Страница:
— Потому что Корри уже восемнадцать. Она стала молодой леди, и ее следует представить обществу. Ей нужно посещать балы, встречаться с достойными джентльменами и учиться танцевать. Джейсон сказал, что у Корри будет малый сезон. Что-то вроде пробного сезона, где она должна овладеть умением держать себя в обществе. Боюсь, Саймон, вы обязаны непременно ехать в Лондон на следующий сезон, когда Корри будет официально представлена его величеству.
Саймон застонал и схватился за голову, но тут же оживился:
— Может, Корри вовсе не захочет ехать в Лондон и быть представленной королю?
— Она должна быть в центре событий, если хочет найти мужа. Во время сезона туда съезжаются все завидные женихи. Их вполне достаточно, чтобы девушка могла сделать выбор. Мы с Александрой тоже будем в Лондоне этой осенью и сможем вам помочь. А теперь, если вы позовете Корри, я смогу дать ей несколько советов.
Кроме того, Джеймс предложил научить ее вальсировать.
— Умоляю, выслушайте меня, милорды, — объявил Бакстед с порога. — Мне удалось стащить из-под носа кухарки немного чудесного хлеба с корицей, который так любит леди Мейбелла. И когда я обнаружил, что она не все доела за завтраком, пришлось действовать молниеносно. Смотрите: осталось шесть славных толстых ломтиков. Было семь, но должен признаться, что я попробовал один кусочек, только чтобы убедиться, — что он свежий.
— Превосходно, Бакстед, — кивнул Саймон, сталкивая со стола груду научных журналов. — Надеюсь, ты съел не больше одного?
— Разумеется, милорд.
— Ты нашел Корри? — спросил Саймон, не отрывая взгляда от тарелки.
— Да, милорд. Посреди коридора второго этажа. Оттягивала вниз штанины, ставшие слишком короткими за последние месяцы. — Бакстед немного помялся и, глядя куда-то в стену, выпалил:
— Я предупредил, что к нам пожаловала важная персона. И даже ухитрился обиняками дать ей понять, что пора бы сменить чулки. Она взвизгнула и убежала в спальню. Смею надеяться, что результатом моих слов может стать светло-голубое платье, совсем как у ее милости.
— Молодец, Бакстед, — похвалил Дуглас.
Бакстед гордо выпрямился и одарил графа ослепительной улыбкой.
— О, милорд, всякий боится не угодить графу!
— Естественно. Обязательно расскажу Холлису о вашей изобретательности, Бакстед.
— Правда, милорд? Неужели? О, подумать только, Холлис узнает, что и я, возможно, сумел сделать что-то достойное! Но может, пока еще рано, милорд? Подождем и увидим.
— Коричный хлеб, Бакстед. Немедленно.
Бакстед почтительно поставил тарелку на стол рядом с локтем Саймона, окинул последним тоскующим взглядом красиво разложенные ломтики, вздохнул, промокнул лысину платочком и удалился.
Едва за ним закрылась дверь, как Саймон схватил кусочек хлеба.
— Я уже думал, он никогда не уберется. Нужно поскорее все съесть, до того как явится Мейбелла. Не разговаривайте, Дуглас, просто ешьте. Иначе Мейбелла прикончит остальное. У нее превосходное чутье, а уж запах коричного хлеба она унюхает за много миль.
Дуглас улыбнулся, взял ломтик, откусил… и понял, что это не просто коричный хлеб, а хлеб, испеченный прямо в царстве небесном. Он потянулся за вторым ломтиком, но его рука наткнулась на жадные пальцы Саймона.
— Существует некая проблема, — заметил Саймон, ловко вытягивая ломтик из-под ладони Дугласа. Тому все же удалось удержать добычу и съесть, прежде чем вопросительно вскинуть брови.
Саймон вздохнул так глубоко, что едва не поперхнулся.
— Деньги.
— Деньги? Разве у Корри нет приданого?
Саймон, казалось, вот-вот разразится слезами. Дуглас встревожился. О Господи, что случилось? Неужели она бесприданница? Не может быть!
— Все еще хуже, чем вы предполагаете, Дуглас. Ее богатства огромны.
Дуглас едва сдержал смех.
— И, по-вашему, это ужасно?
— А знаете, что случится, когда все обнаружат, что денег у нее больше, чем можно вообразить? За ней будут охотиться, как за бешеной собакой.
— Я не совсем согласен с вами, Саймон, но думаю, она действительно станет мишенью всех лондонских охотников за приданым.
— О, Дуглас, если у кого-то из молодых джентльменов и не хватит ума додуматься до этого, их родители начнут интриговать и делать все, чтобы потащить ее к алтарю, не говоря уже о бесчисленных алчных старикашках, которые постараются наложить лапы на ее деньги. Вы знаете этих негодяев: развратники, повесы, игроки, которые запретят ей носить мужской костюм и год за годом будут брюхатить ее, пока ей не исполнится тридцать и она не превратится в старуху или умрет. Я не позволю, чтобы это случилось, Дуглас.
— Она действительно богатая невеста или унаследовала, скажем, около пяти тысяч фунтов?
— Она может, глазом не моргнув, швырнуть пять тысяч фунтов в канаву.
— Понятно. Я подумаю над этим. Может, мы сумеем держать это в тайне.
— Ха! Когда речь идет о деньгах, тайну хранить невозможно.
Дуглас нахмурился.
