Страница:
В то время он больше всего хотел, чтобы на остров пожаловала его жена и маленький сын — король Рима. Его желание поддерживало все население острова Эльба. Ходили слухи, что Мария Луиза собирается его навестить, и когда судно из Неаполя пришвартовалось в порту и ранним вечером с него сошли примерно с десяток людей, зеваки в порту решили, что белокурая молодая женщина и идущий рядом с ней маленький лет трех мальчик и были долгожданными родственниками Наполеона.
Вновь прибывших уже ждали карета и несколько оседланных коней. Они не стали останавливаться у дома Наполеона возле порта, а повернули на извилистую дорогу, ведущую в глубь острова. Наполеон следил за ними, и вскоре они встретились. Карета остановилась у места, где было сравнительно прохладно и стояли две палатки. Потрясающе красивая молодая блондинка с яркими синими глазами должна была жить в одной из них. Мальчик должен был жить в другой вместе со слугами и нянюшками.
Час был поздний, но Наполеон и прекрасная дама уселись в кресла перед палатками и несколько часов проговорили приглушенными голосами. Население острова так никогда и не узнало, что молодая красавица не была его женой-императрицей, а была его польской любовницей Марией Валевской, а малыш был их трехлетним сыном Александром. Мария Валевская приехала, чтобы доказать Наполеону свою преданность и любовь, она решила находиться вместе с ним в изгнании.
Именно об этом Мария говорила с Наполеоном до поздней ночи, а утром обсуждения возобновились. Ему было приятно слышать ее рассуждения о верности и любви, но его терзали сомнения. Он все еще надеялся, что Мария Луиза наконец разделит с ним изгнание и приедет на Эльбу. Кроме того, он решил не давать австрийской жене повода держать подальше от Наполеона его сына, короля Рима.
Наконец Наполеон и Мария Валевская решили, что ей не стоит тут оставаться. На следующий день процессия в карете и верхом отправилась в порт, где ждал их корабль. Процессия следовала днем, и население острова собралось на улицах вдоль дороги, чтобы полюбоваться красавицей. Все решили, что она более красива, чем ее описывали по слухам, «жена» Наполеона выглядела такой благородной и достойной женщиной.
Наполеон наблюдал за отплытием с вершины утеса и удалился в «Эрмитаж» в дурном настроении.
Когда Наполеон удрал с Эльбы, Мария Валевская еще раз доказала ему свою верность и любовь. После его триумфального возвращения в Париж, она приехала туда и поселилась в доме, который ей подарил Наполеон несколько лет назад. Она отправилась к нему, Наполеон был в то время очень занят — он готовил программу Ста дней. Бледный и напряженный Наполеон сидел за столом, перед ним высились кипы бумаг, а на полу валялось множество карт кампании. Маршал Даву присоединился к нему и взял на себя обязанности военного министра, но император, как всегда, хотел войти сам во все детали.
Его желает видеть дама? Никаких дам!
Но ему сообщили, что это графиня Валевская. Император передал: он рад, что она здесь, но в данный момент он не может ее принять.
Валевская вернулась еще раз, и снова Наполеон не смог с ней поговорить — в комнате было полно народу, а на полу снова валялись карты.
Не сегодня, передали ей. Он ей скажет, когда будет свободен.
Он был постоянно занят, и графиня так и не дождалась от него весточки. Потом император написал ей письмо, но это было гораздо позже, и он не получил от нее ответа. Графиня покинула Париж… И больше он ее никогда не видел.
Все это пронеслось у него в голове, пока Бетси молча ждала его ответа.
«Моя бедная Мария! — думал император. — Только она готова была разделить со мной тяготы ссылки».
Но тут он вспомнил, что это было не совсем так. Его матушка всегда поддерживала своего сына и могла отдать ему последнее су. Тоже самое касалось его красавицы сестры Полины… и Жозефины.
Готовясь однажды к сражению, император вдруг решил отправиться в Мальмезон.
Этот дом он много лет делил с Жозефиной. Там она умерла после развода. О, нежная, живая, глупенькая, легкомысленная, вздорная, неверная Жозефина! Он тяжело пережил ее смерть, и теперь ему захотелось посетить дом, где повсюду чувствовалось ее очарование.
Сначала ему стало очень тяжело. Место выглядело таким заброшенным. Сады заросли и траву никто не подстригал, на клумбах разрослись сорняки. Казалось, его обвиняли глаза единственного садовника, будто он желал сказать: «Это все — ваша вина».
Но внутри дома все еще чувствовался дух прелестной Жозефины. Там ничего не изменилось. На стенах не висели новые картины, никаких новых статуэток и новых книг (которые никто и никогда не станет читать!), никакой новой дорогой мебели или новых занавесок. Когда император пришел в свою спальню, его поразило, что там все осталось также, как это было в день его отъезда. Старый потрепанный пурпурный халат с белой отделкой лежал в ногах постели, и сбоку стояли его тапочки.
— Жозефина! Жозефина! — шептал Наполеон. — Неужели ты так скучала обо мне?
Тут ничего не изменилось. В ее апартаментах было собрано множество нарядных туалетов, которыми она увлекалась до самого конца. Новая домоправительница решила перед ним во всем отчитаться. В доме оставалось 600 пар белых шелковых чулок — их никогда не надевали более одного раза, 252 пары обуви — их тоже никогда не надевали более двух раз, 200 белых муслиновых платьев, 500 отделанных кружевами пеньюаров и более двух сотен шляп. Наполеон нахмурился, когда домоправительница, заикаясь и смущаясь, удивленно проговорила, что им удалось найти только две фланелевые нижние, юбки и одну пару хлопковых панталон.
— Это не ее вещи! — возмутился Наполеон. — Она никогда не надевала подобные веши!
Во время визита его ждало удивительное открытие. В маленькой комнате на нижнем этаже, которая служила им кабинетом, он обратил внимание на тщательно замаскированное стенное хранилище под одним из окон.
«Ха, — подумал Наполеон, — тут мы хранили наши тайны!»
