Страница:
Специалисты по установке курятников нехотя стали откручивать болты. Я ждал, что рояль вот-вот рухнет, как подкошенный, и, пробив пол, провалится в подвальный этаж. Лихорадочно смекая, что же в точности находится на обреченном этаже в той точке, где мы пытались ампутировать ножки роялю, я предложил все же завалить его на бок и таким образом продолжить экзекуцию.
– Неси одеяло, – капитанским голосом попросил я жену. И с сожалением подумал об индейце с одеялом, у которого можно было бы по-соседски это самое одеяло одолжить… Вот теперь бы дружба с ним пригодилась, ведь он оказался единственным соседом в округе, с которым я к тому времени не успел поссориться.
Я почувствовал себя предводителем шайки доисторических охотников, не знающих, что делать с тушей укокошенного ими мамонта… Мы завалили рояль на одеяло и стали волочить его по полу. Одна ножка почему-то ни в какую не хотела отделяться от брюха инструмента, несмотря на то, что все болты были удалены. Видимо, за семь десятков лет с гаком ножка буквально пустила корни и теперь срослась с телом рояля намертво.
Каким-то чудом нам удалось протиснуть рояль сквозь дверной проем, и на миг мне показалось, что, может, пронесет, и все еще кончится хорошо… Но не тут-то было. Оказалось, что перевернуть рояль обратно и поставить его на ноги гораздо труднее, чем сковырнуть на бок. Рояль все время угрожал рухнуть, и в какой-то момент мы впятером (трое мужиков, моя жена и ваш покорный слуга) оказались в безвыходном положении, держа рояль буквально на весу. Опустить его на пол без смертоубийства кого-либо представлялось маловозможным. Тут на счастье в комнату вошла Марни, помогающая нам с уборкой дома. Маленькая субтильная женщина попыталась прошмыгнуть незаметно, но я окликнул ее и попросил помочь. Ее бегающие испуганные глаза отразили смертельную тоску.
– Марни, пододвинь диван! – вдруг закричал я из последних сил. Рискуя образовать обширную дыру в обшивке, я опустил одну из ножек рояля на упругую подушку дивана, которая провисла почти до самого пола! Это позволило мужикам перехватиться, но когда спасение было близко, одна из ножек, лишенная болтов, которая никак не желала отделяться, вдруг рухнула на пол.
Не помня себя и не имея возможности отпустить рояль ни на секунду, мы стали звать на помощь двенадцатилетнего сына Яшу, который, явившись, буквально на весу приделал ножку, и рояль, наконец, надежно расположился на своем новом месте.
Мужикам пришлось крепко доплатить, так что сэкономил я мало… Вид у специалистов по курятникам был такой, что я почувствовал: если сам не предложу доплату, то рядом с могилой с надписью «индеец с одеялом» появится свежая могилка с надписью «еврей с роялем»…
И почему в последнее время люди совершенно не желают заниматься физическим трудом?
Бесхитростное таинство деторождения
Эдипов комплекс иммигранта
– Неси одеяло, – капитанским голосом попросил я жену. И с сожалением подумал об индейце с одеялом, у которого можно было бы по-соседски это самое одеяло одолжить… Вот теперь бы дружба с ним пригодилась, ведь он оказался единственным соседом в округе, с которым я к тому времени не успел поссориться.
Я почувствовал себя предводителем шайки доисторических охотников, не знающих, что делать с тушей укокошенного ими мамонта… Мы завалили рояль на одеяло и стали волочить его по полу. Одна ножка почему-то ни в какую не хотела отделяться от брюха инструмента, несмотря на то, что все болты были удалены. Видимо, за семь десятков лет с гаком ножка буквально пустила корни и теперь срослась с телом рояля намертво.
Каким-то чудом нам удалось протиснуть рояль сквозь дверной проем, и на миг мне показалось, что, может, пронесет, и все еще кончится хорошо… Но не тут-то было. Оказалось, что перевернуть рояль обратно и поставить его на ноги гораздо труднее, чем сковырнуть на бок. Рояль все время угрожал рухнуть, и в какой-то момент мы впятером (трое мужиков, моя жена и ваш покорный слуга) оказались в безвыходном положении, держа рояль буквально на весу. Опустить его на пол без смертоубийства кого-либо представлялось маловозможным. Тут на счастье в комнату вошла Марни, помогающая нам с уборкой дома. Маленькая субтильная женщина попыталась прошмыгнуть незаметно, но я окликнул ее и попросил помочь. Ее бегающие испуганные глаза отразили смертельную тоску.
