Ковалев Анатолий. Иначе не выжить

   «Но, если кассета окажется в руках милиции, ты пропал!» – «А если в руках милиции окажемся мы?» – «Тебе помогут выкарабкаться!» – «А тебе?»
   В конце концов девушка настояла на своем, и вчера вечером они отправились на проспект Мира.
   Он не вошел в квартиру, вжавшись в дверь.
   – Что с тобой? – спросила она.
   – Не понимаешь?
   – Нет.
   – Начинается приступ. Эти стены не принимают меня. Давай побыстрей!
   Но задерживаться не пришлось. Тайник был кем-то вскрыт…
   – Я сварю тебе кофе, – последовала она совету Криворотого. Встала, набросила легкий халатик и спустилась на кухню. Она привезла из общежития все свои вещи. Окончательно перебралась к нему. «Ты меня больше не презираешь?» – «Я не могу без тебя жить!»
   Саня остался в спальне, поставив перед собой телефон. Он не понимал, что происходило вокруг него в последние дни, а что-то происходило. О нем будто забыли. «Отец» явно избегал встречи с ним. Впрочем, он и сам не жаждал столкновения с Лосем после разговора во вторник «У Сэма». Еще более странные дела творились с его замом. Миша всю неделю провалялся на больничном, а между тем один из сотрудников фирмы видел его выходящим из дорогой гостиницы, другой сотрудник рассказывал и вовсе небылицы: Миша вчера приехал в клуб в машине босса. Сотрудники сообщали все новые и новые подробности, совсем маловероятные, они явно наушничали, чернили бородача, чтобы низвергнуть того с пьедестала, чтобы самим поскорее подняться на ступеньку выше.
   И все-таки информация о заме настораживала. Неужели Лось решил сделать Мишу своим преемником? Немыслимо. Как они могли схлестнуться? Когда? Их пути пересекались только в клубе. А может, бородач давно ходит у «отца» в осведомителях? Об этом он как-то не подумал. Что вообще он знает о своем заме?
   Тридцать восемь лет. По специальности экономист. Женат. Куча детей. Весь насквозь пропитан русским духом. Бредит монархией. Примерный христианин. Ходит в церковь, соблюдает посты, отмечает православные праздники. До их фирмы работал в НИИ, получал гроши, не избалован роскошью. Любит женский пол. Своими любовными похождениями заткнет за пояс любого донжуана. С удовольствием рассказывает о своих победах. Страдает, что в клубе мало женщин, а клуб посещает регулярно. Желание примелькаться, быть на виду граничит в нем с лакейской услужливостью. Да, такой человек мог понравиться Лосю, хотя между ними целая пропасть.
   «Справлюсь-ка я о его здоровье!» – подмигнул Шаталин своему отражению в зеркале и набрал домашний номер зама.
   Ему ответила жена:
   – А Миши дома нет.
   – Куда он в такую рань?
   – Сказал, что по делам.
   – Он на своей машине уехал?
   – Нет. За ним приехали.
   Вот, оказывается, какая важная персона! Кто бы мог подумать! Надо будет пощупать его вечером в клубе! Саня поморщился от собственных мыслей. Он не собирался сегодня в клуб. Он слишком мало уделяет времени своему «подарку».
   К тому же необходимо выспаться. Он стал спать по три-четыре часа в сутки. И все из-за нее! Но он готов вообще не спать, лишь бы она всегда была рядом.
   С такими мыслями Шаталин спустился вниз.
   Ее взгляд в это утро удивительно мягок, несмотря на черные круги под глазами. Что-то новое намечается в их отношениях. Истерика не состоялась, но ведь не может она так спокойно перенести смерть подруги, которую предала.
   – Тебе не жалко Настю?
   – Зачем ты спрашиваешь?
   – Ив самом деле… Глупо.
   – Я похоронила ее еще во вторник, когда тебе позвонил Пит. Ты ведь тоже не думал, что она останется жива?
