Страница:
— Тупик, — сказал он. — Мы в тупике...
Флоренс затихла за спиной. Вдали, в темной глубине извилистого прохода, в кристаллических недрах сквозь которые они пробирались, потеряв счет времени, нарастало зловещее шипение, словно ползли по их следам полчища ядовитых змей.
Он стоял перед стеной, от которой веяло безнадежным холодом, и растерянно поглаживал ствол пистолета, и Флоренс прижалась к нему... а кто-то неумолимо догонял их, кто-то неумолимо приближался...
__ Что делать? — прошептала Флоренс, еще теснее прижимаясь к его спине.
— Стрелять бесполезно, — с горечью сказал он и повернулся к ней.
И пистолет чуть не выпал из его руки. Он знал, что увидит именно Флоренс... возможно, это и была именно она... Во всяком случае, та, что стояла позади него, была светловолосой, в оранжевом комбинезоне. Ни баллонов, ни шлема — как и у него (почему они без баллонов и шлемов?). Но вместо милого лица Флоренс он увидел маску, темно-красную маску от лба до подбородка, с узкими прорезями для глаз и рта, маску, удивительно и тревожно похожую на Марсианский Лик. И нельзя было понять, какого цвета глаза смотрят на него из-под этой маски...
Он хотел что-то сказать, но в этот момент та, чье лицо скрывалось под маской (нет, он все-таки был уверен, он знал, что это именно Флоренс!), подняла голову и показала рукой на кристаллический потолок:
— Там!.. Там дыра!
Он резко направил фонарь на вспыхнувший сиянием свод и увидел темное отверстие. И, не раздумывая, присел и подставил плечо Флоренс:
— Вперед!
Она подтянулась на руках и вползла в отверстие... в Рубчатых подошвах ее ботинок он увидел застрявшие бурые камешки. Шипение все приближалось и приближалось — и он, упираясь ступнями и спиной в выступы стен, тоже начал взбираться к возможному спасению.
Эпизод прервался — и тут же последовал новый как бывает во сне и в кино.
Они ползли по узкому проходу, освещая путь фонарями, и страшно было думать, что впереди может оказаться тупик. Потом проход расширился, они смогли подняться на ноги и, пройдя еще немного очутились в небольшом зале с низким сводчатым кристаллическим потолком. Других выходов из зала не было. Это был тупик...
У дальней стены белело в свете фонаря большое овальное пятно.
— Все правильно! — Флоренс сжала его руку (во всяком случае, из-под маски звучал именно голос Флоренс). — Путь сквозь Белый Туман, я знала.
Он невольно вздрогнул при словах «Белый Туман».
— Я не ошиблась! Пойдем, окунемся...
И вновь один эпизод сменился другим. ...Его несло и крутило в белесой мгле, и он боялся потерять Флоренс, потерять оружие, захлебнуться в этом вязком теплом сиропе — но налетела вдруг волна и выбросила на что-то скользкое и упругое.
Он приподнялся и осмотрел очередной удлиненный зал с лазурными светящимися стенами и гладким, черным, тускло блестящим полом, напоминающим спину какой-нибудь королевы рыб морских.
И увидел рядом лицо Флоренс. То ли маску смыло белым сиропом, то ли она исчезла по какой-то другой причине (у сновидений свои законы) — но теперь ее не было. Да, перед ним сидела именно Флоренс. Сироп не оставив следов, скатился с ее комбинезона, растворившись в черной рыбьей спине, и она, с мокрыми светлыми волосами и удивительными бирюзовыми глазами, была так хороша, что у него перехватило Дыхание.
— Теперь у нас есть время, — сказала она и улыбалась. — Мы здорово оторвались, я не ошиблась.
— Почему ты думаешь, что мы оторвались? — спросил он и вновь осмотрелся, пытаясь понять, где же вход, через который они попали сюда. Никакого входа не было — только лазурные стены, бросающие отсветы на черный траурный пол.
Флоренс вновь улыбнулась и придвинулась к нему: — Потому что мы прошли сквозь Белый Туман, а теперь его там нет. Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане, ты знаешь, что это такое.
Он сидел рядом с Флоренс и смотрел на нее. А она, не отрываясь, смотрела на него.
И вдруг черная спина диковинной рыбы ожила, задрожала, пошла волнами. Флоренс провалилась в разверзшуюся яму, и края ямы почти мгновенно сомкнулись над ней, будто захлопнулась огромная кровожадная пасть. Он успел вцепиться в ладонь Флоренс, одиноко и жутко торчащую из черноты, и, падая, нажал на курок, целясь в сторону от того места, где исчезла Флоренс. Ахнуло, забулькало... Судорогой заплясала чернота, лопнула переспелым арбузом — и он полетел в нее, держа, изо всех сил сжимая ладонь Флоренс. Упали они во что-то мягкое, пух не пух, снег не снег, мельтешило вокруг что-то белесое, как пыль на Равнине, щекотало лицо, опадало медленно в полной тишине. Фонарь и здесь не понадобился — разливался в пространстве тусклый свет, тонул вдалеке в тусклых стенах.
Флоренс, сняв перчатку, растирала кисть руки, а он осматривался, настороженно поводя стволом «магнума» из стороны в сторону.
Возможно, их присутствие здесь как-то влияло на окружающее, возможно, какие-то датчики, реле, чипы — или что там еще? — реагировали на их падение. Так или иначе, но вокруг них начала медленно и неуклонно сгущаться темнота.
И в этой темноте раздались вдруг какие-то отдаленные звуки. Звуки были похожи на тяжелую поступь словно шел на них кто-то огромный, продираясь, проламываясь сквозь черноту, и воздух испуганно вздрагивал в такт этим грозным шагам. Невидимый неполна приближался, топал колонноподобными ногами, сопел, пытался разглядеть в черноте двух незваных гостей, слепо шарил когтистыми лапами...
Он сжал пистолет, готовясь стрелять, левой рукой обнял за плечи Флоренс.
Шаги прогрохотали совсем рядом, стали удаляться... удаляться... — и затихли во мраке. Чернота, протяжно всхлипнув, распалась на угловатые куски, завилась быстро бледнеющими спиралями — и растворилась.
От зеркального пола отражался свет фонаря, в зеркальных стенах, многократно повторяясь, застыли он и Флоренс.
И не только они.
Флоренс тихо охнула и прижала ладони к щекам. Он ошеломленно опустил пистолет.
