Страница:
– Все прекрасно понимают, о чем вы. Идите, Петри, – бросил Джейсон и, сев рядом, взял Холли за руку и объяснил, что хотя майор Филли был недоволен, когда она насмерть перепугала корову, все же его удалось уговорить.
– Открой глаза и слушай. Двадцать лет назад мы с Джеймсом помогали майору перегонять коров на другое пастбище. Тогда его пес Оливер заболел и не смог сделать это сам. Он всегда называл нас «мистер Шербрук».
– Потому что не мог различить, – добавил Джеймс.
– Возможно, не мог, но нам было так приятно! Прибавляло весу в собственных глазах. Беда в том, что Джорджиана – очень чувствительное животное и теперь ее молоко может быть испорчено.
– Ладно, если это не ее вина, значит, виноват Ловкач.
Джейсон укрыл ее чудесным пледом, связанным бабкой.
– Кажется, я припоминаю проповеди о долге и обязанностях?
– Вы подслушали то, что я сказала лорду Карлайлу об Элджине Слоуне? – спросила Холли.
– Пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть камешек из сапога. К несчастью, у меня слишком острый слух, а вы очень громко говорите, когда расстроитесь.
Прибыв в Лайонз-Гейт, доктор Блад, шотландец из Джон-о-Тротс, забытого Богом местечка так далеко на севере, что тамошние жители предпочитают расправляться с врагами, бросая их в ледяные воды моря, взглянул на Холли и задумчиво погладил подбородок. От нее до сих пор пахло коровой, сахаром и морковью, а голова раскалывалась от боли. Но доктор Блад был доволен, что она пришла в себя и может говорить.
– Не желаю, чтобы меня осматривал кто-то, именуемый Блад, – прошипела она, глядя на него злобно прищуренными глазами.
– Слишком поздно, юная леди, – объявил Джонатан Блад, бесцеремонно отталкивая Джейсона. – Вас тошнит? Позывы на рвоту?
– Но не может же ее вырвать в гостиной, где даже ночной вазы нет! – снова вмешался Петри.
– Нет, Петри, меня не тошнит, слава Богу.
Доктор Блад пощупал шишку за ее ухом, взглянул ей в глаза, помял шею, велел стащить сапоги, потрогал щиколотки, нахмурился при виде рваных чулок и приказан дать больной чая без сахара.
– Ничего, справитесь, – ободрил он. – Хорошо, когда у женщины крепкая голова. Оставайтесь в постели, мисс Каррик, изображайте слабую женщину и позвольте Джейсону ухаживать за вами. Джейсон, можете дать ей немного настойки опия. Когда она проснется, голова болеть не будет.
– Не к лицу хозяину давать больной капли, – заметила Марта с порога. – Я сама ей дам.
– Нет, я лично отмерю дозу, – объявил Петри. – Только я ответствен за излечение головной боли мисс Каррик. Я – дворецкий.
Холли застонала.
– О Боже, – встревожился Петри.
– Ее не тошнит, – утешила Корри. – Верно, Холли?
– Верно.
– Ну вот, Холли, – вставил Джеймс, – теперь, когда мы с Корри знаем, что вы вне опасности, пожалуй, поедем домой. Вам нужно отдыхать, а посторонние только мешают, хотя Забияка спас положение и я еще не услышал ни единого слова благодарности.
Джейсон бросил в него мокрой тряпкой. Джеймс ловко поймал ее и поморщился:
– Пахнет коровой. Не слишком приятно.
Корри рассмеялась, взяла мужа за руку и потащила из гостиной.
– Отдыхайте, Холли. Я вернусь через пару дней посмотреть, как вы поживаете. Анджела, не волнуйтесь, с вашим больным цыпленком все будет в порядке.
К восьми часам вечера Холли так истосковалась и проголодалась, что была готова рвать зубами сырое мясо. Минуту спустя Джейсон, насвистывая, вошел в ее комнату с подносом в руках. Холли с подозрением осмотрела чайник.
– Надеюсь, кухарка заварила чай для вас. Если же нет, клянусь, на вкус он будет не приятнее отвара дубовой коры.
Джейсон поставил поднос, налил чай и, попробовав, покачал головой:
– Нет, не дубовая кора. Скорее, вязовая.
Она рассмеялась, пригубила восхитительного чая и протянула руку к единственной лепешке.
– Вы солгали ей. Молодец!
– Я сказал ей, что нуждаюсь в подкреплении сил, иначе не смогу позаботиться о вас. Она согласилась. Не на словах, разумеется. Зато в обморок не падала. А теперь ешьте, только не сразу. Не хватает еще, чтобы у вас живот разболелся!
– Петри заходил три раза и неизменно показывал мне на ночную вазу. Все остальные были настолько любезны, что не упоминали ни о чем подобном.
– Анджела поклялась, что выглядите вы не слишком плохо. Думаю, царапины не так глубоки, чтобы оставить шрам на щеке.
– Отец всегда говорил, что я удалась вся в него. Меня хоть швыряй, хоть ногами топчи, ни следа не останется. Мне понравился Забияка. Как по-вашему, Джеймс продаст его мне?
– Ни за что на свете. Но он хочет случить его с хорошей кобылкой. Тут я с ним полностью согласен. Как вы себя чувствуете?
– Знаете старую нормандскую церковь в Истерли? Похоже, ее колокола гудят в моей голове.
– Прекрасно. Они такие красивые, эти колокола. Хотите еще немного опия?
– О нет, не стоит. Лошади здоровы?
– Ловкач успокоился и время от времени ржет, ободряя то Пенелопу, то Дилайлу. Шарлемань получил лишнюю порцию ячменя и как следует вычесан скребницей. Генри сказал ему, что, хотя порода у него никудышная, он порядочный парень, на которого можно рассчитывать.
– Я хочу скакать на нем в Холлум-Хит на следующей неделе.
– Я буду скакать там же, но на Ловкаче.
– Вы слишком тяжелы и поэтому проиграете.
– Знаю. Просто приятно упоминать об этом. Я нанял жокея. Он приедет в начале следующей недели, как раз к скачкам. Он семь лет работал в скаковых конюшнях Ротермира, но женился на здешней девушке и переехал сюда. Так что мы выиграли от потери Ротермира. Его зовут Лори Дейл. Филипп Хоксбери, граф Ротермир, утверждает что Лори, как клещ, липнет к спине коня. И весит всего восемь с половиной стоунов.
– Вот как?
– Мы можем оба ехать на скачки при условии, что ничего дурного не случится. Будем вопить, пока не охрипнем, и повеселимся от души. Вот увидите, Лори и Ловкач выиграют скачки.
– Я вешу восемь стоунов.
