– Вот так, значит, я под домашним арестом? А где он сам?
   – Все на стенах.
   – Что там? – нахмурился Андрей.
   – Юкки идут на приступ. Людей увели, а мы решили до ночи продержать юкки здесь.
   – Ну и как, получается?
   – Алан недавно прибегал – веселый. Лицо черным-черно от копоти, зубы да глаза сверкают. За весь день у нас только несколько раненых.
   – За весь день? Сколько же сейчас?
   – Да уже четвертый час пополудни. Только ты не вставай, Дар, меня пожалей. Коли ты встать захочешь, мне тебе удержать потруднее будет, чем юкки под стенами. А Алан после гневаться будет на меня.
   – Ладно, – засмеялся Андрей, – не стану я тебя подводить. А тебе ведь тоже на стену не терпится? Иди.
   – Ох, Дар! Да ведь ты…
   – Не встану, не бойся. Передай там привет от меня.
   Андрей здраво рассудил, что коли у защитников дела идут хорошо, ему нечего среди них делать, он будет не очень хорошим помощником, еще и мешать станет, отвлекать, поскольку его непременно примутся опекать. Сегодня они вполне управятся без него. А ему лучше сберечь силы для джайвы.
   – "Лиента."
   – "Дар, наконец-то!"
   – "Долго ждать пришлось? Я столько времени проспал, только проснулся".
   – "Я рад этому. Но что у вас там?"
   – "По воле Алана я не должен и носа отсюда высовывать…"
   – "Уж ты будь добр, так и сделай".
   Андрей засмеялся.
   – "Но насколько могу судить, мы с успехом держим Гуцу под стенами и потерь у нас нет. Большего, увы, не знаю".
   – "Больше и не надо. У нас тоже все в порядке. Ты знаешь, что мы тоннель затопили?"
   – "Нет, не знаю".
   – "Мы с Аланом подумали – Гуцу так просто не проведешь, уж он непременно задумается, отчего это горожане полезли в ловушку, из которой выхода нет. Или есть? Поэтому ушли затемно еще, а Алан открыл затворки".
   – "Ну и? Была разведка?"
   – "Была, а как же. С них глаз не спускали, боялись, что они следы наши увидят, их ведь только на первый взгляд нет, а приглядись и вся маскировка насмарку. Но на счастье, их другое интересовало – тоннель, а к джайве они не сильно присматривались. Правда, у выхода оставили сторожевой пост. К ночи мы его уберем и просигналим вам дымом".
   – "Завтра Гуцу совсем озвереет и от злости съест собственную шляпу".
   – "У тебя хорошее настроение, я рад. Как ты себя чувствуешь?"
   – "Лучше, чем ты думаешь".
   – "Все же несправедливо, что именно тебе это выпало. Так не должно было быть".
   – "А может, именно так и должно? Я захотел стать вам не чужим – наверно, за это заплатить надо было. Страдания, которые испытывал каждый из вас долго, изо дня в день, для меня сошлись в одном".
   – "Дар… как странно ты думаешь. Разве можно это принять… так…"
   – "По крайней мере, я теперь стал равным среди вас. Ведь теперь никто не назовет меня чужим, а?"
   Что мы знаем о справедливости? Принимаем, как должное, удовольствие, а на неприятности сетуем – за что? несправедливо! Но Законы высшей гармонии незыблемы. Полу миф о битве Добра и Зла перешел на уровень научного знания о равновесии положительного и отрицательного энерго-потенциалов – увы, их должно быть поровну.
   В какие законы вмешался я, изменив судьбу многих, своевольно переменив знак минус на плюс? Какие связи порвал? За удачу надо платить. Всего – поровну. Жив остался, и на том спасибо, значит цена еще милосердная.
   С наступлением темноту атаки прекратились, но под стенами началось копошение – крепость наверняка минировали. Видно, юкки планировали ворваться в крепость в самый глухой час ночи или на рассвете. Ну, так тому и быть. Только хозяева незваных гостей встречать не станут, правда, угощение припасут – мины, самострелы и прочие смертельные ловушки.