— До сих пор удавалось, но вы правы, Саймон. Едва она окажется в Лондоне и в обществе станет известно, что ей нужен муж, даже попытка зарыть деньги в огороде ни к чему не приведет, — с тяжелым вздохом признал он.
С порога донесся низкий мелодичный голос:
— Доброе утро, милорд. Так вы и есть важная персона?
Глава 6
— Мейбелла! — воскликнул Дуглас, поднимаясь. — Вы прекрасно выглядите.
Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.
— Корри сейчас будет, — сообщила она, принимаясь за еду. — По-моему, она искала чулок.
— Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.
— Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, — деловито заметила она, — потому что он непременно придумает способ вывернуться.
— Осенняя погода переменчива, Мейбелла, — вмешался Саймон. — Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?
— Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, — объявил Дуглас, — так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.
Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.
— Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках — подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.
Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…
— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Корри с изящным реверансом.
— Я сама ее учила, — просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. — И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!
— Тебе он идет больше, любимая, — заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.
— Доброе утро, Корри, — ответил Дуглас. — Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.
Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.
— Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.
— Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.
— Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, — пояснил Саймон. — Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.
— Светло-голубой — такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?
— Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.
Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.
— Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.
— Действительно, — согласился муж, снова поднимая очки на лоб.
Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.
— Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.
Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.
— Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!
— Почему он не вошел в дом, Дуглас?
Дуглас страдальчески поморщился.
— Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.
— Такие хорошие мальчики! — восхитилась Мейбелла. — Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.
— Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, — сказала Корри и постучала в стекло.
Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.
Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.
— Значит, вы защищаете отца, — улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. — Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?
Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.
— Принесите ему немного еды, Бакстед, — велела Корри.
Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:
— А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.
— Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.
Дуглас осторожно кашлянул.
— Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.
Лорд Монтегю выпрямился.
— Знаешь, Корри, — сухо объявил он, — Джеймс, лорд Хаммерсмит, — прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.
Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.
— Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, — заметила леди Мейбелла.
— Нет, дорогая, — поправил Саймон. — Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?
Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.
— В начале семнадцатого века — буркнул он.
— Смелая попытка, — съязвила Корри. — Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.
— Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, — наставительно заявила Мейбелла. — Ему достаточно стоять на месте и позволять любоваться собой.
Издевательская ухмылка стала почти непереносимо широкой. Честно говоря, она хорошо знала, что Джеймс изучал небо еще с тех пор, когда был мальчишкой, и даже собрал собственный телескоп. Но уж очень был велик соблазн в очередной раз подразнить его.
Дуглас понял, что Джеймс сейчас выбежит из комнаты, но в этот момент снова заговорил Саймон:
— Видишь ли, Корри, Джеймс не так уж и хорош собой. Человек, разбирающийся в законах Кеплера, не обязательно должен быть красавцем, хотя лично я не могу припомнить третий закон. Кроме того, Джеймс унаследовал подбородок отца, самый упрямый во всей Англии. Да и эта крошечная ямочка на подбородке тоже отцовская.
«Верно, — втайне обрадовался Дуглас, — К счастью, мы не все унаследовали от Мелисанды!»
Саймон нагнулся и, порывшись в груде журналов, лежавших у его ног, выудил один, заложенный на странице со статьей «Движение черного воздуха во время солнечного затмения».
— Корри, — вмешался Дуглас, поднимаясь, — я точно знаю, какие фасоны и цвета пойдут тебе. Мисс Джейн Плак, дочь миссис Энн Плак, — превосходная портниха. Она сошьет тебе несколько платьев. А потом, как только ты устроишься в Лондоне, я отвезу тебя к мадам Журден.
— Но горничная Корри тоже неплохо шьет, — возразила Мейбелла. — Все мои наряды и тот, что сейчас на Корри, — ее произведения. Она, разумеется…
— Ты только сейчас съела два последних кусочка коричного хлеба, дорогая, — перебил раздосадованный Саймон, — а теперь желаешь доверить горничной дорогую ткань.
Не забудь, Корри должна одеться, как подобает молодой богатой леди. Где мне раздобыть материи, Дуглас?
— Не волнуйтесь, Саймон, я попрошу мисс Плак доставить ткани и различные выкройки, после чего сам выберу лучшие. Согласна, Корри?
Ей отчаянно хотелось спросить, каким термином мужчины заменяют слово «бюст».
— Благодарю, милорд.
— Вот и хорошо, — кивнул Дуглас, — Так и знал, что ты далеко не дурочка.
— Невежественна, как придорожный столб, — согласился Джеймс, — но совсем не дуреха.
Корри открыла было рот, чтобы осыпать его проклятиями, но Дуглас оказался проворнее:
— Джеймс, не считаешь, что нам пора?
— Сейчас велю привести лошадей, сэр.
Попрощавшись с хозяевами и окинув Корри тем же снисходительным взглядом, который обычно приберегал для бабкиного мопса, Джеймс вышел во двор, где принялся осматривать каждый куст и даже сунул голову в бочку для дождевой воды.
— Он беспокоится, — пояснил Дуглас и, приблизившись к Корри, приподнял ее подбородок и стал внимательно изучать лицо. — Сойдет, — улыбнулся он девушке.
Глава 7
— Корри — ошибка природы, оборванка и позор своего рода, — объявила вдовствующая графиня Нортклифф. — Холлис, где мое блюдо с черносливом?
— Я часто замечал, миледи, — почтительно ответил Холлис, — что даже колоколам церкви в Нью-Ромни, чей звон так прекрасен, требуется немного ухода и полировки.