– Здесь не Балтимор, и вы не Джесси Уиндем. Вам нельзя участвовать в скачках, Холли. Люди и так судачат, что мы живем в одном доме, и пока еще вас принимают в обществе только ради моей семьи. Но никто не потерпит вашего участия в скачках. Вам придется застрелиться, прежде чем вымолите прощение за такой грех. Приз победителю – сто фунтов. Нам эти деньги пригодятся.
– Но…
Он слегка прижал палец к ее губам. Она застыла. Джейсон оцепенел. Никто не шевельнулся. Прошло несколько минут.
Джейсон неожиданно отскочил, заложил руки за спину и глянул на дверь.
– Я ухожу.
Холли казалось, что ее с размаху ударили в живот. Она молча наблюдала, как он пятится к двери и смотрит на нее, словно… что?
Джейсон раскраснелся, взгляд его казался странным. Он хочет уйти? Коснулся ее губ, и теперь ему не терпится поскорее убраться?
– То есть как это «ухожу»? Вы об этом не упоминали. Уже почти девять. Джейсон, погодите, куда вы?
– Мне нужно ехать.
И он мгновенно исчез за дверью. Уже не впервые он куда-то уезжал по вечерам, причем без всякой определенной причины. Сколько раз это было? Четыре? Пять? И когда он возвращался? Хороший вопрос.
Он прошел мимо ее спальни уже на рассвете. Она спрыгнула с постели, едва не упала, из-за невыносимой головной боли, но как-то сумела выбраться в коридор. Вовремя… чтобы увидеть, как он открывает свою дверь.
– Только что вернулся да еще и насвистывает! На улице уже почти день!
Джейсон дернулся, словно получив пулю в спину. Увидел, что Холли стоит, покачиваясь, в дверном проеме, и шагнул к ней.
– Да, я дома. Давайте я уложу вас в постель. Почему вы не спите?
– Я уже дремала, когда вы прошли мимо. О Боже, где же ночная ваза?!
Глава 29
Глава 30
– Открой глаза и слушай. Двадцать лет назад мы с Джеймсом помогали майору перегонять коров на другое пастбище. Тогда его пес Оливер заболел и не смог сделать это сам. Он всегда называл нас «мистер Шербрук».
– Потому что не мог различить, – добавил Джеймс.
– Возможно, не мог, но нам было так приятно! Прибавляло весу в собственных глазах. Беда в том, что Джорджиана – очень чувствительное животное и теперь ее молоко может быть испорчено.
– Ладно, если это не ее вина, значит, виноват Ловкач.
Джейсон укрыл ее чудесным пледом, связанным бабкой.
– Кажется, я припоминаю проповеди о долге и обязанностях?
– Вы подслушали то, что я сказала лорду Карлайлу об Элджине Слоуне? – спросила Холли.
– Пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть камешек из сапога. К несчастью, у меня слишком острый слух, а вы очень громко говорите, когда расстроитесь.
Прибыв в Лайонз-Гейт, доктор Блад, шотландец из Джон-о-Тротс, забытого Богом местечка так далеко на севере, что тамошние жители предпочитают расправляться с врагами, бросая их в ледяные воды моря, взглянул на Холли и задумчиво погладил подбородок. От нее до сих пор пахло коровой, сахаром и морковью, а голова раскалывалась от боли. Но доктор Блад был доволен, что она пришла в себя и может говорить.
– Не желаю, чтобы меня осматривал кто-то, именуемый Блад, – прошипела она, глядя на него злобно прищуренными глазами.
– Слишком поздно, юная леди, – объявил Джонатан Блад, бесцеремонно отталкивая Джейсона. – Вас тошнит? Позывы на рвоту?
– Но не может же ее вырвать в гостиной, где даже ночной вазы нет! – снова вмешался Петри.
– Нет, Петри, меня не тошнит, слава Богу.
Доктор Блад пощупал шишку за ее ухом, взглянул ей в глаза, помял шею, велел стащить сапоги, потрогал щиколотки, нахмурился при виде рваных чулок и приказан дать больной чая без сахара.
– Ничего, справитесь, – ободрил он. – Хорошо, когда у женщины крепкая голова. Оставайтесь в постели, мисс Каррик, изображайте слабую женщину и позвольте Джейсону ухаживать за вами. Джейсон, можете дать ей немного настойки опия. Когда она проснется, голова болеть не будет.
– Не к лицу хозяину давать больной капли, – заметила Марта с порога. – Я сама ей дам.
– Нет, я лично отмерю дозу, – объявил Петри. – Только я ответствен за излечение головной боли мисс Каррик. Я – дворецкий.
Холли застонала.
– О Боже, – встревожился Петри.
– Ее не тошнит, – утешила Корри. – Верно, Холли?
– Верно.
– Ну вот, Холли, – вставил Джеймс, – теперь, когда мы с Корри знаем, что вы вне опасности, пожалуй, поедем домой. Вам нужно отдыхать, а посторонние только мешают, хотя Забияка спас положение и я еще не услышал ни единого слова благодарности.
Джейсон бросил в него мокрой тряпкой. Джеймс ловко поймал ее и поморщился:
– Пахнет коровой. Не слишком приятно.
Корри рассмеялась, взяла мужа за руку и потащила из гостиной.
– Отдыхайте, Холли. Я вернусь через пару дней посмотреть, как вы поживаете. Анджела, не волнуйтесь, с вашим больным цыпленком все будет в порядке.
К восьми часам вечера Холли так истосковалась и проголодалась, что была готова рвать зубами сырое мясо. Минуту спустя Джейсон, насвистывая, вошел в ее комнату с подносом в руках. Холли с подозрением осмотрела чайник.
– Надеюсь, кухарка заварила чай для вас. Если же нет, клянусь, на вкус он будет не приятнее отвара дубовой коры.
Джейсон поставил поднос, налил чай и, попробовав, покачал головой:
– Нет, не дубовая кора. Скорее, вязовая.
Она рассмеялась, пригубила восхитительного чая и протянула руку к единственной лепешке.
– Вы солгали ей. Молодец!
– Я сказал ей, что нуждаюсь в подкреплении сил, иначе не смогу позаботиться о вас. Она согласилась. Не на словах, разумеется. Зато в обморок не падала. А теперь ешьте, только не сразу. Не хватает еще, чтобы у вас живот разболелся!
– Петри заходил три раза и неизменно показывал мне на ночную вазу. Все остальные были настолько любезны, что не упоминали ни о чем подобном.
– Анджела поклялась, что выглядите вы не слишком плохо. Думаю, царапины не так глубоки, чтобы оставить шрам на щеке.
– Отец всегда говорил, что я удалась вся в него. Меня хоть швыряй, хоть ногами топчи, ни следа не останется. Мне понравился Забияка. Как по-вашему, Джеймс продаст его мне?
– Ни за что на свете. Но он хочет случить его с хорошей кобылкой. Тут я с ним полностью согласен. Как вы себя чувствуете?
– Знаете старую нормандскую церковь в Истерли? Похоже, ее колокола гудят в моей голове.