– Марни, пододвинь диван! – вдруг закричал я из последних сил. Рискуя образовать обширную дыру в обшивке, я опустил одну из ножек рояля на упругую подушку дивана, которая провисла почти до самого пола! Это позволило мужикам перехватиться, но когда спасение было близко, одна из ножек, лишенная болтов, которая никак не желала отделяться, вдруг рухнула на пол.
Не помня себя и не имея возможности отпустить рояль ни на секунду, мы стали звать на помощь двенадцатилетнего сына Яшу, который, явившись, буквально на весу приделал ножку, и рояль, наконец, надежно расположился на своем новом месте.
Мужикам пришлось крепко доплатить, так что сэкономил я мало… Вид у специалистов по курятникам был такой, что я почувствовал: если сам не предложу доплату, то рядом с могилой с надписью «индеец с одеялом» появится свежая могилка с надписью «еврей с роялем»…
И почему в последнее время люди совершенно не желают заниматься физическим трудом?
Бесхитростное таинство деторождения
Современная семейная жизнь в канадской глубинке представляет собой некую гремучую смесь первобытно-общинных отношений и воинствующего мальтузианства. Томас Мальтус, сам по роду службы тянувший лямку английского священника и, похоже, страдавший от излишне многочисленной паствы или назойливых соседей, как это ни странно для священника, умудрился вывести одновременно и антирелигиозную, и антинаучную теорию, суть которой заключалась в том, что если мы срочно не перестанем размножаться, как кролики, то морковок на всех не хватит! Дело было двести лет назад, но до сих пор многие переживают, не пора ли устроить очередную бойню, чтобы привести народонаселение в разумные рамки!
Местные жители канадской глубинки добровольно стараются воздерживаться от излишнего размножения, видимо, дабы избежать принудительного истребления и при этом сэкономить ценный, столь богатый витаминами сельскохозяйственный продукт, которого всегда не хватает на всех… (Имеется в виду морковка.) Не иначе, эта морковная лихорадка – результат тлетворного влияния перенаселенных метрополий…
А как же быть с нездорово веселящим целомудренных подростков библейским лозунгом: «Плодитесь и размножайтесь!»?
Как еще иначе позволяет нам вечно насупленная мачеха-природа оставить след собственной неповторимости в вереницах грядущих поколений? Ни голосом своим, ни кистью, ни другой частью своего бренного тела мы не способны оставить сколь бы то ни было значительный оттиск в эпохальном барельефе человечества… Только прибегнув к бесхитростному таинству деторождения, можем мы снарядить своих собственных посланников в будущее, обладающих точно такой же, как у нас, ямочкой на подбородке, или такой же обворожительной улыбкой, или чем-нибудь еще, безусловно, не менее ценным в сверхгалактическом масштабе вечности…
Но люди рациональны до хитрости и хитры до нерациональности. Они предпочитают всё съесть и выпить сами, а потом окочуриться в одиночестве, хотя еще бедняжка Шекспир увещевал в одном из своих сонетов[10]:
Любовь, нежность, глубинное созерцание, привязанность к одному месту, домашний уют, нерасторопное течение жизни, игры на свежем воздухе, детский смех, полночный шепот, полуденный восторг – все это прах, все это больше не никому не нужно!
А вместо всего этого есть телевизор и компьютер, и, блуждая от одного экрана к другому, мы вполне можем найти для себя замену настоящей жизни, между тем неуклонно, как и прежде, проходящей мимо нас в никуда…
Неужели в этом и заключается моральное превосходство нашей цивилизации над отсталыми народами и странами? Мы ценим свободу собственного индивидуализма, который отчего-то делает нас одинаковыми до безликости! Что же это с нами происходит: обезличивание индивидуализма или индивидуализация безличия?
