«Черные ястребы» с экипажем из четырех человек были оснащены радарами, способными засечь посторонний летательный аппарат на расстоянии до четырехсот километров. Единственное оружие на их борту — мощный прожектор «Ночное солнце». Непереносимый для зрения ярчайший луч, направленный на кабину чужого самолета, должен заставить пилота свернуть в нужную сторону. Если же чужак не подчинится радиокомандам или не свернет в сторону, то на перехват будут подняты реактивные истребители с гораздо более серьезным оружием...
Прочитав одно такое сообщение в «Ю Эс Эй Тудэй», Эдвард Маклайн не смог удержаться от скептической усмешки: приступившие к патрулированию в Нью-Йорке «черные ястребы» вовсе не были теми самыми таинственными черными вертолетами из историй об НЛО.
Флоридский однополчанин Эдварда Маклайна Роберт Фиш был когда-то обстрелян таким вертолетом в небе над Невадой и ответным залпом завалил чужака. Катапультировавшись из горящего истребителя, он раньше всех добрался до того квадрата, где рухнул в пустыню загадочный летательный аппарат. И обнаружил тела двух существ, которых никак нельзя было причислить к отряду приматов семейства гоминид рода гомо вида сапиенс. По классификации уфологов, эти существа относились, как выяснил потом Роберт Фиш, к классу гуманоидов, типу короткие серые...
Фиш знал, в какую неприятную историю может влипнуть, если его застанут на месте катастрофы, поэтому счел за благо убраться подальше оттуда до прибытия военных. И все-таки не удержался от того, чтобы не прихватить с собой инопланетный артефакт — узкий черный растягивающийся браслет, снятый им с переломанного запястья одного из «серых». Браслет казался единым целым, и время от времени проплывали в глубине его матовой поверхности цепочки каких-то символов. Эти символы почти никогда не повторялись, говорил Роберт Фиш Эдварду Маклайну в прокуренном офицерском салуне флоридской авиабазы. Браслет он, по его словам, хранил в доме родителей и не собирался показывать его никаким комиссиям.
Потом Роберта Фиша перевели на север, а несколько лет спустя Эдвард Маклайн совершенно случайно узнал, что коллеги, скорее всего, больше нет в живых. Автомобиль Фиша нашли на обочине шоссе возле моста, а тело, несмотря на все усилия водолазов и отряда национальной гвардии, прочесавшего оба берега ниже по течению, так и не обнаружили...
Полковник Фиш тоже не пытался вступать в контакт — а немедленно и без раздумий ответил ударом на удар, потому что населяющие космос существа вовсе не обязательно должны были являться братьями или друзьями землянам...
Весь этот вихрь воспоминаний пронесся в голове командира «Арго» за те несколько секунд, в течение которых он переводил дуло «магнума» с одной человекообразной фигуры на другую. Хотя статуи не двигались, астронавт взмок от напряжения, в каждый момент ожидая неблагоприятного для себя изменения обстановки. Страха у него не было — а была предельная концентрация внимания и готовность к немедленным решительным действиям. Эдвард Маклайн намеревался сражаться за свою жизнь с какими угодно инопланетными чудовищами. Он не думал о том, откуда они взялись на этой вымершей планете: если тебе явился дьявол, в которого ты не веришь, — отбрось свое неверие и стреляй в дьявола!
Но оказалось, что он все-таки готов не ко всему. То, что он услышал в напряженной тишине, заставило его вздрогнуть и резко повернуться.
— Спокойно, Эд, никто тебя не тронет, — раздался негромкий голос справа от него.
Профессиональный военный летчик и профессиональный астронавт Эдвард Маклайн никогда не страдал галлюцинациями и не видел причины, по которой вдруг ни с того ни с сего начал бы галлюцинировать. Значит, то, что находилось сейчас неподалеку от него, не было галлюцинацией.
Вернее, не «что находилось», а «кто находился».
У кромки озерца сидел на каменном полу, опустив ноги в маслянистую субстанцию, человек в пурпурном одеянии, похожем на тогу сановников Древнего Рима. Обеими руками человек упирался в колени и, развернувшись вполоборота, смотрел на астронавта. Лицо человека — или существа, похожего на человека, — было очень хорошо знакомо Эдварду Маклайну, потому что было его, Эдварда Маклайна, лицом.
Командир «Арго» был твердо уверен в том, что у него нет никаких марсианских братьев-близнецов, и потому на мгновение ощутил себя персонажем малобюджетного фильма. Но только на мгновение — для галлюцинаций не было причин, в кинофильм он тоже попасть никак не мог, — значит, перед ним действительно находился марсианин, очень способный по части мимикрии. Как тот тип из «Марсианских хроник», которые читала вслух Флоренс, принимавший облик людей. Сидевшее неподалеку существо тоже было телепатом — вряд ли оно имело возможность изучать здесь, в этих берлогах, англо-американский...
У Эдварда Маклайна был выбор: или стрелять немедленно — или чуть позже. Добрые братья-марсиане давно бы уже пришли к «консервной банке» с букетами местных цветов. В первый же день. Если они этого не сделали, значит, были не добрыми и не братьями. Хотя, возможно, просто не могли высовывать нос за пределы Сфинкса.
Командир «Арго», не опуская пистолет, отступил к стене, чтобы держать в поле зрения и черные фигуры, и этого марсианского Эдварда Маклайна. Статуи по-прежнему неподвижно стояли у самой кромки, словно и впрямь были не более чем статуями, и взявшийся невесть откуда — из озера? — марсианин тоже не шевелился.
— Ну? — сказал Эдвард Маклайн. — Будешь предъявлять мне претензии по поводу изъятия местного золотого запаса? Тогда это не ко мне — я просто выполняю свою работу. Все вопросы задавай нашему правительству. — Он говорил, чувствуя какую-то наигранность, неестественность своих слов, но не знал, какими другими словами можно заменить эти. — Где мои люди?.. Те, что прилетели сюда... Они живы?
— Спокойно, никто тебя не тронет, — повторил марсианин вместо ответа на вопросы, и губы его исправно шевелились. Он не менял позы и только слегка похлопывал себя ладонью по скрытому под древнеримской тогой колену. — Давай лучше я расскажу тебе про отца. Про то, что на самом деле произошло с ним во Вьетнаме.
Внутри у Эдварда Маклайна будто разорвался снаряд, но внешне это никак не проявилось, и кисть его руки с пистолетом продолжала совершать равномерные движения вправо и влево, не упуская ни одной из пяти целей.
— Зачем? — спросил он, и голос все-таки выдал его состояние, чуть дрогнув на этом коротком слове.
