Страница:
– Я, безусловно, рассмотрю ваши аргументы, Марк Соломонович. Но давайте так - мне хотелось бы вновь услышать от вас ваши умозаключения о нынешней ситуации.
– Извольте. - Шергин взглянул на лицо собеседника - отнюдь не в глаза, а на мочку правого уха - так легче сосредотачиваться. - Стало быть, мы имеем личный автограф И. В. Сталина, предлагающего немцам перемирие аккурат в канун Сталинградской битвы, в которой мы сломали немцам хребет. Ну, и, скорее всего, пакет предложений к Великому фюреру германской нации, включающий такие «мелочи», как сохранение за немцами Украины и Прибалтики, Карельского перешейка за финнами, и так далее. На первый взгляд, после всей вакханалии с так называемыми «разоблачениями» в конце восьмидесятых - начале девяностых… Эка важность - наплевать и забыть…
– Ну да. По крайней мере, нейтрализовать появление подобной «утки» в зарубежных средствах массовой информации массированной кампанией наших патриотически настроенных историков.
– Ну, начнём с того, что нейтрализовать реальный документ гораздо труднее, чем, как вы изволили выразиться, «утку». Но проблема в другом - захотят ли патриотически настроенные историки её «нейтрализовывать»? Равно как и то, что зарубежные владельцы этого документа сделают его достоянием СМИ? Здесь возможны другие, гораздо более эффективные и долгоиграющее комбинации, нежели просто по-хамски нагадить в карман умирающему динозавру. И все, хочу заметить вам, товарищ генерал-полковник, всеони - несколько жутковатые…
– Любопытно, Марк Соломонович. И что же это, по-вашему, может оказаться сильнее нашей кормушки для патриотически настроенных историков? Какая такая штука может пересилить «просто деньги»?
– Да очень простая штука, товарищ генерал-полковник. Обыкновенный фашизм. Мне уже тридцать лет совершенно непонятно, почему это наши школьники после просмотра «Семнадцати мгновений весны» начинали приветствовать друг друга в школьных коридорах приветствием «хайль». А сегодня, после нашей перестройки и наступившей демократии, после дефолтов, Ходорковкого и Радуева, после всего этого театра абсурда, в котором мы с вами, товарищ генерал-полковник, имеем честь представляться, - могут все вместе пойти на сеансы всемирных медиумов, могут начать записываться в «Общество по подъёму затонувших кораблей». Могут проголосовать за господина Жириновского. Или за Васю Пупкина, которого сатана выволочет на это место. Я же старый человек, я помню Берга, который составлял аналитические сводки накануне прихода Гитлера к власти… Ещё за год до передачи полномочий канцлера Гинденбургом Берг, я это лично слышал от него, был абсолютно убеждён, что Гитлер - совершеннейший клоун, марионетка в руках крупнейших владельцев монополий. Ну, дадут… как это сейчас принято говорить у молодых… поколбаситься годик-другой… Потом снимут. Не сняли. Непредвиденность случилась. А следом - и Мировая война. Так о чём это я? Вот и сейчас наши патриотически настроенные историки, а следом за ними - прочие «яйцеголовые» говорят, что поход Гитлера против России был ошибкой! Не геноцидом против нас всех - хоть евреев, хоть украинцев, хоть славян; не вторжением с целью высвобождения территории для более продвинутых в расовом отношении германцев - а ошибкой! Дескать, существуют на свете два простодушных народа-немцы и славяне, которые душевно имеют весьма много общего, жили они столетиями обочь друг друга, да вот подкузьмили их подлые англосаксы и спровоцировали войну, в которой глупые немцы и славяне поубивали друг друга, а англосаксы - возвысились…
– Ну, Марк Соломонович, действительно, такая точка зрения существует у маргинальной части нашей интеллигенции, и… Что же? Они - даже не проценты, а сотые доли процента…
– Если честно сказать - то, может, и долей нет. Но и долей не нужно. Учитывая огромную степень внушаемости населения, проверенную на системе финансовых пирамид - не я выдумал - «каждый обманутый вкладчик может быть обманут ещё, ещё и ещё раз», - достаточно нескольких харизматических личностей вкупе с грандиозной идеей, чтобы всколыхнуть Ахерон. Бедность, безысходность, антиамериканизм плюс Знамя - вот из чего может вырасти русский фашизм. А то, что находилось в самолёте японского представителя, по несчастью разбившегося на нашей территории, к сожалению, очень сильно тянет на это самое «Знамя»… Вот, глядите, православные, сам Иосиф Виссарионович признавал, что война была ошибкой, и собирался замириться с Адольфом - ан нет, не дали пейсатые вкупе с пиндосами, и замочили мы друг у друга ещё двадцать пять миллионов человек! Личная подпись Сталина под таким документом - это семя дракона. И жизни нескольких человек - даже весьма симпатичных, не спорю, - ничто перед возможностью его уничтожить.
– Что же, Марк Соломонович, я, как обычно, признаю резон в ваших рассуждениях.
– Разрешите идти?
Шергин приподнялся в кресле, а затем сел обратно.
– Кстати, о людях. Я хотел бы, чтобы вы знали, товарищ генерал-полковник. Я постараюсь вернуть в Россию действующих лиц этой истории.
– Разумеется, Марк Соломонович. У вас будут на это все полномочия… Другое дело, что японцы вряд ли отдадут их нам - ведь их вроде бы не существует на свете, не так ли?