   – Не думал, и все же не верилось…
   – Ты что, плохо знаешь своего приятеля? Он почувствовал дурноту. Ему предстояло полдня провести с Питом. Неделю назад, когда погиб Серега Демшин, они пили в доме на Рабкоровской водку и закусывали огурцами из холодильника – и ничего. И встреча после долгой разлуки была довольно теплая. Что же случилось?
   – Тебе плохо?
   – Знаешь, в последнее время мои приступы участились. Раскрой пошире окно!
   – Это поможет?
   – Всегда помогало. Странно, раньше я думал, что причина моей болезни в одиночестве. Теперь у меня есть ты, а приступы участились.
   – Одиночество тут ни при чем.
   – Откуда ты знаешь? Кто-то из твоих знакомых страдал клаустрофобией?
   – Был один приятель. Не смотри на меня так! Я испытывала к нему только сестринские чувства!
   – Что ты подумала? Я не ревную. – Он с досады передернул плечами, но через некоторое время попросил:
   – Расскажи мне о своем приятеле.
   – Тебе уже лучше?
   Она настежь раскрыла все окна на кухне и в гостиной.
   – После чашки твоего кофе можно жить, – похвалил Саня. – А я никогда не умел его варить. Так что ты начала мне рассказывать?
   – Еще не начала, – усмехнулась девушка, и он с удовольствием заметил, что подбитый недавно глаз у нее совсем прошел, опухоль рассосалась, и осталось лишь малоприметное желтое пятнышко. –Ты мифы Древней Греции когда-нибудь читал?
   – Боже упаси!
   – Совсем темный!
   – А твой приятель их читал?
   – Мой приятель их знал наизусть. – Она снова усмехнулась. – Был такой герой по имени Орест. Он убил свою мать Клитемнестру, отомстив за отца. И его начали преследовать Эринии, богини мести. Он не мог находиться в четырех стенах и спасался бегством. Теперь понимаешь? Греки – большие фантазеры, придумали каких-то Эриний. Я думаю, на самом деле у Ореста была клаустрофобия. Когда у тебя начались первые приступы?
   – Не помню. Года три-четыре назад.
   – А может, пять?
   – Мы каждый день будем предаваться «приятным» воспоминаниям? – неожиданно вспылил он.
   – Ой, прости! Я не хотела!
   – Все норовят ткнуть меня мордой, как напакостившего котенка, в собственное дерьмо! Вот, Саня, смотри не забывай! Да сколько можно, в конце концов? Смотрю! Не забываю! Всю душу себе истерзал!
   – Прости, Санечка! Я больше никогда не буду! Я сама-то…
   Он не дослушал, выскочил во двор и бросился к машине. Девушка крикнула ему из окна:
   – К обеду вернешься? – Он не ответил, завел мотор. – Я буду ждать… – беспомощно произнесла она вслед улетающему «крайслеру».
   Он вовсе не разозлился на нее, и сцена была устроена специально.
   Просто он боялся признаться своей любимой, что не может находиться в четырех стенах и поэтому спасается бегством. Слава Богу, что, в отличие от древнего героя, у него есть такая быстроходная штука – обломятся Эриний!
   Поликарп приказал отвезти себя домой и всю дорогу бормотал в полусонном бреду:
   – Спать, спать, спать, всем спать…
   Дома его встретила толстуха с пышной грудью, бывшая оперная певица, которая жила у него на содержании и третий год делила с ним постель.
   – Кушать будешь? С вечера напекла пирожков… Хоть бы позвонил!
   Хочешь, подогрею? – суетилась она вокруг гробовщика.
   Он же твердил одно:
   – Спать, спать, спать, всем спать…
   На ходу сбросил пиджак, стянул с жирных плеч подтяжки, вкатился в спальню. Не дойдя до кровати, спустил брюки, оставшись в цветастых семейниках.
   Скинул ботинки, перешагнул через проклятые брюки, вывернув штанины наизнанку.