Возле зеркальной стены возвышались две прозрачные колонны, упирающиеся в потолок, и из их глубины смотрели безжизненными, невидящими глазами Алекс Батлер и Свен Торнссон. А из-за колонн выползала темная маслянистая отвратительная масса растекалась по полу, вздымалась скользким неотвратимым валом, поглощая колонны с неподвижными телами, надвигалась — и шипела, шипела...
И сзади, за их спинами, тоже нарастало, множилось ужасное шипение.
— Эдди! Боже, Эдди...
— Ну» держись, — сквозь зубы сказал он то ли себе то ли Флоренс и, убрав руку с ее плеча, вновь вскинул пистолет и шагнул вперед.
Увы, пули не в силах были остановить неумолимое приближение темного киселя. Кисель выбрасывал вперед и в стороны многочисленные щупальца и казался чудовищным, смертельно опасным спрутом, от которого тщетно ждать пощады.
— Эдвард!
Он резко повернулся на крик Флоренс и увидел, что одно щупальце, неведомо как подобравшись с тыла, оплело ее ноги. В глазах Флоренс плескалось отчаяние. Она протянула к нему руку, и он опять, как недавно, вцепился в эту руку и резко дернул на себя, стараясь освободить свою спутницу, напарницу, любимую из вражеских пут. Шипение перешло в свист, что-то невидимое с силой толкнуло его в грудь, отбрасывая от Флоренс.
— Эд!..
Возглас оборвался, и оборвалось шипение — словно вновь резко опустилось огромное сверкающее лезвие.
Он упал на спину — и его стремительно закружило на беззвучной карусели, летящей в черную пустоту...
...Когда Эдвард Маклайн открыл глаза, то обнаружил над головой тусклый пластик потолка.
Он лежал, пристегнутый ремнями к откидной койке и никак не мог успокоить бешено колотящееся Сердце.
Что это было? Кто послал ему это удивительно реалистичное видение? Или — что послало? Какая связь существует между этим более чем странным сном и дальностью, и есть ли вообще такая связь?
У Эдварда Маклайна не было ответов на эти вопросы.
Он еще и еще раз прокручивал в памяти свой сон и наконец сообразил, что настоящая, а не пригрезившаяся ему Флоренс Рок не могла произнести те слова которые она произнесла в сновидении.
«Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане... Ты знаешь, что это такое...»
Там, в сновидении, слова Флоренс звучали не как вопрос, а как утверждение. И в той реальности сна не показались ему какими-то необычными. Но на самом деле Флоренс Рок никак не могла знать о том, что случилось с ним больше десяти лет назад.
...Осенним утром он, как и то злосчастное звено торпедоносцев «эвенджер» в декабре 1945 года, возглавляемое лейтенантом Тейлором, отправился в полет над Атлантикой. Вылетев с базы во Флориде, он направился на северо-восток, в район Бермудских островов. Только в его распоряжении был не допотопный тихоходный «эвенджер», а сверхзвуковой многоцелевой «Файтинг фолкон» — «Бойцовый сокол», и летел он не на стрельбы по учебным мишеням, а имея совершенно иную задачу. Собственно, общая цель операции, одним из участников которой он являлся, была ему неизвестна. Начальство предоставило лишь весьма краткую информацию о проекте «Рикошет» — совместном детище Пентагона и аэрокосмического агентства. Его полет должен был стать не более чем одним из эпизодов, в котором кроме его «Бойцового сокола» были задействованы системы береговой ПВО» патрульные корабли ВМС, военные спутники и шаттл, сутки назад стартовавший с мыса Канаверал.
Полетное задание было лаконичным и предельно ясным: к такому-то сроку достичь определенной точки в океане, передать свои координаты и, сделав столько кругов, вернуться на базу. В кабину его «F16» загрузили какую-то аппаратуру, предназначая которой он не знал и, разумеется, от вопросов воздержался. Было понятно, что он, военный летчик Эдвард Маклайн, в данном случае является просто доставщиком определенного груза в нужное время в нужное место, этаким разносчиком пиццы — а более ему знать не полагалось.
Видимость была прекрасной, солнце отражалось в океане, истребитель легко скользил в небесах к заданной точке. Прибыв туда в расчетное время, Эдвард Маклайн передал на землю рапорт и, покружив в вышине, лег на обратный курс.
И буквально через десять минут угодил в Белый Туман. Легкая дымка впереди, которую он сначала принял за облачность, внезапно сгустилась, словно истребитель с размаху воткнулся в гигантский снежный сугроб. Небо вверху и океан внизу исчезли, что-то странное стало твориться с приборами. В какой-то неуловимый момент ему начало казаться, что верх и низ поменялись местами и «сокол» не мчится к берегу Флориды, а неподвижно висит, словно схваченный чьей-то огромной рукой. Он попробовал связаться с базой, но связи не было...
Да, он знал о Белом Тумане, знал о трагической судьбе той пятерки «эвенджеров» и других самолетов и кораблей, сгинувших в Бермудском треугольнике. Знал он и рекомендации насчет того, как поступать при возникновении Белого Тумана. Они были просты: ни в коем случае не менять курс, не увеличивать и не Уменьшать скорость, не снижаться и не набирать высоту. То есть действовать так, как если бы условия полета не изменились, и дожидаться исчезновения феномена или выхода из этой зоны. А потом немедленно связаться с диспетчером и определить свое местоположение, чтобы, как звено лейтенанта Тейлора не проскочить полуостров и не оказаться над просторами Мексиканского залива.
Нельзя сказать, что на душе у него было спокойно, но он следовал рекомендациям и покинул аномальную зону, находясь еще на значительном расстоянии от континента. Белый Туман исчез, небо вновь стало обычным небом, а океан — обычным океаном, перестали чудить приборы, и восстановилась радиосвязь.
После посадки на базе выяснилось, что бортовые часы «Бойцового сокола» и его, Эдварда Маклайна, наручные часы отстали на три минуты семнадцать секунд от часов базы. Гораздо меньше, чем у того пассажирского «боинга», что когда-то, то ли в семидесятых, то ли в восьмидесятых, вдруг исчез с экранов радиолокаторов, приближаясь к Майами, а потом вновь появился и успешно приземлился, потеряв неизвестно где и как десять минут.
На этот раз Белый Туман обошелся без жертв и отпустил «Бойцового сокола» вместе с Эдвардом Маклайном...