– Да как вам сказать, товарищ генерал-полковник… Дело в том, что эти люди могут сами пожелать вернуться. И я - только не смейтесь, товарищ генерал-полковник, готов найти им работу по нашему департаменту… Это - люди, которые идеально подходят именно мне - умные, жёсткие люди, тренированные невзгодами и превратностями судьбы… Поверьте, я довольно хорошо знаю людей такого рода. Это - адреналиновые наркоманы. Риск и постоянная неуверенность в завтрашнем дне - их стихия. Им нет места на современном Западе. Они - вернутся…
«Что-то стар я стал, забалтываюсь, тем более с начальством, - подумал Шергин, выходя из кабинета. - У нас ведь незаменимых - нет. Собственно говоря, фашизм начинается именно с этой фразы».
Шергин - Оноши - Акаси
Токио, строение 82, Зал памяти
– Извольте. - Шергин взглянул на лицо собеседника - отнюдь не в глаза, а на мочку правого уха - так легче сосредотачиваться. - Стало быть, мы имеем личный автограф И. В. Сталина, предлагающего немцам перемирие аккурат в канун Сталинградской битвы, в которой мы сломали немцам хребет. Ну, и, скорее всего, пакет предложений к Великому фюреру германской нации, включающий такие «мелочи», как сохранение за немцами Украины и Прибалтики, Карельского перешейка за финнами, и так далее. На первый взгляд, после всей вакханалии с так называемыми «разоблачениями» в конце восьмидесятых - начале девяностых… Эка важность - наплевать и забыть…
– Ну да. По крайней мере, нейтрализовать появление подобной «утки» в зарубежных средствах массовой информации массированной кампанией наших патриотически настроенных историков.
– Ну, начнём с того, что нейтрализовать реальный документ гораздо труднее, чем, как вы изволили выразиться, «утку». Но проблема в другом - захотят ли патриотически настроенные историки её «нейтрализовывать»? Равно как и то, что зарубежные владельцы этого документа сделают его достоянием СМИ? Здесь возможны другие, гораздо более эффективные и долгоиграющее комбинации, нежели просто по-хамски нагадить в карман умирающему динозавру. И все, хочу заметить вам, товарищ генерал-полковник, всеони - несколько жутковатые…
– Любопытно, Марк Соломонович. И что же это, по-вашему, может оказаться сильнее нашей кормушки для патриотически настроенных историков? Какая такая штука может пересилить «просто деньги»?
– Да очень простая штука, товарищ генерал-полковник. Обыкновенный фашизм. Мне уже тридцать лет совершенно непонятно, почему это наши школьники после просмотра «Семнадцати мгновений весны» начинали приветствовать друг друга в школьных коридорах приветствием «хайль». А сегодня, после нашей перестройки и наступившей демократии, после дефолтов, Ходорковкого и Радуева, после всего этого театра абсурда, в котором мы с вами, товарищ генерал-полковник, имеем честь представляться, - могут все вместе пойти на сеансы всемирных медиумов, могут начать записываться в «Общество по подъёму затонувших кораблей». Могут проголосовать за господина Жириновского. Или за Васю Пупкина, которого сатана выволочет на это место. Я же старый человек, я помню Берга, который составлял аналитические сводки накануне прихода Гитлера к власти… Ещё за год до передачи полномочий канцлера Гинденбургом Берг, я это лично слышал от него, был абсолютно убеждён, что Гитлер - совершеннейший клоун, марионетка в руках крупнейших владельцев монополий. Ну, дадут… как это сейчас принято говорить у молодых… поколбаситься годик-другой… Потом снимут. Не сняли. Непредвиденность случилась. А следом - и Мировая война. Так о чём это я? Вот и сейчас наши патриотически настроенные историки, а следом за ними - прочие «яйцеголовые» говорят, что поход Гитлера против России был ошибкой! Не геноцидом против нас всех - хоть евреев, хоть украинцев, хоть славян; не вторжением с целью высвобождения территории для более продвинутых в расовом отношении германцев - а ошибкой! Дескать, существуют на свете два простодушных народа-немцы и славяне, которые душевно имеют весьма много общего, жили они столетиями обочь друг друга, да вот подкузьмили их подлые англосаксы и спровоцировали войну, в которой глупые немцы и славяне поубивали друг друга, а англосаксы - возвысились…
– Ну, Марк Соломонович, действительно, такая точка зрения существует у маргинальной части нашей интеллигенции, и… Что же? Они - даже не проценты, а сотые доли процента…
– Если честно сказать - то, может, и долей нет. Но и долей не нужно. Учитывая огромную степень внушаемости населения, проверенную на системе финансовых пирамид - не я выдумал - «каждый обманутый вкладчик может быть обманут ещё, ещё и ещё раз», - достаточно нескольких харизматических личностей вкупе с грандиозной идеей, чтобы всколыхнуть Ахерон. Бедность, безысходность, антиамериканизм плюс Знамя - вот из чего может вырасти русский фашизм. А то, что находилось в самолёте японского представителя, по несчастью разбившегося на нашей территории, к сожалению, очень сильно тянет на это самое «Знамя»… Вот, глядите, православные, сам Иосиф Виссарионович признавал, что война была ошибкой, и собирался замириться с Адольфом - ан нет, не дали пейсатые вкупе с пиндосами, и замочили мы друг у друга ещё двадцать пять миллионов человек! Личная подпись Сталина под таким документом - это семя дракона. И жизни нескольких человек - даже весьма симпатичных, не спорю, - ничто перед возможностью его уничтожить.
– Что же, Марк Соломонович, я, как обычно, признаю резон в ваших рассуждениях.
– Разрешите идти?
Шергин приподнялся в кресле, а затем сел обратно.
