Джейсон, перепугавшись, что она ранена или, не дай Бог, мертва, немедленно развернул Ловкача, только чтобы услышать смех Джесси. Смех?!
   Он в оцепенении наблюдал, как она, ловко вынырнув из-под брюха коня, вновь усаживается в седло, трогает каблуками блестящие бока Балтазара и вихрем проносится мимо, к финишу. Повернув упиравшегося коня, она окликнула его между взрывами смеха:
   – Джейсон, прости, мне очень жаль, но Балтазар просто не вынесет проигрыша. Так уже бывало. Он отказывается от еды, а однажды едва не умер из-за проигрыша на ипподроме Макфарли. Нужно было что-то предпринять!
   – О, я не обижаюсь, Джесси, – мягко заметил Джейсон. – Превосходный трюк.
   – Я проделывала его с двенадцати лет. Но не с тобой. Тебя мне было жать. Удивительно, что Джеймс тебя не предупредил.
   – И словом не обмолвился.
   – Интересно, почему дети тоже промолчали?
   – Просто не было причин меня предупреждать, поскольку я все равно ни разу не выигрывал у тебя скачки.
   Джесси самодовольно улыбнулась и кивнула, признавая, что, не подложи она ему свинью, Джейсон наверняка пришел бы первым. Когда она спешилась, превознося Балтазара, Джейсон с улыбкой подъехал к ним как можно ближе и напустил на коня Ловкача. Тот больно цапнул Балтазара, поскольку вовсе не относился к грязным трюкам так же философски, как хозяин…
   Рассеянно улыбаясь, Джейсон взглянул на любимую статую Корри: навечно застывший мужчина, стоявший на коленях между раздвинутыми ногами женщины.
   Сзади кто-то охнул.
   – Холли! Вы нашли сюда дорогу?
   Не глядя на него, она продолжала рассматривать статуи.
   – Всего их пятнадцать, – сообщил Джейсон. – И можно сказать, каждая демонстрирует свой подход к теме. Мой прадед привез их из Греции.
   Холли продолжала молча рассматривать статуи. Джейсон показал на одну:
   – Большинство женщин после замужества предпочитают именно эту, если только их мужья не полные кретины.
   Холли пригляделась и побледнела.
   – О Господи, что он делает? – дрожащим голосом осведомилась она, но и не подумала отвернуться.
   – Пойдем, – велел Джейсон, взяв ее за руку, и поскольку она не двигалась, едва не силой оттащил ее от статуи, выдворил из сада и проводил к стеклянным дверям, ведущим в контору отца… нет, теперь уже Джеймса.
   – Нет-нет, Джейсон, пожалуйста, давайте побродим еще немного.
   – Вам не следует смотреть на эти статуи. Вы слишком молоды и невинны, – наставительно заметил он, наблюдая, как она нервно облизывает губы.
   – Я уже не так молода и не особенно невинна. Откровенно говоря, мне было трудно оторваться.
   – Если бы я не увел вас, так и стояли бы с раскрытым ртом, глазея на статуи!
   – Наверное, вы правы. Пожалуйста, не будем пока входить в дом. Я хотела поговорить с вами, и вовсе не о статуях.
   Элегантная бровь поползла вверх.
   Холли старательно перекатывала носком туфельки маленький камешек. Наконец Джейсон, не выдержав молчания, тяжко вздохнул:
   – Выкладывайте, мисс Каррик.
   Девушка резко вскинула голову и с трудом выдавила:
   – Пожалуйста, не нужно звать меня «мисс Каррик» этим ужасным официальным тоном. Вот уже почти целую неделю вы звали меня «Холли».
   – Вот как? Ее высочество принцесса отдает приказы?
   Холли заломила руки.
   – Нет, я не это имела в виду, поверьте, честное слово… просто, когда вы говорите таким тоном, я чувствую себя ниже самого мерзкого слизняка. Наверное, вы так презираете меня, что даже не можете заставить себя произнести мое имя…
   Джейсон прислонился к дубу, видевшему его бабку совсем крошкой, и молча выжидал.
