Крапп Раиса. Пересекающий время. Книга первая: Андрей Граф, хронотрансатор

   – Браслет!
   Не слух, а мозг Гуцу принимает приказ, усомниться в его правомерности невозможно, рука сама движется назад, пальцы нетерпеливо щелкают. В ладонь поспешно вкладывают черную плоскую шкатулку, где на темном бархате светится удивительная драгоценность.
   – Прикажите снять с меня цепи.
   И – наконец, ТИСС у него в руках. Андрей нажимает кнопку разъема обруча и привычным движением защелкивает его на руке выше локтя.
   Только теперь Андрей позволяет себе расслабиться, почувствовать, как мелкой, противной дрожью трясутся руки и ноги, что все тело в липкой испарине. "У меня не осталось сил для ночи," – сказал себе Андрей и сделал то, чего никогда прежде и в мыслях не допускал, что было преступно по нравственным нормам его человечества и называлось энергетическим вампиризмом. С помощью ТИССа Андрей сделал донорами тех, кто его окружал, отключился от внешнего мира, столь жестокого к нему, ушел в себя и только чувствовал, как вливается в него животворная сила и ослабевает боль. Он взял у них столько, сколько могла потребовать от него предстоящая ночь. Потом по его приказу в пытошной собрался весь тюремный персонал. Андрей, сжав зубы, втиснул раздавленные ступни в сапоги, укрылся длинным плащом, низко надвинул шляпу и с тяжелой связкой ключей пошел к двери. Потом остановился, помедлив, повернулся и медленно пошел к Эри. Выходя из гипнотического оцепенения, тот недоуменно поворачивал голову направо и налево, смутно сознавая – здесь что-то произошло с ним и со всеми этими людьми, но что? Взгляд уперся в Андрея, и рука безотчетно приподнялась толи отталкивая, толи заслоняясь… Андрей остановился напротив него, сказал:
   – Сегодня ты был через чур усерден.
   – М-мне было жаль тебя, – голос изменил Эри и получилось как-то заискивающе.
   Андрей окинул взглядом его тощую и сейчас будто изломанную фигуру.
   – Мразь.
   Выходя, он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, как Мастер Эри, скорчившись, катается по залитым водой и кровью плитам.
   – "Лиента."
   – "Дар! – в радости Лиенты было огромное облегчение, когда груз бесконечно долгой и невыносимой тревоги уже переходит в безысходное отчаяние и вдруг в один миг спадает с души. – Наконец-то! Что у тебя случилось?"
   – "Все в порядке. Дело начато, работаем по плану."
   – "До смены патрулей всего два с половиной часа!"
   – "Надо успеть, больше ничего не остается. Надеюсь, все это понимают, будут работать быстро и четко".
   Прежде всего, он открыл карцер. Юноша, чьи глаза он видел, с трудом попытался обернуться. Цепь от ручных кандалов была пропущена через большое кольцо, закрепленное в стене высоко над головой. На этом кольце подвешивали так, чтобы лицо оказывалось на уровне пробитых отверстий – можно зажмуриться, но куда деваться от криков и стонов пытаемых. Андрей тряхнул головой, прогоняя наваждение, – на мгновение он увидел в кандалах Адоню.
   – Так ты Веско?
   – Да. Откуда ты меня знаешь? Кто ты?
   – Я Адоню знаю. Спасибо, ты мне помог. Я – Дар.
   Руки упали безжизненными плетьми, и парень не сдержал стона.
   – Почему они отпустили тебя?
   – Все потом. Сейчас очень быстро поднимись наверх и ударь один раз в малый колокол, потом спускайся во внутренний двор. А я в подвалы. Поторопись, Веско, у нас очень мало времени.
   Мгновенный сон валит за стеной Гуцу и его компанию, как подкошенные падают они там, где застал их сон.
   Из раскрытых дверей казематов торопливо выходят люди.
   – Ты жив, друг!?
   Андрея обнимают, он охает от боли.
   Все двери настежь.
   – Стойте, все ли здесь?
   Их семьдесят семь.
   – Веско в карцере, – говорит Ион.