— Это была не контузия, Эд, — вновь не реагируя на вопрос, произнес двойник-близнец. — Он просто угодил в лагерь, и там его сильно били. Заставляли их стрелять друг в друга. А он попытался выстрелить во вьетконговца. Там были и русские, Эд, вместе с вьетконговцами, и они тоже его били...
Астронавт сглотнул тугой комок. Марсианин не мог извлечь такую информацию из его, Эдварда Маклайна, сознания — такой информации там просто не было. Или когда-то, давным-давно, он делал такое предположение? Отец очень мало рассказывал о той войне, почти ничего...
— Зачем ты мне это говоришь? — задал он вопрос, не очень рассчитывая на ответ.
Так и оказалось: древнеримский марсианин не слышал его — или же делал вид, что не слышит. Но цель? Какая цель?..
— А никакой, — с усмешкой сказал марсианин. — Просто демонстрирую свои возможности. Хочешь, расскажу тебе кое-что про Линду? Когда вы с ней были еще во Флориде, и ты улетал...
Эдвард Маклайн перестал водить пистолетом из стороны в сторону и взял на прицел собственное отраженное (скопированное? или все-таки кажущееся?) лицо.
— Только попробуй — и останешься без головы, — нисколько не блефуя, пообещал он.
И этот марсианский говорун услышал!
— Хорошо, оставим Линду, — сказал он и поболтал ногами в озерце, словно парил ступни в тазе с водой. — Тогда позволь несколько слов о Роберте Фише и о том, что стало с его матерью...
— При чем тут Роберт Фиш? — сдерживаясь, произнес командир «Арго». — Лучше скажи несколько слов о Флоренс Рок. Об Алексе Батлере. О Свене. Иначе я для начала отстрелю тебе яйца, — он сделал движение дулом «магнума», — если они у тебя есть, конечно. А если нет — отстрелю что-нибудь другое. Ну?!
Марсианин перестал болтать ногами, сгорбился, и лицо его скривилось в жалобной гримасе — подобных гримас Эдвард Маклайн никогда не видел в зеркале!
— Я ничего об этом не знаю, — сказал он со вздохом. — Откуда мне знать?
— А о моем отце ты откуда знаешь? А о Роберте Фише? Выудил из моей головы?
— Вон там, — марсианин кивком указал на озерцо, вновь уклоняясь от ответа, — целый город. Город есть, а никого нет. Они ушли, а я остался. Но функции свои не выполняю. Как я могу выполнять свои функции, если никого нет?
— И какие же у тебя функции?
Марсианин вполне по-человечески пожал плечами:
— Функций много. Но никто не ставит никаких задач...
— Так ты, выходит, подчиненный? — Эдвард Маклайн незаметно для себя втягивался в этот странный разговор, но пистолет по-прежнему держал наготове. — Выполняешь чужие приказы? Из рядовых, что ли?
Некто в пурпурной тоге выпрямил спину и отчеканил, глядя на астронавта:
— Я не из рядовых. Я — система.
— Система, — повторил Эдвард Маклайн, осмысливая услышанное. — То есть механизм, машина? Робот?
— Да, что-то в этом роде, — подтвердил псевдо-Маклайн. — Многофункциональная система.
«Говорящий пылесос, — с легкой оторопью подумал командир „Арго". — Человекообразный холодильник...»
Заявление двойника было необычным, было неожиданным, но, во всяком случае, не содержало в себе чего-то сверхъестественного. Вот если бы этот неординарный собеседник отрекомендовался марсианским воплощением Иисуса Христа, или лейтенантом разведроты сатанинской рати, или эманацией какого-нибудь Великого и Ужасного Бога Сидонии...
— Оставайся здесь, Эд, — сказал говорящий пылесос. — Город тебе понравится, там можно жить. Ты будешь ставить мне задачи, а я их буду выполнять. Восстановится равновесие...
— Будешь выполнять... — Эдвард Маклайн на мгновение задумался. — Хорошо, ставлю тебе задачу: выведи меня отсюда. На поверхность. И еще двух мужчин и женщину.
Его собеседник вновь состроил скорбную гримасу:
— Не могу, Эд. Это не входит в мои функции. Идем, я покажу тебе город. Увидишь, это совсем не то, что Теотиуакан или Хара-Хото. Совсем другое. Идем, не пожалеешь...
Этот оборотень-унитаз умело копался в чужих мозгах и лихо заговаривал зубы, заманивая, отвлекая... Но Эдвард Маклайн был начеку и почти сразу заметил трансформации, начавшиеся на противоположной стороне зала. Черные статуи осели, как снежные Санта Клаусы под весенним солнцем, оплыли сгоревшими свечами, стекли в озерцо — и прошла по поверхности легкая дрожь, и появился там бугорок, вытягиваясь в нечто торпедообразное, и эта невидимая торпеда помчалась через озерцо, приближаясь к астронавту.
Эдвард Маклайн, прижавшись заплечным баллоном к стене, бросил единственный короткий взгляд на двойника — лицо-отражение плавилось нагретой восковой маской, крупными каплями сползало на тогу, и тога тоже сползала, растекалась багрянцем по темному, маслянистому, — он бросил единственный короткий взгляд и сразу же трижды выстрелил по несущейся к нему торпеде... потом — по багровому пятну, тоже устремившемуся к нему... и вновь, еще дважды, — по торпеде.
Грохот в клочья порвал тишину, невидимыми железными копытами застучал по стенам, вздернул на дыбы озерцо. Черная стена метнулась к астронавту, обрушилась на него, повлекла с собой...
Не прошло и нескольких мгновений, как Эдвард Маклайн сообразил, что его кружит в водовороте, засасывает в черную воронку — как сгусток мыльной пены над сливным отверстием ванны. Вращаясь все быстрее и быстрее в этом подземном Мальстреме, он начал действовать как автомат, даже не успевая осознавать, что именно он делает: с силой, рукоятью вперед, заткнул пистолет за ворот комбинезона, так что оружие провалилось и застряло где-то на груди; сорвал с пояса шлем и одним молниеносным движением надел его — нижняя эластичная прокладка тут же плотно обхватила ворот; включил подачу дыхательной смеси — и успел еще разглядеть прощальный бег новых теней на кружащемся потолке.
А потом сливное отверстие ванны втянуло сгусток мыльной пены, и сгусток вместе с водой понесся по трубам канализации то ли к коллектору, то ли к отстойнику, то ли еще куда-то. Эдвард Маклайн был тут в роли мыльной пены, а черная субстанция, резко сбавившая плотность, стала такой же текучей, как вода. Командир «Арго» в полной темноте несся по кишкам Марсианского Сфинкса, гадая, что ждет его впереди и готовясь к новым неожиданностям.
И в этом потоке вдруг пришла ему в голову мысль — не к месту и не ко времени: «Надо было спросить, что же случилось с Фишем...»