   Чуть не упал. Рванул галстук, выдернул из его петли отяжелевшую голову. Глаза слипались. Оставался последний штрих – расстегнуть пару пуговиц на рубахе, и ну ее, к чертям собачьим! Мешала суета за окном.
   – Они ведь не дадут мне спать! – вскрикнул он, ужаленный прилетевшей мыслью.
   Распахнул окно. Охранники, телохранители, помощники – все смешались в единую серо-бурую массу.
   – Я буду спать до вечера! – оповестил он их. – Меня не будить!
   – А как же, Анастас Гавриилович?.. – попытался кто-то возразить.
   – Меня не будить в любом случае! – еще боле грозно приказал босс. – Что бы ни случилось, я буду спать!
   Окно захлопнулось. Люди в растерянности переглянулись. Спать в такое тревожное время казалось им верхом легкомыслия.
   Он нырнул в теплое, молочное море. Снился маленький Олег. У него разбились очки. Стекла рассыпались на мельчайшие осколки. Мальчик попытался их собрать и поранил руку. Приблизил ладонь в алых порезах к самому носу отца, так что закрыл весь обзор. Прошептал в недоумении:
   – Папа, это кровь.
   Петр Николасвич Максимовских, по кличке Пит, которого все за глаза называли Криворотым, питал в жизни одну-единственную страсть, о которой никто не догадывался, – страсть к декоративным рыбкам, водорослям и аквариумам. В своем загородном доме-двухэтажном особняке, выстроенном по индивидуальному проекту в немецком стиле, – он отвел целую комнату под аквариумы, большие и маленькие, разнообразных геометрических форм, с подсветкой и даже с шумом прибоя. Вид морского дна его завораживал. Он мог часами сидеть в этой комнате, откинувшись на мягкие подушки, погружаясь в нирвану.
   Об этой комнате без окон, спрятанной от посторонних глаз, знала только горничная, тетя Маша. Ей приходилось здесь прибирать и следить за святая святых – за аквариумами.
   Тетя Маша жила в доме Криворотого почти два года безвыездно. Дом держался полностью на ее беззаветной преданности боссу. Тетя Маша не приходилась Питу родственницей. Он вообще не признавал никаких родственных связей. Она была матерью его школьного товарища, который, женившись, выставил мамашу из однокомнатной квартиры на улицу, чтобы не мешала семейному счастью.
   Она пришла к Пете Максимовских, узнав, что тот вращается среди богатых людей.
   Может, кому-нибудь нужна домработница? Богатые люди предпочитали иметь горничных помоложе, чтобы совмещать приятное с полезным. Пит менял их, как носки, чуть ли не каждую неделю, пока не понял, что существует разница между шлюхой и домработницей. Его холостяцкий быт явно нуждался в присмотре.
   Он выделил тете Маше довольно просторную комнату рядом с кухней.
   – По утрам я буду печь тебе блинчики! – обрадовалась благодарная женщина, которую только слепой мог бы назвать старухой. Ей едва перевалило за шестьдесят, но своим трудолюбием она заткнула бы за пояс любую молодуху.
   За домом тетя Маша устроила садово-огородный участок, разбила цветочные клумбы («Чтобы приятно было Петенькиному глазу!»), вскопала аккуратные грядки. Места для ее агрономических фантазий было предостаточно. Дом Криворотого стоял на отшибе, вдалеке от обыкновенных, середняцких дач, так что огород тети Маши тянулся до самого леса.
   Она никогда не интересовалась его делами, не знала даже, какую должность занимает Петенька, но, что большой начальник, в этом не сомневалась.
   Иначе откуда столько охраны? Шесть человек, и все вооружены до зубов!
   Она испытывала к боссу настоящие материнские чувства. И Пит привязался к тете Маше, как никогда ни к кому не привязывался. Он даже побаивался с непривычки этой привязанности и скрывал ее от чужих глаз, как комнату с аквариумами.
