Крапп Раиса. Пересекающий время. Книга первая: Андрей Граф, хронотрансатор

   – Женят они тебя, Дар.
   А вот Адонины глаза – бритвой по сердцу. Потому что она – не все. Она – это что-то особенное: трогательное, незащищенное, хрупкое; ее ничего не стоит обидеть, но ведь обидеть ее немыслимо! Нет, пусть будет кто угодно, только не она. Он не хочет, чтобы она мечтала о несбыточном, ведь потом придет разочарование и страдания.
   Андрей гнал от себя мысль, что и теперь причиняет страдания дорогому ему существу. "Это всего лишь детская влюбленность, Адоня, – уверял, уговаривал он себя, – это не может быть слишком серьезно". Бессонными одинокими ночами он вспоминал, о чем говорил с Адоней, мучительно припоминал слова и поступки – ведь он не дал ей повода? Был таким же, как с другими, может быть, даже наоборот, старался быть сдержаннее. С Дэяной вон был гораздо мягче, всегда старался выделить, сказать что-нибудь теплое. Анику, дочку Табора старался приветить. А Лота, Майга?.. Может быть, их с Адоней судьба ближе свела, больше участия в ее бедах он принял, так это уж не его вина. Голову кружить девчонке он не собирался. Был, правда, один-единственный раз, о котором Андрей вспоминал с упреком себе – он сорвался в ту ночь, после ратуши… Но уж очень худо ему тогда было… Так то ведь сон.
   "Пройдет, Адоня, все пройдет милый, дорогой человечек. Прости, если по моей вине тебе сейчас плохо, это скоро пройдет… "Мы в ответе за тех, кого приручаем, " – сказал Лис в старой, совсем не детской сказке. Значит, я в ответе за тебя, Адонюшка? За твой покой, за твое счастье? Именно потому, что я хочу тебе счастья, я делаю тебе сейчас больно… Ты непременно должна быть счастливой, милая девочка, а со мной… Выбирая профессию, я давал себе отчет, что от многого должен буду отказаться. Но что это "многое" по сравнению с тобой? Я не знал, что мне предстоит отказаться от тебя".
   Как правило, Разведчики-хронотрансаторы не создавали счастливых семей, и из этого правила Андрей исключений не знал. Поэтому, выбирая профессию, они выбирали одиночество. Специфика их работы была такова: она забирала человека всего целиком – его чувства, мысли, силы. У них очень редко случалась спокойная, будничная работа, это был не их профиль, и ее выполняли простые хронотрансаторы. Они же шли в конфликт, в войну, на острие. Стресс, экстремум был их повседневностью. Возвращались они опустошенные физически и духовно, до предела выжатыми. Обычный человек после подобных психологических испытаний получал нервный шок и нуждался в длительном периоде реабилитации. Они обходились без шока и умели быстро восстанавливаться. Но для этого они должны были принадлежать только себе. Семейные обязательства, межличностные отношения, даже маленькие, но неизбежные размолвки с любимым человеком, становились дополнительным психологическим прессингом, который бил и по без того постоянно натянутым нервам… Высок был запас прочности у Разведчиков, но не беспределен.
   И что еще хуже, в такой ситуации обнаруживалось малоприятное – Разведчик оказывался обреченным на свою профессию, вне ее он уже не мог найти себя. На глазах Андрея трижды с горькой неотвратимостью повторилось одно и то же: уходили из Отряда, стремясь сохранить отношения с дорогим человеком, но становилось еще хуже. Они не могли работать даже простыми хронотрансаторами, настолько уже были другими. Семьи все равно рушились. И тогда кончался тот самый запас прочности, и не оказывалось рядом друзей – Отряда. Они ломались и уходили из жизни.
   "Прости, Адонюшка, нельзя, чтобы у нас все так повторилось. Лучше сейчас загасить маленькую искорку, чем потом тушить пожар. У нас ничего не будет, девочка, не здесь твое счастье. Забудь меня поскорее и у тебя все будет хорошо".
   Один из теплых последних дней осени Совет вождей и старейшин объявил Днем Благопреуспеяния.