Этой мысли не удалось особенно растечься по древу — поток, изменив направление, устремился вверх и, гейзером вырвавшись под прекрасное, невесомое, восхитительное розовое небо, небо из детских сказок, швырнул астронавта к каменной стене и втянулся назад, как жало змеи. А Эдвард Маклайн ладонями, ребрами и коленями ощутил всю прелесть соприкосновения с камнями...
Плотный комбинезон и меньшая, по сравнению с земной, сила тяжести все-таки спасли его от переломов, но некоторое время командир «Арго», с трудом повернувшись на бок, неподвижно лежал на склоне, болезненно скривившись и втягивая воздух сквозь стиснутые зубы — нос пострадал от столкновения со стеклом гермошлема. Ощущения были далеко не из приятных — наверное, именно так должен чувствовать себя мобильник, который с размаху швырнули на асфальт.
Но что такое ушибы и гематомы по сравнению с вновь обретенной свободой? Мелочь, ерунда, сущая безделица... «У кошки болит, у собаки болит, — приговаривала ему в детстве мама, нежно дуя на его поцарапанный палец, — а у тебя заживет...» Если бы кто-то мог так же подуть сейчас на душевные раны...
«Заживет, обязательно заживет», — подбодрил себя Эдвард Маклайн, попытался вздохнуть полной грудью и поморщился от боли. Кажется, как минимум одну трещину в одном ребре он таки заработал.
А еще он подумал, что, наверное, именно так обитатели Марсианского Сфинкса расправлялись с врагами просто вышвыривали вон с напором хорошего пожарного шланга. Физиономией на камешки. Если без амортизирующей амуниции — то в лепешку. В отбивную. Стоило ему открыть стрельбу — и его быстренько вытурили из здешней резиденции... А ведь у Алекса Батлера тоже есть пистолет — может быть, и он догадался стрелять?
Эдвард Маклайн приподнялся, скрипнув зубами от болезненных ощущений, мгновенно давших о себе знать в самых разных местах тела. Каменная поверхность наклонно поднималась к розовому ясному небу, а внизу находилась неровная, исчерченная черными тенями камней площадка. Никаких следов отверстия, через которое астронавта выбросило из чрева Сфинкса, на ней не было. Эдварду Маклайну не потребовалось много времени для того, чтобы сообразить: он, скорее всего, находится в одной из глазниц Лика, возле только что закрывшегося выхода-входа, указанного на схемах из древних земных городов. Буквально в ту же секунду его взгляд наткнулся на что-то, разительно отличающееся от однообразных камней. Это была знакомая обертка от армейского батончика «Хуа!».
Вряд ли обертку в стиле «звезды и полосы» бросили здесь марсиане — это спускался в глазницу в поисках его, Эдварда Маклайна, Леопольд Каталински.
Спустился, никого и ничего не обнаружил и покинул это место. Вернулся в лагерь, связался с ЦУПом... И наверняка получил приказ закончить погрузку и побыстрее убираться отсюда, пока Марсианский Сфинкс не сжевал «консервную банку»...
Эдвард Маклайн поспешно включил рацию.
— На связи Маклайн. На связи Маклайн...
В ответ не раздалось ни звука. Ничего...
Что, если инженер поспешил выполнить приказ и уже покинул эту негостеприимную планету?
В такое командиру «Арго» верить не хотелось. И не верилось.
«А ну-ка приведи в порядок мозги, — сказал себе Эдвард Маклайн. — И не нервничай».
Не было еще даже намека на сумерки, а значит, он провел внутри Марсианского Сфинкса не так уж много времени; его часы показывали шестнадцать ноль четыре, но это ни о чем ему не говорило, потому что за весь день он ни разу не взглянул на них и не знал, когда именно очутился внутри Сфинкса. Но коль до сих пор светло, то Леопольд Каталински никак не мог успеть не то что стартовать, но даже подготовить модуль к взлету. Так что волноваться не стоило...
«Стоп! — Он тут же уловил нестыковку. — Как бы это Лео успел добраться досюда?..»
Во-первых, Леопольд Каталински искал бы его поначалу не здесь. А во-вторых, действительно, инженер никак бы не смог за какой-то час успеть достичь вершины Сфинкса, спуститься в глазницу и выбраться из нее.
И выходило, что это не инженер, не найдя поблизости корзины для мусора, сорил здесь обертками. Тогда — кто? Значит, обертку занесло сюда каким-то восходящим воздушным потоком — ту самую, которую он, Эдвард Маклайн, бросил у подножия Сфинкса перед восхождением по карнизу?
«А разве это сейчас главное?» — спросил он себя.
И, сняв шлем и вернув в кобуру пистолет, начал карабкаться вверх по склону, стараясь не делать резких движений.
Все впечатления от пребывания внутри Марсианского Сфинкса командир «Арго» убрал в некий воображаемый сейф, тщательно закрыл его на замок и не был намерен открывать до конца марсианской эпопеи.Перемещаться по камням без боли никак не получалось, и астронавт время от времени позволял себе крепкое словцо. Но ругался он только мысленно, да и то — шепотом.
...Эдвард Маклайн владел навыками скалолазания и все-таки потратил немало сил и времени, прежде чем добрался до той площадки, где его втянуло внутрь Сфинкса, — спускаться зачастую бывает гораздо труднее, чем подниматься. Площадка была пуста, и не было там теперь никакого входа. Окинув взглядом каменную стену, астронавт, прихрамывая, направился к ведущей вниз древней тропе, надеясь увидеть там поднимающегося ему навстречу Леопольда Каталински.
Но ни на карнизе, ни у подножия Сфинкса инженера не оказалось. И все так же молчала рация...
Оставалось надеяться только на то, что инженер что-то перепутал, не слишком внимательно рассмотрев схему. Или уже был здесь, не увидел никакого входа и бродит теперь где-то вдоль другого бока Сфинкса. Точнее, ездит на ровере. Ну а рация... Любое устройство время от времени ломается, в полном соответствии с одним из законов Старджона: все, что может сломаться, — сломается. Иногда — в самый что ни на есть неподходящий момент. А еще здесь по какой-то причине могла возникнуть зона радиомолчания. Почему бы ей и не возникнуть? Как сформулировал бы тот же Старджон: там, где может возникнуть зона радиомолчания, она обязательно возникнет. В самый неподходящий момент.
Собственные аргументы представлялись Эдварду Маклайну не очень убедительными, но он просто отстранился от них и задался другим вопросом: что предпринимать дальше? Ждать инженера здесь — или направиться в лагерь?
Правое колено болело и почти не сгибалось, пешее путешествие до лагеря представлялось занятием не самым легким, поэтому Эдвард Маклайн решил подождать.
