— Алекс Батлер — кладезь идей, — изрек пилот с видом философа, родившего очередной афоризм. — Тебя послушать — ох и мудрые же были эти марсиане! А всепланетного катаклизма предвидеть не смогли. Или предвидеть-то предвидели, а предотвратить не су. мели. Мы, полудикари по сравнению с ними, и то уже сейчас готовы в пух и прах разнести любой астероид, угрожающий Земле... я имею в виду, технологически готовы... А они?
   — Думаю, если бы на Землю падала Луна, нам никакие разрекламированные роботы-разрушители не помогли бы, — заметил ареолог. — А если в Марс врезалась комета... Возьмем тунгусский феномен — ведь там совершеннейшая кроха была, совсем маленькая малышка из облака Оорта, и она ведь не столкнулась с Землей, а пронеслась по касательной, в атмосфере. Или рикошетом ушла в космос. А последствия? Взрывная волна обошла весь земной шар, энергии выделилось в тысячу раз больше, чем при взрыве хиросимского «Малыша». А тут, наверное, была штука посерьезнее. Но! Здешние-то нефракталы уцелели, Свен! Может быть, великим жрецам и удалось отвести беду от этих мест.
   Свен Торнссон восхищенно хлопнул себя руками по бедрам:
   — Ну на все у тебя есть ответ! И где ты был, когда меня мучили в школе?
   — Сам в то время мучился в школе.
   — Мда-а, — протянул Свен Торнссон. — Все это, конечно, хорошо, замечательно... Поливаем струями древние камни...
   — Кстати, — прервал его Алекс Батлер, — если У нас так и не появится желание закусить друг другом — это хороший шанс.
   — На что?
   — На то, что мы можем бродить здесь достаточно долго, и даже если не отыщем выход — нас отыщет следующая экспедиция.
   — Ага, как же, — безрадостно сказал пилот. — Вряд ли нас будут искать. Кому придет в голову, что мы до сих пор живы? — Он вздохнул. — А вообще, Алекс, хоть я и не особенно верю во всякую заумь... ну, не то чтобы не верю — просто как-то не приходилось сталкиваться... Все эти наши перемещения... воздух... есть не хочется... вспышки... Ну, в общем, поневоле призадумаешься над тем, что Флосси говорила: мы умерли, а это все лишь кажется.
   — То есть и я тебе просто кажусь? — уточнил Алекс Батлер.
   Пилот подумал и неуверенно кивнул:
   — Ну да. Как и все остальное. Гробанулись еще при старте... или камнем небесным нас долбануло на трассе, когда мы дрыхли в усыпальнице...
   — Но с таким же успехом и я могу предположить, что не я тебе кажусь, а ты мне, — возразил Алекс Батлер. — Или мы оба кажемся кому-то другому, потому что нас уже нет. Сфинксу кажемся. Снимся мы ему. А еще можно предположить, что мы с тобой — персонажи компьютерной игры. Пройдем этот уровень — переберемся на следующий. Давай так и будем Думать — чтобы нервные клетки поберечь.
   — Давай, — хмуро согласился пилот. — Можно вообще предположить, что мы не черт-те где, на Марсе, а на родной Земле, — это я уже в твоем стиле. В какой-нибудь индейской пирамиде...
   — Почему в индейской, а не в египетской?
   — Египетская — штамп, — пояснил Свен Торнссон. — По египетским пирамидам кто только из этих голливудских знаменитостей не лазил в фильмах.
   «Надеюсь, Дик, ты знаешь что делаешь?» — «Ты в порядке, Мардж?» — и все в таком роде. А про индейские пирамиды я что-то фильмов не припомню. И вот сейчас сюда ворвется толпа жрецов с луками и барабанами, скрутят нас по рукам и ногам — и в жертву своим индейским богам. Сдерут кожу, как с того мексиканца, о котором ты говорил, Стипе...
   — Ксипе Ксолотль, — поправил пилота Алекс Батлер.
