— Что за вздор, Холлис? Никуда вы не уйдете. Член семьи не может уйти из семьи. Я и слышать ничего не желаю.
— Но Холлис смотрел на бесчувственного Джейсона, дышавшего так слабо, словно каждый вздох мог стать последним. Грудь перечеркивала широкая белая лента повязки. Его мальчик лежит без сознания, неподвижно, с мертвенно-белым лицом.
Холлис тихо всхлипнул.
— Я должен, милорд. Это все из-за меня.
Дуглас смертельно боялся за сына. А тут еще и Холлис, стремившийся взвалить на себя всю вину. Очень хотелось приказать Холлису идти в постель и хорошенько выспаться, но при одном взгляде налицо старика слова застряли в горле.
— Вы тут совершенно ни при чем, Холлис, — вздохнул он. И даже сейчас не произнес имя Аннабел Трелони. Потому что не хотел слышать его в своем доме, пока жив.
Холлис гордо выпрямился.
— Я привел эту женщину сюда. Увлекся ею до умопомрачения. Она затмила мне весь белый свет. Я окончательно потерял голову, а она воспользовалась мной, чтобы втереться к вам в доверие. Поэтому я должен уйти, милорд. Я причинил вам столько зла. 3'73 Никто из вас этого не заслужил. Это моя вина. И я должен понести наказание.
Александра, вытирая глаза, покрасневшие от бессонницы, слез и тревоги, грустно улыбнулась:
— Я подумаю об этом, Холлис. И уж поверьте, вас ждет достойное наказание за ваши грехи. А теперь мы просим вас лечь в постель. Выпейте бренди из запасов его сиятельства. И хорошенько выспитесь. Иначе не сможете вынести тяжести наказания. Обыкновенный уход с поста дворецкого — это чепуха по сравнению с тем, что вас ожидает.
Холлис поклонился, сказал: «Да, миледи» — и с достоинством отбыл.
— Молодец! — восхищенно воскликнул Дуглас. — Кажется, его плечи стали прямее, чем минут пятнадцать назад. Похоже, ты его уговорила.
Наконец Дуглас задремал и увидел во сне тот давний день, когда впервые взял мальчиков на прогулку, а Джейсон поймал форель и так разволновался, что потерял равновесие и упал в воду, упустив при этом рыбу.
Он все еще улыбался этому воспоминанию, когда его словно кто-то толкнул. Он открыл глаза и взглянул на позолоченные часы на каминной полке. Почти четыре утра.
Три канделябра освещали постель, но остальная часть спальни была погружена в полумрак. Доктор Милтон спал на раскладной кровати. Корри, Джеймс и Александра тоже мирно сопели носами. В комнате стояла тишина.
Что же его разбудило?
Дуглас немедленно поднялся, огляделся и подошел к кровати. Похоже, Джейсон так и не просыпался.
Дуглас сел рядом и взял руку сына, загорелую, красивой формы. Приложил ладонь к его лбу. Жара нет.
Джейсон открыл глаза.
— Я еще жив? — хриплым шепотом спросил он.
— Да, и будешь жить еще долго, — ободрил Дуглас, чувствуя, как влажнеют глаза. Он уже не помнил, когда в последний раз плакал… но сейчас…ему хотелось прижать сына к себе и не отпускать.
Он побоялся повредить Джейсону. Сделать больно.
Поэтому просто поднял его руку, погладил, ощутил тепло его плоти, жар крови, текущей по жилам сына. Слава Богу, все обошлось. Теперь ему ничто не грозит.
Хотелось наорать на Джейсона, но Дуглас сдержался. И все же не мог не высказаться:
— Я люблю тебя, Джейсон, мой родной сынок. Но учти, все же намерен поколотить тебя за то, что посмел броситься под предназначенную мне пулю и спасти мою жизнь.
Джейсон улыбнулся, однако лицо тут же исказилось гримасой боли.
— Д-джудит? — выдавил он.
Рядом с кроватью возникла Корри и, стиснув руки, глядя на него огромными глазами, честно призналась:
— Я застрелила ее, Джейсон, через мгновение после того, как она пыталась убить тебя. Она мертва.
