– Все мы видим, – вмешался отец. – Думаю, что после случившегося ты отчаянно пытаешься освободить всех нас от своей боли. Сначала ты посчитал, что самым верным будет покинуть Англию. Неужели надеялся, что мы тебя забудем? Что, когда будем хвастаться твоими победами в Балтиморе, выбросим из головы воспоминания о том дне, когда ты лежал без сознания, а врач вынимал из твоего плеча окровавленную пулю? Что ты едва не умер? Ты болван, Джейсон.
   – Но именно я…
   – Меня всегда поражало, с какой готовностью ты берешь на себя вину в этой несчастной трагедии, – перебил Дуглас. – Ты всего лишь молодой человек, воспитанный в идеалах благородства и высокой морали. Молодой человек, любивший своих родных и не распознавший порока и зла, подкравшихся к его семье. Но что в этом удивительного? Никто из нас до того момента не сталкивался с подобными людьми. Мудрено ли, что мы приняли их, как дорогих гостей? Ты сбежал, Джейсон, к моему величайшему сожалению, сбежал, и это едва не сломило твоего бедного брата, вынужденного каким-то образом поддерживать силу духа в жене, которая убила двух человек, чтобы спасти нашу семью, и каждый день видеть отца с матерью, с радостью отдавших бы свои жизни за вас обоих. Но ты справился, Джейсон, и я сказал бы, справился вполне достойно. А теперь поезжай домой. Разберись в себе и прошлом. Подумай о настоящем и будущем. По-моему, и то и другое выглядит на редкость успешным. Кстати, я получил письмо от Джеймса Уиндема. Он с семьей приезжает через три недели и везет тебе в качестве свадебного подарка породистую лошадь, которую ты тренировал сам.
   – Какую именно? – оживился Джейсон.
   – Кажется, Джеймс написал, что его кличка Затмение, в честь нашего знаменитого Затмения.
   – Затмение еще ни разу не проиграл ни одной скачки, – рассеянно заметил Джейсон. – Поразительный жеребец. Его рисовал Стаббс.
   – Да, и Джеймс сказал, что имя это дала его младшая дочь Элис.
   – Так оно и есть. Так оно и есть, – выдохнул Джейсон и, подойдя к брату, крепко обнял.
   Потом постоял немного, глядя на отца. К глазам подступили слезы.
   – Отец, я…
   – Дядя Джейсон!
   – Дядя Джейсон.
   В комнату ворвались близнецы в длинных белых рубашонках, путавшихся в ногах.
   Джейсон уставился на двух ангелочков. Наверное, жизнь не стоит на месте.
   Он подхватил обоих, и слезы сразу высохли. И в глазах, и в сердце.
   – И что вы, дьяволята, делаете так поздно ночью?
   Эверетт наградил его мокрым поцелуем в щеку. Дуглас так крепко стиснул шею, что едва ее не сломал.
   – Мы услышали, как мама спорит с собой.
   – Мне тоже стало бы любопытно, – согласился Джейсон. – Ах, матушка, и ты проснулась?
   Подошедшая Алекс оторвала от Джейсона одного из мальчишек.
   – Явилась тебя спасти. Нет, Эверетт, сегодня никаких вальсов. Вам пора лечь в постель.
   Всего через две минуты громкого бесслезного подвывания вмешался Джеймс:
   – Довольно, дети. Немедленно замолчите и поцелуйте вашего дядюшку на ночь. Скоро вы опять увидитесь. Я сейчас приду и уложу вас.
   – По-моему, я когда-то говорил ему и Джейсону то же самое, – заметил Дуглас, покачивая головой.
   – Вполне вероятно. Бесчисленное количество раз. С тобой все в порядке, Джейсон?
   Джейсон обнял мать и отступил.
   – Не волнуйся за меня, мама. Я уезжаю.
   На пороге он помедлил, оглянулся и сказал:
   – Я очень скучал по вас в Америке. Не вздумайте в этом сомневаться.
   – Я готов отдать Холли все, что она пожелает, – заявил Джеймс, прислушиваясь к затихающим шагам брата. – Хоть весь мир.
   Дуглас улыбнулся.

