Красницкий Александр Иванович. Гроза Византии

   «Кто она, откуда? Неужели это – славянка? Неужели в Византии женщины все таковы? Ах, если бы она только осталась здесь в Киеве!» – такие думы волновали Аскольда, когда он остался один в своей гриднице.
   Теперь он с нетерпением ждал Всеслава. Ведь от него он мог узнать что-нибудь новое об его сестре. Ах, ведь он думал встретить такую же, как и все в его Киеве, но эта Зоя… Аскольд помнил женщин своей родины, помнил рыжеволосых стройных британок, изящных женщин страны франков, но всем им было далеко до этой женщины, которая с первого же взгляда заставила так сильно забиться его сердце… Бедное измучившееся его сердце…
   Давно это сердце ждало такого светлого радостного видения, давно в пылу битв и в тиши опочивальни так и рисовалось оно в его мечтах, в его воображении. Сердце стремилось к нему, но мечты оставались мечтами, грезы грезами, и ни одна из тех женщин, которых Аскольд когда-нибудь видел в течение своей жизни, не подходила под созданный его воображением образ… Вдруг сердце мечтательного норманна болезненно сжалось под влиянием новой гнетущей мысли…
   Свободна ли она? Нет ли для его любви какого-нибудь препятствия? Может быть, она уже любит кого-нибудь?…
   Горе тому…
   Он найдет соперника, хотя бы в морской глубине, хотя бы в самой Валгалле, хотя бы под защитой самого светлого Одина…
   Он сотрет его с лица земли, уничтожит даже самую память о нем!…
   Но кто же может стать ему таким соперником?
   Может быть, он остался в Византии?
   Тогда он сотрет с лица земли всю Византию, а вместе с нею и его.
   Россы и его варяги достаточно храбры для этого.
   А если он здесь?…
   Здесь его теперь быть не может… Но это теперь, а кто знает будущее?…
   Только кого бы могла избрать, кроме него, здесь, на берегах Днепра, в Киеве, властелином своего сердца эта красавица?
   Варяги грубы, славяне полудики…
   А если Дир, его названный брат?
   Ужас объял Аскольда.
   Да! Он сотрет с лица земли и Дира…
   Эта мысль успокоила так неожиданно влюбившегося скандинава, и он снова погрузился в сладкие мечты, так погрузился, что не слыхал даже, как вошел к нему Всеслав.
   – Княже! – воскликнул тот.
   Аскольд вздрогнул и быстро обернулся на этот зов.
   – Это ты – Всеслав? Что она?
   – Кто?
   – Твоя сестра!
   – Она прислала меня благодарить тебя за твою ласку к ней…
   – Стало быть, ты устроил ее хорошо? Ты не жалей, Всеслав, ничего для нее… Слышишь, чтобы все, что ни пожелает она, было у нее… Я так хочу. Всеслав с удивлением глядел на своего князя. Таким возбужденным он еще никогда не видал его и теперь не понимал даже, что такое вдруг могло приключиться с Аскольдом.
   – Что с тобой, княже? – не скрывая своего удивления, спросил он его. – Что?
   – Ты какой-то особенный! Таким я тебя никогда еще не видал… Здоров ли ты?…
   – Да, да, здоров… Расскажи мне о ней, о твоей сестре. Кто у нее остался там в Византии?
   – Да что же я тебе могу сказать? Это бы нам самим посмотреть надо!
   – Самим?
   – Конечно же! Струги готовы, рать славянская и варяжская собраны, запасов хватит – вот и пошли бы мы туда посмотреть…
   – Ах, ты опять о том же! Да ведь это – дело решенное!…
   – Решенное-то решенное, а по нашей славянской пословице – отклад нейдет на лад… Мы все собираемся, а в путь дорогу не двигаемся…
   – Тебе-то что?
   – Как что? А знаешь ли ты, князь, что византийцы убили так, из-за ничего, моего отца… Они держат в позорном плену мою дочь и сына…
   – Как, Изока?
   – Сестра сообщила мне, что и сын мой, и дочь томятся в самых страшных подземельях проклятой Византии «для славян понятие „Византия“ было вполне тождественно Константинополю; столицу они и в то время, и после называли именем ее государства».
   – Я ничего не понимаю…
   – Ты верь моим словам только…
   – Я глубоко сочувствую тебе, Всеслав. Ты знаешь, как я и Дир тебя любим!…
   – Тогда помогите мне вызволить моих кровных! Помни князь, что вся дружина желает этого, только ты противишься…
   – Хорошо! Хорошо! Я поговорю обо всем этом с твоей сестрой.
   Всеслав усмехнулся.
   – Видно, женщина, князь, тебе ближе и дороже, чем испытанный верный слуга и друг.
   Аскольд весь вспыхнул, но все-таки поборол свой гнев и сдержался.
   Ведь это был ее брат!…