– Прекрасно. Они такие красивые, эти колокола. Хотите еще немного опия?
– О нет, не стоит. Лошади здоровы?
– Ловкач успокоился и время от времени ржет, ободряя то Пенелопу, то Дилайлу. Шарлемань получил лишнюю порцию ячменя и как следует вычесан скребницей. Генри сказал ему, что, хотя порода у него никудышная, он порядочный парень, на которого можно рассчитывать.
– Я хочу скакать на нем в Холлум-Хит на следующей неделе.
– Я буду скакать там же, но на Ловкаче.
– Вы слишком тяжелы и поэтому проиграете.
– Знаю. Просто приятно упоминать об этом. Я нанял жокея. Он приедет в начале следующей недели, как раз к скачкам. Он семь лет работал в скаковых конюшнях Ротермира, но женился на здешней девушке и переехал сюда. Так что мы выиграли от потери Ротермира. Его зовут Лори Дейл. Филипп Хоксбери, граф Ротермир, утверждает что Лори, как клещ, липнет к спине коня. И весит всего восемь с половиной стоунов.
– Вот как?
– Мы можем оба ехать на скачки при условии, что ничего дурного не случится. Будем вопить, пока не охрипнем, и повеселимся от души. Вот увидите, Лори и Ловкач выиграют скачки.
– Я вешу восемь стоунов.
– Здесь не Балтимор, и вы не Джесси Уиндем. Вам нельзя участвовать в скачках, Холли. Люди и так судачат, что мы живем в одном доме, и пока еще вас принимают в обществе только ради моей семьи. Но никто не потерпит вашего участия в скачках. Вам придется застрелиться, прежде чем вымолите прощение за такой грех. Приз победителю – сто фунтов. Нам эти деньги пригодятся.
– Но…
Он слегка прижал палец к ее губам. Она застыла. Джейсон оцепенел. Никто не шевельнулся. Прошло несколько минут.
Джейсон неожиданно отскочил, заложил руки за спину и глянул на дверь.
– Я ухожу.
Холли казалось, что ее с размаху ударили в живот. Она молча наблюдала, как он пятится к двери и смотрит на нее, словно… что?
Джейсон раскраснелся, взгляд его казался странным. Он хочет уйти? Коснулся ее губ, и теперь ему не терпится поскорее убраться?
– То есть как это «ухожу»? Вы об этом не упоминали. Уже почти девять. Джейсон, погодите, куда вы?
– Мне нужно ехать.
И он мгновенно исчез за дверью. Уже не впервые он куда-то уезжал по вечерам, причем без всякой определенной причины. Сколько раз это было? Четыре? Пять? И когда он возвращался? Хороший вопрос.
Он прошел мимо ее спальни уже на рассвете. Она спрыгнула с постели, едва не упала, из-за невыносимой головной боли, но как-то сумела выбраться в коридор. Вовремя… чтобы увидеть, как он открывает свою дверь.
– Только что вернулся да еще и насвистывает! На улице уже почти день!
Джейсон дернулся, словно получив пулю в спину. Увидел, что Холли стоит, покачиваясь, в дверном проеме, и шагнул к ней.
– Да, я дома. Давайте я уложу вас в постель. Почему вы не спите?
– Я уже дремала, когда вы прошли мимо. О Боже, где же ночная ваза?!
Глава 29
Он держал ее, пока она вздрагивала и напрягалась, и чувствовал, как сжимаются мышцы ее пустого живота. И не знал, куда деваться от сознания собственной вины. Ему не следовало покидать ее. Это он во всем виноват. Думает только о себе!
И поэтому он откинул ее волосы и заорал, ненавидя и презирая себя:
– Какого черта вы не позвали на помощь, когда вам стало плохо? Почему вскочили с постели, услышав мои шаги? Неужели совсем мозгов не осталось?!
Наконец она немного успокоилась. Он прижал ее спиной к себе. Тяжесть ее грудей на его скрещенных руках показалась очень приятной, но сейчас было не до того. Сегодня ночью он работал до упаду и теперь мог вынести все.
Холли тем временем немного расслабилась. Ее спутанные волосы пахли жасмином, поскольку Марта смыла с них запах Джорджианы.
– Вам плохо?
С ним происходило что-то непонятное. Он просто физически чувствовал, как она думает.
Наконец Холли сказала, обдавая теплым дыханием его ухо:
– Что-то мне не хочется умирать, и это уже хорошо. Но в животе словно открытая рана.
– Вы слишком упрямы чтобы умереть в следующие пятьдесят лет. Ладно, сейчас уложу вас в кровать.
Укрыв ее одеялом до талии, он дал ей настоявшегося с прошлой ночи чаю. Она отхлебнула и едва не вскочила с постели.
– О Господи, у этого чая зубы вампира!
– Да, я так и думал, что поможет. Сразу голова прояснилась, верно?
Она старательно дышала через нос, пока перед глазами все шло кругом. Постепенно буря в желудке улеглась. Джейсон осторожно опустил ее голову на полушку.
– Теперь все хорошо. Не знаю, что случилось…
– Теперь мне кажется, что вам вовсе не было плохо, – перебил он. – Встали, чтобы шпионить за мной, верно?
– Ну… да, звучит не слишком благородно, но ничего не поделаешь. Но честное слово, Джейсон, я бы так не сделала, знай, что произойдет.
– Считайте это расплатой за грехи.
Он встал, натянул одеяло до ее подбородка и вдруг сообразил, что руки все еще хранят тепло ее грудей.
Джейсон нахмурился. В жизни, как он успел узнать, все преходяще, но иногда, вот как теперь, бывает чертовски не по себе.
Он снова подался назад.
– Что с вами, Джейсон? Снова уходите из дома?
– Что? О нет, собираюсь вздремнуть. Я добавил в чай немного опия. Минуты через две заснете. И ни о чем не волнуйтесь.
Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Она услышала его шаги в коридоре. Улыбнулась и закрыла глаза.
Стояло жаркое июльское утро. В окно утренней столовой доносился аромат свежескошенной травы, наполнявший Джейсона довольством и чувством умиротворения. Этому способствовало и сознание того, что теперь в конюшне стояло шесть кобылок, все жеребые и присланные друзьями, или друзьями друзей, или друзьями родных.
– Ну разве не приятно иметь большую семью? – спросила Анджела за завтраком. – Холли, сегодня твоя тетя Эриел прислала записку. Оказывается, герцог Портсмут собирается приехать с двумя кобылками. Просит, чтобы их покрыл Ловкач. Кроме того, в следующем году он желает случить любимого жеребца с Пикколой. Ну, что скажете?
– Да, Анджела, очень приятно, – рассеянно пробормотан Джейсон.
Холли слизнула с тоста каплю крыжовенного джема, глянула на него и нехорошо ухмыльнулась:
– В чем дело? Не терпится сбежать из дома прямо утром?