Глава 40

   Наутро за завтраком Холли весело объявила:
   – Со дня Бекширских скачек прошла почти неделя. Что будем делать с лордом Гримсби?
   – Это твои первые слова с той минуты, как я унесся из дома, оставив тебя одну с Петри и Мартой, – заметил Джейсон, намазывая тост медом.
   – Я видела, как ты возвращался, и поняла, что все обошлось.
   Ну разумеется, она не спала и ждала его!
   – Я переночевал в комнате Анджелы.
   – Знаю. Надеюсь, ты хорошо спал?
   – Не слишком, но это не важно. – Джейсон неожиданно выпрямился и очень сухо и официально объявил: – Я хочу извиниться за то, что устроил настоящую мелодраму прошлой ночью.
   – Но это вовсе не мелодрама, – вырвалось у Холли, и хотя Джейсон вопросительно вскинул брови, она только покачала головой и ничего не объяснила.
   – Вижу, у тебя появились от меня секреты. Но я потерплю. Кстати, вчера я надеялся навестить лорда Гримсби, но ничего не вышло. Возможно, удастся сегодня.
   Джейсон вынул из жилетного карманчика часы и посмотрел на них.
   – Теперь ты ведешь себя самым таинственным образом.
   – Вот именно! Что же, посмотрим. Полагаю, он давно гадает, какого черта мы так долго выжидаем, тем более что его Киндред у нас.
   – Может, считает, что мы о нем забыли, тем более что все благополучно закончилось. Когда ты будешь готов? И от чего зависит ваша встреча?
   Но Джейсон лукаво улыбнулся.
   – Ладно, если хочешь быть немой безмозглой рыбой, как сказала бы Марта.
   – Следую примеру жены.
   – Это не одно и то же, но не важно. Зато у меня великолепный сюрприз, Джейсон. И только для тебя, – ослепительно улыбнулась Холли.
   – Ты беременна? – выпалил Джейсон.
   Холли уронила ломтик тоста.
   – О Господи, не знаю. Не думаю…
   – Но у тебя не было месячных со дня свадьбы.
   – Ад и проклятие, неужели это правда? Но я не всегда… Джейсон, это очень личное, и я не желаю говорить ни о чем подобном.
   – Я твой муж. Со мной можешь говорить о чем угодно.
   – Нет, ни за что!
   – Отец всегда говорил, что для жены очень важно рассказывать мужу все. А теперь объясни, что за сюрприз.
   Беременна? У нее всегда был нерегулярный цикл, но она не собиралась обсуждать это с ним. Да это и представить невозможно! Она вся сжималась при мысли о том, что он может так легко говорить на такие темы.
   Она откусила кусочек тоста, откашлялась и начала:
   – Если помнишь, там, на скачках, был еще один человек, который подстрелил Лори. Его мы не поймали…
   – Да, разумеется, но я так и не смог узнать, кто он, черт возьми! Из Киндреда ничего не вытянешь! Он ни в чем не признается.
   Холли взглянула на часы и расплылась в самодовольной улыбке.
   – Поскольку я превосходная жена и партнер, то и подаю его тебе на серебряном блюде. Сейчас Генри и Куинси его приведут.
   – Человека, который стрелял в Лори? О ком это ты?
   – Сегодня утром я имела весьма плодотворный разговор с Киндредом. Он назвал имя второго злодея. Это Поттер, конюх лорда Гримсби. Киндред, разумеется, обвинил во всем его.
   Джейсон ошарашенно уставился на жену.
   – Хочешь сказать, что Киндред выложил все просто потому, что ты его спросила? Поверить не могу! Я несколько раз грозил Киндреду увеселительной поездкой в Ботани-Бей, но он отказывался говорить и все твердил, что курил серебряную трубку, когда кто-то швырнул в него камнем и попал в голову. Как же это он разоткровенничался?
   – Раз такие страшные угрозы не подействовали на него, я попробовала сыграть на зависти. Киндред намекнул, что маленький мерзавец чувствует себя в полной безопасности, тогда как ему придется ответить за все. После этого Киндред без всякого сожаления выдал Поттера.