   — Вот-вот. Сдерут кожу, натянут на свои барабаны и устроят рок-тусовку. Ты, кстати, так и не рассказал про этого Ксолотля. За что пострадал-то парень?
   — Знаешь, почему мы здесь топчемся битый час, вместо того чтобы куда-то идти? — внезапно задал вопрос Алекс Бат лер.
   — Знаю, — со вздохом ответил Свен Торнссон. — Боимся убедиться в том, что нам отсюда не выбраться.
   — В самую точку, — подтвердил ареолог. — Но идти-то надо, Свен.
   — Ну что ж, облегчились — можно и в путь. Алекс Батлер мысленно поблагодарил пилота.
   С напарником ему явно повезло: Свен не закатывал истерик и не впадал в меланхолию. Во всяком случае, пока, — хотя уже и проскальзывало у него кое-что похоронное...
   К сожалению, такая наигранно бодрая манера никак не могла повлиять на исход дела. На благоприятный исход дела. «Однако если бы он вел себя иначе, мне было бы гораздо труднее», — подумал Алекс Батлер, а вслух сказал:
   — Свен, сейчас я тебе не начальник. Приказывать не буду, просто посоветую: поменьше резких движений и постарайся держаться подальше от стен.
   А впрочем, — тут же добавил он, — у меня нет никакой уверенности в целесообразности этих советов. Может быть, тут следует поступать как раз наоборот.
   — Господь все видит, все про нас знает и все давным-давно решил, — рассудительно сказал Свен Торнссон. — Остается надеяться на то, что Его решение — в нашу пользу. Право, Ему не стоило направлять меня на край света, чтобы прихлопнуть вот тут, в этом ангаре. Гораздо проще было бы сделать это на Земле.
   — Не дано нам знать о замыслах Господа, — в стиле заправского проповедника изрек Алекс Батлер. — Пошли, Свен.
   Медленно и осторожно пройдя с полсотни шагов по неширокому коридору, ступая след в след — ареолог впереди, пилот сзади, — они обнаружили, что пол постепенно понижается.
   — Я бы предпочел наткнуться на ступени, ведущие вверх, — заметил Свен Торнссон. — А так и в самое ядро можно угодить.
   — Следует довольствоваться тем, что имеешь. — Алексу Батлеру, видимо, понравилась роль проповедника. — Тогда и другое придет. В этих толщах великие жрецы вполне могли пережить космическую бомбардировку.
   Коридор изогнулся закругленным поворотом, потом еще одним. Вокруг по-прежнему было тихо, и эта неживая тишина прессом давила на психику.
   — Черт, мне начинает казаться, что за нами кто-то крадется, — нервно сказал Свен Торнссон, когда Позади остался еще один поворот.
   Алекс Батлер, остановившись, пропустил его вперед и посветил фонарем в темноту за спиной. Ему показалось, что мигнул там какой-то крохотный лиловый огонек — как мгновенный проблеск маяка, но это могло быть просто обманом зрения; спелеологам во мраке пещер тоже не раз мерещились разные разности.
   — Меня другое тревожит, — сказал он. — Как бы не оказалось, что мы таки идем по кругу.
   — Тогда уж скорее по спирали, пол-то все время под уклон.
   — По спирали — это лучше, у спирали должен быть конец. Тут в стенах может быть сколько угодно других проходов...
   — ...только двери замаскированы, да еще, наверное, и заперты. Негостеприимное местечко...
   Разговор отвлекал от пессимистических мыслей, немного облегчал душевную тяжесть и притуплял гнетущее чувство полной заброшенности, затерянности в необъятных каменных глубинах, поэтому Алекс Батлер продолжил его:
   — Читал когда-то в детстве один рассказ. Как раз в тему. История про парня, который соорудил себе до жути навороченный дом. Масса комнат, разные переходы, лестницы, спуски-подъемы... Что-то суперсложное, лабиринт в квадрате, а то и в кубе. Ну, идея рассказа простая и довольно спорная, на мой взгляд: мол, если усложнять и усложнять систему, добавляя все новые и новые элементы, то в какой-то момент она перейдет в иное качество, приобретет другие свойства. Ну, как в истории с подземкой, тоже был такой рассказ. Строили и строили новые линии, переходы, развязки, уровни — ив итоге в один прекрасный день там пропал поезд.
