Александра рассмеялась и зажгла свечи.
   — Помню, как я в детстве болел. Не знаю точно чем.
   Но ты всегда была рядом. Я проснулся среди ночи, и ты стояла надо мной со свечой в руке, а распущенные по плечам волосы казались язычками пламени. Ты показалась мне ангелом.
   — Я и есть ангел, — снова засмеялась Александра, целуя сына. — Ты выглядишь лучше, и глаза прояснились. А теперь я тебя покормлю.
   Она подвинула стул и села рядом с постелью, проследив, чтобы сын доел все до конца. Отложив ложку, Джеймс вздохнул, откинулся на подушки, закрыл глаза и пробормотал:
   — Когда я проснулся, первой мыслью было: куда подевалась Корри?
   Александра закашлялась.
   — Она спасла мне жизнь, мама. Честно говоря, не думаю, что у меня было много шансов сбежать от этой троицы.
   — Она всегда была девочкой предусмотрительной, — согласилась мать. — И абсолютно тебе преданной.
   — А я и не ценил этого, пока не грянула беда. Представляешь, увидела, как меня похитили, и, не колеблясь, прыгнула на запятки. Можешь ты этому поверить?
   — Собственно говоря, да.
   Джеймс улыбнулся, не открывая глаз.
   — Да, ведь ты и отец всегда горой стояли друг задруга. И ты тоже вскочила бы на запятки, верно?
   — А может быть, нагнулась, достала пистолет, который ношу за подвязкой, и пристрелила бы злодеев.
   — Думаешь, что рассмешила меня? Нет, я вполне могу представить, что ты палишь из пистолета. — Джеймс вздохнул и потянулся. — И еще перед глазами так и стоит трехлетняя Корри. Такая, какой я впервые ее увидел. Ты держала ее за руку, когда знакомила с нами.
   Не забуду, как она перевела взгляд с Джейсона на меня, потом снова на Джейсона и тихо выговорила, глядя на меня огромными глазами: «Ты — Джеймс».
   — Да-да, она немедленно бросила меня и направилась прямиком к тебе, откинув голову, чтобы получше тебя рассмотреть. По-моему, тебе тогда было десять лет.
   — Она ни за что не хотела меня отпускать, а я ужасно смущался. Куда бы я ни повернулся, повсюду была эта маленькая фея. Сидела у моих ног и гладила мои пальцы.
   — А помнишь, как Джейсон пытался ее обмануть, уверяя, что он — это ты?
   — Она лягнула его. Он погнался за ней, шутя, конечно, но тут она заметила меня и попыталась взобраться мне на колени.
   — Джейсон был так уверен, что перенял все твои ужимки. Но ее не одурачишь, — хмыкнула Александра.
   — А мисс Джульетта Лоример не смогла нас различить.
   — Ах да, Джульетта, — пробормотала Александра, старательно изучая свои поношенные зеленые туфли. — Прелестная девушка, не находишь?
   — Да, и танцует хорошо, походка легкая. Кроме того, она замечательно красива. Но беда в том, что это мог быть не я, а Джейсон, и она не увидела бы разницы.
   — Пока тебя не было, они с матерью приезжали три раза. Нас не было дома, так что их принимал Джейсон.
   Он сказал, что Джульетта очень расстроилась, узнав, что он — не ты.
   Джеймс обдумал сказанное, поразмышлял недолго: одолела усталость. Он кривовато улыбнулся, пробормотав:
   — Спасибо, что не дала умереть с голода. — И легонько всхрапнул.
   Александра поцеловала сына, выпрямилась и долго смотрела на него, благодаря Господа за то, что в его жизни была Корри Тайборн-Барретт.
 
   — Кто ты?!
   — Фредди, милорд, новый грум Шербруков, — пояснил мальчик, выпячивая грудь: настоящий подвиг при почти несуществующем торсе. — Неудивительно, что вы Меня не помните при такой-то горячке!
   Видя, как горд новоявленный грум своим положением, Джеймс улыбнулся тощему мальчишке в ливрее Шербруков, который не побоялся добраться до Лондона, чтобы сообщить его родителям, где находятся он и Корри.