Затрудняясь различать понятия индивидуализма и эгоизма, современные мальтузианцы, пользуясь контрацептивами с дошкольной скамьи, даже в гроб ложатся, предварительно обезопасив себя соответствующим образом!
Трудно сказать, как население здешних мест ухитрилось не вымереть в результате низкой рождаемости, но в том было бы лишь только полбеды… Слава богу, выручают переселенцы из Торонто. Там демографического кризиса не наблюдается, спасибо иммигрантам из плодовитых стран. А я люблю их веселую живучесть. Я люблю смешных, деловитых китайцев, словно точно знающих, зачем они живут, люблю вечно сказочно фантазирующих индусов и только начинающих вырываться из купели исламизма пакистанцев. Я люблю их всех, их иероглифы, вязь санскрита и арабского, кажущуюся еще более декоративной, когда она несет в себе слова таинственного языка урду…
Однако всего этого разнообразия нет в канадской глубинке. Здесь англосаксы женятся на англосаксах, которых я тоже люблю, но пред которыми испытываю устойчивое чувство собственной неполноценности, ибо мне никогда не удается быть настолько же вежливым и обходительным, как даже последний из них… Не воспитали, упустили. Теперь уж не восполнишь! Как был я хамом, так хамом и останусь.
Попаду на тот свет, меня Господь спросит: «Ну, как вам сегодня погода? Облачность не беспокоит?», а я ему: «Да погоди Ты о погоде, скажи мне наконец, в чем смысл жизни?» А Он разочаровано шмыгнет своим божественным носом и продолжит светскую беседу в стиле местного «Small talk» – «как вам нравится проводить свою вечность?»…
В отличие от меня, у местного населения проблем в общении с Богом не наблюдается. Настоящая проблема заключается в том, что никто из них не считает проблемой, когда та или иная семейная пара, иной раз и после сорока лет отроду, все-таки сподобится завести единственного ребенка, и тут муж вдруг ни с того ни с сего бросает жену и уходит к другой женщине, впрочем, тоже в свою очередь, разведенной, у которой тоже имеются дети. Брошенная жена не теряет времени даром и находит себе нового мужа, который между тем продолжает платить алименты на своих детей от прежнего брака. Все кругом живут с чужими женами и воспитывают чужих детей, и такая вот фантасмагория считается нормой.
Все они кажутся мне такими одинаковыми, что я искренне не понимаю, почему Джон бросил Мэри и женился на Элизабет. Они все так похожи… Ах, знаю, знаю… Это оттого, что Мэри упрекала Джона в том, что он не относит свои грязные носки в стирку, а оставляет их на полу в спальне. Элизабет тоже обвиняла своего прежнего мужа в том же самом смертном грехе, но теперь, повстречав Джона и набравшись горького опыта, решила придержать язык за зубами, чтобы вовсе не сложить зубы на полку… Ведь, по совести говоря, ни Мэри, ни Элизабет в жизни ничего стоящего не зарабатывали и всецело зависели от нищенского гособеспечения и своих вздорных мужей… А домашний труд, к сожалению, никто трудом и не считает…
Да, конечно, и Джон во втором своем браке остепенился. Теперь самолично относит свои носки в стирку и даже иногда моет посуду. Он разумно рассудил, что это ему обойдется дешевле, чем вновь потерять половину своих трудовых сбережений, как это случилось в результате бракоразводного процесса с Мэри, которую он, в общем-то, по совести говоря, до сих пор любит и ревнует к ее новому мужу Фрэду… А если спросишь Джона, зачем он развелся, то получишь бесхитростный ответ: «Из-за носков…»
Вообще носки становятся настоящими разрушителями семей! Может быть, лучше вовсе ходить без носков, в конце концов, или изобрести, наконец, одноразовые носки! Сколько семей будет спасено!
А не проще ли совсем упразднить институт семьи и жить всем со всеми вперемешку, как в первобытной пещере? Таким образом бедным деткам, оставленным своими страдающими избыточным индивидуализмом родителями, удавалось бы чаще с ними видеться, сидя по вечерам вокруг общего костра. А по утрам все гуртом выбегали бы на мороз охотиться на мамонта или на какого-нибудь саблезубого зайца… (Следуя теории Дарвина, при нынешнем дефиците морковок зайцы вполне могут проэволюционировать в саблезубых.) Чем не счастливая семейная жизнь?