   Джейсон продолжал смотреть на нее. Подумать только, Киндред целую неделю запирался только затем, чтобы сегодня выложить все этой молодой женщине. Он не знал, радоваться или завидовать таким способностям!
   – Холли, признайся, чем ты ему угрожала? Лишить достоинства?
   – О нет, это неправдоподобно.
   – Расскажи!
   Холли подалась вперед и оперлась подбородком на сложенные домиком ладони.
   – Пообещала, что раздену догола, свяжу руки, приторочу ремнем к седлу и заставлю идти рядом с моей лошадью. Заверила, что мы объедем всю округу, навестим каждый дом в деревне, заедем к его родственникам, друзьям и врагам, а также к лорду Гримсби и на конюшню. Поклялась, что расскажу всем, что он наделал, и это станет наказанием для тех, кто попытается причинить зло нашим коням или жокеям. Он не поверил. Засмеялся, назвал меня хитрой девчонкой, которая пытается провести его. Мол, ни одна женщина не способна на такую дерзкую штуку.
   Джейсон и не подозревая, что она такая превосходная рассказчица.
   – И что же? – спросил он с любопытством.
   – Я велела раздеть его до самой грязной шкуры, спутать руки и привязать к длинной веревке. Села на Шарлеманя, приторочила веревку к седлу. Он ругался, сыпал проклятиями, назвал меня извращенкой и другими, не менее очаровательными именами. Мы отъехали от Лайонз-Гейт не более чем на сотню футов и как раз направлялись к деревне, когда он сдался. Прокричал имя Поттера и признался, что лорд Гримсби велел тому навестить своего брата в Кренстоне, пока все не забудут о скачках. Снова выругался, заявил, что Ловкач выиграл несправедливо и лорд Гримсби наверняка до сих пор не в себе из-за этого.
   Джейсон невольно представил Киндреда голым. Не слишком приятное зрелище. Конечно, он высок, но ноги у него тонкие, а грудь впалая. И ужасно волосатый. Интересно, на спине у него тоже волосы?
   Но расспрашивать жену о столь деликатном предмете он не собирался.
   – Значит, ты послала Куинси и Генри за этим Поттером?
   – Да. Самое главное – исполнить данную угрозу. Каждый должен знать, что за подлость придется ответить. Итак, я вывела его голым на дорогу и сказала, что, если он еще попробует выкинуть что-то в этом роде, я дам веревку в руки его теще. Идиот сказал, что она не любит лошадей, на что я ответила, что для этой цели специально дам ей свою коляску и дождусь ясного солнечного денька. Она будет восседать в коляске, а он – семенить рядом. Киндред мне поверил. Я посоветовала ему рассказать об этом всем, кого встретит, поскольку отныне это будет официальным наказанием, принятым в Лайонз-Гейт для тех, кто захочет причинить нам неприятности во время скачек.
   – А Киндред рассказал, какие кары обещал ему лорд Гримсби, если раскроет рот?
   – О да. Я просто ответила, что одна исполненная угроза стоит десятка неисполненных, оглядела его с головы до ног и заявила, что шишки на его ступнях выглядят крайне непривлекательно, – весело засмеялась Холли, очень собой довольная.
   Джейсон, неожиданно развеселившись, громко вторил ей. Ничего не скажешь, выходка, достойная Джесси Уиндем!
   Когда она, икнув от смеха, поспешно хлебнула воды, он покачал головой:
   – И конечно, он снова тебе поверил, тем более что был раздет до нитки. Ну ты и молодец! Обо всем позаботилась!
   Неужели в его голосе прозвучала зависть? Какой позор! Жена продолжала широко улыбаться.
   – О нет. Я просто забрала пешки. А вот ты должен поставить мат черному королю.
   – Черный король? Слишком пышно для него.
   – Он только первый в ряду черных королей, которым предстоит познать всю силу твоего гнева, – пояснила Холли, и он понял, что она не шутит. И ощутил, как глубоко в душе растет чувство уверенности в себе, наполняя его энергией и довольством. Очевидно, Холли удалось пробудить в нем тщеславие.
   – Я еще не разговаривал с лордом Гримсби, потому что хотел точно знать, что связывает Элджина Слоуна и Чарлза Грандисона. Шесть дней назад я велел начать расследование.