Он заглянул внутрь и начал улыбаться. Хозяйка дома была удивительно беспечной. Там лежал пояс со сломанным золотым запором, слишком дорогой, чтобы его выбросить. Порванный конверт, в котором не осталось письма. Несколько драгоценных пуговиц, плохой набросок Жозефины — наверно, его сделал кто-то из ее друзей. Ноты той единственной вещи, которую она пыталась сыграть на арфе. Мешочек с душистыми травами с порванными завязками. Все, что там лежало, слабо отдавало ее любимым запахом. В одном углу лежал сверток, завернутый в черный бархат.
Это была крупная шкатулка для хранения драгоценностей. Наполеон открыл ее и похолодел. Там было около двадцати штук чудесных и поразительно дорогих ювелирных украшений. Ему они были знакомы.
Он дарил ей украшения, когда желал утешить и когда заканчивались его очередные любовные приключения. Он старался найти самые удивительные украшения во всей Европе. Среди украшений были ожерелья, браслеты, броши, кольца, цепочки с крупными прекрасными бриллиантами, сверкающими рубинами, грустными сапфирами, завораживающими изумрудами и жемчугом. Каждое украшение могло бы прославить короля и служить даром поистине королевским, чтобы освободить дарующего от чувства вины. Именно этой цели все украшения и служили.
На Наполеона сразу нахлынули воспоминания. Он вспоминал, сколько ему пришлось заплатить за каждое украшение.
«Жозефина, я всегда стану хранить эти украшения, чтобы они напоминали мне о вас», — решил Наполеон.
Днем он возвратился в Париж со шкатулкой подмышкой, где его ожидал Даву. Даву был очень взволнован, и обычно бледные щеки у него сильно покраснели, и даже поредевшие волосы, казалось, шевелились у него на голове, — Сир, меня очень волнуют контракты по поводу артиллерии.
Наполеон стал его внимательно слушать. Он всегда надеялся только на артиллерию. Если изучать его победы, то можно заметить, что они случались из-за правильного и в нужный момент применения орудий. Если он собирался победить английскую и прусскую армии до подхода русских и австрийцев, ему понадобятся орудия, орудия и еще раз орудия!
— Ну, в чем дело? — потребовал он ответа, садясь за стол.
— Как мы и ожидали, нам не хватит заказанных орудий, — заявил Даву.
— Нам не следует обращать внимание на решения официальных лиц. Тратьте денег столько, сколько нам понадобится!
— Но денег нет. Изготовители орудия заявляют, что цены подскочили и они не могут нам поставить необходимое количество за короткий срок без предварительной оплаты. Возможно, нам стоит отправиться к банкирам и потребовать у них денег? Я с ними пытался разговаривать, но они не поддаются на уговоры.
— Тогда нам придется обратиться к нижней палате и потребовать от них дополнительных ассигнований, — сказал Наполеон. — Если будет нужно, применим к ним давление.
— Сир, вам известно, как себя ведут эти политики. Они потратят недели на обсуждение проблемы, и каждый из них захочет выступить с длинной речью по данному вопросу. Все они просто идиоты и возомнили о себе невесть что. Мы не можем затягивать время, нам давно нужны эти пушки.
Наполеон склонил голову на грудь и о чем-то глубоко задумался.
— Я посмотрю, что можно сделать. Приходите ко мне рано утром.
Большинство драгоценностей для Жозефины покупались в одном ювелирном магазине в Париже. Это был добропорядочный магазин, принадлежавший одному семейству многие годы. Наполеон приказал привезти к нему старшего брата — владельца ювелирной фирмы.
Господин Поль появился в кабинете императора. У него от волнения задрожали роскошные усы, когда перед ним расстелили на столе черный бархат и драгоценности начали сверкать и переливаться под светом ярко горевших свечей.
— Вам знакомы эти украшения?
— Да, Ваше Императорское Величество. Я помню их все. Даже те, которые не мы доставали для вас.
— Я подсчитал, сколько они все стоят. У меня получилась поразительная сумма, она мне как раз необходима. Нам предстоит трудное лето, и мне понадобится много денег.
Ювелир пытался подсчитать необходимую сумму. Когда он вслух произнес цифру, Наполеон начал возмущаться.
— Нет! Это слишком мало! — и сам назвал необходимую ему цифру. — Господин ювелир, они стоили мне именно столько!
— Но Ваше Величество, вы называете сумму, которую вы заплатили за украшения. А сегодня они стоят гораздо меньше.
— Вы мне хотите сказать, что я смогу получить полную стоимость этих украшений, если попытаюсь их продать в настоящий момент?
— Ваше Величество, следует реалистично подходить к факту продажи. В особенности, если вы собираетесь получить деньги сразу.
— Почему?
Господин Поль сильно побледнел. Глаза у него сверкали под темными тяжелыми бровями.
— Сейчас сложно с наличностью, Ваше Величество. Все вокруг болтают о войне и стараются на всякий случай припрятать денежки. Банки никому не дают ссуды… даже если вы подкрепляете просьбу подобными драгоценностями.
— Значит, вы не желаете приобретать у меня драгоценности?
— Ваше Величество, я этого не говорил. Я только хочу сказать, что даже такая почтенная фирма, как наша, не может сейчас купить великолепные драгоценности по тем фантастическим ценам, какие вы платили за них в течение многих лет. Если мы отправимся в банк, нам сразу откажут.
Наполеон сложил руки на груди и откинулся назад в кресле. Господин Поль боялся нарушить молчание, но все же произнес:
— Ваше Величество, необходимо сформировать синдикат, а на это уйдет время.
Наполеон промолчал. У господина Поля начал дергаться кончик длинного тонкого носа. Прошло целых три минуты, а молчание все еще продолжалось. Потом Наполеон выпрямился в кресле.
— Я не желаю терять деньги, расставаясь с драгоценностями. Но я предпочитаю иметь дело с вашей фирмой. Мне, наверно, понадобится мнение и других экспертов. Вы не хотите проконсультироваться с вашими братьями?
— Да, Ваше Величество. Нам повезло, что они все сейчас в городе. Вечером я смогу собрать их всех.
— Вечером сообщите мне о своих планах. Господин Поль, казалось, испугался.
— Ваше Величество, — промямлил он. — Для достижения решения нам понадобится больше времени.
— Я не могу больше ждать. Господин Поль, вам придется поспешить и посетить ваших братьев за ужином. Мне кажется, что их у вас предостаточно.
— Ваше Величество, у меня шесть братьев.