— Корри Тайборн-Барретт не какой-нибудь старый колокол, а новый, но уже успевший покрыться ржавчиной, что для меня неприемлемо. Я не потерплю в своем доме ничего ржавого. Да что это с вами, Холлис? Вы совершенно не уделяете внимания таким важным деталям, как мое блюдо с черносливом!
Холлис молча улыбнулся и отошел к буфету за вышеупомянутым блюдом. Мало того, наливая Дугласу чай, он что-то мурлыкал себе под нос.
— Хорошо, что ты согласился помочь ей одеться как следует! Это, несомненно, пойдет на пользу делу.
— Обязательно, — кивнул Дуглас. — Кто знает, что обнаружится под этими абсурдными лохмотьями, которые она предпочитает носить. — Просто удивляюсь Мейбелле и Саймону, — фыркнула вдова, помахивая кусочком тоста. — Почему они позволяют девчонке бегать по всей округе в мужских штанах, как дешевой шлюхе?
Дуглас вдруг сообразил, что теперь знает ответ, но, не вдаваясь в подробности, просто покачал головой и улыбнулся. Стратегия лорда и леди Монтегю сработала: ни один охотник за приданым — ни опытный, ни начинающий — не посмотрит в ее сторону, но чего это стоило и еще будет стоить молодой леди, которая никогда не была девушкой, поскольку бегала по округе одетой как уличный мальчишка?
Подождав, пока мать полностью сосредоточится на своем черносливе, Дуглас тихо спросил:
— Холлис, что это за неземное существо, которое, по словам Александры, вы целовали в буфетной?
— А… недаром мне привиделась какая-то тень. И легчайший аромат духов тоже не померещился.
— Да. Это была ее сиятельство, твердо решившая узнать, что стряслось со мной. Вы ее потрясли.
— Очень скоро я представлю вам Аннабел, милорд, — Аннабел?
Холлис кивнул и подвинул кувшинчик с молоком поближе к локтю его сиятельства.
— Аннабел Трелони, милорд. Прекрасная молодая леди, обладающая не только всеми добродетелями, но и хорошим вкусом.
— Почему бы вам не привести ее сегодня днем? Насколько я знаю, матушка отправится с визитами к своим приятельницам.
— Пожалуй, это несколько преждевременно, милорд. Аннабел еще не согласилась стать моей женой.
Можете себе представить"" Боюсь, мне придется прибегнуть к обольщению, чтобы она пожелала пойти со мной к алтарю Левая щека Дугласа едва заметно дернулась.
— К обольщению, Холлис?
— Да, милорд. Понимаю, что это очень серьезный и не слишком порядочный, но единственно возможный поступок.
— Желаю удачи.
— Спасибо, милорд.
— Вы никогда не были женаты, Холлис, а мой отец как-то обмолвился, что вы жертва трагической любви.
Он был прав, или вы до сих пор питали равнодушие к прекрасному полу?
.Прежде чем ответить, Холлис удостоверился, что вдовствующая графиня по-прежнему занята своим черносливом, но все же на всякий случай подвинулся к графу поближе.
— Это печальная история, милорд. Ее звали мисс Друсилла Плимптон, и я боготворил самый воздух, которым она дышала. По удивительному стечению обстоятельств оказалось, что Аннабел знала мою дорогую мисс Плимптон. Ах, с тех пор прошло столько лет… Милорд, я всегда высоко ценил прекрасный пол, но, потеряв мисс Плимптон, стал смотреть на брак, как на тюрьму, выбраться из которой невозможно.
— Неудивительно, Холлис, после того, что вы видели в этом доме.
— Именно, милорд. Однако думаю, что брак с Аннабел будет не только удачным, но и крайне занимательным. Она вспомнила так много историй о мисс Плимптон, хотя намного моложе Друсиллы. Насколько я понял, Друсилла была очень добра к ней: учила шить, исправляла манеры. Кроме того, удивительно, но Аннабел помнит и меня. Особенно мои прекрасные волосы.
— Они и сейчас неплохи. Холлис, вы уверены, что это не моя матушка удерживала вас от брака?
— Разумеется, милорд. — Холлис украдкой взглянул на вдову, нагнулся пониже и добавил:
— Хотя идея о капкане… но не важно. Робби сообщил, что мастер Джейсон ждет вас у конюшни.
— Хорошо, пропади он пропадом. Однако Джеймс вместе с Денверсом сидят в конторе.
— Бедный молодой человек! Денвере будет терзать мастера Джеймса, пока его голова не превратится в пустую тыкву.
Дуглас поднес к губам чашку с чаем. Если бы только Холлис знал! Джеймс с ранней юности, еще до того, как понял, что когда-нибудь Нортклифф будет принадлежать ему, увлекался не только небесными телами и законами Кеплера, но и всеми аспектами управления имением. Скорее уж именно Джеймс доведет Денверса до полного истощения.
Допив чай, Дуглас встал, бросил салфетку на тарелку и пошел к выходу. Но в спину ударил голос матери:
— Мне необходимы новые образцы обоев, Дуглас. Александра не способна выбрать те, которые могут понравиться особе, обладающей таким изысканным вкусом, как я.
— Я позабочусь об этом, матушка, — пообещал Дуглас, прикидывая, остались ли какие-то образцы на складах Истбурна. Что же, возможно, что-то найдется в Нью-Ромни, хотя весьма сомнительно.
