Страница:
Росси стало скучно, она отползла от края, поднялась и стала собирать разноцветные камушки.
– Росси! – позвал Чат.
– Что? – отозвалась она, не отрываясь от захватившего ее занятия.
– Я не могу вылезти. Помоги мне.
Росси вздохнула, выплюнула изо рта так старательно собранные камни и вернулась к песчаной яме.
– Папа говорит, что настоящий Охотник должен сам находить выход из любой ситуации.
– Я бы и без твоих соплей справился, но эта гадина прокусила мне ногу.
Прокушенная нога являлась серьезным аргументом, но Росси не торопилась. Гены всех ее предков подсказывали ей, что сейчас как раз тот момент, когда за услугу можно требовать все, что угодно.
– Ну что же ты? – могло показаться, что Чат начинает сердиться, но Росси прекрасно знала, что в отличии от всех в клане, брат умеет скрывать свои чувства и никто, никогда не сможет догадаться, что твориться у него на сердце.
– Ты выполнишь то, что я захочу? – на темном глиноземе лицо Росси выглядело, как сплошное черное пятно. Даже глаза замерли, не выдавая блеском задуманное.
Чат понял, что на этот раз сестра задумала нечто большее, нежели детский невинный поцелуй, или воровство сладкой сластры из кладовой семьи. Подобное поведение не являлось для клана чем—то из ряда вон выходящим. Это справедливо, за одолжение требовать одолжение. Любое. Даже смерть. И если ты согласишься, то должен, несмотря ни на что, выполнить обещанное. Таковы законы клана. Таковы правила.
Чат постарался еще раз выбраться самостоятельно. Но только позорно съехал вниз по сыпучему песку. Можно было попробовать выбраться через боковые стенки, но он не был уверен, что там нет еще одного животного. В его положении слишком опасно. К тому же укушенная нога начала понемногу леденеть.
– Ладно. Сделаю, – пообещал Чат и совершил ритуальное движение левой рукой, означающее, что если он не сдержит свое слово, то навсегда потеряет честь Ночного Охотника.
Росси удовлетворенно кивнула, подползла как можно ближе к краю ловушки, закрепилась за землю выпущенными из пальцев ног когтями и выплюнула в сторону протянутых рук ленту языка.
Пока язык раскручивался, добираясь до брата, Росси напомнила : – Не обманешь?
Глупый вопрос. Конечно не обманет. Страшнее клятвы не то что в клане, в большой стае нет. Иногда случалось, что обещания не выполнялись, и тогда глупца забивали камнями до смерти или выкидывали на растерзание дневного Леса.
Чат промолчал, считая ниже достоинства самца повторять о принятом решении. Он старательно обмотал руку клейкой стороной языка и дал знак.
Вовремя, ох как вовремя он решился, думала Росси, наблюдая, как вслед за поднимающимся братом из глубины ловушки выползают еще сразу две самки. Подумай брат чуть дольше, не помогло бы ничего.
Тащить Чата непросто. Слишком тяжел и неповоротлив. Но предвкушение от будущего выполнения обещания сладко грело оба сердца Росси. Она уже знала, что пожелает. И пожелает немедленно. Слишком давно тайные мысли бередили душу. И ни она, ни брат не пожалеет. Наверное.
Чат отпустил язык и отполз в сторону от опасного участка Дороги. Нога его распухла слишком сильно, и стоило подумать о том, как побыстрее привести ее в порядок. Он хотел заняться этим сам, но на сей раз Росси опередила его, даже ничего не попросив взамен.
– Ложись, – приказала она и осторожно перевернула его на спину.
Чат, слегка приподняв голову, смотрел, как сестра склонилась над его ногой и старательно высасывает ядовитую жидкость, одновременно массируя распухшую мякоть ноги. Уроки матери не прошли даром, да и врожденные знания тоже. Боль стала потихоньку отходить. Холод пропал, и его место занял горячий огонь. Чат поморщился.
– Не говори, что больно, – Росси оторвалась от раны, закрыла глаза и блаженно проглотила питательный яд. Редкая радость в их жизни, когда отец приносил домой эту сладость, – полежи чуть—чуть, а я найду слизняков.
Пока сестра собирала по стенам голубых слизняков, Чат успел несколько минут вздремнуть. Настоящему самцу полагается слегка передохнуть после охоты.
Росси отсутствовала не слишком долго.
– Какая гадость, – проворчала она, вываливая из ротовых мешков на лопатку копошащуюся массу, – Меня чуть не стошнило.
Поправив расползающуюся кучку, Росса аккуратно прикрыла их сверху второй кистью и основательно перетерла.
– Кажется, самое время, – сестра ощупала получившуюся кашицу острием язычка, осталась довольна и бережно, не теряя ни одной капли, облепила темное пятно раны, – Сосчитай до ста мер и можно снимать.
Чат послушно выполнил приказ и, сосчитав ровно сто мер, стряхнул ставшие абсолютно сухими остатки лекарства. Встал. Потряс ногой. Попрыгал. Довольно засмеялся.
– Хорошо? – поинтересовалась не сводящая с него глаз сестра.
– Хорошо, – согласился Чат.
– А теперь…
–…Обещание, – закончил за нее брат, – Чего хочешь?
Узкий язык протиснулся сквозь стиснутые зубы, обвился вокруг шеи Чата, притянул к себе:
– Я хочу выйти сейчас же на Поверхность и дождаться дня, чтобы увидеть Великое Светило.
Выражение лица брата не изменилось, но Росси не зря держалась за его тело. Она почувствовала, как напряглись его мускулы, как нарушило привычный бег единственное сердце. Брат не просто злился, он был взбешен. Росси просила его выполнить самое страшное, что только могла придумать. Неслыханное дело. Выйти на Поверхность днем. На это не решались даже взрослые Охотники. А что говорить о детях?
Чат прекрасно понимал, что если он послушается сестру, то жить им ровно столько времени, сколько требуется, чтобы подняться на Поверхность и дождаться дня. Но с другой стороны…. Он дал клятву.
– Это невозможно, – нельзя отводить глаза. И нельзя, чтобы Росси почувствовала, что он боится.
Какое—то время сестра смотрела не мигая. Довольно трудное занятие для ее нежных глаз, и Чат по достоинству оценил этот поступок.
– Ты же знаешь, я могу пожелать, что захочу и когда захочу? И знаешь, что могу приказать тебе умереть сейчас же?
Чат размышлял не долго. Смерть на Поверхности казалась ничуть не лучше смерти на Дорогах. Но там скрывался незнакомый мир, о котором рассказывали столько ужасного, но интересного. А смерть под землей – обычное дело. Чат принял решение.