Джейсон молча взял вилку, подцепил кусочек бекона, съел и поднялся.
– У меня много работы, – буркнул он, направляясь к выходу.
– Молодой хозяин чем-то озабочен, – заметила Анджела. – Возможно, Петри знает, что с ним творится.
– Петри замыкается, как в раковине, стоит спросить про Джейсона. Даже такая коварная и деликатная особа, как я, ничего не смогла из него вытянуть.
– Может, Петри нуждается в более зрелой руке, той, которая умеет складываться в прелестный кулачок.
– Хм… Я и не подумала ему пригрозить! – воскликнула Холли.
– Придется для начала натянуть на железный кулак бархатную перчатку, – решила Анджела.
Холли оглядела небольшой стол и заметила, что тарелка Джейсона почти полна. Да что это с ним творится? В последнее время он кажется ужасно раздражительным, словно что-то постоянно его донимает. Это не к добру. Нужно как можно скорее выяснить, в чем дело. После того как Анджела разделается с Петри, в борьбу вступит Холли, и тогда пусть не ждет пощады.
Но Петри нигде не было видно. А Лори, их новый жокей, сообщил, что Джейсон уехал в старой двуколке.
В полдень Холли переоделась в юбку-брюки, полюбовалась своим отражением в сверкающих сапогах и отправилась на конюшню. Там всегда было полно работы.
В загонах стояли только две кобылы, да и те спали стоя, слегка помахивая хвостами. Да, она провозилась дольше, чем думала. Все конюхи давно прогуливают лошадей.
Она зашла за угол и замерла от изумления.
Джейсон грузил охапки сена на телегу. Она залюбовалась ритмичными движениями его рук. Он был голым до пояса, даже чуть-чуть ниже, поскольку бриджи сползли с бедер. Тонкая волосяная дорожка, идущая от пупка, исчезала за поясом. Плечи и грудь блестели от пота.
Воткнув вилы в землю, он потянулся.
Она едва не скончалась на месте.
Не замечая ее, Джейсон вернулся в конюшню. Холли почти побежала за ним, даже не сознавая, что делает. Остановилась в дверях, услышала ржание кобыл, увидела, как он гладит их носы, раздавая каждой кусочки сахара.
Холли не шевелилась.
Насвистывая веселую мелодию, он вытер руки о штаны, обернулся и оцепенел. И немудрено: она подкралась бесшумно, как кошка, и теперь уставилась на него полубезумным взглядом.
– Как ваша голова?
– М-моя голова? Ах да, прекрасно. – Она громко сглотнула, безуспешно пытаясь перевести взгляд с его торса на лицо. – Просто прекрасно. Лори сказал, что вы уехали в двуколке.
– Пришлось отвезти два седла в Хоули, к кузнецу.
– Понимаю. Крыжовенный джем, который сварила вам на завтрак кухарка, был изумительным.
– Да, наверное… Холли…
Он смущенно почесал грудь – обнаженную грудь! Похоже, совсем забыл, что сбросил рубашку! Яркие солнечные лучи проникали в дверь конюшни, и Джейсон увидел рубашку, валявшуюся на пне футах в двадцати отсюда.
– Холли… Моя рубашка… позвольте, я схожу за ней.
– Вам это ни к чему. Я и раньше видела полуголых мужчин.
– Почему бы вам не вернуться в дом? Или вернусь я, а по пути захвачу рубашку.
– Честно говоря, единственный мужчина, кроме вас, которого я видела без рубашки, – мой отец. Но я заметила не так уж много, а жаль, поскольку он очень красив. Хотя девушке необходимо знать, что к чему. У меня есть младшие братья, я купала их, и мы вместе плавали, но, если быть честной, это не совсем одно и то же.
– Не совсем, так что вам бы лучше отвернуться.
– Это совершенно не обязательно, Джейсон. На вас так приятно смотреть.
– И, говоря это, вы способны посмотреть мне в лицо?
Холли шагнула к нему. Кобылы заржали. Джейсон не находил в себе сил пошевелиться. Оказавшись в трех шагах, она метнулась к нему, обхватила за шею и прижалась. Но при этом едва не сбила с ног. Джейсон схватил ее за руки и попытался оторвать от себя. Бесполезно. Холли была сильна и преисполнена решимости. Джейсон с ужасом ощутил, что задыхается.
– Холли, ради всего святого, остановитесь, придите в себя… Но она молчала и прижималась все теснее.
– Нет, – выдохнул он в ее губы.
О Господи, такие мягкие, и нежные, и сладкое, как у ребенка, дыхание…
Потребовалась нечеловеческая сила воли, чтобы не поднять рук, но Джейсон держался.
Маленькая ладошка погладила его по груди. Джейсон шумно выдохнул, когда ее пальчик скользнул за пояс брюк.
Она не знает что делает, просто не может знать! Нет, он не обольстит ее, нет, этому не суждено случиться, нет, он отказывается…
– Какого дьявола здесь происходит?!
Мужской голос, резкий, возмущенный, голос, смутно знакомый, голос, который он слышал раньше. Но не здесь, не в Англии. О Боже, это голос из Балтимора! Голос отца, готового на убийство! Голос отца Холли. Барона Шерарда. Ад и проклятие!
– Холли, немедленно отойди от этого человека.
Но Холли превратилась в жену Лота. И хотя дышала тяжело и часто, но не двигалась. Джейсону казалось, что она влипла в него всем телом, так, что теперь их не разъединить. И это в присутствии отца?!
– Э… папа? – выдохнула Холли с таким трудом, словно шла по канату и могла упасть в любую минуту, словно хотела и стремилась упасть и…
– Да, Холли, я – твой отец и я здесь, у тебя за спиной. Пожалуйста, слушай, что тебе говорят. Твои руки обхватили шею Джейсона. Расцепи их и отойди.
– Это трудно, – прошептала она, жадно вдыхая запах Джейсона. – Очень трудно, папа. На нем нет рубашки.
– Это я вижу. Отступи, Холли. Ты можешь это сделать, я знаю, что можешь.
Рука отца легла на ее плечо, настойчиво потянула… но это было нелегко. Медленно-медленно она умудрилась отодвинуться на дюйм… на другой… Ей хотелось плакать, потому что тепло его тела больше не согревало.
Отец здесь, совсем рядом, и его рука лежит на ее плече.
Рассудок неожиданно вернулся, а вместе с ним и сознание того, что она наделала.
– Папа? Ты здесь, в Лайонз-Гейт? То есть, я хотела сказать, именно в этот момент, что крайне неудачно, во всяком случае, для меня. Не хочешь зайти в дом, выпить чаю?