Самое интересное, что, поменявшись женами и мужьями, разведенные граждане продолжают друг друга остро ревновать и пытаются отравлять жизнь своим бывшим супругам. Они и через десять лет после развода устраивают друг другу сцены ревности и иной раз вовсе перестаешь что-либо понимать в устройстве современного человеческого общества.
Причем вся эта свистопляска с обменом мужьями и женами повторяется по три-четыре раза за жизнь индивида, значительно продлившуюся в связи с введением в действие всеобщей санитарии (ощутимый удар по мальтузианству).
Обществу все это очень нравится, и оно уже даже не скрывает своей удовлетворенности. Восседая на троне из свидетельств о разводе, общество довольно ухмыляется… Вы спросите, почему? Дело в том, что при таких семейных отношениях человек так или иначе остается совершенно одиноким, ибо ни новые жены, ни брошенные дети не считают семейные узы чем-то стоящим и относятся к ним, скорее, как к отношениям с сослуживцами. Зарплату не повысили – хлопнул дверью и вышел вон…
Это когда-то обществу были нужны крепкие крестьянские семьи, чтобы всем гуртом волочить за собой плуг… А теперь наоборот: нужно, чтобы люди были одинокие, подвижные, как солдаты. Собрался за сорок секунд и в полной выкладке поехал, куда тебя послали… А крепкие семьи так это окаянное общество сами пошлют, что оно долго будет идти, спотыкаясь… Вот и затаило общество злобу на крепкие семьи, где один за всех и все за одного. Мы и лозунг-то этот позабыли, последний раз услышав его лет двадцать назад в советском фильме про трех мушкетеров.
Вот и стало общество сначала исподтишка, а потом и открыто раскачивать институт брака, доведя его до статуса полномасштабного фарса, принявшись регистрировать однополые пары и подумывая о регистрации групповых браков.
Общество словно бы говорит нам: «Да бросьте вы эти глупости, живите сами по себе, никто вам не нужен, никого попусту не рожайте… А если будет такая необходимость, то мы вас как-нибудь уж сами размножим, расклонируем, так сказать, если вы, конечно, окажетесь типом правильным и положительным во всех отношениях…»
Платон запрыгал бы до потолка от радости: не зря, трудяга, строчил свой диалог-утопию «Государство», рекомендуя стражников скрещивать только со стражниками, мудрецов с мудрецами, а ремесленников с ремесленниками. Как раз такое время вот-вот и придет. Плотник Вася сделает плотнику Феде предложение, а их брак официально зарегистрируют, а потом с помощью достижений науки они будут размножаться, правда, исключительно с наивысочайшего соизволения общества. Оно ведь говорит, что теперь все стало по-другому!
Человек верит обществу на слово. А кому, скажите на милость, простому человеку осталось верить? Бога ведь давно упразднили за ненадобностью, ибо еще когда император Наполеон спросил великого математика и астронома Лапласа, где место Бога в его теории, Лаплас ответил: «Sire, je n’ai pas eu besoin de cette hypothиse», что означало: «Сир, я не нуждаюсь в такой гипотезе…»
Итак, обезбоженный человек впопыхах предает свою первую любовь только для того, «чтобы попробовать в жизни еще чего-нибудь другого», и в конце концов, оставив за собой шлейф из временных жен, собственных детей, ставших чужими, и так и не ставших своими чужих отпрысков, уходит в мир иной, на всякий случай вооружившись презервативом. А что, вы разве не слышали о последних открытиях египтологов? Они расшифровали особые тексты пирамиды[11], и эти выдержки ясно показывают, как выполнялся посмертный звездный ритуал, в котором умерший фараон в качестве одной из звезд Осириса-Ориона любовно соединялся с Исидой-Сотис (Сириус) для того, чтобы оплодотворить ее и зачать астрального Гора, сына Сотис. Этот сын Сотис становится новым фараоном Египта. Видимо, и нам скоро предстоит заняться размножением исключительно в астральном плане и преимущественно посмертно…
Бракоразводные процессы особенно веселят современное общество. Каждый раз зажиточность граждан снижается, и тем самым им снова приходится приобретать новые холодильники и электроплитки, что стимулирует экономику. Кроме того, разведенным приходится больше работать, потому что каждый развод наносит ущерб благосостоянию почти как пожар или наводнение, но только, в отличие от природного бедствия, страховка в случае развода обычно не предусмотрена…
Обзавестись еще в школе весьма близкими в интимном плане друзьями и подружками, когда по малолетству ни о какой полноценной семейной жизни еще и речи быть не может, – весьма нездоровая привычка, ибо она тянется и во взрослую жизнь и там вершит свой сокрушительный бракоразводный эффект.