   …Закрепленные в скобах факелы освещали пустынное пространство двора и обезлюдевшие широкие стены. Затихли глухие голоса… Через промежуток времени откуда-то из-под земли донесся глухой грохот и нарастающий шум воды. Из темноты тоннеля стремительно выплеснулся вал, неся на длинном языке пену, мусор, водоросли…
   Андрей наотрез отказался, чтобы его несли на носилках, как других раненых, рассердился, когда друзья пытались быть настойчивыми. Если он и чувствовал себя слабым, то все же не на столько, чтобы ехать на чужих плечах.
   Веско был при нем неотступно, сторожил каждое движение. Андрей уставал. Все чаще выползали под ноги узловатые корни, больно вцеплялись сучья, ветки заставали врасплох и туго хлестали наотмашь. Но всякий раз плечо Веско оказывалось рядом и становилось надежной опорой. Под конец Андрей уже не останавливался передохнуть. Ему казалось, что стоит на миг сбиться с этого автоматического шага, и он упадет.
   В сознании мешалось прошлое и настоящее, порой он переставал осознавать, в какой реальности находится.
   "Неаккуратно работали, ботаники, увлеклись, творцы… Для чего это такие дебри? Или это уже она сама, Планета?.. Торопится. В другой раз надо комплект СМП захватить, на спорамине я бы продержался… Фу ты, какой СМП?!" – прояснялось в голове, и Андрей понимал, что две реальности пересеклись только в его душе и больше точек соприкосновения у них нет.
   Эта Планета – не результат проекта "Реанимация", она еще не умирала, ее не убивали еще. Еще ох как не скоро выйдет на нее "Странник" и только потом родится проект ее второго рождения. Но тоже еще не мало времени понадобится, прежде чем на Планету придут люди и начнут выводить ее из "комы": дезактивировать, растапливать многовековое оледенение, культивировать плодоносный слой. Потом в него бросят семена, добытые хронсаторами из прошлого Планеты… Андрея как-то попросили помочь – поехать к растениеводам, рассчитать деформацию хронального поля по заданным параметрам и локально навести ее на нужной им территории. Вот тогда Андрей и видел, как джайва поднималась прямо на глазах. Это было похоже на чудо.
   Глаза устают от мельтешения буро-зеленых пятен, хочется закрыть их, упасть ничком и долго-долго лежать неподвижно. Андрей поднимает лицо и сквозь первый полог джайвы, где-то на невероятной высоте угадывает второй и опять думает: "Нет, точно, перестарались эти садовники…"
   Когда он почувствовал запах дыма – запах поселка, он не мог сказать об этом – на это усилие его уже не хватало.
   Поселок еще скрывался за стеной зелени, когда он увидел Адоню. Ждала она их или что-то толкнуло выбежать навстречу, но она торопилась, мелькая в сплетении стволов, веток и лиан.
   – Сестренка твоя, – выдохнул Андрей и привалился к дереву.
   Веско тоже увидел Адоню, окликнул ее, и в следующее мгновение руки ее обвили его шею.
   – Братик! Живой! – уткнулась она в него. – Живой! Родненький мой!
   Адоня смеялась от радости, не вытирая счастливых слез. Она отстранилась, и Веско охнул, с оборвавшимся сердцем уставился на седую прядь.
   – Потом, потом! – махнула Адоня рукой. – Отец где?
   – Он сзади, в прикрытии.
   – И Дар там? – в радостном нетерпении Адоня всматривалась в лица проходивших мимо.
   – Дар? Вот он, – Веско показал глазами, и Адоня стремительно обернулась.
   Улыбка еще была на губах, но уже умерла.
   – Дар… – прошептала она.
   Андрей попытался улыбнуться, но, кажется, это испугало ее еще больше.
   – Я знала… – она растерянно и беспомощно обернулась к брату, снова метнулась взглядом к Андрею. – Как же так?.. Веско, да что же ты стоишь! Его скорее в поселок, к Майге…
   Он сумел-таки продержаться до конца. Зато в хижине рухнул на постель, полностью отдав себя в руки Неле. Она решительно раздела его, не проронила ни слова, увидев следы недавних пыток, только плотнее сжала губы, да побелели крылья носа. Она смазала потрескавшиеся, кровоточащие струпья и Андрею стало легче. Накормила, уложила в постель, заботливо укрыла невесомым пуховым одеялом.
