Совет был долгим – слишком крутой поворот принимали события, и каждое из предстоящих дел требовало тщательной обдуманности и организации.
   Лиента представил Андрея и сказал несколько слов о его участии в выводе людей из крепости. Но сам Андрей предпочитал молчать и слушать – он еще был чужим для большинства из них, и своим его сделают не слова, а дела. При этом он умело направлял обсуждения и решения: короткой репликой наводил на нужную мысль, либо Лиента облекал в весомые слова неслышное другим предложение Дара.
   Совещание вождей подходило к концу, когда Ланга сказал:
   – Если воля Благословляющего принесет нам удачу – что потом? Что мы скажем всем людям, которых приведем сюда?
   – Мы будем драться, – жестко проговорил юный Иланд, предводитель охотников из стойбища Стонущих Камней.
   Андрей вспомнил, что его отец недавно умер от ран, и сын до срока занял место вождя. Он был отважен и беспощаден к себе, но по молодости – горяч и азартен.
   – Драться. Да, – поддержали голоса.
   – Верно, – сказал Ставр. – Уведем жен и детей дальше в джайву, в самую глушь, где Гуцу их не достанет, оставим с ними десятка два охотников, а сами вернемся сюда.
   – Еще надо разослать гонцов, узнать, что происходит вокруг нас. Надо, чтобы братья свободного Эрита узнали о нас, тогда к нам придет помощь.
   – Я могу сказать вам, что происходит в Эрите, – негромко сказал Андрей, обвел взглядами повернувшиеся к нему лица. – Он обречен. Города и крепости уже пали и многие – без сопротивления. Не потому что сдались, а потому что не успели подняться, слишком внезапно все случилось. Вы можете отправить гонцов, но свободного Эрита они не найдут. Свободных осталось совсем немного – в крепостях подобных нашей. Но им не долго оставаться свободными.
   – Как ты можешь знать? – нахмурился Лиента.
   – Я видел. Есть еще непокорные племена. Их спасает джайвы. Но джайва коварна. Увести беззащитных в ее дебри, – разве это спасение им? Там нельзя жить, дети не выдержат и нескольких дней.
   – Чужеземец, ты среди нас лишь два дня, но берешься рассказывать о джайве нам, в ней родившимся!
   – Я говорю правду.
   – Дар, если нельзя укрыть людей в джайве, что, по-твоему, мы должны сделать? – спросил Лиента, который уже знал цену его словам.
   – Я не хотел обсуждать это сегодня. Это преждевременно. Мое предложение покажется вам странным, если не сказать хуже. Но ты спросил, Лиента, поэтому выслушайте меня. Эрит пал. Здесь у вас два выбора: умереть или стать покорными. Но есть еще третий путь – найти новые, свободные земли и уйти, оставить эти захватчикам. Вы потеряете землю, но сохраните жизнь, людей, будущее, те есть – самое ценное.
   – Ты не наш. Духи твоих предков не живут здесь. Тебя ничто здесь не держит. А я здесь родился, здесь умер мой отец. Почему я должен без боя отдать врагу мой родовой очаг? Разве мы трусы? Я не хочу бежать. Погибнуть, защищая свою землю, вот честь для воина! – запальчиво проговорил Иланд.
   – Погибнуть много ума не надо. Но разве жизнь твоя принадлежит тебе, а не тем, кого ты обязан защитить? Если твоя смерть станет им спасением, тогда честь тебе и хвала. Но если ты трусливо первым уходишь из жизни скорой и легкой смертью, чтобы не видеть их мучений – это только позорное бегство от своего долга.
   Иланд вскипел, метнул злой взгляд:
   – Как смеешь ты, чужеземец!..
   Лиента поднял руку, прерывая гневные слова.
   – Не горячись, отважный Иланд, мы собрались не для ссоры. Дар чужестранец, так. Но ни один из нас не сделал для людей больше, чем он. И для твоего племени тоже. Ты хотел благодарить моих разведчиков? Он всего один, – кивнул Лиента в сторону Андрея.