8. ОПАСНОСТЬ

   Аскольд переживал первую весну своей любви.
   Он был счастлив, чувствовал это, и все его страхи куда-то далеко-далеко ушли от него, а их место заняла лучезарная радость.
   Дир не оправдал его подозрений.
   Он, как и все другие в Киеве, преклонялся пред чудной красотой Зои, но сердце его молчало при виде этой красоты. Аскольд понял это чувством влюбленного ревнивца и успокоился. Дир ни в чем не изменил своего образа жизни. Он был ласков и предупредителен с Зоей, но ее общество вовсе не думал предпочитать пирам и охотам, и на первых, от которых теперь удалялся Аскольд, предпочитая им беседы с Зоей, он с большим, чем его названный брат, успехом занимал первое место.
   Дружина же роптала.
   Для всех – и норманнов, и славян – стало очевидным, что их князь сохнет и сходит с ума по дочери старого Улеба.
   – Когда же на Византию? Все готово! – горланил старый Руар.
   – Из-за бабы все позабыл!
   – Вот принесло ее на беду к нам!…
   – И чего это Всеслав смотрит? Ведь всем известно, что его дети томятся у проклятых византийцев.
   Всеслав и сам сперва думал, что дело очень неладно. Он начинал уже косо поглядывать на сестру.
   «Я ожидал, что она поможет мне, – с тоской думал он, – а она -ничего… Эх, придется на Ильмень посылать, не по нас такие князья!» Однако ему скоро пришлось переменить свое мнение о Зое.
   Она сама вывела его из заблуждения.
   Молодая женщина уже давно замечала, что брат ее хмурится. Она смутно догадывалась о причинах этого, но пока не разубеждала брата. Дело в том, что и в любви Аскольд оказывался таким же нерешительным, как и в ратных делах.
   Зоя видела, что князь влюблен в нее. От ее женского внимания не могло это укрыться. Мало этого, она сама чувствовала, что Аскольд завоевывает все большее и большее место в ее сердце, и с нетерпением ждала объяснения со стороны влюбленного скандинава. Но этого объяснения все не было, Аскольд не решался на него, а какая же женщина, да еще славянская, решилась бы первая идти к мужчине и говорить ему о своей любви?
   Наконец она почувствовала, что им нужно объясниться.
   Но как?
   Тогда ей пришло в голову воспользоваться недовольством брата.
   – Что не весел, Всеслав? – спросила она его, улучив время, когда брат зашел к ней в опочивальню как он всегда делал в последнее время, перед отходом ко сну.
   – Отчего же мне быть веселым? – угрюмо ответил тот.
   – Скажи мне, что у тебя на душе?
   – Точно ты сама не понимаешь! Эх, видно придется посылать на Ильмень! Там – действительные воины, а здесь, у нас, какие-то трусливые бабы…
   – Ты говоришь про ваших князей?
   – Про кого же больше? Про них!…
   – Хорошо! Ты пошлешь на Ильмень, что же будет дальше?
   – Что? Придет Рюрик, а не он сам, так пришлет к нам Олега; вот мы тогда и посмотрим, что тут будет…
   – Да ведь это грозит смертью Аскольду и Диру.
   – Туда им и дорога!… Зоя вздрогнула вся.
   – Умоляю тебя, Всеслав, погоди делать это…
   – Тебе-то что? – удивился брат.
   – Как что? Хочешь, я тебе скажу? Я люблю Аскольда.
   – Ну а я люблю своих детей и каждую минуту страдаю за них!…
   – Ты помнишь, что я говорила тебе в первую после разлуки встречу?
   – Что?
   – Я пришла сюда ради мести за отца!
   – А, между тем, из-за тебя Аскольд все откладывает и откладывает поход.
   – Он не будет больше делать этого.
   – Уж не ты ли его заставишь?
   – Я!
   Всеслав презрительно усмехнулся.
   – Оставим это, – сурово вымолвил он, – скажу тебе только одно, что я, пожалуй, и не рад теперь твоему возвращению в Киев.
   – Когда ты узнаешь все, ты будешь обрадован.
   – Вряд ли!
   – Поверь мне…
   Брат и сестра некоторое временя молчали.
   – Только еще раз, молю тебя, Всеслав, погоди посылать на Ильмень!… Клянусь тебе, Аскольд поведет вас…
   – Сказал он тебе, что ли?
   – Скажет!
   – Когда?
   – Скоро, очень скоро…
   Тон ее голоса был так уверен, что Всеслав вдруг почувствовал себя убежденным.
   – Хорошо, сестра, я повременю немного, только очень немного, иначе, если не я, так другие пошлют за Рюриком. Все томятся этим бездействием, а тут вот получены вести, что к нам едут византийские купцы, да на этот раз не просто так, а с дарами от самого византийского императора… Ох, уж эти дары!… Примут их князья, отложат поход – вот и полетит весть на Ильмень…
   Зоя внимательно слушала слова брата.
   «Медлить нечего! – с тоской думала Зоя. – Если я не заставлю Аскольда идти на Византию, ему придется плохо»…

