Гэмелен порылся в складках своей одежды и вытащил перо, которое он оторвал от жезла Кихата. Неловко он протянул перо мне.
   – У нас есть кое-что, что принадлежит королю дикарей. То, что он ценит больше всего на свете… – Я взяла у него перо дрожащими пальцами, зная, как он закончит фразу: – …его мужество.
   – Я знаю, чего ты хочешь, маг, – сказала я. – И я не могу и не хочу этого делать.
   – Ты что, боишься магии, Рали? – спросил он.
   – Ты сам об этом знаешь, – ответила я.
   – Я не знаю. Расскажи, в чем дело?
   – Найди кого-нибудь другого.
   – Больше никто не подходит. В чем же дело?
   И я рассказала ему.
   Эта история не имеет ничего общего с трагической смертью Халаба. Я никому не рассказывала ее, за исключением Отары, а она мертва. Поэтому записывай внимательно, писец. Я рассказываю тебе эту историю только потому, что обещала говорить правду.
   Я рано стала женщиной: менархе наступило в десять, к одиннадцати годам у меня уже была грудь, крутые бедра и оволосение на лобке. Тело мое расцветало, а душа оставалась детской. Я много думала о сексе, и это угнетало меня, потому что я связывала свои мечты с мужчинами. На меня часто накатывала горячая волна желания, но если в таком состоянии я видела мужчину, меня тошнило. Все в мужчинах мне внушало отвращение: бороды, грубые формы тела, неприятный запах.
   Однажды летом, когда мне было двенадцать, мы гостили у моего дяди. У него было собственное поместье с хорошим садом, оливковыми деревьями, он держал коз. Я ела вдоволь черных оливок, козьего сыра, прекрасных сладких помидоров и лука с хлебом. Однажды после завтрака мы с моим кузеном Вереном отправились в горы, чтоб посмотреть на коз. Верену было пятнадцать, и, хотя он подрос с тех пор, как я видела его последний раз, я все равно была выше и сильнее его, поэтому мы часто ссорились и мирились. Погода стояла прекрасная в тот день, легкий задумчивый ветерок доносил с горных пастбищ аромат цветущих трав.
   Мы съели все, что у нас было, напились из ключа, бившего из-под старого дуба, и улеглись в тени деревьев. Приближался полдень, и было жарко. Цикады звенели где-то в траве, изредка над нами пролетали птицы, с гудением на цветок садился шмель. Воздух был насыщен ароматами диких роз и тмина, который начинал цвести.
   Верен начал рассказывать глупые истории, я смеялась, а потом он начал щекотать меня, а я – его. Мы забыли, что уже почти взрослые, смеялись до резей в животе, катались по траве и боролись.
   А потом детство кончилось. Юбка моя оказалась задранной, трусы он с меня стащил, раздвинул ноги и взобрался сверху. Я пришла в себя и оттолкнула его. Он стоял на коленях с расстегнутыми брюками, и я увидела его член – большой, как у взрослого мужчины, он наливался силой. Меня начало тошнить.
   – Убирайся! – потребовала я.
   Но Верен упал на меня, схватил меня за руки и завозился, пытаясь силой овладеть мною. Я боролась, и мне удалось высвободить одну руку. Я ударила его изо всей силы, вырвала вторую руку, сбросила его, но тут почувствовала страшный удар по голове.
   – Прекрати драться! – закричал он. В его руке был зажат камень.
   Я закричала от боли и ярости. Я бросилась на него, он еще раз ударил меня камнем, а потом… я убила его, сама не знаю как.
   Да, писец, я убила своего двоюродного брата. Да, я говорю о Верене Антеро, и я знаю, что ты думаешь. Я приказываю тебе молчать и записывать все точно.
   Верен был на мне, ударил камнем, а в следующее мгновение я стояла на ногах, а он лежал на земле, со сломанной шеей, в его мертвых глазах застывший страх и боль.
   Я была в шоке, и мной владела только одна мысль – моя жизнь кончилась. Теперь будет только плохое.
