Страница:
– На что взгляд?
– Не на что, а какой. Видишь, жизнь у меня бывала довольно… своеобразная, что ли. И как-то пришлось мне наблюдать в ассортименте довольно много убийц.
– Зону охранял, что ли? - ляпнул я.
– Нет. И не сидел в ней - на случай, если ты дальше продолжать думать будешь. Если тебе Ух рассказывал - я был спортсменом, пистолетчиком, в сборную России входил. Вместе с Ухом, кстати, - там мы и познакомились. Это уж потом здесь судьба свела. Так вот - как неплохому, в общем, спортсмену, мне приходилось тренировать всяких… ну, сотрудников охранных агентств, да и силовиков тоже. За деньги, естественно. И такие глаза я видал обычно у убийц. Нет, не тех, которые на расстоянии, из пулемёта кого-то валили. Или ракетами кишлаки равняли. Нет, такое убийство с людьми ничего не делает. Внешне, по крайней мере.
– А какое делает?
– Такое, когда связанному горло перерезают, в его глаза глядя. Или когда привязывают человека к печке, разжигают в ней огонь и садятся рядом в карты играть, слушая, как он криком исходит. Совершенно штатный метод допроса, хочу я тебе сказать. Не того, кого на печке сжигают, а тех, кто смотрит за этим.
– И… И много ты таких повидал?
– Ну как тебе сказать. Много таких видеть и не надо. Но достаточно. И, должен я тебе сказать, мил-голубь, эти два механика кажутся мне точь-в-точь из этой самой обоймы. То ли они бандитничали когда-то, и причём вместе - такая спайка тоже на интуиции чувствуется. То ли спецназничали. Хрен редьки не слаще, в общем. Так что благодари Бога, что в тайге окажешься с ними не ты.
– А ты как?
– А никак, - хмыкнул Зим, отпирая стоящий в углу комнаты сейф. - У меня опыт… Я же уже сказал…
Опыт… То, что достал Зим из сейфа, приковало мой взгляд, как оно и положено мужчине. Это был короткий, крепкий, угловатых очертаний карабин - с изрядно поношенным воронением, но ухоженный и протёртый маслом.
– Это «Вепрь-Супер» - как я думаю, лучшее дитя нашей непутёвой конверсии. - Зим провёл рукой по прикладу, будто гладил ребёнка. - Ручной пулемёт Калашникова, переделанный для гражданских нужд под триста восьмой патрон - официальный патрон НАТО. Но тебе же это, наверное, сотрясание воздуха?
– Да нет, почему сотрясание. Я не охотник, но оружие тоже люблю. Даже на интернет-форум хожу, guns.ru называется. Но тебе, наверное, интернет-форум, как мне - охота?
– Почему? - поднял брови Зим, в своей обычной манере не улыбаясь глазами. - Интернет - полезная вещь, не спорю. И guns.ru знаю, толковый форум. И ребята в нём толковые. Ты там под ником-то каким?
– Intruder. Но я в самообороне в основном и в «Пневматике».
– А я - в «Нарезном» и «Охоте». И ник у меня простой - Орхоян. Я туда через спутниковый телефон выхожу. Не часто, а так, иногда…
Честно говоря, Зим ставил меня в тупик всё больше и больше.
Серж Астахов
Министерство иностранных дел, строение 14, Япония
Виктор
– Не на что, а какой. Видишь, жизнь у меня бывала довольно… своеобразная, что ли. И как-то пришлось мне наблюдать в ассортименте довольно много убийц.
– Зону охранял, что ли? - ляпнул я.
– Нет. И не сидел в ней - на случай, если ты дальше продолжать думать будешь. Если тебе Ух рассказывал - я был спортсменом, пистолетчиком, в сборную России входил. Вместе с Ухом, кстати, - там мы и познакомились. Это уж потом здесь судьба свела. Так вот - как неплохому, в общем, спортсмену, мне приходилось тренировать всяких… ну, сотрудников охранных агентств, да и силовиков тоже. За деньги, естественно. И такие глаза я видал обычно у убийц. Нет, не тех, которые на расстоянии, из пулемёта кого-то валили. Или ракетами кишлаки равняли. Нет, такое убийство с людьми ничего не делает. Внешне, по крайней мере.
– А какое делает?
– Такое, когда связанному горло перерезают, в его глаза глядя. Или когда привязывают человека к печке, разжигают в ней огонь и садятся рядом в карты играть, слушая, как он криком исходит. Совершенно штатный метод допроса, хочу я тебе сказать. Не того, кого на печке сжигают, а тех, кто смотрит за этим.
– И… И много ты таких повидал?
– Ну как тебе сказать. Много таких видеть и не надо. Но достаточно. И, должен я тебе сказать, мил-голубь, эти два механика кажутся мне точь-в-точь из этой самой обоймы. То ли они бандитничали когда-то, и причём вместе - такая спайка тоже на интуиции чувствуется. То ли спецназничали. Хрен редьки не слаще, в общем. Так что благодари Бога, что в тайге окажешься с ними не ты.
– А ты как?
– А никак, - хмыкнул Зим, отпирая стоящий в углу комнаты сейф. - У меня опыт… Я же уже сказал…
Опыт… То, что достал Зим из сейфа, приковало мой взгляд, как оно и положено мужчине. Это был короткий, крепкий, угловатых очертаний карабин - с изрядно поношенным воронением, но ухоженный и протёртый маслом.
– Это «Вепрь-Супер» - как я думаю, лучшее дитя нашей непутёвой конверсии. - Зим провёл рукой по прикладу, будто гладил ребёнка. - Ручной пулемёт Калашникова, переделанный для гражданских нужд под триста восьмой патрон - официальный патрон НАТО. Но тебе же это, наверное, сотрясание воздуха?
– Да нет, почему сотрясание. Я не охотник, но оружие тоже люблю. Даже на интернет-форум хожу, guns.ru называется. Но тебе, наверное, интернет-форум, как мне - охота?
– Почему? - поднял брови Зим, в своей обычной манере не улыбаясь глазами. - Интернет - полезная вещь, не спорю. И guns.ru знаю, толковый форум. И ребята в нём толковые. Ты там под ником-то каким?