Он нашел Джейсона в деннике, где Генрих VIII от души развлекался, пытаясь прикончить Забияку. Лавджой делал все возможное, чтобы спасти своего любимца, но Генри не сдавался. Дуглас подошел к ограде и свистнул. Генри подозрительно оглядел Забияку, развернулся и рысцой подбежал к хозяину, высоко задрав голову и помахивая хвостом. Дуглас погладил блестящую черную холку, а конь тем временем преданно тыкался мордой в его плечо. Дуглас протянул руку. Уэйр, главный конюх, уронил ему на ладонь две морковки и, не будучи глупцом, поспешно отступил.
— Ладно, зверь ты этакий, — кивнул Дуглас, с улыбкой наблюдая, как Генри ест морковь. — Я сам его оседлаю, Уэйр, — сказал он.
Две минуты спустя сын с отцом уже мчались к ферме Брендерли взглянуть на новых гунтеров, только что прибывших из Испании. Дуглас подметил, что Джейсон настороженно крутит головой. Очевидно, в поисках злоумышленника, задумавшего убийство.
Кроме того, он старался держаться как можно ближе к отцу с явным намерением в случае нападения заслонить его собственным телом.
— Матушка сказала, что Непорочная невеста навестила тебя, когда ее похитил этот роялист-фанатик, Жорж Кадудаль. И добавила, что ты терпеть не можешь признавать это, но, если прижать тебя к стене, готов выложить правду, потому что никогда не лжешь, во всяком случае, ей.
Дуглас закатил глаза. Джейсон вздохнул.
— Ты правда видел ее, отец? Что она сказала?
Дуглас повернулся, чтобы взглянуть на своего мальчика: высокого, прямого, превосходного наездника и уже взрослого мужчину. Хорошо еще, что близнецов не испортили неумеренные похвалы окружающих их неотразимой красоте. Ничего не скажешь, своеобразная победа над природой. Куда только ушли годы?
— Забудь это дурацкое привидение, Джейсон. Все, что случилось в далеком прошлом, там и останется. Все давно забыто. Тебе ясно?
— Нет, сэр, забыть я не смогу и вполне способен распознать гранитную скалу, когда упираюсь в нее носом.
Пожалуй, потом пойду поплавать.
— Ты не отморозишь себе все на свете?
Джейсон задорно ухмыльнулся.
— Ужасающая мысль, сэр, способная до смерти напугать любого человека.
— Еще бы. Повторяю, забудь проклятое привидение.
— Да, сэр, — повторил сын, хотя Дуглас понимал, что он вряд ли послушается.
Кто же все-таки стрелял?
Сколько ни размышлял Дуглас, никак не мог сообразить, был ли этот выстрел преднамеренным.
Только потому, что чертов призрак предсказал… нет, не стоит думать об этом. Однако, пропади все пропадом, он не настолько глуп, чтобы так просто выбросить из головы предсказание Непорочной невесты.
Через три дня, ближе к вечеру, в Нортклифф-Холл прибыл гонец с посланием от лорда Эйвери из военного министерства. Наутро граф выехал в Лондон. Один. Жена отказалась разговаривать с ним и даже не попрощалась, а сыновья, которые, как он подозревал, отправятся следом, долго провожали его взглядами.
Направляя Гарта к конюшне, недалеко от Патнем-сквер, Дуглас думал, что через три недели будет Михайлов день[1] и он станет на год старше, и от этого душу охватывала странная тревога.
В июне умер Георг IV, возведя на престол своего брата, герцога Кларенса, под именем Вильгельма IV, человека добродушного, но не слишком умного, не говоря уже о способности давать кому бы то ни было мудрые советы. В нем было больше энергии, чем здравого смысла, а о его бестактности, несдержанности и опрометчивости один из придворных остроумцев заметил: «Хороший правитель, но немного поврежден в уме».
События, однако, развивались не слишком быстро.
Впереди ждала неизвестность, тем более что у штурвала стоял герцог Веллингтон, ухитрившийся настроить против себя как тори, так и вигов. Невероятный выдался год!
Революции повсюду: во Франции, Польше, Бельгии, Германии, Италии, но, слава Богу, не в родной стране, хотя и здесь было немало трудностей. Обратившись в католицизм, герцог стал ярым противником всех реформ. Непоследовательность его действий поражала Дугласа, но, поскольку он был многим обязан Веллингтону, придется поддержать герцога в палате лордов. Правда, политика была ненавистна графу, и он был готов поклясться, что и тори, и виги были одержимыми властью, жадными и лживыми негодяями. Впрочем, его отец тоже так считал.
Входя в городской дом Шербруков, Дуглас улыбнулся. Нужно будет не забыть узнать мнение Джеймса и Джейсона.
Вечером он отправился в клуб, поболтал со старыми друзьями, понял, что раскол в правительстве зашел куда дальше, чем ожидалось, выиграл сто фунтов в вист и крепко заснул с приятно разогретыми благодаря рюмочке французского бренди внутренностями. Граф искренне считал, что теперь вкус бренди значительно улучшился по сравнению с той порой, когда напиток считался контрабандным и ввозился в Англию под покровом ночи.
Наутро, явившись в раззолоченный кабинет лорда Эйвери в военном министерстве, граф, к своему удивлению, увидел Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, стоявшего у одного из высоких окон. Великий полководец задумчиво смотрел на Вестминстер, едва видневшийся за дымкой утреннего тумана. Выглядел он донельзя измученным, но при виде Дугласа улыбнулся, блестя глазами.