   Взгляд Иланда стал удивленным. В следующую минуту он в смущении опустил глаза, приложил правую руку к груди в знак того, что винится перед Андреем.
   – Пусть горе и гнев никому не туманит разум, – призвал Лиента. – Кто хочет еще сказать?
   Какое-то время все молчали – Иланд высказал то, что примерно думал каждый. Андрей и не ждал их немедленной поддержки – на такое трудно решиться. Он не боялся ответственности за многие судьбы. Андрей Граф, командор Разведчиков-хронотрансаторов по должности и роду деятельности обязан был уметь брать на себя ответственность, какого бы масштаба она ни была. Он умел просчитывать и принимать решения, и уверен был, что не вовлекает этих людей в крупномасштабную авантюру, что цель достижима. История знает немало примеров тому, как целые народы вынуждено снимались с обжитых мест, кочевали в поисках новых.
   – Скажи, чужеземец, – после долгого молчания заговорил Ставр, – если мы не примем твое предложение и решим драться, ты уйдешь?
   Все смотрели на него в ожидании ответа.
   – Мы будем драться вместе. Я не ваш, верно. Но по причинам, которые от меня не зависят, я не могу вернуться на свою родину. Поэтому я просил Лиенту принять меня. Каким бы не был ваш выбор – я с вами. То, что я предложил, считаю для нас единственно разумным выходом. Но обсуждать это сейчас не надо, мы все устали и слишком много впереди других трудных дел.
   Да, дел было много, и большая их часть должна была спрессоваться в завтрашнем дне. Начнутся они визитом Андрея в ратушу. Позже, с наступлением темноты, в город просочатся лугары и начнут выполнять свою часть плана. Все, что можно было – продумали; что могли – предусмотрели, а неожиданности – упаси от них, милосердный Тау.

* * *

   Совет вождей состоялся утром, а после полудня Андрей встретил Адоню. Она еще была болезненно бледной, вокруг глаз залегли тени, но девушка совершенно преобразилась. Волосы были тщательно расчесаны и заплетены в тяжелую косу, лоб перехватывал белый замшевый ремешок-оберег, светло-серое платье, украшенное по вырезу простой вышивкой, выглядело нарядным, глаза светились густой лазурью. Она встретила взгляд Андрея, и губы дрогнули в робкой улыбке.
   – Тебя и не узнать, Адоня, такая красавица стала.
   Она смутилась, опустила голову, проговорила:
   – Я тебя искала, Дар… Мне надо сказать…
   – Что?
   – Нет… Не здесь…
   В поселке стало тесно. Мимо то и дело проходил кто-то, Андрея приветствовали, он должен был отвечать. Деловито пробегали мальчишки, поодаль, в нескольких шагах на траве ползали малыши под присмотром озабоченной девчушки.
   – Идем, – позвала Адоня и пошла вперед.
   Они шли сквозь заросли, и Андрей смотрел, как скользит по ее плечам игривое кружево, создавая переливчатую ажурную вязь из солнечного света и тени. Пронизанная солнечными потоками, джайва звенела сотнями голосов, и невозможно было вообразить ее другой – темной, душной, жуткой. Сейчас тоненькая девушка была неотъемлемой частицей этого мира, казалась неуловимой, трепетной, как бегучие пятна света, по которым ступали ее маленькие босые ноги.
   Адоня вдруг резко остановилась. Андрей посмотрел поверх ее головы, шагнул вперед. Горячая ладонь легла на его руку, потянула назад.
   – Не надо туда…
   Андрей пригнул ветку и увидел крохотную полянку, а на ней – женщину. Она присела на корточки и что-то рассматривала в траве. Адоня снова потянула за руку и в этот момент женщина обернулась, взглянула на Андрея. Потом спокойно встала, стряхнула травинки с подола ветхого платья, повернулась спиной и вошла в заросли. Но прежде, чем они скрыли ее, она снова обернулась, посмотрела выжидательно, пристально, толи спрашивая, толи желая что-то сказать.