Белый Туман... По одной из гипотез — это нестационарная кочующая аномальная зона, то тут, то там возникающая в районе, издавна названном Бермудским треугольником. Зона, в которой время резко изменяет свой ход, а самолеты внезапно увеличивают скорость — для гипотетического стороннего наблюдателя. Так и получилось, что те «эвенджеры» находясь в Белом Тумане, пролетели над Флоридой не заметив ее, а потом тщетно искали базу, уходя все дальше и дальше от суши. Потом у них кончилось горючее, и они приводнились в высокие холодке волны — без шансов на спасение. А вот куда девалась отправившаяся на их поиски летающая лодка «Мартин маринер», знает, наверное, только Господь.
Аномальные зоны, согласно уже другой гипотезе, возникают еще и потому, что на ход времени влияют все движущиеся по окружности тела. Такого эффекта — и это подтвердилось опытами — можно добиться, даже применяя маленькие маховики. Что же говорить о районе Бермудских островов, где мощное течение Гольфстрим закручивает водяные вихри диаметром в сотни километров! Такие вихри не раз видели на поверхности океана — как белые или слабо светящиеся круги. Закручиваются вихри — изменяется ход времени — должна изменяться и гравитация, утверждала эта гипотеза. Космические спутники США фиксировали в центре океанических вихрей уровень воды на двадцать пять — тридцать метров ниже обычного для этого района Атлантики. В центре вихря гравитация повышенная, на периферии — пониженная. Не в том ли причина таинственных исчезновений кораблей в зловещем треугольнике, что грузы в трюме внезапно увеличивают свой вес...
Белый Туман... Эдварду Маклайну всего лишь раз довелось столкнуться с этим явлением. К участию в проекте «Рикошет» его больше не привлекали, а спустя полтора месяца после того полета пришел приказ о его переводе на базу ВВС в штат Орегон, в другой конец страны.
По поводу того случая в небе над Атлантикой Эдвард Маклайн имел несколько бесед с безымянными Для него людьми — как в военной форме, так и в цивильных костюмах. Кроме того, он составил подробный письменный отчет, продублировав его, по требованию командования, видеозаписью. И все. Больше на эту тему Эдвард Маклайн никогда ни с кем не говорил, выполняя не то чтобы приказ — скорее, настоятельные рекомендации. Впрочем, он вообще был не из болтливых...
И Флоренс Рок просто неоткуда было знать о том что случилось с ним в том полете над океаном. Хотя такое утверждение могло быть верным только в реальной действительности — но Флоренс-то говорила с ним о Белом Тумане во сне. Или в какой-то иной реальности...
Размышлять об этом странном сне можно было долго, но следовало заниматься обычной рутинной работой. Эдвард Маклайн занялся такой работой, к картины, привидевшиеся ему, потускнели в памяти. Но полностью отделаться от мыслей о своем сне командир «Арго» так и не смог.
Возможно, подумалось ему, он просто подсознательно переживает за своих коллег, и эта тревога нашла себе выход в сновидении-фантазии...
Во второй половине условного орбитального дня, так и не добившись связи с марсианской группой, он обосновался в кресле у мониторов, собираясь заняться стандартным текущим отчетом, но все никак не мог приступить к этому делу, а просто сидел, обводя взглядом экраны и постукивая пальцами во пластику. Чтобы хоть как-то нарушить тишину. Потому что тишина иногда бывает не в радость. Как и одиночество...
Проходили секунды за секундами, незаметно складываясь в минуты, и командиром «Арго» постепенно овладевала непонятная, не связанная с чем-то конкретным тревога. Нет, не отсутствие радиосвязи встревожило Эдварда Маклайна, и не странный сон. Пожалуй, даже не тревога это была, а некое смятение — это беззвучно протестовало его подсознание, это барахталась, как утопающий, его глубинная личность, не желая принимать то, что неумолимо надвигалось из будущего. Он словно заглянул за горизонт времен — и увидел там пустоту...
Вернее, ничего не увидел...
И только сеанс радиосвязи с ЦУПом привел его в чувство.
Земля передала ему код доступа к файлам, хранящимся в бортовой компьютерной системе. Эдвард Маклайн знал о существовании этих файлов, но об их содержании ему не было известно ровным счетом ничего.
«Есть вещи, которых лучше не знать заранее, — сказали ему в НАСА накануне старта с Земли. — Это вовсе не значит, что мы вам не доверяем. Просто в данный момент это лишняя информация, которая может отвлечь вас от выполнения основного задания. Меньше знаешь — крепче спишь». Поразмыслив, Эдвард Маклайн как будто бы согласился с этим мнением, но все-таки не удержался от вопроса. «Не раскрывая самой сути информации, вы не могли бы сказать, с чем она связана?» —спросил он. «Со структурами Сидонии, — последовал ответ. — Это некоторая дополнительная информация о структурах Сидонии, и она может понадобиться марсианской группе только после того, как у нас возникнет уверенность в том, что основная задача будет выполнена».
Этот длинный, как боа-констриктор, словесный выкрутас в переводе на обычный разговорный язык Подразумевал примерно следующее: если мы расскажем вам, парни, кое-что о сидонийских объектах, вы плюнете на добычу золота и займетесь вовсе не тем чем нужно.
И вот теперь, когда загрузке благородного металла в «консервную банку», по мнению знатоков душ человеческих из НАСА, уже ничего не могло помешать, они решили наконец поделиться информацией.
«Меньше знаешь — крепче спишь, — вспомнил Эдвард Маклайн, набирая код допуска. — Ну-ну, посмотрим, какой сюрприз они приготовили, чтобы мы страдали бессонницей...»
Сначала открылся текст с заголовком «Теотиуакан», а вслед за ним появились и фотографии: какая-то схема (план базы? города?); ступенчатые пирамиды на фоне гор; компьютерная трехмерная фигура с ярко-красными точками. Этот компьютерный рисунок нельзя было не узнать — на экране перед Эдвардом Маклайном красовался Марсианский Сфинкс.
Командир «Арго» поставил локти на панель и, подпирая руками подбородок, приступил к чтению. Слово «Теотиуакан» было ему незнакомо и вызывало только какие-то смутные ассоциации с текилой.
Он сидел и читал, совершенно забыв о тишине и одиночестве. Он был уже не на ареостационарной орбите, а далеко отсюда, на Земле, в полусотне километров от Мехико, на Мексиканском нагорье, в древнем городе Теотиуакане, что в переводе, как он узнал из текста, означает «город богов»... Или — «место, где боги касаются земли». Или— «место, где люди становятся богами». Не зря, выходит, у него возникла ассоциация с текилой — известным горячительным напитком как раз тех краев.
Эдвард Маклайн читал — и узнавал совершенно новые для себя вещи.