Саймон застонал и схватился за голову, но тут же оживился:
— Может, Корри вовсе не захочет ехать в Лондон и быть представленной королю?
— Она должна быть в центре событий, если хочет найти мужа. Во время сезона туда съезжаются все завидные женихи. Их вполне достаточно, чтобы девушка могла сделать выбор. Мы с Александрой тоже будем в Лондоне этой осенью и сможем вам помочь. А теперь, если вы позовете Корри, я смогу дать ей несколько советов.
Кроме того, Джеймс предложил научить ее вальсировать.
— Умоляю, выслушайте меня, милорды, — объявил Бакстед с порога. — Мне удалось стащить из-под носа кухарки немного чудесного хлеба с корицей, который так любит леди Мейбелла. И когда я обнаружил, что она не все доела за завтраком, пришлось действовать молниеносно. Смотрите: осталось шесть славных толстых ломтиков. Было семь, но должен признаться, что я попробовал один кусочек, только чтобы убедиться, — что он свежий.
— Превосходно, Бакстед, — кивнул Саймон, сталкивая со стола груду научных журналов. — Надеюсь, ты съел не больше одного?
— Разумеется, милорд.
— Ты нашел Корри? — спросил Саймон, не отрывая взгляда от тарелки.
— Да, милорд. Посреди коридора второго этажа. Оттягивала вниз штанины, ставшие слишком короткими за последние месяцы. — Бакстед немного помялся и, глядя куда-то в стену, выпалил:
— Я предупредил, что к нам пожаловала важная персона. И даже ухитрился обиняками дать ей понять, что пора бы сменить чулки. Она взвизгнула и убежала в спальню. Смею надеяться, что результатом моих слов может стать светло-голубое платье, совсем как у ее милости.
— Молодец, Бакстед, — похвалил Дуглас.
Бакстед гордо выпрямился и одарил графа ослепительной улыбкой.
— О, милорд, всякий боится не угодить графу!
— Естественно. Обязательно расскажу Холлису о вашей изобретательности, Бакстед.
— Правда, милорд? Неужели? О, подумать только, Холлис узнает, что и я, возможно, сумел сделать что-то достойное! Но может, пока еще рано, милорд? Подождем и увидим.
— Коричный хлеб, Бакстед. Немедленно.
Бакстед почтительно поставил тарелку на стол рядом с локтем Саймона, окинул последним тоскующим взглядом красиво разложенные ломтики, вздохнул, промокнул лысину платочком и удалился.
Едва за ним закрылась дверь, как Саймон схватил кусочек хлеба.
— Я уже думал, он никогда не уберется. Нужно поскорее все съесть, до того как явится Мейбелла. Не разговаривайте, Дуглас, просто ешьте. Иначе Мейбелла прикончит остальное. У нее превосходное чутье, а уж запах коричного хлеба она унюхает за много миль.
Дуглас улыбнулся, взял ломтик, откусил… и понял, что это не просто коричный хлеб, а хлеб, испеченный прямо в царстве небесном. Он потянулся за вторым ломтиком, но его рука наткнулась на жадные пальцы Саймона.
— Существует некая проблема, — заметил Саймон, ловко вытягивая ломтик из-под ладони Дугласа. Тому все же удалось удержать добычу и съесть, прежде чем вопросительно вскинуть брови.
Саймон вздохнул так глубоко, что едва не поперхнулся.
— Деньги.
— Деньги? Разве у Корри нет приданого?
Саймон, казалось, вот-вот разразится слезами. Дуглас встревожился. О Господи, что случилось? Неужели она бесприданница? Не может быть!
— Все еще хуже, чем вы предполагаете, Дуглас. Ее богатства огромны.
Дуглас едва сдержал смех.
— И, по-вашему, это ужасно?
— А знаете, что случится, когда все обнаружат, что денег у нее больше, чем можно вообразить? За ней будут охотиться, как за бешеной собакой.
— Я не совсем согласен с вами, Саймон, но думаю, она действительно станет мишенью всех лондонских охотников за приданым.
— О, Дуглас, если у кого-то из молодых джентльменов и не хватит ума додуматься до этого, их родители начнут интриговать и делать все, чтобы потащить ее к алтарю, не говоря уже о бесчисленных алчных старикашках, которые постараются наложить лапы на ее деньги. Вы знаете этих негодяев: развратники, повесы, игроки, которые запретят ей носить мужской костюм и год за годом будут брюхатить ее, пока ей не исполнится тридцать и она не превратится в старуху или умрет. Я не позволю, чтобы это случилось, Дуглас.
— Она действительно богатая невеста или унаследовала, скажем, около пяти тысяч фунтов?
— Она может, глазом не моргнув, швырнуть пять тысяч фунтов в канаву.
— Понятно. Я подумаю над этим. Может, мы сумеем держать это в тайне.
— Ха! Когда речь идет о деньгах, тайну хранить невозможно.
Дуглас нахмурился.
— До сих пор удавалось, но вы правы, Саймон. Едва она окажется в Лондоне и в обществе станет известно, что ей нужен муж, даже попытка зарыть деньги в огороде ни к чему не приведет, — с тяжелым вздохом признал он.
С порога донесся низкий мелодичный голос:
— Доброе утро, милорд. Так вы и есть важная персона?