– Intruder. Но я в самообороне в основном и в «Пневматике».
– А я - в «Нарезном» и «Охоте». И ник у меня простой - Орхоян. Я туда через спутниковый телефон выхожу. Не часто, а так, иногда…
Честно говоря, Зим ставил меня в тупик всё больше и больше.
Серж Астахов
Управлять салоном оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал. С этим удивительным фактом я столкнулся только через два дня после Витькиного отъезда. До этого времени я считал Виктора кем-то вроде надзирателя за нашими менеджерами-приказчиками, который вовремя подписывает в моё отсутствие документы и общается с разными гоблинами из государственных структур. Настоящая же деятельность по бизнесу была, конечно же, на мне - я проводил маркетинговые исследования, находил поставщиков и партнёров, вёл с ними переговоры, забалтывал им мозги и договаривался о поставках. В Витькины же обязанности входило лишь следить за тем, чтобы доставленный мной товар исправно расходился, а персонал не разбежался с рабочих мест, как тараканы, с системными блоками и ноутбуками под мышками. Сам я никогда не управлял рабочим процессом и не представлял себе, в какой омут мне предстоит окунуться.
Каждый день приносил новые и очень разнообразные радости. То грозили отключить канализацию, то требовали перерасчёта за электричество, Учёный совет института на основании чрезвычайно невнятно составленного договора аренды канючил дополнительное оборудование для лаборатории беспроводных сетей, одно охранное агентство требовало перезаключения договора на имя другого… И одновременно мне надлежало надзирать за персоналом, вникать в проблемы реализации и даже становиться третейским судьёй между сотрудниками.
Разбирая какую-то запутанную и малоосмысленную бузу между менеджерами по продажам и рекламщиками, я прикинул, что, с Витиной точки зрения, всегда казался мотыльком, невесомо порхающим по всяким приятным делам по всей Москве с нередкими выездами на Тайвань и в Европу, и совершенно не касающегося грубой и неблагодарной работы по розничной реализации продукции.
Сегодня утро началось с прихода настоятеля местного прихода РПЦ, который с порога огорошил меня графиком освящений магазинов и административных зданий в приходе. Батюшке требовалось назвать сроки освящения нашего салона, о котором он, по его словам, оказывается, договорился с Виктором. Виктор отсутствовал уже пару дней и, судя по всему, уже находился вне зоны устойчивой связи, так что проверить слова отца Валерия никак не представлялось возможным.
Да и проверять их, по большому счёту, не требовалось. К служителям разных культов мы с Витькой относились примерно одинаково, и я взял на себя смелость предположить, что поп действительно бывал здесь, говорил с Виктором, получил лёгкий отлуп и сейчас явился с вторичным предложением. Но увидев в Витькином кресле другого человека, скорее всего не знакомого с прежней историей переговоров, хитрый поп решился на небольшую манипуляцию истиной. В мягкой форме я высказал батюшке свою версию событий, отчего тот покрылся пятнами, неприкрыто пригрозил нам, что «Господь не попускает колеблющимся», и ретировался. Я же остался в офисе с неприятным чувством, которое говорило мне, что от батюшки стоит ждать не меньших неприятностей, чем от экологического надзора и санэпидстанции, вместе взятых.
Поэтому, когда зазвонил телефон, я даже помедлил снимать трубку, ожидая, что, скажем, глава охранного агентства, которое надзирало за нашим офисом, в ультимативном ключе предложит нам провести освящение, без которого ни один секьюрити не поручится за сохранность нашего склада и товара.
Но это был Ух. Он настаивал на встрече этим вечером. Для свидания, по словам Уха, у него имелось много оснований: от общего бизнеса (по факту - уже три недели поиски самолёта шли на средства ухонинских заокеанских партнёров), до некоторых сведений, которые ему хотелось бы обсудить.
Мы договорились встретиться в кафе «Али-Баба» на Садовой, где варили настоящий арабский кофе.
Игорь скользнул в кресло. Не сел, не плюхнулся, а именно скользнул, как это делают много тренировавшиеся люди, и устроился он в нём так, чтобы оказаться на ногах в любой момент без видимых усилий. «Он же футболист-любитель, - подумал я, - но очень хороший футболист и очень хороший любитель. Наверное, ни грамма жира, юберменш, по сравнению с нами, компьютерными червями».
– Вот ведь какая фигня получается, - сказал он и залпом выпил чашечку кофе, сваренного по-арабски, - ещё кофе, пожалуйста. Уж извини, очень пить хочется. И газировки, пожалуйста, - сказал он подошедшей к столику официантке. Она восторженно на него поглядела, и я подумал - как же он, наверное, был хорош в своей лётной форме. Когда-то у Берберовой я прочитал об английском шпионе Рейли: «У женщин неудач он просто не знал». Мой собеседник был из таких же.
– Так что за фигня? - я сразу почувствовал какую-то неприятность.
– Да вот, понимаешь, мне казалось, что о военных самолётах я знаю практически всё. Ну, может, не всё, но очень многое. Я только продал их одиннадцать штук в разные аэроклубы по всему миру. Ездил в Милуоки, знакомился с документацией, когда мы «Кобру» восстанавливали. Сроки выпуска, количество машин в сериях, данные о потерях. Так вот что любопытно - я нигде не нашёл сведений о разведывательном варианте «Invader FA-26 C Strato Scout», отправленном в Россию. Ни в каких американских документах. В наших - ладно, в наших они могли пройти как просто учебные, не стали разбираться, двух- или трёхместные. Но у штатников-то должна была сохраниться документация или хоть какие-то на неё намёки. Новый самолёт построить, в смысле, новую модификацию - это тебе не ишака, в смысле, «Мерседес» купить. Это же изменение корпуса, смещение плоскостей, изменение геометрии. Я сам лётчик, я знаю, что это такое. После выпуска каждого аэроплана на заводе остаётся такое же по весу количество бумаги.
– Ну и…
– Ну и нет ничего. Американский клуб Historical Aviation официально ответил мне, что, по его сведениям, такие аэропланы никогда не выпускались.