   Он облегченно закрыл глаза, расслабил все мышцы, легкое тепло разлилось по телу. Но скоро из состояния безмятежного покоя его вывело ощущение чужого взгляда – у входа стояла Майга. Некоторое время она изучающе смотрела на него, потом сказала:
   – Лиента велел мне прийти.
   – Здравствуй, Майга. Тебе и без меня работы хватает, я меньше других нуждаюсь в тебе.
   – Но… я не могу ослушаться… Позволь хотя бы осмотреть тебя, Лиента спросит.
   – Пожалуйста, – подавив легкий вздох, согласился Андрей.
   Ведунья умело, не причиняя боли, прикасалась легкими теплыми пальцами. Молчала. Потом спросила:
   – Лечил тебя кто?
   – Марта. Неле.
   – Еще? – внимательно посмотрела на него Майга.
   – Я сам, – вздохнул Андрей.
   Она укрыла его одеялом, сказала:
   – Ты прав, тебе мои умения не нужны – я не имею силы сделать лучше, чем ты сам.
   – А нет ли у тебя какого снадобья для восстановления сил?
   – Как ни быть? – живо обернулась Майга. – Ты хочешь, чтобы я дала тебе?
   – Было бы кстати.
   Впервые ее сумрачное лицо осветилось улыбкой и сделалось ласковым и милым.
   – Я дам тебе настой девятнадцати трав, ты сразу почувствуешь облегчение и приток сил.
   Майга расстелила чистую холстину, расставила на ней многочисленные склянки, флаконы, принялась волхвовать над ними. Под шелест заговоров ведунья готовила одной ей ведомый сбор: крохотной мерной чаркой она тщательно, по каплям наполняла хрустальную чашу, украшенную рубинами. Большие камни отбрасывали карминные блики на смуглое лицо лекарки, когда она осторожно вливала в нее компоненты снадобья, одновременно роняя в чашу магические древние слова: "…подымись с одра болезни, смертельной постели, с мук телесных… Сымаю немочь лихую и кладу на уголья пенные… На ноще, и на утренней заре, и на вечере проходите мои слова в ущелья дремучие, в омуты глухие…"
   Шепот женщины в полумраке, уютный и мягкий, как шелест листьев или тихого ночного дождя, негромкое позвякивание склянок, сами движения ее – плавные, не суетные… Все это завораживало, расслабляло. Сами собой закрывались глаза и музыка чарующего нежного голоса уводила куда-то в забытое, но пленительное покоем и безмятежностью… Полу внятный женский шепот ласкал и баюкал, и в этом тоже было нечто, что казалось навсегда забытым…
   – Смиренно мольбу тебе приношу, Человеколюбче, – яви скорое заступление свое страждущему, посети его в немощи и исцеление даруй.
   Теплая рука коснулась легонько.
   – Дар…
   Он открыл глаза. Майга держала чашу в ладонях, отпила чуточку и сморщилась:
   – Пей разом, горько очень.
   Андрей опрокинул в рот жгучую жидкость – будто огня хлебнул.
   – Да уж… А сама-то зачем пила?
   Майга пожала плечами, сворачивая холстину.
   – Как иначе? Я всегда так делаю. Хлебнет вот такого снадобья человек, да и подумает, что отравить хочу.
   – Бедная Майга, несладко тебе жилось?
   – Всяко, – коротко уронила она, вставая. – Если позволишь, я еще приду к тебе.
   – Разумеется.
   У выхода она обернулась.
   – За девочку эту… Спасибо тебе, – чуть помедлив, добавила: – А я ведь думала, что тебе ни нож, ни стрела не возьмут, а ты такой же, как мы. И другой.
   Не дожидаясь ответа, она вышла.