   Откуда-то сзади до меня донесся нежный женский голос. Я повернулась на пятках, как стрелка компаса, притянутая Сиренами юга, которые повелевают сторонами света.
   – Рали, – произнес голос, – Ралиии…
   Она стояла под дубом у ручья. Она была ошеломляюще прекрасна, прекрасна как богиня. Ее черные как ночь волосы свободно рассыпались по молочной белизны плечам. Темные глаза, опушенные длинными как веер ресницами, притягивали меня так, что я не сразу поняла, что она обнажена. Она ничуть не стеснялась своей наготы, словно это было для нее привычное состояние.
   Она поманила меня тонким пальцем.
   – Иди ко мне, Рали.
   И я подошла к ней, не чувствуя под собой ног, мне казалось, что я лечу над землей. Она обняла меня, и я разрыдалась, сожалея о себе, о Верене и о его поступке. Она подняла мою голову, оторвав мое лицо от своей мягкой груди, и пристально посмотрела мне в глаза. И я утонула в их уютной темноте. Все остальное исчезло из моей души.
   – Я люблю тебя, Рали, – сказала она.
   Ее слова почему-то не удивили меня. Я знала, что она любит меня.
   – Я ждала тебя, Рали, – сказала она. Мне казалось, что я знала и это.
   Она взяла меня за руку и отвела туда, где ручей вытекал из-под огромных корней дуба. Мы вошли в маленькую заводь, и перед нами открылись ворота. Мы вошли и оказались перед домом, сплетенным из зеленых ветвей.
   – Теперь это твой дом, Рали, – сказала она.
   И я жила там с Басаной год без месяца. Мы стали любовницами. Басана сказала, что она – богиня ручья. Она влюбилась в меня два года назад, когда Верен впервые отвел меня сюда. Мне не пришло в голову расспрашивать ее, что она нашла во мне. Юность принимает такие вещи слепо – и это правильно. За исключением Отары, у меня ни к кому не было такого чувства, как к Басане. Я очень страстная по натуре – как и все Антеро. И это наша самая большая слабость. Басана опутала меня любовью: она дарила мне подарки, пела мне песни, кормила сладостями, постоянно восхищалась вслух моей красотой, моим умом – короче, всем. Я забыла дом и свою семью. Это продолжалось долго, но однажды утром я хотела встать со своей постели из лепестков, которые она меняла каждый день, и не смогла. Я была так слаба, что едва подняла руку и едва смогла позвать на помощь. Басана вошла в комнату, и ее ласковая улыбка сменилась голодным оскалом.
   Она подошла к моему ложу, опустилась подле него на колени и принялась щипать меня, приговаривая:
   – Такая сладенькая.
   Я пыталась плакать, поняв, что меня предали, но не могла. Пролилась лишь одна слезинка. Басана хихикнула, заметив ее, и слизнула ее с моего лица.
   Поднявшись с колен, она сказала:
   – Не плачь, Рали. Я заботилась о тебе почти год. Теперь моя очередь повеселиться.
   Я пыталась встать, она легко толкнула меня назад на постель.
   – Не надо, дорогая. Никто из нас не виноват в том, что случилось. Просто у меня нет души, и мне нужна душа молоденькой девушки каждые десять лет. Конечно, я не люблю тебя, но ведь ты не знала этого, и тебе было хорошо. Лучшие, самые вкусные души полны счастья и любви, это придает им сладость. Ты даже представить себе не можешь, как они мне полезны. Они дают мне молодость и жизнь!
   Сказав, что ей надо подготовиться, она вышла. Пока ее не было, я пыталась успокоить себя тем, что, хоть она и не любила меня, как и всех других девушек, со мной она больше всего приблизилась к этому чувству.
   Внезапно я почувствовала запах сандалового дерева, и в комнату вошла моя мать. Она была обнажена, как Басана, и показалась мне еще более красивой. Движения ее были мягки как у кошки, глаза сверкали огнем. В руках у нее был заостренный ивовый прут.
