были чужими. Способна ли эта девушка мыслить, я не знал, потому что она не произносила при мне ни слова. Человек, живший рядом со мной и походивший на мою дочь, существовал – и больше ничего. Он жил, но не думал и не разговаривал.
…Прослушивание микрофонов, вшитых в оба пиджака, не просто разочаровало их. Оказалось, что весь их план, обычно эффективный, на сей раз пошел насмарку. Кассеты пусты! Что-то потрещало, прогромыхало – и полная тишина! Эксперт по электронике сразу разобрался, в чем дело: передатчики испорчены. Этот раунд они проиграли вчистую… После чего все и получили приглашение на Вай-Чинг-стрит.
Господин Чао не спешил начинать. Наблюдают за ними или нет, собравшиеся не знали. Они молча пили чай и ждали. И вдруг в комнате прозвучал голос Чао – он опять доносился, казалось, со всех стен, изо всех углов и даже с потолка. Это пугало и парализовало волю.
– Два часа назад за доктором Меркером заехало такси, – строго проговорил Чао. – Мне передали, что сесть ему на хвост вы не сумели. Микрофоны молчат, а в полиции мне дали понять, что в результате исследований мозга получены важные данные! Как вы могли это допустить? Вопрос к медицинскому эксперту…
Последовало недолгое молчание: все уставились на того, к кому обратился господин Чао. Эксперт-медик достал из кармана густо исписанный листок бумаги и разгладил его. Его лицо напоминало мертвенно-белую маску.
– В какой-то степени это для меня загадка… – начал он.
– Я загадки терпеть не могу! – холодно прервал его господин Чао.
– Доктор Меркер получил препарат мозга в замороженном состоянии.
– Уже это – ошибка! Почему мозг вообще существует до сих пор?
– Было бы слишком подозрительно, если бы препарат исчез.
– Кто об этом говорит? Этот мозг можно было подменить совершенно нормальным мозгом…
– Об этом… об этом мы не подумали, – подавленно проговорил медик.
– Вы мало и плохо думаете! – В голосе Чао прозвучал металл. – Почему забыты уроки Будды? «В мысли – часть рая», – говорит он. «Глупость предает нас дракону» – тоже его слова. Что вам известно об исследованиях доктора Меркера?
– Только те данные, которые просочились к нам из главного полицейского управления…
– Они мне известны. Все, что подается в письменном виде, попадает в руки Тинь Дзедуна! Я жду ваших предложений.
Тишина, наступившая после этих слов, была зловещей. Все сидели, уставившись в покрытый драным линолеумом пол, испытывая неловкость и страх.
Предложения! Они знали только один-единственный способ избавиться от немецкого врача, но этот путь господин Чао отвергал. Доктору Меркеру жизнь пока что дарована: от результатов его работы слишком многое зависит.
Первым поднял голову эксперт-медик. Он посмотрел на потолок, с которого свисали бумажные гирлянды, припорошенные пылью и обсиженные мухами.
– Я предлагаю смутить всех очередным случаем, – сказал он. – Гарантирую, что теперь-то мы уж подменим мозг совершенно здоровым. Не исключено, мы получим новые сведения о ходе его работы. Самое главное: они растеряются, их будет подгонять и подстегивать желание добиться немедленного успеха. В таких случаях часто открываются запертые прежде двери.
– Об этой идее стоит поразмыслить, – несколько более мягко проговорил господин Чао. – Она созвучна мысли, которая меня в последнее время занимает. До сих пор все находилось на стадии эксперимента, перед нами вставало множество вопросов, и мы знали ответ далеко не на все. Великая цель по-прежнему далека, хотя мы ее уже отлично видим. Новый эксперимент должен доказать им, что мы находимся с ними в состоянии войны. Наше положение предпочительнее: они нас не знают! Зато мы наших противников знаем в лицо. Всех поголовно. Хуа!..
– Господин Чао? – немедленно откликнулся тот, к кому господин Чао обратился.
– Материал у вас есть?
– Сколько угодно, господин Чао.
– Я вас слушаю.
– Лучше других подходят три девушки и четверо мужчин. Все они с Новых Территорий, и все сироты. Никто их искать не будет. Одна из девушек родом из Макао, мы подобрали ее спящей на улице. Все они подготовлены…
Последнее слово повисло в комнате ядовитой тучей. «Подготовлены» – первая ступень по дороге в ад. Господин Чао был, похоже, очень доволен.