Глава 6
Слишком много доброты не бывает.
С. Дж. Перелман
— Мейбелла! — воскликнул Дуглас, поднимаясь. — Вы прекрасно выглядите.
Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.
— Корри сейчас будет, — сообщила она, принимаясь за еду. — По-моему, она искала чулок.
— Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.
— Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, — деловито заметила она, — потому что он непременно придумает способ вывернуться.
— Осенняя погода переменчива, Мейбелла, — вмешался Саймон. — Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?
— Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, — объявил Дуглас, — так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.
Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.
— Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках — подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.
Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…
— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Корри с изящным реверансом.
— Я сама ее учила, — просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. — И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!
— Тебе он идет больше, любимая, — заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.
— Доброе утро, Корри, — ответил Дуглас. — Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.
Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.
— Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.
— Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.
— Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, — пояснил Саймон. — Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.
— Светло-голубой — такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?
— Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.
Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.
— Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.
— Действительно, — согласился муж, снова поднимая очки на лоб.
Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.
— Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.
Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.
— Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!
— Почему он не вошел в дом, Дуглас?
Дуглас страдальчески поморщился.
— Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.
— Такие хорошие мальчики! — восхитилась Мейбелла. — Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.
— Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, — сказала Корри и постучала в стекло.
Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.
Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.
— Значит, вы защищаете отца, — улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. — Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?
Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.
— Принесите ему немного еды, Бакстед, — велела Корри.
Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:
— А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.
— Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.
Дуглас осторожно кашлянул.
— Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.
Лорд Монтегю выпрямился.
— Знаешь, Корри, — сухо объявил он, — Джеймс, лорд Хаммерсмит, — прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.
Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.
— Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, — заметила леди Мейбелла.
— Нет, дорогая, — поправил Саймон. — Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?
Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.
— В начале семнадцатого века — буркнул он.
— Смелая попытка, — съязвила Корри. — Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.
— Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, — наставительно заявила Мейбелла. — Ему достаточно стоять на месте и позволять любоваться собой.
Издевательская ухмылка стала почти непереносимо широкой. Честно говоря, она хорошо знала, что Джеймс изучал небо еще с тех пор, когда был мальчишкой, и даже собрал собственный телескоп. Но уж очень был велик соблазн в очередной раз подразнить его.
Дуглас понял, что Джеймс сейчас выбежит из комнаты, но в этот момент снова заговорил Саймон:
— Видишь ли, Корри, Джеймс не так уж и хорош собой. Человек, разбирающийся в законах Кеплера, не обязательно должен быть красавцем, хотя лично я не могу припомнить третий закон. Кроме того, Джеймс унаследовал подбородок отца, самый упрямый во всей Англии. Да и эта крошечная ямочка на подбородке тоже отцовская.
«Верно, — втайне обрадовался Дуглас, — К счастью, мы не все унаследовали от Мелисанды!»
Саймон нагнулся и, порывшись в груде журналов, лежавших у его ног, выудил один, заложенный на странице со статьей «Движение черного воздуха во время солнечного затмения».
— Корри, — вмешался Дуглас, поднимаясь, — я точно знаю, какие фасоны и цвета пойдут тебе. Мисс Джейн Плак, дочь миссис Энн Плак, — превосходная портниха. Она сошьет тебе несколько платьев. А потом, как только ты устроишься в Лондоне, я отвезу тебя к мадам Журден.
— Но горничная Корри тоже неплохо шьет, — возразила Мейбелла. — Все мои наряды и тот, что сейчас на Корри, — ее произведения. Она, разумеется…
— Ты только сейчас съела два последних кусочка коричного хлеба, дорогая, — перебил раздосадованный Саймон, — а теперь желаешь доверить горничной дорогую ткань.
Не забудь, Корри должна одеться, как подобает молодой богатой леди. Где мне раздобыть материи, Дуглас?
— Не волнуйтесь, Саймон, я попрошу мисс Плак доставить ткани и различные выкройки, после чего сам выберу лучшие. Согласна, Корри?
Ей отчаянно хотелось спросить, каким термином мужчины заменяют слово «бюст».
— Благодарю, милорд.
— Вот и хорошо, — кивнул Дуглас, — Так и знал, что ты далеко не дурочка.
— Невежественна, как придорожный столб, — согласился Джеймс, — но совсем не дуреха.
Корри открыла было рот, чтобы осыпать его проклятиями, но Дуглас оказался проворнее:
— Джеймс, не считаешь, что нам пора?
— Сейчас велю привести лошадей, сэр.
Попрощавшись с хозяевами и окинув Корри тем же снисходительным взглядом, который обычно приберегал для бабкиного мопса, Джеймс вышел во двор, где принялся осматривать каждый куст и даже сунул голову в бочку для дождевой воды.
— Он беспокоится, — пояснил Дуглас и, приблизившись к Корри, приподнял ее подбородок и стал внимательно изучать лицо. — Сойдет, — улыбнулся он девушке.
Глава 7
В браке безопаснее всего начинать с некоторой взаимной антипатии.
Ричард Бринсли Шеридан
— Корри — ошибка природы, оборванка и позор своего рода, — объявила вдовствующая графиня Нортклифф. — Холлис, где мое блюдо с черносливом?
— Я часто замечал, миледи, — почтительно ответил Холлис, — что даже колоколам церкви в Нью-Ромни, чей звон так прекрасен, требуется немного ухода и полировки.