   Андрей закрыл глаза, прислушался к себе. Что за колдовское снадобье у нее? По всему телу внутри будто муравьишки бегали. Слегка кружилась голова, туманились мысли, звуки за тонкой стеной уплывали далеко-далеко, исчезали вовсе… Потом и тело исчезло – Андрей шевелил пальцами и не чувствовал их. Вместе с утратой физического ощущения тела абсолютно исчезла боль, пришло замечательное ощущение блаженства… Наркотик? Да, но совсем малая доля. Это что-то другое.
   Андрей не знал, сколько он находился в удивительном состоянии отрешенности от мыслей и чувств, когда знакомый голос пробудил сначала его слух, потом и сознание.
   – Неле, милая, ну пусти меня! – умолял шепот.
   – Не проси! – так же шепотом отвечал другой голос, в котором явственно угадывались властные интонации брата. – Что вы, с ума сошли? Ему отдыхать надо, спать побольше, а вы все идете и идете. Еду вон несут! Будто мне дела другого нет, как гостей выпроваживать.
   – Не гони меня, Неле, дай только взглянуть. Если он спит, я тотчас уйду.
   – Конечно, спит! Уходи, не серди меня. Ты сама-то подумай, что он вытерпел. Уж не тебе об этом рассказывать. Заслужил он покой или вы все такие бессердечные? Все, Лиента велел только Майгу пускать.
   – Прости, Неле, – увял шепот. – Ты правильно делаешь, не пускай никого к Дару, и меня не пускай. Мы и вправду бессердечные…
   – Неле! – позвал Андрей.
   – Ах! – шепотом в сердцах воскликнула женщина. – Видишь, что мы натворили!
   – Пусти ее, Неле.
   Полог приподнялся, и несмело вошла Адоня.
   – Прости, я потревожила тебя.
   – Нет, я рад, что ты пришла.
   – Я лучше попозже приду, потом. Ты отдыхай.
   – И попозже тоже. Подойди же, Адоня.
   Она медленно опустилась на колени рядом с Андреем, широко раскрытыми глазами смотрела на него.
   – Что они с тобой сделали, Дар… – она легонько прикоснулась к его губам, отвела со лба прядки волос, глаза наполнились слезами.
   – Ты поплакать надо мной пришла?
   – Нет!.. Прости… – она быстро заморгала, сгоняя слезы. – Я знала, я чувствовал, что тебе плохо!
   – Уже все в порядке, малыш, все заживет. Мы же с тобой договаривались не вспоминать плохое, а побыстрее его отпускать
   – пусть уходит.
   Адоня глубоко вздохнула.
   – Я так не умею. Я не такая сильная, как ты.
   – А вот это неправда. Ну ладно, расскажи, что ты делала, когда нас не было.
   – Что делала? Не помню. Все из рук валилось. О, знаешь, я с Майгой подружилась!
   – Правда? Вот это очень хорошо. Я рад.
   – Она и не страшная совсем, добрая. Она мне ворожила и сказала, что все хорошо будет, что переживать не надо. Вот только про тебя не сказала, – потускнел голос.
   – Почему?
   – Не знаю… Она тебя боится.
   – Майга? Боится? С чего ты взяла?
   – Когда она ворожила, что-то случилось… Она сказала, что ты закрытый… Что ей нельзя на тебя гадать.
   – Вот как?! – искренне удивился Андрей.
   – И еще она сказала, что ты – гость.
   – А это что значит?
   – Что ты уйдешь…
   – Вот про это никто знать не может. Я и сам не знаю. Что ты поскучнела, Адоня? Ты совсем плохо себя ведешь – пришла к больному, а должен постоянно тебя утешать.
   Адоня растерянно подняла глаза, но, встретив смеющийся взгляд Андрея, улыбнулась:
   – Дар, я видела сегодня удивительный сон, вещий. Очень-очень хороший. А утром, когда проснулась, на душе было так легко, так празднично…
   – Пусть все твои сны будут такими.
   – Ах, если бы…
   В хижину вошел Лиента, и Адоня встала, склонив голову, поспешно вышла.
   – Как ты, Дар?
   – В порядке.