Его маленькая девочка! Он как сейчас видел пятилетнюю малышку, босую, в мальчишечьих штанах и соломенной шляпе. Скрестив ноги, она сидела на палубе бригантины и вязала морские узлы. Господи Боже, сейчас ей почти двадцать один, и ее глаза затуманены похотью! Отцу тяжело смириться с подобным, но, как бы то ни было, его обязанность – оставаться спокойным и хладнокровным, держать ситуацию под контролем и спасти дочь от себя самой!
Алек откашлялся. Хорошо, что она больше не виснет на Джейсоне Шербруке!
Он снова откашлялся, стараясь выиграть время.
– Прежде всего объясни, почему ты так себя ведешь.
Холли нервно облизала нижнюю губу. Отец заметил этот чувственный жест и отчетливо осознал, что промедли он еще минут пять, и она, голая, лежала бы под Джейсоном на полу конюшни. Впрочем, могло быть и наоборот, и это голый Джейсон лежал бы на полу конюшни под страстной наездницей. Когда-то пятилетняя дочка вязала лучшие морские узлы на борту его корабля, но эта малышка осталась в прошлом.
– Джейсон, – велел Алек, не отрывая глаз от лица дочери, – пойдите наденьте рубашку и куртку.
Джейсон кивнул. Алек схватил дочь за руку и медленно притянул к себе.
– Здравствуй, милая. Признаюсь, ты всегда найдешь чем меня удивить.
– Прости. Не смогла с собой совладать.
– Нет, дорогая, я видел, ты полностью поглощена тем, что делала. Кстати, не можешь точно объяснить, что именно ты намеревалась делать?
– Я… я сама не знаю, – растерянно моргнула Холли. – Просто увидела Джейсона без рубашки и словно свалилась с обрыва.
Алек не счел нужным спрашивать, с какого именно обрыва свалилась дочь.
– О Господи, раньше мне бы в голову не пришло ничего подобного! Я стала привыкать к его лицу, а это требует времени. Но увидеть его полуголым… все равно что получить удар в живот.
Алек на секунду закрыл глаза. Он узнал все об ударах в живот в нежном тринадцатилетнем возрасте.
– Барон Шерард, – начал Джейсон, успевший застегнуть на все пуговицы и рубашку, и куртку, что в такую жару выглядело по меньшей мере странно. – Добро пожаловать в Лайонз-Гейт. Мы вас не ждали.
– Совершенно верно. Я хотел сделать сюрприз, – пояснил Алек, рассматривая молодого человека, оставившего десятки разбитых сердец в Балтиморе, когда решил вернуться на родину.
– Прошу прощения, сэр, за столь неприятную сцену. Клянусь, раньше ничего подобного не случалось. И больше не случится.
Ничего не скажешь, джентльмен. Настоящий джентльмен, взявший на себя вину его дочери. Что же до Холли, та уставилась на Джейсона, как деревенская дурочка. Похоть по-прежнему цвела на ее щеках яркими маками, застилала глаза.
– Холли, – наставительно сказал отец, – неплохо бы выпить чаю. Иди в дом, найди Анджелу, а мы с Джейсоном скоро придем.
Мужчины смотрели вслед Холли, медленно бредущей к дому с низко опущенной головой. По-видимому, бедняга спорила с собой, потому что махала правой рукой, а это означало, что она пришла к какому-то решению и вынуждает себя с ним смириться.
– Похоже, она проиграла спор.
Это заставило Алека резко вскинуть голову.
– Вы знаете, что она делает? Джейсон пожал плечами:
– Как-то она уже спорила с собой обо мне. Я был рад, что та ее сторона, которая в тот день защищала меня, победила. Она не огрела меня по голове. Сэр, насчет увиденного вами…
– Да?
– Я уже говорил, такого раньше не случалось. Да и на этот раз все вышло потому, что я кидал на телегу чертово сено, очень разгорячился и, не подумав, сбросил рубашку. Мне очень жаль.
Алек Каррик стоял перед Джейсоном, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Люди с таким выражением лица вполне способны выхватить пистолет и выстрелить. На таком расстоянии пуля войдет точно между глаз.
– Может, объясните, почему моя дочь гладила вас по животу?
Джейсон едва не содрогнулся, вспомнив длинные изящные пальцы, запутавшиеся в его волосах.
– Но, сэр, она почти все время обнимала меня за шею, если не считать нескольких кратчайших моментов. Клянусь, я едва заметил прикосновение ее пальцев.
Он беззастенчиво лгал, но Алек не стал его уличать.
– Слава Богу, что не заметили… что это? Ах да, конюхи привели лошадей с прогулки. И слава Богу, что рядом никого не было. Страшно подумать, что сделала бы моя дочь, будь конюхи на месте. Сумела бы сдержать себя? Но может, продолжим нашу беседу дома?
– Разумеется. – Джейсон неожиданно ухмыльнулся. – Интересно, что будет твориться с кухаркой, когда она увидит вас?
– А какое отношение имеет ко мне кухарка?
– Если она упадет в обморок при виде вас, милорд, постарайтесь ее поймать, иначе весь ужин будет испорчен.
Кухарка взглянула на джентльменов, стоявших бок о бок, прижала руки к груди и разразилась чем-то похожим на итальянскую арию. И, не переставая петь, повернулась и вприпрыжку направилась на кухню: поразительное зрелище, если учесть ее объемы.
– Господи милостивый, мисс Холли, у меня просто глаза разбегаются. Слишком ослепительное зрелище для простой девушки вроде меня! Два поразительно красивых джентльмена, и внашем доме! Вы, наверное, старший брат мастера Джейсона, сэр? О Господи, наверное, кухарка лежит без чувств?
– Она запела, – пояснила Холли. – Да и сейчас поет. Это мой отец, Марта. Барон Шерард.
– Господи… сэр… вы… вы… не можете быть ничьим отцом. Вы – бог.
И поэтому он откинул ее волосы и заорал, ненавидя и презирая себя:
– Какого черта вы не позвали на помощь, когда вам стало плохо? Почему вскочили с постели, услышав мои шаги? Неужели совсем мозгов не осталось?!
Наконец она немного успокоилась. Он прижал ее спиной к себе. Тяжесть ее грудей на его скрещенных руках показалась очень приятной, но сейчас было не до того. Сегодня ночью он работал до упаду и теперь мог вынести все.
Холли тем временем немного расслабилась. Ее спутанные волосы пахли жасмином, поскольку Марта смыла с них запах Джорджианы.
– Вам плохо?
С ним происходило что-то непонятное. Он просто физически чувствовал, как она думает.
Наконец Холли сказала, обдавая теплым дыханием его ухо:
– Что-то мне не хочется умирать, и это уже хорошо. Но в животе словно открытая рана.
– Вы слишком упрямы чтобы умереть в следующие пятьдесят лет. Ладно, сейчас уложу вас в кровать.
Укрыв ее одеялом до талии, он дал ей настоявшегося с прошлой ночи чаю. Она отхлебнула и едва не вскочила с постели.