– Кстати, о людях. Я хотел бы, чтобы вы знали, товарищ генерал-полковник. Я постараюсь вернуть в Россию действующих лиц этой истории.
– Разумеется, Марк Соломонович. У вас будут на это все полномочия… Другое дело, что японцы вряд ли отдадут их нам - ведь их вроде бы не существует на свете, не так ли?
– Да как вам сказать, товарищ генерал-полковник… Дело в том, что эти люди могут сами пожелать вернуться. И я - только не смейтесь, товарищ генерал-полковник, готов найти им работу по нашему департаменту… Это - люди, которые идеально подходят именно мне - умные, жёсткие люди, тренированные невзгодами и превратностями судьбы… Поверьте, я довольно хорошо знаю людей такого рода. Это - адреналиновые наркоманы. Риск и постоянная неуверенность в завтрашнем дне - их стихия. Им нет места на современном Западе. Они - вернутся…
«Что-то стар я стал, забалтываюсь, тем более с начальством, - подумал Шергин, выходя из кабинета. - У нас ведь незаменимых - нет. Собственно говоря, фашизм начинается именно с этой фразы».
Шергин - Оноши - Акаси
Итто рикуса Сиро Оноши пригласил Шергина на встречу в закрытый японский ресторан, предназначавшийся для встреч важных чиновников других государств. Услышав название, Шергин усмехнулся - бумажные стены этого заведения таили такое количество тайн, подкупов, эпизодов шантажа и, напротив, - бычьего упорства и безоглядной бравады и храбрости, что такому мастеру шпионского романа, как Джон Ле Карре, их хватило бы на несколько десятков жизней. Да взять хотя бы текущий случай. Посол дал согласие на эту встречу после трёх консультаций с Москвой и поставил непременным условием присутствие на ней третьего секретаря посольства и двух стенографистов, прошедших обучение в спецшколе СВР, в Ясеневе. «Дуют на воду, - весело думал Шергин. - Было бы полным идиотизмом считать, что японцы скрутят меня и вынесут в корзинке из-под белья прямо под носом посольской машины, дабы в своей прачечной выжать из меня все тайны кремлёвского двора, накопившиеся за шестьдесят лет секретной службы. Но всё-таки что-то есть правильное в поведении нашего посланника - и я бы на его месте перестраховался. И на месте Главного - тоже. Итак, что мы имеем? Итто рикуса Сиро Оноши - полковник по-нашему. Потомственный служака, кстати, его однофамилец в Большую войну неплохо работал среди этнических японцев в Сан-Франциско. Сын? Внук? У японцев „трудовые династии“ в большом почёте. Сорок три года, дослужился до капитана в амфибийной команде морских сил самообороны… То есть морская пехота по-нашему. Тоже мне - силы самообороны. Численность этой самой обороны такая же, как армии полноценной страны - члена NATO - Великобритании или Испании. А в Азиатском регионе с этой „самообороной“ и вообще никто сравниться не может. Так, вернёмся к Оноши. Морпех. У нас бы это означало сразу - „дуболом“. У них дуболомы офицерами не становятся. Капитан, по-ихнему - санто рикуса, - в двадцать восемь. После чего перешёл на мирную жизнь военного наблюдателя. Военный наблюдатель в Ливане. Военный наблюдатель в Турции. Военный наблюдатель в Германии в момент объединения, ага! Золотое время западной разведки - секретные данные гребли даже не лопатами, везли грузовиками - и не подозревали, что они устареют скорее чем за полтора года! Военный наблюдатель в Польше - очень актуальная должность для островного государства на другой стороне земного шара. В 1996 году изучал опыт специализированного подразделения „Беркут“ на Украине. Обалдеть! Прямо так и вижу - вызывает морпеха-наблюдателя начальник штаба вот тех самых сил самообороны, способных скрутить в бараний рог всю австралийскую армию вкупе с новозеландской, и говорит: „А не изучить ли нам уникальный опыт спецподразделения „Беркут“ на Украине? Чудесных результатов добились хлопцы - надо непременно изучить!“ Яволь, отвечает Оноши, который уже находится в звании нито рикуса
[16], - или что там у японцев вместо „яволь!“? - и отбывает в дружественное государство. Изучать. Всё это вместе называется очень просто - специалист по России. Менталитет он изучал, естественно, в Ливане - у израильских солдат, самый наглядный пример того, каким может быть военный человек, рождённый в СССР. Ну и дальше - круги вил, постепенно приближаясь к территории вероятного противника. Вот только на Дальнем Востоке, судя по нашим архивам, так и не удосужился побывать. Хотя, куда там… Конечно, ездил под прикрытием в группах туристов в середине девяностых. В те времена всем было плевать, кто куда едет - пятёрка мирных бюргеров могла попасть в сердце ядерной державы „Арзамас-16“, с паспортами на имена Гитлера, Геббельса, Геринга, Гиммлера и Бормана. Так что не будем недооценивать нашего полковника - он и по-русски наверняка говорит, только скрывает. И у него будет свой переводчик, из своего японского ГРУ, или что у них там при МИДе образовано. И писаться будет вся беседа пятью диктофонами, и разбираться специалистами по фонетике. А мне-то надо, всего-навсего, чтобы ничего не происходило».
Шергин поправил галстук и вышел, кивнув гориллоподобным стенографистам, - чего тушуетесь, я с вами!
Ресторан был очень маленький и располагался в цокольном этаже одного из японских административных зданий. Посреди зала стояла небольшая жаровня, рядом располагался чайный набор, из уважения к гостю был поставлен невысокий столик. Пожилой официант, едва переставляющий ноги, подвинул Шергину невысокую скамеечку и удалился за бумажную ширму. Через несколько минут оттуда же появился Оноши - сухощавый, подтянутый и не улыбающийся никогда.