   "Мы должны сказать слова памяти обо всех, чьи души остались верными земле предков. Мы скажем им слова высокого почитания, потому что умерли они свободными гражданами и что с того – настигла смерть воина в бою или взяла дитя из колыбели. Мы скажем им слова памяти и простимся с ними – они оплатили наше нынешнее благоуспеяние. Мы остались, значит, так угодно богам. Так порадуемся новой, спокойной жизни, благословенным землям, нашим новым, теплым жилищам. Назовем имена героев и восславим их! Пусть в их честь воины состязаются в силе и ловкости, молодые поют и танцуют! Пусть День Благопреуспеяния станет праздником радости! "
   Эритяне и мысли не допускали, что праздник состоится без их новых друзей и, конечно, Разведчики прибыли в полном составе. "Свадебными генералами" они себя не чувствовали – тут же растворились в предпраздничной сутолоке, у каждого здесь были друзья, с которыми не терпелось встретиться. Андрей после долгого отсутствия оказался нужен всем сразу – ему собирались рассказать что-то, не терпящее отлагательства, что-то показать, поделиться новостями.
   Не смотря на позднюю осень, день выдался погожим, солнечным; горы прикрывали долину от холодных ветров, было сухо и тепло. На берегу реки, на пожухлой, уже убитой первыми заморозками траве, широко раскинули одеяла и шкуры, оставив в центре просторную площадку – арену для состязаний и танцев. Девушки разносили блюда с угощениями и большие сосуды с разнообразными напитками. Сегодня можно было пить даже мед, настоянный на коре дерева као-као, отчего получался крепкий хмельной напиток. Его подавали в дни больших праздников и только воинам.
   Здесь Андрей впервые после долгой разлуки (впрочем, была она столь долгой или показалась такой?) увидел Адоню. И никто рядом не мог предположить, как беззащитно оказалось мужественное сердце Дара-воина перед маленькой, ничем не примечательной девчонкой-горожанкой.
   Наполняя бокалы воинов, она приближалась к нему. Андрей подставил свой бокал и в нем запенился ароматный мед-као.
   – Привет тебе, Дар.
   Как спокоен, как ровен ее голос, неправдоподобно спокоен.
   – Здравствуй, Адоня.
   Показалось, что чуть дрогнула тонкая золотистая струя, падая из кувшина? "Ну, подними же голову, посмотри на меня, я должен все про тебя понять…"
   Не обронив больше ни слова, не поднимая глаз, она перешла к другому.
   В ровном гуле голосов услышалось мелодичное звучание струн и установилась тишина. В центр круга вышел немолодой воин, остановился, глядя вдаль, над головами людей – стало еще тише. Музыка набирала трагическую силу – воин запел.
   Его песня напомнила эритянам о недавнем прошлом, о мирной жизни на щедрой и доброй земле предков. "Но бешеные варги залили кровью цветущие земли, – голос наполнился горечью. – Пусть будет светла память о каждом, кто всю свою кровь, до последней капли оставил там. Пусть все слышат имя каждого, кого больше нет с нами. Смерть уравняла большое и малое, пусть имена моих сыновей откроют скорбный перечет. Я говорю: Нега и Оттар, сыновья Тора!"
   И отозвался каждый эхом боли и тоски: "Май, сын Лукана! Веста, жена Лукана! Гая, дочь Лукана… Лими, Ганеша, дети Ставра… Ратана и Нэй, семья Лиенты…"
   Длинным был перечет дорогих имен, будто сумрачное облако наплыло на долину, и тень сумрака легла на лица; молчаливые, сдержанные слезы струились по щекам, заставляя голоса дрожать.
   – Осушите бокалы в память о них, да будет она светлой. И пусть души их покоятся с миром, не тревожьте их чрезмерной скорбью… Друг пришел незаметно и просто, и никто не увидел в нем посланца Милосердного, и его не хотели принять…
   Песняр щедро живописал развитие событий, заставляя вспоминать о более радостном. И просветлели лица улыбками сквозь слезы, к Андрею обращались глаза, полные любви и благодарности. А для Разведчиков в новинку было услышать подробности бурной деятельности командора, они вызывали их гордость.
   Поначалу Андрей слушал со снисходительной полуулыбкой, но "ода" затягивалась, и он не выдержал, пробормотал скороговоркой Лиенте:
   – Послушай… это нельзя как-нибудь покороче?
   – Сие от меня не зависит, – с улыбкой проговорил Лиента,
   – только лишь от тебя – сколько ты дел сотворил, о стольких и говорят. Но теперь уже и от тебя не зависит, поэтому советую набраться терпения.
   Наконец, прозвучал призыв осушить бокалы за Дара и свое удивительное спасение.
   Затем вышел один из самых уважаемых старцев, седоволосый Волот, и сказал недолгую речь о том, что погибшим принадлежит память, а живые не могут и не имеют права хоронить себя – надо жить и дать жизнь тем, кто продолжит славу отцов.