   – Постой, – сказал Андрей.
   Женщина отвернулась и пошла.
   – Майга! – снова окликнул он.
   Она остановилась, чуть повернула голову. Андрей подошел к ней.
   – Тебе передали слова Лиенты. Почему же ты снова уходишь в джайву?
   Майга взглянула поверх плеча Андрея, усмехнулась.
   – Тебе трудно увидеть ответ? Вон он.
   – Майга, иди в поселок, ты нужна им. И мне нужна.
   Женщина посмотрела на него, молча повернулась и ушла,
   – Чего ты испугалась?
   – Она злая и страшная.
   – Что в ней страшного?
   – Непонятная…
   – А я – понятный? Еще вчера я тоже страшным тебе казался. Может быть лучше попробовать понять, чем обижать ни в чем перед вами невиноватого? Какое зло она тебе сделала?
   – Так все говорят…
   – Выходит, никакого? Разговоры эти глупые.
   Адоня недоверчиво смотрела на него.
   – А у Майги ведь больше причин считать злыми вас.
   – Я не хотела ее обидеть…
   – Ты теперь лучше других знаешь, как страшно, когда одна, ты скорее поймешь ее. Люди несправедливы к ней, никто не приглашает к очагу, не зовет разделить кров, привыкли, что она одна, вроде, так и должно быть. Но когда беда, люди должны быть вместе. Приветь ее.
   – Да… – прошептала Адоня. – Мне стыдно, Дар.
   – Ты умница, Адоня, ты все сделаешь правильно. – Андрей присел на поваленное дерево. – Так что ты хотела мне сказать?
   – Дар… – нерешительно начала она. – Я знаю, вы сегодня опять возвращаетесь в крепость… Правда… вы собираетесь освободить людей из подвалов ратуши?
   – Та-а-ак, я должен спросить, кто разглашает планы военного совета?
   – О нет, Дар! Не спрашивай, я дала слово! Если ты спросишь, я не смогу тебе не ответить… но я дала слово…
   – Не стану. Я и без того догадываюсь. Она хотела тебя ободрить?
   – Дар, ты не скажешь Лиенте? – умоляюще сжала руки Адоня. – Он такой суровый, он рассердится на…
   – На Неле? – засмеялся Андрей. – Разумеется, не скажу, это останется вашей тайной. Но Лиента вовсе не так грозен, как тебе кажется.
   – Он не улыбается. По его лицу не поймешь, радуется он или печален.
   – Время не радостное. Лиента хороший.
   – О, я знаю это, но… – Адоня замолчала.
   – Ты хотела подтверждения словам Неле?
   – Нет! – встрепенулась Адоня. – Возьми меня с собой, Дар.
   – Вот так новости! Зачем? Если твой отец и брат там, они придут сюда.
   – Дар!..
   – Ты не должна просить об этом.
   – Дар, – она потупилась, – это не из-за них… Я не знаю, что со мной, мне страшно! С тех пор, как Неле сказала… Это не как вчера, совсем по-другому… Я не умею объяснить, – огорченно проговорила она.
   – Адонюшка, – ласково и успокаивающе начал Андрей, но она перебила его.
   – Нет, постой, я знаю, ты сумеешь прогнать мой страх, он перестанет мучить меня… Но его причина… Дар, что-то случится, я чувствую! Я боюсь, что это… твоя беда… Дар, возьми меня с собой! Я стану твоей тенью, я не помешаю в бою. Мои глаза станут твоими глазами, я сумею предупредить тебя! – Она вдруг опустилась на колени. – Дар, умоляю тебя.
   Андрей укоризненно покачал головой, поднял, усадил ее на ствол, сам сел на траву. Девушка лихорадочно ловила его взгляд, стараясь угадать ответ прежде, чем он будет высказан словами.
   – На твою долю выпало слишком много страшного. Ты еще не здорова. Все пройдет, Адонюшка, – мягко проговорил Андрей.
   Она опустила голову.