– О Господи, у этого чая зубы вампира!
– Да, я так и думал, что поможет. Сразу голова прояснилась, верно?
Она старательно дышала через нос, пока перед глазами все шло кругом. Постепенно буря в желудке улеглась. Джейсон осторожно опустил ее голову на полушку.
– Теперь все хорошо. Не знаю, что случилось…
– Теперь мне кажется, что вам вовсе не было плохо, – перебил он. – Встали, чтобы шпионить за мной, верно?
– Ну… да, звучит не слишком благородно, но ничего не поделаешь. Но честное слово, Джейсон, я бы так не сделала, знай, что произойдет.
– Считайте это расплатой за грехи.
Он встал, натянул одеяло до ее подбородка и вдруг сообразил, что руки все еще хранят тепло ее грудей.
Джейсон нахмурился. В жизни, как он успел узнать, все преходяще, но иногда, вот как теперь, бывает чертовски не по себе.
Он снова подался назад.
– Что с вами, Джейсон? Снова уходите из дома?
– Что? О нет, собираюсь вздремнуть. Я добавил в чай немного опия. Минуты через две заснете. И ни о чем не волнуйтесь.
Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Она услышала его шаги в коридоре. Улыбнулась и закрыла глаза.
Стояло жаркое июльское утро. В окно утренней столовой доносился аромат свежескошенной травы, наполнявший Джейсона довольством и чувством умиротворения. Этому способствовало и сознание того, что теперь в конюшне стояло шесть кобылок, все жеребые и присланные друзьями, или друзьями друзей, или друзьями родных.
– Ну разве не приятно иметь большую семью? – спросила Анджела за завтраком. – Холли, сегодня твоя тетя Эриел прислала записку. Оказывается, герцог Портсмут собирается приехать с двумя кобылками. Просит, чтобы их покрыл Ловкач. Кроме того, в следующем году он желает случить любимого жеребца с Пикколой. Ну, что скажете?
– Да, Анджела, очень приятно, – рассеянно пробормотан Джейсон.
Холли слизнула с тоста каплю крыжовенного джема, глянула на него и нехорошо ухмыльнулась:
– В чем дело? Не терпится сбежать из дома прямо утром?
Джейсон молча взял вилку, подцепил кусочек бекона, съел и поднялся.
– У меня много работы, – буркнул он, направляясь к выходу.
– Молодой хозяин чем-то озабочен, – заметила Анджела. – Возможно, Петри знает, что с ним творится.
– Петри замыкается, как в раковине, стоит спросить про Джейсона. Даже такая коварная и деликатная особа, как я, ничего не смогла из него вытянуть.
– Может, Петри нуждается в более зрелой руке, той, которая умеет складываться в прелестный кулачок.
– Хм… Я и не подумала ему пригрозить! – воскликнула Холли.
– Придется для начала натянуть на железный кулак бархатную перчатку, – решила Анджела.
Холли оглядела небольшой стол и заметила, что тарелка Джейсона почти полна. Да что это с ним творится? В последнее время он кажется ужасно раздражительным, словно что-то постоянно его донимает. Это не к добру. Нужно как можно скорее выяснить, в чем дело. После того как Анджела разделается с Петри, в борьбу вступит Холли, и тогда пусть не ждет пощады.
Но Петри нигде не было видно. А Лори, их новый жокей, сообщил, что Джейсон уехал в старой двуколке.
В полдень Холли переоделась в юбку-брюки, полюбовалась своим отражением в сверкающих сапогах и отправилась на конюшню. Там всегда было полно работы.
В загонах стояли только две кобылы, да и те спали стоя, слегка помахивая хвостами. Да, она провозилась дольше, чем думала. Все конюхи давно прогуливают лошадей.
Она зашла за угол и замерла от изумления.
Джейсон грузил охапки сена на телегу. Она залюбовалась ритмичными движениями его рук. Он был голым до пояса, даже чуть-чуть ниже, поскольку бриджи сползли с бедер. Тонкая волосяная дорожка, идущая от пупка, исчезала за поясом. Плечи и грудь блестели от пота.
Воткнув вилы в землю, он потянулся.
Она едва не скончалась на месте.
Не замечая ее, Джейсон вернулся в конюшню. Холли почти побежала за ним, даже не сознавая, что делает. Остановилась в дверях, услышала ржание кобыл, увидела, как он гладит их носы, раздавая каждой кусочки сахара.
Холли не шевелилась.
Насвистывая веселую мелодию, он вытер руки о штаны, обернулся и оцепенел. И немудрено: она подкралась бесшумно, как кошка, и теперь уставилась на него полубезумным взглядом.
– Как ваша голова?
– М-моя голова? Ах да, прекрасно. – Она громко сглотнула, безуспешно пытаясь перевести взгляд с его торса на лицо. – Просто прекрасно. Лори сказал, что вы уехали в двуколке.
– Пришлось отвезти два седла в Хоули, к кузнецу.
– Понимаю. Крыжовенный джем, который сварила вам на завтрак кухарка, был изумительным.
– Да, наверное… Холли…
Он смущенно почесал грудь – обнаженную грудь! Похоже, совсем забыл, что сбросил рубашку! Яркие солнечные лучи проникали в дверь конюшни, и Джейсон увидел рубашку, валявшуюся на пне футах в двадцати отсюда.
– Холли… Моя рубашка… позвольте, я схожу за ней.
– Вам это ни к чему. Я и раньше видела полуголых мужчин.
– Почему бы вам не вернуться в дом? Или вернусь я, а по пути захвачу рубашку.
– Честно говоря, единственный мужчина, кроме вас, которого я видела без рубашки, – мой отец. Но я заметила не так уж много, а жаль, поскольку он очень красив. Хотя девушке необходимо знать, что к чему. У меня есть младшие братья, я купала их, и мы вместе плавали, но, если быть честной, это не совсем одно и то же.
– Не совсем, так что вам бы лучше отвернуться.
– Это совершенно не обязательно, Джейсон. На вас так приятно смотреть.
– И, говоря это, вы способны посмотреть мне в лицо?
Холли шагнула к нему. Кобылы заржали. Джейсон не находил в себе сил пошевелиться. Оказавшись в трех шагах, она метнулась к нему, обхватила за шею и прижалась. Но при этом едва не сбила с ног. Джейсон схватил ее за руки и попытался оторвать от себя. Бесполезно. Холли была сильна и преисполнена решимости. Джейсон с ужасом ощутил, что задыхается.
– Холли, ради всего святого, остановитесь, придите в себя… Но она молчала и прижималась все теснее.
– Нет, – выдохнул он в ее губы.
О Господи, такие мягкие, и нежные, и сладкое, как у ребенка, дыхание…
Потребовалась нечеловеческая сила воли, чтобы не поднять рук, но Джейсон держался.
