Страница:
Ты знаешь, что мне остается только расправиться с тобой, чтобы стать богом. Ты умрешь, и умрет Орисса. Механизм готов, и ему нужна лишь твоя кровь для смазки. Когда падет Орисса, настанет очередь Далеких Королевств. Скоро весь мир будет моим. А когда я получу его силу, все миры, в которых я побывал, спасаясь от смерти, тоже падут.
Я вполуха слушала эту безумную болтовню, вспоминая размышления Гэмелена по поводу одной теории Серого Плаща.
– Магия потребляет энергию, Рали, – говорил он. – Даже мельничному колесу нужен вол, чтобы оно вращалось. И урожаю нужно зерно, которое потребляет энергию солнца. И только боги знают, чью энергию берет солнце. Но энергия не может быть бесконечна. И чем больше ее берут, тем меньше ее остается.
Это правда, подумала я. Так можно объяснить, почему архонт стоит передо мной в слабом человеческом облике, а не превратился в могучее небесное сияние. Вся его сила уходит на то, чтобы поддерживать этот странный мир, в котором мы находимся. Все здесь – башня, сам железный замок – только основа для его страшной машины. А сама машина потребляет большую часть его энергии.
Я погладила пантеру против шерсти, и она свирепо зарычала.
– Что случится, колдун, – спросила я, – когда мы с сестрой прорвемся сквозь твою стену? Ты знаешь, что это произойдет. Ты ведь слабеешь, а мы становимся сильнее.
Пантера взревела, и в глазах архонта что-то мелькнуло. Я надеялась, что это был страх. Я подняла топор.
– Ты не боишься сражаться со мной в этом теле, колдун?
Я изо всех сил ударила топором, раздался звон как от лопнувшей бутылки. Мерцающая стена ослепительно вспыхнула и исчезла. Я шагнула к архонту, пантера тоже двинулась вперед.
– Чтобы убить меня, – сказала я, – тебе придется разрушить все остальное.
По его потускневшим глазам я поняла, что попала в точку. Ярость охватила его, и он взревел, и воздух затрещал от насытившей его магии. Я швырнула топор. Он ударил его в грудь острием. Архонта отбросило назад, и он ударился о стену. После такого удара он должен был умереть. О, вернее – умереть во второй раз – ведь я уже убивала его. Но он не сдавался. Топор торчал из его тела. Я выхватила меч, чтобы прикончить его, но не успела сделать и шага, как из его тела повалил красный дым. Он наполнил комнату до потолка. И из этого дыма доносился рев архонта.
Двухголовый лев зарычал на меня, каждая морда скалила зубы длиной с копье. Пантера тоже зарычала в ответ. Она бросилась на чудовище и вцепилась в его переднюю лапу. Лев завизжал от боли и отбросил пантеру. Но та, оказавшись в воздухе, извернулась и стала расти. Когда она упала на лапы, ее голова была вровень с моей. С прощальным гневным воем архонт в обличье зверя пробил стену башни, расправил крылья и полетел.
Замок содрогнулся. Со стен потекло разжиженное железо. Потом замок, машина – все начало рушиться. Пантера взвизгнула, этот звук заставил меня очнуться. Откуда-то я знала, что мне надо делать. Когда начал осыпаться пол, я прыгнула на пантеру и вцепилась руками в мех. Я почувствовала, что она прыгнула, и мы пролетели через дыру, пробитую архонтом при бегстве.
Мы не упали, а летели все выше и выше. Я устроилась поудобнее у нее на спине. Посмотрев вниз, я успела увидеть, как железный замок взорвался яркой вспышкой. Потом я посмотрела вперед и увидела красные крылья удирающего архонта.
Пантера летела все быстрее и быстрее. От ветра у меня слезились глаза. Я крепче прижалась к ней, чувствуя, как мы сливаемся. Ее бугристые мускулы стали моими, острые зубы и когти – моими тоже. Ее сердце билось у меня в груди, по моим нервам пробегала яркая кошачья ненависть, в моей душе ожила жажда погони и убийства. Я стала пантерой, я рычала от силы и ненависти, преследуя архонта. Я прыгала с облака на облако, презирая всяких крылатых тварей, мясо которых скоро буду рвать.