Джейсон долго молчал.
— Похоже, я не слишком хорошо разбираюсь в людях, — тяжело вздохнул он.
— И не только ты, — вступилась мать. — Все мы обманулись. Все без исключения. Мы полюбили ее и приняли в семью, как и Аннабел Трелони, а ведь Холлис хотел жениться на этой женщине.
Джейсон ощутил, как материнская ладонь легла на его лоб, нежно погладила, успел увидеть, как улыбается стоявший в изножье кровати брат, очевидно, боясь подойти ближе. Джейсон подумал, что Джеймс скверно выглядит. И едва не рассмеялся вслух, подумав, что у самого вид не лучше, а может, и куда хуже.
Перед глазами вдруг встала Джудит. Лукавое выражение ее лица. Как она была умна, как остроумна, как очаровательна!.. Какие безумные, буйные, неизведанные чувства она будила в нем! Но она ушла. Навсегда.
Он не совсем понимал, как это произошло и что теперь он будет делать, но сейчас это было не важно. Главное, вся семья собралась вокруг него.
И когда мать прошептала ему на ухо: «Отдохни, Джейсон. Теперь все будет хорошо», — он поверил. И закрыл глаза. Может, все и будет хорошо. Только любовь умерла.
Эпилог
— Доктор Милтон объявил, что отныне ты здоров, — начал Джеймс.
Джейсон положил руку на плечо брата.
— На следующей неделе я отплываю в Балтимор.
Джеймс Уиндем пригласил меня пожить у него в доме и поработать на конеферме. Пообещал научить меня премудростям выращивания лошадей, — невесело улыбнулся он: первая за много недель улыбка, которую увидел Джеймс на лице Джейсона.
У Джеймса снова стало тяжело на сердце. Как утешить Джейсона? Как вернуть ему прежнюю жажду жизни? Чем помочь? Будь проклята та, что лишила его веры в людей!
— Он еще написал, что его жена Джесси способна обогнать на скачках любого жокея. Так и вижу, как он ухмыляется, когда пишет эти строки, уверяя, что сам он слишком велик и тяжел, чтобы состязаться с ней. Бедняга, далеко ему до Джесси, вот и остается только смеяться над собой.
— Но ты действительно хочешь ехать, Джейсон? — не выдержал Джеймс, разглядывая точеный профиль брата.
Вряд ли теперь кто-то сможет их перепутать. Джейсон похудел, осунулся, лицо его стало суровым и аскетическим, как у католического монаха. Когда-то блестящие глаза потускнели, словно из них разом ушла вся радость. Да, тело исцелено, но дух и разум искалечены навеки. Теперь он отдалился даже от Джеймса, который всегда был к нему ближе всех, стал чужим в собственной семье.
Джейсон долго не отвечал. Наконец, глубоко вздохнув, повернулся к брату.
— Я должен ехать. Здесь у меня ничего не осталось Совсем ничего.
— Как ты можешь так говорить? Тебе не стыдно? А мама с папой? Вспомни, как тебя любят! А я, а Корри? Да мы готовы жизнь за тебя отдать! Оставайся в Англии Заведи собственную ферму. Делай все, что пожелаешь Ты молод, здоров, богат и любим.
— Не могу, Джеймс. Просто не могу. Пойми…
Затянутая в перчатку рука поднялась, но тут же бессильно упала.
— Меня все здесь душит. Невыносимо! Я должен убраться отсюда.
— То есть убежать? Выражайся точнее!
Джейсон изогнул темную бровь и покачал головой:
— Ну разумеется. Смотри, туман, похоже, рассеивается.
И Джеймс с горечью понял, что брат уже все решил для себя. Он покидает их. Остается надеяться, что ужас случившегося больше двух месяцев назад в их родном доме если не забудется, то хотя бы померкнет в памяти и Джейсон простит себя за любовь к Джудит Макрей, чудовищу в женском облике.
— Да, — произнес он вслух. — Скоро взойдет солнце.
— Я должен поговорить с мамой и папой. Сегодня вечером. Ты будешь рядом?
— Я всегда буду рядом, даже в таком случае, как этот.