   — Что значит — пропал? — обернувшись, полюбопытствовал Свен Торнссон, охотно поддерживая разговор. — Это же не самолет, не корабль в Треугольнике Дьявола, раз — и утонул. Поезд же, я так понимаю, по рельсам бегает, а они ведь не бесконечные, дальше депо никуда не уедет.
   — То-то и оно. Его слышат — то на одной ветке, то да другой. Бросаются туда-сюда, а он скачет с ветки За ветку, как белка. Через двадцать пятое измерение. Свойства системы изменились, топография пространства—времени, понимаешь? Возникло еще одно измерение дополнительно к обычным. А то и два...
   — Эх, фантасты, морочат людям голову! Что, никто обесточить всю подземку не догадался?
   — Обесточили, да никакого толку! Поезд, как часть системы, приобрел новые свойства, пассажиры и машинист не замечали ничего такого. Им представлялось, что поезд идет в туннеле своим обычным маршрутом, от станции до станции, и что прошло всего минуты три, не более. А он там уже месяц так гонял.
   — Ф-фантасты! — с чувством повторил Свен Торнссон. — Выдумщики. Сюда бы их, в этот вот коридорчик. И что бы они придумали? Хотя ты же у нас не хуже фантаста... Ну и как, нашли этот поезд, или он и до сих пор там бегает?
   — Нашли. А вот как — забыл, — признался Алекс Ватлер. — Я классе во втором или третьем читал, в каком-то сборнике. Ник, мой старший брат, книжку принес, сам читал — ну и я поинтересовался: я его делами в то время очень сильно интересовался.
   — А что с тем домом? Тоже забыл?
   — Представь себе, чем дело кончилось — действительно не помню. Но суть могу изложить.
   Пилот фыркнул:
   — Ну, ты классный читатель, Алекс! Улетный! Ни Черта не помнишь. Может, ты до конца и не дочитывал?
   — Да вроде дочитывал. В общем, идея та же. Где-то вдалеке землетрясение произошло — и дом не то что-бы рухнул, а как-то сложился, опять же через двадцать пятое измерение. И вот хозяин бродит по комнатам и все время попадает не туда. Заходит из коридора в кухню — этот коридор ведет именно в кухню, — а вместо кухни оказывается на другом этаже, в спальне. Выходит из спальни — и попадает на первый этаж, в ванную. А оттуда — в подземный гараж. И выбраться никак не может из собственного дома. Открывает дверь на улицу — а там тренажерный зал, что на третьем этаже, Подходит к окну, хочет выпрыгнуть — а за окном кабинет или опять спальня. А за другим окном — вообще пустое пространство; в смысле — не пустырь, а пустота. Полное отсутствие чего-либо. А за третьим — какой-то неземной пейзаж. Например, Сидония...
   — Да уж... — сказал Свен Торнссон. — Любопытные истории ты рассказываешь, Алекс. Очень к месту. Я был бы совершенно не против того, чтобы за следующим поворотом увидеть, например, Белый дом. Или даже самый занюханный портлендский кабак. Да что там — хоть и джунгли, только не венерианские, а земные! Честно тебе признаюсь, я с несравненно большим удовольствием бродил бы сейчас по нью-йоркской канализации, чем в этом могильнике...
   — Не мы выбираем себе пути, но пути выбирают нас, — вновь все тем же тоном проповедника изрек ареолог. — Я бы тоже не прочь оказаться где-нибудь поближе к дому. Или к «консервной банке»... Но, с другой стороны, Свен! Мы внутри самого, наверное, загадочного объекта во всей Солнечной системе! ВДРУГ мы тут что-то такое откопаем...