   – Я хотела поговорить с вами… то есть, простите… я пытаюсь извиниться. Мне не стоило говорить гадости о миссис Дикерс. Просто для меня оказалось таким потрясением узнать, что вы и она…
   – Вы снова все портите, мисс Каррик.
   Холли с шумом втянула воздух.
   – Вы вполне способны заморозить любого своим голосом.
   – Да. Я выучился этому у отца. И Джеймс тоже.
   – Но разве вы не видите? Она гораздо старше меня, и я в жизни не подозревала, что вы и она можете…
   – Довольно! Сколько еще вы собираетесь извиняться?
   Она шагнула к нему, протянула руку, но тут же уронила снова.
   – Джейсон, нам придется жить в одном доме. Но как я могу существовать рядом с человеком, который обдает меня холодом, словно не только сердится, но и питает ко мне отвращение. О, так и быть, я выложу все, как вы требуете. И никаких извинений. То, что я сказала, было подло, и я – мерзкое создание. Довольны?
   Джейсон что-то буркнул себе под нос, повернулся, открыл двери и исчез. Холли смотрела ему вслед, одновременно злясь и желая упасть на колени и умолять простить ее.
   Но Джейсон тут же вернулся и увидел, что сильно побледневшая Холли по-прежнему стоит на том же месте.
   – Знаете, – неожиданно выпалил он, – пожелай я жениться, чего никогда не будет, непременно выбрал бы Элайзу Дикерс. Она добрая, веселая, и от нее веет теплом.
   Он снова ушел и больше не вернулся. Холли горько усмехнулась.
   Что же, вероятно, ее нельзя назвать доброй и веселой, и от нее, уж конечно, не веет теплом. Впрочем, как и от Элайзы Дикерс. Неужели она святая? Наверняка и у нее бывают приступы злобы и раздражения. Жаль, что ее муж умер, Холли постаралась бы его расспросить. Жена, уж точно, хоть раз в жизни да назвала его болваном или ослом.
   Холли медленно побрела обратно, в восточный сад, но хотя уже побывала здесь, не сразу нашла вход. Наверное, не зря владельцы так старательно скрывают эти поразительные статуи. Интересно, в каком возрасте Джеймс и Джейсон их нашли?
   Она встала перед статуей, считающейся любимой у замужних женщин, при условии, что их мужья не полные кретины… что бы это ни означало.
   Беда в том, что она – ревнивая стерва.
   Девушка покачала головой. Нет, она не ревнует, это абсурдно! Просто стерва, и никакой ревности. Наверное, он успел затащить в постель всех балтиморских женщин, имевших несчастье ему приглянуться, и Элайза Дикерс была одной из многих. Впрочем, может, женщины и не становились в очередь, чтобы добиться его внимания, а ему, подобно султану, было достаточно поманить пальцем ту, кого он желал получить на ночь. А если она не права и он делил постель только с Элайзой Дикерс? Он явно питает к ней симпатию. Но Джейсон так красив, так хорошо сложен! Трудно поверить, что он не идет навстречу желаниям бесчисленных поклонниц! Ведь он мужчина! Недаром мачеха Холли откровенно признавалась, что каждый мужчина, находясь рядом с падчерицей, только и думает о том, чтобы затащить ее в постель! Однако Джейсон никогда не выказывал ни малейших признаков похоти по отношению к ней, и как же это объяснить?! Что ни говори, а она достаточно хороша собой, чтобы заслужить хотя бы один заинтересованный взгляд, не так ли? Может, он слишком хорошо таит то, что другие мужчины скрыть не в силах?
   – Ты просто дурочка, дорогая, – пробормотала Холли, разглядывая женщину, лежавшую на спине.
   Рот ее был раскрыт в отчаянном крике. Почему она кричит? Мужчина делает ей больно? И есть женщины, охотно позволяющие мужу унижать и причинять им боль?!
   Девушка продолжала изучать статую. Губы мужчины находились там, где она и представить не могла. Но похоже, ему это нравилось.