9. ЧАРЫ ЛЮБВИ

   Едва только наступил вечер, Зоя, укутанная с ног до головы, вышла из покоев.
   Перед палатами князей, где она жила вместе со своим братом Всеславом, была обширная поляна, на которой Аскольд и Дир давали пиры киевским людям, а со всех других сторон раскинулся густой плодовый сад.
   Конечно, норманны и жители Киева развели сад с самыми прозаическими целями – иметь всегда плоды и ягоды для княжьего стола, но Зоя решила воспользоваться им для своих целей.
   Она знала, что окна покоев Аскольда выходят в этот сад, и что в этот вечер Аскольд, по своему обыкновению последнего времени, был дома.
   Вечер был чудный, какие могут быть только на юге в начале осени. Полная луна с высоты небес заливала весь сад своим ярким светом. Кругом все было тихо. Киев давно уже спал. Плодовые деревья и гряды с ягодами струили свой аромат…
   Молодая женщина осторожно обошла палаты князя и взглянула в сторону окон.
   Окно в покое Аскольда было раскрыто настежь.
   Зоя улыбнулась, потом тихо, тихо, как бы про себя запела:

 
По дружке тоскует горлица,
По дружке, по ясном соколе;
Не летит в ее он гнездышко,
Позабыл свою подруженьку.
Истомилась грудь высокая,
Истерзалось сердце бедное
По желанном друге-соколе,
По его по ласкам искренним.
 

   При лунном свете она заметила, что у окна показалась статная фигура Аскольда.
   Тогда Зоя выступила из тени и пошла мимо окон, делая вид, что не замечает князя.

 
Для тебя ли ненаглядного
У окна, окна косящета,
Не одну глухую ноченьку
Я сидела, сна не знаючи.
Ты лети ж, лети, соколик мой,
Приходи же, мил желанный друг,
Успокой мое сердечушко,
Что из белой груди рвется вон.
 