– Бред какой-то… Прикинь…
– Ну, погоди кукситься. Не такой уж бред. В принципе, во время войны был жуткий бардак на всех сторонах, авиакрылья пропадали на бумаге. Но в этой твоей истории больше непоняток, чем ты думаешь. Другие непонятки связаны с нашим перегонным корпусом.
Я приготовился слушать очередной экскурс в историю. Не сказать чтобы это было совсем скучно, но я предпочёл бы изложение покороче. Чисто-конкретно.
– Страна же у нас бумажная, сколько приняли, сколько вылетело, сколько доставлено в часть приёмки - всё фиксируется на бумаге. Это только кажется, что на Севере всё что хочешь может сгинуть без следа. В войну на Севере была развёрнута огромная система по приёмке самолётов из Штатов. И она работала, ещё как работала. Если оценить потери, которые понесли наши лётчики, то они были ниже минимальных, меньше восьми процентов от общего числа машин. И это - надо понять, летели фронтовые истребители, то есть совершенно не приспособленные для Арктики машины. Но практически все точки падений этих машин на перегоне известны. Поясняю. Летит звено, входит в облачность. Вошло пять самолётов, вышло четыре. Сразу же на карте штурман отмечает район, где пропала машина. Как только погода устанавливается, туда летит или аэроплан на лыжах, или упряжками всё прочёсывают. Задачи две: спасти экипаж - это же лучшие лётчики страны, в каждого из них вложены тысячи часов тренировок, это - золотой фонд авиации. Вторая задача уже второстепенная - это самолёт. Если реально - поднять в воздух, если нет - отвинтить всё что можно. Так что бо?льшая часть точек падения нанесена на наши карты.
– А та, что не нанесена?
Игорь грустно посмотрел на меня.
– Какая разница? Всё равно район, где лежит ваш самолёт, в четырёхстах километрах от общего маршрута перегона.
– Ну и что? Сам же говоришь - облачность… Он заблудился…
– Не сходится. Заблудиться на такое расстояние ему не позволило бы горючее.
– Итак, мы имеем: самолёт, который никогда не производился и который лежит в месте, где его не должно быть. Бред.
– Бред. Но бред, за который платят деньги. Уже платят, что характерно. Хотя я бы на их месте этого делать не стал. С сознанием этого бреда я тебя и оставляю.
Игорь допил свою минералку и ушёл в ночь.
«Самолёт, который никогда не производился и который лежит в месте, где его не должно быть».
Ух снова достиг совершенства - поставил нужные вопросы в нужном порядке.
Я вышел из кафе и двинулся к офису. Мне очень хотелось снова взглянуть на этот сайт. «Цена полностью восстановленного экземпляра - $8 000 000».
Я вспомнил, что сегодня с утра на сайт не заходил.
Щёлкнул в интернете по ссылкам, выданным поисковиком, - ответ ошарашил меня: «Ошибка. Данная страница устарела или удалена».
«Кто угодно может написать на компьютере что угодно и пустить в эту хренову Cеть».
И я вдруг подумал, что странная история с самолётом, которого никогда не было, и гибель Киры связаны между собой…
Каждый день приносил новые и очень разнообразные радости. То грозили отключить канализацию, то требовали перерасчёта за электричество, Учёный совет института на основании чрезвычайно невнятно составленного договора аренды канючил дополнительное оборудование для лаборатории беспроводных сетей, одно охранное агентство требовало перезаключения договора на имя другого… И одновременно мне надлежало надзирать за персоналом, вникать в проблемы реализации и даже становиться третейским судьёй между сотрудниками.
Разбирая какую-то запутанную и малоосмысленную бузу между менеджерами по продажам и рекламщиками, я прикинул, что, с Витиной точки зрения, всегда казался мотыльком, невесомо порхающим по всяким приятным делам по всей Москве с нередкими выездами на Тайвань и в Европу, и совершенно не касающегося грубой и неблагодарной работы по розничной реализации продукции.
Сегодня утро началось с прихода настоятеля местного прихода РПЦ, который с порога огорошил меня графиком освящений магазинов и административных зданий в приходе. Батюшке требовалось назвать сроки освящения нашего салона, о котором он, по его словам, оказывается, договорился с Виктором. Виктор отсутствовал уже пару дней и, судя по всему, уже находился вне зоны устойчивой связи, так что проверить слова отца Валерия никак не представлялось возможным.
Да и проверять их, по большому счёту, не требовалось. К служителям разных культов мы с Витькой относились примерно одинаково, и я взял на себя смелость предположить, что поп действительно бывал здесь, говорил с Виктором, получил лёгкий отлуп и сейчас явился с вторичным предложением. Но увидев в Витькином кресле другого человека, скорее всего не знакомого с прежней историей переговоров, хитрый поп решился на небольшую манипуляцию истиной. В мягкой форме я высказал батюшке свою версию событий, отчего тот покрылся пятнами, неприкрыто пригрозил нам, что «Господь не попускает колеблющимся», и ретировался. Я же остался в офисе с неприятным чувством, которое говорило мне, что от батюшки стоит ждать не меньших неприятностей, чем от экологического надзора и санэпидстанции, вместе взятых.
Поэтому, когда зазвонил телефон, я даже помедлил снимать трубку, ожидая, что, скажем, глава охранного агентства, которое надзирало за нашим офисом, в ультимативном ключе предложит нам провести освящение, без которого ни один секьюрити не поручится за сохранность нашего склада и товара.
Но это был Ух. Он настаивал на встрече этим вечером. Для свидания, по словам Уха, у него имелось много оснований: от общего бизнеса (по факту - уже три недели поиски самолёта шли на средства ухонинских заокеанских партнёров), до некоторых сведений, которые ему хотелось бы обсудить.
Мы договорились встретиться в кафе «Али-Баба» на Садовой, где варили настоящий арабский кофе.
Игорь скользнул в кресло. Не сел, не плюхнулся, а именно скользнул, как это делают много тренировавшиеся люди, и устроился он в нём так, чтобы оказаться на ногах в любой момент без видимых усилий. «Он же футболист-любитель, - подумал я, - но очень хороший футболист и очень хороший любитель. Наверное, ни грамма жира, юберменш, по сравнению с нами, компьютерными червями».