— Корри Тайборн-Барретт не какой-нибудь старый колокол, а новый, но уже успевший покрыться ржавчиной, что для меня неприемлемо. Я не потерплю в своем доме ничего ржавого. Да что это с вами, Холлис? Вы совершенно не уделяете внимания таким важным деталям, как мое блюдо с черносливом!
Холлис молча улыбнулся и отошел к буфету за вышеупомянутым блюдом. Мало того, наливая Дугласу чай, он что-то мурлыкал себе под нос.
— Хорошо, что ты согласился помочь ей одеться как следует! Это, несомненно, пойдет на пользу делу.
— Обязательно, — кивнул Дуглас. — Кто знает, что обнаружится под этими абсурдными лохмотьями, которые она предпочитает носить. — Просто удивляюсь Мейбелле и Саймону, — фыркнула вдова, помахивая кусочком тоста. — Почему они позволяют девчонке бегать по всей округе в мужских штанах, как дешевой шлюхе?
Дуглас вдруг сообразил, что теперь знает ответ, но, не вдаваясь в подробности, просто покачал головой и улыбнулся. Стратегия лорда и леди Монтегю сработала: ни один охотник за приданым — ни опытный, ни начинающий — не посмотрит в ее сторону, но чего это стоило и еще будет стоить молодой леди, которая никогда не была девушкой, поскольку бегала по округе одетой как уличный мальчишка?
Подождав, пока мать полностью сосредоточится на своем черносливе, Дуглас тихо спросил:
— Холлис, что это за неземное существо, которое, по словам Александры, вы целовали в буфетной?
— А… недаром мне привиделась какая-то тень. И легчайший аромат духов тоже не померещился.
— Да. Это была ее сиятельство, твердо решившая узнать, что стряслось со мной. Вы ее потрясли.
— Очень скоро я представлю вам Аннабел, милорд, — Аннабел?
Холлис кивнул и подвинул кувшинчик с молоком поближе к локтю его сиятельства.
— Аннабел Трелони, милорд. Прекрасная молодая леди, обладающая не только всеми добродетелями, но и хорошим вкусом.
— Почему бы вам не привести ее сегодня днем? Насколько я знаю, матушка отправится с визитами к своим приятельницам.
— Пожалуй, это несколько преждевременно, милорд. Аннабел еще не согласилась стать моей женой.
Можете себе представить"" Боюсь, мне придется прибегнуть к обольщению, чтобы она пожелала пойти со мной к алтарю Левая щека Дугласа едва заметно дернулась.
— К обольщению, Холлис?
— Да, милорд. Понимаю, что это очень серьезный и не слишком порядочный, но единственно возможный поступок.
— Желаю удачи.
— Спасибо, милорд.
— Вы никогда не были женаты, Холлис, а мой отец как-то обмолвился, что вы жертва трагической любви.
Он был прав, или вы до сих пор питали равнодушие к прекрасному полу?
.Прежде чем ответить, Холлис удостоверился, что вдовствующая графиня по-прежнему занята своим черносливом, но все же на всякий случай подвинулся к графу поближе.
— Это печальная история, милорд. Ее звали мисс Друсилла Плимптон, и я боготворил самый воздух, которым она дышала. По удивительному стечению обстоятельств оказалось, что Аннабел знала мою дорогую мисс Плимптон. Ах, с тех пор прошло столько лет… Милорд, я всегда высоко ценил прекрасный пол, но, потеряв мисс Плимптон, стал смотреть на брак, как на тюрьму, выбраться из которой невозможно.
— Неудивительно, Холлис, после того, что вы видели в этом доме.
— Именно, милорд. Однако думаю, что брак с Аннабел будет не только удачным, но и крайне занимательным. Она вспомнила так много историй о мисс Плимптон, хотя намного моложе Друсиллы. Насколько я понял, Друсилла была очень добра к ней: учила шить, исправляла манеры. Кроме того, удивительно, но Аннабел помнит и меня. Особенно мои прекрасные волосы.
— Они и сейчас неплохи. Холлис, вы уверены, что это не моя матушка удерживала вас от брака?
— Разумеется, милорд. — Холлис украдкой взглянул на вдову, нагнулся пониже и добавил:
— Хотя идея о капкане… но не важно. Робби сообщил, что мастер Джейсон ждет вас у конюшни.
— Хорошо, пропади он пропадом. Однако Джеймс вместе с Денверсом сидят в конторе.
— Бедный молодой человек! Денвере будет терзать мастера Джеймса, пока его голова не превратится в пустую тыкву.
Дуглас поднес к губам чашку с чаем. Если бы только Холлис знал! Джеймс с ранней юности, еще до того, как понял, что когда-нибудь Нортклифф будет принадлежать ему, увлекался не только небесными телами и законами Кеплера, но и всеми аспектами управления имением. Скорее уж именно Джеймс доведет Денверса до полного истощения.
Допив чай, Дуглас встал, бросил салфетку на тарелку и пошел к выходу. Но в спину ударил голос матери:
— Мне необходимы новые образцы обоев, Дуглас. Александра не способна выбрать те, которые могут понравиться особе, обладающей таким изысканным вкусом, как я.
— Я позабочусь об этом, матушка, — пообещал Дуглас, прикидывая, остались ли какие-то образцы на складах Истбурна. Что же, возможно, что-то найдется в Нью-Ромни, хотя весьма сомнительно.