   — Теперь я вспоминаю тебя, Фредди. Почему ты здесь?
   — Да я уж больно волновался, милорд. Вот и поднялся наверх убедиться, что вы сумели выкарабкаться, как мне сказали внизу. Все очень довольны, что вы с нами, милорд. Лучшее, что я сумел сделать в жизни, — это отыскать большой дом ваших родичей, сказать, где вы, хотя при этом из меня чуть печень не вырезали. И взгляните только, что из этого получилось! Посмотрите на меня хорошенько, милорд. Ну не шикарный ли вид?
   Пощупайте эту шерсть! Мягкая, как ребячья попка, милорд.
   — Да, выглядит очень мягкой, а ты просто великолепен, Фредди. Прости, что не сразу узнал тебя, но очень хорошо помню, что ты сделал для меня и Корри. Спасибо.
   — Не стоит, милорд, но вы были так больны, что я боялся привезти ваших родичей на похороны. Но нет, вы ухитрились за шиворот вытащить себя из гроба. Это все мисс Корри. Она вас спасла. Упорная барышня, ничего не скажешь, ни за что не хотела отходить от вас.
   Так и сидела рядом.
   — Правда, что тебя едва не убили по дороге в Лондон?
   — Перехватили на дороге. Целая банда молодых негодяев, которым стукнуло в голову прибить меня, просто так, ради забавы. Только вот мне было не до веселья. Отобрали деньги, которые дала мисс Корри, хотя я спрятал их в башмак. А они все равно нашли. Но я удрал от них и добрался сюда, пусть и едва ковылял. И Уилликом сразу понял, что мне нужно передать его сиятельству что-то важное, и тотчас же отвел меня к нему.
   — Я высоко ценю твою храбрость, Фредди.
   Фредди кивнул, думая о пяти фунтах, которые он теперь хранил в кармане, а не в башмаке, пяти фунтах, подаренных графом. И как приятно было чувствовать эту бумажку, тихо шуршавшую о мягкую шерсть костюма, который Уилликом называл ливреей. Красивое слово «ливрея». Ему так нравится его выговаривать.
   Фредди потер чистые ладони о шерстяные брюки.
   — Ваш отец говорит, что мистер Уилликом заказал мне шесть костюмов. Шесть! Представляете?!
   — Нет, — медленно выговорил Джеймс. — Не могу представить.
   Он думал о своем дядюшке Райдере, который собирал по всей стране несчастных, обездоленных, униженных детей, воспитывал их, растил, давал образование и, главное, любил. Что сказал бы Фредди о дядюшке Райдере?
   В спальню вошел Джейсон, и Фредди немедленно улизнул, все еще поглаживая тонкую шерсть ливреи.
   — Как насчет того, чтобы послать Фредди к дяде Райдеру? — спросил Джеймс.
   — Нашего довольного жизнью грума с шестью новыми ливреями? Вряд ли он захочет ехать, Джеймс. Бедняга так счастлив, что попал в большой город, и постоянно трещит о том, как своими глазами видел Тауэр, где раньше выставляли головы преступников. Неужели не понимаешь? Теперь он чего-то добился. И очень гордится собой. Ему не нужен Райдер.
   — Но он там получит образование.
   Джейсон улыбнулся:
   — Он скорее всего станет ныть и жаловаться, но я позабочусь, чтобы Уилликом нанял учителя и держал нашего ливрейного грума в классной комнате не менее двух часов в день. Я пришел сказать, что нас навестили мисс Джульетта Лоример и ее матушка, которые жаждут тебя видеть.
   Однако Джеймс покачал головой, прежде чем Джейсон успел договорить:
   — Я еще даже не успел побриться.
   — Зато теперь мисс Лоример сумеет нас различить.
   — Что верно, то верно. Нет, передай леди, что я завтра днем заеду с визитом.
   Джейсон направился к двери.
   — Где Корри? — спросил Джеймс. — Знаешь, когда я проснулся, первым делом окликнул ее, но не сумел учуять… знаешь, такой легкий аромат, может, жасмин. Как-то странно, что ее нет рядом.