   – Почему же не сказал мне?
   – Но и ты не открыла, что собираешься сделать с Киндредом! Не ной. Дело в том, что я предпочел бы тоже раздеть лорда Гримсби догола и привязать к лошади. К сожалению, вряд ли мне это сойдет с рук.
   – Вот и говори насчет омерзительного зрелища… о, думаю, что ты ужасно умный, Джейсон!
   В ее голосе звучало неподдельное восхищение, и знакомое тепло разлилось в груди Джейсона. В дверях появился Петри.
   – Мастер Джейсон, к вам какой-то коротышка. Очень мал ростом, но, надеюсь, не слаб духом. Говорит, дело важное.
   Джейсон бросил салфетку на тарелку и поднялся.
   – Похоже, это мистер Клуни. Может, сегодня я и навещу лорда Гримсби.
   Ей отчаянно хотелось пойти с ним: в конце концов, она его партнер! Но она знала, тем инстинктивным врожденным знанием, присущим всем женщинам, что ему лучше побыть наедине с таинственным мистером Клуни. Они будут чувствовать себя намного свободнее и детально обсудят наказание за нарушение правил.
   – Как насчет Элджина и Чарлза?
   – Я пошлю записку лорду Гримсби и попрошу пригласить их к моему приезду, если, разумеется, мистер Клуни нашел для меня все необходимые ответы.
   – Интересно, они втроем платили Поттеру и Киндреду за выстрел в Лори?
   – У Элджина нет денег, – улыбнулся Джейсон. – А Чарлз? Не думаю.
   Она не отводила глаз от его лица, такого прекрасного в свете лившегося из окна утреннего солнца, что хотелось плакать. Или лишиться чувств, как кухарка. По крайней мере хотя бы петь арии.
   – Может, ты заберешь с собой Поттера и Киндреда, когда поедешь к лорду Гримсби?
   – Нет. В этом нет необходимости, – покачал головой Джейсон и, подойдя к жене, нагнулся, чтобы поцеловать ее в губы. – Я приколочу его зад к двери конюшни.
   – Чей именно?
   Джейсон рассмеялся и погладил ее по щеке.
   – Мастер Джейсон!
   – Что тебе, Петри? Ты все еще здесь? Наблюдаешь за нами?
   – Разумеется, это моя обязанность. Я только хотел сказать, что ваши сапоги сверкают куда ярче, чем у хозяйки.
   Джейсон взглянул на свое отражение в сверкающих сапогах, поданных сегодня утром Петри.
   – По моему мнению, сэр, она переложила анисового семени.
   – Я велел ему, – пояснил Джейсон Холли, – написать старине Фаддсу и узнать точную меру, поскольку сомневался, что ты поделишься с Петри.
   – И это чистая правда, но все же ты молодец, Петри.
   Петри гордо выпятил грудь.
   – О, послушай, Джейсон, кажется, кухарка поет, а это значит, что она жарит тебе яичницу со щепоткой тимьяна, как раз как ты любишь. Вернешься, чтобы ее съесть?
   – Холли, – пробормотал он, – знаешь, прошлой ночью я осознал, что, всего лишь повторяя твое имя… О, Петри, что ты тут маячишь? Иди и скажи мистеру Клуни, что я сейчас буду. Иди. Как я уже сказал, простое упоминание твоего имени, даже случайное, согревает меня до кончиков пальцев.
   – И я очень этому рада. О черт, так и быть, скажу. Я люблю тебя, Джейсон Шербрук, хотя кухарка никогда не поджарит мне такую яичницу, как для тебя.
   Она любит его?
   Такое откровение поразило его, ошеломило, едва не бросило на колени, чуть-чуть не исторгло из уст крик радости.
   – Я этого не заслуживаю.
   – Возможно, нет, но что мне делать? Она в моей душе, эта любовь к тебе, пришла и отказывается уходить. Тебе не нужно ничего отвечать. И скажи кухарке, что сегодня утром жертвуешь яичницу мне.
   – Договорились.
   Он снова прижался к ее губам быстрым, крепким поцелуем и исчез.