   Впрочем, какая разница. Джейсон Шербрук не желает жениться. Никогда. Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Потому что она тоже не выйдет замуж. Останется старой девой.
   Холли побежала в дом, сознавая, что сильно разгорячилась. Вернее, горит только лицо. Вовсе не все тело.
   Марта, свернувшись клубочком в кресле, мирно спала. Холли велела ей ложиться в постель, но горничная, разумеется, не послушалась.
   Холли отвела Марту в гардеробную, где стояла раскладная кровать, разула и раздела девочку и укрыла одеялом. Малышка трудилась так же усердно, как остальные женщины. Бралась за все, помогала всем, то и дело восторженно восклицала, обнаружив новое чудо, счастливая, как жаворонок.
   Холли тоже легла и впервые за все это время задалась вопросом, что именно случилось с Джейсоном пять лет назад.

Глава 17

   Еще через два дня рабочие перенесли в дом мебель, до этого хранившуюся в заново выкрашенных и очень чистых стойлах. Бедняги крякали, пыхтели, постанывали, но стоически молчали, когда Холли требовала снова и снова переставлять тот или иной предмет. Холли, похоже, искренне наслаждалась происходящим, поэтому Джейсон не сказал ни слова, когда, войдя в комнату, обнаружил, что она приказала рабочим подвинуть к окну самый большой диван.
   Стоя на пороге, он наблюдал за собравшимися.
   – Да, вот это идеально, просто идеально! – восторженно восклицала Холли. – Спасибо вам! А теперь, думаю, нужно поставить перед камином то мягкое парчовое кресло, которое так нравится мастеру Джейсону. Зачем нам мерзнуть! Правда, сейчас лето, и потому очень тепло. О, здравствуйте, Джейсон. Как по-вашему, правильно ли поставить кресло перед камином, чтобы гости не замерзли в холода?
   Втайне Джейсон был поражен и удивлен тем, что она уже успела сделать, но как ни в чем не бываю заметил:
   – Ничего не скажешь, о гостях нужно заботиться, но не считаете ли, что кресло и диван должны стоять рядом?
   – Неужели не видите? У окон не хватит места!
   – В таком случае почему не передвинуть и то и другое? Возможно, влево от камина?
   – Давно пора хозяину вмешаться, – пробурчал один из рабочих. – Еще немного – и она потребует, чтобы мы набросали на пороге диванные подушечки.
   – О нет, – заверила Холли. – Зачем это мне? Все знают, что подушечкам полагается лежать на диване и креслах.
   Провинившийся сконфуженно потупился. Никто не заметил озорных искорок в глазах Холли.
   – Они не хотели вас обидеть, – заверил Джейсон. – Однако у вас несколько странные идеи насчет размещения мебели.
   – Честно говоря, – тяжело вздохнула Холли, – отец и Дженни просто впали в отчаяние, когда я шесть лет назад попыталась заново обставить спальню. Я выбрала чудесные цвета и мебель, но им не понравилось, что я поставила кровать изголовьем к большому окну… Зато я прекрасно понимаю, когда мебель поставлена правильно.
   У нее был такой унылый вид, что Джейсон принялся за дело.
   После того как ухмылявшиеся рабочие, по его указаниям, расставили всю мебель на первом этаже, он предложил Холли:
   – Может, позволим кузине Анджеле самой решить, как обставить свою спальню и гостиную?
   – Увидев, как вы все устроили, она скорее всего будет умолять вас сделать это за нее.
   – И я с удовольствием соглашусь. Если ей не понравится, пусть объяснит, чего хочет, и я все устрою. Только не нужно ныть и взирать на меня с жалким видом. Нет таких людей, которым подвластно любое умение.
   – Да? И чего же не умеете вы?
   Он задумчиво погладил подбородок, нахмурился и наконец с некоторым удивлением признался:
   – Знаете, так сразу не ответишь.
   Она что-то пробурчала себе под нос и направилась к выходу.
