Страница:
— Для нее это большая честь. Я в этому уверен, сир. Но как это все организовать? Согласится ли на ее визит английское правительство?
— Я думаю, что все может организовать Папа. Бертран, сразу пошлите приглашения и, конечно, с ней должен приехать Джакопо.
— Он повсюду следует за ней.
— Пусть он привезет с собой карандаши и краски. Бертран понемногу начал все понимать.
— Сир! — восхищенно воскликнул он. — Он вас будет рисовать в то время, пока будет петь сеньора!
— Да, Бертран. Я буду настаивать на том, чтобы он меня изобразил как можно более реалистично, мне известно, насколько я изменился за последние месяцы. Возможно, эти рисунки помогут нам убедить Александра в моем бедственном положении. Кроме того, я прикажу, чтобы Джакопо сделал рисунки моего дома с внешней и внутренней сторон. Пусть обязательно покажет крысиный ход на потолке в библиотеке и мою ужасную спальню, и крохотную, неудобную ванную комнату. Если он честно изобразит нашу столовую, все поразятся тому, насколько она неприглядна.
Эти рисунки, — продолжил Наполеон, — они должны увезти с собой. Если будет необходимо, сеньора пришпилит их к нижним юбкам. Даже сэр Лоув не посмеет обыскивать великую певицу!
Вот мой план — когда Папа добьется согласия Александра, следует сформировать отряд из нескольких человек, которые тайно отправятся в Россию. Сеньора, Джакопо и его правдивые рисунки, медицинские показания доктор О'Мира. Среди них также будет Ла Касе и… Бетси-и.
Бертран был поражен.
— Бетси? Сир, вы считаете, что это следует делать?
В последнее время лицо Наполеона было постоянно суровым, но сейчас оно расплылось в улыбке.
— Конечно, Бетси-и должна поехать. Александр поддастся ее очарованию. Могу себе представить эту сцену. Великолепный Александр… и все люди из делегации постоянно ему твердят: «Да, Ваше Величество», «Конечно, Ваше Величество», или «Да здравствует царь Александр!» Но в этот момент Бетси-и начинает его поправлять, если он сделает что-то не так. Бертран, она станет идеальным свидетелем, когда станет рассказывать о том, как я был счастлив в моем маленьком деревянном павильоне, пользуясь гостеприимством семейства Бэлкум, как я не хотел оттуда уезжать и о том, каково мне жить годами в этих зараженных крысами развалинах. Это расскажет Александру английская девушка с золотистыми волосами и сверкающими добрыми синими глазами. Она даже может его подразнить, ненароком показав ему маленькую ножку из-под широких юбок. Да, Бетси-и станет главным свидетелем. Бетси-и и рисунки Джакопо.
— Но, сир, она же англичанка, это будет непатриотичным жестом с ее стороны, — заметил Бертран.
— На свете существуют тысячи англичан, которые в открытую заявляют, что меня следует освободить. Кроме того, ей будет лестно сыграть свою роль в событии мирового значения. Она сможет попасть на страницы важной исторической хроники. Бертран, я уверен, что мы сможем привлечь Александра на нашу сторону. Если он скажет остальным: «Мы совершили ошибку, и Наполеон нам больше не опасен, следует прекратить его травить…»
После этого заявления к нему присоединятся и остальные правители.
Обсуждая план, который пришел к нему, пока он ворочался без сна на узкой железной походной койке, Наполеон изменился. Он, казалось, пришел в себя и говорил вполне уверенно, как в те времена, когда у него в руках были бразды правления всей Европой.
— Сколько времени у нас займет выполнение этого плана, Бертран? — спросил он.
Маршал начал делать расчеты.
— Три месяца, чтобы получить приглашение для сеньоры и Джакопо. Через три месяца они прибудут на судне из Лондона. Они, возможно, пробудут здесь месяц. Возвращение еще три месяца. Два месяца понадобятся на переговоры между Ватиканом и царем. Потом месяц в России и еще следует какое-то время отвести на корреспонденцию между столицами, а потом еще три месяца на то, чтобы послать за вами корабль. Сир, на все мне, кажется, понадобится около двух лет.
Наполеон посерьезнел.
— Бертран, это слишком долго. Неужели я доживу до этого времени?
— Конечно, сир. Я знаю, что вы не верите новому врачу, но он весьма к вам внимателен. Нам стоит попытаться. Да, да, сир, мы должны попробовать это сделать.
3
Глава семнадцатая
1
2
Глава восемнадцатая
1
— Я думаю, что все может организовать Папа. Бертран, сразу пошлите приглашения и, конечно, с ней должен приехать Джакопо.
— Он повсюду следует за ней.
— Пусть он привезет с собой карандаши и краски. Бертран понемногу начал все понимать.
— Сир! — восхищенно воскликнул он. — Он вас будет рисовать в то время, пока будет петь сеньора!
— Да, Бертран. Я буду настаивать на том, чтобы он меня изобразил как можно более реалистично, мне известно, насколько я изменился за последние месяцы. Возможно, эти рисунки помогут нам убедить Александра в моем бедственном положении. Кроме того, я прикажу, чтобы Джакопо сделал рисунки моего дома с внешней и внутренней сторон. Пусть обязательно покажет крысиный ход на потолке в библиотеке и мою ужасную спальню, и крохотную, неудобную ванную комнату. Если он честно изобразит нашу столовую, все поразятся тому, насколько она неприглядна.
Эти рисунки, — продолжил Наполеон, — они должны увезти с собой. Если будет необходимо, сеньора пришпилит их к нижним юбкам. Даже сэр Лоув не посмеет обыскивать великую певицу!
Вот мой план — когда Папа добьется согласия Александра, следует сформировать отряд из нескольких человек, которые тайно отправятся в Россию. Сеньора, Джакопо и его правдивые рисунки, медицинские показания доктор О'Мира. Среди них также будет Ла Касе и… Бетси-и.
Бертран был поражен.
— Бетси? Сир, вы считаете, что это следует делать?
В последнее время лицо Наполеона было постоянно суровым, но сейчас оно расплылось в улыбке.