— Значит, вам не удастся всех их посетить. Пошлите им послание, что им придется отказаться от ужина и пожаловать к вам. Господин Поль, вам придется потрудиться вечером.
На следующее утро в семь часов Даву пригласили к императору.
— Господину Полю и его шести братьям пришлось вечером поужинать отвратительным изобретением англичан — их неудобоваримыми сэндвичами. Они здорово возмущались, но не только из-за этого.
Он отдал чек министру. Даву взглянул на него и чуть не подавился.
— Это для покупки орудий, — небрежно заявил император. — Мой храбрый товарищ, пора за работу!
Поторгуйтесь о цене и настаивайте на скорой доставке. Нам придется нелегко к югу от Брюсселя. Следует разгромить англичан и пруссаков до того, как к ним присоединятся другие армии.
3
Глава шестнадцатая
1
2
Вновь прибывших уже ждали карета и несколько оседланных коней. Они не стали останавливаться у дома Наполеона возле порта, а повернули на извилистую дорогу, ведущую в глубь острова. Наполеон следил за ними, и вскоре они встретились. Карета остановилась у места, где было сравнительно прохладно и стояли две палатки. Потрясающе красивая молодая блондинка с яркими синими глазами должна была жить в одной из них. Мальчик должен был жить в другой вместе со слугами и нянюшками.
Час был поздний, но Наполеон и прекрасная дама уселись в кресла перед палатками и несколько часов проговорили приглушенными голосами. Население острова так никогда и не узнало, что молодая красавица не была его женой-императрицей, а была его польской любовницей Марией Валевской, а малыш был их трехлетним сыном Александром. Мария Валевская приехала, чтобы доказать Наполеону свою преданность и любовь, она решила находиться вместе с ним в изгнании.
Именно об этом Мария говорила с Наполеоном до поздней ночи, а утром обсуждения возобновились. Ему было приятно слышать ее рассуждения о верности и любви, но его терзали сомнения. Он все еще надеялся, что Мария Луиза наконец разделит с ним изгнание и приедет на Эльбу. Кроме того, он решил не давать австрийской жене повода держать подальше от Наполеона его сына, короля Рима.
Наконец Наполеон и Мария Валевская решили, что ей не стоит тут оставаться. На следующий день процессия в карете и верхом отправилась в порт, где ждал их корабль. Процессия следовала днем, и население острова собралось на улицах вдоль дороги, чтобы полюбоваться красавицей. Все решили, что она более красива, чем ее описывали по слухам, «жена» Наполеона выглядела такой благородной и достойной женщиной.
Наполеон наблюдал за отплытием с вершины утеса и удалился в «Эрмитаж» в дурном настроении.
Когда Наполеон удрал с Эльбы, Мария Валевская еще раз доказала ему свою верность и любовь. После его триумфального возвращения в Париж, она приехала туда и поселилась в доме, который ей подарил Наполеон несколько лет назад. Она отправилась к нему, Наполеон был в то время очень занят — он готовил программу Ста дней. Бледный и напряженный Наполеон сидел за столом, перед ним высились кипы бумаг, а на полу валялось множество карт кампании. Маршал Даву присоединился к нему и взял на себя обязанности военного министра, но император, как всегда, хотел войти сам во все детали.
Его желает видеть дама? Никаких дам!
Но ему сообщили, что это графиня Валевская. Император передал: он рад, что она здесь, но в данный момент он не может ее принять.
Валевская вернулась еще раз, и снова Наполеон не смог с ней поговорить — в комнате было полно народу, а на полу снова валялись карты.
Не сегодня, передали ей. Он ей скажет, когда будет свободен.
Он был постоянно занят, и графиня так и не дождалась от него весточки. Потом император написал ей письмо, но это было гораздо позже, и он не получил от нее ответа. Графиня покинула Париж… И больше он ее никогда не видел.
Все это пронеслось у него в голове, пока Бетси молча ждала его ответа.
«Моя бедная Мария! — думал император. — Только она готова была разделить со мной тяготы ссылки».
Но тут он вспомнил, что это было не совсем так. Его матушка всегда поддерживала своего сына и могла отдать ему последнее су. Тоже самое касалось его красавицы сестры Полины… и Жозефины.
Готовясь однажды к сражению, император вдруг решил отправиться в Мальмезон.
Этот дом он много лет делил с Жозефиной. Там она умерла после развода. О, нежная, живая, глупенькая, легкомысленная, вздорная, неверная Жозефина! Он тяжело пережил ее смерть, и теперь ему захотелось посетить дом, где повсюду чувствовалось ее очарование.
Сначала ему стало очень тяжело. Место выглядело таким заброшенным. Сады заросли и траву никто не подстригал, на клумбах разрослись сорняки. Казалось, его обвиняли глаза единственного садовника, будто он желал сказать: «Это все — ваша вина».
Но внутри дома все еще чувствовался дух прелестной Жозефины. Там ничего не изменилось. На стенах не висели новые картины, никаких новых статуэток и новых книг (которые никто и никогда не станет читать!), никакой новой дорогой мебели или новых занавесок. Когда император пришел в свою спальню, его поразило, что там все осталось также, как это было в день его отъезда. Старый потрепанный пурпурный халат с белой отделкой лежал в ногах постели, и сбоку стояли его тапочки.
— Жозефина! Жозефина! — шептал Наполеон. — Неужели ты так скучала обо мне?
Тут ничего не изменилось. В ее апартаментах было собрано множество нарядных туалетов, которыми она увлекалась до самого конца. Новая домоправительница решила перед ним во всем отчитаться. В доме оставалось 600 пар белых шелковых чулок — их никогда не надевали более одного раза, 252 пары обуви — их тоже никогда не надевали более двух раз, 200 белых муслиновых платьев, 500 отделанных кружевами пеньюаров и более двух сотен шляп. Наполеон нахмурился, когда домоправительница, заикаясь и смущаясь, удивленно проговорила, что им удалось найти только две фланелевые нижние, юбки и одну пару хлопковых панталон.
— Это не ее вещи! — возмутился Наполеон. — Она никогда не надевала подобные веши!
Во время визита его ждало удивительное открытие. В маленькой комнате на нижнем этаже, которая служила им кабинетом, он обратил внимание на тщательно замаскированное стенное хранилище под одним из окон.