Сопровождающие обоих официальных лиц персоны расположились за столиками по уголкам зала и вели ни к чему не обязывающие беседы ни о чём, которым учат профессиональных дипломатов на ранних этапах карьеры.
– Добрый день, герр Марк, - заговорил Оноши на немецком языке, и Шергин с удовольствием подумал, что, видать, был не очень далёк от истины со своим «яволь». В конце концов, именно у немцев, а не у американцев японцы учились современному производству, немцы «ставили» им современную армию, на каком же языке общаться современному образованному японскому офицеру?
– Добрый день, Оноши-сан, - усмехнулся в ответ Шергин, - я вижу, вы предпочитаете обходиться без услуг переводчика?
– Я бы рад поступить так, но раз наша встреча носит вполне официальный характер, я вынужден пригласить господина Мацуо Ката - он прекрасно владеет русским и в курсе проблемы пересечения границ двухсотмильной экономической зоны судном «Капитан Елистатов» без согласования с объединённой комиссией по коммерческому рыболовству России и Японии.
– Боюсь, вы несколько не в курсе, Оноши-сан. В мои обязанности входит лишь подготовка почвы в переговорах по инциденту с «Капитаном Елистратовым», а не обсуждение деталей этого дела с официальными лицами. А на решение российской стороны в деле «Капитана Елистратова» может повлиять целый комплекс факторов, реализация которых в равной степени зависит от обеих сторон. В частности, мне хотелось бы принести благодарность за спасение вашим эсминцем сил самообороны двоих российских граждан 22 июня этого года - то есть четыре дня назад.
– О, никаких благодарностей, герр Шергин! Это был наш человеческий долг, который мы с удовольствием выполнили. Итак, вы говорите, это может повлиять на дело о «Капитане Елистратове»? Как вам известно, это - злостный браконьер, неоднократно вторгавшийся в нашу экономическую зону без предварительного согласования. Наша страна хотела бы, чтобы в результате совместного разбирательства у нас возник бы обоюдный прецедент, позволяющий бескомпромиссно пресекать подобные нарушения.
– Стало быть, на катере Р-43-17 была только команда из двух человек?
– По крайней мере, так говорится в меморандуме Министерства иностранных дел моей страны, герр Шергин. Капитан с ампутированными ногами и матрос. Оба они проходят курс лечения за счёт нашего правительства в госпитале Хакодате, после чего смогут вернуться в Россию.
– А не можем ли мы с вами пофантазировать - только пофантазировать, упаси Господь, - что по возвращении во время собеседования в Федеральной службе безопасности выяснится, что на борту Р-43-17 было значительно больше людей?
Оноши расхохотался.
– Да что вы говорите? Неужели официальный документ правительства Японии будет значить для вас меньше россказней старого безногого моряка и его матроса? Вы знаете, что в Великобритании люди с пятилетним стажем мореплавания до сих пор не имеют права свидетельствовать в суде? Извините за невежливое обращение, герр Шергин, но, право слово, - оченьсмешно.
– Да я ведь так - фантазирую, - развёл руками Шергин. - Хотя… Фантазии государственных людей - вещь опасная, как мы оба знаем.
– Согласен, - Оноши кивнул. - Я бы даже сказал - обоюдоопасная. Так что вы думаете про этих людей, которые якобы могли находиться на борту терпящего бедствие катера? Смотрите, сколько сослагательных оборотов украсило эту мою фразу!
– Я мог бы предположить, что они покидали свою страну, не имея для этого достаточных оснований, - отчётливо проговорил Шергин.
– Боюсь, если бы они действительно так поступили, у них были на то по-настоящему веские основания.
– Основания в виде некоего документа, который является собственностью российского Правительства?
– Скажем так - мы ведь продолжаем ваши фантазии, не правда ли, герр Шергин, - у этих гипотетических людей мог оказаться на руках некий конверт. Или папка… Папка, сделанная из серебра, которая закрывается абсолютно герметично - я слышал, такие были приняты у многих держав для пересылки особо важных документов. На папке могло быть два адреса. И эти люди могли решить доставить послание адресату…
– У меня остался один вопрос. И одно предложение, прежде чем мы приступим к подготовке почвы под переговорами о «Капитане Елистратове»… Кстати, мы бы хотели увязать этот инцидент со случаем незаконной передачи партии груза камчатского краба с нашего судна «Усть-Илим» на ваш рефрижератор «Койо Мару»…
– Я не думаю, что вам это удастся, герр Шергин. Эпизод с «Капитаном Елистратовым» существует независимо от этого факта так называемой незаконной передачи груза. Но вы, кажется, хотели меня о чём-то спросить?
– Если бы эти люди на самом деле завладели посланием, о котором я сейчас изволю свободно фантазировать? Открыли бы они его, чтобы ознакомиться с его содержимым?
– Вас интересует серебряный конверт, господин Шергин? - прошелестел рядом голос старика, которого Марк Соломонович сначала принял за официанта или администратора. - Я могу успокоить вас прямо сейчас. До этой минуты никто не открывал этого конверта и не знает его точного содержания. Вы можете сами присутствовать при процессе его передачи. Прямо сейчас. Вот здесь. - И он махнул рукой, приглашая своего гостя за бумажный занавес.
Но Шергин не смотрел на ширму. Он глядел в лицо старика.
– Господи! Мотоджиро Акаси!