Первый раз я настигла его на вершине горы. Из пастей зверя вылетали молнии и огонь. Но рефлексы пантеры помогали мне с легкостью уклоняться от его молний. Когда я приблизилась, он снова бросился бежать. Теперь я преследовала его по пятам, но тут в небе открылась черная дыра и лев проскочил в нее. Я бросилась за ним, зная, что мы переходим в другой мир, но в сердце пантеры не было страха, ее разуму было все равно – и я обнаружила, что по-прежнему в обличье пантеры бегу по огромному ледяному полю.
Оно было ярко-голубым, и его пересекали толстые красные вены. Я выпустила когти, цепляясь за лед, и издала боевой крик пантеры, чтобы слышал убегающий лев. Мне не нужно было размышлять, почему никто из нас не может подняться в воздух в этом мире, я просто знала это и приняла как закон, который управляет здесь всеми созданиями.
Потом мир снова изменился, и я оказалась в другом месте. Там был огонь и густой дым. Я слепо неслась вперед, лапы мне обжигала горячая земля, легкие разрывались от жары. Архонту, видимо, тоже приходилось несладко, потому что скоро адский мир растаял вокруг меня, и я очутилась в узком ущелье с высокими стенами.
Ядовитые змеи выползали на дорогу и десятками бросались на меня, но я перескакивала через них, прыгая с валуна на валун. Ущелье, изогнувшись, как эти змеи, повернуло к огромной скале. Высоко на ее вершине стоял дворец с изумрудным куполом. Отчего-то я знала, что, если лев успеет укрыться в нем, все будет потеряно. Скала под моими когтями превращалась в уступчивую глину.
Я снова закричала голосом пантеры, и мой крик остановил его. Лев повернулся, чтобы сражаться. Он стал расти, пока снова не превратился в архонта. Теперь его рост был футов двадцать или больше, и у него остались длинные львиные когти и огромные желтые зубы. Он вызывающе завыл, и ущелье ответило ему эхом. Я бросилась на него, чувствуя, как близко от меня его когти, стремящиеся разорвать мою плоть.
В прыжке я прокусила его бороду, почувствовала горячее, мягкое горло и сжала свои сильные челюсти. Кровь, которой я так жаждала, рванулась наружу. Когти его разжались. Архонт рухнул, но я не ослабила своей смертельной хватки, продолжая трясти его, пока кровь не перестала течь и пока не остановилось его сердце.
Только тогда я разжала челюсти и подняла голову. Я стояла над трупом архонта. Маленький черный росток поднялся из его груди, я знала, что это то, что осталось от его души. Я прихлопнула его лапой и раздавила.
Архонта больше не было.
Мой победный крик отразился эхом от самой луны.
Потом архонт, дворец, ущелье и луна исчезли, и я больше не была пантерой. Я была Рали – чересчур смертной женщиной и воином.
Я лежала на палубе корабля, мои многочисленные раны кровоточили. Это был мой корабль. Вокруг лежали тела стражниц. Рядом лежали Гэмелен и Полилло. Я с трудом встала и посмотрела вдаль.
Я знала, что живой не покидала эту палубу. Я сражалась на ней. И моя душа продолжила битву в других мирах и победила. Я встала на одно колено и поблагодарила Маранонию за благородную смерть, посланную ее дочерям.
Я посмотрела на свою ладонь. Шрам исчез навсегда.
И тогда я заплакала. Я оплакивала Полилло, Гэмелена, Корайс, Исмет и остальных. Я оплакивала себя. Я была жива и знала, что жизнь станет отныне тяжелой ношей.
Глава двадцать шестая
Я вполуха слушала эту безумную болтовню, вспоминая размышления Гэмелена по поводу одной теории Серого Плаща.
– Магия потребляет энергию, Рали, – говорил он. – Даже мельничному колесу нужен вол, чтобы оно вращалось. И урожаю нужно зерно, которое потребляет энергию солнца. И только боги знают, чью энергию берет солнце. Но энергия не может быть бесконечна. И чем больше ее берут, тем меньше ее остается.
Это правда, подумала я. Так можно объяснить, почему архонт стоит передо мной в слабом человеческом облике, а не превратился в могучее небесное сияние. Вся его сила уходит на то, чтобы поддерживать этот странный мир, в котором мы находимся. Все здесь – башня, сам железный замок – только основа для его страшной машины. А сама машина потребляет большую часть его энергии.