«Ха, — подумал Наполеон, — тут мы хранили наши тайны!»
Он заглянул внутрь и начал улыбаться. Хозяйка дома была удивительно беспечной. Там лежал пояс со сломанным золотым запором, слишком дорогой, чтобы его выбросить. Порванный конверт, в котором не осталось письма. Несколько драгоценных пуговиц, плохой набросок Жозефины — наверно, его сделал кто-то из ее друзей. Ноты той единственной вещи, которую она пыталась сыграть на арфе. Мешочек с душистыми травами с порванными завязками. Все, что там лежало, слабо отдавало ее любимым запахом. В одном углу лежал сверток, завернутый в черный бархат.
Это была крупная шкатулка для хранения драгоценностей. Наполеон открыл ее и похолодел. Там было около двадцати штук чудесных и поразительно дорогих ювелирных украшений. Ему они были знакомы.
Он дарил ей украшения, когда желал утешить и когда заканчивались его очередные любовные приключения. Он старался найти самые удивительные украшения во всей Европе. Среди украшений были ожерелья, браслеты, броши, кольца, цепочки с крупными прекрасными бриллиантами, сверкающими рубинами, грустными сапфирами, завораживающими изумрудами и жемчугом. Каждое украшение могло бы прославить короля и служить даром поистине королевским, чтобы освободить дарующего от чувства вины. Именно этой цели все украшения и служили.
На Наполеона сразу нахлынули воспоминания. Он вспоминал, сколько ему пришлось заплатить за каждое украшение.
«Жозефина, я всегда стану хранить эти украшения, чтобы они напоминали мне о вас», — решил Наполеон.
Днем он возвратился в Париж со шкатулкой подмышкой, где его ожидал Даву. Даву был очень взволнован, и обычно бледные щеки у него сильно покраснели, и даже поредевшие волосы, казалось, шевелились у него на голове, — Сир, меня очень волнуют контракты по поводу артиллерии.
Наполеон стал его внимательно слушать. Он всегда надеялся только на артиллерию. Если изучать его победы, то можно заметить, что они случались из-за правильного и в нужный момент применения орудий. Если он собирался победить английскую и прусскую армии до подхода русских и австрийцев, ему понадобятся орудия, орудия и еще раз орудия!
— Ну, в чем дело? — потребовал он ответа, садясь за стол.
— Как мы и ожидали, нам не хватит заказанных орудий, — заявил Даву.
— Нам не следует обращать внимание на решения официальных лиц. Тратьте денег столько, сколько нам понадобится!
— Но денег нет. Изготовители орудия заявляют, что цены подскочили и они не могут нам поставить необходимое количество за короткий срок без предварительной оплаты. Возможно, нам стоит отправиться к банкирам и потребовать у них денег? Я с ними пытался разговаривать, но они не поддаются на уговоры.
— Тогда нам придется обратиться к нижней палате и потребовать от них дополнительных ассигнований, — сказал Наполеон. — Если будет нужно, применим к ним давление.
— Сир, вам известно, как себя ведут эти политики. Они потратят недели на обсуждение проблемы, и каждый из них захочет выступить с длинной речью по данному вопросу. Все они просто идиоты и возомнили о себе невесть что. Мы не можем затягивать время, нам давно нужны эти пушки.
Наполеон склонил голову на грудь и о чем-то глубоко задумался.
— Я посмотрю, что можно сделать. Приходите ко мне рано утром.
Большинство драгоценностей для Жозефины покупались в одном ювелирном магазине в Париже. Это был добропорядочный магазин, принадлежавший одному семейству многие годы. Наполеон приказал привезти к нему старшего брата — владельца ювелирной фирмы.
Господин Поль появился в кабинете императора. У него от волнения задрожали роскошные усы, когда перед ним расстелили на столе черный бархат и драгоценности начали сверкать и переливаться под светом ярко горевших свечей.
— Вам знакомы эти украшения?
— Да, Ваше Императорское Величество. Я помню их все. Даже те, которые не мы доставали для вас.
— Я подсчитал, сколько они все стоят. У меня получилась поразительная сумма, она мне как раз необходима. Нам предстоит трудное лето, и мне понадобится много денег.
Ювелир пытался подсчитать необходимую сумму. Когда он вслух произнес цифру, Наполеон начал возмущаться.
— Нет! Это слишком мало! — и сам назвал необходимую ему цифру. — Господин ювелир, они стоили мне именно столько!
— Но Ваше Величество, вы называете сумму, которую вы заплатили за украшения. А сегодня они стоят гораздо меньше.
— Вы мне хотите сказать, что я смогу получить полную стоимость этих украшений, если попытаюсь их продать в настоящий момент?
— Ваше Величество, следует реалистично подходить к факту продажи. В особенности, если вы собираетесь получить деньги сразу.
— Почему?
Господин Поль сильно побледнел. Глаза у него сверкали под темными тяжелыми бровями.
— Сейчас сложно с наличностью, Ваше Величество. Все вокруг болтают о войне и стараются на всякий случай припрятать денежки. Банки никому не дают ссуды… даже если вы подкрепляете просьбу подобными драгоценностями.
— Значит, вы не желаете приобретать у меня драгоценности?
— Ваше Величество, я этого не говорил. Я только хочу сказать, что даже такая почтенная фирма, как наша, не может сейчас купить великолепные драгоценности по тем фантастическим ценам, какие вы платили за них в течение многих лет. Если мы отправимся в банк, нам сразу откажут.
Наполеон сложил руки на груди и откинулся назад в кресле. Господин Поль боялся нарушить молчание, но все же произнес:
— Ваше Величество, необходимо сформировать синдикат, а на это уйдет время.
Наполеон промолчал. У господина Поля начал дергаться кончик длинного тонкого носа. Прошло целых три минуты, а молчание все еще продолжалось. Потом Наполеон выпрямился в кресле.
— Я не желаю терять деньги, расставаясь с драгоценностями. Но я предпочитаю иметь дело с вашей фирмой. Мне, наверно, понадобится мнение и других экспертов. Вы не хотите проконсультироваться с вашими братьями?
— Да, Ваше Величество. Нам повезло, что они все сейчас в городе. Вечером я смогу собрать их всех.