– Да, именно я. Здравствуйте, Шергин-сан. Вот уж никогда не думал, что доживу до того времени, когда увижу вас лично. Да и не представлял себе вас на наших островах… Ну, разве что кроме как помощником начальника отдела контрразведки Японской социалистической республики Хоккайдо, может быть. Вы же умный человек, никогда не искали первых мест на службе. А я ведь радуюсь, видя вас здесь, рядом со мной. Старые люди - мудрые люди, и они делают глупостей значительно меньше, чем молодые… И то, что ваше правительство не отказалось от услуг всех старых людей, кое о чём свидетельствует… Я - старый человек, и вы уже немолоды, так зачем нам тратить время на всякие фантазии? Премьер-министр находится здесь, в этом здании, и, по праву, я - старейший из ныне живущих сотрудников МИД - должен вручить ему ваш серебряный конверт. Церемония произойдёт в час Свиньи - шестнадцать часов по-вашему. Господин премьер разрешил вам, и только вам, присутствовать на церемонии. Собственно говоря, церемонии как таковой не будет, будет очень скромная встреча, учитывая весьма деликатный характер миссии… Оноши-сан, развлеките, пожалуйста, Шергин-сана - я пока переоденусь согласно уставу. Ведь я - уже пятнадцать лет - скромный деревенский старик, который живёт в бамбуковой хижине на горе Футаками…
Поражённый Шергин опустился на скамеечку.
Оноши был сосредоточенно-суров.
– Мотоджиро Акаси! Сколько же ему сейчас лет?
– Вы знаете, мы все удивляемся. Не меньше ста. Итак, что вы хотели сказать мне о незаконной передаче партии груза камчатского краба с «Усть-Илима» на «Койо Мару»?
– Мне бы хотелось знать, что? вы планируете сделать с нашими гражданами, которые оказались в результате… непредвиденных, так скажем, действий на вашей территории? Вы же понимаете, что они не могут просить у вас политического убежища - у них нет для этого абсолютно никаких оснований, а на одного из них в Российской Федерации заведено дело по обвинению в убийстве.
– По обвинению в убийстве? Вы знаете, герр Шергин, вы, европейцы, относительно недавно, ну, скажем, во времена вашей молодости, считали нас, жителей Азии, лицемерными и кровожадными ублюдками, готовыми на любые мерзости ради достижения отдалённых и не очень понятных целей. Но, вы уж извините, мне кажется - мы настоящие котята по сравнению с вами.
– Наверное, если вы имеете в виду меня, то я более семит, нежели европеец. А давайте-ка - в вашем присутствии - я предложу всей «четвёрке» вернуться в Россию? Под личные гарантии неприкосновенности, а?
– Ха! И вы, в вашем возрасте и с вашим жизненным опытом, считаете, что они вам поверят?
– Поверить-то они могут и не поверить. Но, по крайней мере, двое из них могут задуматься.
– Позвольте угадать…
– Да что там угадывать… Чего по-настоящему сейчас не хватает России - это отчаянных людей, способных постоять за себя в одиночку против всего мира.
– И вы всерьёз рассчитываете на их возвращение после того, как четыре недели пытались укокошить их всеми возможными способами? Если бы имели такую возможность, то и атомную бомбу сбросили бы?
– Не скрою, это решило бы обсуждаемую проблему. Тем более что девать эти бомбы всё равно некуда, и они лишены настоящих мишеней. Но поставим вопрос просто - вы дадите мне возможность с ними поговорить?
– Дать возможность вам разговаривать с ними - это де-факто признать у нас наличие этих людей. А ведь мы говорили о них с вами только в сослагательном наклонении. Но если вы сможете предложить им что-то более конкретное несколько позже, через два года, через год, я не исключаю, что смогу донести ваши предложения до их внимания. Собственно говоря, вам пора - на подъём на лифте в кабинет премьера у вас уйдёт полторы минуты, на коридор к Залу памяти - двадцать секунд, на караул и приветствия - ещё тридцать.
Шергин поправил галстук и вышел, кивнув гориллоподобным стенографистам, - чего тушуетесь, я с вами!
Ресторан был очень маленький и располагался в цокольном этаже одного из японских административных зданий. Посреди зала стояла небольшая жаровня, рядом располагался чайный набор, из уважения к гостю был поставлен невысокий столик. Пожилой официант, едва переставляющий ноги, подвинул Шергину невысокую скамеечку и удалился за бумажную ширму. Через несколько минут оттуда же появился Оноши - сухощавый, подтянутый и не улыбающийся никогда.
Сопровождающие обоих официальных лиц персоны расположились за столиками по уголкам зала и вели ни к чему не обязывающие беседы ни о чём, которым учат профессиональных дипломатов на ранних этапах карьеры.
– Добрый день, герр Марк, - заговорил Оноши на немецком языке, и Шергин с удовольствием подумал, что, видать, был не очень далёк от истины со своим «яволь». В конце концов, именно у немцев, а не у американцев японцы учились современному производству, немцы «ставили» им современную армию, на каком же языке общаться современному образованному японскому офицеру?
– Добрый день, Оноши-сан, - усмехнулся в ответ Шергин, - я вижу, вы предпочитаете обходиться без услуг переводчика?
– Я бы рад поступить так, но раз наша встреча носит вполне официальный характер, я вынужден пригласить господина Мацуо Ката - он прекрасно владеет русским и в курсе проблемы пересечения границ двухсотмильной экономической зоны судном «Капитан Елистатов» без согласования с объединённой комиссией по коммерческому рыболовству России и Японии.