   — Ничего удивительного: она ушла сразу после того, как мы помогли тебе подняться в спальню. Неужели не помнишь, как попрощался с ней?
   — Абсолютно. Джейсон, может, наведаешься к ней?
   Посмотришь, как там она. Да, а как насчет мисс Джудит Макрей? Ты виделся с ней?
   Джейсон ответил на удивление строгим взглядом, что придало ему вид греческой статуи.
   — Времени не было. Правда, я успел уведомить ее, что тебя привезли домой. Но уверен, что мыс ней скоро встретимся.

Глава 21

   Джеймс сидел в постели, уже умытый и побритый Петри, который кудахтал и суетился над ним, пока у несчастного не зачесались руки швырнуть в надоеду книгой. Но тут Уилликом, сияющий от счастья быть эскортом героини дня, ввел к нему Корри.
   Завидев ее, Джеймс, вместо того чтобы обрадоваться" наставительно заявил:
   — Ты не должна без сопровождения входить в спальню к молодому человеку, Корри. Ты юная незамужняя леди, и на этот счет существуют строгие правила.
   Корри с насмешливой улыбкой склонила голову набок.
   — 'Ну что за вздор ты несешь? Я всю жизнь свободно бегала по вашему дому, а теперь обязана навещать тебя только в сопровождении старших, иначе тебе, не дай Бог, вдруг взбредет в голову сделать какую-то непристойность, скажем, изнасиловать меня под родительской крышей?
   — Дело в принципах, а не в частности.
   — Глядя на тебя, я готова прозакладывать все карманные деньги, что ты не способен ни на какие проделки', поскольку в настоящий момент слабее новорожденного младенца.. Держу пари, что за полминуты уложу твою руку.
   — Чистая правда, — беспечно кивнул он, ощущая беспричинную радость, Все домашние были так добры, предупредительны и заботливы, что зубы ломило. Но Корри не собирается его нянчить, мало того, дай он повод, не задумается пустить в ход кулаки. И это прекрасно.
   Джеймс выпрямился.
   — Пожалуй, даже Фредди сможет послать меня в нокаут.
   Корри ухмыльнулась, но промолчала.
   — Мне нравятся твои усики, — объявила она наконец. — Добавляют изысканности твоему лицу.
   Джеймс вопросительно изогнул бровь.
   — Красота сама по себе может быть утомительной, не так ли, Джеймс? Когда она неизменно остается идеальной и самим совершенством, вскоре от нее зевать хочется.
   — А мне не хватает твоего белого бального туалета, разорванного и грязного. И тоже добавлявшего изысканности твоей внешности, — парировал Джеймс — Взгляни на себя: миленькое зеленое платьице, не больше и не меньше. Какая тоска!
   Он зевнул, похлопал ладонью по губам и зевнул снова.
   Корри мгновенно приняла позу, предназначенную, чтобы сразить его, но, к сожалению, она не сработала, поскольку Джеймс однажды наблюдал, как негодница оттачивает ее перед зеркалом. Правда, Корри, слава Богу, его не заметила.
   Он с улыбкой ждал, чем она ему ответит.
   — Должна признать, — объявила она, постукивая пальцем по подбородку, — что когда ты во время болезни по большей части лежал совсем без всего, распростертый на спине, беспомощный и несчастный, я, разглядывая тебя, ни секунды не скучала. И даже ни разу не зевнула.
   Вот это удар так удар!
   Джеймс побагровел до корней волос. Корри нахально ухмылялась, понимая, что и на этот раз взяла над ним верх, и от такой наглости Джеймс рассвирепел.
   Но как это ни было трудно, он сумел взять себя в руки.
   — Корри, почему бы тебе не подойти сюда и не подать мне воды?
   Однако Корри не попалась на удочку.