Джейсон, мне очень не хочется, чтобы ты уезжал. Господи, как я жалею, что все случилось именно так!
— Но теперь уже ничего не изменить. Будь что будет.
Джеймсу пришлось молча признать поражение.
— Видишь ли, поскольку отец переселил бабку во вдовий дом, мы с Корри решили пока что остаться здесь, — пробормотал он, похлопывая стеком по бедру.
Он хотел объяснить Джейсону, что родители безумно тревожатся за него, после того как трагедия превратила их сына из смеющегося беззаботного молодого человека в молчаливого мрачного мужчину, которого никто из них не знал и не понимал по-настоящему.
Джейсон рассмеялся, но не тем смехом, на который хочется ответить улыбкой Так, хриплые сдавленные звуки, в которых слышалось презрение. К себе?
Джеймс не знал, как ему помочь, чем утешить.
— Да пойми же, ты ни в чем не виноват! — выпалил он, не в силах сдержаться, хотя прекрасно сознавал, что Джейсон ничего не хочет слышать, не желает говорить на эту тему. Однако горькие воспоминания нелегко выкинуть из головы. Его словно подменили. И Джеймс боялся за брата. Был в смертельной тревоге.
— Да неужели? И кто же виноват, по-твоему? — издевательски бросил Джейсон. Как Джеймс ненавидел эти его интонации! Почему он так безжалостно относится к себе?!
— Виноваты Джудит, Луи. И та мерзкая женщина, которая использовала беднягу Холлиса.
Хорошо еще, что Холлис в отличие от Джейсона стал чаще улыбаться!
— Нам пришлось столкнуться с людьми, у которых души черны и прогнили насквозь. В них не осталось ничего, кроме алчности. Так при чем же тут ты?
— Слава Богу, Холлис не ушел от нас.
— Еще бы ему уйти! — ухмыльнулся Джеймс. — После такого наказания! Как это матушка догадалась отдать его на неделю в услужение бабке, чтобы помочь ей перебраться во вдовий дом! Потом он признался мне, что такого наказания не заслужил ни один мужчина, даже такой, который считал себя страстно влюбленным в женщину намного моложе его самого. Представь: преданный семье слуга, сделавший первую в жизни ошибку на закате своей карьеры! Мать хохотала до слез.
Но Джейсон даже не улыбнулся. Просто кивнул:
— Да, ничего не скажешь, она знала, что нужно делать. И вернула Холлису его достоинство. Теперь он снова может гордо держать голову.
— Мне будет не хватать тебя, Джейсон. Раньше мы никогда не разлучались надолго!
Джейсон сглотнул, поджал губы, заключил брата в объятия, крепко стиснул и отстранился.
— Я должен уехать, ты знаешь это так же хорошо, как я, и потому все понимаешь. Мне нельзя здесь оставаться. Бессмысленное существование… Когда-нибудь я обязательно вернусь, но сейчас…
Он осекся, оглядел окутанную туманом долину и, повернувшись, зашагал прочь. Джеймс всем своим существом ощущал: брат не хочет, чтобы он пошел следом.
Он еще долго стоял на обрыве. Клочья тумана обвивали ноги. Солнце по-прежнему пряталось за тучами.
Он продолжал смотреть вслед брату, шагавшему к тому месту, где оставил Ловкача. Жеребец отправится с ним в Балтимор. Джеймс всегда считал, что Ловкач родился, чтобы обгонять ветер.
Он провожал взглядом брата, пока тот не исчез из виду. Как ни странно, к этому времени сквозь плотную пелену облаков прорвались ослепительно яркие солнечные лучи, которые мигом сожгли туман.
Однако все мысли Джеймса были о Джейсоне. Можно ли найти такие слова, которые помогут изменить его решение? Новые аргументы, которые сумеют успокоить неотвязные угрызения совести?
Джеймс задумчиво побрел вниз. Он шел, не разбирая дороги, и сам не понял, как это произошло, но очутился в запретном саду Шербруков, где застал жену перед ее любимой статуей.
Солнце, казалось, засияло еще ярче, заиграло отблесками в ее волосах, и Джеймс задохнулся. Какая она красивая!