Он просидел на камне минут двадцать, но тщетно — вокруг не было видно ни ровера, ни инженера. Мысленно выругавшись, командир «Арго» с трудом поднялся на ноги и похромал в обход Сфинкса, надеясь, что Леопольд Каталински все-таки догонит его.
...Его надежда не оправдалась — он так и не встретил вездеход на пути к лагерю, и сзади, у Марсианского Сфинкса, Леопольд Каталински тоже не появлялся...
Слава богу, хоть модуль был на месте, и это если не радовало, то, во всяком случае, не добавляло отрицательных эмоций — Эдвард Маклайн не мог сказать, будет ли вообще способен радоваться чему-либо в этой жизни... после всего того, что случилось...
Впрочем, неприятные эмоции не заставили себя долго ждать — подойдя ближе, командир «Арго» с тревогой обнаружил, что входной люк «консервной банки» открыт, вездеход стоит неподалеку от трапа, и его колеса чуть ли не полностью занесены марсианским «песком». От котлована к модулю протянулась цепочка неподвижных автоконтейнеров.
Почему инженер не взял вездеход? Почему, вопреки инструкции, не закрыл люк? И что здесь было — кратковременная пылевая буря?
Или он не бродит у Сфинкса, а сидит в модуле? Почему?
Тревога нарастала, выходила из берегов, заполняла все вокруг, тревога давила на плечи...
Эдвард Маклайн тяжело поднялся по трапу — колено болело все сильнее — и шагнул внутрь, на занесенный рыжей пылью пол. Пыли скопилось много, очень много...
То, что командир «Арго» выяснил в течение нескольких последующих минут, заставило его напрочь забыть о боли в поврежденном ребре, разбитом колене и вывихнутом запястье.
Все эти неприятные мелочи ушли на задний план, заслоненные совсем другим.
Леопольда Каталински в модуле не было.
Леопольд Каталински по какой-то совершенно непонятной причине отключил связь с ЦУПом.
А бортовой хронометр показывал, что Эдвард Мак-лайн провел внутри Марсианского Сфинкса гораздо больше времени, чем он полагал, — не час, и не два, а почти целые сутки! Выходит, то видение с берегом моря и остовом старого корабля было вовсе не короткой грезой... Выходит, Леопольд Каталински покинул лагерь, бросившись на помощь, еще вчера... И до сих пор не вернулся... Его тоже втянул внутрь Сфинкса тот неведомый пылесос?
И теперь все они — и Флоренс, и Алекс Батлер, и Свен, и Лео — весь экипаж! — лежат в забытьи в глубинах Сфинкса, и каждый видит что-то свое... А потом они очнутся, и тот кибернетический-биомеханический исполнитель чужих приказов, оставшийся без хозяев (или там не один такой исполнитель?), затащит их в подземный город... или выбросит на поверхность, если Алекс Батлер начнет стрелять... А будет ли Алекс стрелять? И дадут ли ему возможность стрелять?..
И кто знает, чем на самом деле было то нечто в пурпурной тоге и насколько соответствовало действительности то, что это нечто как бы говорило... Многофункциональная система... Подземный город... А может быть, на самом деле нет ни систем, ни городов, а есть какое-то излучение, бьющее по мозгам и вызывающее видения?.. Может быть, Марсианский Сфинкс чем-то сродни плотоядным орхидеям и то, что представлялось двойником и о чем-то рассуждало, не более чем некий фермент, воздействующий на потенциальную добычу?.. Много чего могло быть...
Сколько времени придется провести здесь в ожидании? И приведет ли к чему-нибудь это ожидание?.. И надолго ли хватит ему запасов провианта?..
Вернуться на Марс с отрядом морской пехоты — «собак дьявола», коммандос-шварценеггеров, несокрушимых Рэмбо — и проникнуть в подземный город?..
Если они еще живы... Если будут живы...
Если такую операцию вообще захотят и сумеют организовать... Через год... через два... через три...
И какие там «собаки дьявола»! Это же не кино. Не будет никаких спасателей-коммандос. А будет просто еще одна экспедиция за золотом. И строжайший запрет даже приближаться к Марсианскому Сфинксу. А скорее всего, никто уже больше никуда не полетит. Налетались.
Да, это не кино с непременным «хэппи эндом». Не фантастический роман. Это — жизнь...
Никто никуда не полетит. Разве что лет через пятьдесят. Или — через сто...
...Эдвард Маклайн, сидя перед рацией, обессиленно опустил тяжелую, раскалывающуюся голову на руки. Боль переполняла усталое тело, и болью была полна душа.
Он уже доложил Земле все, что мог доложить, и теперь ждал ответа. Он искал ответа и у самого себя — но не мог его найти...
По днищу вездехода уныло барабанили камни, ржавая равнина, с напускной покорностью ложившаяся под колеса пришлого, чужого здесь механизма, казалась залитой кровью. С деланным сожалением вздыхал ветер, и подчеркнуто медленно, словно демонстрируя свою показную, фальшивую скорбь, ползли по небу налившиеся кровью облака.
Командир космического корабля «Арго» Эдвард Гордон Маклайн возвращался из своей последней поездки по равнине, расположенной в марсианской области Сидония. Совершив безнадежный и безрезультатный прощальный виток на ровере вокруг каменного исполина, нареченного землянами Марсианским Сфинксом, он направлялся к лагерю Первой экспедиции, чтобы сесть за пульт управления модулем и покинуть Краевую планету. В полном одиночестве покинуть планету, носящую имя кровавого бога войны.
За сутки, прошедшие с того момента, как он переступил порог безлюдного модуля, Эдвард Маклайн, держась на обезболивающих инъекциях и биостимуляторах, успел загрузить «банку» новой партией золота, законсервировать экскаватор и разобрать транспортеры и реечную дорогу.
Теперь он должен был выполнить категорический, однозначный и не подлежащий обсуждению приказ Центра управления полетом: взлететь с Марса, доставить золото на «Арго» и пуститься в обратный путь к Земле.
Это был очень жесткий приказ. И, наверное, единственно правильный в данной ситуации.
Правильный — с позиции разума, с позиции здравого смысла.
А с позиции сердца, с позиции души?..
Эдвард Маклайн считал себя человеком долга. Всегда считал себя человеком долга. Он просто обязан был выполнить возложенную на Первую марсианскую экспедицию задачу и не подвести тех, кто доверил ему руководство этой экспедицией. Выполнить — за себя и за всех остальных, кто вместе с ним отправился к Марсу.
И была надежда на то, что если он приведет «Арго» к Земле, то последует еще одна экспедиция.
Только бы они были живы...
Эдвард Маклайн все ближе подъезжал к лагерю, и в голове его монотонным хороводом кружились невеселые мысли. Целесообразность — или бегство?.. Долг — или все-таки предательство?..
Берег Красного Гора... Только бы — не Кровавого Гора!