   — Это чтобы ты вылил ее мне на голову? Нет, большое спасибо. Сейчас тебе ничего не остается, кроме как игнорировать мои колкости. Весьма жалкая участь, не находишь? Жаждешь ответить тем же? Придется подождать, тем более что твой мозг сейчас бездействует и ты не в состоянии придумать ничего полезного. Так что признай: на этот раз я оставила тебя распростертым в грязи. Распростертым. Что за чудесное слово!
   И, выпустив последний залп, она налила ему стакан воды, уселась на постель, обняла за шею и приподняла голову. Он едва не уткнулся носом в ее грудь и глубоко вдохнул.
   — Довольно. Ах, как хорошо. Спасибо, Корри.
   Корри отставила стакан и покачала головой.
   — Что это с тобой? Слишком слаб, чтобы самостоятельно утолить жажду?
   — Нет, мне нравится, когда ты заботишься обо мне.
   Кроме тою, ты так приятно пахнешь.
   Корри машинально погладила его щеку, чуть сжала подбородок.
   — Я действительно приятно пахну? В моем аромате достаточно изысканности?
   — Вполне.
   Корри фыркнула.
   — Знаешь, это фырканье, каким бы отчетливым и выразительным оно ни было, абсолютно не вяжется с твоим платьем, в котором твоя талия кажется не толще дверной ручки. Что же касается лифа… опять твой чертов вырез оказался слишком велик. Ты должна выглядеть скромной молодой леди, проводящей в Лондоне первый сезон, а не опытной особой, почти потерявшей надежду выйти замуж, которой требуется любым способом выставить напоказ свой товар, чтобы завлекать простаков. Ага, только взгляни на себя: так и подмывает швырнуть графин с водой мне в голову? Ты не так поняла мои доброжелательные советы, Корри. Я всего лишь хотел сказать, что ты не должна так щедро демонстрировать свои прелести, хотя бы пока. Именно это сделает тебя более желанной.
   Он ясно дал понять, что имел в виду. Джеймс выжидал, стараясь справиться с мириадами обуревавших его мыслей. Но тут Корри, глядя в пространство, тихо сказала:
   — Помню, как мои руки сводило судорогой от холодной воды, которой я обмывала тебя, чтобы сбить жар.
   И каждый раз они опускались все ниже и ниже.
   И тут она перевела на него взгляд и лукаво улыбнулась. Настоящей ведьмовской улыбкой.
   — Ах, Джеймс, не колеблясь, могу сказать, что твои товары вовсе не требуется выставлять напоказ. Не то что мои. Я, скромная серенькая птичка, должна каким-то образом приманивать мужчин.
   Джеймс снова покраснел. Проклятие, и она это заметила!
   — Ради Бога, Корри, поддерни платье. Хотя бы на дюйм!
   — Хорошо, — покорно кивнула она.
   Джеймс потерял дар речи.
   — Закрой рот, Джеймс, сейчас ты точная копия Уилли Маркера, после того как я сказала ему, что ни одна девушка не выйдет замуж за такого безмозглого осла.
   — Сомневаюсь, что Уилли Маркер когда-нибудь подумывал о женитьбе, — возразил он.
   — Именно это он и проорал мне, — вздохнула она. — А потом попытался снова поцеловать. Ну не странно ли?
   После того, как я его поколотила!
   — Полагаю, некоторые мужчины возбуждаются, когда девушка бьет их по голове.
   У нее руки чесались коснуться его, но, естественно, предлога не было. Он уже не беспомощен. И поэтому она проговорила:
   — Довольно о моем платье. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь в это прекрасное утро?
   — Мои подушки сбились. Поправь, пожалуйста. Голова очень болит.
   Она наклонилась над ним, взбила подушки и, выпрямившись, пробормотала:
   — Может, обтереть тебе лоб розовой водой?
   — Да, неплохо бы.
   Напевая одну из его любимых озорных песенок, она смочила платочек водой из графина и положила ему на лоб. Сейчас ей было не до издевательских ухмылок: лицо выражало полную сосредоточенность.
   — Жаль, что у меня нет розовой воды, Джеймс. Как по-твоему, вода из графина поможет?
   — Еще бы! Мне уже легче.