   Сверху плывет звон колокола. Люди тревожно переглядываются.
   – Это Веско, – успокаивает их Андрей. – Так надо.
   Только он знает, что сейчас подсознание десятков людей неосознанное переведет в знание. Они вспомнят о встрече с вестником из джайвы, и будут знать, что должны сделать.
   Андрей выводит людей во внутренний дворик. Теплая ночь ласково обнимает озябших людей.
   – Теперь будем ждать.
   – Чего ждать? – спрашивает кто-то из темноты.
   – Когда можно будет идти. Потом пойдем в крепость.
   – Оружием бы каким запастись… Небось, патрули на улицах.
   – В патруль сегодня воины Лиенты выходят. Без меня отсюда ни шагу. Я к воротам.
   Андрей слушает ночь. Тишина. Нигде ни звука. Тишина, это хорошо. Андрей оттаскивает в сторону посапывающих стражников и снова замирает в тени. Где-то там, в темноте – друзья. Улицы, по которым предстоит вести людей, должны быть чистыми от наемников, это забота лугар, на этих парней можно положиться. Тревожит другое – как горожане-заложники доберутся до ратуши. Времени у них куда меньше, чем предполагалось по плану. Если не успеют?.. Ждать нельзя будет. Подошел Веско.
   – Как ты, Дар?
   – Ничего, терпимо.
   – Там тебе тоже терпимо было, – Веско кивнул головой назад. – Как ты смог? Страшно очень, когда кричат. Может, так же страшно, как если пытают.
   – Адоня тоже на том кольце висела.
   Веско вздрогнул.
   – Она… Что!? – севшим голосом едва выговорил он.
   – С ней все в порядке. Они только продержали ее день у тех щелей. У лугар она.
   Веско скрипнул зубами, проговорил:
   – За все заплатят… Мы их не звали…
   Он вдруг настороженно поднял голову.
   – Смотри! Прячется кто-то?
   Андрей обернулся, всмотрелся в густую тень поодаль.
   – Хорошо, быстро подходить начали, – он осмотрел пустую улицу. – Иди встречай, веди сюда. Постой… Ты обо мне молчи, я такой не один.
   – Других несут.
   – Что ж, свалюсь, и меня понесете.
   Дремотно лепечут листья, затих поселок, уснул. Только на костровых площадках у огня не спит ночная стража, хранит покой людей.
   Теплый ветерок ласково гладит мокрые щеки, хочет осушить их, но торопливые капли чертят новую дорожку. Темнота, наконец, укрыла ее, никто не трогает, забыли о ней. Неле пыталась увести в хижину, ругалась даже – Адоня едва удержалась, чтобы не расплакаться, она весь вечер крепилась. Неле оставила ее и Адоня рада ночному уединению, теперь можно дать себе волю. Слезы приносили облегчение.
   Зашуршала трава под легкими шагами – Адоня насторожилась, притихла. Из темноты появился черный силуэт, женщина уверенно шла к ней. Неле? Слезы и ночь мешали узнать. Ах, Майга!.. Ведунья опустилась рядом, помолчала.
   – Раздели со мной свое горе. Половина легче целого.
   Адоня вытерла слезы, не ответила.
   – Говори, не бойся. Может, смогу тебе помочь. Вижу ведь, весь вечер сама не своя. Кто у тебя там?
   – Отец и брат… может быть.
   Майга помолчала.
   – Легко сказала. Не о них болеешь.
   – Почему это? – сердито буркнула Адоня.
   – Ну, не только о них, – покладисто поправилась Майга. – Сердце болит?
   – Ох, Майга! – с болью вырвалось у Адони. – Страшно мне! Ввечеру так стиснуло – свет белый потемнел. Беда там!
   – Беду не кличь, не гневи Справедливого. Его милостью все добром кончится. А о ком душа болит… есть у тебя какая-нибудь его вещь?
   – Его вещь? – растерянно проговорила Адоня. – Да откуда же?..
   Майга коротко задумалась. Потом вынула откуда-то из складок подола пучок травы, растерла между ладонями.