   – Радуйтесь мирной, счастливой жизни – теперь вы познали ей цену. И пусть никогда не повторится ужас пережитого.
   И начался праздник!
   Прежде всего, воздали должное кулинарным способностям женщин, которые начали готовиться к празднику задолго до этого дня. С изумлением дегустировали невиданные гостинцы, принесенные Даром и его друзьями – фрукты и сладости.
   Между тем на арене начались состязания воинов. Зрители громкими, азартными криками подбадривали соплеменников. Хмельное помогло людям хоть на короткое время освободиться от гнета скорби: живее стали лица, звонче голоса и смех. Андрей на этот раз не стал принимать препарат, нейтрализующий действие алкоголя, и теперь чувствовал приятную расслабленность и легкость. Все было бы замечательно, если бы не тревожные мысли об Адоне.
   Состязания сменились танцами и Андрея увлекли в круг. Потом он неожиданно оказался в самом его центре, а напротив – незнакомая девушка, тоненькая и гибкая. Это был удивительный, пронизанный чувственностью танец без какой-либо заданности движений – только определенный ритм и стиль. Искусные исполнители его были редкостью, но танец существовал, что говорило о большой потенциальной способности эритян к сверхчувствам. Сложность танца заключалась в том, что он требовал умения настолько слиться душой с партнером, чтобы почувствовать, "слышать" его всем своим существом, хоть с закрытыми глазами. В этом "чувствовании" и заключался успех исполнения – кто-то в паре импровизировал, другой зеркально повторял его импровизации, даже закрыв глаза, даже повернувшись спиной. И тогда танец становился удивительно красивым. Когда танцоры забывали о зрителях и растворялись один в другом – танцевали их души. Изумительная синхронность замысловатой пластики поражала воображение, казалась нереальной.
   Для Андрея не представляло сложности "почувствовать" свою юную партнершу, он выделил ее энергоимпульс и взял себе роль двойника. Но чары танца неотвратимо захватили его, он не мог оставаться равнодушным к грации, изяществу пластического рисунка девушки, гармонии ее движений и музыки. И когда мелодия сменилась восторженными криками, оба обнаружили, что остальные пары давно сошли с круга, и они солировали в широком, плотном кольце. Девушка смущенно зарделась, зрители продолжали неистово выражать свой восторг, – с пунцовыми щеками она обняла и поцеловала Андрея. Одобрительными криками и смехом люди встретили эту награду.
   – Дар! Покажи, как ты владеешь мечом! – крикнул кто-то.
   – Да! – тут же подхватили многие голоса. – Покажи свое искусство, Дар!
   Смеясь, он поднял обе руки вверх.
   – Нет-нет, меня вы уже видели. Арне, Мирослав, выручайте!
   Друзей упрашивать не пришлось. Они сбросили куртки, рубашки, им подали учебные мечи, но они попросили боевое оружие.
   – Нельзя, Дар, – нахмурился Лиента. – Это опасно.
   – Им можно. Распорядись дать все, что они просят.
   Арне вооружился коротким мечом и небольшим круглым щитом, Мирка выбрал меч и кинжал. Они встали в центре арены, близко, лицом к лицу. Арне положил правую руку на левое плечо Мирослава, тот повторил его жест. На мгновение замерев, они оттолкнулись друг от друга, молниеносно выхватили оружие… Люди затаили дыхание, сзади вставали, чтобы не упустить ни мгновения из завораживающего поединка. Холодно, зловеще сверкала сталь. Присутствие боевого, а не тренировочного оружия придавало зрелищу жутковатую остроту. Откуда было знать эритянам, что игры с боевым оружием – обычная тренировка Разведчиков и им абсолютно подконтрольно бешеное вращение металла, в их власти остановить смертоносный удар в доле миллиметра от тела противника. Зрители же видели только стремительные стальные промельки, неуловимые броски, молниеносные коварные удары, которые только чудом не достигали цели. У окружающих то вырывался крик ужаса, от облегченный вздох, и снова – тишина и яростные вскрики стали.
   Андрей отошел назад, за спины зрителей. Он был еще разгорячен танцем, дыхание не успокоилось.
   – Дар, – услышал он и обернулся, боясь обмануться.
   Адоня протягивала ему влажно блестевшую кружку. Он взял ее одной рукой, а другой задержал Адонину руку. Она испуганно вскинула на него глаза.
   – Адоня…
   – Нет, Дар, не надо… – она тихонько, но решительно высвободила запястье из его пальцев, уголки губ дрогнули в виноватой улыбке. – Не сердись, Дар.