   Басана с криком ворвалась в комнату и бросилась на мать. На руках и ногах у богини мгновенно отросли огромные когти, зубы вытянулись в клыки. Мама отступила на шаг и пронзила ее сердце прутом. Из раны брызнула кровь, и Басана мертвой упала на пол.
   Мать равнодушно перешагнула через нее и подошла ко мне.
   – Я пришла за тобой, Рали.
   Я пыталась подняться, но она мягко удержала меня. И она спела мне песню, слова которой я постоянно пытаюсь вспомнить, но они находятся где-то в глубине мозга. Мать положила руку мне на лоб, и я заснула.
   Меня разбудил голос Верена. Я открыла глаза и увидела, что лежу рядом с ним под дубом. Все было как прежде. Все тот же солнечный теплый день. Знакомые запахи и звуки. Он сказал какую-то глупость, и я засмеялась. Потом он ущипнул меня, и я дала ему сдачи.
   Я слышала, как из-за холма меня зовет голос матери. Верен вскочил, краска вины бросилась ему в лицо. Я тоже встала и крикнула ей в ответ. Мать вышла из чащи и направилась к нам. На ней была голубая короткая туника, голубые походные брюки, заправленные в высокие сапоги. Когда она подошла ближе, я почувствовала запах сандалового дерева.
   Она посмотрела на меня своими добрыми глазами и сказала:
   – Я пришла забрать тебя домой, Рали.
   И мы пошли домой.
   Я сказала Гэмелену, что до сих пор не знаю, произошло ли это наяву или во сне. Я больше склоняюсь к мысли, что во сне. Ты, писец, кажется, думаешь так же. Ты, верно, решил, что я сошла с ума, выслушав рассказ до половины, ведь все знают, что Верен Антеро жив, имеет семью и богатство. Значит, это сон. Сон глупой молодой девчонки.
   Но иногда мне кажется, что это вовсе не сон. И я на самом деле была похищена лесной феей, а мать спасла меня. С того дня мать стала слабеть день за днем. Год спустя она умерла. Часто ночами я раздумываю, не была ли это сделка с демоном или богом – моя жизнь за ее.
   Я рассказала все это Гэмелену.
   – И поэтому я не только боюсь того, что вы мне предлагаете, но и отказываюсь наотрез, – заявила я ему.
   – Теперь я понимаю тебя, Рали, – ответил он, – мне очень жаль. Но все ли ты рассказала мне? Разве мать совсем покинула тебя? Разве она не приходит к тебе иногда? И ее дух не охраняет ее дитя?
   Я промолчала, Гэмелен без слов понял, что его догадка верна.
   Он сказал:
   – Теперь это не важно. Ты мне объяснила все. Но не забывай, в каком мы находимся положении. Скоро Кихат догонит и убьет нас. Но мы можем остановить его. И прольется только его кровь.
   И снова он протянул мне перо. На этот раз я взяла его. Гэмелен улыбнулся.
   – Принеси мой сундучок. Нам понадобится масло и еще кое-что.
   Я принесла сундучок, нашла в нем бутылочку с маслом, добавила туда, по его указаниям, дурно пахнущего порошка. Потом он приказал мне сосредоточиться, как перед боем.
   Под его руководством я нарисовала мелом пентаграмму на палубе вокруг жаровни и полила ее маслом. Пентаграмма окуталась дымом, и из нее выпрыгнул демон. Он был невелик, с зеленой морщинистой кожей, обтягивающей клыкастую лягушачью морду. У него были почти человеческие руки и ноги, если не считать когтей. Он зашипел на меня. Дрожащей рукой я протянула ему перо. Он выхватил его у меня из пальцев и нырнул обратно в жаровню.
   Гэмелен предупреждал меня, что это случится, но я долго не могла прийти в себя, глядя на прыгающее пламя. Языки огня потянулись к моему лицу, и я закрыла глаза. Пламя не обжигало, оно было холодным. Я несмело открыла глаза. Все вокруг меня переливалось тысячами красок, а под ногами у меня было дно жаровни. Я дунула, и дым исчез.