Происхождение Теотиуакана, втолковывал ему нечестный составитель текста, связано с какой-то цивилизацией гораздо древнее ацтекской. Тщательные археологические исследования до сих пор не дали ответа на вопрос, кто же именно, когда и почему его построил. Когда в пятнадцатом веке ацтеки нашли Теотиуакан, город был заброшен в течение уже семи столетий. Однако ацтеки сохранили древнюю легенду о том, что Теотиуакан был построен некими гигантами или богами, жившими здесь в четвертом тысячелетии до нашей эры, «во время четвертого Солнца», и был предназначен для того, чтобы превращать людей в богов. («Пришельцы с Марса?» — подумал Эдвард Маклайн, бросив взгляд на изображение, очень похожее на Марсианский Лик.) После ухода великанов город пришел в запустение. Примерно в 1400 году до нашей эры здесь появились ольмеки, превратившие Теотиуакан в культовый и образовательный центр. Затем ольмеков сменили сапотеки. Просторная равнина дала строителям Теотиуакана свободу действий — город занимал площадь в двадцать с лишним квадратных километров, а его население, по оценкам исследователей, составляло до двухсот тысяч человек.
В Теотиуакане, как считали древние обитатели этих мест, был запущен в действие основной закон нашего мира — закон жертвы, и боги Солнца и Луны вошли в наше пространство и время. («Марсиане?» — вновь подумал Эдвард Маклайн.) Потому место это считалось священным и притягивало к себе людей.
Древний текст рассказывает о том, что было время, когда существовало лишь Высшее Начало — «Мать и отец богов», Ометеотль, дуальная основа всего сущего, — от которого все получило бытие. Ометеотль породил четырех детей, четырех богов — черного Тескатлипоку, красного Шипе-Тотека, белого Кетцалькоатля и голубого Уитцилопочтли. Эти боги были лишены покоя, постоянно напряжены, потому что находились в состоянии вечной борьбы друг с другом за господство в Космосе — боги ночи и бог судьбы, бог ветра и бог войны...
Основное ритуально-административное ядро Теотиуакана было тщательно спланировано вокруг двух пересекающихся под прямым углом и ориентированных по сторонам света широких улиц: с севера на юг протянулась Миккаотли — Дорога Мертвых; с запада на восток — улица, название которой не сохранилось. На северном конце Дороги Мертвых была воздвигнута пирамида Луны, в центре города — еще две пирамиды: Солнца и Кетцалькоатля.
Неизвестно, каково было истинное назначение пирамиды Солнца, но, поскольку она расположилась вдоль оси восток — запад, пути следования Солнца по небу, считалось, что она представляет собой центр Вселенной: ее четыре угла указывают на четыре стороны света, а вершина — центр бытия. Прямо под этой пирамидой была обнаружена большая естественная пещера, в которой, возможно, проводились какие-то обряды.
В тексте Эдвард Маклайн обнаружил и такие сведения: несмотря на то что пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане были ступенчатыми, с лестницами и площадками наверху, как в Месопотамии, чтобы их можно было использовать для астрономических наблюдений, — у исследователей сложилось твердое впечатление, что их архитектор был знаком с египетскими пирамидами в Гизе и сымитировал их, изменив лишь внешнюю форму. Хотя вторая пирамида была ниже Великой пирамиды, их вершины находятся на одинаковой высоте над уровнем моря, поскольку вторая пирамида сооружена в более высоком месте. Такая же картина наблюдалась в Теотиуакане: основание меньшей по размеру пирамиды Луны находится выше основания пирамиды Солнца, и поэтому их вершины расположены на одной высоте над уровнем моря. Особенно заметно сходство Великой пирамиды в Гизе и теотиуаканской пирамиды Солнца. Обе сооружены на искусственных платформах, размеры их оснований почти совпадают (разница не составляет и трех метров), и, кроме того, пирамида Солнца точно вписывается в Великую пирамиду Гизы.
Размеренно скользя глазами по строкам, Эдвард Маклайи прочитал пересказ и другой легенды, повествующей о событиях, связанных с Солнцем и Луной. Когда-то четыре бога, заключив наконец мир между собой, создали новую землю, новое небо и новых существ взамен всего того, что погибло ранее. Но не было еще ни света, ни тепла, земля утопала во тьме — светло было только в Теотиуакане, потому что там постоянно горел священный огонь. Кому-то из братьев следовало броситься в огонь, вспыхнуть и вознестись на небо в виде Солнца. Первым вызвался черный Тескатлипока. Четыре раза он пытался принести себя в Жертву, но каждый раз отступал, не находя в себе достаточного мужества. Тогда вперед выступил красный Шипе-Тотек, без колебаний ринулся в пламя и вознесся на небо в виде Солнца. Черный брат последовал его примеру, но было уже поздно, и он обратился в Луну, которой дано светить лишь ночью.
По одной из версий, пирамиды Солнца и Луны построили сами боги в честь Тескатлипоки и Шипе-Тотека, пожертвовавших собой. По другой версии, в то время пирамиды уже существовали, и боги прыгали в священный огонь с их вершин.
Да, несомненно, все это было интересно, но командир «Арго» никак не мог дождаться, когда же речь пойдет о Марсианском Сфинксе. Изображение марсианского нефрактала (если, конечно, это бьщ именно сидонийский объект), несомненно, было связано с древним земным городом Теотиуаканом — но когда же его наконец перестанут пичкать легендами о богах и доберутся до сути?
Тем не менее, привыкнув все делать на совесть, он не пропускал ни одной строчки и продолжал внимательно читать, все выше и выше передвигая текст на экране виртуальным курсором.
Названия пирамид Солнца и Луны придумали не археологи, производившие раскопки на территории Теотиуакана; эти названия дошли из древних легенд, и у исследователей не было причин сомневаться в том, что храмы, некогда стоявшие на вершинах пирамид, были посвящены именно богу Солнца и богу Луны.
Пирамида Кетцалькоатля была самой маленькой из трех теотиуаканских пирамид. Археологи частично вскрыли более поздние слои, и под ними обнаружилась исходная ступенчатая пирамида с фасадом, украшенным скульптурными изображениями, в которых змея — символ Кетцалькоатля — чередовалась со стилизованным лицом бога небесных стихий, дождя, грома и молнии Тлалока на фоне бушующих вод. Строительство этой пирамиды приписывалось толтекам — как и многих других мексиканских пирамид.
В отличие от пирамиды Кетцалькоатля, две большие пирамиды были полностью лишены украшений, имели другие размеры и форму и вообще были значительно массивней и древней.