   – Выздоравливай поскорее.
   – Случилось что-то?
   – Пока нет.
   – Какие новости?
   – Вторая разведка Гуцу во всем разобралась, они все поняли и вышли на наши следы.
   – Разве ты рассчитывал на другое? Столько людей прошло.
   – Они готовятся переправляться.
   – Неверно, Гуцу сильно обиделся на нас.
   Лиента надел на голову белую повязку – знак власти вождя.
   – Я позвал вождей на Большой Совет.
   – А меня не зовешь?
   – Но Дар… Мы и без того сверх меры испытываем твое мужество! Оставайся в постели. Или ты сомневаешься в нашей искренности? После Совета я приду и все тебе расскажу.
   – Да, мне надо восстановить силы и потому я в постели. Но если бы снова пришлось пройти через подвал ратуши, меня бы хватило.
   – Да знаешь ли ты, что такое боль?! – вырвалось у Лиенты.
   Андрей усмехнулся.
   – Хотел бы я в тот час впустить тебя в свои мысли. После этого ты больше не усомнился бы, что я только человек из плоти и крови.
   – Дар!.. Прости меня, Дар, если сказал обидное тебе!.. Не в тебе я сомневаюсь, а… как сказать?.. Когда себе не верю, ушам своим, глазам… Делаю, вижу, слышу, а не верю. Прости… Вот других, которые в подвалах через подобное прошли, бесчувственными выносили, мертвыми, скорее, чем живыми, а ты…
   – Что такое пытка? – поднял тяжелый взгляд Андрей. – Недолгая боль, у которой есть конец. Знаешь ли ты, что есть настоящая пытка… когда по настоящему нестерпимо?
   Андрей прикрыл глаза, помолчал.
   – Помнишь, я говорил, что бывал раньше в Эрите? Когда юкки пришли – тоже… На твоих глазах, вождь, придавали лютой смерти твоего друга? Или человека, которого хотел бы так назвать. Но и не это самое страшное. А то, что спасти его тебе было – только рукой шевельнуть, но ты стоял и смотрел, а он умирал в жутких мучениях.
   – Но почему? – еле слышно выговорил Лиента.
   – Потому что запрещено было. Вот что пытка, вождь. И такие раны заживают гораздо хуже, а болят сильнее.
   – Ты был разведчиком?
   Андрей посмотрел на Лиенту – если бы он знал, как близка и одновременно – как далека его догадка от истины.
   – Да, тогда я был Разведчиком. Но теперь другое, теперь я воин и никто не может запретить мне защищать и спасать, когда я того хочу. А ты говоришь – отойди в сторонку, пожалей себя. Нет, друг Лиента, жалеть меня не надо. Сейчас только я, сам хозяин своей жизни.
   Лиента долгим взглядом посмотрел на Андрея.
   – Нас ждут, Дар. Пора.
   Под большим навесом вкруг сидели десятка два мужчин. Почти всех Андрей знал по прежнему Совету или видел в памятный день в доме Мотли. Лица были суровы. Все понимали – сражения не миновать, они и не желали уклоняться от него – каждый из них жаждал боя, у каждого был свой собственный счет. Но осознавали и значение его.
   Лиента передал последние донесения разведки о событиях в лагере неприятеля, высказал свои предположения. После детального обсуждения приняли следующую тактику: ждать врага на месте. Предложение выступить вперед и встретить их у реки во время переправы, как это было несколько дней назад у Двух Близнецов – отклонили. Не настолько глупы в штабе Гуцу, чтобы дважды сесть в одну лужу, да и масштабы не те. Решили найти укрытие для тех, кто нуждается в защите и принять бой на месте – здесь каждое дерево, каждый куст будут союзниками им и врагом юкки.
   Андрей не принимал участия в обсуждении, согласный с решениями вождей, но теперь его молчание казалось, беспокоило и то один, то другой бросали на Андрея внимательный взгляд. Наконец, и Лиента спросил:
   – Дар, все мы рады, что ты нашел в себе силы прийти на Совет. Но мы просим от тебя короткого слова – ты одобряешь решение вождей или видишь в нем ошибки?