   Через мгновение я смотрела вниз с огромной высоты на боевые каноэ. Их частично скрывал туман. Я снова дунула, развеяв дымку.
   Кихат находился в самом большом каноэ. Ему подносил еду стройный юноша, совершенно обнаженный, даже без набедренной повязки. У него были груди как у женщины и мужские половые органы. Юноша доставал какую-то пищу из горшка и протягивал ее Кихату. Король открывал рот, брал еду из рук этого существа, а потом облизывал его пальцы. Юноша хихикал, и все повторялось снова.
   Издалека до меня донесся голос Гэмелена, приказывавший мне действовать.
   – Кихат! – крикнула я. Мой голос отдавался эхом, как будто я была в пещере.
   Король вскочил, отбросив любовника в сторону, и принялся оглядываться по сторонам.
   – Кто зовет короля? – спросил он.
   – Кихат! – снова крикнула я.
   Вождь бешено вертел головой по сторонам. Потом он принялся подозрительно разглядывать своих воинов.
   – Кто говорит? – вскричал он.
   Его люди со страхом смотрели на него, думая, что он сошел с ума.
   – Кихат!
   Он снова вздрогнул. Его любовник-юноша превратился в разукрашенный посох, который мы видели у него на нашем корабле. Кихат затряс им над головой.
   – Отвечайте мне, – закричал он на воинов, – или изведаете моего гнева!
   Они были слишком испуганы, чтобы выдавить хоть слово. Кихат ударил ближайшего к нему воина посохом по голове. Воин вскрикнул и отпрянул, словно обжегшись.
   – Это не я, повелитель!
   – А кто? Я знаю, вы шепчетесь за моей спиной. Вам не нравится эта погоня!
   Воины молчали.
   Кихат ударил посохом другого. Тот завыл и принялся молить о пощаде. Но вождь бросил его на дно лодки и воткнул посох ему в живот. Несчастный с воплями бился в агонии, когда обжигающий посох пронзил его насквозь.
   – Раб подобен хозяину, – нараспев произнесла я. Мой голос раскатывался словно гром.
   Кихат задрал голову, поняв, что голос доносится с неба. Мне показалось, что он смотрит прямо мне в глаза. Он погрозил посохом.
   – Я – Кихат! Кто осмеливается грозить мне?
   С конца его шеста сорвалась молния, я с трудом удержалась, чтобы не втянуть голову в плечи. Где-то далеко Гэмелен положил руку мне на плечо, и страх исчез.
   – Хозяин подобен рабу, – продолжала я заклинание. С каждым новым словом меня переполняла энергия. Я почувствовала головокружение, как при лихорадке. Мне хотелось остановиться, но Гэмелен предупреждал меня, что это опасно. И я продолжала говорить: – Подобное к подобному. Зло к злому. Раб, найди хозяина! Хозяин, найди раба!
   Рядом с каноэ вскипела вода, Кихат в ужасе закричал, когда демон с жабьей головой вынырнул из воды. Вождь ударил его посохом, и чудовище взвизгнуло от ожога. Кихат засмеялся и ударил снова, но на этот раз демон исчез, прежде чем посох достиг цели.
   Кихат лихорадочно оглядывался по сторонам, ожидая нового нападения. Его люди молчали и не шевелились.
   Вдруг Кихат вскрикнул – посох обвился вокруг его руки, как змея. Из набалдашника высунулась жабья голова. Посох снова превратился в его двуполого любовника, но жабья голова осталась.
   – Хозяин! – зашипел демон, уродливо пародируя любовный пыл. – Приди в мои объятия!
   И Кихат закричал, когда демон погрузил клыки ему в шею.
   Воины молча смотрели, как демон грызет их короля. Потом они оба упали за борт. Борьба продолжалась еще несколько минут, затем по воде поплыли кровавые круги.
   Я слышала, как один воин сказал:
   – Так ему и надо!