   – Дай мне твои руки.
   Адоня безропотно подчинилась. Ведунья натерла соком ладони девушки, провела влажными стеблями по ее вискам. Странный терпкий запах коснулся ноздрей Адони, голова сделалась удивительно ясной.
   – Так не знаешь ты, где твои родные?
   Адоня покачала головой.
   – С самого первого дня ничего не знаю.
   – Положи ладони на мои, – велела Майга. – Об отце думай, как будто перед собой видишь.
   Она закрыла глаза. На мгновение Адоне показалось, что все вокруг – темные силуэты деревьев, далекие звезды – дрогнули и поплыли.
   – О! Кузнец твой отец?
   – Видишь его!? Что он!?
   – Жив, – медленно проговорила Майга. – Здоров, ран на нем не вижу.
   – Но где он!?
   – Завтра встретитесь, спросишь обо всем. Теперь о брате… Да, слышу его, вместе они. Дар… о нем думай. Еще… Вот, я слышу… Нет… Боже милостивый, он закрыт!
   – Что, Майга, что!? Ради Бога!
   – Жив. Подожди… Тише…
   Вдруг дрожь конвульсий пробежала по телу женщины, она испуганно отдернула руки.
   – Да что узнала ты!? Плохое?
   – Жив он.
   – Но что еще? Майга, ты испугалась, я видела! Скажи, умоляю!
   – Я не успела понять… Он… Я не знаю, правильно ли поняла, раньше так никогда не было… Кажется, он закрытый.
   – Да значит-то это что?
   – Закрытый – это… укрыт от всех чар, он сильнее любой магии… Только если еще сильнее его кто… Ворожить на него нельзя, он не позволяет ничего о себе узнавать. Закрываются только очень сильные колдуны. А простой волшбе, как у меня, это не под силу.
   – Дар – колдун!?
   – Нет, это как-то по-другому… Он чужой. Он гость.
   – Майга, может ты не поняла?.. Попробуй еще, Майга, прошу тебя!
   – Еще? Ну, давай, – она протянула ладони, но тут же медленно опустила. – Нет, не могу я… С ним это нельзя.
   – Но он жив, правда?
   – Да.
   Адоня помолчала, потом тихо спросила:
   – Что значит – гость?
   – Ты знаешь… Он уходит рано или поздно.
   Через короткое время Адоня сказала:
   – Спасибо тебе, Майга, теперь мне спокойно.
   – Нет, я тебя не успокоила. Тебе горько?
   – Это ничего… Главное, с ним все хорошо.
   – Пойдем спать. Так утро скорее наступит, и они придут. Завтра у нас будет много работы.
   Андрей вывел людей через узкую калитку на хоздворе и они оказались на соседней улице, узкой и грязной. Дома стояли к ней глухой задней стороной, что было как нельзя более на руку беглецам. За калиткой их поджидали десятка два всадников – с плеч ниспадали длинные черные плащи наемников. Андрей почувствовал, как замерли и подались назад люди за его спиной.
   – Спокойно, это Лиента с воинами.
   Один из всадников быстро подъехал к ним.
   – Людей дождались?
   – Да, все пришли, – поля шляпы бросают тень на разбитое лицо и Андрей старается не поднимать голову.
   – С нами Милость Всемогущего. Вокруг тихо, можно идти.
   – И побыстрее. Время.
   Всадники разделились на две группы: одна выступила впереди беглецов, вторая прикрыла сзади. Обмотанные шкурами копыта глухо постукивали об утрамбованную землю. Тщательно разработанная операция выполнялась с такой же тщательностью. Большая группа людей, в которой были и дети, и женщины, и раненные двигалась стремительно и бесшумно, понимая, что в этом их спасение. Им не встретилось ни души. Все переулки, перекрестки из которых мог вывернуться неприятный сюрприз, были наглухо перекрыты; если там и появлялся какой-нибудь блуждающий патруль, то появлялся на свою беду. Орд, направленный в этот ночной караул, утром не досчитался очень многих.