Маленькая ладошка погладила его по груди. Джейсон шумно выдохнул, когда ее пальчик скользнул за пояс брюк.
Она не знает что делает, просто не может знать! Нет, он не обольстит ее, нет, этому не суждено случиться, нет, он отказывается…
– Какого дьявола здесь происходит?!
Мужской голос, резкий, возмущенный, голос, смутно знакомый, голос, который он слышал раньше. Но не здесь, не в Англии. О Боже, это голос из Балтимора! Голос отца, готового на убийство! Голос отца Холли. Барона Шерарда. Ад и проклятие!
– Холли, немедленно отойди от этого человека.
Но Холли превратилась в жену Лота. И хотя дышала тяжело и часто, но не двигалась. Джейсону казалось, что она влипла в него всем телом, так, что теперь их не разъединить. И это в присутствии отца?!
– Э… папа? – выдохнула Холли с таким трудом, словно шла по канату и могла упасть в любую минуту, словно хотела и стремилась упасть и…
– Да, Холли, я – твой отец и я здесь, у тебя за спиной. Пожалуйста, слушай, что тебе говорят. Твои руки обхватили шею Джейсона. Расцепи их и отойди.
– Это трудно, – прошептала она, жадно вдыхая запах Джейсона. – Очень трудно, папа. На нем нет рубашки.
– Это я вижу. Отступи, Холли. Ты можешь это сделать, я знаю, что можешь.
Рука отца легла на ее плечо, настойчиво потянула… но это было нелегко. Медленно-медленно она умудрилась отодвинуться на дюйм… на другой… Ей хотелось плакать, потому что тепло его тела больше не согревало.
Отец здесь, совсем рядом, и его рука лежит на ее плече.
Рассудок неожиданно вернулся, а вместе с ним и сознание того, что она наделала.
– Папа? Ты здесь, в Лайонз-Гейт? То есть, я хотела сказать, именно в этот момент, что крайне неудачно, во всяком случае, для меня. Не хочешь зайти в дом, выпить чаю?
Его маленькая девочка! Он как сейчас видел пятилетнюю малышку, босую, в мальчишечьих штанах и соломенной шляпе. Скрестив ноги, она сидела на палубе бригантины и вязала морские узлы. Господи Боже, сейчас ей почти двадцать один, и ее глаза затуманены похотью! Отцу тяжело смириться с подобным, но, как бы то ни было, его обязанность – оставаться спокойным и хладнокровным, держать ситуацию под контролем и спасти дочь от себя самой!
Алек откашлялся. Хорошо, что она больше не виснет на Джейсоне Шербруке!
Он снова откашлялся, стараясь выиграть время.
– Прежде всего объясни, почему ты так себя ведешь.
Холли нервно облизала нижнюю губу. Отец заметил этот чувственный жест и отчетливо осознал, что промедли он еще минут пять, и она, голая, лежала бы под Джейсоном на полу конюшни. Впрочем, могло быть и наоборот, и это голый Джейсон лежал бы на полу конюшни под страстной наездницей. Когда-то пятилетняя дочка вязала лучшие морские узлы на борту его корабля, но эта малышка осталась в прошлом.
– Джейсон, – велел Алек, не отрывая глаз от лица дочери, – пойдите наденьте рубашку и куртку.
Джейсон кивнул. Алек схватил дочь за руку и медленно притянул к себе.
– Здравствуй, милая. Признаюсь, ты всегда найдешь чем меня удивить.
– Прости. Не смогла с собой совладать.
– Нет, дорогая, я видел, ты полностью поглощена тем, что делала. Кстати, не можешь точно объяснить, что именно ты намеревалась делать?
– Я… я сама не знаю, – растерянно моргнула Холли. – Просто увидела Джейсона без рубашки и словно свалилась с обрыва.
Алек не счел нужным спрашивать, с какого именно обрыва свалилась дочь.
– О Господи, раньше мне бы в голову не пришло ничего подобного! Я стала привыкать к его лицу, а это требует времени. Но увидеть его полуголым… все равно что получить удар в живот.
Алек на секунду закрыл глаза. Он узнал все об ударах в живот в нежном тринадцатилетнем возрасте.
– Барон Шерард, – начал Джейсон, успевший застегнуть на все пуговицы и рубашку, и куртку, что в такую жару выглядело по меньшей мере странно. – Добро пожаловать в Лайонз-Гейт. Мы вас не ждали.
– Совершенно верно. Я хотел сделать сюрприз, – пояснил Алек, рассматривая молодого человека, оставившего десятки разбитых сердец в Балтиморе, когда решил вернуться на родину.
– Прошу прощения, сэр, за столь неприятную сцену. Клянусь, раньше ничего подобного не случалось. И больше не случится.
Ничего не скажешь, джентльмен. Настоящий джентльмен, взявший на себя вину его дочери. Что же до Холли, та уставилась на Джейсона, как деревенская дурочка. Похоть по-прежнему цвела на ее щеках яркими маками, застилала глаза.
– Холли, – наставительно сказал отец, – неплохо бы выпить чаю. Иди в дом, найди Анджелу, а мы с Джейсоном скоро придем.
Мужчины смотрели вслед Холли, медленно бредущей к дому с низко опущенной головой. По-видимому, бедняга спорила с собой, потому что махала правой рукой, а это означало, что она пришла к какому-то решению и вынуждает себя с ним смириться.
– Похоже, она проиграла спор.
Это заставило Алека резко вскинуть голову.
– Вы знаете, что она делает? Джейсон пожал плечами:
– Как-то она уже спорила с собой обо мне. Я был рад, что та ее сторона, которая в тот день защищала меня, победила. Она не огрела меня по голове. Сэр, насчет увиденного вами…
– Да?
– Я уже говорил, такого раньше не случалось. Да и на этот раз все вышло потому, что я кидал на телегу чертово сено, очень разгорячился и, не подумав, сбросил рубашку. Мне очень жаль.
Алек Каррик стоял перед Джейсоном, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Люди с таким выражением лица вполне способны выхватить пистолет и выстрелить. На таком расстоянии пуля войдет точно между глаз.
– Может, объясните, почему моя дочь гладила вас по животу?
Джейсон едва не содрогнулся, вспомнив длинные изящные пальцы, запутавшиеся в его волосах.
– Но, сэр, она почти все время обнимала меня за шею, если не считать нескольких кратчайших моментов. Клянусь, я едва заметил прикосновение ее пальцев.
Он беззастенчиво лгал, но Алек не стал его уличать.
– Слава Богу, что не заметили… что это? Ах да, конюхи привели лошадей с прогулки. И слава Богу, что рядом никого не было. Страшно подумать, что сделала бы моя дочь, будь конюхи на месте. Сумела бы сдержать себя? Но может, продолжим нашу беседу дома?
– Разумеется. – Джейсон неожиданно ухмыльнулся. – Интересно, что будет твориться с кухаркой, когда она увидит вас?