   Сегодня наказал тете Маше приготовить праздничный обед в честь дорогого гостя, старого товарища по оружию. По какому оружию, он не стал уточнять, и она поняла, что Петя вместе с товарищем воевал в Афганистане.
   Потом отправил одного из телохранителей в город за водкой. И тот уехал на его «Волге».
   Перед разговором с Шаталиным решил узнать, как продвигаются дела с Мишкольцем, и позвонил Светлане Васильевне.
   – Он не идет со мной на контакт, – спросонья сообщила она. – Балуев обещал устроить встречу только через неделю.
   – Это слишком поздно, – упавшим голосом произнес босс. – Поликарп не будет ждать, когда мы договоримся.
   При упоминании ненавистного имени Свету передернуло, но Пит не мог этого видеть. Вчера она весь день настраивала себя на разговор с Криворотым.
   Собиралась просить у него отставки, потому что с главной своей миссией не справилась. Но, услышав, что Поликарп ждать не будет, вмиг переменила решение.
   – В чем причина? – поинтересовался Пит.
   – Мишкольц слишком занят в эти дни, – соврала она. Не говорить же, что Володя даже слышать не хочет о нем. И вдруг ее осенило. – У меня есть план!
   – Какой?
   – Я выйду сегодня прямо на Мишкольца, без посредничества Балуева.
   – Он же слишком занят? Вы противоречите себе.
   – Сегодня он отложит все дела. Он ведь человек набожный.
   – Не понял.
   – Суббота! Еврейская суббота! У него праздничный день! Я нагряну к нему домой! – Эта идея показалась ей спасительной, хоть и безумной.
   – Что ж, попробуйте.
   Босс не разделял ее ликования. Идея ему представлялась чересчур сомнительной. «Так может поступить только женщина!» – усмехнулся он в душе и сказал на прощание:
   – Желаю удачи!
   И все-таки он не очень расстроился. Война так война! Он человек военный! И снова, уже в третий раз за это утро, он загрузил в видеомагнитофон кассету, которую так ловко выманил у этого лопуха! И тут в нем проснулась творческая жилка.
   – Санька обалдеет от такого! – вырвалось само собой. Он побежал в заветную комнату. Выбрал самый обыкновенный аквариум средних размеров, отключил подсветку, обхватил обеими руками и, осторожно ступая, чтобы не расплескать рыбок, потащил в гостиную.
   По дороге припомнилась страшная картина из детства. Мрачное зимнее утро. Его разбудил будильник. Надо было собираться в школу – первый класс.
   Поплелся на кухню ставить чайник на плиту. Клевал носом. И вдруг этот жутковатый холодок по босым ногам из-под двери отцовской комнаты.
   Он толкнул дверь, врубил свет и заорал истошно:
   – Батя! Батя! Что ты наделал! Ты забыл закрыть форточку!
   На поверхности воды кверху брюхами плавали рыбки. Отец едва разлепил глаза, еще не очнувшись от похмелья.
   – Че разорался, дурак? – проворчал он и, глянув одним глазом надело рук своих, с кряхтением отвернулся к стене. – Подумаешь – горе! Новых куплю!
   Петя не плакал. Держался до самой школы. И надо же было такому случиться! На первом уроке учительница вызвала его к доске, чтобы прочитал наизусть заданное на дом стихотворение. Он его добросовестно учил накануне, но после утреннего потрясения все начисто выветрилось из головы. И он заревел.
   Перед всем классом. Навзрыд.
   – Что с тобой, Максимовских? – строго спросила очкастая учительница. – Не выучил урока?
   – У меня… рыбки… сдохли… – только и смог вымолвить он, вызвав дурацкий смех у своих одноклассников.
   Мать бросила их, когда Петя был еще совсем маленький. Завела новую семью, переехала в другой город. Отец пил беспробудно. Отца он ненавидел. Петю воспитывал двор с его жестокими законами. А потом была война. А потом тюрьма. А потом…
   Теперь ему не верилось, что тем пацаном, распустившим сопли перед всем классом, был он, Пит.