– Мы предпримем две акции, – проговорил он безо всяких эмоций. – Так сказать, одну общественную и одну приватную. Одновременно, минута в минуту. В Коулуне и в Виктории.
– Как бы нам не просчитаться! – Эксперт-медик с умоляющим видом огляделся по сторонам, но, кроме старых гирлянд, ничего, конечно, не увидел, даже самого примитивного динамика, из которого доносился бы голос господина Чао.
– Объясните вашу мысль!
– Я не сумею подменить два мозга.
– Этого от вас никто и не требует! – Голос снова стал строже. – Общественная акция следов не оставит! Кто в этом сомневается – ржавое звено в нашей цепи.
– Наше величайшее доверие всецело обращено к вам, господин Чао. – Эксперт-медик распростер руки, словно тот мог его видеть. – Я хотел лишь обратить внимание на медицинскую сторону вопроса, за которую отвечаю.
– За все отвечаю я один! – жестко проговорил господин Чао. – И вижу из всех вас я один. А вы – руки, коими повелевает мой мозг. Можете расходиться. Хуа, задержитесь. Да порадует вас блеск ночного неба…
Все как можно скорее покинули дрянную комнату, не удостоив взглядом угодливо улыбавшегося и кланявшегося хозяина харчевни, и сели в свои машины, которые ожидали их в боковых улочках. Теперь оставшийся в комнате один, Хуа сидел, похолодев от страха и сжимая дрожащие пальцы.
К нему снова обратился голос господина Чао и потребовал поподробнее рассказать об одной девушке и одном мужчине, которые подготовлены для того, чтобы продемонстрировать властям силу Неизвестного.
Уже издали можно было заметить, что джонка Мэй Такуна – самая жалкая из всех, которые доктор Меркер видел в Плавучем городе. Некрашеная, грязная, вся в ракушках и водорослях, со свернутыми, порванными парусами, которые никогда уж не надует ветер, без лампочек на палубе, эта джонка дремала, зажатая другими жилыми джонками у выхода в такую узкую улочку, что обычный сампан в нее уже не прошел бы.
Янг и доктор Меркер пересели в узкую плоскодонку. За рулем сидела девчонка не старше двенадцати лет. Она не сводила с доктора Меркера огромных сияющих глаз.
– Не подумайте, будто мы здесь одни, – сказала Янг, наклонившись к доктору Меркеру. – За нами наблюдают сотни глаз. После смерти Мэйтин «люди воды» как бы возвели вокруг доктора Мэя защитную стену. Они охраняют и защищают его и даже счастливы, когда он по ночам начинает вдруг орать или в пьяном виде бить в литавры.
– Что-что он делает? – не поверил Меркер.
– Лет двадцать назад он купил в Гонконге две пары литавр и привез их на джонку. Обитатели соседних джонок не просто смирились с этой его причудой, они привыкли выходить на палубу, когда доктор Мэй ставил свои пластинки и сам вел партию литавр. В самом Гонконге не исполняли так часто Бетховена, Чайковского, Брукнера, Брамса или Малера, как здесь, в Плавучем городе. Соседи доктора Мэя знают все симфонии Бетховена на память! А когда он впоследствии продолжал бить в литавры в пьяном виде, они жаловались, что он фальшивит, – вот какими знатоками сделались! Сейчас он хватается за литавры, только когда его переполняют чувства… Видите – он нас ждет.
Через склизкий борт джонки была переброшена древняя веревочная лестница. Плоскодонка остановилась, девочка вытащила шест из воды и улыбнулась доктору Меркеру.
– Стоит мне начать подниматься, лестница разорвется, как паутина! – сказал он, взявшись за нее руками.
– Положитесь на удачу! Пока она вас не подводила.
– Что верно, то верно. – Доктор Меркер взглянул на Янг с неуверенной улыбкой. – Раз вы меня пригласили… смею ли я усомниться в удаче?
– Поднимайтесь! – Она коснулась его плеча, и Меркер не знал, что и подумать, то ли она его просто подгоняла, то ли это была скрытая ласка. – И не бойтесь! Лестница выдержит, я знаю.
Доктор Меркер не без труда поднялся на скользкую палубу и помог перебраться через борт Янг. Принимая ее, он обнял молодую женщину и несколько мгновений не выпускал из объятий, всем своим телом ощущая ее близость.