— Вечером сообщите мне о своих планах. Господин Поль, казалось, испугался.
— Ваше Величество, — промямлил он. — Для достижения решения нам понадобится больше времени.
— Я не могу больше ждать. Господин Поль, вам придется поспешить и посетить ваших братьев за ужином. Мне кажется, что их у вас предостаточно.
— Ваше Величество, у меня шесть братьев.
— Значит, вам не удастся всех их посетить. Пошлите им послание, что им придется отказаться от ужина и пожаловать к вам. Господин Поль, вам придется потрудиться вечером.
На следующее утро в семь часов Даву пригласили к императору.
— Господину Полю и его шести братьям пришлось вечером поужинать отвратительным изобретением англичан — их неудобоваримыми сэндвичами. Они здорово возмущались, но не только из-за этого.
Он отдал чек министру. Даву взглянул на него и чуть не подавился.
— Это для покупки орудий, — небрежно заявил император. — Мой храбрый товарищ, пора за работу!
Поторгуйтесь о цене и настаивайте на скорой доставке. Нам придется нелегко к югу от Брюсселя. Следует разгромить англичан и пруссаков до того, как к ним присоединятся другие армии.
3
Наполеон очнулся от размышлений, потому что ему в голову пришла странная мысль. Он много раз влюблялся, но действительно ли это были великие и настоящие увлечения, как он прежде об этом думал? Наверно, в его жизни была великая страсть, и она должна была быть основана на чем-то более важном, чем смазливое личико. Все эти годы его больше всего привлекало, начиная с маленькой зеленой пушечки, которую подарил ему отец, большое количество орудий. Он удирал от романтического увлечения, когда наступала необходимость сражаться, и желал позабыть упреки своих очаровательных дам.
«Это правда, — подумал Наполеон. — Меня всегда больше всего в жизни интересовали пушки».
Тут он вспомнил, что сидит не один.
— Простите меня, Бетси-и, я был невежлив — задумался о прошлом.
— Да, вы о чем-то думали целые полчаса, — заметила Бетси.
— Неправда, прошло всего несколько минут, — сказал император. — Вы еще не забыли, что мы рассуждали о том, что случилось бы, если бы вы родились на несколько лет раньше?
— Я все помню, сир, и даже могу повторить дословно все, о чем вы говорили.
— Я забыл сказать об одной вещи, теперь мне придется в ней честно признаться. Я никогда и никому не позволял стоять между мной и моими обязанностями, моей карьерой… Называйте это как вам угодно. Возможно, именно это могло подействовать на меня в той… ситуации, которую мы обсуждали! Бетси-и, мне следует оставаться честным и сказать вам, что, действительно, это могло все изменить.
В моей жизни всегда существовала одна сирена, — продолжил император. — Я ею был постоянно покорен.
Она не была красивой, подобно остальным. У нее курносый нос и она темна, как чугун, а ее дыхание является дыханием смерти.
— Сир, мне кажется, что вы описываете пушку, а не леди.
— Да, дорогая Бетси-и, вы правы.
«Это правда, — подумал Наполеон. — Меня всегда больше всего в жизни интересовали пушки».
Тут он вспомнил, что сидит не один.
— Простите меня, Бетси-и, я был невежлив — задумался о прошлом.
— Да, вы о чем-то думали целые полчаса, — заметила Бетси.
— Неправда, прошло всего несколько минут, — сказал император. — Вы еще не забыли, что мы рассуждали о том, что случилось бы, если бы вы родились на несколько лет раньше?
— Я все помню, сир, и даже могу повторить дословно все, о чем вы говорили.
— Я забыл сказать об одной вещи, теперь мне придется в ней честно признаться. Я никогда и никому не позволял стоять между мной и моими обязанностями, моей карьерой… Называйте это как вам угодно. Возможно, именно это могло подействовать на меня в той… ситуации, которую мы обсуждали! Бетси-и, мне следует оставаться честным и сказать вам, что, действительно, это могло все изменить.
В моей жизни всегда существовала одна сирена, — продолжил император. — Я ею был постоянно покорен.
Она не была красивой, подобно остальным. У нее курносый нос и она темна, как чугун, а ее дыхание является дыханием смерти.
— Сир, мне кажется, что вы описываете пушку, а не леди.
— Да, дорогая Бетси-и, вы правы.
Глава шестнадцатая
1
Чаще всего Бетси навещала Пленника в Лонгвуде по утрам. По утрам обычно доставляли продукты, и местные жители торопились по дороге, а вокруг Лонгвуда кипела жизнь. Кроме того, солнце отражалось на стеклах подзорной трубы сэра Хадсона Лоува, и ему ничего не удавалось разглядеть возле дома и в садах Лонгвуда. Именно поэтому Бетси сравнительно легко пробиралась мимо плотной линии караульных.
Как-то она прибыла так рано, что великий человек еще не был готов ее принять. Ей сказали, что ему помогает привести себя в порядок слуга и ей лучше пока почитать. В библиотеку можно было пройти через столовую. Она вошла в эту унылую комнату и поразилась, увидев железную походную койку перед камином, в которой спал Наполеон.
Девушка обратилась к Перрону, который передал ей послание и теперь собирался отправиться по делам. Из кухни и кладовых доносились звуки — звон ножей и стук посуды. А когда-то мычали и блеяли коровы, овцы и козы.
— Почему здесь находится постель императора? — спросила девушка.
— Мадемуазель, он теперь решил ночевать в столовой.
— Я ничего не понимаю. Неужели император поочередно ночует в разных комнатах?
— Именно так, мадемуазель, — кивнул головой Перрон. — Кругом такие сильные сквозняки. Их здесь больше, чем во всех дворцах, особняках и шато всей Европы.
— Койка останется здесь?
Слуга был толстым и маленького роста и очень напоминал в белых одеждах крупный теннисный мячик. Он покачал головой.
— Нет, ему это не нравится, и поэтому сегодня он будет ночевать в какой-то другой комнате.
Когда появился Наполеон, он не выглядел отдохнувшим, и Бетси сразу заговорила об этом. Он мрачно покачал головой.