Я погладила пантеру против шерсти, и она свирепо зарычала.
– Что случится, колдун, – спросила я, – когда мы с сестрой прорвемся сквозь твою стену? Ты знаешь, что это произойдет. Ты ведь слабеешь, а мы становимся сильнее.
Пантера взревела, и в глазах архонта что-то мелькнуло. Я надеялась, что это был страх. Я подняла топор.
– Ты не боишься сражаться со мной в этом теле, колдун?
Я изо всех сил ударила топором, раздался звон как от лопнувшей бутылки. Мерцающая стена ослепительно вспыхнула и исчезла. Я шагнула к архонту, пантера тоже двинулась вперед.
– Чтобы убить меня, – сказала я, – тебе придется разрушить все остальное.
По его потускневшим глазам я поняла, что попала в точку. Ярость охватила его, и он взревел, и воздух затрещал от насытившей его магии. Я швырнула топор. Он ударил его в грудь острием. Архонта отбросило назад, и он ударился о стену. После такого удара он должен был умереть. О, вернее – умереть во второй раз – ведь я уже убивала его. Но он не сдавался. Топор торчал из его тела. Я выхватила меч, чтобы прикончить его, но не успела сделать и шага, как из его тела повалил красный дым. Он наполнил комнату до потолка. И из этого дыма доносился рев архонта.
Двухголовый лев зарычал на меня, каждая морда скалила зубы длиной с копье. Пантера тоже зарычала в ответ. Она бросилась на чудовище и вцепилась в его переднюю лапу. Лев завизжал от боли и отбросил пантеру. Но та, оказавшись в воздухе, извернулась и стала расти. Когда она упала на лапы, ее голова была вровень с моей. С прощальным гневным воем архонт в обличье зверя пробил стену башни, расправил крылья и полетел.
Замок содрогнулся. Со стен потекло разжиженное железо. Потом замок, машина – все начало рушиться. Пантера взвизгнула, этот звук заставил меня очнуться. Откуда-то я знала, что мне надо делать. Когда начал осыпаться пол, я прыгнула на пантеру и вцепилась руками в мех. Я почувствовала, что она прыгнула, и мы пролетели через дыру, пробитую архонтом при бегстве.
Мы не упали, а летели все выше и выше. Я устроилась поудобнее у нее на спине. Посмотрев вниз, я успела увидеть, как железный замок взорвался яркой вспышкой. Потом я посмотрела вперед и увидела красные крылья удирающего архонта.
Пантера летела все быстрее и быстрее. От ветра у меня слезились глаза. Я крепче прижалась к ней, чувствуя, как мы сливаемся. Ее бугристые мускулы стали моими, острые зубы и когти – моими тоже. Ее сердце билось у меня в груди, по моим нервам пробегала яркая кошачья ненависть, в моей душе ожила жажда погони и убийства. Я стала пантерой, я рычала от силы и ненависти, преследуя архонта. Я прыгала с облака на облако, презирая всяких крылатых тварей, мясо которых скоро буду рвать.
Первый раз я настигла его на вершине горы. Из пастей зверя вылетали молнии и огонь. Но рефлексы пантеры помогали мне с легкостью уклоняться от его молний. Когда я приблизилась, он снова бросился бежать. Теперь я преследовала его по пятам, но тут в небе открылась черная дыра и лев проскочил в нее. Я бросилась за ним, зная, что мы переходим в другой мир, но в сердце пантеры не было страха, ее разуму было все равно – и я обнаружила, что по-прежнему в обличье пантеры бегу по огромному ледяному полю.
Оно было ярко-голубым, и его пересекали толстые красные вены. Я выпустила когти, цепляясь за лед, и издала боевой крик пантеры, чтобы слышал убегающий лев. Мне не нужно было размышлять, почему никто из нас не может подняться в воздух в этом мире, я просто знала это и приняла как закон, который управляет здесь всеми созданиями.
Потом мир снова изменился, и я оказалась в другом месте. Там был огонь и густой дым. Я слепо неслась вперед, лапы мне обжигала горячая земля, легкие разрывались от жары. Архонту, видимо, тоже приходилось несладко, потому что скоро адский мир растаял вокруг меня, и я очутилась в узком ущелье с высокими стенами.