   А его товарищ отозвался:
   – Надо сообщить остальным, братья. Наши жены ждут нас дома.
   Меня качнуло, зрение мое затуманилось, а потом оказалось, что я стою на коленях и меня тошнит, а Гэмелен шепчет мне что-то ободряющее.
   Когда мне стало полегче, он подал мне платок, смоченный ароматной настойкой какой-то травы. Я вытерла им лицо.
   – Отличный первый опыт, – с удовлетворением произнес маг.
   Я ничего не ответила, потрясенная. Гэмелен только что сделал меня волшебницей. Лучше бы он сделал меня шлюхой!
   На следующий день я послала разведчиков на шлюпках во всех направлениях. Дикарей не было нигде.
   Но никто не радовался. Все знали, что мы окончательно заблудились в чужих морях.

Глава десятая
СТРАННИКИ В НЕИЗВЕДАННЫХ МОРЯХ

   Катастрофа оглушила нас, как будто сам демон бури обрушил удар своего молота нам на голову. Онемели все чувства, оцепенели все мысли. Я уверена, что среди живущих на Земле не много найдется тех, кто по-настоящему понимает, что значит потеряться в этом мире, или кто действительно познал весь ужас отчаяния. Для большинства потеряться означает оказаться на маленьком пятне Неизвестного, окруженном громадным Известным. Выход оттуда – дело терпения и удачи. Мой брат однажды спросил у Яноша Серого Плаща, который знал практически все о том, с чем может столкнуться путешественник, сбивался ли тот с дороги когда-либо. После некоторого размышления Серый Плащ наконец сказал:
   – Нет. Но я позволял себе иногда пребывать в неизвестности не более одного-двух месяцев.
   Наше состояние было чем-то значительно большим, чем просто пребывание в неизвестности. Мы сходили с ума. Неизвестное, в которое мы попали, не имело границ. По правде говоря, почти все морские существа, окружавшие нас, были знакомы нам. Вкус воды был таким же соленым. Ветры дули с тем же постоянством. Солнце вставало и садилось по прежнему расписанию на тех же сторонах горизонта. Даже несколько звезд мы знали, хотя они и были расположены необычно, и поэтому по ним нельзя было ориентироваться.
   На какое-то время мы просто оцепенели от этого кошмара, хотя и это слишком слабо сказано. Даже в кошмаре чувствуешь себя спокойно оттого, что ты уже видел его мрачные пейзажи. Друг на друга мы не могли смотреть, не могли думать о чем-либо. Мы сидели, тупо уставившись на пустое море, зная, что ни одной из этих волн, бьющихся о носы наших кораблей, не удастся достигнуть родных нам берегов.
   Весь флот был парализован страхом. Сначала моряки и даже мои девушки были абсолютно равнодушны к своим обязанностям, они вяло исполняли приказы своих командиров. Один за другим происходили несчастные случаи, многие из которых заканчивались серьезными травмами, так как никто не был в состоянии сосредоточиться. Постоянно происходили ссоры из-за пустяков. Дружеские отношения подвергались серьезным испытаниям. Влюбленные расставались, даже не пытаясь найти замену друг другу.
   Гэмелен, наш бедный, слепой волшебник, первым решил положить конец этой пустоте.
   Однажды в сумерки Полилло, Корайс и я стояли, облокотившись о перила, не проявляя никакого интереса к невероятно красивому заходу солнца. Я была поглощена унылыми мыслями о Трис и доме, в то время как они беседовали от скуки.
   – Что будет, когда мы умрем? – простонала Полилло. – Наши кости так и не будут знать, в какой земле их зароют. А что же будет с нашими душами? Неужели они затеряются так же, как и мы?
   Корайс тряхнула головой, ее обычно горящие глаза были тусклы, как плохая сталь.
   – Я не знаю, – сказала она. – Но я слышала, что душа не может обрести покой, если ее занесет в такое вот местечко.
   За нашими спинами раздался хриплый голос Гэмелена:
   – Кто тебе это сказал?