Фильмы и телевидение навязчиво увещевают нас, что это и есть нормальный западный образ жизни, и уже непонятно, что первично, а что вторично, где причина, а где следствие. Телевидение изображает нас идиотами, потому что мы таковыми и являемся, или мы ими становимся, потому что нас таковыми изображает телевидение? Где заканчивается искусство отражения реальности, а где начинается открытая пропаганда промискуитета и воцарение легитимного многоженства и содомского греха? И уже, ей-богу, не знаешь, хорошо ли, что заговорил наш «Великий Немой», как раньше величали кинематограф. Лучше бы он молчал, ведь теперь его уже ничем не заткнешь!
Чаще всего в наше с вами время будущие молодожены подходят к браку весьма подготовленными, оставив за возмужавшими плечами не по одному десятку временных связей разной продолжительности и интенсивности, от невнятной одноразовой страсти в подворотне, случившейся после нарковечеринки, до полномасштабной совместной жизни с ведением вполне обычного семейного хозяйства, но вне законного брака…
При таких привычках и брак-то, будь он даже скреплен на небесах, не может не восприниматься как очередная временная связь. А дальше, когда начинаются тяготы реальной жизни, отсутствие осознания того, что избранник или избранница суждены тебе свыше навечно, отнюдь не способствует здоровому разрешению семейных конфликтов.
Ссорятся супруги, как правило, из-за ерунды, прикрывая мелкими стычками более глубинные разногласия и неопределенности. Люди не приучены осознавать мотивы своих поступков. Они импульсивны и вспыльчивы, и почему-то считают, что со своими домашними позволено гораздо больше, чем они обычно позволяют себе с чужими людьми…
Население победнее не привыкло ходить к психологам, да и те, кто ходит, ничего хорошего там не находит. Что может сказать вам психолог, когда он сам был, как минимум трижды, разведен? Он скажет вам, что не нужно ни с кем считаться, а делать, что душа велит. Вот и кончен разговор… Брось семью и поезжай в кругосветное путешествие или поменяй работу. Вот вам и совет за 100 долларов в час, и это при том, что психологам их профессиональная этика строго-настрого запрещает давать какие-либо советы… Строго по науке, они должны слушать и говорить «гммм…», ну и задавать наводящие вопросы…
Вот и оказывается, что у нас молодежь сплошь да рядом либо сидит на наркотиках, либо принимает антидепрессанты. Когда мама живет с другим папой, а папа с новой мамой, или когда, и того лучше, у мамы новый папа – не папа, а женщина, а у папы новая мама, соответственно, мужчина, ничего не остается, как вскрыть себе вены или подсесть на что-нибудь, смягчающее жестокую поступь реальности.
Дураки мы все! Нас общество провело на мякине! Нам оно голову заморочило, а мы и поверили, что якобы теперь настали современные времена, и все стало уже совсем другим и не таким, как раньше.
Все осталось как прежде! Люди все еще любят и умирают, смеются и страдают, завидуют и жертвуют, подличают и спасают друг друга, как и бессчетное число лет назад.
Очнись, замороченное угрозой клонирования поколение!
Посмотри своим любимым в глаза, затаи дыхание, попытайся забыть свои мелочные устремления и смехотворные претензии…
Сколько лет наше внимание не обращается к тем, кто живет и дышит с нами в одном подлунном пространстве, именуемом повседневностью? Ведь никакой иной жизни у нас нет и не будет, что бы там ни шептало нам на ушко вконец оборзевшее общество, которое само живет в разводе с теми, из кого оно состоит!