— Конечно, Бетси-и должна поехать. Александр поддастся ее очарованию. Могу себе представить эту сцену. Великолепный Александр… и все люди из делегации постоянно ему твердят: «Да, Ваше Величество», «Конечно, Ваше Величество», или «Да здравствует царь Александр!» Но в этот момент Бетси-и начинает его поправлять, если он сделает что-то не так. Бертран, она станет идеальным свидетелем, когда станет рассказывать о том, как я был счастлив в моем маленьком деревянном павильоне, пользуясь гостеприимством семейства Бэлкум, как я не хотел оттуда уезжать и о том, каково мне жить годами в этих зараженных крысами развалинах. Это расскажет Александру английская девушка с золотистыми волосами и сверкающими добрыми синими глазами. Она даже может его подразнить, ненароком показав ему маленькую ножку из-под широких юбок. Да, Бетси-и станет главным свидетелем. Бетси-и и рисунки Джакопо.
— Но, сир, она же англичанка, это будет непатриотичным жестом с ее стороны, — заметил Бертран.
— На свете существуют тысячи англичан, которые в открытую заявляют, что меня следует освободить. Кроме того, ей будет лестно сыграть свою роль в событии мирового значения. Она сможет попасть на страницы важной исторической хроники. Бертран, я уверен, что мы сможем привлечь Александра на нашу сторону. Если он скажет остальным: «Мы совершили ошибку, и Наполеон нам больше не опасен, следует прекратить его травить…»
После этого заявления к нему присоединятся и остальные правители.
Обсуждая план, который пришел к нему, пока он ворочался без сна на узкой железной походной койке, Наполеон изменился. Он, казалось, пришел в себя и говорил вполне уверенно, как в те времена, когда у него в руках были бразды правления всей Европой.
— Сколько времени у нас займет выполнение этого плана, Бертран? — спросил он.
Маршал начал делать расчеты.
— Три месяца, чтобы получить приглашение для сеньоры и Джакопо. Через три месяца они прибудут на судне из Лондона. Они, возможно, пробудут здесь месяц. Возвращение еще три месяца. Два месяца понадобятся на переговоры между Ватиканом и царем. Потом месяц в России и еще следует какое-то время отвести на корреспонденцию между столицами, а потом еще три месяца на то, чтобы послать за вами корабль. Сир, на все мне, кажется, понадобится около двух лет.
Наполеон посерьезнел.
— Бертран, это слишком долго. Неужели я доживу до этого времени?
— Конечно, сир. Я знаю, что вы не верите новому врачу, но он весьма к вам внимателен. Нам стоит попытаться. Да, да, сир, мы должны попробовать это сделать.
3
На следующее утро Наполеон закончил свой туалет очень рано. Он отправился в сад и взглянул на безоблачное небо.
«Почему меня постоянно волнует погода? — подумал император. — Мне кажется, что она тут всегда плохая. И я должен страдать от погоды все оставшееся мне время».
Ноги у него дрожали, и император приказал Маршалу принести ему трость.
С тростью в руках он отправился по направлению к «Хаттс-Гейт». Когда к нему подошел караульный и пристроился за ним сзади, император в ярости замахнулся на него тростью.
— Назад! Оставайтесь позади, вы — болван!
Караульный некоторое время переждал, а потом осторожно продолжил следовать за императором.
Наполеон уселся в кресло на веранде Бертрана. Маршал поспешил к нему присоединиться. Никогда прежде Наполеон не выглядел так плохо. Кожа у него стала восковой, и глаза были совсем безжизненными. Он с трудом дышал.
— Вы подсчитали, что пройдет целых два года, прежде чем нам удастся открыть глаза царю, — помолчав, сказал Наполеон. — Я пришел вам сказать, что нам не следует даже пытаться это делать.
Лицо Бертрана выразило глубокое разочарование. Он внимательно взглянул на больного императора.
— Но, сир, почему вы передумали? — спросил маршал.
Наполеон пошевелился в кресле, пытаясь собраться с силами.
— Бертран, вы будете смеяться, но я вам расскажу сон, который видел сегодня ночью.
Одна рука лежала у него на резной трости, а другой он нетерпеливо указал на дорогу, ведущую мимо дома в город.
— Я стал многое забывать. Как называется место неподалеку отсюда?
— Вы хотите сказать Девилз-Панч-Боул?
— Нет, нет! Чуть подальше.
— Наверно, это — Долина Герани.
— Точно, Долина Герани. Я здесь никогда не видел цветы герани, но там много зелени и иногда бывает вполне прохладно. Ивы дают хорошую тень. Я там был во сне прошлой ночью.
Бертран ждал, пока он продолжит. Наполеон говорил очень тихо:
— Сначала все было ясно. Я там был один и прекрасно себя чувствовал. У меня ничего не болело, и я был уверен, что какое-то время боли меня не станут мучить и я смогу обходиться без палочки.
Когда я добрался до долины, то остановился. Внезапно показалась луна, и вокруг все стало светиться. Все казалось в свете луны таким мягким и отливало зеленым светом. Мне даже… немного стало не по себе. Все сильно отличалось от того, что я видел наяву.
— Я стоял у края дороги, — продолжал император, — и сказал себе, что в долине что-то изменилось, и я подумал: «Что же они тут сделали?» Мне захотелось немного спуститься вниз и самому посмотреть. Но я сделал только один шаг. Казалось, меня что-то держало, и я почувствовал, как меня схватила за плечо крепкая рука.
Поэтому я оставался на прежнем месте у края дороги и начал осматриваться. Сначала я обратил внимание, что часть железного забора, который они поставили вокруг нового дома, переставили и оградили им часть долины. Внутри огражденного места была могила. В ней было нечто странное, потому что могильный камень лежал плашмя на земле. На старых заброшенных кладбищах иногда можно заметить, что могильные камни валяются плашмя на земле. Но это была свежая могила. Ее тут не было, когда несколько недель назад я посещал эту долину. Я попытался вспомнить, когда были похороны, и был уверен, что никаких похорон не было. И потом, почему они воспользовались Долиной Герани?
Здесь есть ручей, из него достают чудесную прохладную свежую воду. Кроме того, тут любят отдыхать люди. Молодые люди встречаются тут с возлюбленными. Я видел, как тут сидели парочки и держались за руки. Зачем было превращать чудесное местечко в кладбище?