– Боюсь, вы несколько не в курсе, Оноши-сан. В мои обязанности входит лишь подготовка почвы в переговорах по инциденту с «Капитаном Елистратовым», а не обсуждение деталей этого дела с официальными лицами. А на решение российской стороны в деле «Капитана Елистратова» может повлиять целый комплекс факторов, реализация которых в равной степени зависит от обеих сторон. В частности, мне хотелось бы принести благодарность за спасение вашим эсминцем сил самообороны двоих российских граждан 22 июня этого года - то есть четыре дня назад.
– О, никаких благодарностей, герр Шергин! Это был наш человеческий долг, который мы с удовольствием выполнили. Итак, вы говорите, это может повлиять на дело о «Капитане Елистратове»? Как вам известно, это - злостный браконьер, неоднократно вторгавшийся в нашу экономическую зону без предварительного согласования. Наша страна хотела бы, чтобы в результате совместного разбирательства у нас возник бы обоюдный прецедент, позволяющий бескомпромиссно пресекать подобные нарушения.
– Стало быть, на катере Р-43-17 была только команда из двух человек?
– По крайней мере, так говорится в меморандуме Министерства иностранных дел моей страны, герр Шергин. Капитан с ампутированными ногами и матрос. Оба они проходят курс лечения за счёт нашего правительства в госпитале Хакодате, после чего смогут вернуться в Россию.
– А не можем ли мы с вами пофантазировать - только пофантазировать, упаси Господь, - что по возвращении во время собеседования в Федеральной службе безопасности выяснится, что на борту Р-43-17 было значительно больше людей?
Оноши расхохотался.
– Да что вы говорите? Неужели официальный документ правительства Японии будет значить для вас меньше россказней старого безногого моряка и его матроса? Вы знаете, что в Великобритании люди с пятилетним стажем мореплавания до сих пор не имеют права свидетельствовать в суде? Извините за невежливое обращение, герр Шергин, но, право слово, - оченьсмешно.
– Да я ведь так - фантазирую, - развёл руками Шергин. - Хотя… Фантазии государственных людей - вещь опасная, как мы оба знаем.
– Согласен, - Оноши кивнул. - Я бы даже сказал - обоюдоопасная. Так что вы думаете про этих людей, которые якобы могли находиться на борту терпящего бедствие катера? Смотрите, сколько сослагательных оборотов украсило эту мою фразу!
– Я мог бы предположить, что они покидали свою страну, не имея для этого достаточных оснований, - отчётливо проговорил Шергин.
– Боюсь, если бы они действительно так поступили, у них были на то по-настоящему веские основания.
– Основания в виде некоего документа, который является собственностью российского Правительства?
– Скажем так - мы ведь продолжаем ваши фантазии, не правда ли, герр Шергин, - у этих гипотетических людей мог оказаться на руках некий конверт. Или папка… Папка, сделанная из серебра, которая закрывается абсолютно герметично - я слышал, такие были приняты у многих держав для пересылки особо важных документов. На папке могло быть два адреса. И эти люди могли решить доставить послание адресату…
– У меня остался один вопрос. И одно предложение, прежде чем мы приступим к подготовке почвы под переговорами о «Капитане Елистратове»… Кстати, мы бы хотели увязать этот инцидент со случаем незаконной передачи партии груза камчатского краба с нашего судна «Усть-Илим» на ваш рефрижератор «Койо Мару»…
– Я не думаю, что вам это удастся, герр Шергин. Эпизод с «Капитаном Елистратовым» существует независимо от этого факта так называемой незаконной передачи груза. Но вы, кажется, хотели меня о чём-то спросить?
– Если бы эти люди на самом деле завладели посланием, о котором я сейчас изволю свободно фантазировать? Открыли бы они его, чтобы ознакомиться с его содержимым?
– Вас интересует серебряный конверт, господин Шергин? - прошелестел рядом голос старика, которого Марк Соломонович сначала принял за официанта или администратора. - Я могу успокоить вас прямо сейчас. До этой минуты никто не открывал этого конверта и не знает его точного содержания. Вы можете сами присутствовать при процессе его передачи. Прямо сейчас. Вот здесь. - И он махнул рукой, приглашая своего гостя за бумажный занавес.
Но Шергин не смотрел на ширму. Он глядел в лицо старика.
– Господи! Мотоджиро Акаси!
– Да, именно я. Здравствуйте, Шергин-сан. Вот уж никогда не думал, что доживу до того времени, когда увижу вас лично. Да и не представлял себе вас на наших островах… Ну, разве что кроме как помощником начальника отдела контрразведки Японской социалистической республики Хоккайдо, может быть. Вы же умный человек, никогда не искали первых мест на службе. А я ведь радуюсь, видя вас здесь, рядом со мной. Старые люди - мудрые люди, и они делают глупостей значительно меньше, чем молодые… И то, что ваше правительство не отказалось от услуг всех старых людей, кое о чём свидетельствует… Я - старый человек, и вы уже немолоды, так зачем нам тратить время на всякие фантазии? Премьер-министр находится здесь, в этом здании, и, по праву, я - старейший из ныне живущих сотрудников МИД - должен вручить ему ваш серебряный конверт. Церемония произойдёт в час Свиньи - шестнадцать часов по-вашему. Господин премьер разрешил вам, и только вам, присутствовать на церемонии. Собственно говоря, церемонии как таковой не будет, будет очень скромная встреча, учитывая весьма деликатный характер миссии… Оноши-сан, развлеките, пожалуйста, Шергин-сана - я пока переоденусь согласно уставу. Ведь я - уже пятнадцать лет - скромный деревенский старик, который живёт в бамбуковой хижине на горе Футаками…
Поражённый Шергин опустился на скамеечку.