Флоренс затихла за спиной. Вдали, в темной глубине извилистого прохода, в кристаллических недрах сквозь которые они пробирались, потеряв счет времени, нарастало зловещее шипение, словно ползли по их следам полчища ядовитых змей.
Он стоял перед стеной, от которой веяло безнадежным холодом, и растерянно поглаживал ствол пистолета, и Флоренс прижалась к нему... а кто-то неумолимо догонял их, кто-то неумолимо приближался...
__ Что делать? — прошептала Флоренс, еще теснее прижимаясь к его спине.
— Стрелять бесполезно, — с горечью сказал он и повернулся к ней.
И пистолет чуть не выпал из его руки. Он знал, что увидит именно Флоренс... возможно, это и была именно она... Во всяком случае, та, что стояла позади него, была светловолосой, в оранжевом комбинезоне. Ни баллонов, ни шлема — как и у него (почему они без баллонов и шлемов?). Но вместо милого лица Флоренс он увидел маску, темно-красную маску от лба до подбородка, с узкими прорезями для глаз и рта, маску, удивительно и тревожно похожую на Марсианский Лик. И нельзя было понять, какого цвета глаза смотрят на него из-под этой маски...
Он хотел что-то сказать, но в этот момент та, чье лицо скрывалось под маской (нет, он все-таки был уверен, он знал, что это именно Флоренс!), подняла голову и показала рукой на кристаллический потолок:
— Там!.. Там дыра!
Он резко направил фонарь на вспыхнувший сиянием свод и увидел темное отверстие. И, не раздумывая, присел и подставил плечо Флоренс:
— Вперед!
Она подтянулась на руках и вползла в отверстие... в Рубчатых подошвах ее ботинок он увидел застрявшие бурые камешки. Шипение все приближалось и приближалось — и он, упираясь ступнями и спиной в выступы стен, тоже начал взбираться к возможному спасению.
Эпизод прервался — и тут же последовал новый как бывает во сне и в кино.
Они ползли по узкому проходу, освещая путь фонарями, и страшно было думать, что впереди может оказаться тупик. Потом проход расширился, они смогли подняться на ноги и, пройдя еще немного очутились в небольшом зале с низким сводчатым кристаллическим потолком. Других выходов из зала не было. Это был тупик...
У дальней стены белело в свете фонаря большое овальное пятно.
— Все правильно! — Флоренс сжала его руку (во всяком случае, из-под маски звучал именно голос Флоренс). — Путь сквозь Белый Туман, я знала.
Он невольно вздрогнул при словах «Белый Туман».
— Я не ошиблась! Пойдем, окунемся...
И вновь один эпизод сменился другим. ...Его несло и крутило в белесой мгле, и он боялся потерять Флоренс, потерять оружие, захлебнуться в этом вязком теплом сиропе — но налетела вдруг волна и выбросила на что-то скользкое и упругое.
Он приподнялся и осмотрел очередной удлиненный зал с лазурными светящимися стенами и гладким, черным, тускло блестящим полом, напоминающим спину какой-нибудь королевы рыб морских.
И увидел рядом лицо Флоренс. То ли маску смыло белым сиропом, то ли она исчезла по какой-то другой причине (у сновидений свои законы) — но теперь ее не было. Да, перед ним сидела именно Флоренс. Сироп не оставив следов, скатился с ее комбинезона, растворившись в черной рыбьей спине, и она, с мокрыми светлыми волосами и удивительными бирюзовыми глазами, была так хороша, что у него перехватило Дыхание.
— Теперь у нас есть время, — сказала она и улыбалась. — Мы здорово оторвались, я не ошиблась.
— Почему ты думаешь, что мы оторвались? — спросил он и вновь осмотрелся, пытаясь понять, где же вход, через который они попали сюда. Никакого входа не было — только лазурные стены, бросающие отсветы на черный траурный пол.
Флоренс вновь улыбнулась и придвинулась к нему: — Потому что мы прошли сквозь Белый Туман, а теперь его там нет. Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане, ты знаешь, что это такое.
Он сидел рядом с Флоренс и смотрел на нее. А она, не отрываясь, смотрела на него.
И вдруг черная спина диковинной рыбы ожила, задрожала, пошла волнами. Флоренс провалилась в разверзшуюся яму, и края ямы почти мгновенно сомкнулись над ней, будто захлопнулась огромная кровожадная пасть. Он успел вцепиться в ладонь Флоренс, одиноко и жутко торчащую из черноты, и, падая, нажал на курок, целясь в сторону от того места, где исчезла Флоренс. Ахнуло, забулькало... Судорогой заплясала чернота, лопнула переспелым арбузом — и он полетел в нее, держа, изо всех сил сжимая ладонь Флоренс. Упали они во что-то мягкое, пух не пух, снег не снег, мельтешило вокруг что-то белесое, как пыль на Равнине, щекотало лицо, опадало медленно в полной тишине. Фонарь и здесь не понадобился — разливался в пространстве тусклый свет, тонул вдалеке в тусклых стенах.
Флоренс, сняв перчатку, растирала кисть руки, а он осматривался, настороженно поводя стволом «магнума» из стороны в сторону.
Возможно, их присутствие здесь как-то влияло на окружающее, возможно, какие-то датчики, реле, чипы — или что там еще? — реагировали на их падение. Так или иначе, но вокруг них начала медленно и неуклонно сгущаться темнота.
И в этой темноте раздались вдруг какие-то отдаленные звуки. Звуки были похожи на тяжелую поступь словно шел на них кто-то огромный, продираясь, проламываясь сквозь черноту, и воздух испуганно вздрагивал в такт этим грозным шагам. Невидимый неполна приближался, топал колонноподобными ногами, сопел, пытался разглядеть в черноте двух незваных гостей, слепо шарил когтистыми лапами...
Он сжал пистолет, готовясь стрелять, левой рукой обнял за плечи Флоренс.
Шаги прогрохотали совсем рядом, стали удаляться... удаляться... — и затихли во мраке. Чернота, протяжно всхлипнув, распалась на угловатые куски, завилась быстро бледнеющими спиралями — и растворилась.
От зеркального пола отражался свет фонаря, в зеркальных стенах, многократно повторяясь, застыли он и Флоренс.
И не только они.
Флоренс тихо охнула и прижала ладони к щекам. Он ошеломленно опустил пистолет.