Местные жители канадской глубинки добровольно стараются воздерживаться от излишнего размножения, видимо, дабы избежать принудительного истребления и при этом сэкономить ценный, столь богатый витаминами сельскохозяйственный продукт, которого всегда не хватает на всех… (Имеется в виду морковка.) Не иначе, эта морковная лихорадка – результат тлетворного влияния перенаселенных метрополий…
А как же быть с нездорово веселящим целомудренных подростков библейским лозунгом: «Плодитесь и размножайтесь!»?
Как еще иначе позволяет нам вечно насупленная мачеха-природа оставить след собственной неповторимости в вереницах грядущих поколений? Ни голосом своим, ни кистью, ни другой частью своего бренного тела мы не способны оставить сколь бы то ни было значительный оттиск в эпохальном барельефе человечества… Только прибегнув к бесхитростному таинству деторождения, можем мы снарядить своих собственных посланников в будущее, обладающих точно такой же, как у нас, ямочкой на подбородке, или такой же обворожительной улыбкой, или чем-нибудь еще, безусловно, не менее ценным в сверхгалактическом масштабе вечности…
Но люди рациональны до хитрости и хитры до нерациональности. Они предпочитают всё съесть и выпить сами, а потом окочуриться в одиночестве, хотя еще бедняжка Шекспир увещевал в одном из своих сонетов[10]:
Но куда великому драматургу было понять наш современный индивидуализм? Ведь именно в нем и заключается основное достижение человеческой свободы – иди куда хочешь, спи с кем попало, только плати налоги и не нарушай закон, а все остальное не имеет значения, все остальное – прах…
Бездетный плут, зачем не передал
Дар жизни детям, сам упившись сладко,
Его проел, пропил, процеловал,
И сумму сумм растратил без остатка?
Ведя со смертью торг, один, как перст,
Ты сам себе не мил и не доходен,
И, оставляя солнце здешних мест,
Что ты предъявишь у полночных сходен?
Любовь, нежность, глубинное созерцание, привязанность к одному месту, домашний уют, нерасторопное течение жизни, игры на свежем воздухе, детский смех, полночный шепот, полуденный восторг – все это прах, все это больше не никому не нужно!
А вместо всего этого есть телевизор и компьютер, и, блуждая от одного экрана к другому, мы вполне можем найти для себя замену настоящей жизни, между тем неуклонно, как и прежде, проходящей мимо нас в никуда…
Неужели в этом и заключается моральное превосходство нашей цивилизации над отсталыми народами и странами? Мы ценим свободу собственного индивидуализма, который отчего-то делает нас одинаковыми до безликости! Что же это с нами происходит: обезличивание индивидуализма или индивидуализация безличия?
Затрудняясь различать понятия индивидуализма и эгоизма, современные мальтузианцы, пользуясь контрацептивами с дошкольной скамьи, даже в гроб ложатся, предварительно обезопасив себя соответствующим образом!
Трудно сказать, как население здешних мест ухитрилось не вымереть в результате низкой рождаемости, но в том было бы лишь только полбеды… Слава богу, выручают переселенцы из Торонто. Там демографического кризиса не наблюдается, спасибо иммигрантам из плодовитых стран. А я люблю их веселую живучесть. Я люблю смешных, деловитых китайцев, словно точно знающих, зачем они живут, люблю вечно сказочно фантазирующих индусов и только начинающих вырываться из купели исламизма пакистанцев. Я люблю их всех, их иероглифы, вязь санскрита и арабского, кажущуюся еще более декоративной, когда она несет в себе слова таинственного языка урду…
Однако всего этого разнообразия нет в канадской глубинке. Здесь англосаксы женятся на англосаксах, которых я тоже люблю, но пред которыми испытываю устойчивое чувство собственной неполноценности, ибо мне никогда не удается быть настолько же вежливым и обходительным, как даже последний из них… Не воспитали, упустили. Теперь уж не восполнишь! Как был я хамом, так хамом и останусь.