   Так продолжала она петь.
   – Зоя! – громко воскликнул Аскольд. – Ты ли это?
   Молодая женщина остановилась и приняла испуганный вид. – Это ты, князь? Прости, прости меня! Я побеспокоила тебя, я прервала твой покой своей глупой песнью.
   – Нет, нет, Зоя, это ничего, ничего, я еще не спал, – взволнованно говорил Аскольд, – но ты здесь, ночью…
   – Да, вечер так хорош! Мне стало душно в моей горнице, и я вышла по привычке в сад. В Византии я всегда гуляла, там много садов… А здесь я осмелилась впервые… Все спят, вечер так хорош… В покоях так душно…
   – Ты права, права, как всегда, Зоя, и мне душно… Погоди, прошу тебя, погоди, и я хочу вместе с тобой подышать этим воздухом… Прошу тебя, погоди!…
   – О, князь! – воскликнула Зоя, но тут она заметила, что Аскольда уже не было у окна.
   Она снова улыбнулась.
   «Кажется, на этот раз мне будет удача!» – подумала она и, тихо тронувшись вперед, снова запела:
   Где же, где же ты, желанный мой?
   Жду тебя, и нет мне силушки Поджидать тебя, нет моченьки!
   Истоскуюсь, горемычная…
   Где же, где же ты, желанный мой!
   – Зоя, здесь я, здесь, я около тебя, – услышала молодая женщина за собой страстный шепот.
   Она быстро обернулась.
   Позади ее стоял Аскольд.
   Он был сам не свой, глаза его искрились страстью, грудь высоко вздымалась.
   – Это ты, князь?
   – Я, я, любая моя! – страстно прошептал Аскольд, простирая к Зое свои объятия.
   Но та отстранилась.
   – Князь, что ты? Подумай, кто ты и кто я! – проговорила она.
   – Кто я?… Я…
   Не знаю, – почти что хрипел влюбленный до безумия Аскольд, – а ты…
   Ты для меня все… Слышишь ли? Все! Ты все у меня взяла: и ум, и сердце… Ты звала меня, под моим окном…
   Или, может быть, кого-нибудь другого? Горе ему!… Нет, ты пела для меня… Зоя, Зоя! Перестань меня мучить!…
   – Чего ты хочешь от меня, князь?
   – Чего? Разве ты не видишь – чего? Тебя хочу, любви твоей хочу, а ты…
   Спрашиваешь… Полюби меня!…
   – Женщины любят героев… – Героев, ты сказала? А я? – Я ничего не знаю о тебе, князь. Вот уже сколько времени я живу с вами, видела, как ты пируешь, видела, как ты охотишься, видела, что ты добр, но все это – не геройство…
   – Чего ты хочешь?
   – Женщины любят героев, – повторила снова свою фразу Зоя.
   – Ты хочешь от меня геройских подвигов? Они известны.
   – В прошлом?
   – Да.
   – А в настоящем?
   Аскольд был сражен этим вопросом.
   – Я слышала от вашего скальда Зигфрида песенку. Он поет:
   С войною слава неразлучна, Нет в мире лучше дел войны.
   – Ах, что мне Зигфрид! – перебил ее князь. – Скажи, что нужно сделать, чтобы ты полюбила меня? Хочешь, я завоюю для тебя весь мир?!
   – Слишком много, князь, завоюй мне одну только Византию!
   – И ты! Хорошо! Ты полюбишь меня?
   – Героя – да!
   – Я сделаю! Завтра же будут окончены все сборы, и мы уйдем!
   – Я с тобой!
   – Но помни, если и тогда ты не будешь моей, горе тебе!…
   – Ты грозишь? – усмехнулась Зоя, – мне грозишь? Что ты мне сделаешь? – Убью!
   – Я не боюсь смерти…
   – Возьму тебя!
   – Попробуй!
   – Не истощай моего терпения… Помни, я здесь – все!
   – Каждый волен над собой!
   – Я волен здесь над всем.
   – Но не надо мной!
   – Посмотрим! – не помня себя от охватившего его порыва бешенства, закричал Аскольд.
   Ослепленный страстью он кинулся к Зое, но та ловким движением выскользнула у него из-под руки и очутилась от него в нескольких шагах.
   – Ты хотел взять меня силой? – чуть не закричала она. – Если так -смотри! Ты возьмешь мой труп, а не меня.
   Аскольд в ужасе увидал, что она, озаренная лунным светом, стоит перед ним с высоко поднятым над своей грудью кинжалом.
   – Еще один шаг, и я опущу это лезвие в свое сердце… Ты хочешь этого? – крикнула она ему.
   – Зоя, Зоя! – повалился на траву Аскольд. – Остановись!… Я – раб твой, я у твоих ног… Молю тебя…
   Прости меня!…
   Он дополз на коленях до молодой женщины.
   – Я все…
   Все… Византию, мир…
   Тебя… Один поцелуй, Зоя… Только один…
   Зоя наклонилась над ним.
   – На Византию? – тихо спросила она.
   – На Византию, – пролепетал влюбленный князь.
   – Клянешься своими богами?
   – Клянусь…
   Как бы в ответ на эту клятву и в подтверждение ее, в ночной тиши прозвучал поцелуй…