До взлета оставалось совсем недолго, впереди изготовился к последнему прыжку в небо модуль, а позади застыла черная на фоне темно-красного неба громада Марсианского Сфинкса.
Сгущались сумерки...
Кировоград, 2001-2002, 2005.
Прочитав одно такое сообщение в «Ю Эс Эй Тудэй», Эдвард Маклайн не смог удержаться от скептической усмешки: приступившие к патрулированию в Нью-Йорке «черные ястребы» вовсе не были теми самыми таинственными черными вертолетами из историй об НЛО.
Флоридский однополчанин Эдварда Маклайна Роберт Фиш был когда-то обстрелян таким вертолетом в небе над Невадой и ответным залпом завалил чужака. Катапультировавшись из горящего истребителя, он раньше всех добрался до того квадрата, где рухнул в пустыню загадочный летательный аппарат. И обнаружил тела двух существ, которых никак нельзя было причислить к отряду приматов семейства гоминид рода гомо вида сапиенс. По классификации уфологов, эти существа относились, как выяснил потом Роберт Фиш, к классу гуманоидов, типу короткие серые...
Фиш знал, в какую неприятную историю может влипнуть, если его застанут на месте катастрофы, поэтому счел за благо убраться подальше оттуда до прибытия военных. И все-таки не удержался от того, чтобы не прихватить с собой инопланетный артефакт — узкий черный растягивающийся браслет, снятый им с переломанного запястья одного из «серых». Браслет казался единым целым, и время от времени проплывали в глубине его матовой поверхности цепочки каких-то символов. Эти символы почти никогда не повторялись, говорил Роберт Фиш Эдварду Маклайну в прокуренном офицерском салуне флоридской авиабазы. Браслет он, по его словам, хранил в доме родителей и не собирался показывать его никаким комиссиям.
Потом Роберта Фиша перевели на север, а несколько лет спустя Эдвард Маклайн совершенно случайно узнал, что коллеги, скорее всего, больше нет в живых. Автомобиль Фиша нашли на обочине шоссе возле моста, а тело, несмотря на все усилия водолазов и отряда национальной гвардии, прочесавшего оба берега ниже по течению, так и не обнаружили...
Полковник Фиш тоже не пытался вступать в контакт — а немедленно и без раздумий ответил ударом на удар, потому что населяющие космос существа вовсе не обязательно должны были являться братьями или друзьями землянам...
Весь этот вихрь воспоминаний пронесся в голове командира «Арго» за те несколько секунд, в течение которых он переводил дуло «магнума» с одной человекообразной фигуры на другую. Хотя статуи не двигались, астронавт взмок от напряжения, в каждый момент ожидая неблагоприятного для себя изменения обстановки. Страха у него не было — а была предельная концентрация внимания и готовность к немедленным решительным действиям. Эдвард Маклайн намеревался сражаться за свою жизнь с какими угодно инопланетными чудовищами. Он не думал о том, откуда они взялись на этой вымершей планете: если тебе явился дьявол, в которого ты не веришь, — отбрось свое неверие и стреляй в дьявола!
Но оказалось, что он все-таки готов не ко всему. То, что он услышал в напряженной тишине, заставило его вздрогнуть и резко повернуться.
— Спокойно, Эд, никто тебя не тронет, — раздался негромкий голос справа от него.
Профессиональный военный летчик и профессиональный астронавт Эдвард Маклайн никогда не страдал галлюцинациями и не видел причины, по которой вдруг ни с того ни с сего начал бы галлюцинировать. Значит, то, что находилось сейчас неподалеку от него, не было галлюцинацией.
Вернее, не «что находилось», а «кто находился».
У кромки озерца сидел на каменном полу, опустив ноги в маслянистую субстанцию, человек в пурпурном одеянии, похожем на тогу сановников Древнего Рима. Обеими руками человек упирался в колени и, развернувшись вполоборота, смотрел на астронавта. Лицо человека — или существа, похожего на человека, — было очень хорошо знакомо Эдварду Маклайну, потому что было его, Эдварда Маклайна, лицом.
Командир «Арго» был твердо уверен в том, что у него нет никаких марсианских братьев-близнецов, и потому на мгновение ощутил себя персонажем малобюджетного фильма. Но только на мгновение — для галлюцинаций не было причин, в кинофильм он тоже попасть никак не мог, — значит, перед ним действительно находился марсианин, очень способный по части мимикрии. Как тот тип из «Марсианских хроник», которые читала вслух Флоренс, принимавший облик людей. Сидевшее неподалеку существо тоже было телепатом — вряд ли оно имело возможность изучать здесь, в этих берлогах, англо-американский...
У Эдварда Маклайна был выбор: или стрелять немедленно — или чуть позже. Добрые братья-марсиане давно бы уже пришли к «консервной банке» с букетами местных цветов. В первый же день. Если они этого не сделали, значит, были не добрыми и не братьями. Хотя, возможно, просто не могли высовывать нос за пределы Сфинкса.
Командир «Арго», не опуская пистолет, отступил к стене, чтобы держать в поле зрения и черные фигуры, и этого марсианского Эдварда Маклайна. Статуи по-прежнему неподвижно стояли у самой кромки, словно и впрямь были не более чем статуями, и взявшийся невесть откуда — из озера? — марсианин тоже не шевелился.
— Ну? — сказал Эдвард Маклайн. — Будешь предъявлять мне претензии по поводу изъятия местного золотого запаса? Тогда это не ко мне — я просто выполняю свою работу. Все вопросы задавай нашему правительству. — Он говорил, чувствуя какую-то наигранность, неестественность своих слов, но не знал, какими другими словами можно заменить эти. — Где мои люди?.. Те, что прилетели сюда... Они живы?
— Спокойно, никто тебя не тронет, — повторил марсианин вместо ответа на вопросы, и губы его исправно шевелились. Он не менял позы и только слегка похлопывал себя ладонью по скрытому под древнеримской тогой колену. — Давай лучше я расскажу тебе про отца. Про то, что на самом деле произошло с ним во Вьетнаме.
Внутри у Эдварда Маклайна будто разорвался снаряд, но внешне это никак не проявилось, и кисть его руки с пистолетом продолжала совершать равномерные движения вправо и влево, не упуская ни одной из пяти целей.
— Зачем? — спросил он, и голос все-таки выдал его состояние, чуть дрогнув на этом коротком слове.
— Это была не контузия, Эд, — вновь не реагируя на вопрос, произнес двойник-близнец. — Он просто угодил в лагерь, и там его сильно били. Заставляли их стрелять друг в друга. А он попытался выстрелить во вьетконговца. Там были и русские, Эд, вместе с вьетконговцами, и они тоже его били...