   Аквариум взгромоздил на стол, перед экраном телевизора. Эту штуку не он первый открыл. Видел в каком-то советском фильме. Там баба с мужиком голые лежали на тахте, а камера их снимала через аквариум. Красиво получалось и как бы целомудренно…
   Вот и он покажет Саньке красиво и целомудренно!
   Нажал на кнопку пульта. Пошло дело. Сосны волнуются вперемешку с водорослями. Дорога переходит в галечное дно, упирается в ракушку. Идут пятеро с автоматами наперевес. Боже! Лица у них какие-то зеленоватые! Мимо проплывает меченосец. И резко уходит в сторону. Вот потеха! У парней такие постные рожи, что все рыбки перепугались! Интересно, как они поступят с ракушкой? Обойдут или нет? Вряд ли. Обходные пути не для этих пятерых!
   За окном послышался шум моторов.
   – Петр Николасвич, к нам гости!
   На пороге стоял растерянный телохранитель.
   Что он, собственно, растерялся? Пит остановил кадр.
   – Я жду гостя, – спокойно ответил босс. – Почему ты врываешься так, будто в доме пожар?
   – Посмотрите в окно! – взмолился тот.
   «Что-то тут не так!» – сообразил наконец Пит и бросился к окну.
   По проселочной дороге медленно двигались два черных «шевроле» с затемненными стеклами.
   – Этого еще не хватало! – воскликнул Криворотый. – Кто его звал сюда?
   Обе машины остановились напротив ворот. Щелкнул электронный замок, ворота стали открываться. Один охранник стоял в воротах, другой на крыльце дома, еще двое отсыпались в служебном помещении после ночного дежурства. Пит с телохранителем наблюдали из окна второго этажа.
   – Поликарп не торопится выходить, – ухмыльнулся Криворотый. – И мы подождем.
   Но долго ждать не пришлось. Передние дверцы обеих машин одновременно распахнулись. Мелькнули черные пиджаки, взмахнули руками и тут же скрылись опять. Два оглушительных взрыва сотрясли дом. Одна граната угодила в служебное помещение и накрыла спящих охранников. Вторая упала за ворота, и одному парню, стоявшему там, снесло голову, другой скатился кубарем с крыльца, и было непонятно, жив он или мертв.
   – Твари е…ные! – истошно заорал Пит. Тут же оконные стекла в машинах поползли вниз и четыре автомата шквальным огнем ударили по окнам дома.
   – Задержи их! – крикнул телохранителю босс и бросился в спальню за пистолетом, но в нос ударили вкусные запахи еды, доносившиеся из кухни, и он сменил направление.
   – Что это? – Женщина беспомощно воздела руки к небу.
   – Некогда рассуждать, тетя Маша! – Он схватил ее в охапку и потащил по коридору к веранде, прикрывая собственным телом от шальных пуль. – Бегите в сад, потом в лес! В лес! Быстро! – кричал он ей на ухо.
   – А как же ты, Петя?
   – Я сказал – не рассуждать. – И вытолкнул ее на веранду.
   Двое автоматчиков бросились на приступ под прикрытием четырех автоматов. Но успешно они преодолели только ворота. Парень, лежавший у крыльца, скосил их одной очередью. На помощь осаждающим снова пришла граната. Когда рассеялся дым, от парня не осталось ничего, кроме небольшого углубления на том месте, где он лежал.
   На штурм бросились еще двое автоматчиков. Им повезло больше, чем первым, они почти достигли крыльца.
   Телохранитель босса поджидал их на первом этаже. Он воспользовался секундной передышкой прикрытия и, высунувшись из окна, произвел два точных выстрела из автоматического пистолета. Одному попал в глаз, другому в темя, но вызвал огонь на себя. Его прошили из всех четырех автоматов, торчащих из бронированных машин. Со стороны казалось, что парень отплясывает в окне какой-то дикарский танец.