– Вот ведь какая фигня получается, - сказал он и залпом выпил чашечку кофе, сваренного по-арабски, - ещё кофе, пожалуйста. Уж извини, очень пить хочется. И газировки, пожалуйста, - сказал он подошедшей к столику официантке. Она восторженно на него поглядела, и я подумал - как же он, наверное, был хорош в своей лётной форме. Когда-то у Берберовой я прочитал об английском шпионе Рейли: «У женщин неудач он просто не знал». Мой собеседник был из таких же.
– Так что за фигня? - я сразу почувствовал какую-то неприятность.
– Да вот, понимаешь, мне казалось, что о военных самолётах я знаю практически всё. Ну, может, не всё, но очень многое. Я только продал их одиннадцать штук в разные аэроклубы по всему миру. Ездил в Милуоки, знакомился с документацией, когда мы «Кобру» восстанавливали. Сроки выпуска, количество машин в сериях, данные о потерях. Так вот что любопытно - я нигде не нашёл сведений о разведывательном варианте «Invader FA-26 C Strato Scout», отправленном в Россию. Ни в каких американских документах. В наших - ладно, в наших они могли пройти как просто учебные, не стали разбираться, двух- или трёхместные. Но у штатников-то должна была сохраниться документация или хоть какие-то на неё намёки. Новый самолёт построить, в смысле, новую модификацию - это тебе не ишака, в смысле, «Мерседес» купить. Это же изменение корпуса, смещение плоскостей, изменение геометрии. Я сам лётчик, я знаю, что это такое. После выпуска каждого аэроплана на заводе остаётся такое же по весу количество бумаги.
– Ну и…
– Ну и нет ничего. Американский клуб Historical Aviation официально ответил мне, что, по его сведениям, такие аэропланы никогда не выпускались.
– Бред какой-то… Прикинь…
– Ну, погоди кукситься. Не такой уж бред. В принципе, во время войны был жуткий бардак на всех сторонах, авиакрылья пропадали на бумаге. Но в этой твоей истории больше непоняток, чем ты думаешь. Другие непонятки связаны с нашим перегонным корпусом.
Я приготовился слушать очередной экскурс в историю. Не сказать чтобы это было совсем скучно, но я предпочёл бы изложение покороче. Чисто-конкретно.
– Страна же у нас бумажная, сколько приняли, сколько вылетело, сколько доставлено в часть приёмки - всё фиксируется на бумаге. Это только кажется, что на Севере всё что хочешь может сгинуть без следа. В войну на Севере была развёрнута огромная система по приёмке самолётов из Штатов. И она работала, ещё как работала. Если оценить потери, которые понесли наши лётчики, то они были ниже минимальных, меньше восьми процентов от общего числа машин. И это - надо понять, летели фронтовые истребители, то есть совершенно не приспособленные для Арктики машины. Но практически все точки падений этих машин на перегоне известны. Поясняю. Летит звено, входит в облачность. Вошло пять самолётов, вышло четыре. Сразу же на карте штурман отмечает район, где пропала машина. Как только погода устанавливается, туда летит или аэроплан на лыжах, или упряжками всё прочёсывают. Задачи две: спасти экипаж - это же лучшие лётчики страны, в каждого из них вложены тысячи часов тренировок, это - золотой фонд авиации. Вторая задача уже второстепенная - это самолёт. Если реально - поднять в воздух, если нет - отвинтить всё что можно. Так что бо?льшая часть точек падения нанесена на наши карты.
– А та, что не нанесена?
Игорь грустно посмотрел на меня.
– Какая разница? Всё равно район, где лежит ваш самолёт, в четырёхстах километрах от общего маршрута перегона.
– Ну и что? Сам же говоришь - облачность… Он заблудился…
– Не сходится. Заблудиться на такое расстояние ему не позволило бы горючее.
– Итак, мы имеем: самолёт, который никогда не производился и который лежит в месте, где его не должно быть. Бред.
– Бред. Но бред, за который платят деньги. Уже платят, что характерно. Хотя я бы на их месте этого делать не стал. С сознанием этого бреда я тебя и оставляю.
Игорь допил свою минералку и ушёл в ночь.
«Самолёт, который никогда не производился и который лежит в месте, где его не должно быть».
Ух снова достиг совершенства - поставил нужные вопросы в нужном порядке.
Я вышел из кафе и двинулся к офису. Мне очень хотелось снова взглянуть на этот сайт. «Цена полностью восстановленного экземпляра - $8 000 000».
Я вспомнил, что сегодня с утра на сайт не заходил.
Щёлкнул в интернете по ссылкам, выданным поисковиком, - ответ ошарашил меня: «Ошибка. Данная страница устарела или удалена».
«Кто угодно может написать на компьютере что угодно и пустить в эту хренову Cеть».
И я вдруг подумал, что странная история с самолётом, которого никогда не было, и гибель Киры связаны между собой…
Министерство иностранных дел, строение 14, Япония
Кобаяма выглядел весьма польщённым. Приглашение в правительственное учреждение само по себе было отдельной наградой, которую в европейских странах приравняли бы к медали. В отличие от так называемых демократических государств Европы, в Японии реальная власть принадлежала среднему слою бюрократии. И если значительный представитель этого слоя заметит его, Кобаямы, существование, то он уже не забудет о нём. Конечно, его несколько смущало, что всеобщее внимание вызвала не его серьёзная работа по расшифровке направления конструирования ракетных двигателей потенциальным противником его страны, а то, о чём он сам отзывался как о незначительном курьёзе. Но истинный самурай должен довольствоваться тем, что имеет, а награда ему придёт за послушание и выполнение долга. К тому же сам Кобаяма видел в рассказанной им истории огромное количество нестыковок, так что уж какой-какой, а обычной её нельзя было назвать ни при каких обстоятельствах.
Доклад об исследовании программного ядра сайта Aircombat Internationalлежал у него в портфеле. Собственно, ничего нового этот доклад не содержал - специалисты JAXA продолжали утверждать, что проникнуть в структуру сайта практически невозможно.