   — Откопать-то, может, и откопаем, — пилот, видимо, устал играть роль бодрячка, и голос его звучал глухо и уныло, — только никто об этом не узнает. А потом лет этак через десять-двадцать, и нас самих откопают Наши сгнившие трупы.
   — Это вряд ли, Свен, — с напускной веселостью возразил Алекс Батлер.
   — Почему? Ты видишь выход? — язвительно спросил пилот. — Так покажи, а то у меня с глазами, вероятно, какие-то проблемы.
   — Я насчет сгнивших трупов, — пояснил Алекс Батлер. — Тут сухо, тепло, и потому с довольно большой вероятностью можно предположить, что не сгнившими трупами мы будем, Свен, а мумиями. Прекрасно сохранившимися мумиями.
   — Ну спасибо, утешил, — сказал пилот. — Это в корне меняет дело. Я всю свою сознательную жизнь мечтал стать мумией. В музеи глазеть на мумии толпы ходят, и я хочу, чтобы на меня тоже глазели. Популярность — это хорошо, даже если она посмертная.
   — Значит, нет причин для уныния! «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее?» — так говаривал один древнегреческий поэт, Алкей кажется, и предлагал в качестве средства от уныния напиться вдрызг. Напиться вдрызг нам нечем, а вот не мрачить сердце раздумьем мы вполне можем.
   — Ага. Все будет хорошо, если не будешь думать о белой обезья... — Свен Торнссон, не договорив, остановился.
   Алекс Батлер, выглянув из-за спины пилота, увидел, что впереди брезжит тусклый свет.
   «Господи, если бы там был выход...» — со слабой надеждой подумал ареолог.
   Но уже через несколько десятков шагов обнаружилось, что это вовсе не выход. Перед астронавтами открылся небольшой круглый зал, пол которого устилали чередующиеся желтые, белые и розовые ромбовидные плитки; в их расположении не просматривалось какой-то системы. Кое-где плитки отсутствовали, и такие черные пятна были хаотично разбросаны по всему полу. Возможно, эти пятна появились тут позже, а не были изначально задуманы неведомыми проектировщиками. Потолок тоже выглядел гораздо наряднее чем в тех камерах и коридорах, где довелось побывать астронавтам, — по обтесанному камню змеились широкие красные спирали, то тут, то там пересекаясь друг с другом. Вероятно, их рисовали здесь в соответствии с каким-то замыслом, но замысел этот нужно было еще разгадать. В трех местах в стенах темнели проходы, а стена, находившаяся напротив обозревающих зал астронавтов, напоминала витрину, точнее, три витрины, отделенные друг от друга каменными перегородками. Эти «витрины» были квадратными, почти от пола до потолка, их неярко освещенные изнутри мутноватые стекла (или то, что выглядело как стекла), казалось, покрывала легкая изморозь. Других источников освещения в зале не было. Оставалось только гадать о том, что за источник энергии в течение уже не одного тысячелетия поддерживает здесь свет. И для чего.
   Алекс Батлер и Свен Торнссон молча переглянулись и медленно, бок о бок двинулись вперед, переставляя ноги очень осторожно, словно ступая по тонкому льду. После предыдущих пустых камер и коридоров этот зал выглядел чуть ли не празднично. Так, пожалуй, мог бы воспринимать площадь захудалого городка с тысячью-двумя жителей, площадь где наперебой зазывают к себе выцветшей рекламой целых два магазина и одна забегаловка, какой-нибудь бедуин, в жизни не видавший ничего, кроме своей пустыни.
   Переход через зал завершился без неприятных неожиданностей, и астронавты остановились перед одной из «витрин». Алекс Батлер провел ладонью по словно бы запотевшей поверхности — она была холодной, гладкой, но не скользкой и, скорее всего, не стеклянной; возможно, какие-то силикаты там и присутствовали, но не занимали в составе этого материала ведущего места. Прозрачнее от прикосновения ареолога «витрина» не стала.