Астронавт сглотнул тугой комок. Марсианин не мог извлечь такую информацию из его, Эдварда Маклайна, сознания — такой информации там просто не было. Или когда-то, давным-давно, он делал такое предположение? Отец очень мало рассказывал о той войне, почти ничего...
— Зачем ты мне это говоришь? — задал он вопрос, не очень рассчитывая на ответ.
Так и оказалось: древнеримский марсианин не слышал его — или же делал вид, что не слышит. Но цель? Какая цель?..
— А никакой, — с усмешкой сказал марсианин. — Просто демонстрирую свои возможности. Хочешь, расскажу тебе кое-что про Линду? Когда вы с ней были еще во Флориде, и ты улетал...
Эдвард Маклайн перестал водить пистолетом из стороны в сторону и взял на прицел собственное отраженное (скопированное? или все-таки кажущееся?) лицо.
— Только попробуй — и останешься без головы, — нисколько не блефуя, пообещал он.
И этот марсианский говорун услышал!
— Хорошо, оставим Линду, — сказал он и поболтал ногами в озерце, словно парил ступни в тазе с водой. — Тогда позволь несколько слов о Роберте Фише и о том, что стало с его матерью...
— При чем тут Роберт Фиш? — сдерживаясь, произнес командир «Арго». — Лучше скажи несколько слов о Флоренс Рок. Об Алексе Батлере. О Свене. Иначе я для начала отстрелю тебе яйца, — он сделал движение дулом «магнума», — если они у тебя есть, конечно. А если нет — отстрелю что-нибудь другое. Ну?!
Марсианин перестал болтать ногами, сгорбился, и лицо его скривилось в жалобной гримасе — подобных гримас Эдвард Маклайн никогда не видел в зеркале!
— Я ничего об этом не знаю, — сказал он со вздохом. — Откуда мне знать?
— А о моем отце ты откуда знаешь? А о Роберте Фише? Выудил из моей головы?
— Вон там, — марсианин кивком указал на озерцо, вновь уклоняясь от ответа, — целый город. Город есть, а никого нет. Они ушли, а я остался. Но функции свои не выполняю. Как я могу выполнять свои функции, если никого нет?
— И какие же у тебя функции?
Марсианин вполне по-человечески пожал плечами:
— Функций много. Но никто не ставит никаких задач...
— Так ты, выходит, подчиненный? — Эдвард Маклайн незаметно для себя втягивался в этот странный разговор, но пистолет по-прежнему держал наготове. — Выполняешь чужие приказы? Из рядовых, что ли?
Некто в пурпурной тоге выпрямил спину и отчеканил, глядя на астронавта:
— Я не из рядовых. Я — система.
— Система, — повторил Эдвард Маклайн, осмысливая услышанное. — То есть механизм, машина? Робот?
— Да, что-то в этом роде, — подтвердил псевдо-Маклайн. — Многофункциональная система.
«Говорящий пылесос, — с легкой оторопью подумал командир „Арго". — Человекообразный холодильник...»
Заявление двойника было необычным, было неожиданным, но, во всяком случае, не содержало в себе чего-то сверхъестественного. Вот если бы этот неординарный собеседник отрекомендовался марсианским воплощением Иисуса Христа, или лейтенантом разведроты сатанинской рати, или эманацией какого-нибудь Великого и Ужасного Бога Сидонии...
— Оставайся здесь, Эд, — сказал говорящий пылесос. — Город тебе понравится, там можно жить. Ты будешь ставить мне задачи, а я их буду выполнять. Восстановится равновесие...
— Будешь выполнять... — Эдвард Маклайн на мгновение задумался. — Хорошо, ставлю тебе задачу: выведи меня отсюда. На поверхность. И еще двух мужчин и женщину.
Его собеседник вновь состроил скорбную гримасу:
— Не могу, Эд. Это не входит в мои функции. Идем, я покажу тебе город. Увидишь, это совсем не то, что Теотиуакан или Хара-Хото. Совсем другое. Идем, не пожалеешь...
Этот оборотень-унитаз умело копался в чужих мозгах и лихо заговаривал зубы, заманивая, отвлекая... Но Эдвард Маклайн был начеку и почти сразу заметил трансформации, начавшиеся на противоположной стороне зала. Черные статуи осели, как снежные Санта Клаусы под весенним солнцем, оплыли сгоревшими свечами, стекли в озерцо — и прошла по поверхности легкая дрожь, и появился там бугорок, вытягиваясь в нечто торпедообразное, и эта невидимая торпеда помчалась через озерцо, приближаясь к астронавту.
Эдвард Маклайн, прижавшись заплечным баллоном к стене, бросил единственный короткий взгляд на двойника — лицо-отражение плавилось нагретой восковой маской, крупными каплями сползало на тогу, и тога тоже сползала, растекалась багрянцем по темному, маслянистому, — он бросил единственный короткий взгляд и сразу же трижды выстрелил по несущейся к нему торпеде... потом — по багровому пятну, тоже устремившемуся к нему... и вновь, еще дважды, — по торпеде.
Грохот в клочья порвал тишину, невидимыми железными копытами застучал по стенам, вздернул на дыбы озерцо. Черная стена метнулась к астронавту, обрушилась на него, повлекла с собой...
Не прошло и нескольких мгновений, как Эдвард Маклайн сообразил, что его кружит в водовороте, засасывает в черную воронку — как сгусток мыльной пены над сливным отверстием ванны. Вращаясь все быстрее и быстрее в этом подземном Мальстреме, он начал действовать как автомат, даже не успевая осознавать, что именно он делает: с силой, рукоятью вперед, заткнул пистолет за ворот комбинезона, так что оружие провалилось и застряло где-то на груди; сорвал с пояса шлем и одним молниеносным движением надел его — нижняя эластичная прокладка тут же плотно обхватила ворот; включил подачу дыхательной смеси — и успел еще разглядеть прощальный бег новых теней на кружащемся потолке.
А потом сливное отверстие ванны втянуло сгусток мыльной пены, и сгусток вместе с водой понесся по трубам канализации то ли к коллектору, то ли к отстойнику, то ли еще куда-то. Эдвард Маклайн был тут в роли мыльной пены, а черная субстанция, резко сбавившая плотность, стала такой же текучей, как вода. Командир «Арго» в полной темноте несся по кишкам Марсианского Сфинкса, гадая, что ждет его впереди и готовясь к новым неожиданностям.
И в этом потоке вдруг пришла ему в голову мысль — не к месту и не ко времени: «Надо было спросить, что же случилось с Фишем...»
Этой мысли не удалось особенно растечься по древу — поток, изменив направление, устремился вверх и, гейзером вырвавшись под прекрасное, невесомое, восхитительное розовое небо, небо из детских сказок, швырнул астронавта к каменной стене и втянулся назад, как жало змеи. А Эдвард Маклайн ладонями, ребрами и коленями ощутил всю прелесть соприкосновения с камнями...