– Что говорит о том, - закончил сообщение Кобаяма, - что мы имеем дело не с человеком, действующим самостоятельно. Дело в том, что если бы какой-нибудь независимый и продвинутый специалист в компьютерной технике пожелал бы обеспечить безопасность своих материалов, у него в руках были бы гораздо более разнообразные и не менее эффективные возможности. Возможности криптоязыка, на котором создавался сайт, как раз таковы, что им может воспользоваться любой дилетант, и результат его работы будет практически неуязвим для внешнего воздействия.
– Наш специалист побывал в штаб-квартире Aircombat International Societyв Аризоне, - продолжил Такаси. - Он пришёл к выводу, что имеет дело с наспех изготовленной, но довольно успешной имитацией. Офис был создан, по сведениям очевидцев, агента по аренде недвижимости, ремонтной компании и компании по уборке мусора, месяц назад. Для постоянной работы в офис Aircombat Internationalбыли приглашены три энтузиаста, из числа тех маргинальных элементов, которые обычно крутятся вокруг всех общественных организаций и бывают всем недовольны. Скорее всего, их и не планировали для долгого использования. Архива организация не имеет. Её менеджером является некто Макс, человек, говорящий с едва заметным акцентом. Акцент установили специалисты JETRO, анализируя запись, сделанную нашим специалистом. Имитация предназначена для введения в заблуждение непрофессионалов - наш специалист Хиро Морити предположил её искусственность в первые минуты внешнего осмотра.
– Итак, - подытожил Коичи Кидо, - на основании всех этих фактов мы можем с высокой степенью вероятности утверждать две вещи. Кто-то очень хочет, чтобы самолёт «Тачикава Ки-77» считали никогда не существовавшим американским разведчиком «FA-26 C Strato Scout». И этот «кто-то» очень не хочет, чтобы его идентифицировали.
Заместитель министра иностранных дел Широ Фудзита удовлетворённо кивнул.
– Итак, мы имеем японский самолёт, который выдают за американский, и спецслужбу, которая хочет выглядеть как янки. При этом не стеснена в средствах и свободно действует на территории США. Превосходный доклад, Кобаяма-сан. Вы свободны.
– У вас замечательные сотрудники, Кидо-сан, - повернулся он к представителю JAXA, когда дверь за Кобаямой закрылась. - И с моей стороны было бы элементарной вежливостью кое-что вам объяснить. На первый взгляд вам может показаться, что дело о пропавшем самолёте армейской авиации, пусть даже эта пропажа и произошла шестьдесят лет назад, должно находиться в ведении командования сил самообороны. Но это не совсем так. Что вы знаете о самолёте «Тачикава Ки-77»?
Коичи Кидо вечером того же дня, когда первый раз услышал доклад Кобаямы, просмотрел всю доступную информацию об этом, безусловно, самом интересном самолёте за всю историю японского авиастроения.
– «Тачикава Ки-77» был плодом соперничества двух ведущих японских газет - «Асахи» и «Майнити Симбун». В январе 1940 года руководство «Асахи Симбун» обратилось в Институт авиации при Токийском университете с просьбой спроектировать самолёт для перелёта по маршруту Токио - Нью-Йорк. Проект получил одобрение армейского командования, и работы по его созданию начались. Летом 1942 года самолёт был готов, но его опытный образец поступил в распоряжение императора для обеспечения связи между Императорским дворцом и Берлином. Этот самолёт отправился в путь и был сбит, предположительно, над Индийским океаном британскими истребителями. В 1943 году нам удалось достроить другой самолёт этой же конструкции, и он совершил рекордный для того времени беспосадочный перелёт по круговому маршруту в Китае - протяжённостью 16 тысяч 435 километров. Этот рекорд не был зафиксирован по причине военного времени. А после окончания войны самолёт забрали американцы, и он, естественно, пропал.
– Вы абсолютно правы, Кидо-сан. Японии во время войны удалось построить сверхдальний самолёт, приспособленный для полётов в стратосфере. Это был невероятный подвиг технического гения Ямато, и неудивительно, что в JAXA его помнят. Но дело в том, что первый самолёт, о котором вы сказали, что он был сбит над Индийским океаном, был передан в распоряжение Министерства иностранных дел. И он на самом деле совершил перелёт в июле 1942 года. Только этот перелёт был не в Берлин.
– Министром иностранных дел в тот период был Хидэки Тодзе. Американцы после окончания войны заставили нас изобразить его чудовищем, преступником. На самом деле Тодзе начал войну в отчаянной обстановке - из-за эмбарго, наложенного американцами, запасов нефти на Японских островах хватало лишь на три месяца мирного времени - или на один месяц победоносной войны. Мы выбрали войну. Но существовал ещё один фактор в ближайшем окружении Ямато. Это был Советский Союз, который хоть и находился в состоянии войны с Германией, нашим союзником, но по отношению к нам поддерживал нейтралитет. Более того, мы торговали с русскими и получали от них стратегические материалы, такие как никель, уголь, а ближе к 1945 году - алюминий и сталь. Таким образом, в кольце фронтов Советский Союз был единственным государством, с которым у нас были возможны какие-то отношения помимо военных. Конечно, Германия могла одолеть Советы, но уже в феврале 1942 года и посол в Берлине, и посол в Москве пришли к выводу, что если русских и возможно победить в Европе, то это случится не в этой войне. Поэтому «Ки-77» и стал средством связи между Москвой и Токио. Именно на этом маршруте он пропал летом 1942 года.
– Но в 1945 году случилось то, что случилось. Мы оказались побеждены. Наши архивы - то, что мы не смогли уничтожить, - достались американцам. Многие чиновники, в том числе чиновники МИД, совершили сеппуку. Сегодня мы ищем документы и людей, которые могут что-нибудь знать о последнем рейсе «Ки-77». Но надежда на это очень невелика.
– А что хотят получить наши неизвестные? Хотят ли они на самом деле восстановить самый дальний и самый малоизвестный японский самолёт? Или их интересует что-то ещё, связанное с его перелётом?
– Кидо-сан, я рассказал вам почти всё что мог. Возвращайтесь к себе и следите за ходом поиска этого самолёта - так тщательно, как только это будет возможно для вас на территории современной России. Я прошу докладывать мне о результатах вашей работы ежедневно. - И Фудзита протянул Кидо рулон рисовой бумаги, намотанной на изящную деревянную шпульку.