   Как ни странно, но и направленные внутрь лучи фонарей не делали более зримыми какие-то лежащие за «стеклом» предметы; напротив, эти предметы как бы вовсе теряли очертания, превращаясь в еле уловимые глазом подобия миражей, в бледные бесформенные отпечатки, грозящие полностью раствориться в тех люксах, что исправно извергала из себя земная светотехника.
   — Выключи фонарь, — тихо сказал Алекс Батлер пилоту и погасил свой.
   Свен Торнссон, чуть помедлив и оглянувшись, последовал его примеру.
   Света стало гораздо меньше, но видимость от этого только улучшилась. За мутной перегородкой проступили слабо освещенные сверху контуры. Алексу Батлеру представилось, что он видит монолит, платформу, не более чем на метр возвышающуюся над полом, бок которой, обращенный к астронавтам, испещрен какими-то едва заметными сквозь «изморозь» знаками; а на платформе лежат в ряд пять Продолговатых предметов... Белое... с золотом... серо-белая ткань и тусклое золото масок...
   — Боже мой... — почти беззвучно ошеломленно выдохнул ареолог.
   Пропитанные благовониями полотняные погребальные ткани и золотые посмертные маски... Казенное ложе ушедших...
   — Что такое, Алекс? — встрепенулся Свен Торнессон, безуспешно пытаясь протереть «витрину». — по моему, это всего лишь покойники. Или куклы.
   — Это мумии, — стараясь не повышать голоса сказал Алекс Батлер.
   — Марсианское кладбище! — Пилот восхищенно покрутил головой. — Это классно, Алекс! Мы нашла мумии марсиан!
   — Боже мой... — повторил ареолог. — Видишь вон те значки? — Он ткнул пальцем в «стекло», показывая на посмертное каменное ложе.
   Пилот прищурился, всматриваясь. Сказал неуверенно:
   — Вроде змейки какие-то... Птицы... Точно, птицы... Человечки... Какая-то корзиночка... Что-то типа мобильника...
   — Это не мобильник, Свен, это изображение плиты, — Алекс Батлер по-прежнему говорил приглушенным голосом. — Иллюстрация предыдущих четырех знаков. А эти предыдущие четыре знака составляют слово «памятник».
   — Ага, понятно. А вон та зверюга означает слово «пантера». Похоже, да? — Пилот вдруг с изумленным видом повернулся к Алексу Батлеру: — Ты что, доктор, знаешь язык марсиан? Такие находки уже были? Секретная информация?
   — Это не марсианский язык, Свен, — ответил ареолог. — Это древнее египетское рисуночное письмо вперемежку с древнеегипетским языком. Такие же символы есть на Розеттском камне, его нашли в Египте во время военного похода Наполеона.
   — Ты хочешь сказать, что марсиане обучили древних египтян языку?
   — Не знаю, Свен, не знаю... Но перед нами именно древнеегипетские письмена... — Алекс Батлер, вдвинув брови, о чем-то размышлял. — Смотри, что получается. Фараонов в Египте хоронили в грандиозных пирамидах. Не в кубических гробницах, не под земляной насыпью — именно в пирамидах. Это факт. Другой факт: ни в одной пирамиде, насколько мне известно, не нашли ни одного фараона... то есть ни одной мумии. Объяснение есть: мол, те, кто был позже, осудили деяния предшественников и вынесли мумии из гробниц. Но вот они, фараоны, — Алекс Батлер кивнул на каменное ложе. — Я не утверждаю, что это именно фараоны, но похоже, что так. Золотые маски... Подобная была у Тутанхамона. Теперь смотри. Я, по-моему, уже говорил, есть некий математический код, одинаковый для нефракталов здешней Сидонии и земных сооружений Стоунхенджа, Теотиуакана, Гизы и Ангкора. Даже введено такое понятие: стандартная теотиуаканская единица»...