   Она торопливо пошла от него прочь.
   "Господи, что же это? Девочка, милая, что ты с собой делаешь? Что ты со мной делаешь?"
   – Андрей, что случилось? – он не заметил, когда подошла Линда.
   – Ничего.
   – Что с твоим лицом?
   – Оставь, все в порядке.
   – В самом деле? Не хочешь говорить – не надо, но приди в себя.
   – Да в порядке я, – Андрей улыбнулся. – Надо было все же принять таблетки, а?
   – Врешь ведь, Граф, не в этом дело.
   – Линда, ты знаешь, что умеешь быть занудой? Тебе непременно нужен объект опеки? Будь добра, найди другого кандидата.
   – Меня и ты устраиваешь.
   – Ну, чего ты хочешь?
   – Проверить, так ли ты крут, как о тебе тут славословили. Выйдем на арену?
   – О, нет! – простонал Андрей. – Оставь меня.
   – Брось киснуть, Граф. Я сейчас переоденусь, не вздумай сбежать.
   – Линда!
   – Я все сказала. Стой и жди. Тебе надо встряхнуться. И постарайся не дать мне тебя отделать.
   Линда исчезла. Андрей прикрыл глаза, сделал глубокий вдох. Нельзя утрачивать контроля над собой, Линда права. Здесь праздник. А что касается его личных переживаний… Это никому не интересно и нельзя сейчас об этом думать. Может, действительно, отвлечься?
   Достаточно пощекотав нервы зрителей, друзья-соперники решили завершить поединок. Над ареной серебряной молнией сверкнул меч, выбитый из рук Арне. Многоголосое – ах! прошелестело над головами, зрители замерли. Жало клинка стерегло малейшее движение безоружного, пауза звенела натянутой струной, нечто зловещее нависло над ними – отточенная сталь жаждала крови и страшное напряжение разрядилось искренним облегчением, когда взбугренные мышцы Арне обмякли, он бросил щит к ногам Мирослава и опустился на колено, признавая себя побежденным.
   Шквал восторженных криков был свидетельством успеха гладиаторского боя. К Арне и Мирке бросились с одеялами, заботливо укрыли лоснящиеся плечи.
   В это время в центре поляны появилась Линда.
   – А мне можно? Я хочу показать, что мы, женщины, тоже кое на что способны.
   Одобрительные выкрики были ей ответом. Эритянки обожали Линду. В очень короткое время она завоевала полное их доверие, стала незаменимым советчиком на все случаи жизни. К Линде они несли свои семейные проблемы (Психолог же, да еще какой! В Отряде работали только первоклассные специалисты.), к ней спешили, если занемог ребенок или кто из близких, ее прилета в поселок всегда ждали с нетерпением Линду забавляло, что мужчины – от вождей до юношей – робели перед ней, перед ее независимостью, проницательностью, да просто перед ослепительной внешностью. Ей ничего не стоило отчитать любого за недостойный поступок. В последнее время даже заметно поубавилось семейных раздоров – имя Линда производило эффект холодного душа. Понятно, что появление своей любимицы особенно приветствовали женщины.
   – Но я попрошу выйти сюда самого хорошего воина.
   Мужчины запереглядывались – кого она считает самым лучшим? Уж ни Лиенту ли собралась вызвать на поединок? Но мужчине сражаться с женщиной недостойно! Линда подняла руку, призывно помахала. Люди оглянулись – кого она вызывает? Андрей сокрушенно покачал головой.
   – Возьми Антона, Линда. Или Стефана вон. Они тоже самые хорошие.
   Но та была непреклонна.
   – Тебе непременно надо, чтобы тренировочной грушей стал я? – негромко спросил Андрей, подходя к ней.
   – Предупреждаю сразу – будешь вести себя как груша – тебе достанется.
   – Ладно, я готов.
   – А жарко не будет? – окинула его Линда насмешливым взглядом.
   Сама она была в черном глухом комбинезоне. Ткань его обладала замечательным качеством – в нем можно было как угодно долго выполнять физическую работу и тело не перегревалось – излишки тепла немедленно выводились наружу. Взглянув на Линду, Андрей отметил, что сейчас комбинезон хорош и в качестве театральной детали, играл на образ, прочие его качества сейчас не к чему.
   Под насмешливой улыбкой Линды Андрей снял куртку и остался в облегающей майке с короткими рукавами.