Одним резким движением он развернул её, и Кидо Коичи, чиновник седьмого ранга государственной службы, член Либерально-демократической партии, член клубов «Сэдзё», «Мацуя» и «Якома», заядлый игрок в гольф и сотрудник одного из самых передовых научно-технических агентств планеты, с огромным трудом подавил в себе потребность упасть на колени перед красной висящей печатью.
Это был приказ именем императора. В конце его помещалось распоряжение, насчитывавшее тысячи лет, но от этого не становящееся менее действенным.
«При опасности оказаться в условиях, когда разглашение настоящего документа станет неизбежным, ответственный за его исполнение обязан совершить самоубийство согласно кодексу чести воина и слуги его Императорского величества».
Кидо Коичи не усомнился, что, если потребуется, он так и поступит.
Доклад об исследовании программного ядра сайта Aircombat Internationalлежал у него в портфеле. Собственно, ничего нового этот доклад не содержал - специалисты JAXA продолжали утверждать, что проникнуть в структуру сайта практически невозможно.
– Что говорит о том, - закончил сообщение Кобаяма, - что мы имеем дело не с человеком, действующим самостоятельно. Дело в том, что если бы какой-нибудь независимый и продвинутый специалист в компьютерной технике пожелал бы обеспечить безопасность своих материалов, у него в руках были бы гораздо более разнообразные и не менее эффективные возможности. Возможности криптоязыка, на котором создавался сайт, как раз таковы, что им может воспользоваться любой дилетант, и результат его работы будет практически неуязвим для внешнего воздействия.
– Наш специалист побывал в штаб-квартире Aircombat International Societyв Аризоне, - продолжил Такаси. - Он пришёл к выводу, что имеет дело с наспех изготовленной, но довольно успешной имитацией. Офис был создан, по сведениям очевидцев, агента по аренде недвижимости, ремонтной компании и компании по уборке мусора, месяц назад. Для постоянной работы в офис Aircombat Internationalбыли приглашены три энтузиаста, из числа тех маргинальных элементов, которые обычно крутятся вокруг всех общественных организаций и бывают всем недовольны. Скорее всего, их и не планировали для долгого использования. Архива организация не имеет. Её менеджером является некто Макс, человек, говорящий с едва заметным акцентом. Акцент установили специалисты JETRO, анализируя запись, сделанную нашим специалистом. Имитация предназначена для введения в заблуждение непрофессионалов - наш специалист Хиро Морити предположил её искусственность в первые минуты внешнего осмотра.
– Итак, - подытожил Коичи Кидо, - на основании всех этих фактов мы можем с высокой степенью вероятности утверждать две вещи. Кто-то очень хочет, чтобы самолёт «Тачикава Ки-77» считали никогда не существовавшим американским разведчиком «FA-26 C Strato Scout». И этот «кто-то» очень не хочет, чтобы его идентифицировали.
Заместитель министра иностранных дел Широ Фудзита удовлетворённо кивнул.
– Итак, мы имеем японский самолёт, который выдают за американский, и спецслужбу, которая хочет выглядеть как янки. При этом не стеснена в средствах и свободно действует на территории США. Превосходный доклад, Кобаяма-сан. Вы свободны.
– У вас замечательные сотрудники, Кидо-сан, - повернулся он к представителю JAXA, когда дверь за Кобаямой закрылась. - И с моей стороны было бы элементарной вежливостью кое-что вам объяснить. На первый взгляд вам может показаться, что дело о пропавшем самолёте армейской авиации, пусть даже эта пропажа и произошла шестьдесят лет назад, должно находиться в ведении командования сил самообороны. Но это не совсем так. Что вы знаете о самолёте «Тачикава Ки-77»?
Коичи Кидо вечером того же дня, когда первый раз услышал доклад Кобаямы, просмотрел всю доступную информацию об этом, безусловно, самом интересном самолёте за всю историю японского авиастроения.
– «Тачикава Ки-77» был плодом соперничества двух ведущих японских газет - «Асахи» и «Майнити Симбун». В январе 1940 года руководство «Асахи Симбун» обратилось в Институт авиации при Токийском университете с просьбой спроектировать самолёт для перелёта по маршруту Токио - Нью-Йорк. Проект получил одобрение армейского командования, и работы по его созданию начались. Летом 1942 года самолёт был готов, но его опытный образец поступил в распоряжение императора для обеспечения связи между Императорским дворцом и Берлином. Этот самолёт отправился в путь и был сбит, предположительно, над Индийским океаном британскими истребителями. В 1943 году нам удалось достроить другой самолёт этой же конструкции, и он совершил рекордный для того времени беспосадочный перелёт по круговому маршруту в Китае - протяжённостью 16 тысяч 435 километров. Этот рекорд не был зафиксирован по причине военного времени. А после окончания войны самолёт забрали американцы, и он, естественно, пропал.
– Вы абсолютно правы, Кидо-сан. Японии во время войны удалось построить сверхдальний самолёт, приспособленный для полётов в стратосфере. Это был невероятный подвиг технического гения Ямато, и неудивительно, что в JAXA его помнят. Но дело в том, что первый самолёт, о котором вы сказали, что он был сбит над Индийским океаном, был передан в распоряжение Министерства иностранных дел. И он на самом деле совершил перелёт в июле 1942 года. Только этот перелёт был не в Берлин.
– Министром иностранных дел в тот период был Хидэки Тодзе. Американцы после окончания войны заставили нас изобразить его чудовищем, преступником. На самом деле Тодзе начал войну в отчаянной обстановке - из-за эмбарго, наложенного американцами, запасов нефти на Японских островах хватало лишь на три месяца мирного времени - или на один месяц победоносной войны. Мы выбрали войну. Но существовал ещё один фактор в ближайшем окружении Ямато. Это был Советский Союз, который хоть и находился в состоянии войны с Германией, нашим союзником, но по отношению к нам поддерживал нейтралитет. Более того, мы торговали с русскими и получали от них стратегические материалы, такие как никель, уголь, а ближе к 1945 году - алюминий и сталь. Таким образом, в кольце фронтов Советский Союз был единственным государством, с которым у нас были возможны какие-то отношения помимо военных. Конечно, Германия могла одолеть Советы, но уже в феврале 1942 года и посол в Берлине, и посол в Москве пришли к выводу, что если русских и возможно победить в Европе, то это случится не в этой войне. Поэтому «Ки-77» и стал средством связи между Москвой и Токио. Именно на этом маршруте он пропал летом 1942 года.