Я все еще раздумывал об этом, когда луна вышла из облаков. Вокруг стало светло как днем, и тут я удостоверился, что за загородкой действительно была могила. Меня уже никто не удерживал за плечо. Я сошел с дороги и отправился к загородке. Я подошел ближе и начал разглядывать могильный камень. Бертран, на нем ничего не было написано!
— Никакого имени?
— Нет. И это очень странно. Я подумал: «Как странно!» Ведь там был кто-то похоронен, но не было написано его имени. Потом я пригляделся повнимательнее и увидел, что на камне было что-то написано. Внизу была высечена маленькими цифрами дата.
Он заколебался, прежде чем продолжить рассказ.
— Бертран, я знаю, что заглянул в будущее, и поэтому я развернулся и в панике побежал прочь от могилы.
Наполеон не мог найти слов.
— Я знаю, что стоял у собственной могилы.
Бертран попытался его успокоить. Он сказал, что подобные сны бывают довольно часто и ничего не значат. Наполеон его не слушал.
Затем император продолжил тихим голосом:
— Бертран, я знаю, что у нас нет времени, чтобы призвать себе на помощь царя. Вы сказали, что весь процесс займет около двух лет. Теперь послушайте меня. Дата в ногах камня, которую я видел собственными глазами, была — 5-е мая 1821 года.
«Почему меня постоянно волнует погода? — подумал император. — Мне кажется, что она тут всегда плохая. И я должен страдать от погоды все оставшееся мне время».
Ноги у него дрожали, и император приказал Маршалу принести ему трость.
С тростью в руках он отправился по направлению к «Хаттс-Гейт». Когда к нему подошел караульный и пристроился за ним сзади, император в ярости замахнулся на него тростью.
— Назад! Оставайтесь позади, вы — болван!
Караульный некоторое время переждал, а потом осторожно продолжил следовать за императором.
Наполеон уселся в кресло на веранде Бертрана. Маршал поспешил к нему присоединиться. Никогда прежде Наполеон не выглядел так плохо. Кожа у него стала восковой, и глаза были совсем безжизненными. Он с трудом дышал.
— Вы подсчитали, что пройдет целых два года, прежде чем нам удастся открыть глаза царю, — помолчав, сказал Наполеон. — Я пришел вам сказать, что нам не следует даже пытаться это делать.
Лицо Бертрана выразило глубокое разочарование. Он внимательно взглянул на больного императора.
— Но, сир, почему вы передумали? — спросил маршал.
Наполеон пошевелился в кресле, пытаясь собраться с силами.
— Бертран, вы будете смеяться, но я вам расскажу сон, который видел сегодня ночью.
Одна рука лежала у него на резной трости, а другой он нетерпеливо указал на дорогу, ведущую мимо дома в город.
— Я стал многое забывать. Как называется место неподалеку отсюда?
— Вы хотите сказать Девилз-Панч-Боул?
— Нет, нет! Чуть подальше.
— Наверно, это — Долина Герани.
— Точно, Долина Герани. Я здесь никогда не видел цветы герани, но там много зелени и иногда бывает вполне прохладно. Ивы дают хорошую тень. Я там был во сне прошлой ночью.
Бертран ждал, пока он продолжит. Наполеон говорил очень тихо:
— Сначала все было ясно. Я там был один и прекрасно себя чувствовал. У меня ничего не болело, и я был уверен, что какое-то время боли меня не станут мучить и я смогу обходиться без палочки.
Когда я добрался до долины, то остановился. Внезапно показалась луна, и вокруг все стало светиться. Все казалось в свете луны таким мягким и отливало зеленым светом. Мне даже… немного стало не по себе. Все сильно отличалось от того, что я видел наяву.
— Я стоял у края дороги, — продолжал император, — и сказал себе, что в долине что-то изменилось, и я подумал: «Что же они тут сделали?» Мне захотелось немного спуститься вниз и самому посмотреть. Но я сделал только один шаг. Казалось, меня что-то держало, и я почувствовал, как меня схватила за плечо крепкая рука.
Поэтому я оставался на прежнем месте у края дороги и начал осматриваться. Сначала я обратил внимание, что часть железного забора, который они поставили вокруг нового дома, переставили и оградили им часть долины. Внутри огражденного места была могила. В ней было нечто странное, потому что могильный камень лежал плашмя на земле. На старых заброшенных кладбищах иногда можно заметить, что могильные камни валяются плашмя на земле. Но это была свежая могила. Ее тут не было, когда несколько недель назад я посещал эту долину. Я попытался вспомнить, когда были похороны, и был уверен, что никаких похорон не было. И потом, почему они воспользовались Долиной Герани?
Здесь есть ручей, из него достают чудесную прохладную свежую воду. Кроме того, тут любят отдыхать люди. Молодые люди встречаются тут с возлюбленными. Я видел, как тут сидели парочки и держались за руки. Зачем было превращать чудесное местечко в кладбище?
Я все еще раздумывал об этом, когда луна вышла из облаков. Вокруг стало светло как днем, и тут я удостоверился, что за загородкой действительно была могила. Меня уже никто не удерживал за плечо. Я сошел с дороги и отправился к загородке. Я подошел ближе и начал разглядывать могильный камень. Бертран, на нем ничего не было написано!
— Никакого имени?
— Нет. И это очень странно. Я подумал: «Как странно!» Ведь там был кто-то похоронен, но не было написано его имени. Потом я пригляделся повнимательнее и увидел, что на камне было что-то написано. Внизу была высечена маленькими цифрами дата.
Он заколебался, прежде чем продолжить рассказ.
— Бертран, я знаю, что заглянул в будущее, и поэтому я развернулся и в панике побежал прочь от могилы.
Наполеон не мог найти слов.
— Я знаю, что стоял у собственной могилы.
Бертран попытался его успокоить. Он сказал, что подобные сны бывают довольно часто и ничего не значат. Наполеон его не слушал.
Затем император продолжил тихим голосом:
— Бертран, я знаю, что у нас нет времени, чтобы призвать себе на помощь царя. Вы сказали, что весь процесс займет около двух лет. Теперь послушайте меня. Дата в ногах камня, которую я видел собственными глазами, была — 5-е мая 1821 года.
Глава семнадцатая
1
Сэр Хадсон Лоув ворчал, глядя на листок бумаги, который ему положил на стол один из его подчиненных.
— Что это значит?