   – Что вы сказали?
   Девушка снова промямлила нечто крайне нелестное о предках Джейсона и, обернувшись, заметила его торжествующую усмешку, чудесную белозубую усмешку, вызвавшую желание одновременно огреть его по голове и швырнуть на землю. А это еще почему? Ну швырнет она его на землю, и что потом? Зацелует до потери сознания, вот что. Интересно, сколько времени ему потребуется, чтобы потерять сознание? О Господи.
   Она чуть пошатнулась, но продолжала идти.
   После того как спальня и гостиная кузины Анджелы были приведены в порядок, Джейсон спустился вниз и увидел, что Холли стоит на пороге, глядя куда-то вдаль.
   – Заходите, Холли, – позвал он. – Окиньте все свежим взором.
   – Гроза собирается. Знаете, когда она разразится? – спросила Холли, показывая на горизонт.
   – В любую минуту. Ветер быстро гонит тучи. Скоро здесь будет темно, как в колодце. Пойдем взглянем на плоды наших трудов.
   Он даже успел привести ее спальню в порядок!
   Она хотела вздохнуть, но стоит ли доставлять ему радость?
   Вдвоем они обошли остальные комнаты. Джейсон уверял, что у нее прекрасный вкус в выборе тканей и покрое штор, и вскоре Холли уже улыбалась и кивала.
   – Это ведь вы выбирали дорожку в коридоре.
   – Ну разве не прелестно? – просияла она. – И грязи на ней не будет заметно.
   – Совершенно верно.
   Если бы кто-то сказал, что ему понравится темно-желтая дорожка с темно-зелеными завитками, его вывернуло бы наизнанку. Но, как ни странно, именно здесь, в коридоре, она была как нельзя к месту.
   Заглянув в спальню Джейсона в противоположном конце дома, Холли заметила:
   – А ковер, который вы выбрали, весьма примечателен. Очень подходит для мужской спальни.
   – Наверное.
   Говоря по правде, этот чудесный обюссонский ковер подарил ему отец.
   Полы были натерты до блеска, светлые мебель и шторы делали комнаты просторнее и уютнее.
   Когда они наконец вошли в гостиную, в глазах Холли стояли слезы.
   – Что случилось? Хотите поставить кресло перед камином?
   – О нет, просто это мой первый настоящий дом. Мой первый собственный дом, – пояснила Холли, шмыгая носом.
   Немного успокоившись, она издала боевой клич, подскочила к Джейсону, и вскоре они уже со смехом вальсировали по комнате. Но тут Джейсон неожиданно оцепенел. Холли подняла голову, заметила в его глазах нечто вроде паники и, обвив руками его шею, не переставая вальсировать на месте, приподнялась на носочки и поцеловала его.
   Растерявшись, он ответил на поцелуй. Но в следующую секунду разомкнул кольцо ее рук.
   – Нет-нет, Холли, я не посмею обесчестить вас, и… не важно. Помните одно: что вы – леди.
   Он сильно побледнел. Прекрасное лицо исказилось чем-то вроде ужаса. Не успела она оглянуться, как он выскочил из комнаты и пустился бежать по коридору.
   И тут разверзлись хляби небесные.
   После ужина в их последний вечер в Нортклифф-Холле Холли нашла Корри в детской. Та тихо пела колыбельную близнецам, которые уже почти спали. Мать наклонилась, поцеловала сыновей и укрыла легким одеялом. Выпрямившись, она увидела Холли и покачала головой.
   – Господи, а я и не слышала, как вы вошли. Что вы здесь делаете, Холли? Правда, они настоящие ангелочки?
   – Интересно, что как только они заснули, пальцы сами собой выпали из ротиков, – удивилась Холли.
   – Да, это самый верный признак. Они часто пытаются провести меня, притворяясь, что уснули, но при этом сосут пальцы. Сейчас придет Джеймс. Что случилось? Надеюсь, ничего дурного?
   – О нет. То есть возможно. Не могу я поговорить с вами, Корри?