Он осторожно оторвал от себя несопротивляющийся язык сестры, подошел к краю песчаной ловушки и посмотрел на двух тварей, которые все еще обгладывали бывшую подружку. Если он и умрет, то умрет один. А Росси останется жить. Он слишком любит сестру, чтобы предоставить любезность забрать Лесу желанную добычу.
– Разве ты не хочешь увидеть… узнать, что такое Великое Светило. Разве не хочешь понять страхи о которых нам столько рассказывали? И увидеть небо, с которого ты спустился много лет назад?
Конечно, Росси прекрасно знала, что сумеет убедить брата. Великое Светило манило. Они выросли вместе, мечтая когда—нибудь, хоть краешком глаз взглянуть на их дневные страхи. Ибо Ночные Охотники ничего не бояться больше, чем дневной свет.
– Мы можем погибнуть?
– Это стоит того.
– Но мама и отец…
– Если мы вернемся, они станут гордиться нами. Если нет, то… они и тогда станут гордиться. Кто из детей решался сделать это?
– Глупо!
– Глупо. Но мы же Охотники. И вообще, ты боишься, Счастливчик, которого нашли на закате ночи?
Она редко так называла его. Точно так же, как и родители. Что—то запретное было в полном имени. Чат часто старался понять, что? Может ответ откроется там, на Поверхности? Ну что ж. Он всего лишь выполняет обещание.
– Идем.
Росси радостно взвизгнула и прыгнула на шею брату. Чат инстинктивно отвернул в сторону лицо. Опыт, хорошая штука. Нет ничего приятного, когда черепные пластинки разом подпрыгивают и опускаются тебе на нос.
Выходом на поверхность из Северного Рукава служила узкая, не протиснутся, щель. Если бы Чат пришел один, он не стал бы зря тратить силы на твердую пароду. Но настойчивая Росси находилась рядом и быстро расширила проход своими крепкими и острыми лопатками.
На Поверхности еще царила ночь. Время, когда Ночные Охотники покидают уютную Твердь и отправляются за добычей.
– Как хорошо!
Росси втянула узкими ноздрями прохладный воздух, пахнущий зеленым лесом и необузданной свободой. А эти маленькие мигающие точки на черном небе! И нет ничего страшного на Поверхности.
– Как прекрасно!
Росси чувствовала далекое присутствие отца, который почти каждую ночь выбирался на верх, чтобы притащить в дом пищу. Она сказала об этом Чату.
– Да. Я знаю.
Сестра всегда была не слишком высокого мнения об его чувствительных органах, но годы, проведенные под землей научили Счастливчика разбираться, что почем. Вот и сейчас, он пропустил снисходительный взгляд сестры. Пусть смеется. На то она и самка.
Валяясь в кустах, на мягких опавших листьях, с некоторым страхом дожидаясь восхода Великого Светила, Чат размышлял о себе, о Росси, о своем клане.
Почему он так отличается от всех? Неуклюж. Неприспособлен. Не может сделать и трети того, на что способны Ночные Охотники? Конечно, он знал эту историю. Как нашел его отец в ночном лесу, беззащитного, спящего, голого. Растительности с тех пор на теле так и не прибавилось. Смешно. Да, он безобразен. Чат знал это. Но никогда не испытывал неудобства от своего уродства. Его любили. О нем всегда заботились. Даже сестра, такая красивая…
Чат скосил глаза.
Росси, действительно, была прекрасна. Ровные, гладкие бронированные чешуйки, защищающее тело при движениях на Дороге и устройстве новых Тропинок в Толще. Грудь, прикрытая широкими изогнутыми, черными пластинами. Узкие, словно щели, глаза, полу прикрытые сетчатыми веками. Аккуратные, без единой зазубрины кисти—лопатки. Через два планетных года ей будет разрешено выбрать себе самца. И тогда они навсегда растануться.
Чат опустил глаза ниже и неожиданно почувствовал странное волнение где—то на уровне кожаного мешка из лысого червяка.
– И после этого ты станешь говорить мне, что я не красивая?
Чат вздрогнул. Он совсем забыл, что даже прикрытые глаза сестры не означают, что она не наблюдает за ним.
Росси перевернулась на бок.
– Ты снова поступила нечестно, – Чат попытался перевести разговор в шутливое русло.
– Ты же сам недавно говорил, что мы уже не дети, – Росси выпустила кончик языка, нежно прикоснулась к щеке Чата, от чего его редкие, прозрачные волосы на теле поднялись дыбом.
– Ты моя сестра, – последнее дело пытаться свалить все на родственные связи. Любой детеныш в стае знает, что слово самки на выборах избранника не подлежит обсуждению. Она вправе выбрать любого, старого или молодого, деда, отца, брата. Таковы древние законы.
Шаловливый раздвоенный кончик узкого язычка прошелся по шее, опустился на грудь, поднялся вновь и прикоснулся к губам.
Почему—то сразу стало труднее дышать.
– Но я другой! – тоже ерунда. Счастливчик принят в клан, а значит является полноправным Ночным Охотником. Вернее станет им через два планетных года. Когда получит полное право совершать самостоятельные набеги на Поверхность.
– Я уважаю тебя, брат мой!
У Чата упало сердце. Никогда он не мог представить, что его прекрасная сестра Росси скажет именно ему кровное признание
– Не молчи, Чат. Ты знаешь, что тоже…
Зачем слова? Кому нужны эти пустые слова?
Лицо Росси склонилось над ним, грудные пластины сладко вдавились в грудь, и он почувствовал, как начинает биться его второе сердце.
Губы, так часто шаловливо целовавшие его, прикоснулись вновь. Но… Совершенно незнакомое, слишком необычное, чтобы оказаться правдой, ощущение. Нечто воздушное, кружащее голову, заставляющее забыть обо всем…
– Ты знаешь, что я хочу…
– Ты знаешь, что я хочу…
… Тяжелый гул накрыл их в одно мгновение, вдавил в землю, разметал хранившие тепло двух тел листья.
Росси испуганно дернулась, но Чат удержал ее у себя, прижав голову к груди.
– Не двигайся.
Сестра послушно затихла. Чат поднял глаза вверх и не увидел звезд.
Все небо заслонила огромная, переливающаяся разноцветными огнями широкая Тень. Чат просто не знал, как назвать то, что он видел. Но он почувствовал – это не живое. Огромный кусок мертвой породы, летящей по пустому небу.
Тень остановилась. Замерла. И выбросила под собой толстый серый столб.
– Быстро, уходим, – Чат подхватил сестру под руку и бросился к выходу Северного Рукава. Только заскочив в него, он смог остановить бешено мечущееся сердце.
– Что это? – тело Росси мелко подрагивало, отчего чешуйки издавали тихий дребезжащий звук, – Великое Светило?