Плотный комбинезон и меньшая, по сравнению с земной, сила тяжести все-таки спасли его от переломов, но некоторое время командир «Арго», с трудом повернувшись на бок, неподвижно лежал на склоне, болезненно скривившись и втягивая воздух сквозь стиснутые зубы — нос пострадал от столкновения со стеклом гермошлема. Ощущения были далеко не из приятных — наверное, именно так должен чувствовать себя мобильник, который с размаху швырнули на асфальт.
Но что такое ушибы и гематомы по сравнению с вновь обретенной свободой? Мелочь, ерунда, сущая безделица... «У кошки болит, у собаки болит, — приговаривала ему в детстве мама, нежно дуя на его поцарапанный палец, — а у тебя заживет...» Если бы кто-то мог так же подуть сейчас на душевные раны...
«Заживет, обязательно заживет», — подбодрил себя Эдвард Маклайн, попытался вздохнуть полной грудью и поморщился от боли. Кажется, как минимум одну трещину в одном ребре он таки заработал.
А еще он подумал, что, наверное, именно так обитатели Марсианского Сфинкса расправлялись с врагами просто вышвыривали вон с напором хорошего пожарного шланга. Физиономией на камешки. Если без амортизирующей амуниции — то в лепешку. В отбивную. Стоило ему открыть стрельбу — и его быстренько вытурили из здешней резиденции... А ведь у Алекса Батлера тоже есть пистолет — может быть, и он догадался стрелять?
Эдвард Маклайн приподнялся, скрипнув зубами от болезненных ощущений, мгновенно давших о себе знать в самых разных местах тела. Каменная поверхность наклонно поднималась к розовому ясному небу, а внизу находилась неровная, исчерченная черными тенями камней площадка. Никаких следов отверстия, через которое астронавта выбросило из чрева Сфинкса, на ней не было. Эдварду Маклайну не потребовалось много времени для того, чтобы сообразить: он, скорее всего, находится в одной из глазниц Лика, возле только что закрывшегося выхода-входа, указанного на схемах из древних земных городов. Буквально в ту же секунду его взгляд наткнулся на что-то, разительно отличающееся от однообразных камней. Это была знакомая обертка от армейского батончика «Хуа!».
Вряд ли обертку в стиле «звезды и полосы» бросили здесь марсиане — это спускался в глазницу в поисках его, Эдварда Маклайна, Леопольд Каталински.
Спустился, никого и ничего не обнаружил и покинул это место. Вернулся в лагерь, связался с ЦУПом... И наверняка получил приказ закончить погрузку и побыстрее убираться отсюда, пока Марсианский Сфинкс не сжевал «консервную банку»...
Эдвард Маклайн поспешно включил рацию.
— На связи Маклайн. На связи Маклайн...
В ответ не раздалось ни звука. Ничего...
Что, если инженер поспешил выполнить приказ и уже покинул эту негостеприимную планету?
В такое командиру «Арго» верить не хотелось. И не верилось.
«А ну-ка приведи в порядок мозги, — сказал себе Эдвард Маклайн. — И не нервничай».
Не было еще даже намека на сумерки, а значит, он провел внутри Марсианского Сфинкса не так уж много времени; его часы показывали шестнадцать ноль четыре, но это ни о чем ему не говорило, потому что за весь день он ни разу не взглянул на них и не знал, когда именно очутился внутри Сфинкса. Но коль до сих пор светло, то Леопольд Каталински никак не мог успеть не то что стартовать, но даже подготовить модуль к взлету. Так что волноваться не стоило...
«Стоп! — Он тут же уловил нестыковку. — Как бы это Лео успел добраться досюда?..»
Во-первых, Леопольд Каталински искал бы его поначалу не здесь. А во-вторых, действительно, инженер никак бы не смог за какой-то час успеть достичь вершины Сфинкса, спуститься в глазницу и выбраться из нее.
И выходило, что это не инженер, не найдя поблизости корзины для мусора, сорил здесь обертками. Тогда — кто? Значит, обертку занесло сюда каким-то восходящим воздушным потоком — ту самую, которую он, Эдвард Маклайн, бросил у подножия Сфинкса перед восхождением по карнизу?
«А разве это сейчас главное?» — спросил он себя.
И, сняв шлем и вернув в кобуру пистолет, начал карабкаться вверх по склону, стараясь не делать резких движений.
Все впечатления от пребывания внутри Марсианского Сфинкса командир «Арго» убрал в некий воображаемый сейф, тщательно закрыл его на замок и не был намерен открывать до конца марсианской эпопеи.Перемещаться по камням без боли никак не получалось, и астронавт время от времени позволял себе крепкое словцо. Но ругался он только мысленно, да и то — шепотом.
...Эдвард Маклайн владел навыками скалолазания и все-таки потратил немало сил и времени, прежде чем добрался до той площадки, где его втянуло внутрь Сфинкса, — спускаться зачастую бывает гораздо труднее, чем подниматься. Площадка была пуста, и не было там теперь никакого входа. Окинув взглядом каменную стену, астронавт, прихрамывая, направился к ведущей вниз древней тропе, надеясь увидеть там поднимающегося ему навстречу Леопольда Каталински.
Но ни на карнизе, ни у подножия Сфинкса инженера не оказалось. И все так же молчала рация...
Оставалось надеяться только на то, что инженер что-то перепутал, не слишком внимательно рассмотрев схему. Или уже был здесь, не увидел никакого входа и бродит теперь где-то вдоль другого бока Сфинкса. Точнее, ездит на ровере. Ну а рация... Любое устройство время от времени ломается, в полном соответствии с одним из законов Старджона: все, что может сломаться, — сломается. Иногда — в самый что ни на есть неподходящий момент. А еще здесь по какой-то причине могла возникнуть зона радиомолчания. Почему бы ей и не возникнуть? Как сформулировал бы тот же Старджон: там, где может возникнуть зона радиомолчания, она обязательно возникнет. В самый неподходящий момент.
Собственные аргументы представлялись Эдварду Маклайну не очень убедительными, но он просто отстранился от них и задался другим вопросом: что предпринимать дальше? Ждать инженера здесь — или направиться в лагерь?
Правое колено болело и почти не сгибалось, пешее путешествие до лагеря представлялось занятием не самым легким, поэтому Эдвард Маклайн решил подождать.
Он просидел на камне минут двадцать, но тщетно — вокруг не было видно ни ровера, ни инженера. Мысленно выругавшись, командир «Арго» с трудом поднялся на ноги и похромал в обход Сфинкса, надеясь, что Леопольд Каталински все-таки догонит его.
...Его надежда не оправдалась — он так и не встретил вездеход на пути к лагерю, и сзади, у Марсианского Сфинкса, Леопольд Каталински тоже не появлялся...