Он подошел сзади. Поцеловал ее в шею и поймал губами удивленный возглас.
— Я уже говорил сегодня утром, что отчаянно тебя люблю? Безумно!
Она прильнула к нему, тут же отстранилась и, встав на цыпочки, поцеловала в губы.
— К сожалению, не говорил. Но мне нравится слышать эти слова. Особенно от тебя. Ах, Джеймс, я так тебя люблю! Никогда не ленись повторять мне, что я принадлежу тебе до самой смерти!
Джеймс невольно улыбнулся, чмокнул кончик изящного носика, и она прижалась к нему еще теснее.
— Я вижу тебя насквозь, дорогая", и понимаю, о чем ты думаешь. Всегда готов услужить даме. И даже не нуждаюсь в ленче, хотя все утро усердно трудился и просто умираю от голода. У меня живот прилип к позвоночнику, но если ты настаиваешь на том, чтобы получить меня прямо сейчас, я согласен принести себя в жертву. Я весь твой.
Корри Шербрук расплылась в улыбке, как тот контрабандист в маске, личность которого они так и не установили, и, зацепив ногу мужа своей, подсекла и опрокинула его на землю.
— Сегодня вовсе не так уж и холодно, — объявила она, устраиваясь сверху. — Минуту назад я было подумала, что мороз чересчур силен, но, кажется, ошиблась.
— Это потому, что ты сверху. Пойдем, Корри! Я не смогу постараться как следует, если спина примерзнет к земле.
— Дуглас и Александра Шербрук с улыбкой наблюдали, как сын с женой наперегонки мчатся по газону к беседке.
— Слишком холодно, — покачал головой Дуглас.
— Они молоды. Зачем им жара? — усмехнулась жена, обнимая его. — До чего я рада, что твой дед построил эту беседку. Очевидно, он тоже когда-то был молодым.
— Но Холлис смотрел на бесчувственного Джейсона, дышавшего так слабо, словно каждый вздох мог стать последним. Грудь перечеркивала широкая белая лента повязки. Его мальчик лежит без сознания, неподвижно, с мертвенно-белым лицом.
Холлис тихо всхлипнул.
— Я должен, милорд. Это все из-за меня.
Дуглас смертельно боялся за сына. А тут еще и Холлис, стремившийся взвалить на себя всю вину. Очень хотелось приказать Холлису идти в постель и хорошенько выспаться, но при одном взгляде налицо старика слова застряли в горле.
— Вы тут совершенно ни при чем, Холлис, — вздохнул он. И даже сейчас не произнес имя Аннабел Трелони. Потому что не хотел слышать его в своем доме, пока жив.
Холлис гордо выпрямился.
— Я привел эту женщину сюда. Увлекся ею до умопомрачения. Она затмила мне весь белый свет. Я окончательно потерял голову, а она воспользовалась мной, чтобы втереться к вам в доверие. Поэтому я должен уйти, милорд. Я причинил вам столько зла. 3'73 Никто из вас этого не заслужил. Это моя вина. И я должен понести наказание.
Александра, вытирая глаза, покрасневшие от бессонницы, слез и тревоги, грустно улыбнулась:
— Я подумаю об этом, Холлис. И уж поверьте, вас ждет достойное наказание за ваши грехи. А теперь мы просим вас лечь в постель. Выпейте бренди из запасов его сиятельства. И хорошенько выспитесь. Иначе не сможете вынести тяжести наказания. Обыкновенный уход с поста дворецкого — это чепуха по сравнению с тем, что вас ожидает.
Холлис поклонился, сказал: «Да, миледи» — и с достоинством отбыл.
— Молодец! — восхищенно воскликнул Дуглас. — Кажется, его плечи стали прямее, чем минут пятнадцать назад. Похоже, ты его уговорила.
Наконец Дуглас задремал и увидел во сне тот давний день, когда впервые взял мальчиков на прогулку, а Джейсон поймал форель и так разволновался, что потерял равновесие и упал в воду, упустив при этом рыбу.