Чат подумал то же самое. Но буквально через мгновение пришло понимание – нет. Этот кусок не дает тепла. И слишком много шумит. Что—то, что было выше его желания спрятаться поглубже в Твердь, заставило выползти на Поверхность. И то, что он увидел, наполнило все его существо страхом и волнением.
Чат увидел людей. Нигде и никогда он не слышал этого слова, даже не понимал его значения. Но твердо знал, перед ним, копошащиеся, в наступающем утреннем тумане, люди.
– Люди?
– Что ты говоришь, Чат? – верная сестра прижалась сзади и жадно всматривалась в шатающиеся силуэты.
– Это люди, —повторил Чат, – И они…
Он не знал, как сказать это. В существах, которых он видел впервые, он узнал себя. Клан… Стаю… Людей…
Росси тоже разглядела силуэты, охнула и потянула брата обратно в горло Северного Рукава.
– Чат… Чат! Давай уйдем… Спрячемся внизу. Пожалуйста…
Но она уже поняла – Чата не удержать. Не остановить. Потому, что увидела в его сверкающих глазах зов стаи. Его, Чата, стаи.
Чат бросился вперед даже ни мгновения не подумав. Не задержавшись, чтобы еще раз взглянуть на ту, которая в эту ночь стала его кровной самкой.
И единственное, что смогла, прошептать вслед Росси:
– Я уважаю тебя, муж мой…
Его заметили почти сразу. Фигурки у серого столба, поддерживающего Тень, заметались. Послышались незнакомые звуки. На него, на Чата стали показывать руками. С точно такими же кистями, как и у него. И еще у этих… людей точно такие же лица, волосы. Глаза.
Чат улыбался. Чат радовался. Чат верил.
Он слишком поздно услышал предостерегающий крик Росси. И только тогда заметил, как из—за деревьев к нему приближаются со всех сторон люди.
Чат растерялся. Он не знал, как поступить. Ждать или бежать? Но думал недолго. Это его стая и она не сделает ему ничего плохого. Он только скажет :– «здравствуйте». И еще познакомит их с Росси. С отцом, который, наверняка, где—то рядом. С мамой. Со своим кланом.
Только почему они так осторожны? Бояться его, Чата?
– Не надо меня бояться. – Чат широко улыбнулся и поднял в приветствии руку.
Но что—то непонятное случилось с людьми. Они, словно повинуясь единой команде, сорвались с места и бросились к нему. И только сейчас Чат разглядел, что у них в руках длинная кожа с крупными ячейками, словно гигантская паутина.
Люди приблизились, что—то громко крича и смешно размахивая руками.
Чат заглянул в их глаза. И содрогнулся.
Они не могут быть его стаей. Странный голод и злоба горит в зрачках этих животных.
Чат хотел сорваться с места, броситься бежать, но… Но было поздно. Со всех сторон на него полетела тяжелая паутина, опутала с ног до головы, повалила на траву. Траву, под которой находился его дом. Его семья. Его самка, вкус которой он познал этой ночью.
Его подняли. Взвалили на странно пахнущую и дрожащую площадку, которая поволокла его к ножке Тени. Он попробовал разорвать паутину, но услышал только злой смех и чужие голоса.
У самого столба Чата спихнули на землю и пинками попробовали закатить в большую округленную дверь.
Из последних сил Чат уперся ногами в скользкую траву, задрал голову и закричал:
– Росси!
Люди отпрянули от него. Страх, запах живого страха почувствовал он. Они бояться. Бояться.
– Росси!
Сестра, словно бешенная Кошка, обитающая в Старых Коридорах налетела на чужаков.
Чат улыбнулся. Мало кто видел разъяренную Росси. А кто видел, тот давно мертв.
Ее острые кисти—лопатки настигали то одного, то другого метающегося взад—вперед существа. Один удар, один взмах, одно скольжение. И каждый раз новая смерть.
– Паутина! – Чат попытался подкатиться ближе к сестре.
Она взглянула мельком, но только обнажила клыки в подобии улыбки и продолжала кровавую Охоту.
Чат невольно залюбовался ею. Росси не придется ждать два долгих планетных года. После сегодняшней ночи , когда его самка принесет стае в подтверждение отсеченные части тел чужаков, Совет признает ее совершеннолетней. И тогда Старейшины позволят им…
Голова раскололась на множество частей, рассыпалась на осколки, покрылась непроглядной темнотой.
Чат не мог видеть и не мог знать, как на помощь к обезумевшей Росси примчался отец. Как вырвавшийся из днища космического крейсера залп разорвал на куски тела его самки и тело вожака клана.
И даже не мог догадываться, что с первыми лучами восходящего Великого Светила вся планета восстала против чужаков.
Из дальних холмов, из пустынь, из болот и гор стекались на поле великого сражения все жители. И те кто ждал Дневной Охоты. И те, кто признавал только Ночь. И дрались бок о бок, чтобы так же бок о бок упасть в обожженную, обагренную кровью, траву.
И только в кошмарном сне могло присниться, как по истечении двух планетных суток, крейсер не выдержал оказанного сопротивления, поднялся на околопланетную орбиту и уже оттуда, залпами протонных орудий раскрошил на облако космической пыли непокоренную, гордую планету.
Не мог знать и не мог видеть. Только чувствовать. Но и этого права ему не предоставили.
Чат валялся в изолированном карцере, в самой глубине космической громадины, выполняющей дежурный рейд по обследованию дальних миров.
И не было вины Чата в том, что он оказался единственным представителем целой планеты, оставшийся в живых. Единственным, неродным пасынком земли, больше всего на свете любящей свободу и достоинство.
Глава 2
Я очнулся. Я пришел в себя. Я все вспомнил.
– Росси?
Тишина.
– Росси.
Ее здесь нет. Просто не может быть. Потому, что я не в пещерах. И здесь нет Дорог. Почему? Странный вопрос. Я не Ночной Охотник, но могу отличить полусырые помещения Тверди от замкнутых пространств с необычным запахом Железных Скал. Давно в детстве отец водил нас туда. И тот сладковатый запах остался со мной навсегда. Как и запах Росси. Росси…
Легкий, чуть слышный удар ладонью по основанию. Определить по слабому эху размер пещеры… Нет. Условимся так. Это не пещера. Просто помещение. Все равно какое. Зал Заседаний Совета или обыкновенная кладовая со сластрой.
Помещение небольшое. В длину мер пять, в ширину – две, три. Действительно, больше похоже на кладовку. Слабый поток воздуха исходит откуда—то сверху. Запах – незнакомый. С тем же железным привкусом. И воняет, словно от вечно потного Волкогона.