   Впереди все четче вырисовывалась черная громада крепости. Не было слышно ни шепота, ни стона. Достигли последнего укрытия, предусмотренного планом – люди затаились в большом заброшенном саду, с беспокойством смотрели на костры сторожевых постов, от которых их отделяли только сотни две-три шагов совершенно открытого пространства.
   Передовой отряд лугар к тому времени спешился, лошадей оставили во дворе пустого дома. Подтянулись фланговые группы. Сзади оставалась только группа прикрытия. Андрей с Аланом и Лиентой остановились в тени последних деревьев. Прямо перед их глазами был голый склон с частыми огнями костров, а дальше – крепость, сейчас она казалась мертвой и безлюдной. Но там, на стенах в эти минуты напряженно всматривались в темноту, ловили малейший шум. Андрей почувствовал это темное, тревожное ожидание, нависшее над крепостью.
   Эта тревога уже не тревога – людей, что вместе с ним смотрели сейчас снизу на крепость, уже считай спасли: остался последний короткий рывок, его и с боем, на худой конец, проделать можно, из крепости тоже с готовностью бросятся на помощь. И они, спасители, вернутся в джайву принимать знаки восхищения и славы… И никому в голову не придет винить их в смерти Лоты с Мартой и Гойко, и славного помощника Даньки и Лана, и того отважного малыша, которому Андрей так опрометчиво пообещал жизнь, его отец – Крис? – сейчас, наверно, тоже здесь, за спиной… Но только сам Андрей будет знать, что на его совести и жизнь их, и смерть. Теперь все зависит от него. Все остальные блестяще выполнили свою работу. Нет, он больше не имеет права ошибиться, норму на ошибки он сегодня выбрал сполна. Хорошо, что сегодня такая темная ночь – облака плотными шторами надежно укрыли луну.
   – Ждите, – сказал Андрей и бесшумно растворился в темноте.
   Прошли долгие-долгие минуты мучительного ожидания и он так же неслышно возник из темноты – на склоне ничего не изменилось.
   – Можно идти. Пойдем очень плотно, проследите.
   Торопливо проходя мимо костров, люди видели дозорных – они вповалку лежали на земле. Андрей оставался на склоне до тех пор, пока не прошел отряд прикрытия. Он опасался, что, заметив тени, перекрывающие свет костра, кто-то захочет проверить – в чем дело и тогда он должен будет вовремя устранить опасность, не дать вспыхнуть тревоге. Все обошлось, а может, запоздала проверка.
   Мост через ров был заранее бесшумно опущен на руках, щедро смазанные ворота не скрипнули. Когда они затворились, только тогда дозорные заворочались, отходя от сонной одури, испуганно вскидывались – надо же, сморило! однако, кажись, пронесло, оплошка их осталась незамеченной.
   Первая половина операции завершилась удачно.
   Из темноты вынырнул Алан, глаза его азартно блестели.
   – Дар, дружище, они и ухом не повели! – восторженным шепотом воскликнул он и от избытка чувств толкнул Андрея в плечо.
   – Ох, черт! – выругался Андрей по-русски, пригнувшись от боли.
   – Что с тобой, Дар?
   – Ничего. Собери своих людей, у нас почти не осталось времени, они скоро поднимут тревогу – подходит час смены караула. Пусть приведут мне коня.
   Подошел Лиента.
   – Готовы?
   – Мы готовы, Дар.
   Шипя сквозь зубы, Андрей поднялся в седло. Они быстро спустились с холма и углубились в темные улочки. Теперь было проще – центр города остался в стороне, и совсем недалеко начиналась длинная лощина, в которой легко мог укрыться всадник. Кроме того, лугары и здесь позаботились об отсутствии ненужных свидетелей. По существу, оставалось единственное препятствие – посты вокруг трущобного поселка.
   Андрей сделал все, что от него требовалось, и удовлетворенно смотрел, как мимо поспешно проходили люди. Перед ним появилась женщина со счастливыми, влажно сияющими глазами, что-то говорила торопливо и благодарно, он отвечал, а когда отошла, Андрей спохватился – это же Лота была! "Что со мной?" – недоуменно подумал Андрей. Он видел знакомые лица, а кто эти люди, вспомнить не мог. В голове стоял туман, непрерывный звон в ушах делал неразборчивым то, что ему говорили.