Ядовитые змеи выползали на дорогу и десятками бросались на меня, но я перескакивала через них, прыгая с валуна на валун. Ущелье, изогнувшись, как эти змеи, повернуло к огромной скале. Высоко на ее вершине стоял дворец с изумрудным куполом. Отчего-то я знала, что, если лев успеет укрыться в нем, все будет потеряно. Скала под моими когтями превращалась в уступчивую глину.
Я снова закричала голосом пантеры, и мой крик остановил его. Лев повернулся, чтобы сражаться. Он стал расти, пока снова не превратился в архонта. Теперь его рост был футов двадцать или больше, и у него остались длинные львиные когти и огромные желтые зубы. Он вызывающе завыл, и ущелье ответило ему эхом. Я бросилась на него, чувствуя, как близко от меня его когти, стремящиеся разорвать мою плоть.
В прыжке я прокусила его бороду, почувствовала горячее, мягкое горло и сжала свои сильные челюсти. Кровь, которой я так жаждала, рванулась наружу. Когти его разжались. Архонт рухнул, но я не ослабила своей смертельной хватки, продолжая трясти его, пока кровь не перестала течь и пока не остановилось его сердце.
Только тогда я разжала челюсти и подняла голову. Я стояла над трупом архонта. Маленький черный росток поднялся из его груди, я знала, что это то, что осталось от его души. Я прихлопнула его лапой и раздавила.
Архонта больше не было.
Мой победный крик отразился эхом от самой луны.
Потом архонт, дворец, ущелье и луна исчезли, и я больше не была пантерой. Я была Рали – чересчур смертной женщиной и воином.
Я лежала на палубе корабля, мои многочисленные раны кровоточили. Это был мой корабль. Вокруг лежали тела стражниц. Рядом лежали Гэмелен и Полилло. Я с трудом встала и посмотрела вдаль.
Я знала, что живой не покидала эту палубу. Я сражалась на ней. И моя душа продолжила битву в других мирах и победила. Я встала на одно колено и поблагодарила Маранонию за благородную смерть, посланную ее дочерям.
Я посмотрела на свою ладонь. Шрам исчез навсегда.
И тогда я заплакала. Я оплакивала Полилло, Гэмелена, Корайс, Исмет и остальных. Я оплакивала себя. Я была жива и знала, что жизнь станет отныне тяжелой ношей.
Глава двадцать шестая
КРИК ЧАЙКИ
Я плохо помню, что было дальше. Я долго добиралась до дома. Думаю, я голодала. Кажется, я страдала от холода и жары. Каким-то образом я справилась с парусом, сумела закрепить руль и продолжала плыть на восток, к дому. Почему-то ветра были добры ко мне и не сорвали парус с мачты. Почему-то море сдержало свой гнев. Может быть, боги решили больше не испытывать меня, поняв, что все, что можно, у меня уже отнято.
В конце концов я увидела корабль – это был ориссианский корабль из флотилии Амальрика. На этот раз он был настоящим, и капитан, увидев меня, ужаснулся, когда узнал мое имя и услышал, что со мной произошло.
Как вы уже знаете, когда я прибыла домой, меня чествовали как героиню. Встреча была искренней и теплой, и радость затопила меня. Народ Ориссы устроил мне овацию, и меня на руках понесли по улицам к Большому Амфитеатру, где в мою честь говорились хвалебные речи, а потом вино текло рекой в тавернах и на настоящих ориссианских пирах.
Амальрик так обнимал меня, что я думала, не обойдется без перелома ребер. Омери поцеловала меня, и мы обе расплакались от счастья. Порсемус и другие братья были холодны и далеки, как и ожидалось. Я была рада постоянству их неприязни почти так же, как любви Амальрика.
Я с большим восторгом узнала, что Джинна не добился таких почестей, какими одарил его архонт в фальшивой Ориссе. Когда войска вернулись из Ликантии, он был осужден магистрами и воскресителями за бестолковое ведение осады и за то, что послал гвардию в погоню за архонтом вместе с пиратским сбродом. Его лишили всех званий – даже его семья отреклась от него – и выгнали из города. Последний раз о нем слышали, что его похитили работорговцы и он ворочает весло на дырявой барже в пиратских водах Джейпура.