Он все еще улыбался этому воспоминанию, когда его словно кто-то толкнул. Он открыл глаза и взглянул на позолоченные часы на каминной полке. Почти четыре утра.
Три канделябра освещали постель, но остальная часть спальни была погружена в полумрак. Доктор Милтон спал на раскладной кровати. Корри, Джеймс и Александра тоже мирно сопели носами. В комнате стояла тишина.
Что же его разбудило?
Дуглас немедленно поднялся, огляделся и подошел к кровати. Похоже, Джейсон так и не просыпался.
Дуглас сел рядом и взял руку сына, загорелую, красивой формы. Приложил ладонь к его лбу. Жара нет.
Джейсон открыл глаза.
— Я еще жив? — хриплым шепотом спросил он.
— Да, и будешь жить еще долго, — ободрил Дуглас, чувствуя, как влажнеют глаза. Он уже не помнил, когда в последний раз плакал… но сейчас…ему хотелось прижать сына к себе и не отпускать.
Он побоялся повредить Джейсону. Сделать больно.
Поэтому просто поднял его руку, погладил, ощутил тепло его плоти, жар крови, текущей по жилам сына. Слава Богу, все обошлось. Теперь ему ничто не грозит.
Хотелось наорать на Джейсона, но Дуглас сдержался. И все же не мог не высказаться:
— Я люблю тебя, Джейсон, мой родной сынок. Но учти, все же намерен поколотить тебя за то, что посмел броситься под предназначенную мне пулю и спасти мою жизнь.
Джейсон улыбнулся, однако лицо тут же исказилось гримасой боли.
— Д-джудит? — выдавил он.
Рядом с кроватью возникла Корри и, стиснув руки, глядя на него огромными глазами, честно призналась:
— Я застрелила ее, Джейсон, через мгновение после того, как она пыталась убить тебя. Она мертва.
Джейсон долго молчал.
— Похоже, я не слишком хорошо разбираюсь в людях, — тяжело вздохнул он.
— И не только ты, — вступилась мать. — Все мы обманулись. Все без исключения. Мы полюбили ее и приняли в семью, как и Аннабел Трелони, а ведь Холлис хотел жениться на этой женщине.
Джейсон ощутил, как материнская ладонь легла на его лоб, нежно погладила, успел увидеть, как улыбается стоявший в изножье кровати брат, очевидно, боясь подойти ближе. Джейсон подумал, что Джеймс скверно выглядит. И едва не рассмеялся вслух, подумав, что у самого вид не лучше, а может, и куда хуже.
Перед глазами вдруг встала Джудит. Лукавое выражение ее лица. Как она была умна, как остроумна, как очаровательна!.. Какие безумные, буйные, неизведанные чувства она будила в нем! Но она ушла. Навсегда.
Он не совсем понимал, как это произошло и что теперь он будет делать, но сейчас это было не важно. Главное, вся семья собралась вокруг него.
И когда мать прошептала ему на ухо: «Отдохни, Джейсон. Теперь все будет хорошо», — он поверил. И закрыл глаза. Может, все и будет хорошо. Только любовь умерла.
Эпилог
Жизнь — это самая выгодная сделка, поскольку достается нам даром.
Еврейская пословица
Два с половиной месяца спустя, Нортклифф — Холл
Джеймс и Джейсон стояли бок о бок на краю обрыва, под которым расстилалась долина Поу. Этот день в начале февраля выдался на редкость холодным, хоть и безветренным. Таким холодным, что дрожь пробирала до костей. Снизу поднималась стена густого серого тумана. Из их ртов вырывались клубы пара.— Доктор Милтон объявил, что отныне ты здоров, — начал Джеймс.
Джейсон положил руку на плечо брата.
— На следующей неделе я отплываю в Балтимор.
Джеймс Уиндем пригласил меня пожить у него в доме и поработать на конеферме. Пообещал научить меня премудростям выращивания лошадей, — невесело улыбнулся он: первая за много недель улыбка, которую увидел Джеймс на лице Джейсона.
У Джеймса снова стало тяжело на сердце. Как утешить Джейсона? Как вернуть ему прежнюю жажду жизни? Чем помочь? Будь проклята та, что лишила его веры в людей!