— В этой ужасной комнате, которую они называют спальней, по всем углам свистит ветер. Я пробовал спать в других комнатах, но везде одно и то же. Я быстро простужаюсь, каждое утро я просыпаюсь с тяжелой головой. Я просил, чтобы Маршан делал из одеял загородку вокруг постели, но тогда я чуть не задохнулся от духоты. Мы уже пробовали гостиную, кабинет, библиотеку. Но за мной повсюду следуют сквозняки. Прошлой ночью я переселился в столовую, и тут мне было почти хорошо. Но страшно пахнет бараниной, поджаренной пищей и кислым вином. Всю ночь я не сомкнул глаз.
Видимо, мне придется снова перебраться в спальню, — продолжил император. — Если окна как следует занавесить, возможно, меня перестанут мучить сквозняки, хотя ко мне почти не будет поступать свежий воздух.
Позже он снова вернулся к этой теме.
— Бетси-и, вам не приходило в голову, что здесь дуют какие-то странные ветра? Они не налетают быстро, все вокруг сметая. Они потихоньку пробираются в дом, пытаясь это сделать через окна или просочиться под дверью. Когда я лежу в постели и слушаю, мне кажется, что они что-то бормочут, — он резко дернул головой. — Бетси-и, с тех пор, как меня одолела болезнь, мне иногда представляются странные вещи. Ночью меня мучают необычные образы. Я понимаю, что эти мысли абсурдны, я должен с ними быстро попрощаться, но не тут-то было. Эти мысли остаются со мной даже после того, как я проснусь. Неужели мой дух слабеет, как слабеет мое тело?
— Нет, нет, сир!
Он не обратил внимания на ее восклицание.
— Господи, иногда мне кажется, что я слышу не вой ветра, а голоса людей, планировавших мое свержение. Талейран, Фуше, Мармон. Они что-то шепчут, разрабатывают схемы и плетут заговоры против меня. Я всегда подозревал, что они мне враги, но ничего не сделал, чтобы их остановить. Они мне были нужны и полезны, и я был уверен, что смогу их контролировать. Но теперь они делают все, чтобы я оставался на острове, отравляют разум французов, которые всегда в меня верили.
И это самые невинные из моих фантазий, — мрачно продолжил Наполеон. — Иногда мне мерещатся голоса, которые я слышал ночью после битвы, когда, не покладая рук, работали хирурги, но могли оказать помощь только немногим раненым и покалеченным людям. Неужели во время моего поражения я должен выслушивать напоминание о цене победы?
Как-то она прибыла так рано, что великий человек еще не был готов ее принять. Ей сказали, что ему помогает привести себя в порядок слуга и ей лучше пока почитать. В библиотеку можно было пройти через столовую. Она вошла в эту унылую комнату и поразилась, увидев железную походную койку перед камином, в которой спал Наполеон.
Девушка обратилась к Перрону, который передал ей послание и теперь собирался отправиться по делам. Из кухни и кладовых доносились звуки — звон ножей и стук посуды. А когда-то мычали и блеяли коровы, овцы и козы.
— Почему здесь находится постель императора? — спросила девушка.
— Мадемуазель, он теперь решил ночевать в столовой.
— Я ничего не понимаю. Неужели император поочередно ночует в разных комнатах?
— Именно так, мадемуазель, — кивнул головой Перрон. — Кругом такие сильные сквозняки. Их здесь больше, чем во всех дворцах, особняках и шато всей Европы.
— Койка останется здесь?
Слуга был толстым и маленького роста и очень напоминал в белых одеждах крупный теннисный мячик. Он покачал головой.
— Нет, ему это не нравится, и поэтому сегодня он будет ночевать в какой-то другой комнате.
Когда появился Наполеон, он не выглядел отдохнувшим, и Бетси сразу заговорила об этом. Он мрачно покачал головой.
— В этой ужасной комнате, которую они называют спальней, по всем углам свистит ветер. Я пробовал спать в других комнатах, но везде одно и то же. Я быстро простужаюсь, каждое утро я просыпаюсь с тяжелой головой. Я просил, чтобы Маршан делал из одеял загородку вокруг постели, но тогда я чуть не задохнулся от духоты. Мы уже пробовали гостиную, кабинет, библиотеку. Но за мной повсюду следуют сквозняки. Прошлой ночью я переселился в столовую, и тут мне было почти хорошо. Но страшно пахнет бараниной, поджаренной пищей и кислым вином. Всю ночь я не сомкнул глаз.
Видимо, мне придется снова перебраться в спальню, — продолжил император. — Если окна как следует занавесить, возможно, меня перестанут мучить сквозняки, хотя ко мне почти не будет поступать свежий воздух.
Позже он снова вернулся к этой теме.
— Бетси-и, вам не приходило в голову, что здесь дуют какие-то странные ветра? Они не налетают быстро, все вокруг сметая. Они потихоньку пробираются в дом, пытаясь это сделать через окна или просочиться под дверью. Когда я лежу в постели и слушаю, мне кажется, что они что-то бормочут, — он резко дернул головой. — Бетси-и, с тех пор, как меня одолела болезнь, мне иногда представляются странные вещи. Ночью меня мучают необычные образы. Я понимаю, что эти мысли абсурдны, я должен с ними быстро попрощаться, но не тут-то было. Эти мысли остаются со мной даже после того, как я проснусь. Неужели мой дух слабеет, как слабеет мое тело?
— Нет, нет, сир!
Он не обратил внимания на ее восклицание.
— Господи, иногда мне кажется, что я слышу не вой ветра, а голоса людей, планировавших мое свержение. Талейран, Фуше, Мармон. Они что-то шепчут, разрабатывают схемы и плетут заговоры против меня. Я всегда подозревал, что они мне враги, но ничего не сделал, чтобы их остановить. Они мне были нужны и полезны, и я был уверен, что смогу их контролировать. Но теперь они делают все, чтобы я оставался на острове, отравляют разум французов, которые всегда в меня верили.
И это самые невинные из моих фантазий, — мрачно продолжил Наполеон. — Иногда мне мерещатся голоса, которые я слышал ночью после битвы, когда, не покладая рук, работали хирурги, но могли оказать помощь только немногим раненым и покалеченным людям. Неужели во время моего поражения я должен выслушивать напоминание о цене победы?