   Мы повернулись, пораженные, что ему удалось так незаметно подойти к нам. Он ткнул своей палкой в направлении Корайс:
   – Какой дурак научил тебя всей этой чуши?
   Корайс только успела пробормотать:
   – Я… Я не… а…
   – Говори, женщина, – прохрипел Гэмелен. – Назови имя этого умника.
   – Это был мастер Клисура, вы его должны знать. – Корайс начала приходить в себя, обретая присущую ей горячность. – У него есть тетка, которая служила прачкой у одной колдуньи. Она его практически сама вырастила – я имею в виду тетку, не ведьму, конечно. Поэтому он достаточно осведомлен в этих делах.
   Лицо Гэмелена выражало отвращение.
   – Прачка у ведьмы, ты говоришь? Скажи еще, служанка у паршивой суки. – Он стукнул палкой по палубе. – Меня поражает, что там, где дело касается мира духов, самые твердые и разумные люди начинают слушать кого попало. Пока слова каждой тупицы с бородавками на носу и хамскими манерами будут приниматься за мудрость – что же, все так и будет.
   Он усмехнулся:
   – А что, если я скажу тебе, что мой отец был продавцом рыбы у армейского бакалейщика? Это что, могло сделать меня экспертом в мечах и копьях? В этом случае ты могла бы доверить свою жизнь моим знаниям?
   Корайс стояла такая же красная, как шевелюра моего брата. Она была не из тех женщин, кого можно легко сбить с толку, и мне стало даже больно при виде ее замешательства.
   – Оставьте ее, мой друг, – вмешалась я. – Корайс ничего такого не имела в виду. Она просто поддерживала разговор.
   Гэмелен не мог успокоиться.
   – Разговор обо всем, что произошло за последнее время, – фыркнул он. – И хныканье по поводу предполагаемого будущего. Лучше бы этот монстр нас настиг. Тогда у меня хотя бы было место, где можно было бы укрыться от этого нытья.
   Полилло была смущена не меньше Корайс. Она тоже совсем пала духом. Я пришла к ним на помощь.
   – У вас что, кольчуги уже отполированы, а лезвия отточены?!
   Они ухватились за это, как кухонные мыши за сыр, и, лепеча извинения, бросились прочь. Я повернулась к старому магу, готовясь стать единственным объектом его гнева.
   Но он обратился ко мне вполне дружелюбно:
   – Что же делать, Рали?
   Я вздохнула.
   – Что тут можно сделать? Я не навигатор и еще меньше моряк, спасибо доброй Маранонии, которая имеет достаточно здравого смысла, чтобы предоставить привилегии жить в море богам, любящим ходить мокрыми и предпочитающим старую тухлую рыбу симпатичному поджаристому телячьему филе.
   Моя слабая попытка пошутить была прервана нетерпеливым стуком палки Гэмелена о палубу.
   – Ты – главная в этой экспедиции, женщина. И должна говорить в надлежащем тоне.
   Меня задели его слова.
   – Как я могу вести их за собой, если не знаю, куда мы двигаемся? Если уж адмирал с его офицерами в полном замешательстве, как же я могу разрешить эту задачу?
   Гэмелен рассмеялся.
   – Ну зачем ты лжешь? У всех хороших руководителей всегда есть сундук, полный отговорок. Вот и для тебя пришло время порыться в этом сундуке. Правда в том, что у нас действительно много проблем. Но как мне это видится, все они могут подождать, пока мы не справимся с двумя самыми важными. Путь домой – наименее серьезная из последних.
   – Если бы мы его знали, – вспылила я, – то мы бы и не начинали этот разговор.
   – Согласен. Однако если оставляешь надежду найти выход из положения, тогда перестаешь делать необходимые попытки, и тут выхода действительно уже нет. И в этом случае мы будем обречены на прозябание среди чужаков, которые уже не раз демонстрировали свою недружелюбность. Нас либо убьют, либо сделают рабами, либо, и это касается твоих девушек, превратят в наложниц или жен.