И легкая вибрация. Что—то напоминает. Ах, да! Плоскую площадку, на которой меня перевозили. Значит… Да нет! Не укладывается в голове. А что укладывается? Огромная Тень, появившаяся с неба? Или Люди? Кстати, почему не видно никого из моей стаи. Новой стаи. Как быстро я считаю ее своей. Хотя поступили со мной не лучшим образом. Не стоило причинять мне боль. Кто знает, как долго я смогу терпеть неуважение к себе?
Теперь осмотреться.
Освещение довольно слабое. Но на Дорогах случалось и похуже. Откуда свет, если не видно ни одного светящегося камня, ни одной гнилушки? Нашел о чем вспомнить. Забудь Охотник о светящихся гнилушках. Здесь что—то другое. Вот. Слабенький намек на свет. Полосатый. И абсолютно не эффективный. Папа сказал бы, что это просто дерьмо светиться. Папа. Увижу ли я снова его? Судя по всему – нет. И снова я слишком быстро на все соглашаюсь.
Мне придется привыкать к новому окружению. И не криви душой, Чат. Ты всегда знал, что мир в котором вырос, не твой. За всю жизнь ни одного похожего на тебя существа. Разве что только Росси. Да и то, не физически, а морально. А так, вечное одиночество и тоска. Конечно, можно сказать, что эти мысли пришли только сейчас. Но признайся честно – они существовали всегда. Ты только и ждал, когда с неба спустится что—то вроде летающей Тени и заберет тебя.
А теперь встанем, хорошенько разбежимся, насколько позволяют размеры кладовки, и головой об стену.
Больно? А ты думал я позволю тебе, Чат, просто так взять и забыть клан? Забыть мать, которая вскормила тебя. Отца, отдавшего тебе свои знания и опыт Ночного Охотника. Росси… А вот об этом не надо. Только дураки из Совета считали, что я смогу быть достойным самцом для сестры. Клан думал, что я ничего не знал. Знал, конечно. Слухи и секреты быстро распространяются по Тверди. Только сам не верил, что Росси рискнет выбрать меня. Заморыша, по меркам стаи.
И не стоит вспоминать те минуты на Поверхности. Да! Хорошо. Да! Необычно. Но если признаться честно – неестественно. Она всегда считала меня неполноценным. И относилась так же. Ну ничего. Теперь я далеко, и она сможет выбрать для себя более достойного.
Вот теперь с головой все в порядке. Навязчивый звон исчез, появилась ясность и спокойствие. Можно и перекусить. Интересно, чем питается моя стая? Постучимся! Надеюсь я не слишком обижу хозяев небольшим шумом?
Со стороны левой руки раздался неприятный скрежет. Привыкать к незнакомым звукам гораздо труднее, чем казалось. В Тверди все проще, все знакомо.
Мне пришлось отпрыгнуть немного в сторону. Чуть, чуть. Да, я испугался. А что еще делать, когда приглашают в гости в большую летающую тучу, предварительно поприветствовав дубинкой по голове? А удар получился хороший. Пластины Росси выдержали бы его без особого труда, а моя голова слишком слаба для этого.
Если я правильно все понимаю, то передо мной распахнулся вход в более просторную пещеру. Другой вопрос, пустят ли меня туда? Вряд ли. Войдут сами. А вот и они. Вошли. Собратья по стае.
Через распахнутый вход в кладовку, с каменными лицами, на которых не читалось ничего кроме непонятной гадливости к пленнику, ввалились, другого слова я не подобрал, трое людей. Все трое находились внутри шкур, вывернутых наизнанку и смазанных вонючим жиром птицы Кун. ( Хотя, может я и ошибаюсь.) И у каждого из людей, ( интересно, как звучит слово «людей» применительно к одному самцу?) в руке черная палка. Рука без лопаток. Почти такая же, как и у меня. А палка…
Предназначение этого вида оружия я уяснил сразу и понял, если у людей появляются ко мне претензии, то выяснять их станут с помощью данного предмета.
А вот и первые вопросы. А может и не вопросы, а личные наблюдения.
Люди что—то заговорили на совершенно непонятном мне языке. Конечно, не все сразу, а по одному. Но по смыслу выходило, что они пытаются втолковать мне одну и туже вещь. Если бы я находился на их месте, то первым делом поинтересовался, как меня зовут? Наиважнейшее дело, когда встречаешь на Дороге незнакомца. Сначала узнай, как зовут, а потом решай, насколько широка Дорога для двоих.
– Я – Чат! Чат, – ни чего не понимают, странные люди. Чему их только в стае учили?
Люди недоуменно переглянулись, подергали вверх—вниз плечевые суставы, перекинулись между собой шипящими звуками и, повертев перед моим носом палки, направились к выходу из кладовки.
Похоже, что кормить меня никто не собирался. Так отвратительно не поступают даже подлые горные псы, которые перед тем, как слопать пойманную добычу старательно пичкают ее всякой дрянью три планетных дня.
Остается одно.
Я издал звук, напоминающий журчание весеннего ручейка. Делается это так. Язык вытягивается, сгибается завядшим листом и в сочетании с любым гортанным звуком быстро перемещается от верхней губы к нижней. Когда Росси пыталась проделать подобное, отец выставлял ее за пределы пещеры на расстоянии ста мер, настолько это действовало на нервы.
Я достиг того, чего хотел. На меня вновь обратили внимание. И тогда я попросту показал пальцем в рот. Естественно, что себе. Люди! Я есть хочу!
Я всегда знал, что стая поймет меня. Мое личное обаяние и умение общаться с себе подобными…
Странно, но били меня не только черными палками, но и затянутыми в грубую, твердую кожу ногами. Должен признаться, это не слишком приятное ощущение.
До следующего посещения людей было достаточно много времени, чтобы поразмыслить над происходящими со мной событиями. Но все дурные мысли не шли ни в какое сравнение с бурлящим голодом. Я, как истинный Охотник не слишком избалован разнообразием потребляемой пищи. Но в недалеком прошлом ее всегда имелось в достаточном количестве. Дороги прямо таки кишели разными там червячками и слизняками. Не говоря уже о том, что отец регулярно приносил пищу с Поверхности. В крайнем случае всегда можно было раздобыть сладких кореньев или пещерных сморчков.
А здесь? Ничего. Голые стены, утрамбованный до глухого звука, да холодный пол. Тишина и спокойствие. Хотя, если сказать по правде, я загнал в угол кладовки местное животное. Небольшое, с длинными усами. Шустрое такое. И хотя питательных веществ в нем почти не имелось, я схрустел его с чувством глубокого удовлетворения.
Когда меня навестили в очередной раз, если не ошибаюсь, второй по счету, я находился в так называемом состоянии ожидания. Да чего угодно! Смерти, свободы, голода, жажды, предвкушения встречи с близкими людьми. Закрываешься от окружающего мира и сопишь в две дырочки. Расход энергии минимальный, потери температуры никакой и помогает подавить чувство голода. Твердь учит многому.