   Он увидел женщину с ребенком на руках, второй малыш – мальчонка лет четырех, едва поспевал, уцепившись за ее юбку. Андрей взял его и посадил на лошадь, но сам подняться не успел – перед глазами все поплыло, и он медленно сполз на траву, цепляясь за подпругу.
   Андрей быстро пришел в себя, услышал, как шуршит трава под множеством ног. Его равномерно покачивало, оказалось – несут на носилках. "Вот еще!" – сердито подумал Андрей и попытался подняться, но руки сделались непослушными, подламывались.
   – Лежи, лежи, – услышал он торопливый шепот, и кто-то склонился над ним. Лицо скрывалось в тени платка, но голос был знаком. Прохладная рука легла на лоб: – Лежи, сынок.
   – Марта?
   Андрей затих. Звезды над ним раскачивались с какой-то противно длинной амплитудой, их лучи вытягивались, становились непомерно длинными, остро кололи глаза и от этого почему-то огнем охватывало все тело. Андрей прикрыл глаза. А когда снова открыл, носилки стояли на земле, ярко горел факел, вокруг толпились люди. Рядом, на коленях стоял Лиента, наклонялся к нему.
   – Ну? – требовательно проговорил Андрей и попытался подняться. – Все получилось?
   – Да, мы в крепости.
   – Ура, – тихо сказал Андрей. – Ай да мы!
   – Дар, – услышал он Лиенту, но от огня факела ему было больно, и он закрыл глаза, чтобы не видеть. – Дар, ты слышишь меня? – И совсем уже глухо, издалека: – Несите. Да осторожней же!
   Что-то прохладное и влажное скользит по плечам, по груди и утихает жгучая боль ожогов.
   – Это я, сынок, Марта. Потерпи, милый, сейчас легче будет.
   Ему помогают повернуться лицом вниз.
   – Сволочи, – хрипло говорит кто-то рядом, но Андрей не узнает голоса.
   Марта накрывает спину влажной тканью, и Андрей шипит от боли – будто напалмом плеснули. Больше всего на свете ему хочется, чтобы его, наконец, оставили в покое. Он впивается пальцами в подушку, втягивает воздух сквозь зубы, медленно переводит дыхание.
   – Потерпи, – на голову ложится мягкая рука. – Сейчас… Сейчас уже пройдет.
   Черта с два! никуда оно не проходит. Андрей утыкается лицом в подушку, сцепляет зубы. Кажется, на сегодня с него хватит и так уже явный перебор. Но в следующие секунды острота боли и в самом деле быстро спадает, кажется, почти совсем исчезает.
   – Спасибо, Марта.
   У нее на глаза наворачиваются слезы.
   – Что ты, милый? Да тебе ли благодарить?
   Она укутала спину чем-то мягким и теплым, ласково провела по волосам рукой и отошла. Рядом остались Лиента с Аланом.
   – Как же это, Дар? – виновато проговорил Алан. – Как же ты не сказал? Нам Веско…
   – Оставь, – поморщился Андрей. – Или вы разучились радоваться победам? Мы ведь это сделали, Алан! Мы спасли людей и все живы! Лиента, да улыбнись ты, наконец!
   Улыбка Лиенты все же больше похожа на кривую усмешку, на скулах вспухают желваки.
   – Они заплатят, Дар… Клянусь.
   Андрей прикрыл глаза.
   – Как последние посты прошли, перед крепостью?
   – В ножи их взяли. Ты отдыхай. – Голос его делается непривычно мягким, – Марта здесь, рядом будет, понадобится что
   – скажи ей.
   – Одежду пусть сюда принесут.
   – Зачем? Она пока тебе не понадобится. Надеюсь, ты не собираешься вставать?
   – Нет, – успокоил его Андрей. – Но пусть рядом будет.
   Лиента и Алан вышли. Через минуту Марта внесла вычищенную одежду, аккуратной стопкой сложила в изголовье кровати на скамье.