Пока мы отсутствовали, о нас постоянно тревожились, молились и приносили в нашу честь жертвы. Перед моим возвращением в Ориссе случилось сильное землетрясение, а его эпицентр был под холмом, на котором стоит храм Воскрешения. К счастью, повреждения были минимальны. Воскресители потом вычислили, что землетрясение случилось как раз тогда, когда я сражалась с архонтом в других мирах в теле пантеры.
Что касается этого священного животного, то я вижу его теперь только в тревожных снах.
Моя личная жизнь могла бы теперь быть очень напряженной, если бы я захотела. Многие женщины хотят находиться со мной ночью и днем. Как и предсказывала принцесса Ксиа, Трис примчалась ко мне сразу после моего возвращения. Она, конечно, не вышла замуж, а наоборот, клялась, что хранила все это время любовь ко мне. Она сказала, что между нами просто произошло недоразумение, и иногда мне кажется, что это правда. Но тогда… в общем, мне просто хотелось остаться одной.
Писец спрашивает, что я буду делать дальше. Какая разница? Книга закончена, история рассказана.
Ладно, писец, я попытаюсь сказать тебе.
Неделю назад Амальрик пригласил меня на свою виллу. Мы хорошо провели время, попивая вино и болтая, а Омери играла нам на флейте. Сад остался прежним – запутанные полузаросшие тропы, благоуханные цветы и плодоносящие деревья. Мы с братом бродили по тропинкам, взяв с собой вино, а потом присели отдохнуть возле фонтана, рядом с простым камнем на могиле моей матери.
Амальрик задал мне тот же вопрос: что я буду делать дальше?
Я засмеялась.
– Я-то думала, что тебе приятно просто болтать со мной, братец. Но теперь вижу, что ты пригласил меня неспроста. Не можете оставить солдата в покое? Значит, мне сразу после возвращения надо приниматься за дела? Не хотите, чтобы я стала лентяйкой. – Я многозначительно подняла пустой бокал. – Вот что я хочу делать сейчас. И еще немного солнца и песен. Разве это неправильно?
Амальрик понял намек и снова наполнил бокал. Потом он сказал:
– Знаешь, сейчас заново создают маранонскую гвардию.
Я вздохнула.
– Знаю. Магистры уже предлагали мне возглавить ее. Я насколько возможно вежливо отказалась.
Амальрик весело одобрил меня, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой.
– Так они мне и сказали. И они попросили оказать на тебя небольшое давление, чтобы ты согласилась.
Я покачала головой.
– Скажи им, что умолял меня на коленях, но я отвергла все предложения.
– Но что изменилось, Рали? – спросил он. – Ведь маранонская стража когда-то была твоей жизнью. Ты с детства мечтала стать воином.
Я еще отпила вина и сказала:
– Я устала водить молодых женщин на смерть. Ко мне приходит и так слишком много духов погибших. С меня хватит.
– Значит, ты покончила с военной службой?
– Еще не знаю. Но пока Ориссе не грозит опасность, не думаю, что я захочу взять в руки оружие.
– Так чего же ты хочешь? – не отставал он.
И тут мне неожиданно на глаза навернулись слезы.
– Чтобы меня оставили в покое, – прошептала я, стараясь не разрыдаться.
Амальрик обнял меня.
– Этого никогда не случится, сестренка. Такая уж у тебя несчастливая судьба – быть непогибшей героиней.
Я прекратила жалеть себя и вытерла слезы.
– Еще у меня несчастливая судьба потому, что я умею только воевать.
– Это не так, – усмехнулся брат. – Ты можешь приносить пользу не только мечом. Я знаю это с тех пор, когда мальчишкой бегал за тобой, чтобы постоянно находиться в твоем обществе.
Я посмотрела на поросший мохом камень на могиле матери. Наверное, ждала совета. Но не получила его. Колеблющийся образ не появился. Не было аромата сандалового дерева, не было ласкового шепота.
Подул мягкий ветерок, принесший запах реки. И с ним пришло воспоминание о палубе галеры, парусах, соленых волнах и убегающем горизонте – дразнящем, как закрытое вуалью лицо девушки.
– Через месяц отправляется экспедиция, – сказал Амальрик.
И я подумала: да!
– Ходят слухи о возможности хорошей торговли далеко на юге, где никто еще не был.