Оноши был сосредоточенно-суров.
– Мотоджиро Акаси! Сколько же ему сейчас лет?
– Вы знаете, мы все удивляемся. Не меньше ста. Итак, что вы хотели сказать мне о незаконной передаче партии груза камчатского краба с «Усть-Илима» на «Койо Мару»?
– Мне бы хотелось знать, что? вы планируете сделать с нашими гражданами, которые оказались в результате… непредвиденных, так скажем, действий на вашей территории? Вы же понимаете, что они не могут просить у вас политического убежища - у них нет для этого абсолютно никаких оснований, а на одного из них в Российской Федерации заведено дело по обвинению в убийстве.
– По обвинению в убийстве? Вы знаете, герр Шергин, вы, европейцы, относительно недавно, ну, скажем, во времена вашей молодости, считали нас, жителей Азии, лицемерными и кровожадными ублюдками, готовыми на любые мерзости ради достижения отдалённых и не очень понятных целей. Но, вы уж извините, мне кажется - мы настоящие котята по сравнению с вами.
– Наверное, если вы имеете в виду меня, то я более семит, нежели европеец. А давайте-ка - в вашем присутствии - я предложу всей «четвёрке» вернуться в Россию? Под личные гарантии неприкосновенности, а?
– Ха! И вы, в вашем возрасте и с вашим жизненным опытом, считаете, что они вам поверят?
– Поверить-то они могут и не поверить. Но, по крайней мере, двое из них могут задуматься.
– Позвольте угадать…
– Да что там угадывать… Чего по-настоящему сейчас не хватает России - это отчаянных людей, способных постоять за себя в одиночку против всего мира.
– И вы всерьёз рассчитываете на их возвращение после того, как четыре недели пытались укокошить их всеми возможными способами? Если бы имели такую возможность, то и атомную бомбу сбросили бы?
– Не скрою, это решило бы обсуждаемую проблему. Тем более что девать эти бомбы всё равно некуда, и они лишены настоящих мишеней. Но поставим вопрос просто - вы дадите мне возможность с ними поговорить?
– Дать возможность вам разговаривать с ними - это де-факто признать у нас наличие этих людей. А ведь мы говорили о них с вами только в сослагательном наклонении. Но если вы сможете предложить им что-то более конкретное несколько позже, через два года, через год, я не исключаю, что смогу донести ваши предложения до их внимания. Собственно говоря, вам пора - на подъём на лифте в кабинет премьера у вас уйдёт полторы минуты, на коридор к Залу памяти - двадцать секунд, на караул и приветствия - ещё тридцать.
Токио, строение 82, Зал памяти
Двери перед Шергиным распахнули четверо солдат в парадной форме, в шлемах и с винтовками с примкнутыми штыками, сразу же по появлению русского гостя взявшими «на караул». Шергин оказался в небольшом зале, где стены из ослепительно-белой рисовой бумаги были натянуты на каркас в виде клетки из тёмного дерева. У тыльной стенки находилось возвышение, где стояла дымящаяся курильница. Шергин не знал, в честь чего и какие курятся здесь благовония. Всё его внимание было поглощено одной сценой.
Посреди зала, в чёрном строгом костюме стоял человек, которого весь мир знал как премьер-министра Японских островов. К нему нетвёрдой, ковыляющей походкой приближался Акаси, держа на весу тяжёлый металлический прямоугольник серого цвета. Не дойдя трёх шагов до премьер-министра, Акаси остановился. Сбоку выступил важный пожилой церемониймейстер в расшитом мундире революции Мэйдзи и выкрикнул:
– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Хидэки Тодзе!
И Шергин понял, что за дым наполняет комнату, поднимаясь с алтаря.
Этот дым становился призраками давно ушедших героев: Иосифа Сталина, растерянного неожиданным натиском немцев, рвущихся захватить город на Волге, названный его именем; Адольфа Гитлера, уверенного, что через четыре недели - максимум месяц он поставит на колени неуступчивого восточного колосса; Хидэки Тодзе - человека, взявшего ответственность за самоубийство нации, которая бросила вызов крупнейшей индустриальной империи мира; министра Риббентропа, заключившего пакт о ненападении между Россией и Германией; Хироши Ошимы, посла Японии в Германии, которому первому пришла в голову мысль о прекращении русско-немецкой бойни; Натаоке Сато - посла Империи в Москве, убедившего русских начать переговоры; Мориты Моришимы - главы всей разведывательной службы в Западной Европе, представившего неопровержимые доказательства того, что во взаимной войне Россия и Германия погубят друг друга, открывая дорогу союзу англо-саксонских государств… и был в этой комнате ещё один человек, Канджи Ишивара, невысокий сутулый мужчина в помятой форме и очках, принявший тогда, на военном аэродроме под Москвой, дюралевый чемоданчик с наручником от самого наркома Молотова.
Один за другим они становились рядом - Тодзе, Ошима и Моришима - возле Акаси, Сталин, Молотов, Литвинов - подле Шергина, и в глубине зала отдельно выстроились кровные враги - на деле - двойники последних - Риббентроп, Борман и сам Адольф Гитлер.
Выждав полминуты, важный старик повторил:
– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Масаюки Тами!
После небольшого перерыва он повторил снова, пригласив теперь получить письмо канцлера Сигэмицу.
Церемониймейстер продолжал и продолжал вызывать, оглашая фамилии давно ушедших с этого поста людей, пока не дошёл до имени нынешнего премьера. Невысокий седой человек в тонких очках, стоящий посреди зала, откликнулся:
– Я получу это письмо.