   Она продолжала обтирать его лоб медленными легкими движениями, на которые он откликался всем своим существом.
   — Утром случилось нечто странное, Джеймс. Мы с горничной направлялись к тебе, когда я заметила миссис Каттер и леди Брисбетт. Я познакомилась с ними на прошлой неделе, и обе были исключительно любезны со мной. Но сегодня прошли мимо, задрав носы и глядя сквозь меня, словно я вообще не существую. Ну не поразительно ли? — сообщила Корри и, помедлив, добавила:
   — Впрочем, может, они обе близоруки, но я улыбнулась и поздоровалась с ними. Что это означает? Не так странно, как парень, желающий поцеловать огревшую его девушку, но все же непонятно.
   От дверей донесся сдавленный возглас. Это оказался не Петри и даже не его мать с завтраком. На пороге стояла мисс Джульетта Лоример. Из-за ее спины выглядывала миссис Лоример.
   Джульетта расправила плечи, демонстрируя свой соблазнительный товар еще более откровенно, чем Корри, и, нужно признать, с большим эффектом, и спросила голосом, достаточно холодным, чтобы заморозить присутствующих:
   — Могу я осведомиться, что здесь происходит?
   — Здравствуйте, Джульетта, — весело приветствовал Джеймс. — Корри любезно согласилась обтереть мне лоб водой из графина, поскольку розовой воды не нашлось. У меня болит голова.
   — Вам нужны более нежные руки, чтобы обеспечить достойный уход, милорд, — вмешалась миссис Лоример. — Джульетта, возьми платочек и займись делом.
   Мисс Тайборн-Барретт вообще не следует здесь находиться. В отличие от тебя она заявилась в спальню к мужчине одна, а это совершенно неприлично. Мне, пожалуй, стоит намекнуть об этом Мейбелле.
   — Но почему же? — громко удивилась Корри, передернув плечиками. — Всю жизнь я была почти членом этой семьи.
   — Это не играет никакой роли, мисс. Вам давно пора домой. Да-да, самое время распрощаться.
   — Но как насчет головной боли Джеймса?
   — Помолчи, Корри, — велел он и закрыл глаза, чтобы не становиться свидетелем битвы, набирающей силу в его спальне.
   — Джеймс, — мелодичным голоском пропела Джульетта, — вы прекрасно выглядите. Клянусь, вы хоть сейчас готовы протанцевать со мной тур вальса. Я так рада, потому что ужасно беспокоилась о вас, когда вы исчезли, бесследно и необъяснимо. Но тут кто-то заметил, что мисс Тайборн-Барретт тоже пропала. Разумеется, это не вызвало такого скандала, как ваше исчезновение, но, согласитесь, ваше одновременное появление в Лондоне выглядит довольно странно.
   За спиной Джульетты раздался кашель.
   — Леди, — объявил граф Нортклифф, — я пришел, чтобы пригласить вас на чай и превосходные лимонные кексы, которые печет наша кухарка. Корри, присоединишься к нам, после того как оботрешь лоб Джеймса. Итак, леди?
   Спасен. Спасен отцом.
   Выхода не было. Джульетта умоляюще посмотрела на Джеймса, продолжавшего лежать с закрытыми глазами, бросила уничтожающий взгляд на Корри и, повернувшись, последовала за графом.
   — Она права, Корри, — пробормотал Джеймс.
   — В том, что твое исчезновение вызвало больше шума, чем мое? Ну разумеется. Кто станет беспокоиться обо мне, кроме тети и дяди? Впрочем, вполне возможно, что дядя Саймон и не заметил моего отсутствия, если только я срочно не понадобилась ему, чтобы помочь зажать очередной лист в пресс.
   Она говорила правду, и Джеймс вдруг разозлился по причине, о которой не хотел размышлять.
   — Сегодня утром он сообщил, что нашел какой-то лист неизвестного дерева, лежавший на обочине одной из аллей Гайд-парка. Он был вне себя от волнения и полон решимости отыскать растение, с которого упал злополучный лист. Кроме того, он ужасно обрадовался, что я оказалась жива и здорова и можно спокойно заниматься коллекцией без постоянных сетований тети Мейбеллы. Правда, Джейсон наверняка скучал по мне. И, возможно, Уилликом тоже. Как жаль, что Бакстеда здесь нет! Помнишь Бакстеда, нашего дворецкого в Туайли-Грейндж?