10. НА ВИЗАНТИЮ

   Таким одушевленным, таким возбужденным давно с самого похода на хазар, никто не помнил Аскольда. Все, даже Дир, удивлялись ему и не узнавали его.
   Лишь только забрезжило утро, Аскольд уже был на ногах. Дружинники его только еще просыпались, когда на поляне перед княжескими хоромами раздались призывные звуки рога.
   Встревоженные, не понимая в чем дело, сходились скандинавы и вожди славян на эти звуки. Дир, только что вернувшийся с охоты, тоже поспешил явиться на крыльцо.
   – Что случилось, Аскольд? – тревожно спросил он своего названного брата.
   – Погоди! Ты сейчас узнаешь.
   Полянка быстро наполнялась народом.
   – Что случилось? Зачем нас звали? Какое дело? – раздавалось со всех сторон.
   Руар, Ингелот, Фарлаф, Всеслав поместились в первых рядах. Возбужденный вид князя дивил их. Они с нетерпением ждали, что он скажет.
   – Товарищи и друзья! – громко заговорил Аскольд, когда вокруг него собрались все. – Не один уже раз вы говорили мне, что хотите идти на Византию; вы упрекали меня, что я не веду вас. Верьте мне, я хотел, чтобы отдохнули вы; но теперь вижу, что все вы достаточно готовы для похода: славяне обучились в полной мере ратному делу и будут сражаться с храбростью достойных сынов Одина. Норманны покажут им достойный пример. Я уверен теперь в удаче. На Византию, на Византию! Я и Дир поведем вас… Кто будет убит, того ждет светлая Валгалла, оставшиеся в живых возвратятся обремененные добычей… Итак, оканчивайте сборы, чем скорее, тем лучше! На Византию!
   Словно рев морских волн перекатился по всей толпе.
   – На Византию, на Византию! – ревели сотни голосов.
   Восторг охватил всех. Теперь уже никто не сомневался, что поход будет начат…
   Откуда-то явились щиты, и, по скандинавскому обычаю, названные братья подняты были на них, в знак того, что они всей дружиной признаны верховными вождями.
   Аскольд и Дир удалились после этого.
   – Что с ним такое? – спрашивали у Всеслава.
   – Не знаю… Чуть не накануне он был против этого похода, – пожимал тот плечами…
   И никто из них не догадывался, что все это сделал один поцелуй Зои… – Довольна ты мной? – спрашивал у молодой женщины Аскольд, пройдя прямо в ее горницу.
   Зоя из окон видела все, происшедшее в это утро. Она понимала, что теперь для Аскольда уже возврата нет; поход решен окончательно.
   – Ты – мой герой, – нежно улыбаясь, отвечала она.
   – Я делаю это для тебя…
   – Благодарю… Мое имя, стало быть, после похода будет славно так же, как и твое.
   – Ты сказала, что пойдешь со мной?
   – Да, как верная жена я последую за тобой, хоть в самую сечу. Я буду держать щит перед тобой и ободрять тебя поцелуем, когда ты падешь духом!… – Помни, мы соединимся на всю жизнь!
   – Да, но только после похода…
   – Один поцелуй, Зоя…
   – Нет, мы успеем намиловаться после…
   – Ты жестока…
   – Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был славен, вот и все…
   – Но если поход будет неудачен?
   – Все равно: я твоя…
   Голова Аскольда кружилась, как на другое утро после пира. Он чувствовал, что эта женщина с каждым своим словом приобретает над ним неотразимую власть.
   Он ушел в свои покои, потому что к Зое пришел брат.
   – Что, брат, – спросила молодая женщина, – я была права?
   – Я не узнаю его… Что с ним? Он совсем переменился…
   – А я тебе скажу… Чего не могли сделать с ним вы, сильные мужчины, сделал один только поцелуй слабой женщины.
   – Твой?
   – Мой.
   Всеслав плюнул.
   – Бабник! – презрительно произнес он.
   – Все равно, поход решен…
   – Спасибо тебе и на этом!
   В самом деле, в тоже утро начались деятельные приготовления к морскому походу. На Днепре было устроено множество временных пристаней.
   Около каждой из них нагружались припасами и оружием струги. Повсюду во все роды и племена были посланы уведомления с призывом к набегу. В Киев стекались огромные толпы людей. Приходили кроткие яснолицые поляне, являлись звероподобные древляне. Все несли с собой припасы и оружие и в надежде погулять и побуйствовать на просторе спешили в Киев…
   Одушевление было полное…
   Всем известно было, что много пленников и среди них внуки Улеба, любимейшего старейшины полянского, томятся в Византии, и поход на столицу ее славяне считали своим общим, всех сплачивающим, делом.
   Как раз в это время получено было известие, что византийские купцы, миновав пороги, подходят к Киеву.
   Князья не желали их пускать, но Зоя хотела знать, что происходит в Византии…
   Купцы были допущены к князьям, и им даже было оказано гостеприимство в княжеских палатах.