   Линда легко ударила в ладонь раскрытой руки, начала бой. К удивлению Андрея, она повела его в агрессивной манере жесткого дриблинга.
   – Сбавь, Линда, – попросил он и сейчас же получил чувствительный тычок.
   – Работай!
   Андрей полагал, что поведет оборонительный бой, чтобы дать Линде возможность показать эффектные удары, атаки, приемы единоборства, то есть, в какой-то мере, действительно, исполнять роль "груши". Но не тут-то было – она не давала ему расслабиться ни на мгновение. Обрушила каскад ударов, подсечек, обманных приемов, ловушек, подкатов. Коварный удар ногой в болевую точку на груди отшвырнул Андрея, опрокинул на траву. Ропот прокатился по рядам зрителей – с Даром такого делать нельзя! Удар был злой, притом, что Линда пригасила его силу.
   – Зачем ты?
   – Работай, черт побери! – бросила она. – Иначе в следующий раз получишь все сполна.
   Линда давно почувствовала внутреннее неблагополучие Андрея. Она видела, что только физически отдых пошел ему на пользу, но на душе у него по-прежнему неладно. Она объясняла это, возможно, тем, что Андрею пришлось пережить и пропустить через себя колоссальные разноплановые нагрузки. При этом у него не было возможности сбросить отрицательные энергии, он загонял их глубоко внутрь, оставаясь доброжелательным и мягким. Была у него единственная возможность выплеснуть отрицательный потенциал – во время сражения с наемниками Наримы, но он и тут продолжал его накапливать, сдерживая себя. И его счастье, что сумел удержаться…
   Линда предлагала курс психотерапевтического лечения, и Андрей ответил, что у него все в порядке, но Линда видела, что это не так – Граф желаемое выдавал за действительное. Она ждала срыва и была готова к нему. Но никак не ожидала, что это произойдет сегодня, здесь. Что случилось в последние минуты? Что поставило Андрея на грань взрыва? Отрицательные энергии подошли к критической точке, любой пустяк мог стать последней каплей. И Линда хотела сама стать этой каплей, спровоцировать взрыв – заставить Андрея драться в полную силу, зло, жестоко. Она знала, что, приняв удар на себя, сможет быть ему соперником в таком единоборстве. Одного не знала – сможет ли заставить Андрея до такой степени утратить контроль над собой.
   Он, в свою очередь, тоже понимал – Линда хочет дать ему разрядку. Хорошо, пусть будет так, он будет играть в ее игру, но по своим правилам.
   Был у Разведчиков один очень жестокий тренинг: с болью, кровью, риском. Неуместно это сейчас? Может быть. Но почему он должен неизменно считаться с ситуациями, обстоятельствами, желаниями и мнениями других? Он устал. Он не хочет больше, не может принимать чужие условия и делать счастливое лицо и улыбаться радостно, и прятать, прятать ото всех, как ему тошно.
   – Давай по-настоящему, Андрей.
   – Давай, – как-то неожиданно легко согласился он и коротко бросил Мирославу: – Меч Линде.
   – Зачем? – перехватила она на лету тяжелую рукоять.
   – Работать будешь в контакт.
   – Ты что? – опешила Линда.
   – Не ты хотела по-настоящему?
   – Не здесь же, Андрей, не при твоих лугарах.
   – Ничего, острые ощущения все любят.
   – Я не буду работать с оружием.
   – Будешь. Ты ведь собиралась помочь мне? Или, по-твоему, это мне уже не нужно?
   "Тренинг-контакт" – это чересчур. Линда молча смотрела на командора. Она увидела, как едва заметно подрагивают побелевшие крылья носа, глаза сделались недобрыми, лицо затвердело. Не часто Линда видела Графа таким, – только в самых пиковых ситуациях, когда один шанс на тысячу. И этот шанс – он сам, его опыт, ум, талант, способность мгновенно выхватить самое верное решение. Таким она видела его во время парного погружения на проклятый Скарлей – планету-мутант со свихнувшимся временем. Тогда им пришлось вызволять запрятанный в пяти измерениях Скарлея экипаж аварийного корабля. Скрутило их там по-черному, и Линда уже почти знала, что из той мясорубки им не выбраться, и все же Граф подчинил себе ситуацию.
   "Что же оказалось сильнее тебя, мой дорогой командор?"
   Заработал ТИСС:
   – "Линда, что случилось?"
   – "Ребята, у Андрея нервный срыв. Требует, чтобы я работала в контакт. Он плохо владеет собой".
   – "Он не сможет отработать тренинг?"