— На острове все считают, Ваше Превосходительство, что Наполеон находится в плохом состоянии.
— Для подобной болтовни нет никаких оснований! В любом случае это никого не касается. — Он резко указал на бумагу. — Бумагу подписало шесть человек! Они все желают его видеть?
— Говорят, что он почти ничего не ест. В желудке у него задерживается только сухое шампанское. Эти офицеры хотят передать ему ящик лучшего шампанского.
— Но… — Губернатор заколебался, а потом сильно побагровел. — Какое им до него дело?
— Они считают…
— Они считают! Почему они должны что-то считать? У них имеются определенные обязанности. Они должны быть на карауле, чтобы никто не убежал. Я ведь приказал: никто не смеет выказывать к нему симпатию… Это — неподобающе… и неприлично…
— Сэр, я должен им передать, что вы им отказываете в посещении императора?
Губернатор начал о чем-то мрачно рассуждать. Потом он снова взглянул на записку и задержался на имени лейтенанта Греннисона.
— Я думал о них лучше, но не стану создавать лишние проблемы. Пусть они его навестят… вместе со своим вином. При определенных условиях. Свидание в течение одного часа и ни секунды более. После посещения они должны мне обо всем доложить.
— Мне нужно знать о каждом слове, которое говорилось во время визита, и о том, что там происходило. Пусть они это себе зарубят на носу.
Потом все, кто посетил Наполеона, решили, что это было самое интересное время, которое они провели с тех пор, как бывший император Франции оказался на острове. Наполеон был сама любезность. Он отвечал на все вопросы, шутил и смеялся вместе с ними. Он легко делился собственным мнением по всем военным проблемам.
Когда пожаловали визитеры, император стоял перед камином. Одна нога прикрывала темное пятно на ковре, и никто не заметил, что позади генерала Бонапарта отклеился кусок обоев. Шестеро молодых офицеров смотрели только на внушительную фигуру великого полководца. Наполеон был в парадной форме, на груди сверкали ордена. Офицеры все же заметили, что он поразительно похудел.
— Джентльмены, — сказал он на английском с сильным акцентом. — Мне нравится ваша идея — только одни военные и никаких штатских, никаких дам и официальных лиц. Все это очень приятно, не так ли?
Гости рассмеялись.
— Да, генерал, — согласился один из них.
— Мы… Нас семеро, мы станем разговаривать на… профессиональные темы, согласны?
Офицеры, конечно же, согласились. Он разговаривал с ними как с равными. И это было крайне приятно. Они искоса поглядывали друг на друга.
Наполеон обратился к старшему по званию:
— Мне бы хотелось продолжить разговор на вашем языке. Но, к сожалению, я им плохо владею. Мне известно, что вы говорите по-французски, и поэтому я прошу вас быть для нас переводчиком. Я предлагаю, чтобы мне задавали вопросы, а я попытаюсь наиболее полно ответить на них.
Визитеры более получаса задавали императору разные вопросы. После начала беседы Наполеон сел, но офицеры отказались это сделать. Кроме того, в комнате было еще только четыре кресла, у двух из них были продавлены сиденья. Они встали полукругом. Большинство вопросов задавались по поводу различных сражений. Как он расположил войска во время, например, этого сражения? Почему не пускал в ход кавалерию до самого последнего момента? Какую битву он считает самой важной для себя? Назовите, пожалуйста, своих самых лучших маршалов. В чем был секрет Мюрата [71] в качестве командующего кавалерией? В конце один из офицеров расхрабрился и задал вопрос, который интересовал их всех. Что он думает о герцоге Веллингтоне как о генерале?
— Велилингтон… — медленно произнес Наполеон. — Ему повезло во время сражения, а мне — нет. Мне жаль, что нам не пришлось встретиться при равных условиях.
— Вы имеете в виду погоду? Сильный дождь утром?
— Да, и это. И многое другое. Мне не хочется вспоминать об этом дне.
Через секунду он продолжил рассказ о противнике при Ватерлоо.
— Он хорошо сражался в Испании и победил некоторых из моих маршалов. Но вам все и так об этом известно.
Потом экс-император захохотал и потрепал по плечу ближайшего к нему офицера, который оказался лейтенантом Греннисоном.
— Хватит, мы и так слишком долго обсуждали вашего Велленгтона. Он был…
— Самым сильным вашим противником? — поинтересовался кто-то.
Наполеон нахмурился — они теснили его оборону. Наконец он кивнул головой.
— Да, могу сказать, что вы правы.
Его жаждущие знаний молодые гости продолжили бы задавать ему вопросы до бесконечности, если бы в тот момент в дверях не появился Перрон.
— Ваше Императорское Величество, легкие закуски поданы.
Наполеон жестом показал, чтобы офицеры последовали за Перроном в столовую. На столе, покрытом убогой скатертью, для офицеров был сервирован великолепный чай с закусками. Там был английский чай во французской интерпретации. На столе стояло огромное блюдо вестфальской ветчины, ломтики холодной индейки, горячие булочки и множество сладостей. Всем очень понравились крохотные тарталетки, начиненные великолепными взбитыми сливками. Греннисон быстро проглотил парочку тарталеток и шепнул своему соседу:
— Могу сказать, что это — здорово! Невозможно сравнить это тесто с клеклыми тортами с патокой, которые нам постоянно подают в «Плантейшн-Хаус».
— Мне кажется, что наш губернатор вообще обожает патоку, — тихо ответил товарищ Греннисона. — Меня интересует, почему такие яства подаются на дешевой посуде? Вы только взгляните на вилки и ножи. У них деревянные ручки!
— Неужели вы не знали, что он переплавил свой серебряный сервиз, а вместо него купил дешевый фаянсовый сервиз на острове?
Собеседник Греннисона был поражен.
— Клянусь, мне это не известно. Значит, у него не все так просто?
Наполеон ничего не ел, но выпил бокал подаренного ему вина. Он вообще не переносил шампанское, но не показал вида. Он отпивал по глоточку и с благодарностью кивал офицерам поверх ободка бокала.
В «Плантешн-Хаус» губернатор внимательно выслушал отчет. Он снова и снова повторял вопросы и делал уточнения, а потом сравнивал ответы каждого из офицеров.
— Какой ответ он дал на этот вопрос? — чаще всего говорил он.