   – А вот это выпей, сынок, это придаст тебе силы. – Она поднесла к колючим губам теплую кружку. – Не надо ли тебе чего?
   – Нет, Марта, спасибо.
   – Тогда постарайся уснуть, сон все лечит.
   И неслышно прикрыла за собой двери.
   Андрей закрыл глаза, отдаваясь покою. Теперь, когда боль почти оставила его, он получил великолепную передышку. К тому же теплое питье оказалось сильным тонизирующим и Андрей почувствовал себя гораздо лучше. Позади напряжение и тревоги последних дней и он, наконец, почувствовал в душе покой и умиротворение. В эту минуту ничего не мучило его, было лишь сознание полностью выполненного долга. Он сдержит даже слово, данное Адоне – непременно вернуться. Правда, вид у него не очень бравый. Бедная девочка, она, наверно, с ума сходит от беспокойства. А может и теперь еще не спит…
   ТИСС осторожно ввел его в полусонное сознание Адони. Ей так и не удалось забыться в спасительном сне, и в полузабытьи к ней подступал смутный образ беды.
   – "Адоня…" – осторожно вошел Андрей в затуманенное сознание.
   – "Кто меня зовет?" – испугом плеснула мысль.
   – "Я, Дар. Не пугайся. Я пришел в твой сон, чтобы успокоить тебя".
   – "Дар! – девушка почти проснулась, и Андрей поспешил снова погрузить ее в пограничное состояние. – Дар! Как хорошо, что ты мне приснился! Мне было так страшно!"
   – "Так можешь забыть про свои страхи".
   – "Ох, сон-то странный какой, – я как будто и не сплю вовсе… Мне кажется, я слышу, как листья шелестят. Наверно, такими и бывают вещие сны, странными? Он ведь не обманет? Говори, Дар! Еще говори!"
   – "Твои родные в крепости. Они живы и здоровы".
   – "А ты, Дар? С тобой ничего не случилось!?" – ее мысль снова сделалась тревожной.
   – "Я вместе со всеми".
   – "Отчего же мне было так плохо?.. Вечером так сердце болело. У вас вправду ли все ладно?"
   – "Да, Адонюшка".
   – "Как славно ты меня называешь… И Майга мне тоже сказала, что все живы… но что-то все равно не так… Какой странный сон… А почему только твой голос, Дар? Я так хочу увидеть тебя!"
   – "Завтра ты меня увидишь".
   – "Странно, это только сон, а мне теперь легко и радостно, будто ты уже здесь. Разве во сне может быть так радостно?"
   – "Выходит, может. Больше тебя ничто не будет тревожить, спи спокойно".
   – "Дар, ты не уходи, пусть этот сон будет долгим-долгим. Я боюсь, что снова станет пусто и темно, ты не оставляй меня одну. Как мне радостно, что сейчас я могу сказать тебе слова, которые никогда не скажу наяву".
   – "Ты знаешь про магию вещего сна? Ты хочешь, чтобы я остался в сетях твоих слов?"
   – "О, нет! – в смехе ее прозвенела грустинка. – Ты сильнее всякой магии, сам это знаешь, а в моих словах ее и совсем нет, они никакой силы не имеют. Но сейчас в мой сон пришла твоя душа, и я хочу сказать ей добрые слова. Завтра ты ничего про это и знать не будешь, но, может быть, тебе станет чуточку теплее с нами. Знаешь, что я про тебя поняла? Ты когда про Майгу говорил, это ведь и про тебя было… Ты нес нам добро, с распахнутым сердцем шел, а тебя ненавистью встречали".
   – "Что ты придумала себе, Адонюшка? Захотела пожалеть меня? Не надо. Я и не ждал, что меня – чужого, странного, немедленно обласкают и полюбят. Случись так – я усомнился бы, что пришел к друзьям, что со мной искренни. Майга – совсем другое дело, она ваша, вот к ней вы были несправедливы, да, но не со мной".
   – "Ты добрый. И мудрый. Рядом с тобой так спокойно и надежно. Знает ли твоя женщина, какая она счастливая?"