– Какой вы трус! – сказала она. Ее голос вдруг понизился, в нем появились бархатные нотки. – Поцелуйте же меня наконец…
От этого первого поцелуя доктора Меркера словно током пронзило. Но тут снизу послышалось легкое позвякивание литавр, и они сразу отступили друг от друга на шаг.
– Боже мой, я люблю тебя, – сказала Янг. – Это ужасно, но мне от этого никуда не убежать! Как мне быть?
– У нас будет свой собственный рай, Янг.
– В этом аду?
– Я никакого ада не вижу. Я вижу только умирающую лодку, плавучий город – весь в огнях, грязную воду с отбросами в ней, ощущаю запах гнили и вони… но все это вещи, которые мы бросим и уйдем.
– Мы захотим бросить и уйти, Фриц… но не сможем. Нам отсюда не выбраться.
– Ну, это мы еще погладим!
Он притянул Янг к себе, убрал с ее узкого лица длинные черные волосы и опять поцеловал. И снова им помешало дребезжанье литавр. Янг рассмеялась и высвободилась из его рук мягко, но решительно. Смех ее был горьким.
– Уже начинается! – сказала она. – Даже поцеловаться спокойно не дадут…
Они спустились по лестнице в маленькую переднюю, где с потолка свисала одинокая лампочка без абажура, и услышали, как доктор Мэй крикнул по-немецки:
– В следующую дверь, коллега. У меня вы не заблудитесь…
– Что он сказал? – удивилась Янг.
– Он по-немецки пригласил нас войти.
Доктор Меркер толкнул дверь и вошел в просторное помещение, в дальнем конце которого висели литавры. В отличие от джонки они были начищены до блеска и подвешены к сверкающей, хромированной трубке, словно только что специально надраенной. Перед ними сидел на стуле доктор Мэй Такун, который при их появлении в знак приветствия поднял щеточки от литавр и выдал такую дробь, что ему позавидовал бы и литаврщик симфонического оркестра. Потом положил щетки на барабан и поднялся им навстречу.
Доктор Мэй Такун, на взгляд доктора Меркера, отнюдь не походил на горького пьяницу. Он был маленький, кругленький и толстощекий, отчего его азиатское лицо казалось еще более округлым и плоским. Определить его возраст было трудно. Только поредевшие седые волосы, свисавшие до плеч, заставляли признать в нем человека пожилого. Но по внешнему виду толстяков обычно трудно сказать, сколько им лет.
Удивление вызвала его одежда: он был в китайском утреннем халате со множеством заплат и в поношенных войлочных домашних туфлях на босу ногу. Подошва левой туфли оторвалась, и из дыры выглядывал большой палец.
– Мой молодой коллега, – начал доктор Мэй Такун, с поклоном обращаясь к доктору Меркеру, – увидев меня, вы наверное подумали: «Вот идиот!» И вы правы! Меня считают сумасшедшим. Но какое это блаженное состояние! На тебя больше никто не обижается. Можно поступать, как тебе заблагорассудится. Можно кричать, рычать, бить время от времени в литавры, ставить пластинки с симфоническими концертами и лупить невпопад по барабану – никому до тебя никакого дела нет. Нет, мне живется вольготно!
Он протянул доктору Меркеру руку, а Янг почтительно поцеловала его в лоб и отдала низкий поклон. Доктор Мэй не выпускал руки Меркера.
– В каком чудесном вы возрасте! Ах, молодость!.. – проговорил он.
– Мне уже тридцать два, доктор Мэй.
– О небо! В этом возрасте мой путь был усыпан цветами. Уже тридцать два! – Он наконец выпустил руку Меркера и обвел помещение широким жестом. – Выбирайте место и садитесь, коллега. Вот это плетеное кресло вас выдержит. Я давно не принимаю гостей. У меня есть стул и кровать – с меня хватит. Мой мир стал крохотным.
Повернувшись, он подошел к шкафу и распахнул обе его створки. Все полки были уставлены бутылками – от джина до водки. Доктор Мэй улыбнулся:
– Я словно прочел ваши мысли, коллега: практики у него нет, пациентов тоже, дохода никакого… откуда же у него деньги на напитки? Мой дорогой доктор Меркер, я здесь, в Яу Ма-теи, больше сорока лет помогал детям рождаться на свет и подписывал документы о смерти ушедших. Я знаю, у кого на какой джонке триппер, у кого туберкулез, а у кого тумор. Стоит мне выбросить за борт пустую бутылку, как это сразу замечают и на другой день у меня на палубе стоит полная. Вот она, благодарность пациентов! Трогательно до слез!