— Мне нужны его точные слова. Пожалуйста, будьте более точными и ничего не опускайте.
Когда заговорили о герцоге Веллингтоне, он напряженно выпрямился в кресле.
— Так. И что же он вам ответил?
Лейтенант Греннисон стал отвечать на этот вопрос.
— Он сказал, сэр, что герцог оказался для него самым трудным противником.
Сэр Хадсон Лоув был разочарован. Он надеялся услышать оскорбления, которые он с удовольствием бы записал, а потом отослал в Англию, чтобы они стали известны Веллингтону.
— Он сказал именно так? Вы уверены, что точно передаете его ответ.
— Да, сэр.
— Хм-м-м, мы к этому еще вернемся. Меня больше всего интересует, не проскользнули ли во время беседы намеки на то, что он собирается покинуть остров?
Наконец после длительных расспросов им позволили покинуть кабинет губернатора. Когда Греннисон повернулся, чтобы уйти, он задел карман мундира. Там что-то зашелестело. Он ничего не клал в карман и поэтому достал из него бумагу. На ней было написано несколько предложений по-французски. Греннисон понял, что кто-то в Лонгвуде положил ему эту бумагу в карман. Он не понимал по-французски, и поэтому положил записку на стол секретаря.
— Мне неизвестно, что там написано. Кто-то положил записку мне в карман.
Секретарь расправил бумагу и прочитал то, что там было написано.
— Это весьма интересно. Когда вы нашли записку?
— Только сейчас.
— В ней говорится, что мы должны проверить вино, которое поступает для генерала Бонапарта. Если на этикетке имеются капли воска, нам следует искать кое-что в пробках. Это очень важно! Благодарю вас, лейтенант Греннисон, я передам записку губернатору.
— Что это значит?
— На острове все считают, Ваше Превосходительство, что Наполеон находится в плохом состоянии.
— Для подобной болтовни нет никаких оснований! В любом случае это никого не касается. — Он резко указал на бумагу. — Бумагу подписало шесть человек! Они все желают его видеть?
— Говорят, что он почти ничего не ест. В желудке у него задерживается только сухое шампанское. Эти офицеры хотят передать ему ящик лучшего шампанского.
— Но… — Губернатор заколебался, а потом сильно побагровел. — Какое им до него дело?
— Они считают…
— Они считают! Почему они должны что-то считать? У них имеются определенные обязанности. Они должны быть на карауле, чтобы никто не убежал. Я ведь приказал: никто не смеет выказывать к нему симпатию… Это — неподобающе… и неприлично…
— Сэр, я должен им передать, что вы им отказываете в посещении императора?
Губернатор начал о чем-то мрачно рассуждать. Потом он снова взглянул на записку и задержался на имени лейтенанта Греннисона.
— Я думал о них лучше, но не стану создавать лишние проблемы. Пусть они его навестят… вместе со своим вином. При определенных условиях. Свидание в течение одного часа и ни секунды более. После посещения они должны мне обо всем доложить.
— Мне нужно знать о каждом слове, которое говорилось во время визита, и о том, что там происходило. Пусть они это себе зарубят на носу.
Потом все, кто посетил Наполеона, решили, что это было самое интересное время, которое они провели с тех пор, как бывший император Франции оказался на острове. Наполеон был сама любезность. Он отвечал на все вопросы, шутил и смеялся вместе с ними. Он легко делился собственным мнением по всем военным проблемам.
Когда пожаловали визитеры, император стоял перед камином. Одна нога прикрывала темное пятно на ковре, и никто не заметил, что позади генерала Бонапарта отклеился кусок обоев. Шестеро молодых офицеров смотрели только на внушительную фигуру великого полководца. Наполеон был в парадной форме, на груди сверкали ордена. Офицеры все же заметили, что он поразительно похудел.
— Джентльмены, — сказал он на английском с сильным акцентом. — Мне нравится ваша идея — только одни военные и никаких штатских, никаких дам и официальных лиц. Все это очень приятно, не так ли?
Гости рассмеялись.
— Да, генерал, — согласился один из них.
— Мы… Нас семеро, мы станем разговаривать на… профессиональные темы, согласны?
Офицеры, конечно же, согласились. Он разговаривал с ними как с равными. И это было крайне приятно. Они искоса поглядывали друг на друга.
Наполеон обратился к старшему по званию:
— Мне бы хотелось продолжить разговор на вашем языке. Но, к сожалению, я им плохо владею. Мне известно, что вы говорите по-французски, и поэтому я прошу вас быть для нас переводчиком. Я предлагаю, чтобы мне задавали вопросы, а я попытаюсь наиболее полно ответить на них.
Визитеры более получаса задавали императору разные вопросы. После начала беседы Наполеон сел, но офицеры отказались это сделать. Кроме того, в комнате было еще только четыре кресла, у двух из них были продавлены сиденья. Они встали полукругом. Большинство вопросов задавались по поводу различных сражений. Как он расположил войска во время, например, этого сражения? Почему не пускал в ход кавалерию до самого последнего момента? Какую битву он считает самой важной для себя? Назовите, пожалуйста, своих самых лучших маршалов. В чем был секрет Мюрата [71] в качестве командующего кавалерией? В конце один из офицеров расхрабрился и задал вопрос, который интересовал их всех. Что он думает о герцоге Веллингтоне как о генерале?
— Велилингтон… — медленно произнес Наполеон. — Ему повезло во время сражения, а мне — нет. Мне жаль, что нам не пришлось встретиться при равных условиях.
— Вы имеете в виду погоду? Сильный дождь утром?
— Да, и это. И многое другое. Мне не хочется вспоминать об этом дне.
Через секунду он продолжил рассказ о противнике при Ватерлоо.
— Он хорошо сражался в Испании и победил некоторых из моих маршалов. Но вам все и так об этом известно.
Потом экс-император захохотал и потрепал по плечу ближайшего к нему офицера, который оказался лейтенантом Греннисоном.
— Хватит, мы и так слишком долго обсуждали вашего Велленгтона. Он был…
— Самым сильным вашим противником? — поинтересовался кто-то.
Наполеон нахмурился — они теснили его оборону. Наконец он кивнул головой.
— Да, могу сказать, что вы правы.