   – Я бы не молчал, если б думал, что принимается ошибочное решение. Если вожди позволят, я внесу два предложения.
   – Вожди слушают тебя.
   – По следу, который мы оставили в джайве, враги легко придут к нам. Это вроде бы не на пользу нам, но не стоит пренебрегать даже крохами выгоды. А выгода нам вот в чем – охотники ведь мастера по части ловушек, так не дадим юкки идти по джайве, как по собственному дому. Джайва наша, пусть не забывают. Кроме этого можно выслать два-три маленьких отряда, которые будут беспокоить их фланги и тылы. Пусть идут в страхе, пусть смерть кусает им пятки. Юкки должны бояться нас еще до встречи с нами!
   – Это хорошо, Дар! – заблестели глаза у Иланда. – Вожди, доверьте это моим воинам! А к началу сражения мы поспеем на свои места.
   – Принимает ли Совет предложение Дара? – скорее для порядка спросил Алан и его энергично поддержали одобрительными кивками. – Но Дар говорил о двух предложениях.
   – Второе касается убежища. Трудно в столь короткое время найти или соорудить что-то надежное – далеко увести, а вдруг лазутчики юкки нападут на след и выйдут на детей и женщин? Воинов с ними отправлять – лишние едва ли будут. Значит, надо, чтобы близко и надежно. Верно ли, что вблизи поселка начинается болото?
   – Да, это так.
   – Но большинство здешних болот имеет форму кольца. Если это такое же, то ничего лучше нам не найти.
   – Правильно. Так. Это самое безопасное, – обменялись мнениями вожди.
   – Мы берем это на себя, – поднял руку Итко, вождь одного из дальних племен.
   – Времени мало, – взял завершающее слово Лиента. – Сделать надо успеть многое. Сейчас каждый без промедления займется своей работой. Ты, Алан, работаешь в поселке, готовишь людей к переселению. Едва Итко сообщит, что броды готовы, начнете переводить туда женщин и детей. Хорошо, если уже сегодня мы сможем переправить туда хотя бы половину. Твои мужчины, Итко, помогают на переправах, насты постоянно подправлять надо будет, и на острове – тоже ваше дело, там надо сделать хотя бы самые простые укрытия. Ты, Иланд, хочешь выйти навстречу юкки, пусть так и будет. Но к началу сражения ты должен присоединиться к Мотли. Вы, Ланга, Ставр и Мотли – за вами фланги. Нельзя позволить юкки задушить нас в кольце, поэтому займитесь укреплениями и укрытиями. На направлении главного удара встанет самый большой отряд – лугары и воины Алана. Дар, когда начнется сражение, тебе лучше всего заняться раненными, никто не поможет им лучше, чем ты.
   – Начну я с твоим отрядом, а потом буду там, где понадоблюсь. Раненными займется Майга с женщинами.
   – Дар! – нахмурился Лиента.
   – Ты обязан подчиниться Совету, – проговорил Алан. – Легко раненные будут драться, но ты уже не в их числе. Если надо, решение будет общим.
   – Я надеюсь, вожди не сделают того, чему я должен буду пойти наперекор, – улыбнулся Андрей. – От этого боя зависит многое, оставьте мне самому найти в нем место. Я смогу быть полезным.
   – Никто в этом и не сомневается, но ты еще слаб, и мы не хотим потерять тебя, – сказал Мотли.
   – Разве похоже на то, что я ищу смерти? – сухо проговорил Андрей. – Довольно. Все, что касается меня, я решу сам. Это не та проблема, которой надо занимать время вождей. Если уважаемому Совету больше нечего обсуждать, предлагаю заняться делом.
   – Хорошо, перейдем к делу. И да будет с нами благословение и милосердие Справедливого.
   – Да будет с нами благословение и милосердие Справедливого, – вслед за Лиентой повторил каждый.
   Лиента пришел уже глубокой ночью. Тихо, стараясь не шуметь, прошел к постели, устало растянулся у противоположной стены.
   – Как дела? – тихо спросил Андрей.