   – "Андрей-то сможет. А эритяне?.."
   – Граф, у меня не получится, я давно не работала.
   Андрей коротко рассмеялся.
   – С кем это ты собралась хитрить? Я барахло, а не командир, если не знаю, на что способен каждый из вас. У тебя все получится.
   – "Линда, Граф имеет право на этот срыв. Дай ему хорошую нагрузку".
   – "Тогда подстрахуйте нас – боюсь, все же, что нашим друзьям это мало понравится".
   Все происходило в мгновения. Эритяне и внимания не обратили на короткую паузу. Их беспокоило другое – состязание Дара и Линды принимало какой-то неправильный оборот. Дар был повержен женщиной – это неправильно.
   Один только Лиента, ведомый интуицией, уловил, что на арене затевается что-то недоброе. Он не понимал языка Линды и Андрея, но видел неулыбчивое лицо друга, несогласие Линды, улавливал резкие интонации коротких фраз. Меч Линды против голых рук Дара?.. Линда, это ведь не юкки, она достойный соперник Дару и начало поединка ясно сказало об этом. Чего требует от нее Дар? С чем она не хочет согласиться? Почему их друзья, будто следуя команде, разошлись вкруг ристалища? Чья команда? От кого оградили Дара и Линду? ТИСС понес встревоженный зов:
   – "Дар!"
   – "Проследи, чтобы нам не мешали!" – прилетело резко, приказом. Такого Дара Лиента не знал.
   – Андрей, меня же твои лугары камнями забросают.
   – Отобьем, – коротким смешком ответил Андрей, стянул майку, – заиграли мышцы под загорелой бронзовой кожей. – Работай, это приказ.
   Он встал в боевую стойку.
   Держа меч перед собой в вытянутых руках, Линда начала медленно и вкрадчиво скользить по кругу, центром которого был Андрей.
   Видя, что Линда и Дар спокойно продолжают поединок, зрители невольно успокоились, с первым движением Линды замерли, чтобы не пропустить ни мгновения из захватывающего зрелища. Их уже не смущал боевой меч в руках женщины – они только что своими глазами видели, как смертоносная сталь в умелых руках становится не опаснее детской игрушки. Правда, Дар безоружен, но ведь это Дар!
   Непостижимо, как он умеет уклониться, чем отражает стремительный удар тяжелого меча, ведь не голой же рукой – эритяне отказывались верить собственным глазам. Сердце замирает от невиданного поединка и переполняется гордостью – это их Дар!
   – Ты что, комаров мечом гоняешь? – гневно бросает Андрей. – В поддавки играть хочешь?
   Только на долю мгновения он позволил Линде оказаться за его спиной и промедлил прикрыться – и вздрогнул от боли, лезвие меча окрасилось алым.
   Люди повскакивали на ноги, со всех сторон понеслись крики непонимания, недоумения, обиды – зачем!? Зачем Линда нанесла настоящий удар!? А друзья Дара? Почему они так спокойны? Это заговор против него? Чего хочет Стефан? Обернулся, поднял руки – призывает к спокойствию? Это предательство!
   – "Я просил тебя!" – резко, как удар кнутом. Дар ли это?!.
   – Тихо! – перекрывает шум властный голос Лиенты.
   Люди подчиняются, но лица их хмуры, напряжены. Неправильное состязание, злое. Они не хотят быть его свидетелями. Разве Дар мало страдал? Но почему он, как ни в чем не бывало, продолжает бой? А Линда? Умница Линда, справедливая Линда – она не может желать зла Дару. Верно, она ошиблась, оплошала! Да, так оно и есть.
   Двое продолжали жестокий танец, который наполнялся зловещей тенью беды – что, если Линда опять не совладает с мечом? Зрители забывали дышать, гипнотически завороженные единоборством человека и стали. Действо, происходящее перед их глазами, и впрямь, гипнотизировало. Глаз не успевал фиксировать отдельные движения, они оба были настолько стремительны, нечеловечески быстры, что, кажется, молния рядом с ними показалась бы медлительной.
   – "Помочь тебе или сам управишься?"
   – "Уже все в порядке".
   Смысл тренинг-контакта был простым и ясным. Тот, в чьих руках находилось оружие, должен был применить его по назначению – поразить противника. Но при этом каждое движение требовало скрупулезного расчета. Никакой угрозы жизни и здоровью не могло быть. В то время как свистящий меч врубался в противника с такой силой, что, казалось, пополам перерубит, в действительности он лишь оставлял отметку о касании – рассекал кожу.