Его жаждущие знаний молодые гости продолжили бы задавать ему вопросы до бесконечности, если бы в тот момент в дверях не появился Перрон.
— Ваше Императорское Величество, легкие закуски поданы.
Наполеон жестом показал, чтобы офицеры последовали за Перроном в столовую. На столе, покрытом убогой скатертью, для офицеров был сервирован великолепный чай с закусками. Там был английский чай во французской интерпретации. На столе стояло огромное блюдо вестфальской ветчины, ломтики холодной индейки, горячие булочки и множество сладостей. Всем очень понравились крохотные тарталетки, начиненные великолепными взбитыми сливками. Греннисон быстро проглотил парочку тарталеток и шепнул своему соседу:
— Могу сказать, что это — здорово! Невозможно сравнить это тесто с клеклыми тортами с патокой, которые нам постоянно подают в «Плантейшн-Хаус».
— Мне кажется, что наш губернатор вообще обожает патоку, — тихо ответил товарищ Греннисона. — Меня интересует, почему такие яства подаются на дешевой посуде? Вы только взгляните на вилки и ножи. У них деревянные ручки!
— Неужели вы не знали, что он переплавил свой серебряный сервиз, а вместо него купил дешевый фаянсовый сервиз на острове?
Собеседник Греннисона был поражен.
— Клянусь, мне это не известно. Значит, у него не все так просто?
Наполеон ничего не ел, но выпил бокал подаренного ему вина. Он вообще не переносил шампанское, но не показал вида. Он отпивал по глоточку и с благодарностью кивал офицерам поверх ободка бокала.
В «Плантешн-Хаус» губернатор внимательно выслушал отчет. Он снова и снова повторял вопросы и делал уточнения, а потом сравнивал ответы каждого из офицеров.
— Какой ответ он дал на этот вопрос? — чаще всего говорил он.
— Мне нужны его точные слова. Пожалуйста, будьте более точными и ничего не опускайте.
Когда заговорили о герцоге Веллингтоне, он напряженно выпрямился в кресле.
— Так. И что же он вам ответил?
Лейтенант Греннисон стал отвечать на этот вопрос.
— Он сказал, сэр, что герцог оказался для него самым трудным противником.
Сэр Хадсон Лоув был разочарован. Он надеялся услышать оскорбления, которые он с удовольствием бы записал, а потом отослал в Англию, чтобы они стали известны Веллингтону.
— Он сказал именно так? Вы уверены, что точно передаете его ответ.
— Да, сэр.
— Хм-м-м, мы к этому еще вернемся. Меня больше всего интересует, не проскользнули ли во время беседы намеки на то, что он собирается покинуть остров?
Наконец после длительных расспросов им позволили покинуть кабинет губернатора. Когда Греннисон повернулся, чтобы уйти, он задел карман мундира. Там что-то зашелестело. Он ничего не клал в карман и поэтому достал из него бумагу. На ней было написано несколько предложений по-французски. Греннисон понял, что кто-то в Лонгвуде положил ему эту бумагу в карман. Он не понимал по-французски, и поэтому положил записку на стол секретаря.
— Мне неизвестно, что там написано. Кто-то положил записку мне в карман.
Секретарь расправил бумагу и прочитал то, что там было написано.
— Это весьма интересно. Когда вы нашли записку?
— Только сейчас.
— В ней говорится, что мы должны проверить вино, которое поступает для генерала Бонапарта. Если на этикетке имеются капли воска, нам следует искать кое-что в пробках. Это очень важно! Благодарю вас, лейтенант Греннисон, я передам записку губернатору.
2
Несколько недель Бетси не удавалось повидать свою подругу Джулию. Калитка дома была постоянно закрыта, и когда бы Бетси ни позвонила, Маргетт выходила на вымощенную камнями дорожку и грустно кивала головой. Служанка так и не смогла выучить хотя бы несколько английских слов.
— Больна, — отвечала она. — Очень больна. Никто не видеть.
— Даже меня? — спрашивала Бетси, указывая на себя.
— Никто не видеть.
Как-то Бетси подъехала, решив, что она должна увидеть подругу, которая явно нуждалась в ее помощи. У ворот была привязана лошадь доктора Генри Троттла. Ее можно было узнать по привязанному к седлу кожаной сумке, в которой добряк доктор возил различные лекарства. Маргетт показала на дом и на лошадь, которая срывала траву, выросшую у дома.
— Твоя хозяйка плохо себя чувствует?
У девушки покраснели от слез глаза, и она кивнула головой. Видимо, наступил кризис. Бетси говорила с ней негромким голосом.
— Я останусь и поговорю с доктором. Я должна знать состояние бедной Джулии.
Казалось, что Маргетт ее поняла. Она устало улыбнулась и отправилась по своим делам в заднюю часть дома. Через минут десять доктор медленно вышел из дверей и пошел к воротам.
— Доктор Генри, как у нее дела? Мне не удавалось ее видеть длительное время.
Доктор покачал головой.
— Я привез с собой Генриэтту Ваттс. Она здесь останется… пока не придет конец. Бетси, мне кажется, что бедная леди не протянет ночь. Вам известно, что у нее больные легкие?
— Да, доктор Генри. Когда я разговаривала с ней в последний раз, она мне об этом рассказала и еще сказала, что быстро теряет силы. Она едва могла говорить шепотом.
Доктор отвязал коня и собирался сесть в седло, но потом решил задать девушке несколько вопросов.
— Вы когда-нибудь ее видели?
— Только раз. Таково было ее желание, и она показала мне только часть лица. Она была прекрасной дамой! Но мы с ней долго обо всем разговаривали.
— Она вам рассказала историю своей жизни?
— Да, доктор Генри.
— Значит, она вам доверяет больше, чем мне. Я несколько раз спрашивал ее о том, как получилось, что у нее изуродовано лицо, но она мне ничего не ответила. Наверно, она стала жертвой ужасного несчастья. Вы кому-нибудь о ней рассказывали?
— Конечно, нет. Я не говорила об этом даже моим родителям. Я дала ей обещание.
У маленького доктора было прозвище — Генри Без Шляпы — он был единственным человеком на острове, кто ходил повсюду без головного убора. В результате вокруг круглой лысины у него в разные стороны, как спираль, торчали остатки волос, и он казался весьма забавным.