   — То есть марсиане явились к нам на Землю, построили все эти сооружения, прихватили зачем-то мумии фараонов и вернулись сюда, так, что ли?
   — Я ничего не могу утверждать, Свен, я могу только предполагать.
   — И?
   — Марсиане могли обучить землян строительству таких сооружений. С соблюдением нужных пропорций, соответствующих теотиуаканской единице. Наверное, пропорции тут очень важны. Не думаю, что марсиане обучили египтян письму — письмо-то довольно примитивное. Они просто воспроизвели здесь, — ареолог вновь показал за «стекло», — древнеегипетские тексты. Потому что здесь покоятся именно фараоны Древнего Египта. Не исключено, что в каком-то другом зале находятся останки правителей Теотиуакана. А ну-ка... — Алекс Батлер прошел вдоль стены, заглянув во вторую и третью «витрины». — То же самое, Свен, — сказал он, вернувшись к продолжающему разглядывать древние письмена пилоту. — Египетские мумии. Вообще, тут можно строить разные предположения, но для меня сейчас важнее другое: как мумии фараонов оказались здесь?
   — А я думал, для тебя важнее: как нам выбраться отсюда, — с почти неуловимым оттенком сарказма сказал Свен Торнссон. — Могу объяснить. Здешние великие жрецы посетили Землю и, возвращаясь, прихватили их с собой в качестве сувениров. Или как вещественные доказательства того, что они летали именно на Землю, а не рванули куда-нибудь на Нептун. Замечаешь, как все кстати? Только что мы с тобой толковали о мумиях — и вот они, пожалуйста. И мы вскоре пополним эту коллекцию собственными бездыханными трупами.
   — Да бог с ними, с нашими трупами, — отмахнулся Алекс Батлер. — Шутки шутками, но все же: как мумии попали на Марс? И как марсиане попали на Землю? — Глаза его возбужденно блестели. — И зачем там, — он кивком указал вверх, — на марсианской равнине, построены пирамиды?
   — Ну давай, не тяни, — поторопил его пилот. — Ведь вижу, что есть у тебя ответ, тебе же идею выдать — все равно что мне хот-дог проглотить. Давай, рассказывай, как египетские рабы копали подземный ход до самого Марса.
   — И расскажу. Слышал о таком понятии: энергия пирамид?
   — Нет, док, не слышал. Мои интересы и увлечения лежат в несколько иной плоскости. Так что сделай милость, просвети.
   — В пирамидах концентрируется некая энергия, — начал Алекс Батлер в манере школьного учителя. — Я читал научные отчеты и сам, своими глазами видел очень любопытные фотографии. Уже многократно установлено, что эта невидимая энергия пирамид не дает портиться мясу, бритвенные лезвия затачивает... — Свен Торнссон удивленно поднял брови, — вытягивает из предметов влагу... Даже раны заживляет. Точь-в-точь как вода, заряженная сенситивами... не шарлатанами, а настоящими сенситивами — таких не очень-то и много. Помещали в пирамиду яйца — и из них выводились птенцы. Помнишь, Фло говорила про инкубаторы? Так вот, сами пирамиды и есть инкубаторы. То есть, вне всякого сомнения, пирамиды влияют на химические, физические и биологические процессы. Заметь, Свен, археологи много раз пробирались в пирамиды и находили там абсолютно нетронутые саркофаги, запечатанные по всем правилам. Открывают — а там пусто. И сухо. Словно там не мумии лежали, а сплошные живые Гарри Гудини! Размотались, выбрались, не повредив печатей, и ушли куда-то.
   — И куда же это они ушли? Сюда, на Марс? Через твое двадцать пятое измерение?