   Когда несколько минут спустя в комнату вошла кухарка, Холли объявила:
   – Мастер Джейсон разрешил мне съесть яичницу.
   Миссис Миллсом печально кивнула:
   – Да, прекрасный молодой хозяин извинился передо мной и сказал, что этому не суждено случиться.
   Казалось, она вот-вот ударится в слезы.
   – У него посетитель, миссис Миллсом, иначе он был бы здесь.
   Но кухарка уже не слушала. Она внесла блюдо с яичницей осторожно, как ребенка, подошла к окну, выглянула и, увидев шагавшего к конюшне хозяина, завопила во все горло:
   – Мастер Джейсон, вернитесь, прежде чем ваша яичница исчезнет в желудке хозяйки! Приводите с собой того тощего коротышку!
   – Миссис Миллсом, – откликнулся Джейсон, – позвольте госпоже съесть сегодня яичницу! Вполне возможно, что она носит ребенка! Я хочу, чтобы мой наследник вырос большим и сильным!
   Миссис Миллсом обернулась и уставилась на Холли. Та пожала плечами:
   – Кто знает! Отдайте мне блюдо, миссис Миллсом. Не хотим же мы иметь маленького, жалкого наследника.
   – Ешьте все, госпожа. Скоро будете выблевывать внутренности по утрам!
   – Весьма печальное предсказание, миссис Миллсом.

Глава 41

   Два часа спустя Джейсон уже гнал Ловкача по извилистой обсаженной дубами аллее, ведущей к Эббот-Грейндж, дому лорда Гримсби. По дороге он представлял, как удлиняет аллею Лайонз-Гейт, возможно, добавляет пару изгибов и тоже сажает дубы. Через двадцать лет над их головами будут такие же навесы из густой зеленой листвы. Его отец прав. Теперь и Джейсону будущее казалось безоблачным. А что, если Холли уже носит его ребенка? Возможно, вполне возможно…
   Он расплылся в дурацкой улыбке и стал насвистывать одну из песенок герцогини. День был теплым, яркое солнце нещадно палило, дикие розы обвивали каменные ограды, и пропотевшая рубашка прилипла к спине. Джейсон увидел одинокого павлина, разгуливавшего по переднему газону с раскрытым хвостом-веером. Где же прячется та, ради которой блестит и переливается вся эта роскошь? Самки павлина, насколько ему было известно, очень непостоянны.
   Джейсон оставил Ловкача на попечение конюха, которого видел в Бекшире. Парень заметно нервничал, что неудивительно, поскольку и он уже знал, что Джейсон удерживает Киндреда в плену.
   – Должно быть, у вас не хватает рабочих рук, тем более что и Киндред, и Поттер схвачены. Надеюсь, парень, ты позаботишься о Ловкаче?
   – О да, сэр, обязательно, он хороший мальчик, с крепкими зубами и глазами, как у самого дьявола.
   – Хочешь сказать, у него злобный взгляд?
   – О нет, сэр, но его глаза видят каждый грех, который когда-либо совершался на этой земле.
   – Надеюсь, он не увидит, как ты грешишь, – предупредил Джейсон, гладя Ловкача по холке.
   Парень поспешно сунул Ловкачу морковку и стал что-то напевать прекрасным низким голосом.
   Дворецкий лорда Гримсби, старикашка с мутными глазами и таким видом, словно вот-вот рухнет на пол в глубоком ступоре, оглядел Джейсона и заявил на удивление звучным, молодым голосом:
   – Не понимаю, молодой человек, почему мой хозяин так вас боится. Полагаю, когда вы улыбаетесь, на небе поют ангелы, но ему абсолютно все равно. С самых Бекширских скачек он что-то несвязно бормочет, в точности как этот идиотский павлин.
   – Может, и вы скоро начнете бормотать, – пообещал Джейсон, пронзая его уничтожающим взглядом. Но старик спокойно пожал плечами:
   – Вы и вправду красивы, сэр. Слишком красивы, как считает хозяин. Леди Гримсби утверждает, что его зависть жалка и омерзительна. – Он помолчал, словно прислушиваясь. – Да, я слышу пение ангелов. Следуйте за мной, молодой господин, посмотрим, захотят ли вас принять.