– Но в 1945 году случилось то, что случилось. Мы оказались побеждены. Наши архивы - то, что мы не смогли уничтожить, - достались американцам. Многие чиновники, в том числе чиновники МИД, совершили сеппуку. Сегодня мы ищем документы и людей, которые могут что-нибудь знать о последнем рейсе «Ки-77». Но надежда на это очень невелика.
– А что хотят получить наши неизвестные? Хотят ли они на самом деле восстановить самый дальний и самый малоизвестный японский самолёт? Или их интересует что-то ещё, связанное с его перелётом?
– Кидо-сан, я рассказал вам почти всё что мог. Возвращайтесь к себе и следите за ходом поиска этого самолёта - так тщательно, как только это будет возможно для вас на территории современной России. Я прошу докладывать мне о результатах вашей работы ежедневно. - И Фудзита протянул Кидо рулон рисовой бумаги, намотанной на изящную деревянную шпульку.
Одним резким движением он развернул её, и Кидо Коичи, чиновник седьмого ранга государственной службы, член Либерально-демократической партии, член клубов «Сэдзё», «Мацуя» и «Якома», заядлый игрок в гольф и сотрудник одного из самых передовых научно-технических агентств планеты, с огромным трудом подавил в себе потребность упасть на колени перед красной висящей печатью.
Это был приказ именем императора. В конце его помещалось распоряжение, насчитывавшее тысячи лет, но от этого не становящееся менее действенным.
«При опасности оказаться в условиях, когда разглашение настоящего документа станет неизбежным, ответственный за его исполнение обязан совершить самоубийство согласно кодексу чести воина и слуги его Императорского величества».
Кидо Коичи не усомнился, что, если потребуется, он так и поступит.
Виктор
Когда мы подъехали к вертолёту, то увидели, что механики уже загрузили всё оборудование внутрь фюзеляжа.
– Сигареты взяли себе-то хоть? В тайге-то взять негде будет - там магазинов нету, - механически сказал Зим, залезая внутрь и проверяя укладку. - Куда бензин поставили? Ага, в хвост. Правильно, от хлеба подальше.
– Ты что грузишь? Ты куда грузишь? - послышался пронзительный крик со стороны хвостовых створок, и оттуда выкатился зайцевский «бортмешок» - весь круглый, в очках, и потому очень похожий на своего командира. Был он красен и чем-то до предела возмущённый.
– Не обращай внимания, - махнул Зим механикам. - Это он не возмущается. Если он ничего такого не скажет, то сам себя уважать перестанет. Пустой вертак-то.
Действительно, содержимое кузова грузовика кануло в пустое брюхо вертолёта как в прорву. Но когда уже почти всё было погружено, из своей мазанки вышел Заяц и снова всё решил по-иному.
– Это, конечно, вы всё правильно решили. Но ваша загрузка будет иметь одну мою поправку. Мы возьмём с собой ещё шестьсот килограммов горючего - три бочки, и поставим их в хвосте. Эти три бочки дадут нам ещё час лётного времени - ни хрена не лишнего в поисках. И вообще, поступим мы так. Доберёмся до массива Обручева, там разгружаемся. Всё снаряжение, лишних людей оставляем на реке. И на облегчённой машине уходим в массив - искать ваш ероплан. Находим - весь лагерь перевозим к нему, и я с Виктором возвращаемся в Орхоян. Будьте готовы - сегодня мы можем его и не найти.
Весь груз был снова перекомпанован, три бочки с авиационным керосином погружены на борт. Механики заняли свои места у иллюминаторов, и я обратил внимание, что свои мешки с инструментами они уложили рядом с собой.
Вертолёт вновь завыл, заревел и затрясся в пляске святого Витта, но теперь я уже не испытывал того недоумения, смешанного с испугом, как в первый раз, - очевидно, что для этого вида техники такое поведение было в порядке вещей. Хотя первобытный страх перед подъёмом в воздух на таком, казалось бы, не приспособленном для этого агрегате, у меня оставался. Но сегодня был особый день: приближался момент, когда я должен был увидеть свои миллионы долларов. И я с удивлением отметил для себя, что с момента моего прилёта в Хабаровск для меня приоритетное значение приобрёл сам процесс поиска: знакомство с Орланом, неизвестными вертолётчиками из Николаевска, ламутами, Зайцем и Зимом - почти полностью приглушили радость от приближающегося богатства.
Вертолёт отплясал своё на земле и поднялся в воздух.
Теперь уже я тщательно следил за разворачивающейся внизу панорамой предгорий Хребта. Вопреки штампам, земная поверхность с борта низко летящего воздушного судна отнюдь не похожа на карту. Она скорее похожа на скомканный ковёр, в котором преобладают естественные цвета суши. Я бросил взгляд в салон, заваленный самым разнообразным эквипментом. Прямо напротив меня сидел лысый механик, Колян, как он сам себя называл, и немигающим пристальным взглядом смотрел на меня. Другой рабочий, Федюк, точно так же не сводил глаз с Зима, который стоял в дверях кабины и, судя по всему, что-то обсуждал с пилотом, видимо, корректировал полёт. Его карабин, расчехлённый, висел тут же, на ящике с каким-то навигационным оборудованием.
Неожиданно Зим вышел из кабины и подошёл ко мне.
– Плохо дело, - проорал он мне в ухо. - С моря идёт вынос тумана. Придётся возвращаться, или застрянем.
Я заглянул в кабину - через лобовое остекление было видно, как перед нами изломанным скальным массивом поднимался узел Обручева. Тот самый, скрывающий не меньше полутора миллионов чистоганом. Цена свободы. Но и мне, не смыслящему ничего в полётах и туманах человеку, была видна подползающая оттуда опасность - словно дым из плохо растапливаемой печки, через все ущелья и распадки массива валили серые рваные клочья тумана Охотского моря. Туман тянул свои щупальца по долинам рек и протягивал их прямо к нам - и что-то засосало у меня под ложечкой, когда я увидал его небольшие клочки в полукилометре от нас.