Он нашел Джейсона в деннике, где Генрих VIII от души развлекался, пытаясь прикончить Забияку. Лавджой делал все возможное, чтобы спасти своего любимца, но Генри не сдавался. Дуглас подошел к ограде и свистнул. Генри подозрительно оглядел Забияку, развернулся и рысцой подбежал к хозяину, высоко задрав голову и помахивая хвостом. Дуглас погладил блестящую черную холку, а конь тем временем преданно тыкался мордой в его плечо. Дуглас протянул руку. Уэйр, главный конюх, уронил ему на ладонь две морковки и, не будучи глупцом, поспешно отступил.
— Ладно, зверь ты этакий, — кивнул Дуглас, с улыбкой наблюдая, как Генри ест морковь. — Я сам его оседлаю, Уэйр, — сказал он.
Две минуты спустя сын с отцом уже мчались к ферме Брендерли взглянуть на новых гунтеров, только что прибывших из Испании. Дуглас подметил, что Джейсон настороженно крутит головой. Очевидно, в поисках злоумышленника, задумавшего убийство.
Кроме того, он старался держаться как можно ближе к отцу с явным намерением в случае нападения заслонить его собственным телом.
— Матушка сказала, что Непорочная невеста навестила тебя, когда ее похитил этот роялист-фанатик, Жорж Кадудаль. И добавила, что ты терпеть не можешь признавать это, но, если прижать тебя к стене, готов выложить правду, потому что никогда не лжешь, во всяком случае, ей.
Дуглас закатил глаза. Джейсон вздохнул.
— Ты правда видел ее, отец? Что она сказала?
Дуглас повернулся, чтобы взглянуть на своего мальчика: высокого, прямого, превосходного наездника и уже взрослого мужчину. Хорошо еще, что близнецов не испортили неумеренные похвалы окружающих их неотразимой красоте. Ничего не скажешь, своеобразная победа над природой. Куда только ушли годы?
— Забудь это дурацкое привидение, Джейсон. Все, что случилось в далеком прошлом, там и останется. Все давно забыто. Тебе ясно?
— Нет, сэр, забыть я не смогу и вполне способен распознать гранитную скалу, когда упираюсь в нее носом.
Пожалуй, потом пойду поплавать.
— Ты не отморозишь себе все на свете?
Джейсон задорно ухмыльнулся.
— Ужасающая мысль, сэр, способная до смерти напугать любого человека.
— Еще бы. Повторяю, забудь проклятое привидение.
— Да, сэр, — повторил сын, хотя Дуглас понимал, что он вряд ли послушается.
Кто же все-таки стрелял?
Сколько ни размышлял Дуглас, никак не мог сообразить, был ли этот выстрел преднамеренным.
Только потому, что чертов призрак предсказал… нет, не стоит думать об этом. Однако, пропади все пропадом, он не настолько глуп, чтобы так просто выбросить из головы предсказание Непорочной невесты.
Через три дня, ближе к вечеру, в Нортклифф-Холл прибыл гонец с посланием от лорда Эйвери из военного министерства. Наутро граф выехал в Лондон. Один. Жена отказалась разговаривать с ним и даже не попрощалась, а сыновья, которые, как он подозревал, отправятся следом, долго провожали его взглядами.
Направляя Гарта к конюшне, недалеко от Патнем-сквер, Дуглас думал, что через три недели будет Михайлов день[1] и он станет на год старше, и от этого душу охватывала странная тревога.
В июне умер Георг IV, возведя на престол своего брата, герцога Кларенса, под именем Вильгельма IV, человека добродушного, но не слишком умного, не говоря уже о способности давать кому бы то ни было мудрые советы. В нем было больше энергии, чем здравого смысла, а о его бестактности, несдержанности и опрометчивости один из придворных остроумцев заметил: «Хороший правитель, но немного поврежден в уме».
События, однако, развивались не слишком быстро.
Впереди ждала неизвестность, тем более что у штурвала стоял герцог Веллингтон, ухитрившийся настроить против себя как тори, так и вигов. Невероятный выдался год!
Революции повсюду: во Франции, Польше, Бельгии, Германии, Италии, но, слава Богу, не в родной стране, хотя и здесь было немало трудностей. Обратившись в католицизм, герцог стал ярым противником всех реформ. Непоследовательность его действий поражала Дугласа, но, поскольку он был многим обязан Веллингтону, придется поддержать герцога в палате лордов. Правда, политика была ненавистна графу, и он был готов поклясться, что и тори, и виги были одержимыми властью, жадными и лживыми негодяями. Впрочем, его отец тоже так считал.
Входя в городской дом Шербруков, Дуглас улыбнулся. Нужно будет не забыть узнать мнение Джеймса и Джейсона.
Вечером он отправился в клуб, поболтал со старыми друзьями, понял, что раскол в правительстве зашел куда дальше, чем ожидалось, выиграл сто фунтов в вист и крепко заснул с приятно разогретыми благодаря рюмочке французского бренди внутренностями. Граф искренне считал, что теперь вкус бренди значительно улучшился по сравнению с той порой, когда напиток считался контрабандным и ввозился в Англию под покровом ночи.
Наутро, явившись в раззолоченный кабинет лорда Эйвери в военном министерстве, граф, к своему удивлению, увидел Артура Уэлсли, герцога Веллингтона, стоявшего у одного из высоких окон. Великий полководец задумчиво смотрел на Вестминстер, едва видневшийся за дымкой утреннего тумана. Выглядел он донельзя измученным, но при виде Дугласа улыбнулся, блестя глазами.