   Джейсон ухмыльнулся в лысый затылок дворецкого и отправился в гостиную, но у самого порога легонько коснулся стариковского плеча.
   – Докладывать обо мне не обязательно. Доставьте это удовольствие мне, – попросил он и, стукнув в дверь, вошел.
   И едва не растаял от удовольствия при виде Чарлза Грандисона и Элджина Слоуна. Оба развалились в креслах, слушая разглагольствования лорда Гримсби. Вот и хорошо. Все нужные ему люди здесь. И поскольку поспешили приехать как можно скорее, значит, крайне обеспокоены. Да и выражение лиц одинаково: мальчишки, стянувшие яблоки из сада викария.
   – Доброе утро, джентльмены. Я доволен, что лорд Гримсби поторопился вас призвать.
   – Да, – кивнул лорд Гримсби, не поднимаясь.
   Судя по тону, настроение у него – хуже некуда. Что же, он имеет право сердиться, поскольку целую неделю пришлось обходиться без двух конюхов.
   – Прежде всего, милорд, позвольте сообщить, что Киндред жив и здоров, по крайней мере на этот момент.
   – Киндред, говорите? Я уволил его несколько месяцев назад и не знаю, на кого он работает сейчас. Но только не на меня. Послушайте, Джейсон…
   – Приветствую вас, Чарлз, – улыбнулся Джейсон. – Элджин. Вижу, все вы озабочены каким-то предприятием.
   – Могу я спросить, что вытворяет ваша жена с беднягой Киндредом? – выпалил Грандисон.
   – Готовит его к долгому путешествию в Ботани-Бей.
   – Ботани-Бей? Что за вздор!
   – Туда ему и дорога, – буркнул Элджин, – раз уж глупый негодяй дал себя поймать!
   – Не считаете, что Ботани-Бей – это крайняя мера? – не унимался Грандисон.
   Джейсон молча улыбнулся.
   – Вы приехали сюда, чтобы угрожать моему бывшему конюху отправкой в Ботани-Бей? Скатертью дорога. Киндред всегда был смутьяном. Поэтому я и уволил его. Больше нам не о чем говорить, так что пора распрощаться.
   – О нет.
   Лорд Гримсби сжал кулаки, но постарался взять себя в руки.
   – Что вам нужно, Джейсон? Почему вы хотели встретиться с нами? Чертовски нагло, мальчик, чертовски нагло с вашей стороны! Олифант не должен был вас впускать. Проклятый болван!
   – Я запугал его, милорд.
   – Это невозможно. Старая развалина почти ничего не видит и не слышит. Так что его не запугаешь.
   – Но, Джейсон, поймите, – заметил Чарлз, лениво пожимая плечами, – нельзя же отправлять человека в ссылку только потому, что он якобы собирался стрелять на скачках. Все обсуждали случившееся, и все считают, что вам необходимо отыскать того парня, который ранил жокея, а бедняга Киндред тут ни при чем…
   – Собственно говоря, я счастлив сообщить вам, что действительно поймал человека, пустившего пулю в моего жокея, – снова улыбнулся Джейсон. – Поттер посылает вам привет и наилучшие пожелания, милорд Гримсби. В данный момент он не слишком счастлив, поскольку Киндред поведал ему, каким будет наказание. Судя по словам жены, оно займет не менее четырех часов.
   – Поттер? Это ничтожество? Он не знает ничего, Джейсон, абсолютно ничего.
   – Мои люди нашли его там, где указал Киндред, – в коттедже брата, в Кренстоне, до смерти перепуганного. Он и Киндред признались, что получили указания от вас, милорд. Правда, клянутся, что вы не велели им убивать лошадь или жокея, просто вывести из строя возможного победителя, любого, кто обгонит Фонарщика.
   Чарлз буквально взвился в воздух:
   – Значит, случись что, ваши громилы стреляли бы в моего Ганимеда?
   – Чепуха, Чарлз. Садитесь. Джейсон просто пытается нас стравить.