   — Естественно. Я знал его чуть ли не с пеленок.
   — Бакстед всегда помогал мне выскользнуть из дома и вернуться незамеченной. И предупреждал насчет Лондона.
   — И что он тебе сказал?
   — Что вдали от шумных городов любые проделки сойдут с рук. Но попробуй выкинуть что-нибудь в таком кипящем котле, как Лондон, и глаза нашего доброго Господа от изумления полезут на лоб. Бакстед был прав, верно?
   — Да.
   — О, взгляни на себя, до чего же ты расстроен! Нет, не двигайся, не напрягайся и не открывай глаз. Голова прошла?
   Джеймс тяжело вздохнул.
   — Тетя и дядя говорили с тобой вчера или сегодня утром?
   — Разумеется. Тетя Мейбелла требовала самого подробного пересказа, и даже дядя вроде бы слушал.
   А сегодня они все еще бушевали, пока мне дурно не сделалось. Это когда я сказала, что собираюсь тебя навестить.
   Она замолчала и нахмурилась.
   — И что?
   — Ну… дядя Саймон принялся качать головой, туда-сюда, туда-сюда… пока я не собралась уходить. Тут он взглянул на меня, снова покачал головой и объявил: «На нее будут охотиться, как на бешеную собаку». Ха!
   Потом он немного посмеялся и принял совершенно озадаченный вид, что удается ему на удивление хорошо. При этом он всегда становится таким красивым, что даже если тетя Мейбелла так сердита, что готова убить мужа, тут же остывает и старается погладить его по головке. Ну не поразительно ли? Хочешь еще воды?
   Чаю? Ночной горшок?
   — Корри!
   Корри осеклась и заглянула ему в глаза.
   — Что?
   — Послушай, — медленно начал он, — отец сказал мне, что ты богатая наследница.
   Похоже, это известие не произвело на Корри особого впечатления.
   — Наследница? И что? О, понимаю. Родители оставили мне немного денег, чтобы я смогла найти достойную партию. Очень мило с их стороны.
   — Гораздо больше, чем «немного». Ты, вероятнее всего, одна из самых богатых невест в Англии. Очевидно, твой отец сумел прекрасно распорядиться своим состоянием, а ты его единственный ребенок. Сэр Саймон зорко охранял твое наследство.
   — Скорее всего просто забыл о нем, — поправила Корри, не глядя на него и внимательно рассматривая прелестный туркменский ковер на полу у кровати.
   Джеймс понял, как она ошеломлена этим сообщением: губы плотно сжаты, глаза прищурены. Теперь непременно должен был последовать взрыв, и он не заставил себя ждать. Корри вскочила, подбоченилась и вызывающе выпятила подбородок. Только чересчур спокойный голос выдавал всю меру ее гнева. Он всегда восхищался этой ее способностью.
   — Я бы хотела услышать, Джеймс Шербрук, откуда твой отец узнал о моем огромном состоянии и каким образом вышло так, что я, та особа, которой это состояние принадлежит, понятия о нем не имела?! И какого дьявола он рассказал об этом именно тебе?
   Теперь она чуть-чуть повысила голос. Для пущего эффекта.
   — Все это абсолютная чушь, Джеймс, и потому так меня злит. Если я богатая наследница, почему дядя Саймон не потрудился мне об этом сказать?
   Корри топнула ногой. Странно. Такой он ее еще не видел.
   Теперь настала его очередь поддразнить ее.
   — Да ты взгляни на себя! Топаешь ногами, как ребенок, которому не дали конфетку. Когда ты станешь взрослой, Корри? Молодым леди нет нужды разбираться в финансах. Вряд Ли их мозг способен вместить подобные темы.
   Корри снова топнула.