И я подумала: да!
– Не буду обманывать тебя – экспедиция будет опасной, – сказал брат. – Будут холод и голод, и шансы на успех невелики. Но это будет приключение, Рали. Новые земли. Новые люди. Новые надежды. Это я обещаю.
И я подумала: да!
– Экспедиции нужен воскреситель, – сказал он.
Мое сердце упало.
– Но мне никогда не позволят! Ни одна женщина не была воскресителем с начала истории Ориссы.
– Значит, пришло время начать, – сказал Амальрик. – Ведь ты – Рали Эмили Антеро. И ты можешь делать все, что захочешь. Так что скажешь, дорогая сестра? Ты согласна?
И я сказала:
– Да!
Вот так, писец. Вот и конец истории женщины, которую глупцы называют героиней. Ты почти все записал, и скоро книга появится в лавках.
Интересно, что подумают люди, когда прочтут книгу? Иногда я представляю себе девочку, лежащую ночью в постели, она переворачивает страницы, прячась с фонарем под одеялом, чтобы нянька не ругала ее. Что подумает эта девочка? Может, она захочет променять своих кукол на меч? Если она так сделает, одобрю ли я ее выбор? Честно говоря, не уверена. Мне кажется, лучше всего ей быть собой – женщиной, равной мужчинам в любом деле, какое бы она ни выбрала.
И может быть, писец, когда эта девочка услышит крик чайки, она вспомнит меня.
В конце концов я увидела корабль – это был ориссианский корабль из флотилии Амальрика. На этот раз он был настоящим, и капитан, увидев меня, ужаснулся, когда узнал мое имя и услышал, что со мной произошло.
Как вы уже знаете, когда я прибыла домой, меня чествовали как героиню. Встреча была искренней и теплой, и радость затопила меня. Народ Ориссы устроил мне овацию, и меня на руках понесли по улицам к Большому Амфитеатру, где в мою честь говорились хвалебные речи, а потом вино текло рекой в тавернах и на настоящих ориссианских пирах.
Амальрик так обнимал меня, что я думала, не обойдется без перелома ребер. Омери поцеловала меня, и мы обе расплакались от счастья. Порсемус и другие братья были холодны и далеки, как и ожидалось. Я была рада постоянству их неприязни почти так же, как любви Амальрика.
Я с большим восторгом узнала, что Джинна не добился таких почестей, какими одарил его архонт в фальшивой Ориссе. Когда войска вернулись из Ликантии, он был осужден магистрами и воскресителями за бестолковое ведение осады и за то, что послал гвардию в погоню за архонтом вместе с пиратским сбродом. Его лишили всех званий – даже его семья отреклась от него – и выгнали из города. Последний раз о нем слышали, что его похитили работорговцы и он ворочает весло на дырявой барже в пиратских водах Джейпура.
Пока мы отсутствовали, о нас постоянно тревожились, молились и приносили в нашу честь жертвы. Перед моим возвращением в Ориссе случилось сильное землетрясение, а его эпицентр был под холмом, на котором стоит храм Воскрешения. К счастью, повреждения были минимальны. Воскресители потом вычислили, что землетрясение случилось как раз тогда, когда я сражалась с архонтом в других мирах в теле пантеры.
Что касается этого священного животного, то я вижу его теперь только в тревожных снах.
Моя личная жизнь могла бы теперь быть очень напряженной, если бы я захотела. Многие женщины хотят находиться со мной ночью и днем. Как и предсказывала принцесса Ксиа, Трис примчалась ко мне сразу после моего возвращения. Она, конечно, не вышла замуж, а наоборот, клялась, что хранила все это время любовь ко мне. Она сказала, что между нами просто произошло недоразумение, и иногда мне кажется, что это правда. Но тогда… в общем, мне просто хотелось остаться одной.
Писец спрашивает, что я буду делать дальше. Какая разница? Книга закончена, история рассказана.
Ладно, писец, я попытаюсь сказать тебе.
Неделю назад Амальрик пригласил меня на свою виллу. Мы хорошо провели время, попивая вино и болтая, а Омери играла нам на флейте. Сад остался прежним – запутанные полузаросшие тропы, благоуханные цветы и плодоносящие деревья. Мы с братом бродили по тропинкам, взяв с собой вино, а потом присели отдохнуть возле фонтана, рядом с простым камнем на могиле моей матери.