Попаду на тот свет, меня Господь спросит: «Ну, как вам сегодня погода? Облачность не беспокоит?», а я ему: «Да погоди Ты о погоде, скажи мне наконец, в чем смысл жизни?» А Он разочаровано шмыгнет своим божественным носом и продолжит светскую беседу в стиле местного «Small talk» – «как вам нравится проводить свою вечность?»…
В отличие от меня, у местного населения проблем в общении с Богом не наблюдается. Настоящая проблема заключается в том, что никто из них не считает проблемой, когда та или иная семейная пара, иной раз и после сорока лет отроду, все-таки сподобится завести единственного ребенка, и тут муж вдруг ни с того ни с сего бросает жену и уходит к другой женщине, впрочем, тоже в свою очередь, разведенной, у которой тоже имеются дети. Брошенная жена не теряет времени даром и находит себе нового мужа, который между тем продолжает платить алименты на своих детей от прежнего брака. Все кругом живут с чужими женами и воспитывают чужих детей, и такая вот фантасмагория считается нормой.
Все они кажутся мне такими одинаковыми, что я искренне не понимаю, почему Джон бросил Мэри и женился на Элизабет. Они все так похожи… Ах, знаю, знаю… Это оттого, что Мэри упрекала Джона в том, что он не относит свои грязные носки в стирку, а оставляет их на полу в спальне. Элизабет тоже обвиняла своего прежнего мужа в том же самом смертном грехе, но теперь, повстречав Джона и набравшись горького опыта, решила придержать язык за зубами, чтобы вовсе не сложить зубы на полку… Ведь, по совести говоря, ни Мэри, ни Элизабет в жизни ничего стоящего не зарабатывали и всецело зависели от нищенского гособеспечения и своих вздорных мужей… А домашний труд, к сожалению, никто трудом и не считает…
Да, конечно, и Джон во втором своем браке остепенился. Теперь самолично относит свои носки в стирку и даже иногда моет посуду. Он разумно рассудил, что это ему обойдется дешевле, чем вновь потерять половину своих трудовых сбережений, как это случилось в результате бракоразводного процесса с Мэри, которую он, в общем-то, по совести говоря, до сих пор любит и ревнует к ее новому мужу Фрэду… А если спросишь Джона, зачем он развелся, то получишь бесхитростный ответ: «Из-за носков…»
Вообще носки становятся настоящими разрушителями семей! Может быть, лучше вовсе ходить без носков, в конце концов, или изобрести, наконец, одноразовые носки! Сколько семей будет спасено!
А не проще ли совсем упразднить институт семьи и жить всем со всеми вперемешку, как в первобытной пещере? Таким образом бедным деткам, оставленным своими страдающими избыточным индивидуализмом родителями, удавалось бы чаще с ними видеться, сидя по вечерам вокруг общего костра. А по утрам все гуртом выбегали бы на мороз охотиться на мамонта или на какого-нибудь саблезубого зайца… (Следуя теории Дарвина, при нынешнем дефиците морковок зайцы вполне могут проэволюционировать в саблезубых.) Чем не счастливая семейная жизнь?
Самое интересное, что, поменявшись женами и мужьями, разведенные граждане продолжают друг друга остро ревновать и пытаются отравлять жизнь своим бывшим супругам. Они и через десять лет после развода устраивают друг другу сцены ревности и иной раз вовсе перестаешь что-либо понимать в устройстве современного человеческого общества.
Причем вся эта свистопляска с обменом мужьями и женами повторяется по три-четыре раза за жизнь индивида, значительно продлившуюся в связи с введением в действие всеобщей санитарии (ощутимый удар по мальтузианству).
Обществу все это очень нравится, и оно уже даже не скрывает своей удовлетворенности. Восседая на троне из свидетельств о разводе, общество довольно ухмыляется… Вы спросите, почему? Дело в том, что при таких семейных отношениях человек так или иначе остается совершенно одиноким, ибо ни новые жены, ни брошенные дети не считают семейные узы чем-то стоящим и относятся к ним, скорее, как к отношениям с сослуживцами. Зарплату не повысили – хлопнул дверью и вышел вон…
Вот и стало общество сначала исподтишка, а потом и открыто раскачивать институт брака, доведя его до статуса полномасштабного фарса, принявшись регистрировать однополые пары и подумывая о регистрации групповых браков.