— Он еще написал, что его жена Джесси способна обогнать на скачках любого жокея. Так и вижу, как он ухмыляется, когда пишет эти строки, уверяя, что сам он слишком велик и тяжел, чтобы состязаться с ней. Бедняга, далеко ему до Джесси, вот и остается только смеяться над собой.
— Но ты действительно хочешь ехать, Джейсон? — не выдержал Джеймс, разглядывая точеный профиль брата.
Вряд ли теперь кто-то сможет их перепутать. Джейсон похудел, осунулся, лицо его стало суровым и аскетическим, как у католического монаха. Когда-то блестящие глаза потускнели, словно из них разом ушла вся радость. Да, тело исцелено, но дух и разум искалечены навеки. Теперь он отдалился даже от Джеймса, который всегда был к нему ближе всех, стал чужим в собственной семье.
Джейсон долго не отвечал. Наконец, глубоко вздохнув, повернулся к брату.
— Я должен ехать. Здесь у меня ничего не осталось Совсем ничего.
— Как ты можешь так говорить? Тебе не стыдно? А мама с папой? Вспомни, как тебя любят! А я, а Корри? Да мы готовы жизнь за тебя отдать! Оставайся в Англии Заведи собственную ферму. Делай все, что пожелаешь Ты молод, здоров, богат и любим.
— Не могу, Джеймс. Просто не могу. Пойми…
Затянутая в перчатку рука поднялась, но тут же бессильно упала.
— Меня все здесь душит. Невыносимо! Я должен убраться отсюда.
— То есть убежать? Выражайся точнее!
Джейсон изогнул темную бровь и покачал головой:
— Ну разумеется. Смотри, туман, похоже, рассеивается.
И Джеймс с горечью понял, что брат уже все решил для себя. Он покидает их. Остается надеяться, что ужас случившегося больше двух месяцев назад в их родном доме если не забудется, то хотя бы померкнет в памяти и Джейсон простит себя за любовь к Джудит Макрей, чудовищу в женском облике.
— Да, — произнес он вслух. — Скоро взойдет солнце.
— Я должен поговорить с мамой и папой. Сегодня вечером. Ты будешь рядом?
— Я всегда буду рядом, даже в таком случае, как этот.
Джейсон, мне очень не хочется, чтобы ты уезжал. Господи, как я жалею, что все случилось именно так!
— Но теперь уже ничего не изменить. Будь что будет.
Джеймсу пришлось молча признать поражение.
— Видишь ли, поскольку отец переселил бабку во вдовий дом, мы с Корри решили пока что остаться здесь, — пробормотал он, похлопывая стеком по бедру.
Он хотел объяснить Джейсону, что родители безумно тревожатся за него, после того как трагедия превратила их сына из смеющегося беззаботного молодого человека в молчаливого мрачного мужчину, которого никто из них не знал и не понимал по-настоящему.
Джейсон рассмеялся, но не тем смехом, на который хочется ответить улыбкой Так, хриплые сдавленные звуки, в которых слышалось презрение. К себе?
Джеймс не знал, как ему помочь, чем утешить.
— Да пойми же, ты ни в чем не виноват! — выпалил он, не в силах сдержаться, хотя прекрасно сознавал, что Джейсон ничего не хочет слышать, не желает говорить на эту тему. Однако горькие воспоминания нелегко выкинуть из головы. Его словно подменили. И Джеймс боялся за брата. Был в смертельной тревоге.
— Да неужели? И кто же виноват, по-твоему? — издевательски бросил Джейсон. Как Джеймс ненавидел эти его интонации! Почему он так безжалостно относится к себе?!
— Виноваты Джудит, Луи. И та мерзкая женщина, которая использовала беднягу Холлиса.
Хорошо еще, что Холлис в отличие от Джейсона стал чаще улыбаться!
— Нам пришлось столкнуться с людьми, у которых души черны и прогнили насквозь. В них не осталось ничего, кроме алчности. Так при чем же тут ты?
— Слава Богу, Холлис не ушел от нас.