Амальрик задал мне тот же вопрос: что я буду делать дальше?
Я засмеялась.
– Я-то думала, что тебе приятно просто болтать со мной, братец. Но теперь вижу, что ты пригласил меня неспроста. Не можете оставить солдата в покое? Значит, мне сразу после возвращения надо приниматься за дела? Не хотите, чтобы я стала лентяйкой. – Я многозначительно подняла пустой бокал. – Вот что я хочу делать сейчас. И еще немного солнца и песен. Разве это неправильно?
Амальрик понял намек и снова наполнил бокал. Потом он сказал:
– Знаешь, сейчас заново создают маранонскую гвардию.
Я вздохнула.
– Знаю. Магистры уже предлагали мне возглавить ее. Я насколько возможно вежливо отказалась.
Амальрик весело одобрил меня, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой.
– Так они мне и сказали. И они попросили оказать на тебя небольшое давление, чтобы ты согласилась.
Я покачала головой.
– Скажи им, что умолял меня на коленях, но я отвергла все предложения.
– Но что изменилось, Рали? – спросил он. – Ведь маранонская стража когда-то была твоей жизнью. Ты с детства мечтала стать воином.
Я еще отпила вина и сказала:
– Я устала водить молодых женщин на смерть. Ко мне приходит и так слишком много духов погибших. С меня хватит.
– Значит, ты покончила с военной службой?
– Еще не знаю. Но пока Ориссе не грозит опасность, не думаю, что я захочу взять в руки оружие.
– Так чего же ты хочешь? – не отставал он.
И тут мне неожиданно на глаза навернулись слезы.
– Чтобы меня оставили в покое, – прошептала я, стараясь не разрыдаться.
Амальрик обнял меня.
– Этого никогда не случится, сестренка. Такая уж у тебя несчастливая судьба – быть непогибшей героиней.
Я прекратила жалеть себя и вытерла слезы.
– Еще у меня несчастливая судьба потому, что я умею только воевать.
– Это не так, – усмехнулся брат. – Ты можешь приносить пользу не только мечом. Я знаю это с тех пор, когда мальчишкой бегал за тобой, чтобы постоянно находиться в твоем обществе.
Я посмотрела на поросший мохом камень на могиле матери. Наверное, ждала совета. Но не получила его. Колеблющийся образ не появился. Не было аромата сандалового дерева, не было ласкового шепота.
Подул мягкий ветерок, принесший запах реки. И с ним пришло воспоминание о палубе галеры, парусах, соленых волнах и убегающем горизонте – дразнящем, как закрытое вуалью лицо девушки.
– Через месяц отправляется экспедиция, – сказал Амальрик.
И я подумала: да!
– Ходят слухи о возможности хорошей торговли далеко на юге, где никто еще не был.
И я подумала: да!
– Не буду обманывать тебя – экспедиция будет опасной, – сказал брат. – Будут холод и голод, и шансы на успех невелики. Но это будет приключение, Рали. Новые земли. Новые люди. Новые надежды. Это я обещаю.
И я подумала: да!
– Экспедиции нужен воскреситель, – сказал он.
Мое сердце упало.
– Но мне никогда не позволят! Ни одна женщина не была воскресителем с начала истории Ориссы.
– Значит, пришло время начать, – сказал Амальрик. – Ведь ты – Рали Эмили Антеро. И ты можешь делать все, что захочешь. Так что скажешь, дорогая сестра? Ты согласна?
И я сказала:
– Да!
Вот так, писец. Вот и конец истории женщины, которую глупцы называют героиней. Ты почти все записал, и скоро книга появится в лавках.
Интересно, что подумают люди, когда прочтут книгу? Иногда я представляю себе девочку, лежащую ночью в постели, она переворачивает страницы, прячась с фонарем под одеялом, чтобы нянька не ругала ее. Что подумает эта девочка? Может, она захочет променять своих кукол на меч? Если она так сделает, одобрю ли я ее выбор? Честно говоря, не уверена. Мне кажется, лучше всего ей быть собой – женщиной, равной мужчинам в любом деле, какое бы она ни выбрала.
И может быть, писец, когда эта девочка услышит крик чайки, она вспомнит меня.