2
Как-то утром Бетси не появилась, и дурное настроение императора усугубил неожиданно сильный ливень. Дул сильнейший ветер, который, создавая из облаков поразительные фигуры, быстро гнал их по темному небу. Казалось, наступил Судный день, и было страшно взглянуть на мрачное небо.
В доме сразу потемнело, и слуги пытались побыстрее зажечь свечи во всех комнатах. По дому носились страшные сквозняки.
Наполеон гневно стоял у окна. Ему было необходимо что-то срочно обсудить с маршалом Бертраном, и он не желал ждать, пока закончится шторм и буря уберется подальше в океан.
— Маршан!
Слуга ждал вызова за дверью и показался внезапно, как чертик из коробки.
— Да, Ваше Величество.
— Я отправляюсь к маршалу. Принесите мне крепкий плащ.
— Ваше Величество, в такой дождь? Он вскоре закончится.
— Сейчас же. Вы меня слышите? Сейчас!
Маршан укутал императора в огромный плащ, и он нетвердыми шагами отправился под ливень. Бертран увидел, что к нему идет император и встретил его на половине пути. У него не было времени, чтобы чем-то прикрыться, и маршал сразу промок до нитки.
— Переодевайтесь, Бертран, и побыстрее. Мне нужно с вами кое-что обсудить.
Потом он начал говорить.
— У меня слабеет разум. Успокойтесь, мне не нужно слышать ваши протесты. Кто из нас может об этом более верно судить, как не я? Понимаете, маршал, мне тут нечего делать. Я только сижу и читаю или ссорюсь с этим бестолковым англичанином. Прежде передо мной всегда стояли важные проблемы. Мне нужно было принимать решения, намечать будущие победы и возмещать потери. Мой ум был тренированным и острым. Я мог разрешить любую проблему. Господи, разве можно сравнить с этим мою теперешнюю жизнь! Бертран, в этом и есть моя трагедия. Вам должно быть понятно, что это сводит меня с ума. Мой разум всегда пылал огнем. Иногда он был как бы притушен, но в нужный момент разгорался в сильнейшее пламя. Он пылал, сверкал, и во все стороны подобно искрам, разносились великолепные идеи. Всю мою жизнь мне помогал мой острый ум. А сейчас он дремлет.
У меня есть одно утешение. По ночам мой разум пробуждается. Пока я лежу в постели, я начинаю чувствовать пробуждение разума. Иногда во сне я вижу поразительные сны, и ко мне приплывают удивительные истины. Иногда они не четко сформулированы. Во сне идеи становятся просто фантастичными, и мне нужно много сил, чтобы уловить ошибки и их исправить.
Теперь я расскажу о причине, которая привела меня к вам, — продолжил император. — Прошлой ночью во сне ко мне пришла идея, как отсюда выбраться и провести последние несколько лет в комфорте и мире. Я перебрал все варианты и наконец прибыл к реальному решению, как корабль пришвартовывается к надежной стоянке. Бертран, скажите мне. Кто сейчас является главной фигурой в Европе?
— Меттерних? — предложил свой вариант маршал.
— Нет, Бертран, нет! Не Меттерних, ни в коем случае! Господи, он хорошо умеет дергать кукол за веревочки, не больше того. Если говорить о том, чье решающее слово может подействовать на европейских монархов, так это русский царь Александр.
Бертран сразу поддержал императора.'
— Конечно, сир. Как я мог так ошибаться? Все лидеры Европы немного опасаются русского царя. Он обладает удивительной силой.
— В Александре имеется источник величия. Он желает принести много добра своему народу и для многих народов мира, но у него в стране отсутствует стабильность, и он иногда не очень четко мыслит. Он никогда особенно многого не добьется. Но если его уговорить поведать миру о том, что здесь творится, другие монархи к нему прислушаются. Я в этом уверен.
— Да, сир, ужас вашего положения на острове не известен Александру. Вся информация тщательно фильтруется его придворными, и он думает, что вы живете в хорошем доме, расположенном в чудесном тенистом парке. И со всеми удобствами. Он также уверен, что у вас хорошее здоровье.
— Правильно, Бертран, правильно. Мы должны попытаться достучаться до него и послать людей, которые смогут его убедить в правдивости посланных ему сведений.
— Но-о-о…
— Я понимаю, что перед нами стоят большие трудности и это можно сделать только одним способом — с помощью Папы. Мне известно, что Александр исповедует православную религию, но он чтит Папу. Чтит больше, чем я. Теперь я понимаю, что дурно к нему относился.
Наполеон некоторое время обдумывал свою ошибку.
— Папа хорошо относится к моей матушке и много сделал для нашего семейства. Я уверен, что он может сделать так, чтобы кое-кого послали к Александру. Царь, я уверен, хорошо ко мне относится, несмотря на мой поход на Москву и ненависть, которую он ко мне в то время испытывал.
Бертран снял с себя верхнюю одежду и закутался в старый халат. На отвороте было пятно от вина, и халат пополз по швам. Эта парочка выглядела крайне странно, обсуждая будущие планы. Мадам Бертран заглянула в комнату, и ей стало дурно, когда она увидела наряд собственного мужа. Он жестом показал ей, чтобы она не входила в комнату.
— Сколько лет синьоре? — внезапно спросил Наполеон.
— Вы имеете в виду, сир, Виолетту Гравину?
— Кого же еще? Меня всегда завораживал ее голос. Она еще дает концерты?
— Да, сир. Она поет на лучших площадках в Италии и время от времени посещает Лондон и Вену. Конечно, ее голос не такой сильный, как прежде, и она уже не может брать верхние ноты, но в нижнем регистре она великолепна.
— Хорошо. А ее муж Джакопо? — Наполеон улыбнулся. — Именно это имя навело меня на эти мысли. Одного из нашего слуг зовут Джакопо. Вчера вечером я услышал, как кто-то зовет его пронзительным голосом: «Джакопо! Джакопо!» И ночью мне приснился сон, и я понял, где лежит ключ, чтобы открыть ворота тюрьмы.
Бертран сильно удивился, но тем не менее сказал:
— Этот забавный старичок, муж сеньоры. Он ей едва достигает до плеча. Но по-своему он — гений. Он прекрасно рисует! С ним трудно сравниться многим художникам.
Наполеон оживился.