   — Так ты же сам видишь: вот же они, тут! Есть такая идея, что пирамиды были нужны для перемещения в пространстве. Марсиане об этом знали и, судя по всему, поделились своими знаниями с египетскими жрецами. Для перемещения тел нужно перевести их в некое лучистое тонкоматериальное состояние. И этого можно добиться именно с помощью энергии пирамид, понимаешь? Возможно, пирамиды не только концентрируют энергию, но и время от времени ее излучают. Вот так эти мумии и были перемещены сюда.
   — Ну никак не могли марсиане обойтись без этих трупов, — скептически сказал Свен Торнссон. — Чем плохо им было там, на Земле, лежать?
   У Алекса Батлера незамедлительно нашелся ответ и на этот вопрос:
   — Мумии в тонкоматериалъном состоянии переместили сюда и воссоздали. Мумии — это носители тонкоматериальных тел, такие тела состоят из каких-то невидимых микрочастиц, это своего рода фантомы, призраки. На них можно потом навесить нормальные атомы — и получится живой египетский фараон! Это, — ареолог показал на «витрину», — хранилище, понимаешь, Свен? Хранилище!
   — Понимаю, — кивнул пилот, — и не перестаю удивляться твоим знаниям и фантазии... Нет, без всякой иронии, серьезно. Может быть, ты скажешь еще, зачем марсианам понадобились оживленные фараоны? Зачем в городе великих жрецов Гор-Пта нужны живые египетские фараоны?
   — А вот этого я не знаю.
   — Тогда попробую-ка и я пошевелить извилинами.
   — Ну-ка, ну-ка...
   — Допустим, марсиане предполагали, что... м-м... древние египтяне когда-нибудь вымрут. Как мамонты. И хотели сохранить генофонд.
   Алекс Батлер задумчиво почесал нос:
   — Что ж, не исключено.
   — Спасибо, док, что оценил. — Свен Торнссон изогнулся в шутовском поклоне. — Сам яйцеголовый считает, что не исключено. Да ерунда, док! На самом деле смекалистые марсиане намеревались показывать настоящих земных фараонов в бродячем цирке. И зашибать хорошие деньги. Вот и все.
   — Понятно, — ровным голосом сказал ареолог, глядя на предметы, похожие на мумии. — Это не я фантазер, Свен. Это ты фантазер. Мне бы такое и в голову не пришло.
   Пилот прищурился:
   — А ты считал, что Свен Торнссон только по всяким летающим железякам мастак? Ты порасспрашивай моих портлендских приятелей, и они тебе расскажут, кто у них лет этак восемнадцать-девятнадцать назад был главным выдумщиком по части всяких развлечений. Они тебе много интересного поведают! Если котелок у меня сейчас и варит лишь в одном направлении, так только потому, что мне интересно именно это, а остальное прошло. Не люблю разбрасываться и на роль универсального комбайна не претендую.
   — Спокойнее, Свен, — с расстановкой произнес Алекс Батлер, глядя на побагровевшее лицо пилота. — Я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Сам факт, что сюда полетел именно ты, уже о многом говорит.
   — Лучше бы не полетел, — мрачно процедил пилот. — Спокойнее! Будешь тут спокойным, как же. Наши-то мумии никто отсюда на Землю не перенесет и не оживит... — Он вновь оглянулся. — Слушай, а тебе не кажется, что о нас в последнее время как-то подзабыли? Не засасывают в стены, не душат так, что глаза на лоб лезут... Идем отсюда, а? Мне эти древние покойники на нервы действуют. Я почему-то рядом с покойниками находиться не люблю...
   — Идем, — сразу же согласился Алекс Батлер и, бросив последний взгляд на каменное ложе, отошел от «витрины». Включил фонарь и поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы. — Какой выбираешь?
   — Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.
   — Понятно. — Ареолог усмехнулся. — В случае чего ты ни при чем, это я виноват. Ладно. Насчет рулетки тоже похвастаться не могу, но рискну. — Он задумался на мгновение, а затем направился к проему, темнеющему слева от него. — Левое — там, где сердце. Будем ходить по этим путям. Главное, что есть хоть какой-то выбор.