   – "Ну довольно, Адоня."
   – "Ты сердишься!? Не сердись…"
   – "Ну что ты, Адонюшка, я и не думал. Ты очень славная".
   – "Какой странный сон, Дар".
   – "Спи, девочка. Сегодня был трудный день, душе тоже нужен покой".
   Андрей лежал и улыбался. Губам было больно, он прогонял улыбку, но она тихонько возвращалась опять. Он знал, что не должен был делать того, что сейчас сделал, но раскаяние не слишком его мучило. Да, он хронотрансатор и должен уметь держать чувства в плену разума. Но ведь он всего лишь человек и ему так нужна сегодня поддержка этого невинного, хрупкого создания. После лютого немилосердия, выпавшего на его долю, он как будто прошел омовение в ее чистоте и нежности. Это ведь сон…
   У Андрея еще хватило сил на сеанс гипнотерапии, и потом он уснул, совершенно обессиленный. Марта несколько раз заходила, прислушивалась к глубокому дыханию и благодарила Всевышнего за этот целительный покой – он был лучшим лекарством измученному страданием человеку. Ей ни раз доводилось видеть, как ночи напролет мечутся раненые, не в силах от боли глаз сомкнуть. У Марты самой сердце сжималось от боли, когда она думала, что именно такая ночь предстоит Дару, душа ее разрывалась от жалость и вдруг… этот безмятежный, крепкий сон. Он даже не пошевелился ни разу. Истинно, над Даром покровительство Милосердного. Только почему он потребовал такую жестокую плату за сегодняшнюю удачу? Почему заплатить ее должен был именно Дар?
   …Пламя факелов заметалось по темным ночным улицам вскоре после того, как в последний раз, уже окончательно и наглухо закрылись крепостные ворота и мост вздыбился над ними. Через короткое время крики раздались и на склоне холма, где лугары ножами освободили путь в крепость. В ту ночь в лагере наемников покоя не было, и только крепость возвышалась по-прежнему невозмутимо безмолвная.
   С рассветом бешеная ярость одураченных юкки обрушилась на крепость – следы беглецов вели сюда, и Гуцу был уверен, что варвары рабству предпочли голодную смерть. Они добровольно залезли в мышеловку, из которой выхода не было – разведчики доложили, что тоннель по-прежнему затоплен. Бесила герцога Гуцу наглость и необъяснимость ночной операции варваров.
   Черные волны ярости разбивались о неприступные стены. Защитники в эйфории от успеха небывалой операции, осыпали врага градом насмешек и стрел. Боеприпасов не жалели – для крепости это был последний бой, и арсенал надо было уничтожить. Сегодня шум битвы звучал для них веселой музыкой. Хорошо укрытые за стенами, не рискуя понапрасну, они наносили врагу весомый ущерб – крепостной ров наполнялся трупами. Герцога Гуцу как будто оставил его холодный, расчетливый разум – с неистовством сумасшедшего он гнал и гнал отряды на приступ, желая смести с лица земли проклятые стены, добраться до тех, кто прятался за ними, рвать зубами, насладиться зрелищем потоков дымящейся крови. Но успокоится он только тогда, когда снова заполучит в свои руки того, кто задумал (Гуцу не сомневался) и осуществил столь дьявольский план. Пусть это будет хоть сам дьявол, он, герцог Гуцу, доберется до него.
   – Отдайте мне его! – ревел Гуцу. – И я сохраню вам жизни!
   А "дьявол" безмятежно спал, не подозревая о переживаниях "великолепного герцога". Шум битвы не беспокоил его – в комнатку без окон толстые стены не пропускали ни звука.
   Проснулся Андрей далеко за полдень, хотел одеться и не обнаружил одежды.
   – Марта! – позвал он.
   Вошел юноша.
   – Я рад служить тебе вместо Марты, Дар. Людей увели.
   – Одежду мою почему убрали?
   – Алан распорядился. Он не хотел, чтобы ты встал раньше времени.
   – Принеси.
   – Прости, Дар, я должен выполнить распоряжение Алана.