— Еще бы ему уйти! — ухмыльнулся Джеймс. — После такого наказания! Как это матушка догадалась отдать его на неделю в услужение бабке, чтобы помочь ей перебраться во вдовий дом! Потом он признался мне, что такого наказания не заслужил ни один мужчина, даже такой, который считал себя страстно влюбленным в женщину намного моложе его самого. Представь: преданный семье слуга, сделавший первую в жизни ошибку на закате своей карьеры! Мать хохотала до слез.
Но Джейсон даже не улыбнулся. Просто кивнул:
— Да, ничего не скажешь, она знала, что нужно делать. И вернула Холлису его достоинство. Теперь он снова может гордо держать голову.
— Мне будет не хватать тебя, Джейсон. Раньше мы никогда не разлучались надолго!
Джейсон сглотнул, поджал губы, заключил брата в объятия, крепко стиснул и отстранился.
— Я должен уехать, ты знаешь это так же хорошо, как я, и потому все понимаешь. Мне нельзя здесь оставаться. Бессмысленное существование… Когда-нибудь я обязательно вернусь, но сейчас…
Он осекся, оглядел окутанную туманом долину и, повернувшись, зашагал прочь. Джеймс всем своим существом ощущал: брат не хочет, чтобы он пошел следом.
Он еще долго стоял на обрыве. Клочья тумана обвивали ноги. Солнце по-прежнему пряталось за тучами.
Он продолжал смотреть вслед брату, шагавшему к тому месту, где оставил Ловкача. Жеребец отправится с ним в Балтимор. Джеймс всегда считал, что Ловкач родился, чтобы обгонять ветер.
Он провожал взглядом брата, пока тот не исчез из виду. Как ни странно, к этому времени сквозь плотную пелену облаков прорвались ослепительно яркие солнечные лучи, которые мигом сожгли туман.
Однако все мысли Джеймса были о Джейсоне. Можно ли найти такие слова, которые помогут изменить его решение? Новые аргументы, которые сумеют успокоить неотвязные угрызения совести?
Джеймс задумчиво побрел вниз. Он шел, не разбирая дороги, и сам не понял, как это произошло, но очутился в запретном саду Шербруков, где застал жену перед ее любимой статуей.
Солнце, казалось, засияло еще ярче, заиграло отблесками в ее волосах, и Джеймс задохнулся. Какая она красивая!
Он подошел сзади. Поцеловал ее в шею и поймал губами удивленный возглас.
— Я уже говорил сегодня утром, что отчаянно тебя люблю? Безумно!
Она прильнула к нему, тут же отстранилась и, встав на цыпочки, поцеловала в губы.
— К сожалению, не говорил. Но мне нравится слышать эти слова. Особенно от тебя. Ах, Джеймс, я так тебя люблю! Никогда не ленись повторять мне, что я принадлежу тебе до самой смерти!
Джеймс невольно улыбнулся, чмокнул кончик изящного носика, и она прижалась к нему еще теснее.
— Я вижу тебя насквозь, дорогая", и понимаю, о чем ты думаешь. Всегда готов услужить даме. И даже не нуждаюсь в ленче, хотя все утро усердно трудился и просто умираю от голода. У меня живот прилип к позвоночнику, но если ты настаиваешь на том, чтобы получить меня прямо сейчас, я согласен принести себя в жертву. Я весь твой.
Корри Шербрук расплылась в улыбке, как тот контрабандист в маске, личность которого они так и не установили, и, зацепив ногу мужа своей, подсекла и опрокинула его на землю.
— Сегодня вовсе не так уж и холодно, — объявила она, устраиваясь сверху. — Минуту назад я было подумала, что мороз чересчур силен, но, кажется, ошиблась.
— Это потому, что ты сверху. Пойдем, Корри! Я не смогу постараться как следует, если спина примерзнет к земле.
— Дуглас и Александра Шербрук с улыбкой наблюдали, как сын с женой наперегонки мчатся по газону к беседке.
— Слишком холодно, — покачал головой Дуглас.
— Они молоды. Зачем им жара? — усмехнулась жена, обнимая его. — До чего я рада, что твой дед построил эту беседку. Очевидно, он тоже когда-то был молодым.