   А вот это уже интересно!
   Корри повела гостью в маленькую гостиную, окна которой выходили на живописные сады. В коридоре послышались мужские шаги.
   – Это Джеймс. Сейчас возьмет малышей и примется их укачивать. Они всегда улыбаются ему во сне. Так расскажите, что произошло.
   Холли подалась вперед, осознав, что понятия не имеет, как затронуть опасную тему. Как упомянуть о Джейсоне и попытаться узнать, что же стряслось пять лет назад. Но почему-то с губ сорвалось нечто совершенно чудовищное:
   – Джейсон сказал, что та статуя, где мужчина стоит на коленях между ногами женщины, ваша любимая. Он также добавил, что это любимая статуя каждой женщины, если ее муж не полный кретин.
   Корри изумленно уставилась на гостью, но тут же опомнилась и рассмеялась:
   – Это чистая правда. О, простите, вижу, вы не понимаете. Но неужели не приглядывались?
   – Да нет, не слишком. Мне показалось, что женщина кричит. Похоже, брачная постель может быть весьма неприятным испытанием для женщины.
   Корри уставилась на девушку, которая была всего на два года ее младше. Ничего удивительного: не выйди она замуж за Джеймса, и сама оставалась бы полной невеждой. Какое счастье, что Джеймс вовсе не был кретином!
   – Никакой боли, – ухмыльнулась она. – Когда вы соберетесь замуж, обещаю, Джеймс сделает все, чтобы ваш избранник знал, как сделать эту ночь незабываемой. А пока я больше ничего не могу сказать по этому поводу.
   Холли глубоко вздохнула и наконец решилась:
   – В общем, я не об этом хотела спросить. Понимаете… то есть не могли бы вы объяснить мне, что произошло пять лет назад? Почему Джейсон клянется, что никогда не женится?
   Лицо Корри напряглось… да нет, не только лицо. Она словно сама превратилась в статую. До чего же противно думать о том кошмарном времени… Хотя воспоминания так и не стерлись. И ясно, что Холли спрашивает не из пустого любопытства. С ней что-то происходит. Но что?
   – Об этом говорили в Балтиморе? Что вы знаете?
   – В Балтиморе ходили слухи, будто Джейсон и Джеймс любили одну женщину, а она выбрала Джеймса. – Холли пожала плечами. – Джейсон проигрался, разгневал отца, тот отослал его в Америку… Словом, все, что только могло прийти в голову сплетникам. Злым языкам постоянно требуется пища. Но сам Джейсон как-то обронил, что девушка, которую он любил, предала его, и он виноват в том, что отца и брата едва не убили.
   – Понятно, – кивнула Корри. – Удивительно, что Джейсон был настолько откровенен.
   – Только потому, что я рассказала о своем женихе, который изменил мне за две недели до свадьбы. Полагаю, Джейсон хотел меня утешить.
   – Да вы шутите! – поразилась Корри. – Этот идиот был вашим будущим мужем и предал вас?!
   – Должно быть, считал меня ужасно глупой. И, честно говоря, был прав. Я обнаружила, что он женится на мне из-за денег. Когда я приперла его к стене, он признался, что был с другой. Хотя всего однажды, и поклялся, что больше этого не повторится. Но к тому времени я немного поумнела и в лицо назвала его охотником за приданым.
   – Надеюсь, вы его пристрелили? Холли печально качнула головой:
   – С удовольствием проделала бы ему дырку в голове, но вместо этого заперлась в спальне и принялась зализывать раны.
   – А что с ним сталось?
   – Женился в прошлом году на дочери богатого торговца. Бедняжка! – усмехнулась Холли и, немного помедлив, добавила: – Вот поэтому я и не желаю выходить замуж.
   Корри поднялась и одернула юбки.
   – Что же, печально. Жаль, что вы влюбились в подобного типа. И ничего не заподозрили?