   Пит выстрелил прямо из спальни, выстрелил, не целясь, когда те забавлялись танцем телохранителя. Выстрелил в амбразуру «шевроле». Один автомат умолк.
   Пит мог бы последовать за своей горничной и скрыться в лесу, но он не привык показывать врагу пятки. Война так война!
   Он забился в угол спальни, когда все вокруг наполнилось визгом пуль, звоном стекла, дымом известки.
   Прикинул в уме несложную задачку. Парней от Поликарпа приехало десять.
   Пятерых они положили. Значит, осталось еще столько же положить. Арифметика ему все-таки пригодилась. Правда, под завязку, но все же не зря учился в школе.
   Огонь не прекращался. Исходя из тактики этих шустрил, он предполагал, что еще двое из них уже на подходе к дому. У него было время переползти в коридор и скрыться в заветной комнате без окон. У этих говнюков мозги вывернутся наизнанку, прежде чем они его там найдут! Но ведь найдут. В конце концов обязательно найдут! Он представил себя в той комнате, на мягких подушках, на дне морском, под шумом прибоя, погруженным в нирвану. И в эту идиллию ворвутся те, в черных костюмах, с автоматами. Они будут стрелять по аквариумам! Из аквариумов выльется вода! А чем же дышать рыбам? Им не выжить!
   Нет, он отбросил этот вариант. Он дождется их в спальне. Встанет возле двери и первому вошедшему выстрелит в висок. Так убили Макса. Ловко убили, ничего не скажешь! Он поступит также. А со вторым? И со вторым как-нибудь разберется! И завладеет их автоматами! тогда уж сам черт ему не страшен!
   В доме послышались шаги. Он даже и не заметил, как огонь утих! Вылез из своего угла и, пригнувшись, добежал до двери. Приготовился.
   – Он наверху! – крикнул кто-то.
   Давайте, давайте, идите ко мне, призывал он их мысленно. Не надо бояться, парни! Поликарп всех похоронит с музыкой! Эта свинья знает толк в погребальном процессе! Он просто кончает от похоронного марша!
   Шаги приближались. Он обладал отменной реакцией и знал, что рука не дрогнет, не подведет. Судьба не раз сталкивала его лицом к лицу со смертью, и он всегда выходил победителем. Он, прошедший дворовую поножовщину, афганских душманов, ментовскую зубо-дробилку, уркаганские заточки, мафиозные разборки, не может не победить!
   Шаги уже совсем рядом. Осторожно подкрадываются к нему.
   – Он там! – раздается за дверью полушепот, но в оглушительной тишине слышно, как капает кран на кухне.
   «Ну же? Кто смелее?» – бросает он вызов почти с азартом.
   Дверь отлетает в сторону, и на пол падает камень.
   Что это? Это не камень!
   Вспышка. Звон в голове. Крик. Кто это кричит? Неужели все еще тот пацан? Ах, да! Проклятая кукла! «Мама! Ма-ма! Ма-ма…»
   Шаталин уже издали понял, что случилось несчастье, но подлинных размеров катастрофы представить себе не мог.
   Из всех окон немецкого домика Пита вырывались языки пламени.
   Электронная система ворот была выведена из строя и противно пиликала. У ворот стояла белая «Волга». Парень-телохранитель виноватым, потерянным взглядом смотрел на дом. Саня сразу узнал его. Неделю назад, на Рабкоровской, именно этот мордоворот нацепил на него наручники, когда он незаметно подкрался к Питу.
   – Как же так? Как же так? – бормотал парень. Шаталин выскочил из машины.
   – Где твой хозяин? – спросил он телохранителя. Тот кивнул на дом. – Что ж ты стоишь, как истукан? Его надо спасать!
   – Бесполезно. Здесь побывали люди Поликарпа. Я только что встретил их у переезда.
   Саня огляделся по сторонам. У самых его ног лежала оторванная голова охранника. Она безумно взирала на мир всего одним, вылезшим из орбиты глазом.
   Он уже и забыл, что такое бывает на свете!