11. ПРИБЫТИЕ ПОСЛОВ

   О прибытии послов в Киев и в палатах князя, и среди народа шел великий толк.
   – Чего это князьки-то очень с ними торгуются? – говорили простые людины Киева. – Сами на их государство набегом идут и сами же их за милую душу принимают.
   – Негоже как будто это…
   – Чего негоже? Разузнают они про их государство все, что надо, вот и ударят на них…
   – Так от них и разузнаешь!
   Прибывшие купцы, между тем, искренно дрожали за свою жизнь. Не будь на их судне византийских солдат, они давно бы уже свернули в сторону, но, увы, им сделать этого было нельзя. Среди них был серьезный человек – врач Фока. Всю дорогу, от Константинополя до устья Днепра, он пробыл в своей каюте. Что он там делал – купцам не было известно, но когда они пересели на струги и пошли уже по Днепру, этот самый Фока вдруг обратился к ним с речью.
   – Вы знаете, зачем вы посланы, – сказал он. – В самом деле, смерть для каждого человека так или иначе, а неизбежна. Это каждому предопределено судьбой при его рождении. Где умереть, в Византии или на берегах Днепра, – это все равно. И там, и тут – смерть… Я говорю и о себе также, только я думаю как философ и всегда готов к своему концу. Покоритесь и вы! Неизбежного не избежать. Отечеству, когда оно в опасности, послужить необходимо. Это – долг каждого. Итак, вы поднесете этим киевским князьям обильные дары, а между ними вот эти браслеты; постарайтесь, чтобы они примерили их. Браслеты разной величины, а эти варвары очень любят украшать свое тело… Пусть бы они надели их…
   – Тогда что же? – воскликнул наиболее любопытный Ульпиан.
   – Тогда мы спасены!
   – А они?
   – Они погибли…
   – Но разве это возможно?
   – Все возможно для науки! – наставительно воскликнул врач.
   – Это будет очень трудно сделать, – пробормотал один из купцов.
   – Вы должны суметь сделать это! – тоном, не допускающим возражений, сказал Фока в ответ на это замечание.
   После этого разговора купцы собрались на отдельное совещание. Фока между ними не присутствовал.
   «Кака быть?» – беспокоил всех один только вопрос о предстоящем страшном деле.
   – Нужно исполнить, – отвечал за всех Лаврентий Валлос, – слишком велика торговля Киева с Византией, чтобы допустить набег…
   – Но ведь очень трудно заставить этих варваров немедленно надеть на себя браслеты.
   – Мы должны попытаться.
   Так было решено.
   Прибывшие купцы и понять не могли, чему они обязаны таким широким гостеприимством в Киеве. Их приняли там как самых почетных гостей. Хотя все кругом, по их наблюдениям, готовились к набегу, но князья не подали и виду. Они готовы были встретить пришельцев с прежней своей простотой и обходительностью.
   Когда их легкие струги причалили к купеческим пристаням, то из княжеских палат сейчас же были посланы купцам обильные подарки.