   Холли снова покачала головой:
   – Ни на секунду. Господи, как же я была наивна! Однако Джейсону не повезло гораздо больше. Видите ли, просто представить не могу, чтобы девушка изменила таким красавцам, как Джеймс или Джейсон. Оба неотразимы и кажутся такими благородными и порядочными!
   – Так оно и есть. Видите ли, я влюбилась в Джеймса с первого взгляда в почтенном трехлетнем возрасте. Знаете ли вы, что большинство людей не могут отличить Джеймса от Джейсона?
   – Но это невозможно! – удивилась Холли. – Они совсем друг на друга не похожи! Пожалуйста, Корри, расскажите, что случилось.
   – Это были очень тяжелые времена, Холли, для нас всех, – пояснила Корри, погладив ее по плечу. – И не думаю, что имею право раскрывать чужие тайны. Спросите Джейсона. А сейчас… может, спустимся вниз и поиграем в вист? Или потанцуем?

Глава 18

   Переезд в Лайонз-Гейт занял добрых три часа, из которых два часа ушло на то, чтобы устроить Марту и Петри. Последний умолял Джейсона позволить ему быть личным камердинером и одновременно дворецким хозяина. Джейсон должен был признать, что в Америке ему иногда крайне не хватало услуг Петри. Поэтому он решил, что тот по-прежнему будет его камердинером, а Холли согласилась назначить Петри дворецким. Джейсон знал, что скоро она пожалеет об этом, узнав, какой Петри женоненавистник. Они не пробыли в Лайонз-Гейт и часа, прежде чем Петри объявил, что Марта чересчур дерзка и языкаста и не питает ни малейшего уважения к его ремеслу и умению. Но семнадцатилетняя Марта, подбоченившись и вздернув подбородок, объявила, что Петри – просто старый несносный зануда, хотя он был вовсе не так уж стар.
   Старый зануда или нет, но как приятно, когда кто-то за тобой присматривает. И кроме того, Джейсон всегда мог дать оплеуху Петри, если тот уж очень донимал женщин.
   Господи Боже, подумать только, он живет в одном доме с особой, которую знает не больше двух месяцев, не говоря уже о том, что ее кузина Анджела приехала в Нортклифф-Холл всего неделю назад. Можно сказать, его мир перевернулся.
   Что же до Марты, она была так взволнована, что буквально перелетала из комнаты в комнату, непрерывно повторяя:
   – Наш первый дом, наш первый дом. Иисусе, мисс Холли, правда шикарно?
   – Еще бы! – согласилась Холли, только сейчас полностью осознав, что оказалась в одном доме с человеком, выглядевшим как бог.
   И что ей все больше хочется повалить его на пол, придавить всем телом и целовать, целовать…
   В доме было тихо. Джейсон впервые лег в новую кровать, на мягкую перину. Потянувшись, он подложил руки под голову и уставился в темный потолок. Сегодня на небе оставался только тонкий серпик полумесяца, поэтому в окна почти не проникало света. Несколько минут спустя снизу донесся звон, и чудесные часы от Леденбруна, подарок бабушки, пробили двенадцать раз.
   Его первый дом. Первый дом Холли.
   В ушах до сих пор отдавался взволнованный голос Марты, продолжавшей бегать по всем комнатам, к величайшему неодобрению Петри. Но девочка права. Дом у них чудесный.
   Джейсон улыбнулся, но улыбка скоро сползла с губ. Она хотела поцеловать его. Повисла на шее… так, что пришлось оторвать ее руки.
   Их кухарка, миссис Миллсом, обладательница такой пышной груди, что на ней вполне могла бы улечься пара небольших тыкв, приготовила превосходный ужин, в который, кажется, входили и рыба, и баранина, но Джейсон был так погружен в собственные мысли, когда сидел на хозяйском месте в собственной столовой, что почти не запомнил, что ел в этот вечер. Возможно, к баранине прилагался горошек…
   Правда, он долго и цветисто благодарил миссис Миллсом, так что та буквально выпорхнула на кухню и, если он все это не придумал, даже запела. Недаром Холли тихо воскликнула:
   – О нет, только не миссис Миллсом!