   – Ты не понимаешь…
   – Девочка, милая, не пугай себя. Никакого боя не будет.
   – Как?.. Но вы собираетесь спасти их?
   – Да, ты знаешь об этом.
   – Дар, – глаза ее наполнились слезами, – возьми меня с собой.
   – Адоня, укоризненно проговорил Андрей, – идут лучшие воины, и вдруг я объявлю: этот ребенок идет с нами.
   – О, они послушаются тебя! Если ты скажешь, никто не возразит! – просияла Адоня, с надеждой заглянула ему в глаза.
   – Разве с самого начала ты не знала, что я не позволю тебе идти? Да, там опасно, и значит это дело мужчин, а не девочек. И клянусь тебе, если твой отец и брат в ратуше, я приведу их к тебе целыми и невредимыми.
   – Какие слова мне найти? – беспомощно проговорила Адоня. – Ты пришел издалека, может быть, ты не знаешь… Нередко у наших женщин бывают предчувствия того, что еще не случилось. Когда что-то особенное должно случиться – большая радость… или наоборот. И не об отце с Веско я тревожусь, нет, о них тоже, но это другое совсем… Когда плохо впереди, совсем по-другому чувствуешь… Ах, если бы я умела рассказать, что у меня здесь! – в отчаянии воскликнула она, прижимая руки в груди.
   Андрей не говоря ни слова, смотрел на нее снизу. Солнце освещало ее сзади и сверху, и облитая солнечным каскадом, пронизанная им, она сидела в ореоле золотого света. Она сделалась так изумительно хороша, столько возвышенной, одухотворенной красоты было в ней, что Андрей почувствовал, как душа его очищается от груза забот, становится сильнее, наполняется этим удивительным сиянием тепла и доброты.
   Адоня его молчание поняла, как знак сомнения – она заставила его колебаться, нашла все же нужные слова и убедила! Ах, как надо ей быть с ним рядом! Если его ждет в городе смерть – нет! тысячу раз нет! – но если его ждет в городе смерть, она примет ее в себя – предназначенную ему стрелу, или дротик, или топор… Только надо быть рядом!
   Андрей медленно покачал головой. Она низко опустила голову, пряча глаза, с ресниц сорвалась слезинка.
   – А вот слезами меня провожать не надо. Ничего не случится, обещаю тебе. Я буду в три раза осторожнее, чем прежде. Ну, улыбнись, Адоня, – он повернул к себе ее лицо.
   Адоня послушно улыбнулась сквозь слезы, но губы плакали, не хотели складываться в улыбку.
   – Ты умница.
   – Дар, пожалуйста,.. помни,.. берегись удара, откуда не ждешь, предательской стрелы, засады…
   – Я буду помнить.
   Ох, как захолонуло сердце, когда спины уходящих совсем потерялись в пестроте джайвы, – как будто ледяная когтистая лапа стиснула грудь костяными пальцами.
   "Нет! Нет! Ничего не случится! Нельзя думать о плохом, все будет хорошо! Надо что-то делать, занять себя, чтобы не думать."
   Адоня осмотрелась. Как пусто здесь стало, какой одинокой она снова себя почувствовала. Без него? Разве не ему всем своим существом она желала самой лютой смерти? Адоня вздрогнула, озноб волной прокатился по телу. Она не знала… Чего не знала? Почему все изменилось так, что главным ее желанием стало умереть вместо него? И когда это случилось? Когда с болью из глубины души вырвалось обвинение в предательстве, а в ответ получила улыбку, полную тепла и понимания? Или когда словами своими, как надежными щитами укрывал от страха? Как это было удивительно – слова баюкали, утешали. И не слова – голос. Мягкий, ласковый, чуть хриплый полушепот, он вливался прямо в сердце, теплом дышал в ледяной панцирь, в котором оно стыло.