– Росси! – позвал Чат.
– Что? – отозвалась она, не отрываясь от захватившего ее занятия.
– Я не могу вылезти. Помоги мне.
Росси вздохнула, выплюнула изо рта так старательно собранные камни и вернулась к песчаной яме.
– Папа говорит, что настоящий Охотник должен сам находить выход из любой ситуации.
– Я бы и без твоих соплей справился, но эта гадина прокусила мне ногу.
Прокушенная нога являлась серьезным аргументом, но Росси не торопилась. Гены всех ее предков подсказывали ей, что сейчас как раз тот момент, когда за услугу можно требовать все, что угодно.
– Ну что же ты? – могло показаться, что Чат начинает сердиться, но Росси прекрасно знала, что в отличии от всех в клане, брат умеет скрывать свои чувства и никто, никогда не сможет догадаться, что твориться у него на сердце.
– Ты выполнишь то, что я захочу? – на темном глиноземе лицо Росси выглядело, как сплошное черное пятно. Даже глаза замерли, не выдавая блеском задуманное.
Чат понял, что на этот раз сестра задумала нечто большее, нежели детский невинный поцелуй, или воровство сладкой сластры из кладовой семьи. Подобное поведение не являлось для клана чем—то из ряда вон выходящим. Это справедливо, за одолжение требовать одолжение. Любое. Даже смерть. И если ты согласишься, то должен, несмотря ни на что, выполнить обещанное. Таковы законы клана. Таковы правила.
Чат постарался еще раз выбраться самостоятельно. Но только позорно съехал вниз по сыпучему песку. Можно было попробовать выбраться через боковые стенки, но он не был уверен, что там нет еще одного животного. В его положении слишком опасно. К тому же укушенная нога начала понемногу леденеть.
– Ладно. Сделаю, – пообещал Чат и совершил ритуальное движение левой рукой, означающее, что если он не сдержит свое слово, то навсегда потеряет честь Ночного Охотника.
Росси удовлетворенно кивнула, подползла как можно ближе к краю ловушки, закрепилась за землю выпущенными из пальцев ног когтями и выплюнула в сторону протянутых рук ленту языка.
Пока язык раскручивался, добираясь до брата, Росси напомнила : – Не обманешь?
Глупый вопрос. Конечно не обманет. Страшнее клятвы не то что в клане, в большой стае нет. Иногда случалось, что обещания не выполнялись, и тогда глупца забивали камнями до смерти или выкидывали на растерзание дневного Леса.
Чат промолчал, считая ниже достоинства самца повторять о принятом решении. Он старательно обмотал руку клейкой стороной языка и дал знак.
Вовремя, ох как вовремя он решился, думала Росси, наблюдая, как вслед за поднимающимся братом из глубины ловушки выползают еще сразу две самки. Подумай брат чуть дольше, не помогло бы ничего.
Тащить Чата непросто. Слишком тяжел и неповоротлив. Но предвкушение от будущего выполнения обещания сладко грело оба сердца Росси. Она уже знала, что пожелает. И пожелает немедленно. Слишком давно тайные мысли бередили душу. И ни она, ни брат не пожалеет. Наверное.
Чат отпустил язык и отполз в сторону от опасного участка Дороги. Нога его распухла слишком сильно, и стоило подумать о том, как побыстрее привести ее в порядок. Он хотел заняться этим сам, но на сей раз Росси опередила его, даже ничего не попросив взамен.
– Ложись, – приказала она и осторожно перевернула его на спину.
Чат, слегка приподняв голову, смотрел, как сестра склонилась над его ногой и старательно высасывает ядовитую жидкость, одновременно массируя распухшую мякоть ноги. Уроки матери не прошли даром, да и врожденные знания тоже. Боль стала потихоньку отходить. Холод пропал, и его место занял горячий огонь. Чат поморщился.
– Не говори, что больно, – Росси оторвалась от раны, закрыла глаза и блаженно проглотила питательный яд. Редкая радость в их жизни, когда отец приносил домой эту сладость, – полежи чуть—чуть, а я найду слизняков.
Пока сестра собирала по стенам голубых слизняков, Чат успел несколько минут вздремнуть. Настоящему самцу полагается слегка передохнуть после охоты.
Росси отсутствовала не слишком долго.
– Какая гадость, – проворчала она, вываливая из ротовых мешков на лопатку копошащуюся массу, – Меня чуть не стошнило.
Поправив расползающуюся кучку, Росса аккуратно прикрыла их сверху второй кистью и основательно перетерла.
– Кажется, самое время, – сестра ощупала получившуюся кашицу острием язычка, осталась довольна и бережно, не теряя ни одной капли, облепила темное пятно раны, – Сосчитай до ста мер и можно снимать.
Чат послушно выполнил приказ и, сосчитав ровно сто мер, стряхнул ставшие абсолютно сухими остатки лекарства. Встал. Потряс ногой. Попрыгал. Довольно засмеялся.
– Хорошо? – поинтересовалась не сводящая с него глаз сестра.
– Хорошо, – согласился Чат.
– А теперь…
–…Обещание, – закончил за нее брат, – Чего хочешь?
Узкий язык протиснулся сквозь стиснутые зубы, обвился вокруг шеи Чата, притянул к себе:
– Я хочу выйти сейчас же на Поверхность и дождаться дня, чтобы увидеть Великое Светило.
Выражение лица брата не изменилось, но Росси не зря держалась за его тело. Она почувствовала, как напряглись его мускулы, как нарушило привычный бег единственное сердце. Брат не просто злился, он был взбешен. Росси просила его выполнить самое страшное, что только могла придумать. Неслыханное дело. Выйти на Поверхность днем. На это не решались даже взрослые Охотники. А что говорить о детях?
Чат прекрасно понимал, что если он послушается сестру, то жить им ровно столько времени, сколько требуется, чтобы подняться на Поверхность и дождаться дня. Но с другой стороны…. Он дал клятву.
– Это невозможно, – нельзя отводить глаза. И нельзя, чтобы Росси почувствовала, что он боится.
Какое—то время сестра смотрела не мигая. Довольно трудное занятие для ее нежных глаз, и Чат по достоинству оценил этот поступок.
– Ты же знаешь, я могу пожелать, что захочу и когда захочу? И знаешь, что могу приказать тебе умереть сейчас же?
Чат размышлял не долго. Смерть на Поверхности казалась ничуть не лучше смерти на Дорогах. Но там скрывался незнакомый мир, о котором рассказывали столько ужасного, но интересного. А смерть под землей – обычное дело. Чат принял решение.
Он осторожно оторвал от себя несопротивляющийся язык сестры, подошел к краю песчаной ловушки и посмотрел на двух тварей, которые все еще обгладывали бывшую подружку. Если он и умрет, то умрет один. А Росси останется жить. Он слишком любит сестру, чтобы предоставить любезность забрать Лесу желанную добычу.