   Сами князья обещали навестить их.
   Но незадолго до времени, назначенного для прибытия князей, на струги византийских купцов пришла женщина, закутанная с ног до головы. Даже лицо ее было сплошь закрыто. Она очень интересовалась тем, что происходит в Византии, и подробно расспрашивала прибывших о всех происшествиях последнего времени.
   Купцы были очень удивлены, когда оказалось, что эта женщина знает все тайны не только обычной византийской жизни, но и двора.
   Она спрашивала и о подруге порфирогенета Ингерине, и о Василии Македонянине, и о Склирене, и о Никифоре.
   К сожалению, никто не мог удовлетворить ее любопытства. Валлос и его товарищи пробыли слишком мало времени в Константинополе и сама знали очень немногое.
   Зато, когда их посетительница ушла, они были поражены словами своего невольного спутника – врача Фоки.
   – Клянусь Эскулапом, – сказал тот, – мне знаком этот голос… К сожалению, я не видел ее лица, но голос, голос…
   – Ты узнал его? – с испугом воскликнул Валлос.
   – Не могу ручаться, но это – голос Зои – знаете, той, что из рабынь стала госпожою.
   – Почему ты это думаешь?
   – Я несколько раз лечил Зою… Голос тот же, рост тот же, держит себя эта женщина, как та! Если учесть, что Зоя вместе с Анастасом исчезла из Костантинополя, то можно предположить с большой вероятностью ее появление здесь.
   – Как она могла попасть сюда?
   – Мало ли как!
   Но в это время показалось шествие князей, направлявшихся из своих палат к ладьям купцов.
   Разом все стихло.
   Наступила решительная минута…
   Участь Византии была в руках Фоки…

12. У «ГОСТЕЙ»

   Аскольд и Дир, сопровождаемые своими ближними боярами, спустились к ладьям купцов и приветливо отвечали на их низкие поклоны.
   Они не хотели и виду подать гостям, что готовятся к походу на их родину. Зоя убедила Аскольда принять чужестранцев как можно ласковее. По ее мнению, купцов во любом случае следовало задержать под тем или иным предлогом в Киеве, чтобы они не могли дать в Византию весть о предстоящих грозных событиях.
   Князья во всем согласились с нею. Оба они невольно для самих себя подчинились ее власти, чувствуя превосходство ее ума над своим.
   Аскольд теперь с таким же нетерпением ждал похода, с каким прежде откладывал его. Ведь по возвращении его ждало счастье, в мечтах о котором он проводил бессонные ночи…
   Ни Лаврентий Валлос, ни Ульпиан, ни их остальные товарищи, конечно, и не подозревали о пребывании Зои в Киеве. Сообщение врача Фоки до крайности смутило их. Ведь, присутствие матроны грозило полной неудачей их предприятию. Если бы она узнала Фоку, то, знакомая с обычаями константинопольского двора, сумела бы верно оценить его появление в стране, вожди которой уже окончательно приготовили нападение на его родину.