   Удивительно, рядом с ним ее как будто теплом охватывало, она чувствовала это, кожей чувствовала. И не просто тепло, но и странный покой. Интересно, только она это чувствует? Она заметила, что при появлении Дара у людей лица светлеют. А вчерашняя ночь будто соединила их невидимыми, но прочными нитями. Адоня тихо улыбнулась, но тут же со стоном прижала руку к груди. Отчего так вздрагивает сердце, жжет раскаленным углем. Ах, сердце, о чем ты стонешь, какую беду вещуешь? Ведь он не один, с ним и Лиента, и Алан, и еще много других, они вместе, разве ему опаснее? Он добрый, но разве это слабость? Он сильный, сильнее многих! Да, потому что он сильный и добрый, он пойдет туда, где опаснее, куда не пошлет другого… Не думать, не думать, не кликать беду ему! Он сказал, что все будет хорошо. Надо чем-то занять себя. И тут ее осенило! Надо отыскать Майгу! Дар хотел, чтобы она приветила ведунью, исправила свою вину и вину всех. Надо скорее найти ее! И сразу же Адоня увидела Майгу – та шла между хижинами. Адоня бросилась к ней со всех ног.
   – Майга!
   Женщина с легкой усмешкой смотрела на нее. Потом сказала:
   – Зачем я тебе понадобилась? Погадать хочешь?
   Адоня смутилась.
   – Прости меня, Майга… Всех нас, прости.
   Ведунья недоверчиво улыбнулась.
   – С чего ты? Он велел?
   – Он просто рассказал… какие мы злые.
   – Он кто?
   – Дар? Говорят, он пришел издалека.
   – А еще что?
   – Не знаю…
   – Ты тоже не знаешь, – странно проговорила Майга.
   – Он друг!
   – Конечно.
   – Можно, я буду помогать тебе, Майга?
   – Можно. Зачем он велел найти меня?
   – Дар велел? Не знаю. Идем к Неле, она про все знает.
   Герцог с рассеянным видом гладил огромного черного пса.
   – Вы выполнили мою просьбу, Эри?
   – Я узнал об этом человеке все, что мог, Ваша Светлость.
   – И много ли вы смогли?
   – В городе он появлялся трижды. Большую часть времени без видимой цели просто слонялся по городу. Дважды заходил к Арку. Два раза ходил в пригород к туземцам – в первый раз с мальчишкой, которого отдал ему Арк, второй раз шел в сопровождении лугарина, тот нес много снеди. Как выходил обратно, его не видели ни разу.
   – Вы что, Эри, читаете свой приговор? Зачем мне кот, который не ловит мышей?
   – Прошу прощения, мой господин, – почтительно, но спокойно склонил голову Эри. – Позволю себе дерзость предложить не считать взаимные просчеты. Вы не станете отрицать, Ваша Светлость, что вы давно информированы об этом человеке своим агентом Арком. Но насколько я понимаю, к Арку вы никого не подключили, то есть он вас не особенно заинтересовал. Могу ли я, нижайший слуга Вашей Светлости претендовать на большую проницательность, чем та, которой обладаете вы? Он объявился одновременно с прибытием новых ордов среди множества новых лиц, что и ввело нас в заблуждение. Возможно, он действительно, прибыл с ними и все объяснится весьма просто после знакомства с ним. Поэтому не спешите ссориться. Я не думаю, что сложилась чрезвычайная ситуация. У нас будет возможность разобраться во всем
   – Молите Бога, чтобы это было так. Докладывайте дальше. Он живет в городе?
   – Нам пока не удалось выяснить, где он живет и к какому орду приписан. Нельзя исключать то, что он приходит из джайвы.
   – Разве заслоны не достаточно плотны?
   – Мышь не проскочит не замеченной. Надо быть дьяволом, чтобы пройти сквозь наши заслоны.
   – И, по-вашему, он проходит? Как вы можете это объяснить?
   – Не хочу занимать ваше внимание незрелыми предположениями.
   – Возможно, он скрывается в трущобах?
   – Не исключено. Но в этом случае мы вскоре все вопросы сможем задать ему лично.
   Герцог раздраженно отпихнул собаку.