– А какое отношение имеет ко мне кухарка?
– Если она упадет в обморок при виде вас, милорд, постарайтесь ее поймать, иначе весь ужин будет испорчен.
Кухарка взглянула на джентльменов, стоявших бок о бок, прижала руки к груди и разразилась чем-то похожим на итальянскую арию. И, не переставая петь, повернулась и вприпрыжку направилась на кухню: поразительное зрелище, если учесть ее объемы.
– Господи милостивый, мисс Холли, у меня просто глаза разбегаются. Слишком ослепительное зрелище для простой девушки вроде меня! Два поразительно красивых джентльмена, и внашем доме! Вы, наверное, старший брат мастера Джейсона, сэр? О Господи, наверное, кухарка лежит без чувств?
– Она запела, – пояснила Холли. – Да и сейчас поет. Это мой отец, Марта. Барон Шерард.
– Господи… сэр… вы… вы… не можете быть ничьим отцом. Вы – бог.
Глава 30
Вечером после восхитительного ужина, на который подали тюрбо из омаров и спаржи и сочное жареное седло барашка, кухарка окончательно расщедрилась и приготовила на десерт шоколадный крем, от которого запели бы даже ангелы.
На улице еще было светло, так что шторы в гостиной не были спущены, и в открытые окна вливался душистый ночной воздух.
Холли налила отцу чаю, добавила немного сливок, как он любил, и подала ему чашку. Она до сих пор ощущала запах Джейсона на своей коже. Как это возможно, если она приняла ванну перед ужином?
Ее рука дрогнула. Нельзя думать о Джейсоне. По крайней мере сейчас. Отец рассказывает забавную историю, следует прислушаться, чтобы понять смысл.
– Так что сделала Дженни с этим мистером Поли? – с деланным оживлением спросила она.
Алек рассмеялся:
– Дженни спросила, играет ли он на пианино, на что последовал утвердительный ответ, который она знала заранее, после чего погладила его по руке и заявила, что, несмотря на то, что игра на пианино, как вышивание и рисунки акварелью, – занятия женские, он выглядит вполне по-мужски. Бедняга глянул на меня, повернулся к зеркалу, кашлянул и очень вежливо попросил ее сделать чертежи для его яхты.
Джейсон, хорошо знакомый с Дженни Каррик, баронессой Шерард, кивнул, когда Холли заметила:
– Никогда не видела, чтобы она уклонилась от борьбы. И при этом неизменно невозмутима. Я все еще выхожу из себя настолько, что готова убить любого мужчину, когда тот с назидательным видом утверждает, что красивой леди не пристало копаться в грязи.
– Когда-то Дженни была такой же, как ты, – заверил Алек. – Но с тех пор, как вышла за меня замуж, приобрела такт и деликатность, а заодно – умение общаться с бизнесменами.
– Ну да, пожив с тобой, она способна общаться с самим дьяволом!
Алек рассмеялся и приветственно поднял чашку.
– Баронесса Шерард, – пояснила Анджела Джейсону, – научила Холли стоять на своем, когда почва под ногами достаточно тверда. В противном случае следует быстро отступить.
Алек взглянул на часы, потом на дочь и поднялся.
– Думаю, нам с Джейсоном есть о чем поговорить. Прошу дам извинить нас.
Холли стремительно вскочила.
– О нет, папа, только посмей вывести его из дома и пристрелить или сломать ему шею! Он ничего такого не сделал! Во всем виновата я. Это я набросилась на него! Да так поспешно, что едва не сбила на землю! Ты не можешь винить его, это слишком несправедливо!
– Но не могу же я назвать дочь идиоткой и сломать ей челюсть, не так ли?!
– Ты миллион раз называл меня идиоткой!
– Забыл, – вздохнул Алек.
– Послушай, папа, он был совершенно беспомощен и слишком вежлив, чтобы оттолкнуть меня. И что он мог поделать, кроме разве того, чтобы отогнать меня пинками?! Да и в конюшне никого не было, если, разумеется, не считать нас. Анджела никому ничего не расскажет, верно?
На улице еще было светло, так что шторы в гостиной не были спущены, и в открытые окна вливался душистый ночной воздух.
Холли налила отцу чаю, добавила немного сливок, как он любил, и подала ему чашку. Она до сих пор ощущала запах Джейсона на своей коже. Как это возможно, если она приняла ванну перед ужином?
Ее рука дрогнула. Нельзя думать о Джейсоне. По крайней мере сейчас. Отец рассказывает забавную историю, следует прислушаться, чтобы понять смысл.
– Так что сделала Дженни с этим мистером Поли? – с деланным оживлением спросила она.
Алек рассмеялся:
– Дженни спросила, играет ли он на пианино, на что последовал утвердительный ответ, который она знала заранее, после чего погладила его по руке и заявила, что, несмотря на то, что игра на пианино, как вышивание и рисунки акварелью, – занятия женские, он выглядит вполне по-мужски. Бедняга глянул на меня, повернулся к зеркалу, кашлянул и очень вежливо попросил ее сделать чертежи для его яхты.
Джейсон, хорошо знакомый с Дженни Каррик, баронессой Шерард, кивнул, когда Холли заметила:
– Никогда не видела, чтобы она уклонилась от борьбы. И при этом неизменно невозмутима. Я все еще выхожу из себя настолько, что готова убить любого мужчину, когда тот с назидательным видом утверждает, что красивой леди не пристало копаться в грязи.
– Когда-то Дженни была такой же, как ты, – заверил Алек. – Но с тех пор, как вышла за меня замуж, приобрела такт и деликатность, а заодно – умение общаться с бизнесменами.
– Ну да, пожив с тобой, она способна общаться с самим дьяволом!
Алек рассмеялся и приветственно поднял чашку.
– Баронесса Шерард, – пояснила Анджела Джейсону, – научила Холли стоять на своем, когда почва под ногами достаточно тверда. В противном случае следует быстро отступить.
Алек взглянул на часы, потом на дочь и поднялся.
– Думаю, нам с Джейсоном есть о чем поговорить. Прошу дам извинить нас.
Холли стремительно вскочила.
– О нет, папа, только посмей вывести его из дома и пристрелить или сломать ему шею! Он ничего такого не сделал! Во всем виновата я. Это я набросилась на него! Да так поспешно, что едва не сбила на землю! Ты не можешь винить его, это слишком несправедливо!
– Но не могу же я назвать дочь идиоткой и сломать ей челюсть, не так ли?!
– Ты миллион раз называл меня идиоткой!
– Забыл, – вздохнул Алек.
– Послушай, папа, он был совершенно беспомощен и слишком вежлив, чтобы оттолкнуть меня. И что он мог поделать, кроме разве того, чтобы отогнать меня пинками?! Да и в конюшне никого не было, если, разумеется, не считать нас. Анджела никому ничего не расскажет, верно?