— Вы поняли, что я задумал. Я хочу, чтобы для меня снова спела сеньора. Как вы считаете, она примет приглашение пожаловать сюда?
В доме сразу потемнело, и слуги пытались побыстрее зажечь свечи во всех комнатах. По дому носились страшные сквозняки.
Наполеон гневно стоял у окна. Ему было необходимо что-то срочно обсудить с маршалом Бертраном, и он не желал ждать, пока закончится шторм и буря уберется подальше в океан.
— Маршан!
Слуга ждал вызова за дверью и показался внезапно, как чертик из коробки.
— Да, Ваше Величество.
— Я отправляюсь к маршалу. Принесите мне крепкий плащ.
— Ваше Величество, в такой дождь? Он вскоре закончится.
— Сейчас же. Вы меня слышите? Сейчас!
Маршан укутал императора в огромный плащ, и он нетвердыми шагами отправился под ливень. Бертран увидел, что к нему идет император и встретил его на половине пути. У него не было времени, чтобы чем-то прикрыться, и маршал сразу промок до нитки.
— Переодевайтесь, Бертран, и побыстрее. Мне нужно с вами кое-что обсудить.
Потом он начал говорить.
— У меня слабеет разум. Успокойтесь, мне не нужно слышать ваши протесты. Кто из нас может об этом более верно судить, как не я? Понимаете, маршал, мне тут нечего делать. Я только сижу и читаю или ссорюсь с этим бестолковым англичанином. Прежде передо мной всегда стояли важные проблемы. Мне нужно было принимать решения, намечать будущие победы и возмещать потери. Мой ум был тренированным и острым. Я мог разрешить любую проблему. Господи, разве можно сравнить с этим мою теперешнюю жизнь! Бертран, в этом и есть моя трагедия. Вам должно быть понятно, что это сводит меня с ума. Мой разум всегда пылал огнем. Иногда он был как бы притушен, но в нужный момент разгорался в сильнейшее пламя. Он пылал, сверкал, и во все стороны подобно искрам, разносились великолепные идеи. Всю мою жизнь мне помогал мой острый ум. А сейчас он дремлет.
У меня есть одно утешение. По ночам мой разум пробуждается. Пока я лежу в постели, я начинаю чувствовать пробуждение разума. Иногда во сне я вижу поразительные сны, и ко мне приплывают удивительные истины. Иногда они не четко сформулированы. Во сне идеи становятся просто фантастичными, и мне нужно много сил, чтобы уловить ошибки и их исправить.
Теперь я расскажу о причине, которая привела меня к вам, — продолжил император. — Прошлой ночью во сне ко мне пришла идея, как отсюда выбраться и провести последние несколько лет в комфорте и мире. Я перебрал все варианты и наконец прибыл к реальному решению, как корабль пришвартовывается к надежной стоянке. Бертран, скажите мне. Кто сейчас является главной фигурой в Европе?
— Меттерних? — предложил свой вариант маршал.
— Нет, Бертран, нет! Не Меттерних, ни в коем случае! Господи, он хорошо умеет дергать кукол за веревочки, не больше того. Если говорить о том, чье решающее слово может подействовать на европейских монархов, так это русский царь Александр.
Бертран сразу поддержал императора.'
— Конечно, сир. Как я мог так ошибаться? Все лидеры Европы немного опасаются русского царя. Он обладает удивительной силой.
— В Александре имеется источник величия. Он желает принести много добра своему народу и для многих народов мира, но у него в стране отсутствует стабильность, и он иногда не очень четко мыслит. Он никогда особенно многого не добьется. Но если его уговорить поведать миру о том, что здесь творится, другие монархи к нему прислушаются. Я в этом уверен.
— Да, сир, ужас вашего положения на острове не известен Александру. Вся информация тщательно фильтруется его придворными, и он думает, что вы живете в хорошем доме, расположенном в чудесном тенистом парке. И со всеми удобствами. Он также уверен, что у вас хорошее здоровье.
— Правильно, Бертран, правильно. Мы должны попытаться достучаться до него и послать людей, которые смогут его убедить в правдивости посланных ему сведений.
— Но-о-о…
— Я понимаю, что перед нами стоят большие трудности и это можно сделать только одним способом — с помощью Папы. Мне известно, что Александр исповедует православную религию, но он чтит Папу. Чтит больше, чем я. Теперь я понимаю, что дурно к нему относился.
Наполеон некоторое время обдумывал свою ошибку.
— Папа хорошо относится к моей матушке и много сделал для нашего семейства. Я уверен, что он может сделать так, чтобы кое-кого послали к Александру. Царь, я уверен, хорошо ко мне относится, несмотря на мой поход на Москву и ненависть, которую он ко мне в то время испытывал.
Бертран снял с себя верхнюю одежду и закутался в старый халат. На отвороте было пятно от вина, и халат пополз по швам. Эта парочка выглядела крайне странно, обсуждая будущие планы. Мадам Бертран заглянула в комнату, и ей стало дурно, когда она увидела наряд собственного мужа. Он жестом показал ей, чтобы она не входила в комнату.
— Сколько лет синьоре? — внезапно спросил Наполеон.
— Вы имеете в виду, сир, Виолетту Гравину?
— Кого же еще? Меня всегда завораживал ее голос. Она еще дает концерты?
— Да, сир. Она поет на лучших площадках в Италии и время от времени посещает Лондон и Вену. Конечно, ее голос не такой сильный, как прежде, и она уже не может брать верхние ноты, но в нижнем регистре она великолепна.
— Хорошо. А ее муж Джакопо? — Наполеон улыбнулся. — Именно это имя навело меня на эти мысли. Одного из нашего слуг зовут Джакопо. Вчера вечером я услышал, как кто-то зовет его пронзительным голосом: «Джакопо! Джакопо!» И ночью мне приснился сон, и я понял, где лежит ключ, чтобы открыть ворота тюрьмы.
Бертран сильно удивился, но тем не менее сказал:
— Этот забавный старичок, муж сеньоры. Он ей едва достигает до плеча. Но по-своему он — гений. Он прекрасно рисует! С ним трудно сравниться многим художникам.
Наполеон оживился.
— Вы поняли, что я задумал. Я хочу, чтобы для меня снова спела сеньора. Как вы считаете, она примет приглашение пожаловать сюда?