– Что будем делать, заказчик? - спросил меня Заяц, подняв голову. - Можно сесть и разбить лагерь, попытаться переждать туман. Но здесь побережье, и можно запросто просидеть до китайской пасхи. Можно высадить вас вместе с грузом, вы разобьёте лагерь и будете ждать меня из Орхояна. А можно попробовать сунуться в Хребет и поглядеть - может, туман стоит только с этой стороны, зацепившись за сопки, а внутри его и нет вовсе.
– Ты - командир, твоё решение, - сказал Зим. - А что ты скажешь, гензак [5]?
– Пусть кэп думает, - не колеблясь решил я.
– Ладно, - задумчиво сказал Заяц, - значит, так. Сейчас мы попробуем пройти километров десять по ущелью Слепагая. Каньон здесь широкий, и, я думаю, проскочим легко. Если в конце трубы так и будет туман - разворачиваемся и ищем место для посадки.
– Сигареты взяли себе-то хоть? В тайге-то взять негде будет - там магазинов нету, - механически сказал Зим, залезая внутрь и проверяя укладку. - Куда бензин поставили? Ага, в хвост. Правильно, от хлеба подальше.
– Ты что грузишь? Ты куда грузишь? - послышался пронзительный крик со стороны хвостовых створок, и оттуда выкатился зайцевский «бортмешок» - весь круглый, в очках, и потому очень похожий на своего командира. Был он красен и чем-то до предела возмущённый.
– Не обращай внимания, - махнул Зим механикам. - Это он не возмущается. Если он ничего такого не скажет, то сам себя уважать перестанет. Пустой вертак-то.
Действительно, содержимое кузова грузовика кануло в пустое брюхо вертолёта как в прорву. Но когда уже почти всё было погружено, из своей мазанки вышел Заяц и снова всё решил по-иному.
– Это, конечно, вы всё правильно решили. Но ваша загрузка будет иметь одну мою поправку. Мы возьмём с собой ещё шестьсот килограммов горючего - три бочки, и поставим их в хвосте. Эти три бочки дадут нам ещё час лётного времени - ни хрена не лишнего в поисках. И вообще, поступим мы так. Доберёмся до массива Обручева, там разгружаемся. Всё снаряжение, лишних людей оставляем на реке. И на облегчённой машине уходим в массив - искать ваш ероплан. Находим - весь лагерь перевозим к нему, и я с Виктором возвращаемся в Орхоян. Будьте готовы - сегодня мы можем его и не найти.
Весь груз был снова перекомпанован, три бочки с авиационным керосином погружены на борт. Механики заняли свои места у иллюминаторов, и я обратил внимание, что свои мешки с инструментами они уложили рядом с собой.
Вертолёт вновь завыл, заревел и затрясся в пляске святого Витта, но теперь я уже не испытывал того недоумения, смешанного с испугом, как в первый раз, - очевидно, что для этого вида техники такое поведение было в порядке вещей. Хотя первобытный страх перед подъёмом в воздух на таком, казалось бы, не приспособленном для этого агрегате, у меня оставался. Но сегодня был особый день: приближался момент, когда я должен был увидеть свои миллионы долларов. И я с удивлением отметил для себя, что с момента моего прилёта в Хабаровск для меня приоритетное значение приобрёл сам процесс поиска: знакомство с Орланом, неизвестными вертолётчиками из Николаевска, ламутами, Зайцем и Зимом - почти полностью приглушили радость от приближающегося богатства.
Вертолёт отплясал своё на земле и поднялся в воздух.
Теперь уже я тщательно следил за разворачивающейся внизу панорамой предгорий Хребта. Вопреки штампам, земная поверхность с борта низко летящего воздушного судна отнюдь не похожа на карту. Она скорее похожа на скомканный ковёр, в котором преобладают естественные цвета суши. Я бросил взгляд в салон, заваленный самым разнообразным эквипментом. Прямо напротив меня сидел лысый механик, Колян, как он сам себя называл, и немигающим пристальным взглядом смотрел на меня. Другой рабочий, Федюк, точно так же не сводил глаз с Зима, который стоял в дверях кабины и, судя по всему, что-то обсуждал с пилотом, видимо, корректировал полёт. Его карабин, расчехлённый, висел тут же, на ящике с каким-то навигационным оборудованием.
Неожиданно Зим вышел из кабины и подошёл ко мне.
– Плохо дело, - проорал он мне в ухо. - С моря идёт вынос тумана. Придётся возвращаться, или застрянем.
Я заглянул в кабину - через лобовое остекление было видно, как перед нами изломанным скальным массивом поднимался узел Обручева. Тот самый, скрывающий не меньше полутора миллионов чистоганом. Цена свободы. Но и мне, не смыслящему ничего в полётах и туманах человеку, была видна подползающая оттуда опасность - словно дым из плохо растапливаемой печки, через все ущелья и распадки массива валили серые рваные клочья тумана Охотского моря. Туман тянул свои щупальца по долинам рек и протягивал их прямо к нам - и что-то засосало у меня под ложечкой, когда я увидал его небольшие клочки в полукилометре от нас.
– Что будем делать, заказчик? - спросил меня Заяц, подняв голову. - Можно сесть и разбить лагерь, попытаться переждать туман. Но здесь побережье, и можно запросто просидеть до китайской пасхи. Можно высадить вас вместе с грузом, вы разобьёте лагерь и будете ждать меня из Орхояна. А можно попробовать сунуться в Хребет и поглядеть - может, туман стоит только с этой стороны, зацепившись за сопки, а внутри его и нет вовсе.
– Ты - командир, твоё решение, - сказал Зим. - А что ты скажешь, гензак [5]?
– Пусть кэп думает, - не колеблясь решил я.
– Ладно, - задумчиво сказал Заяц, - значит, так. Сейчас мы попробуем пройти километров десять по ущелью Слепагая. Каньон здесь широкий, и, я думаю, проскочим легко. Если в конце трубы так и будет туман - разворачиваемся и ищем место для посадки.