Доктор никак не мог поверить, что Бетси не нарушила обещания. Он провел рукой по голове и нахмурился.
— Моей жене стоило родиться мужчиной, тогда она бы стала удивительным адвокатом. Она могла бы допросить Сфинкса, и он вынужден был бы ей все рассказать! Вы не можете представить, как на меня давили, чтобы я все разузнал об этой бедной леди!
Он мрачно покачал головой.
— Я боюсь сказать ей о том, что бедная леди унесет с собой в могилу секрет своей жизни.
Бетси его хорошо понимала. Его жена была самой отчаянной сплетницей на всем острове, половина населения называли ее — Пронырливая Керри, а остальные — Болтушка Троттл.
— Когда умрет ваша бедная подруга, вы мне все о ней расскажете? — спросил Бетси доктор.
— Нет, доктор Генри. У нее остались знакомые в Англии и следует позаботиться об их чувствах.
— Как жаль! Я надеялся, что вы мне поможете. Мне попадет за это! — он помолчал. — Должен сказать, юная леди, что вы у меня вызываете уважение своим поведением. Многие люди на острове просто взорвались, если бы им пришлось хранить такой секрет. У них из ушей пошел бы дым.
Он попытался взобраться на лошадь. Доктор был небольшого роста, и для него было сложно выполнять подобное упражнение.
— Все станут приставать к вам, чтобы что-то узнать об этой леди. Вы сможете выдержать расспросы?
— Конечно.
— Не удивляйтесь, если даже человек из «Плантейшн-Хаус» начнет все у вас расспрашивать. Он считает, что в этом каким-то образом замешан Наполеон. Вы выдержите официальные расспросы?
— Наверняка.
Доктор хлопнул в ладоши.
— Молодец! Я вас за это уважаю. Не поддавайтесь, дорогая, если даже сам губернатор почернеет от ярости!
Он сел в седло, а Бетси чуть не заплакала. Она подошла ближе к окну, где лежала умирающая Джулия и прислушалась. Там стояла тишина.
— Джулия!
Никакого ответа. Девушка заговорила:
— Джулия! Джулия! Моя дорогая подруга. Вы мне сказали, что так будет лучше, но мне очень тяжело!
Никакого ответа не последовало, и Бетси уже не могла сдерживать слезы.
— Прощай, дорогая Джулия! Прощай навеки!
Бетси с трудом взобралась в седло, потому что глаза у нее затуманили слезы.
— Поехали со мной, дитя мое, — сказал доктор.
— Больна, — отвечала она. — Очень больна. Никто не видеть.
— Даже меня? — спрашивала Бетси, указывая на себя.
— Никто не видеть.
Как-то Бетси подъехала, решив, что она должна увидеть подругу, которая явно нуждалась в ее помощи. У ворот была привязана лошадь доктора Генри Троттла. Ее можно было узнать по привязанному к седлу кожаной сумке, в которой добряк доктор возил различные лекарства. Маргетт показала на дом и на лошадь, которая срывала траву, выросшую у дома.
— Твоя хозяйка плохо себя чувствует?
У девушки покраснели от слез глаза, и она кивнула головой. Видимо, наступил кризис. Бетси говорила с ней негромким голосом.
— Я останусь и поговорю с доктором. Я должна знать состояние бедной Джулии.
Казалось, что Маргетт ее поняла. Она устало улыбнулась и отправилась по своим делам в заднюю часть дома. Через минут десять доктор медленно вышел из дверей и пошел к воротам.
— Доктор Генри, как у нее дела? Мне не удавалось ее видеть длительное время.
Доктор покачал головой.
— Я привез с собой Генриэтту Ваттс. Она здесь останется… пока не придет конец. Бетси, мне кажется, что бедная леди не протянет ночь. Вам известно, что у нее больные легкие?
— Да, доктор Генри. Когда я разговаривала с ней в последний раз, она мне об этом рассказала и еще сказала, что быстро теряет силы. Она едва могла говорить шепотом.
Доктор отвязал коня и собирался сесть в седло, но потом решил задать девушке несколько вопросов.
— Вы когда-нибудь ее видели?
— Только раз. Таково было ее желание, и она показала мне только часть лица. Она была прекрасной дамой! Но мы с ней долго обо всем разговаривали.
— Она вам рассказала историю своей жизни?
— Да, доктор Генри.
— Значит, она вам доверяет больше, чем мне. Я несколько раз спрашивал ее о том, как получилось, что у нее изуродовано лицо, но она мне ничего не ответила. Наверно, она стала жертвой ужасного несчастья. Вы кому-нибудь о ней рассказывали?
— Конечно, нет. Я не говорила об этом даже моим родителям. Я дала ей обещание.
У маленького доктора было прозвище — Генри Без Шляпы — он был единственным человеком на острове, кто ходил повсюду без головного убора. В результате вокруг круглой лысины у него в разные стороны, как спираль, торчали остатки волос, и он казался весьма забавным.
Доктор никак не мог поверить, что Бетси не нарушила обещания. Он провел рукой по голове и нахмурился.
— Моей жене стоило родиться мужчиной, тогда она бы стала удивительным адвокатом. Она могла бы допросить Сфинкса, и он вынужден был бы ей все рассказать! Вы не можете представить, как на меня давили, чтобы я все разузнал об этой бедной леди!
Он мрачно покачал головой.
— Я боюсь сказать ей о том, что бедная леди унесет с собой в могилу секрет своей жизни.
Бетси его хорошо понимала. Его жена была самой отчаянной сплетницей на всем острове, половина населения называли ее — Пронырливая Керри, а остальные — Болтушка Троттл.
— Когда умрет ваша бедная подруга, вы мне все о ней расскажете? — спросил Бетси доктор.
— Нет, доктор Генри. У нее остались знакомые в Англии и следует позаботиться об их чувствах.
— Как жаль! Я надеялся, что вы мне поможете. Мне попадет за это! — он помолчал. — Должен сказать, юная леди, что вы у меня вызываете уважение своим поведением. Многие люди на острове просто взорвались, если бы им пришлось хранить такой секрет. У них из ушей пошел бы дым.
Он попытался взобраться на лошадь. Доктор был небольшого роста, и для него было сложно выполнять подобное упражнение.
— Все станут приставать к вам, чтобы что-то узнать об этой леди. Вы сможете выдержать расспросы?