– Разве ты не хочешь увидеть… узнать, что такое Великое Светило. Разве не хочешь понять страхи о которых нам столько рассказывали? И увидеть небо, с которого ты спустился много лет назад?
Конечно, Росси прекрасно знала, что сумеет убедить брата. Великое Светило манило. Они выросли вместе, мечтая когда—нибудь, хоть краешком глаз взглянуть на их дневные страхи. Ибо Ночные Охотники ничего не бояться больше, чем дневной свет.
– Мы можем погибнуть?
– Это стоит того.
– Но мама и отец…
– Если мы вернемся, они станут гордиться нами. Если нет, то… они и тогда станут гордиться. Кто из детей решался сделать это?
– Глупо!
– Глупо. Но мы же Охотники. И вообще, ты боишься, Счастливчик, которого нашли на закате ночи?
Она редко так называла его. Точно так же, как и родители. Что—то запретное было в полном имени. Чат часто старался понять, что? Может ответ откроется там, на Поверхности? Ну что ж. Он всего лишь выполняет обещание.
– Идем.
Росси радостно взвизгнула и прыгнула на шею брату. Чат инстинктивно отвернул в сторону лицо. Опыт, хорошая штука. Нет ничего приятного, когда черепные пластинки разом подпрыгивают и опускаются тебе на нос.
Выходом на поверхность из Северного Рукава служила узкая, не протиснутся, щель. Если бы Чат пришел один, он не стал бы зря тратить силы на твердую пароду. Но настойчивая Росси находилась рядом и быстро расширила проход своими крепкими и острыми лопатками.
На Поверхности еще царила ночь. Время, когда Ночные Охотники покидают уютную Твердь и отправляются за добычей.
– Как хорошо!
Росси втянула узкими ноздрями прохладный воздух, пахнущий зеленым лесом и необузданной свободой. А эти маленькие мигающие точки на черном небе! И нет ничего страшного на Поверхности.
– Как прекрасно!
Росси чувствовала далекое присутствие отца, который почти каждую ночь выбирался на верх, чтобы притащить в дом пищу. Она сказала об этом Чату.
– Да. Я знаю.
Сестра всегда была не слишком высокого мнения об его чувствительных органах, но годы, проведенные под землей научили Счастливчика разбираться, что почем. Вот и сейчас, он пропустил снисходительный взгляд сестры. Пусть смеется. На то она и самка.
Валяясь в кустах, на мягких опавших листьях, с некоторым страхом дожидаясь восхода Великого Светила, Чат размышлял о себе, о Росси, о своем клане.
Почему он так отличается от всех? Неуклюж. Неприспособлен. Не может сделать и трети того, на что способны Ночные Охотники? Конечно, он знал эту историю. Как нашел его отец в ночном лесу, беззащитного, спящего, голого. Растительности с тех пор на теле так и не прибавилось. Смешно. Да, он безобразен. Чат знал это. Но никогда не испытывал неудобства от своего уродства. Его любили. О нем всегда заботились. Даже сестра, такая красивая…
Чат скосил глаза.
Росси, действительно, была прекрасна. Ровные, гладкие бронированные чешуйки, защищающее тело при движениях на Дороге и устройстве новых Тропинок в Толще. Грудь, прикрытая широкими изогнутыми, черными пластинами. Узкие, словно щели, глаза, полу прикрытые сетчатыми веками. Аккуратные, без единой зазубрины кисти—лопатки. Через два планетных года ей будет разрешено выбрать себе самца. И тогда они навсегда растануться.
Чат опустил глаза ниже и неожиданно почувствовал странное волнение где—то на уровне кожаного мешка из лысого червяка.
– И после этого ты станешь говорить мне, что я не красивая?
Чат вздрогнул. Он совсем забыл, что даже прикрытые глаза сестры не означают, что она не наблюдает за ним.
Росси перевернулась на бок.
– Ты снова поступила нечестно, – Чат попытался перевести разговор в шутливое русло.
– Ты же сам недавно говорил, что мы уже не дети, – Росси выпустила кончик языка, нежно прикоснулась к щеке Чата, от чего его редкие, прозрачные волосы на теле поднялись дыбом.
– Ты моя сестра, – последнее дело пытаться свалить все на родственные связи. Любой детеныш в стае знает, что слово самки на выборах избранника не подлежит обсуждению. Она вправе выбрать любого, старого или молодого, деда, отца, брата. Таковы древние законы.
Шаловливый раздвоенный кончик узкого язычка прошелся по шее, опустился на грудь, поднялся вновь и прикоснулся к губам.
Почему—то сразу стало труднее дышать.
– Но я другой! – тоже ерунда. Счастливчик принят в клан, а значит является полноправным Ночным Охотником. Вернее станет им через два планетных года. Когда получит полное право совершать самостоятельные набеги на Поверхность.
– Я уважаю тебя, брат мой!
У Чата упало сердце. Никогда он не мог представить, что его прекрасная сестра Росси скажет именно ему кровное признание
– Не молчи, Чат. Ты знаешь, что тоже…
Зачем слова? Кому нужны эти пустые слова?
Лицо Росси склонилось над ним, грудные пластины сладко вдавились в грудь, и он почувствовал, как начинает биться его второе сердце.
Губы, так часто шаловливо целовавшие его, прикоснулись вновь. Но… Совершенно незнакомое, слишком необычное, чтобы оказаться правдой, ощущение. Нечто воздушное, кружащее голову, заставляющее забыть обо всем…
– Ты знаешь, что я хочу…
– Ты знаешь, что я хочу…
… Тяжелый гул накрыл их в одно мгновение, вдавил в землю, разметал хранившие тепло двух тел листья.
Росси испуганно дернулась, но Чат удержал ее у себя, прижав голову к груди.
– Не двигайся.
Сестра послушно затихла. Чат поднял глаза вверх и не увидел звезд.
Все небо заслонила огромная, переливающаяся разноцветными огнями широкая Тень. Чат просто не знал, как назвать то, что он видел. Но он почувствовал – это не живое. Огромный кусок мертвой породы, летящей по пустому небу.
Тень остановилась. Замерла. И выбросила под собой толстый серый столб.
– Быстро, уходим, – Чат подхватил сестру под руку и бросился к выходу Северного Рукава. Только заскочив в него, он смог остановить бешено мечущееся сердце.
– Что это? – тело Росси мелко подрагивало, отчего чешуйки издавали тихий дребезжащий звук, – Великое Светило?
Чат подумал то же самое. Но буквально через мгновение пришло понимание – нет. Этот кусок не дает тепла. И слишком много шумит. Что—то, что было выше его желания спрятаться поглубже в Твердь, заставило выползти на Поверхность. И то, что он увидел, наполнило все его существо страхом и волнением.