   – Ты не спишь? Торопятся. Завтра надо их ждать. Почему не спишь? Очень болит?
   – Днем выспался.
   – Как чувствуешь себя?
   – Хорошо. Майга была, настоев своих дала.
   – Майга, это та женщина, ведунья? Я и не знал ее имени.
   – Какие у вас женщины замечательные.
   – Да, наши женщины лучшие в Эрите, – голос Лиенты прозвучал глухо, и Андрей опять подумал, какую неизбывную боль носит в себе невозмутимый лугарин.
   Он потерял жену и маленького сына во время первой атаки на мирно спящий поселок. В прямом смысле потерял. Потому что Ратану и Нэя не нашли ни среди погибших, ни среди живых. Ратану схватили с ребенком на руках, и они погибли позже. Счастье еще, что каким-то чудом наемники не проведали, кто попал им в руки. Но Лиента ничего не знал о их судьбе. А сказать – как?
   – У тебя есть семья, Дар? – спросил Лиента и Андрей понял, что думали они об одном и том же.
   – Нет, я не был женат.
   – Так выбери женщину из наших. Оставайся с нами, Дар.
   Андрей не ответил, сейчас об этом говорить не хотелось.
   Помолчав, Лиента снова заговорил:
   – Ты говорил, что твои друзья могут прийти тебе на помощь. Ты хочешь, чтобы они пришли?
   – Да, хочу.
   – Значит,.. новую землю мы будем искать без тебя?
   – Я останусь с вами до тех пор, пока во мне будет надобность. Думаешь, я могу позвать людей в неизвестное и бросить на пол дороге? Я останусь, даже если мне откроется дорога назад. – Тихо проговорил Андрей. – Клянусь.
   – Я хочу тебя спросить, Дар, – помедлив, снова заговорил лугарин.
   – Спрашивай.
   – Гуцу был у тебя в руках. Почему ты его не убил? Я помню, вместо одного Гуцу будет другой. Но за кровь и страдания многих людей… почему ты его не убил? Я пытаюсь найти ответ и не нахожу – ведь он заслужил смерть.
   – Ответ проще, чем ты думаешь, – усмехнулся Андрей. – Я не могу убивать.
   – Как? Но дозорных ты…
   – Они спали.
   – Они спали?! Ты говорил, что ненавидишь юкки! Почему же не можешь?
   – Есть запрет.
   – Кто может запретить убивать врагов?
   – Он внутри меня. Я отвечу, потому что рано или поздно, завтра, ты все равно спросил бы… Вот только примешь ли ты мой ответ?
   – Дар, если я не должен был, я возьму обратно свои слова… Каждый народ имеет право на свои законы.
   – Нет, отчего же. Я не могу убивать, это как яд выпить – ты выпить можешь, но не станешь, знаешь, что нельзя. Ты заметил, чем больше у человека власти, тем больше он должен себя ограничивать, конечно, если хочет человеком остаться. Мы – очень сильные, мы владеем страшным оружием, когда нет нужды сходиться с врагом лицом к лицу. Одним движением руки можно снести город со всеми его жителями. Но если позволить себе убивать, как не превратиться во зло? Как взять на себя бремя высшего судии, и решать – этому жить, этому умереть. Любая смерть чье-то горе. Добро с мечом в руках неизбежно оборачивается для кого-то злом.
   – Но сейчас, здесь, разве тебе не ясно, где добро, где зло?
   – Разве я не с вами? Но убивать не могу. Но ведь и без этого я смог быть вам полезным.
   – О, Дар! Неужели ты услышал упрек в моих словах? Если народу Эрита суждено жить долго, столько же будет жить и высокая память о тебе. Но надо быть слишком великодушным, чтобы оставлять врагу жизнь… Или чувствовать себя много сильнее, чем он. Я не чувствую в себе ни того, ни другого… и я не смог бы жить по твоим законам, даже если бы захотел.
   – Тебе и не надо. Это тяжелое бремя. Может быть, ни раз мне хотелось забыть про запрет, и я боялся, что смогу это сделать, тогда я перестану быть собой.