   Но он даже не спросил, что она имеет в виду. Джейсон снова нахмурился.
   – Я так взволнована, что едва удерживаюсь, чтобы не трещать как сорока: мой первый дом, мой первый ужин в собственном доме, – заметила Холли, когда они пили портвейн после ужина.
   Анджела заметила, что Джейсон явно пытается ответить, и поспешно вмешалась, поднимая бокал:
   – Предлагаю тост: за ваш с Джейсоном первый дом и наше первое совместное жилище.
   Черт возьми, значит, это и ее дом. Ее стол в ее столовой. Не только его.
   Он видел, как осматривалась Холли, готовая заплакать от счастья. Наверное, она вновь мечтает пригласить его на танец и вальсировать по всем комнатам. Но она сумела сдержаться, возможно, потому что чуть раньше он откровенно ее отверг. И именно это воскресило воспоминания о Джудит Маккрей, до сих пор таившиеся в самых потаенных глубинах его мозга. Воспоминания о любимой, оказавшейся чудовищем, едва не убившим его. Но это его отрезвило. Да-да, каждый раз при мысли о Джудит здравый смысл брал верх.
   На этот раз ему снова приснился тот день, когда он загородил собой отца и почувствовал, как пуля разрывает плечо, принося с собой бесконечную мучительную боль, повергшую его в самые глубины ада.
   Он проснулся с криком, задыхаясь от ужаса, весь в поту. Этот кошмар не посещал его много месяцев. А вот сегодня ночью, стоило ему лечь в новую постель, кошмар вернулся и унес его в прошлое. И теперь Джейсон боялся снова заснуть. Он долго ворочался, но когда глаза закрылись, больше ничто не тревожило его сны.
   Наутро, спускаясь вниз, он был рад, что события того давно прошедшего дня вновь скрылись во тьму. И тут до него неожиданно донесся голос Петри:
   – Твой шаг чересчур легок и показывает полное отсутствие уважения к господам. Ты только что не танцуешь, Марта, а камеристка леди не должна танцевать. Наоборот, ей пристало выступать медленно и величаво, скромно глядя при этом себе под ноги. Я не позволю никакого непослушания в своем доме.
   Дом Петри? А почему же нет? Этот дом, черт возьми, принадлежит почти всем, кто в нем живет!
   Джейсон уже хотел окликнуть Петри, но увидел, что Марта, вызывающе подбоченившись, притопывает ногой и дерзко ухмыляется.
   – Ах ты, шелудивый старый клещ! Еще не зажирел, а ведешь себя, как суровый дед, забывший, что такое смех и веселье! Милый мистер Холлис в десять раз старше тебя, а никогда не поджимает губ, не цедит слова, никого не поучает! Более того, он в отличие от тебя любит женщин. Ручаюсь, ты готов всех нас живьем зажарить в той замечательной печи, которую купила хозяйка. Так что слушайте хорошенько, мистер Петри. Конечно, шагу меня легкий, ведь мне всего семнадцать! А теперь убирайтесь, я слышала, как ваш хозяин давным-давно встал. Или вы уже не камердинер?
   Петри, раскрыв рот, изумленно таращился на нее.
   – Никакой я не шелудивый старый клещ!
   – Моя мать всегда говорила, что злость, угрюмость и вечное недовольство – верные признаки старости и не важно, сколько при этом зубов у тебя осталось.
   Только сейчас Джейсон сообразил, что привычный простонародный говорок Марты сменился почти литературной речью. И дикция у нее безупречна! Гнев подчас проделывает с людьми странные вещи. И Джейсону не придется увещевать Петри: Марта прекрасно справилась сама. Интересно, трясет ли Петри от злости, или он просто готов совершить убийство? Хорошо бы проскользнуть мимо незамеченным. Не слишком приятно видеть унижение камердинера и по совместительству – дворецкого. Но Лайонз-Гейт куда меньше Нортклифф-Холла, так что Петри обязательно увидит хозяина и станет страдать от угрызений совести.