Чат увидел людей. Нигде и никогда он не слышал этого слова, даже не понимал его значения. Но твердо знал, перед ним, копошащиеся, в наступающем утреннем тумане, люди.
– Люди?
– Что ты говоришь, Чат? – верная сестра прижалась сзади и жадно всматривалась в шатающиеся силуэты.
– Это люди, —повторил Чат, – И они…
Он не знал, как сказать это. В существах, которых он видел впервые, он узнал себя. Клан… Стаю… Людей…
Росси тоже разглядела силуэты, охнула и потянула брата обратно в горло Северного Рукава.
– Чат… Чат! Давай уйдем… Спрячемся внизу. Пожалуйста…
Но она уже поняла – Чата не удержать. Не остановить. Потому, что увидела в его сверкающих глазах зов стаи. Его, Чата, стаи.
Чат бросился вперед даже ни мгновения не подумав. Не задержавшись, чтобы еще раз взглянуть на ту, которая в эту ночь стала его кровной самкой.
И единственное, что смогла, прошептать вслед Росси:
– Я уважаю тебя, муж мой…
Его заметили почти сразу. Фигурки у серого столба, поддерживающего Тень, заметались. Послышались незнакомые звуки. На него, на Чата стали показывать руками. С точно такими же кистями, как и у него. И еще у этих… людей точно такие же лица, волосы. Глаза.
Чат улыбался. Чат радовался. Чат верил.
Он слишком поздно услышал предостерегающий крик Росси. И только тогда заметил, как из—за деревьев к нему приближаются со всех сторон люди.
Чат растерялся. Он не знал, как поступить. Ждать или бежать? Но думал недолго. Это его стая и она не сделает ему ничего плохого. Он только скажет :– «здравствуйте». И еще познакомит их с Росси. С отцом, который, наверняка, где—то рядом. С мамой. Со своим кланом.
Только почему они так осторожны? Бояться его, Чата?
– Не надо меня бояться. – Чат широко улыбнулся и поднял в приветствии руку.
Но что—то непонятное случилось с людьми. Они, словно повинуясь единой команде, сорвались с места и бросились к нему. И только сейчас Чат разглядел, что у них в руках длинная кожа с крупными ячейками, словно гигантская паутина.
Люди приблизились, что—то громко крича и смешно размахивая руками.
Чат заглянул в их глаза. И содрогнулся.
Они не могут быть его стаей. Странный голод и злоба горит в зрачках этих животных.
Чат хотел сорваться с места, броситься бежать, но… Но было поздно. Со всех сторон на него полетела тяжелая паутина, опутала с ног до головы, повалила на траву. Траву, под которой находился его дом. Его семья. Его самка, вкус которой он познал этой ночью.
Его подняли. Взвалили на странно пахнущую и дрожащую площадку, которая поволокла его к ножке Тени. Он попробовал разорвать паутину, но услышал только злой смех и чужие голоса.
У самого столба Чата спихнули на землю и пинками попробовали закатить в большую округленную дверь.
Из последних сил Чат уперся ногами в скользкую траву, задрал голову и закричал:
– Росси!
Люди отпрянули от него. Страх, запах живого страха почувствовал он. Они бояться. Бояться.
– Росси!
Сестра, словно бешенная Кошка, обитающая в Старых Коридорах налетела на чужаков.
Чат улыбнулся. Мало кто видел разъяренную Росси. А кто видел, тот давно мертв.
Ее острые кисти—лопатки настигали то одного, то другого метающегося взад—вперед существа. Один удар, один взмах, одно скольжение. И каждый раз новая смерть.
– Паутина! – Чат попытался подкатиться ближе к сестре.
Она взглянула мельком, но только обнажила клыки в подобии улыбки и продолжала кровавую Охоту.
Чат невольно залюбовался ею. Росси не придется ждать два долгих планетных года. После сегодняшней ночи , когда его самка принесет стае в подтверждение отсеченные части тел чужаков, Совет признает ее совершеннолетней. И тогда Старейшины позволят им…
Голова раскололась на множество частей, рассыпалась на осколки, покрылась непроглядной темнотой.
Чат не мог видеть и не мог знать, как на помощь к обезумевшей Росси примчался отец. Как вырвавшийся из днища космического крейсера залп разорвал на куски тела его самки и тело вожака клана.
И даже не мог догадываться, что с первыми лучами восходящего Великого Светила вся планета восстала против чужаков.
Из дальних холмов, из пустынь, из болот и гор стекались на поле великого сражения все жители. И те кто ждал Дневной Охоты. И те, кто признавал только Ночь. И дрались бок о бок, чтобы так же бок о бок упасть в обожженную, обагренную кровью, траву.
И только в кошмарном сне могло присниться, как по истечении двух планетных суток, крейсер не выдержал оказанного сопротивления, поднялся на околопланетную орбиту и уже оттуда, залпами протонных орудий раскрошил на облако космической пыли непокоренную, гордую планету.
Не мог знать и не мог видеть. Только чувствовать. Но и этого права ему не предоставили.
Чат валялся в изолированном карцере, в самой глубине космической громадины, выполняющей дежурный рейд по обследованию дальних миров.
И не было вины Чата в том, что он оказался единственным представителем целой планеты, оставшийся в живых. Единственным, неродным пасынком земли, больше всего на свете любящей свободу и достоинство.
Глава 2
Пленник
Начало исчисления по солнечному календарю.
Я очнулся. Я пришел в себя. Я все вспомнил.
– Росси?
Тишина.
– Росси.
Ее здесь нет. Просто не может быть. Потому, что я не в пещерах. И здесь нет Дорог. Почему? Странный вопрос. Я не Ночной Охотник, но могу отличить полусырые помещения Тверди от замкнутых пространств с необычным запахом Железных Скал. Давно в детстве отец водил нас туда. И тот сладковатый запах остался со мной навсегда. Как и запах Росси. Росси…
Легкий, чуть слышный удар ладонью по основанию. Определить по слабому эху размер пещеры… Нет. Условимся так. Это не пещера. Просто помещение. Все равно какое. Зал Заседаний Совета или обыкновенная кладовая со сластрой.
Помещение небольшое. В длину мер пять, в ширину – две, три. Действительно, больше похоже на кладовку. Слабый поток воздуха исходит откуда—то сверху. Запах – незнакомый. С тем же железным привкусом. И воняет, словно от вечно потного Волкогона.