— Конечно.
— Не удивляйтесь, если даже человек из «Плантейшн-Хаус» начнет все у вас расспрашивать. Он считает, что в этом каким-то образом замешан Наполеон. Вы выдержите официальные расспросы?
— Наверняка.
Доктор хлопнул в ладоши.
— Молодец! Я вас за это уважаю. Не поддавайтесь, дорогая, если даже сам губернатор почернеет от ярости!
Он сел в седло, а Бетси чуть не заплакала. Она подошла ближе к окну, где лежала умирающая Джулия и прислушалась. Там стояла тишина.
— Джулия!
Никакого ответа. Девушка заговорила:
— Джулия! Джулия! Моя дорогая подруга. Вы мне сказали, что так будет лучше, но мне очень тяжело!
Никакого ответа не последовало, и Бетси уже не могла сдерживать слезы.
— Прощай, дорогая Джулия! Прощай навеки!
Бетси с трудом взобралась в седло, потому что глаза у нее затуманили слезы.
— Поехали со мной, дитя мое, — сказал доктор.
Глава восемнадцатая
1
Бетси опоздала к обеду. Еда была разложена по тарелкам, и Сара Тиммс волновалась, стоя рядом со столом. Мальчики поели и ушли к себе. Бетси села рядом с отцом и, увидев тушеную говядину, недовольно сморщила нос.
— Я знаю, что тебе не нравится тушеная говядина, — сказала мать. — Но мы не можем достать другие продукты.
— Дело не только в этом. Мне она, конечно, не нравится, но помните ли вы, что у нас была тушеная говядина в тот день, когда на остров прибыл Наполеон. Теперь нам опять подали это блюдо.
Она внимательно взглянула на отца.
— Мне кажется, что папа собирается сказать нам что-то важное.
— Что? — Вильям Бэлкум был удивлен, потом он взглянул на остальных присутствующих за столом и покачал головой. — Дитя мое, откуда вам это известно? Но… мне действительно, нужно вам кое-что сказать. Нам приказали покинуть остров и возвратиться в Англию.
— Я так и думала, — сказала Бетси. — На ее лице появилось выражение страха.
Мадам Бэлкум и Джейн были поражены.
— Вильям, как это для вас ужасно! — сказала мадам Бэлкум.
Казалось, что сообщение не очень сильно взволновало Джейн. Наверно, ей всегда хотелось возвратиться в Англию и вести там насыщенную жизнь.
— Тушеная говядина сопровождает нашу жизнь в самые ответственные моменты, — сказала Бетси.
— Сегодня днем меня вызвал губернатор, — начал объяснять глава семейства. — Мы с ним разговаривали около часа, и временами разговор был весьма острым. Его не удовлетворило ни одно мое объяснение. Он желает побыстрее от нас избавиться. — Он серьезно взглянул на жену. — Причиной отъезда станет ваше здоровье, моя дорогая. Вы плохо переносите жару.
Миссис Бэлкум поддержала мужа.
— И это правда. Этот климат мне не подходит. Все время, пока мы тут находимся, у меня болит печень. Но вы должны понять, что мне, как и всем остальным, не хочется покидать остров.
— Папа, когда мы должны уехать? — спросила Джейн.
— Мы отправляемся на первом судне. Лоуву не терпится как можно быстрее избавиться от нас. На следующей неделе корабль направляется в Кейптаун и мы на нем отплывем.
— Это небольшое судно? — поинтересовалась его жена.
— Да, дорогая. Если будет плохая погода, на судне поднимется сильная качка. Но, возможно, нам повезет. Все замолчали. Никто не поднимал глаз, чтобы не показать, как всем плохо.
— Вильям, вы уверены, что у нас все будет в порядке с финансами?
— При любых обстоятельствах я смогу позаботиться о моей семье. Не волнуйтесь, дорогая.
— Я знаю, что тебе не нравится тушеная говядина, — сказала мать. — Но мы не можем достать другие продукты.
— Дело не только в этом. Мне она, конечно, не нравится, но помните ли вы, что у нас была тушеная говядина в тот день, когда на остров прибыл Наполеон. Теперь нам опять подали это блюдо.
Она внимательно взглянула на отца.
— Мне кажется, что папа собирается сказать нам что-то важное.
— Что? — Вильям Бэлкум был удивлен, потом он взглянул на остальных присутствующих за столом и покачал головой. — Дитя мое, откуда вам это известно? Но… мне действительно, нужно вам кое-что сказать. Нам приказали покинуть остров и возвратиться в Англию.
— Я так и думала, — сказала Бетси. — На ее лице появилось выражение страха.
Мадам Бэлкум и Джейн были поражены.
— Вильям, как это для вас ужасно! — сказала мадам Бэлкум.
Казалось, что сообщение не очень сильно взволновало Джейн. Наверно, ей всегда хотелось возвратиться в Англию и вести там насыщенную жизнь.
— Тушеная говядина сопровождает нашу жизнь в самые ответственные моменты, — сказала Бетси.
— Сегодня днем меня вызвал губернатор, — начал объяснять глава семейства. — Мы с ним разговаривали около часа, и временами разговор был весьма острым. Его не удовлетворило ни одно мое объяснение. Он желает побыстрее от нас избавиться. — Он серьезно взглянул на жену. — Причиной отъезда станет ваше здоровье, моя дорогая. Вы плохо переносите жару.
Миссис Бэлкум поддержала мужа.
— И это правда. Этот климат мне не подходит. Все время, пока мы тут находимся, у меня болит печень. Но вы должны понять, что мне, как и всем остальным, не хочется покидать остров.
— Папа, когда мы должны уехать? — спросила Джейн.
— Мы отправляемся на первом судне. Лоуву не терпится как можно быстрее избавиться от нас. На следующей неделе корабль направляется в Кейптаун и мы на нем отплывем.
— Это небольшое судно? — поинтересовалась его жена.
— Да, дорогая. Если будет плохая погода, на судне поднимется сильная качка. Но, возможно, нам повезет. Все замолчали. Никто не поднимал глаз, чтобы не показать, как всем плохо.
— Вильям, вы уверены, что у нас все будет в порядке с финансами?
— При любых обстоятельствах я смогу позаботиться о моей семье. Не волнуйтесь, дорогая.