Возле зеркальной стены возвышались две прозрачные колонны, упирающиеся в потолок, и из их глубины смотрели безжизненными, невидящими глазами Алекс Батлер и Свен Торнссон. А из-за колонн выползала темная маслянистая отвратительная масса растекалась по полу, вздымалась скользким неотвратимым валом, поглощая колонны с неподвижными телами, надвигалась — и шипела, шипела...
И сзади, за их спинами, тоже нарастало, множилось ужасное шипение.
— Эдди! Боже, Эдди...
— Ну» держись, — сквозь зубы сказал он то ли себе то ли Флоренс и, убрав руку с ее плеча, вновь вскинул пистолет и шагнул вперед.
Увы, пули не в силах были остановить неумолимое приближение темного киселя. Кисель выбрасывал вперед и в стороны многочисленные щупальца и казался чудовищным, смертельно опасным спрутом, от которого тщетно ждать пощады.
— Эдвард!
Он резко повернулся на крик Флоренс и увидел, что одно щупальце, неведомо как подобравшись с тыла, оплело ее ноги. В глазах Флоренс плескалось отчаяние. Она протянула к нему руку, и он опять, как недавно, вцепился в эту руку и резко дернул на себя, стараясь освободить свою спутницу, напарницу, любимую из вражеских пут. Шипение перешло в свист, что-то невидимое с силой толкнуло его в грудь, отбрасывая от Флоренс.
— Эд!..
Возглас оборвался, и оборвалось шипение — словно вновь резко опустилось огромное сверкающее лезвие.
Он упал на спину — и его стремительно закружило на беззвучной карусели, летящей в черную пустоту...
...Когда Эдвард Маклайн открыл глаза, то обнаружил над головой тусклый пластик потолка.
Он лежал, пристегнутый ремнями к откидной койке и никак не мог успокоить бешено колотящееся Сердце.
Что это было? Кто послал ему это удивительно реалистичное видение? Или — что послало? Какая связь существует между этим более чем странным сном и дальностью, и есть ли вообще такая связь?
У Эдварда Маклайна не было ответов на эти вопросы.
Он еще и еще раз прокручивал в памяти свой сон и наконец сообразил, что настоящая, а не пригрезившаяся ему Флоренс Рок не могла произнести те слова которые она произнесла в сновидении.
«Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане... Ты знаешь, что это такое...»
Там, в сновидении, слова Флоренс звучали не как вопрос, а как утверждение. И в той реальности сна не показались ему какими-то необычными. Но на самом деле Флоренс Рок никак не могла знать о том, что случилось с ним больше десяти лет назад.
...Осенним утром он, как и то злосчастное звено торпедоносцев «эвенджер» в декабре 1945 года, возглавляемое лейтенантом Тейлором, отправился в полет над Атлантикой. Вылетев с базы во Флориде, он направился на северо-восток, в район Бермудских островов. Только в его распоряжении был не допотопный тихоходный «эвенджер», а сверхзвуковой многоцелевой «Файтинг фолкон» — «Бойцовый сокол», и летел он не на стрельбы по учебным мишеням, а имея совершенно иную задачу. Собственно, общая цель операции, одним из участников которой он являлся, была ему неизвестна. Начальство предоставило лишь весьма краткую информацию о проекте «Рикошет» — совместном детище Пентагона и аэрокосмического агентства. Его полет должен был стать не более чем одним из эпизодов, в котором кроме его «Бойцового сокола» были задействованы системы береговой ПВО» патрульные корабли ВМС, военные спутники и шаттл, сутки назад стартовавший с мыса Канаверал.
Полетное задание было лаконичным и предельно ясным: к такому-то сроку достичь определенной точки в океане, передать свои координаты и, сделав столько кругов, вернуться на базу. В кабину его «F16» загрузили какую-то аппаратуру, предназначая которой он не знал и, разумеется, от вопросов воздержался. Было понятно, что он, военный летчик Эдвард Маклайн, в данном случае является просто доставщиком определенного груза в нужное время в нужное место, этаким разносчиком пиццы — а более ему знать не полагалось.
Видимость была прекрасной, солнце отражалось в океане, истребитель легко скользил в небесах к заданной точке. Прибыв туда в расчетное время, Эдвард Маклайн передал на землю рапорт и, покружив в вышине, лег на обратный курс.
И буквально через десять минут угодил в Белый Туман. Легкая дымка впереди, которую он сначала принял за облачность, внезапно сгустилась, словно истребитель с размаху воткнулся в гигантский снежный сугроб. Небо вверху и океан внизу исчезли, что-то странное стало твориться с приборами. В какой-то неуловимый момент ему начало казаться, что верх и низ поменялись местами и «сокол» не мчится к берегу Флориды, а неподвижно висит, словно схваченный чьей-то огромной рукой. Он попробовал связаться с базой, но связи не было...
Да, он знал о Белом Тумане, знал о трагической судьбе той пятерки «эвенджеров» и других самолетов и кораблей, сгинувших в Бермудском треугольнике. Знал он и рекомендации насчет того, как поступать при возникновении Белого Тумана. Они были просты: ни в коем случае не менять курс, не увеличивать и не Уменьшать скорость, не снижаться и не набирать высоту. То есть действовать так, как если бы условия полета не изменились, и дожидаться исчезновения феномена или выхода из этой зоны. А потом немедленно связаться с диспетчером и определить свое местоположение, чтобы, как звено лейтенанта Тейлора не проскочить полуостров и не оказаться над просторами Мексиканского залива.
Нельзя сказать, что на душе у него было спокойно, но он следовал рекомендациям и покинул аномальную зону, находясь еще на значительном расстоянии от континента. Белый Туман исчез, небо вновь стало обычным небом, а океан — обычным океаном, перестали чудить приборы, и восстановилась радиосвязь.
После посадки на базе выяснилось, что бортовые часы «Бойцового сокола» и его, Эдварда Маклайна, наручные часы отстали на три минуты семнадцать секунд от часов базы. Гораздо меньше, чем у того пассажирского «боинга», что когда-то, то ли в семидесятых, то ли в восьмидесятых, вдруг исчез с экранов радиолокаторов, приближаясь к Майами, а потом вновь появился и успешно приземлился, потеряв неизвестно где и как десять минут.
На этот раз Белый Туман обошелся без жертв и отпустил «Бойцового сокола» вместе с Эдвардом Маклайном...