   – Да, Чарлз, если бы Ганимед вырвался вперед, думаю, либо он, либо ваш жокей получили бы заряд свинца.
   – Это ложь! Элджин, скажите ему, что это ложь!
   – Это ложь, Чарлз. Поймите, если верить всему, что говорит этот тип, значит, и Брут оказался бы в опасности. Дядя никогда не стал бы калечить лошадь, принадлежащую моей невесте, наследнице мистера Блейстока.
   – А я полагаю, что лорд Гримсби подстрелил бы любого, помешавшего Фонарщику выиграть. Чарлз, вы вольны верить всему, что вам говорят.
   – Как вы смеете, Джейсон! – взорвался лорд Гримсби – Это скачки! На скачках можно вытворять все, что угодно! Любые проделки! Это просто часть игры.
   – Неужели? А вот я вне себя от бешенства при мысли о том, что кто-то способен повредить моему коню, – сухо возразил Чарлз. – Вы знаете мою репутацию, милорд. Нужно быть последним идиотом, чтобы не бояться кары, которую я навлеку на голову каждого, повторяю, каждого, кто осмелится покалечить моих лошадей.
   – Конечно, я помню об этом. Не настолько я глуп. Поэтому и говорю: все это вздор. Кроме того, вы совсем другой, Чарлз, и все воспринимаете серьезно.
   – В таком случае, Чарлз, вы должны наказать Джейсона, – вставил Элджин. – Что ни говори, а его жокей выбил вашего из седла.
   – Совершенно верно, Чарлз. Мне ожидать от вас визита?
   – Нет, – буркнул Чарлз.
   – Вот и прекрасно, тем более что ваш жокей начал первым, – напомнил Джейсон и снова обратился к лорду Гримсби: – Милорд, а что, если бы кто-то из владельцев других лошадей ранил Фонарщика?
   – Я бы прикончил подлеца.
   – Вот именно, – подтвердил Чарлз, поднося к губам чашку с чаем.
   – Черт возьми, мальчик, какая теперь разница. Поймите, это была всего лишь царапина, не больше и не меньше. И Ловкач все-таки выиграл скачку.
   – Хотите, чтобы я объяснил своему жокею, что пулевое ранение всего лишь добавляет пикантности к происходящему и красок к его скаковому костюму?
   – Небольшая дырка в мякоти, только и всего, – фыркнул Элджин Слоун.
   – Неужели? Но откуда вам это знать?
   – Все отсюда до Лондона это знают. Мистер Блейсток был весьма расстроен, ему хотелось бы, чтобы стрелок целился более метко и хотя бы сбил вашего жокея с чертова Ловкача, и тогда бы его Брут победил.
   Чарлз сочувственно поцокал языком.
   – Но победил бы Ганимед, если бы жокей Джейсона не сбил моего на землю. Нет, Элджин, Брут не победил бы, сколько бы коней ни перекусал по пути к финишу. Признаю, замысел интересен, но не находит ли его Блейсток несколько непредсказуемым? Я все гадаю, сэр, победил бы Фонарщик Ганимеда в честной скачке. Весьма сомневаюсь, хотя Фонарщик – прекрасное животное. И если бы между Ганимедом и Ловкачом велся честный поединок, уверен, что Ганимед взял бы приз.
   – Но Ловкач бежал честно, – заметил Джейсон. – У Лори ушло время на то, чтобы сбить вашего жокея. Жаль, что так получилось, но, сами знаете, не Лори в этом виноват. Все эти выходки отвлекают лошадей и жокеев. Теряется время. Я всегда считал, что лучше позволить лошадям бежать без постороннего вмешательства.
   – Такого никогда не будет, – предрек лорд Гримсби. – Даже через тысячу лет. Жокеи любят орудовать хлыстами, пинать противника, теснить лошадью, пока он не упадет. Лошади тоже коварны, это их прирожденное качество. Мистер Блейсток рассказывал, что Брут кусается едва ли не с первых дней. Лошадям было бы скучно просто скакать к финишу без всякой драки. Тогда они не бежали бы в полную силу. Им необходимы развлечения.
   – Ловкач не нуждается в развлечениях, – отрезал Джейсон. – Ни он, ни я их не любим.