И легкая вибрация. Что—то напоминает. Ах, да! Плоскую площадку, на которой меня перевозили. Значит… Да нет! Не укладывается в голове. А что укладывается? Огромная Тень, появившаяся с неба? Или Люди? Кстати, почему не видно никого из моей стаи. Новой стаи. Как быстро я считаю ее своей. Хотя поступили со мной не лучшим образом. Не стоило причинять мне боль. Кто знает, как долго я смогу терпеть неуважение к себе?
Теперь осмотреться.
Освещение довольно слабое. Но на Дорогах случалось и похуже. Откуда свет, если не видно ни одного светящегося камня, ни одной гнилушки? Нашел о чем вспомнить. Забудь Охотник о светящихся гнилушках. Здесь что—то другое. Вот. Слабенький намек на свет. Полосатый. И абсолютно не эффективный. Папа сказал бы, что это просто дерьмо светиться. Папа. Увижу ли я снова его? Судя по всему – нет. И снова я слишком быстро на все соглашаюсь.
Мне придется привыкать к новому окружению. И не криви душой, Чат. Ты всегда знал, что мир в котором вырос, не твой. За всю жизнь ни одного похожего на тебя существа. Разве что только Росси. Да и то, не физически, а морально. А так, вечное одиночество и тоска. Конечно, можно сказать, что эти мысли пришли только сейчас. Но признайся честно – они существовали всегда. Ты только и ждал, когда с неба спустится что—то вроде летающей Тени и заберет тебя.
А теперь встанем, хорошенько разбежимся, насколько позволяют размеры кладовки, и головой об стену.
Больно? А ты думал я позволю тебе, Чат, просто так взять и забыть клан? Забыть мать, которая вскормила тебя. Отца, отдавшего тебе свои знания и опыт Ночного Охотника. Росси… А вот об этом не надо. Только дураки из Совета считали, что я смогу быть достойным самцом для сестры. Клан думал, что я ничего не знал. Знал, конечно. Слухи и секреты быстро распространяются по Тверди. Только сам не верил, что Росси рискнет выбрать меня. Заморыша, по меркам стаи.
И не стоит вспоминать те минуты на Поверхности. Да! Хорошо. Да! Необычно. Но если признаться честно – неестественно. Она всегда считала меня неполноценным. И относилась так же. Ну ничего. Теперь я далеко, и она сможет выбрать для себя более достойного.
Вот теперь с головой все в порядке. Навязчивый звон исчез, появилась ясность и спокойствие. Можно и перекусить. Интересно, чем питается моя стая? Постучимся! Надеюсь я не слишком обижу хозяев небольшим шумом?
Со стороны левой руки раздался неприятный скрежет. Привыкать к незнакомым звукам гораздо труднее, чем казалось. В Тверди все проще, все знакомо.
Мне пришлось отпрыгнуть немного в сторону. Чуть, чуть. Да, я испугался. А что еще делать, когда приглашают в гости в большую летающую тучу, предварительно поприветствовав дубинкой по голове? А удар получился хороший. Пластины Росси выдержали бы его без особого труда, а моя голова слишком слаба для этого.
Если я правильно все понимаю, то передо мной распахнулся вход в более просторную пещеру. Другой вопрос, пустят ли меня туда? Вряд ли. Войдут сами. А вот и они. Вошли. Собратья по стае.
Через распахнутый вход в кладовку, с каменными лицами, на которых не читалось ничего кроме непонятной гадливости к пленнику, ввалились, другого слова я не подобрал, трое людей. Все трое находились внутри шкур, вывернутых наизнанку и смазанных вонючим жиром птицы Кун. ( Хотя, может я и ошибаюсь.) И у каждого из людей, ( интересно, как звучит слово «людей» применительно к одному самцу?) в руке черная палка. Рука без лопаток. Почти такая же, как и у меня. А палка…
Предназначение этого вида оружия я уяснил сразу и понял, если у людей появляются ко мне претензии, то выяснять их станут с помощью данного предмета.
А вот и первые вопросы. А может и не вопросы, а личные наблюдения.
Люди что—то заговорили на совершенно непонятном мне языке. Конечно, не все сразу, а по одному. Но по смыслу выходило, что они пытаются втолковать мне одну и туже вещь. Если бы я находился на их месте, то первым делом поинтересовался, как меня зовут? Наиважнейшее дело, когда встречаешь на Дороге незнакомца. Сначала узнай, как зовут, а потом решай, насколько широка Дорога для двоих.
– Я – Чат! Чат, – ни чего не понимают, странные люди. Чему их только в стае учили?
Люди недоуменно переглянулись, подергали вверх—вниз плечевые суставы, перекинулись между собой шипящими звуками и, повертев перед моим носом палки, направились к выходу из кладовки.
Похоже, что кормить меня никто не собирался. Так отвратительно не поступают даже подлые горные псы, которые перед тем, как слопать пойманную добычу старательно пичкают ее всякой дрянью три планетных дня.
Остается одно.
Я издал звук, напоминающий журчание весеннего ручейка. Делается это так. Язык вытягивается, сгибается завядшим листом и в сочетании с любым гортанным звуком быстро перемещается от верхней губы к нижней. Когда Росси пыталась проделать подобное, отец выставлял ее за пределы пещеры на расстоянии ста мер, настолько это действовало на нервы.
Я достиг того, чего хотел. На меня вновь обратили внимание. И тогда я попросту показал пальцем в рот. Естественно, что себе. Люди! Я есть хочу!
Я всегда знал, что стая поймет меня. Мое личное обаяние и умение общаться с себе подобными…
Странно, но били меня не только черными палками, но и затянутыми в грубую, твердую кожу ногами. Должен признаться, это не слишком приятное ощущение.
До следующего посещения людей было достаточно много времени, чтобы поразмыслить над происходящими со мной событиями. Но все дурные мысли не шли ни в какое сравнение с бурлящим голодом. Я, как истинный Охотник не слишком избалован разнообразием потребляемой пищи. Но в недалеком прошлом ее всегда имелось в достаточном количестве. Дороги прямо таки кишели разными там червячками и слизняками. Не говоря уже о том, что отец регулярно приносил пищу с Поверхности. В крайнем случае всегда можно было раздобыть сладких кореньев или пещерных сморчков.
А здесь? Ничего. Голые стены, утрамбованный до глухого звука, да холодный пол. Тишина и спокойствие. Хотя, если сказать по правде, я загнал в угол кладовки местное животное. Небольшое, с длинными усами. Шустрое такое. И хотя питательных веществ в нем почти не имелось, я схрустел его с чувством глубокого удовлетворения.
Когда меня навестили в очередной раз, если не ошибаюсь, второй по счету, я находился в так называемом состоянии ожидания. Да чего угодно! Смерти, свободы, голода, жажды, предвкушения встречи с близкими людьми. Закрываешься от окружающего мира и сопишь в две дырочки. Расход энергии минимальный, потери температуры никакой и помогает подавить чувство голода. Твердь учит многому.