   – Три дня по городу нагло расхаживает шпион и спокойно удаляется восвояси! И вы с не меньшим спокойствием докладываете мне об этом, да еще пытаетесь сохранить лицо! Я крайне недоволен вами, Эри.
   – Больше ему это не удастся.
   – Я хочу знать о нем не позднее пяти минут после его появления в городе. Ступайте. И не дай вам Бог забыть о нем хоть на мгновение.
   – Проводи меня к старшему офицеру, – приказал Андрей начальнику караула у ворот ратуши.
   Через несколько минут он предстал перед приземистым крепким малым.
   – Извольте представиться, – небрежно бросил тот.
   – Уже представляюсь, – проворчал Андрей, включая ТИСС. – Проводи меня по камерам с арестованными.
   Офицер с готовностью встал.
   – Пытошные заняты?
   – Никак нет!
   Они спустились в подвал. Мог ли Андрей предположить, что вот сейчас и пришло время вспомнить предостережение Адони? Мог. Просто обязан был предощущением Разведчика почувствовать опасность, когда ее еще ничто не предвещало. Не почувствовал. Причины не надо было долго искать – накопившаяся усталость, постоянная работа на пределе возможностей сыграли с ним злую шутку.
   Он спокойно спустился по каменным ступенькам и оказался в широком коридоре с низким сводчатым потолком. У самой лестницы стоял стол, за которым сидел начальник охраны, четверо других прохаживались по коридору. Перед пришедшими все молча вытянулись.
   Офицер взял со стола тяжелую связку ключей, направился к ближайшей двери.
   – Сколько содержите заключенных?
   – Семьдесят восемь.
   – Сколько камер занимают?
   – Четыре общих, по восемнадцати человек, четыре одиночки.
   – Еще двое?
   – В карцерах.
   – Подсадки в камерах есть?
   – Никак нет.
   Офицер отодвинул засов, взялся за ручку двери.
   – Жди здесь, – сказал Андрей.
   Свет едва пробивался откуда-то сверху и Андрей не сразу рассмотрел людей. Потом оказалось, что ими занят весь пол камеры – люди сидели и лежали на каменных плитах, не проявляя большого интереса к вошедшему. Многие и головы не повернули. Но те глаза, которые были повернуты к нему, сочились ненавистью. Почти ни у кого не было рубах, сидели тесно, чтоб хоть как-то согреться в промозглой сырости каземата. Ясно читались следы побоев и пыток.
   – Прибить бы тут эту сволочь, – негромко сказал кто-то. – Один конец, так хоть на одного меньше будет.
   – Не надо меня прибивать, я к вам от Лиенты и Алана.
   Выражение лиц изменилось, но только оттого, что он, юкки, заговорил на их языке. Молодой парень с синим от побоев лицом хмыкнул:
   – Встретишь опять – привет передай.
   – Сегодня ночью будьте готовы уйти отсюда. Есть, кто сам идти не сможет?
   Двое или трое бросили короткие взгляды в сторону и, проследив их, Андрей увидел под крохотным, забранным толстой решеткой отверстием, мужчину. Он сидел, привалившись к стене, на плечи были накинуты лохмотья.
   – Что с тобой?
   Мужчина посмотрел на товарищей.
   – Отвечай! – резко и требовательно приказал Андрей.
   – Нутро огнем печет – отбили должно. Дышать не дает. И лечь не могу уж сколь ден, хоть на чуток бы прилечь.
   – Дайте мне пройти и освободите вокруг него место.
   Перед ним без охоты, но расступились. Андрей заслонил больного, положил ладони ему на грудь. Несколько минут спустя, сказал:
   – Теперь ты сможешь лечь. Постелите ему что-нибудь.
   Кто-то торопливо раскинул рядом ворох тряпья. Мужчина осторожно и неловко попытался лечь.
   – Не бойся, боли не будет.
   Андрей погрузил больного в сон и еще минут десять работал с ним. Потом сказал:
   – Он будет спать, не будите его. Я сам разбужу, когда приду.