Слава богу, хоть модуль был на месте, и это если не радовало, то, во всяком случае, не добавляло отрицательных эмоций — Эдвард Маклайн не мог сказать, будет ли вообще способен радоваться чему-либо в этой жизни... после всего того, что случилось...
Впрочем, неприятные эмоции не заставили себя долго ждать — подойдя ближе, командир «Арго» с тревогой обнаружил, что входной люк «консервной банки» открыт, вездеход стоит неподалеку от трапа, и его колеса чуть ли не полностью занесены марсианским «песком». От котлована к модулю протянулась цепочка неподвижных автоконтейнеров.
Почему инженер не взял вездеход? Почему, вопреки инструкции, не закрыл люк? И что здесь было — кратковременная пылевая буря?
Или он не бродит у Сфинкса, а сидит в модуле? Почему?
Тревога нарастала, выходила из берегов, заполняла все вокруг, тревога давила на плечи...
Эдвард Маклайн тяжело поднялся по трапу — колено болело все сильнее — и шагнул внутрь, на занесенный рыжей пылью пол. Пыли скопилось много, очень много...
То, что командир «Арго» выяснил в течение нескольких последующих минут, заставило его напрочь забыть о боли в поврежденном ребре, разбитом колене и вывихнутом запястье.
Все эти неприятные мелочи ушли на задний план, заслоненные совсем другим.
Леопольда Каталински в модуле не было.
Леопольд Каталински по какой-то совершенно непонятной причине отключил связь с ЦУПом.
А бортовой хронометр показывал, что Эдвард Мак-лайн провел внутри Марсианского Сфинкса гораздо больше времени, чем он полагал, — не час, и не два, а почти целые сутки! Выходит, то видение с берегом моря и остовом старого корабля было вовсе не короткой грезой... Выходит, Леопольд Каталински покинул лагерь, бросившись на помощь, еще вчера... И до сих пор не вернулся... Его тоже втянул внутрь Сфинкса тот неведомый пылесос?
И теперь все они — и Флоренс, и Алекс Батлер, и Свен, и Лео — весь экипаж! — лежат в забытьи в глубинах Сфинкса, и каждый видит что-то свое... А потом они очнутся, и тот кибернетический-биомеханический исполнитель чужих приказов, оставшийся без хозяев (или там не один такой исполнитель?), затащит их в подземный город... или выбросит на поверхность, если Алекс Батлер начнет стрелять... А будет ли Алекс стрелять? И дадут ли ему возможность стрелять?..
И кто знает, чем на самом деле было то нечто в пурпурной тоге и насколько соответствовало действительности то, что это нечто как бы говорило... Многофункциональная система... Подземный город... А может быть, на самом деле нет ни систем, ни городов, а есть какое-то излучение, бьющее по мозгам и вызывающее видения?.. Может быть, Марсианский Сфинкс чем-то сродни плотоядным орхидеям и то, что представлялось двойником и о чем-то рассуждало, не более чем некий фермент, воздействующий на потенциальную добычу?.. Много чего могло быть...
Сколько времени придется провести здесь в ожидании? И приведет ли к чему-нибудь это ожидание?.. И надолго ли хватит ему запасов провианта?..
Вернуться на Марс с отрядом морской пехоты — «собак дьявола», коммандос-шварценеггеров, несокрушимых Рэмбо — и проникнуть в подземный город?..
Если они еще живы... Если будут живы...
Если такую операцию вообще захотят и сумеют организовать... Через год... через два... через три...
И какие там «собаки дьявола»! Это же не кино. Не будет никаких спасателей-коммандос. А будет просто еще одна экспедиция за золотом. И строжайший запрет даже приближаться к Марсианскому Сфинксу. А скорее всего, никто уже больше никуда не полетит. Налетались.
Да, это не кино с непременным «хэппи эндом». Не фантастический роман. Это — жизнь...
Никто никуда не полетит. Разве что лет через пятьдесят. Или — через сто...
...Эдвард Маклайн, сидя перед рацией, обессиленно опустил тяжелую, раскалывающуюся голову на руки. Боль переполняла усталое тело, и болью была полна душа.
Он уже доложил Земле все, что мог доложить, и теперь ждал ответа. Он искал ответа и у самого себя — но не мог его найти...
* * *
По днищу вездехода уныло барабанили камни, ржавая равнина, с напускной покорностью ложившаяся под колеса пришлого, чужого здесь механизма, казалась залитой кровью. С деланным сожалением вздыхал ветер, и подчеркнуто медленно, словно демонстрируя свою показную, фальшивую скорбь, ползли по небу налившиеся кровью облака.
Командир космического корабля «Арго» Эдвард Гордон Маклайн возвращался из своей последней поездки по равнине, расположенной в марсианской области Сидония. Совершив безнадежный и безрезультатный прощальный виток на ровере вокруг каменного исполина, нареченного землянами Марсианским Сфинксом, он направлялся к лагерю Первой экспедиции, чтобы сесть за пульт управления модулем и покинуть Краевую планету. В полном одиночестве покинуть планету, носящую имя кровавого бога войны.
За сутки, прошедшие с того момента, как он переступил порог безлюдного модуля, Эдвард Маклайн, держась на обезболивающих инъекциях и биостимуляторах, успел загрузить «банку» новой партией золота, законсервировать экскаватор и разобрать транспортеры и реечную дорогу.
Теперь он должен был выполнить категорический, однозначный и не подлежащий обсуждению приказ Центра управления полетом: взлететь с Марса, доставить золото на «Арго» и пуститься в обратный путь к Земле.
Это был очень жесткий приказ. И, наверное, единственно правильный в данной ситуации.
Правильный — с позиции разума, с позиции здравого смысла.
А с позиции сердца, с позиции души?..
Эдвард Маклайн считал себя человеком долга. Всегда считал себя человеком долга. Он просто обязан был выполнить возложенную на Первую марсианскую экспедицию задачу и не подвести тех, кто доверил ему руководство этой экспедицией. Выполнить — за себя и за всех остальных, кто вместе с ним отправился к Марсу.
И была надежда на то, что если он приведет «Арго» к Земле, то последует еще одна экспедиция.
Только бы они были живы...
Эдвард Маклайн все ближе подъезжал к лагерю, и в голове его монотонным хороводом кружились невеселые мысли. Целесообразность — или бегство?.. Долг — или все-таки предательство?..
Берег Красного Гора... Только бы — не Кровавого Гора!
До взлета оставалось совсем недолго, впереди изготовился к последнему прыжку в небо модуль, а позади застыла черная на фоне темно-красного неба громада Марсианского Сфинкса.
Сгущались сумерки...
Кировоград, 2001-2002, 2005.