Доктор Меркер промолчал. Осторожно сел в плетеное кресло, которое закряхтело, но его вес выдержало. И сиденье не лопнуло. Янг устроилась на полу, на куче старых матов, некогда узорчатых и ярких, а теперь донельзя ветхих, как и все на этой джонке. Она ушла в себя, и у Меркера появилось чувство, что в присутствии доктора Мэя ее охватила глубокая печаль, смирение и безропотность.
– С чего начнем? – спросил доктор Мэй, в нерешительности стоявший перед своим шкафом. – Называйте первое, что вам на ум взбредет, – у меня есть все! От адского абсента до пряного узо, от метаксы до мексиканской тепильи – кто знает толк в выпивке, тому у меня понравится!
– Виски с содовой, если можно… – сказал Меркер.
– Боже мой, вы что – импотент? Я налью вам целый стакан водки и, если вы не выпьете, буду считать вас никуда не годной пробиркой с кровью… – Доктор Мэй налил два чайных стакана водки – до краев! – один протянул доктору Меркеру, а другой поднес к губам и выпил в один присест, не глотая. – Это возвращает к жизни! – сказал он с удовлетворением и с улыбкой поглядел на Меркера, который отпивал водку из стакана мелкими глотками. Вдруг он посуровел, лицо его сделалось непроницаемым; он сел на низкую табуретку, обтянутую почти совсем вылезшей обезьяньей шкурой, и сложил руки на животе. – Янг сказала мне, что вы заняты прелюбопытнейшими исследованиями.
– Это сильно преувеличено. – Доктор Меркер бросил взгляд на Янг. Она сидела на матах неподвижная, как фарфоровая кукла. – После нескольких таинственных убийств все арестованные убийцы умирали от разложения печени. Полиция подозревает, что за всем этим стоит организация, которая испытывает средство массового уничтожения. Если угодно – новое биологическое оружие. Я сделал анализы печени последней из убийц. Без видимого результата. Я исследовал ее замороженный мозг. Тоже ничего. Это чистая правда! А по официальным каналам прошла версия, будто я напал на след.
– Удачный ход.
– А мне это неприятно.
– Я когда-то был хорошим врачом, – сказал доктор Мэй. – Как давно это было! Сам не знаю, я больше времени не замечаю. И в этом туманном прошлом мне пришлось однажды наблюдать человека, который умер примерно так, как вы сказали. Я сидел рядом и ничем не мог ему помочь. Все мои знания оказались бесполезными. Я понял, что я ничего не знаю. И еще я понял: на моих глазах уничтожили человека. Да еще так, чтобы люди вроде меня в себе разуверились.
– Началось с героина, не так ли? – тихо спросил доктор Меркер.
– Поначалу я тоже так подумал. Но было сделано всего два укола. Героин – первая ступенька. А что последовало за этим – никто не знает.
– Новый, неизвестный наркотик?
– Почему вы спрашиваете?..
– И потом разваливается печень…
– Я расскажу вам то, о чем пока никому не говорил. – Доктор Мэй смотрел на Меркера странным образом округлившимися глазами. – Я чувствую, что должен это рассказать вам… именно вам… и вам одному! Хотите еще водки?
– Лучше не надо.
– А я выпью! – Доктор Мэй потянулся за бутылкой, опять налил полный стакан и опустошил его за один раз.
«Для него вся бутылка – три порции, – подумал Меркер. – Как он до сих пор жив? Какой же у него должен быть организм!» Доктор Мэй облизнул губы.
– Вы очень чуткий человек, – сказал он.
– Почему вы так решили?
– Вы даже не подали виду, что знаете, о ком пойдет речь.
– Я думал, вы сами скажете, доктор Мэй.
– Когда собаки хотят подружиться, они начинают обнюхивать и облизывать одна другую. Нам эти игры ни к чему… Давайте будем откровенны! Так вот: речь пойдет о моей дочери. А если точнее: она в какой-то момент перестала быть моей дочерью. Девушка, жившая рядом со мной, обладала внешностью моей дочери, двигалась, как моя дочь, спала в любимой позе моей дочери… но уже глаза были чужими. Способна ли эта девушка мыслить, я не знал, потому что она не произносила при мне ни слова. Человек, живший рядом со мной и походивший на мою дочь, существовал – и больше ничего. Он жил, но не думал и не разговаривал.