   Он направился к двери.
   – Ты вправду из джайвы? – остановил его осторожный голос.
   – Да. Как стемнеет, ждите меня. Нет ли среди вас кузнеца Иона с сыном?
   – Рядом они, – с готовностью ответили ему.
   В следующей камере все повторилось, но здесь он нашел отца Адони. Им оказался могучего вида человек со щедро посеребренной головой. Руки его были скованы короткой цепью.
   – Что с ней? – тревожно спросил Ион в ответ на вопрос – кто здесь отец Адони.
   – Твоя дочь у лугар, в безопасности. А где Веско?
   – В карцер отправили.
   Здесь помощь нужна была троим. Андрей работал с ними и не догадывался, что опасность подступила вплотную.
   Наверху, в дежурной комнате нетерпеливо постукивал пальцами по столу Мастер Эри, в ожидании вызванного начальника тюрьмы.
   – К вам недавно пришел посторонний? – быстро спросил он, едва тот вошел.
   – Так точно, мой господин.
   – Где он теперь?
   – Он продолжает обход заключенных.
   – Он что, прибыл с инспекцией? Какие у него вверительные грамоты?
   – Бумаг он мне не представил, мой господин.
   – Так почему ты его пустил? – оторопел Эри.
   – Он приказал мне это сделать.
   – Ты что, издеваешься надо мной!? Что он делает в казематах?
   – Не могу знать, мой господин, он входит туда один.
   – Кретин! Какой идиот рекомендовал тебя!? – Мастер Эри поднес к губам маленький серебряный свисток.
   Вошли двое, заломили руки, и в одно мгновение начальник тюрьмы переместился в разряд своих подопечных.
   Все кончилось скоро – Мастер Эри знал свое дело. Едва Андрей шагнул из камеры, по ногам его что-то сильно ударило, рвануло в сторону. Он упал, по каменным плитам со звоном покатился шлем – одновременно на голову обрушился страшный удар. Андрей уже не видел, как из каземата ему на помощь рванулись люди – ударами тяжелых дубинок их загнали обратно. Андрея за руки поволокли по коридору.
   Он очнулся оттого, что его окатили холодной водой. Следующие несколько секунд он натужно пытался хоть что-нибудь сообразить – казалось, что в черепную коробку втиснули плохо притертые жернова – с такой надсадой ворочались мысли. Андрей открыл глаза и обнаружил, что лежит лицом вниз в луже воды, а запястья зажаты в железные браслеты. Он поднял руку и потрогал затылок.
   – Ожил? – услышал он голос и близко, у самого лица увидел пыльные носки сапог.
   Пожалуй, ответа не требовалось, – вопрос был чисто риторическим.
   То, что обнаружил Андрей в следующий момент, было получше всякой таблетки спорамина – он окончательно пришел в себя. Рубаху с него, естественно, сорвали и увидели ТИСС. Теперь браслета на месте не оказалось, что было по-настоящему скверно.
   – Поднимите его, – приказал властный голос.
   Завизжали плохо смазанные барабаны, цепи потянуло кверху, Андрей встал на ноги, осмотрелся. Все, как и должно быть – глаз непроизвольно натыкался на различные штуки и не требовалось слишком богатого воображения, чтобы догадаться о их предназначении. В углу уже раздували очаг. Стояла бочка с водой. Поодаль – стол писаря, чтобы фиксировать показания подследственных, коли среди стонов и воплей появятся внятные моменты.
   "Гримерная". Загримируют так, что от собственной физиономии отречешься, не узнаешь. Выходит, в этот зал смотрела Адоня? Она говорила о щелях… Андрей скользнул взглядом по стене и без труда обнаружил узкие, горизонтальные оконца и в одном из них – пару напряженно глядящих на него глаз.
   – Теперь давай разговаривать, – к Андрею подошел высокий худой человек. – Давно мне с тобой хотелось встретиться. Похоже, что и тебе тоже – очень уж ты напрашивался на эту встречу. Кто ты? Назови себя.