   – Я не могу с этим спорить, – сказала я. – Но не представляю, какую ложь я должна им предложить, чтобы они снова воспрянули духом. И с какой стати им верить в эту ложь? Я – солдат, а не кудесник.
   Гэмелен не отвечал. Он только нетерпеливо постукивал своей проклятой палкой. Я глубоко вздохнула.
   – Нет, чародей. Вам не сделать из меня то, чем я не могу быть. И не говорите, что я уже доказала, что у меня есть такие способности. И не пытайтесь очаровать меня своими дедушкиными штучками, от которых я начинаю выбалтывать свои самые сокровенные тайны. С меня достаточно, ясно?
   Летучая рыба появилась на поверхности. Она пронеслась над морем с ужасающей быстротой. В том месте, откуда она начала свой полет, я увидела темную враждебную тень. Маг спросил меня, что произошло, и я рассказала ему о замечательной рыбе.
   – Вот существо, – сказал Гэмелен, – способное извлечь пользу из страха. Он дал этой рыбе крылья.
   Он повернулся и застучал палкой, удаляясь по палубе.
   – Ну хорошо, – крикнула я ему вслед. – Я послушаю вас. Хотя бы для того, чтобы прекратить ваше ворчание, я сделаю то, о чем вы просите. Какой трюк мне придется исполнить в этот раз?
   Гэмелен живо обернулся.
   – Мне нужно больше, чем просто один-два трюка, моя дорогая Рали. Мы не сможем успокоить весь этот флот, только лишь покачав крючком с приманкой перед их носом. Ты должна быть готовой ловить сетями.
   Это был тот самый день, когда я по-настоящему приступила к занятиям магией. На первый раз я решила смотреть на это подобающим образом, как на забаву, развлечение, и не более того. И я могу сказать, что между самым великим воскресителем и самым затрапезным факиром совсем небольшая разница. И там и тут дым и зеркала, писец. Я представляю, как вытягивается твое лицо и каким неодобрительным становится твой взгляд. Как увидишь, Гэмелен первым это отметил.
   Старик устроил церемонию, великолепие и торжественность которой я не могла себе и представить. Церемония началась в нужный момент, когда малейшая удача казалась, грандиозным достижением.
   Сначала были долгие ежедневные занятия по основам, магии. Первое, чему я научилась, было то, что волшебство – трудная наука. Второе – хотя Гэмелен и настаивал, что у меня грандиозный прирожденный талант, у меня не было никакого энтузиазма в этом отношении. Боюсь, что я жаловалась на свою судьбу больше, чем было нужно, потому что Полилло и другие, извиняясь, удалялись при моем появлении после окончания уроков.
   – Я стараюсь учить тебя всему, что умею сам, и как можно быстрее, – говорил Гэмелен. – Но похоже, нам придется пропустить правила и основы заклинаний, с которыми обычно знаком каждый начинающий. Правда, после открытий Яноша Серого Плаща многие из этих вещей незаслуженно считаются в лучшем случае старомодными и необязательными, а в худшем – даже вредными.
   Мы сидели в тесной каюте, разбирая детали подготовки к церемонии. Мне было приказано заставить кухонного демона Гэмелена работать – смешивать порошки, шить волшебную одежду, молоть кусочки зеркал для специальных заклинаний, которые Гэмелен нашел в толстой старой книге с удивительной черной обложкой, теплой при прикосновении, как живое существо. Это была, конечно, необычная книга. Открываешь ее, и у тебя перед глазами вихрем несутся краски, буквы и фразы. Этот разноцветный водоворот только и ждет, когда ты перевернешь лист, чтобы тут же ринуться туда. Когда ты произносишь слово, они быстро составляют какую-нибудь форму, указывающую на то, что ты ищешь. Скажи «демон», и страницы бешено зашелестят сначала в одном направлении, затем в другом, и маленькие зеленые существа, несущие в руках нечто похожее на миниатюрные огненные бусинки, станут выпрыгивать оттуда, пытаясь своим писком привлечь твое внимание.