   Откуда-то из-за ворот донеслись всхлипывания и причитания. Шаталин подумал, что кому-то еще нужна помощь, и бросился во двор. Там на земле корчилась пожилая женщина, которой он никогда раньше не видел.
   – Петя! Петенька! Что же ты наделал? – причитала она, будто хозяин дома устроил самосожжение.
   Становилось невыносимо жарко. Шаталин решил вернуться к машине.
   – Кто эта женщина? – на ходу спросил он телохранителя. – Мать?
   – Нет. Горничная.
   Это слово больно кольнуло Шаталина.
   – Надо ее куда-нибудь увезти.
   – Куда?
   Разговор был бессмысленный. Ничего не оставалось делать, как сесть за руль и поскорее забыть этот кошмар, хотя кошмары никогда не забываются: как ни запихивай в сейф, как ни запирай на кодовый замок, они имеют неприятную особенность – навещать очевидца.
   Женщина, причитающая над Питом, всю дорогу не выходила у него из головы. «А надо мной и поплакать будет некому!» – подумал он и прибавил скорость. Когда «крайслер» летел, а не ехал, душа наполнялась светом.
   – Это, конечно, не то! – поддев вилкой щучью голову, говорил один.
   – Разве они понимают в рыбе, эти гои? – подражая еврейской интонации, махал руками другой.
   Они пили красное вино и ели фаршированную рыбу, специально доставленную на квартиру Мишкольца из ресторана. Горел семисвечник. Стол был уставлен яствами.
   Кого еще мог пригласить Владимир Евгеньевич к себе на субботу (на святую субботу!), если не лучшего друга Балуева? Геннадий всячески старался оправдать свое присутствие в этом доме, веселясь и балагуря, как и принято в праздник.
   – Ай-ай-ай! – качал он головой, изображая старого ребе. – Что в Талмуде сказано по этому поводу?
   – В Талмуде сказано, что надо выпить за здоровье рыжего Гены, который на днях улетит в Рио-де-Жанейро! – богохульствовал Мишкольц.
   – Я – не рыжий! – возмутился Балуев. – И никуда я не полечу!
   Они уже изрядно выпили и поэтому могли себе позволить всякие несуразности.
   – А я говорю, полетишь! – настаивал Володя. – Спляшешь у них на карнавале самбу! И точка!
   – С удовольствием, Вова, спляшу, но только ты не учел, что у этих муда… – извиняюсь! – у этих католических гоев карнавал не приурочен к празднику Рош гашон <Иудейский Новый год празднуется в сентябре.> и проводится аж в феврале!
   – Надо же, какие финтифлюшки! – присвистнул Мишкольц.
   – Ты это насчет ихних баб?
   – А что?
   – Бабы у них – закачаешься!
   – Мы и так уже с тобой качаемся!
   – Я больше не пью! – заявил Балуев.
   – Суббота! – развел руками Владимир Евгеньевич. – Обязан.
   И они выпили еще. И еще закусили. И ни разу не заговорили о делах, если не считать анекдота про мафию, любимого анекдота Геннадия, который он не смог в этот праздничный день утаить от шефа. Мишкольц выслушал анекдот с интересом, посмеялся, а потом с умным видом (насколько это было возможно в его состоянии) выдал следующее.
   – Историческая справка, – предупредил Володя, ткнув пальцем в небо. – Да будет тебе известно, мой друг, что мафия существовала всегда! Как ты думаешь, мой друг, в Древнем Египте была мафия?
   – Тебе лучше знать, Вова, вас оттуда изгнали!
   – Мне лучше знать, – подтвердил Мишкольц. – В Древнем Египте была мафия жрецов! И в Древней Греции была мафия, и в Древнем Риме. Я уж не говорю о средних веках, о папах римских, о всяких там монашеских орденах. А чего стоит масонская ложа? Или коммунистическая партия? Все, кого объединяет общее дело, – это мафия! «Коза ностра» – «наше дело»!