Белый Туман... По одной из гипотез — это нестационарная кочующая аномальная зона, то тут, то там возникающая в районе, издавна названном Бермудским треугольником. Зона, в которой время резко изменяет свой ход, а самолеты внезапно увеличивают скорость — для гипотетического стороннего наблюдателя. Так и получилось, что те «эвенджеры» находясь в Белом Тумане, пролетели над Флоридой не заметив ее, а потом тщетно искали базу, уходя все дальше и дальше от суши. Потом у них кончилось горючее, и они приводнились в высокие холодке волны — без шансов на спасение. А вот куда девалась отправившаяся на их поиски летающая лодка «Мартин маринер», знает, наверное, только Господь.
Аномальные зоны, согласно уже другой гипотезе, возникают еще и потому, что на ход времени влияют все движущиеся по окружности тела. Такого эффекта — и это подтвердилось опытами — можно добиться, даже применяя маленькие маховики. Что же говорить о районе Бермудских островов, где мощное течение Гольфстрим закручивает водяные вихри диаметром в сотни километров! Такие вихри не раз видели на поверхности океана — как белые или слабо светящиеся круги. Закручиваются вихри — изменяется ход времени — должна изменяться и гравитация, утверждала эта гипотеза. Космические спутники США фиксировали в центре океанических вихрей уровень воды на двадцать пять — тридцать метров ниже обычного для этого района Атлантики. В центре вихря гравитация повышенная, на периферии — пониженная. Не в том ли причина таинственных исчезновений кораблей в зловещем треугольнике, что грузы в трюме внезапно увеличивают свой вес...
Белый Туман... Эдварду Маклайну всего лишь раз довелось столкнуться с этим явлением. К участию в проекте «Рикошет» его больше не привлекали, а спустя полтора месяца после того полета пришел приказ о его переводе на базу ВВС в штат Орегон, в другой конец страны.
По поводу того случая в небе над Атлантикой Эдвард Маклайн имел несколько бесед с безымянными Для него людьми — как в военной форме, так и в цивильных костюмах. Кроме того, он составил подробный письменный отчет, продублировав его, по требованию командования, видеозаписью. И все. Больше на эту тему Эдвард Маклайн никогда ни с кем не говорил, выполняя не то чтобы приказ — скорее, настоятельные рекомендации. Впрочем, он вообще был не из болтливых...
И Флоренс Рок просто неоткуда было знать о том что случилось с ним в том полете над океаном. Хотя такое утверждение могло быть верным только в реальной действительности — но Флоренс-то говорила с ним о Белом Тумане во сне. Или в какой-то иной реальности...
Размышлять об этом странном сне можно было долго, но следовало заниматься обычной рутинной работой. Эдвард Маклайн занялся такой работой, к картины, привидевшиеся ему, потускнели в памяти. Но полностью отделаться от мыслей о своем сне командир «Арго» так и не смог.
Возможно, подумалось ему, он просто подсознательно переживает за своих коллег, и эта тревога нашла себе выход в сновидении-фантазии...
Во второй половине условного орбитального дня, так и не добившись связи с марсианской группой, он обосновался в кресле у мониторов, собираясь заняться стандартным текущим отчетом, но все никак не мог приступить к этому делу, а просто сидел, обводя взглядом экраны и постукивая пальцами во пластику. Чтобы хоть как-то нарушить тишину. Потому что тишина иногда бывает не в радость. Как и одиночество...
Проходили секунды за секундами, незаметно складываясь в минуты, и командиром «Арго» постепенно овладевала непонятная, не связанная с чем-то конкретным тревога. Нет, не отсутствие радиосвязи встревожило Эдварда Маклайна, и не странный сон. Пожалуй, даже не тревога это была, а некое смятение — это беззвучно протестовало его подсознание, это барахталась, как утопающий, его глубинная личность, не желая принимать то, что неумолимо надвигалось из будущего. Он словно заглянул за горизонт времен — и увидел там пустоту...
Вернее, ничего не увидел...
И только сеанс радиосвязи с ЦУПом привел его в чувство.
Земля передала ему код доступа к файлам, хранящимся в бортовой компьютерной системе. Эдвард Маклайн знал о существовании этих файлов, но об их содержании ему не было известно ровным счетом ничего.
«Есть вещи, которых лучше не знать заранее, — сказали ему в НАСА накануне старта с Земли. — Это вовсе не значит, что мы вам не доверяем. Просто в данный момент это лишняя информация, которая может отвлечь вас от выполнения основного задания. Меньше знаешь — крепче спишь». Поразмыслив, Эдвард Маклайн как будто бы согласился с этим мнением, но все-таки не удержался от вопроса. «Не раскрывая самой сути информации, вы не могли бы сказать, с чем она связана?» —спросил он. «Со структурами Сидонии, — последовал ответ. — Это некоторая дополнительная информация о структурах Сидонии, и она может понадобиться марсианской группе только после того, как у нас возникнет уверенность в том, что основная задача будет выполнена».
Этот длинный, как боа-констриктор, словесный выкрутас в переводе на обычный разговорный язык Подразумевал примерно следующее: если мы расскажем вам, парни, кое-что о сидонийских объектах, вы плюнете на добычу золота и займетесь вовсе не тем чем нужно.
И вот теперь, когда загрузке благородного металла в «консервную банку», по мнению знатоков душ человеческих из НАСА, уже ничего не могло помешать, они решили наконец поделиться информацией.
«Меньше знаешь — крепче спишь, — вспомнил Эдвард Маклайн, набирая код допуска. — Ну-ну, посмотрим, какой сюрприз они приготовили, чтобы мы страдали бессонницей...»
Сначала открылся текст с заголовком «Теотиуакан», а вслед за ним появились и фотографии: какая-то схема (план базы? города?); ступенчатые пирамиды на фоне гор; компьютерная трехмерная фигура с ярко-красными точками. Этот компьютерный рисунок нельзя было не узнать — на экране перед Эдвардом Маклайном красовался Марсианский Сфинкс.
Командир «Арго» поставил локти на панель и, подпирая руками подбородок, приступил к чтению. Слово «Теотиуакан» было ему незнакомо и вызывало только какие-то смутные ассоциации с текилой.
Он сидел и читал, совершенно забыв о тишине и одиночестве. Он был уже не на ареостационарной орбите, а далеко отсюда, на Земле, в полусотне километров от Мехико, на Мексиканском нагорье, в древнем городе Теотиуакане, что в переводе, как он узнал из текста, означает «город богов»... Или — «место, где боги касаются земли». Или— «место, где люди становятся богами». Не зря, выходит, у него возникла ассоциация с текилой — известным горячительным напитком как раз тех краев.
Эдвард Маклайн читал — и узнавал совершенно новые для себя вещи.