– Разрешите вручить его вам, господин Кога, с изъявлением величайшего почтения, - произнёс старинную формулу Акаси, и дрожащей старческой рукой открыл по очереди все три массивных шарнирных запора на папке.
Затем настежь распахнул её.
Полминуты все, стоящие рядом, в том числе и Шергин, могли лицезреть лист веленевой бумаги, украшенный сверху гербом Советского Союза.
Шергин был потрясён. Люди, составленные из дыма, столпившиеся вокруг, начали чернеть, проступать из тумана, как будто кто-то понемногу сдувал пыль со старой фотографии! Под усами блеснули белые зубы Джугашвили, проступил обод от очков Тодзе, и усики Гитлера шевельнулись, обретая силу и плоть!
В воздухе повисли непроизнесённые, но всеми услышанные слова:
– Прошлое было ошибкой. Вместе мы можем повернуть ход истории…
Неожиданно край бумаги начал заворачиваться, почернел, от него к потолку потянулась струйка дыма, и вдруг весь документ свернулся и вспыхнул ярким химическим пламенем. Дым, исходящий от документа, смешался с дымом от алтаря и растворился в воздухе Зала памяти. Белая зола ссыпалась с серебряной папки на пол.
Посреди зала, в чёрном строгом костюме стоял человек, которого весь мир знал как премьер-министра Японских островов. К нему нетвёрдой, ковыляющей походкой приближался Акаси, держа на весу тяжёлый металлический прямоугольник серого цвета. Не дойдя трёх шагов до премьер-министра, Акаси остановился. Сбоку выступил важный пожилой церемониймейстер в расшитом мундире революции Мэйдзи и выкрикнул:
– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Хидэки Тодзе!
И Шергин понял, что за дым наполняет комнату, поднимаясь с алтаря.
Этот дым становился призраками давно ушедших героев: Иосифа Сталина, растерянного неожиданным натиском немцев, рвущихся захватить город на Волге, названный его именем; Адольфа Гитлера, уверенного, что через четыре недели - максимум месяц он поставит на колени неуступчивого восточного колосса; Хидэки Тодзе - человека, взявшего ответственность за самоубийство нации, которая бросила вызов крупнейшей индустриальной империи мира; министра Риббентропа, заключившего пакт о ненападении между Россией и Германией; Хироши Ошимы, посла Японии в Германии, которому первому пришла в голову мысль о прекращении русско-немецкой бойни; Натаоке Сато - посла Империи в Москве, убедившего русских начать переговоры; Мориты Моришимы - главы всей разведывательной службы в Западной Европе, представившего неопровержимые доказательства того, что во взаимной войне Россия и Германия погубят друг друга, открывая дорогу союзу англо-саксонских государств… и был в этой комнате ещё один человек, Канджи Ишивара, невысокий сутулый мужчина в помятой форме и очках, принявший тогда, на военном аэродроме под Москвой, дюралевый чемоданчик с наручником от самого наркома Молотова.
Один за другим они становились рядом - Тодзе, Ошима и Моришима - возле Акаси, Сталин, Молотов, Литвинов - подле Шергина, и в глубине зала отдельно выстроились кровные враги - на деле - двойники последних - Риббентроп, Борман и сам Адольф Гитлер.
Выждав полминуты, важный старик повторил:
– Личное послание от Главнокомандующего Иосифа Сталина премьер-министру Его Императорского Величества Масаюки Тами!
После небольшого перерыва он повторил снова, пригласив теперь получить письмо канцлера Сигэмицу.
Церемониймейстер продолжал и продолжал вызывать, оглашая фамилии давно ушедших с этого поста людей, пока не дошёл до имени нынешнего премьера. Невысокий седой человек в тонких очках, стоящий посреди зала, откликнулся:
– Я получу это письмо.
– Разрешите вручить его вам, господин Кога, с изъявлением величайшего почтения, - произнёс старинную формулу Акаси, и дрожащей старческой рукой открыл по очереди все три массивных шарнирных запора на папке.
Затем настежь распахнул её.
Полминуты все, стоящие рядом, в том числе и Шергин, могли лицезреть лист веленевой бумаги, украшенный сверху гербом Советского Союза.
Канцлеру Германии, фюреру немецкого народа Адольфу Гитлеру от Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР И. В. Сталина.
Несмотря на военные действия, ведущиеся между нашими странами, я продолжаю считать, что на сегодняшний день между Германией и Советским Союзом отсутствуют непреодолимые противоречия, которые требуют вооружённого противостояния для их преодоления. Если Великий Фюрер сочтёт возможным заключение мира между нашими странами на приемлемых для Германского государства условиях, перечисленных ниже, то дипломатические представители обеих стран могли бы в кратчайший срок определить сроки прекращения огня и форму заключения перемирия. 20 июня 1942 г.Иосиф Сталин
Шергин был потрясён. Люди, составленные из дыма, столпившиеся вокруг, начали чернеть, проступать из тумана, как будто кто-то понемногу сдувал пыль со старой фотографии! Под усами блеснули белые зубы Джугашвили, проступил обод от очков Тодзе, и усики Гитлера шевельнулись, обретая силу и плоть!
В воздухе повисли непроизнесённые, но всеми услышанные слова:
– Прошлое было ошибкой. Вместе мы можем повернуть ход истории…
Неожиданно край бумаги начал заворачиваться, почернел, от него к потолку потянулась струйка дыма, и вдруг весь документ свернулся и вспыхнул ярким химическим пламенем. Дым, исходящий от документа, смешался с дымом от алтаря и растворился в воздухе Зала памяти. Белая зола ссыпалась с серебряной папки на пол.