   — Полнейшая чушь, и ты, Джеймс Шербрук, пре красно это понимаешь. Значит, я такая дурочка, что не в силах разобраться в чертовых финансах? Да знаешь ли ты, что я уже четыре года работаю с управляющим дяди Саймона и прекрасно ориентируюсь в деловых вопросах? Итак, почему никто не позаботился все мне объяснить?
   Джеймс понял, что подливать масла в огонь неразумно, и, действуя таким образом, он не добьется своей цели, а именно ее согласия. Не важно, что ему совсем некстати это ее согласие, другого выхода все равно нет.
   Придется пустить в ход лесть и убеждение.
   — Что же, возможно, ты права, но тут, в Лондоне, все по-другому. Отец и рассказал мне все потому, чтобы я держал ухо востро и постарался избавиться от охотников за приданым, которые непременно начнут виться вокруг тебя. Он еще добавил, что там, где есть деньги, секретов не бывает. И это верно. Пройдет совсем немного времени, прежде чем слухи о твоем богатстве разнесутся по городу, и, поверь, ты окажешься в осаде.
   Корри, по давнему опыту зная, что гнев неизменно и не слишком благоприятно действует на ее желудок, вынудила себя утихомириться.
   — Но о каких слухах идет речь, если даже я ничего не знала?
   И тут Джеймс вкрадчиво пробормотал:
   — Может, ничего и не выйдет наружу.
   Он осторожно взглянул на нее сквозь ресницы. Но она продолжала притопывать ногой, не подозревая об истинном значении столь удивительного предположения.
   Джеймс вздохнул, стиснул руки и сказал, не поднимая глаз:
   — Никогда не забывай, Корри, что в Лондоне полно алчных охотников за чужими состояниями.
   Корри бросила носовой платок ему на лицо и принялась вышагивать взад-вперед у постели.
   — Хоть я больше не кричу на тебя, все равно ужасно расстроилась.
   — Понимаю, но ты должна признать, что отец недаром сообщил мне о твоих деньгах. И он смеялся до слез над тем, что сказал твой дядюшка, когда упомянул об огромных богатствах.
   — И что же это, позволь спросить?
   — Ты уже слышала его фразу сегодня утром: «На нее будут охотиться, как на бешеную собаку».
   Корри на мгновение застыла.
   — Он действительно так считает?
   — Да. И очень беспокоится из-за полного отсутствия у тебя опыта и незнания лондонских пороков. Правда, как только почтальон привез новый научный журнал, он быстро утешился.
   — Охотиться, как на бешеную собаку. Что за гнусное сравнение! — горько рассмеялась она.
   — Вот и отцу это почему-то показалось смешным, — заметил Джеймс.
   Все еще смеясь, она направилась к двери и бросила через плечо:
   — Скажи, Джеймс, если мой убогий мозг не в состоянии воспринимать столь сложные темы, как финансы, тогда что же мне по силам?
   — Неизменно быть идеальным благородным рыцарем в белоснежных доспехах, — не задумываясь ответил он.
   Корри замерла, залилась краской, открыла рот, но тут же закрыла. Постояла немного, метнулась к двери, оглянулась, расплылась в улыбке и махнула рукой.
   — Тебе нужно отдохнуть. Завтра я приду опять, если не возражаешь против моего визита без эскорта из двадцати дюжих молодцов, готовых защитить меня от тебя и злых языков.
   И эта хитрая ведьмочка снова рассмеялась и исчезла. Из-за двери донеслось посвистывание. Она удрала, прежде чем он высказал все, что собирался.
   Джеймс выругался в пустоту. Но один он оставался недолго, потому что уход Корри означал возвращение Джульетты. Отец окинул его взглядом и предоставил судьбе в облике мисс и миссис Лоример. Хоть бы Петри вернулся и еще раз побрил его! Все, что угодно, лишь бы не оставаться наедине с дамами.

Глава 22

   Наутро Корри, как и обещала, приехала к Шербрукам, и встретивший ее Уилликом сообщил, что молодой хозяин закрылся в кабинете и корпит над счетными книгами, чтобы немного отточить ум.