Происхождение Теотиуакана, втолковывал ему нечестный составитель текста, связано с какой-то цивилизацией гораздо древнее ацтекской. Тщательные археологические исследования до сих пор не дали ответа на вопрос, кто же именно, когда и почему его построил. Когда в пятнадцатом веке ацтеки нашли Теотиуакан, город был заброшен в течение уже семи столетий. Однако ацтеки сохранили древнюю легенду о том, что Теотиуакан был построен некими гигантами или богами, жившими здесь в четвертом тысячелетии до нашей эры, «во время четвертого Солнца», и был предназначен для того, чтобы превращать людей в богов. («Пришельцы с Марса?» — подумал Эдвард Маклайн, бросив взгляд на изображение, очень похожее на Марсианский Лик.) После ухода великанов город пришел в запустение. Примерно в 1400 году до нашей эры здесь появились ольмеки, превратившие Теотиуакан в культовый и образовательный центр. Затем ольмеков сменили сапотеки. Просторная равнина дала строителям Теотиуакана свободу действий — город занимал площадь в двадцать с лишним квадратных километров, а его население, по оценкам исследователей, составляло до двухсот тысяч человек.
В Теотиуакане, как считали древние обитатели этих мест, был запущен в действие основной закон нашего мира — закон жертвы, и боги Солнца и Луны вошли в наше пространство и время. («Марсиане?» — вновь подумал Эдвард Маклайн.) Потому место это считалось священным и притягивало к себе людей.
Древний текст рассказывает о том, что было время, когда существовало лишь Высшее Начало — «Мать и отец богов», Ометеотль, дуальная основа всего сущего, — от которого все получило бытие. Ометеотль породил четырех детей, четырех богов — черного Тескатлипоку, красного Шипе-Тотека, белого Кетцалькоатля и голубого Уитцилопочтли. Эти боги были лишены покоя, постоянно напряжены, потому что находились в состоянии вечной борьбы друг с другом за господство в Космосе — боги ночи и бог судьбы, бог ветра и бог войны...
Основное ритуально-административное ядро Теотиуакана было тщательно спланировано вокруг двух пересекающихся под прямым углом и ориентированных по сторонам света широких улиц: с севера на юг протянулась Миккаотли — Дорога Мертвых; с запада на восток — улица, название которой не сохранилось. На северном конце Дороги Мертвых была воздвигнута пирамида Луны, в центре города — еще две пирамиды: Солнца и Кетцалькоатля.
Неизвестно, каково было истинное назначение пирамиды Солнца, но, поскольку она расположилась вдоль оси восток — запад, пути следования Солнца по небу, считалось, что она представляет собой центр Вселенной: ее четыре угла указывают на четыре стороны света, а вершина — центр бытия. Прямо под этой пирамидой была обнаружена большая естественная пещера, в которой, возможно, проводились какие-то обряды.
В тексте Эдвард Маклайн обнаружил и такие сведения: несмотря на то что пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане были ступенчатыми, с лестницами и площадками наверху, как в Месопотамии, чтобы их можно было использовать для астрономических наблюдений, — у исследователей сложилось твердое впечатление, что их архитектор был знаком с египетскими пирамидами в Гизе и сымитировал их, изменив лишь внешнюю форму. Хотя вторая пирамида была ниже Великой пирамиды, их вершины находятся на одинаковой высоте над уровнем моря, поскольку вторая пирамида сооружена в более высоком месте. Такая же картина наблюдалась в Теотиуакане: основание меньшей по размеру пирамиды Луны находится выше основания пирамиды Солнца, и поэтому их вершины расположены на одной высоте над уровнем моря. Особенно заметно сходство Великой пирамиды в Гизе и теотиуаканской пирамиды Солнца. Обе сооружены на искусственных платформах, размеры их оснований почти совпадают (разница не составляет и трех метров), и, кроме того, пирамида Солнца точно вписывается в Великую пирамиду Гизы.
Размеренно скользя глазами по строкам, Эдвард Маклайи прочитал пересказ и другой легенды, повествующей о событиях, связанных с Солнцем и Луной. Когда-то четыре бога, заключив наконец мир между собой, создали новую землю, новое небо и новых существ взамен всего того, что погибло ранее. Но не было еще ни света, ни тепла, земля утопала во тьме — светло было только в Теотиуакане, потому что там постоянно горел священный огонь. Кому-то из братьев следовало броситься в огонь, вспыхнуть и вознестись на небо в виде Солнца. Первым вызвался черный Тескатлипока. Четыре раза он пытался принести себя в Жертву, но каждый раз отступал, не находя в себе достаточного мужества. Тогда вперед выступил красный Шипе-Тотек, без колебаний ринулся в пламя и вознесся на небо в виде Солнца. Черный брат последовал его примеру, но было уже поздно, и он обратился в Луну, которой дано светить лишь ночью.
По одной из версий, пирамиды Солнца и Луны построили сами боги в честь Тескатлипоки и Шипе-Тотека, пожертвовавших собой. По другой версии, в то время пирамиды уже существовали, и боги прыгали в священный огонь с их вершин.
Да, несомненно, все это было интересно, но командир «Арго» никак не мог дождаться, когда же речь пойдет о Марсианском Сфинксе. Изображение марсианского нефрактала (если, конечно, это бьщ именно сидонийский объект), несомненно, было связано с древним земным городом Теотиуаканом — но когда же его наконец перестанут пичкать легендами о богах и доберутся до сути?
Тем не менее, привыкнув все делать на совесть, он не пропускал ни одной строчки и продолжал внимательно читать, все выше и выше передвигая текст на экране виртуальным курсором.
Названия пирамид Солнца и Луны придумали не археологи, производившие раскопки на территории Теотиуакана; эти названия дошли из древних легенд, и у исследователей не было причин сомневаться в том, что храмы, некогда стоявшие на вершинах пирамид, были посвящены именно богу Солнца и богу Луны.
Пирамида Кетцалькоатля была самой маленькой из трех теотиуаканских пирамид. Археологи частично вскрыли более поздние слои, и под ними обнаружилась исходная ступенчатая пирамида с фасадом, украшенным скульптурными изображениями, в которых змея — символ Кетцалькоатля — чередовалась со стилизованным лицом бога небесных стихий, дождя, грома и молнии Тлалока на фоне бушующих вод. Строительство этой пирамиды приписывалось толтекам — как и многих других мексиканских пирамид.
В отличие от пирамиды Кетцалькоатля, две большие пирамиды были полностью лишены украшений, имели другие размеры и форму и вообще были значительно массивней и древней.