Общество словно бы говорит нам: «Да бросьте вы эти глупости, живите сами по себе, никто вам не нужен, никого попусту не рожайте… А если будет такая необходимость, то мы вас как-нибудь уж сами размножим, расклонируем, так сказать, если вы, конечно, окажетесь типом правильным и положительным во всех отношениях…»
Платон запрыгал бы до потолка от радости: не зря, трудяга, строчил свой диалог-утопию «Государство», рекомендуя стражников скрещивать только со стражниками, мудрецов с мудрецами, а ремесленников с ремесленниками. Как раз такое время вот-вот и придет. Плотник Вася сделает плотнику Феде предложение, а их брак официально зарегистрируют, а потом с помощью достижений науки они будут размножаться, правда, исключительно с наивысочайшего соизволения общества. Оно ведь говорит, что теперь все стало по-другому!
Человек верит обществу на слово. А кому, скажите на милость, простому человеку осталось верить? Бога ведь давно упразднили за ненадобностью, ибо еще когда император Наполеон спросил великого математика и астронома Лапласа, где место Бога в его теории, Лаплас ответил: «Sire, je n’ai pas eu besoin de cette hypothиse», что означало: «Сир, я не нуждаюсь в такой гипотезе…»
Итак, обезбоженный человек впопыхах предает свою первую любовь только для того, «чтобы попробовать в жизни еще чего-нибудь другого», и в конце концов, оставив за собой шлейф из временных жен, собственных детей, ставших чужими, и так и не ставших своими чужих отпрысков, уходит в мир иной, на всякий случай вооружившись презервативом. А что, вы разве не слышали о последних открытиях египтологов? Они расшифровали особые тексты пирамиды[11], и эти выдержки ясно показывают, как выполнялся посмертный звездный ритуал, в котором умерший фараон в качестве одной из звезд Осириса-Ориона любовно соединялся с Исидой-Сотис (Сириус) для того, чтобы оплодотворить ее и зачать астрального Гора, сына Сотис. Этот сын Сотис становится новым фараоном Египта. Видимо, и нам скоро предстоит заняться размножением исключительно в астральном плане и преимущественно посмертно…
Бракоразводные процессы особенно веселят современное общество. Каждый раз зажиточность граждан снижается, и тем самым им снова приходится приобретать новые холодильники и электроплитки, что стимулирует экономику. Кроме того, разведенным приходится больше работать, потому что каждый развод наносит ущерб благосостоянию почти как пожар или наводнение, но только, в отличие от природного бедствия, страховка в случае развода обычно не предусмотрена…
Обзавестись еще в школе весьма близкими в интимном плане друзьями и подружками, когда по малолетству ни о какой полноценной семейной жизни еще и речи быть не может, – весьма нездоровая привычка, ибо она тянется и во взрослую жизнь и там вершит свой сокрушительный бракоразводный эффект.
Фильмы и телевидение навязчиво увещевают нас, что это и есть нормальный западный образ жизни, и уже непонятно, что первично, а что вторично, где причина, а где следствие. Телевидение изображает нас идиотами, потому что мы таковыми и являемся, или мы ими становимся, потому что нас таковыми изображает телевидение? Где заканчивается искусство отражения реальности, а где начинается открытая пропаганда промискуитета и воцарение легитимного многоженства и содомского греха? И уже, ей-богу, не знаешь, хорошо ли, что заговорил наш «Великий Немой», как раньше величали кинематограф. Лучше бы он молчал, ведь теперь его уже ничем не заткнешь!
Чаще всего в наше с вами время будущие молодожены подходят к браку весьма подготовленными, оставив за возмужавшими плечами не по одному десятку временных связей разной продолжительности и интенсивности, от невнятной одноразовой страсти в подворотне, случившейся после нарковечеринки, до полномасштабной совместной жизни с ведением вполне обычного семейного хозяйства, но вне законного брака…
При таких привычках и брак-то, будь он даже скреплен на небесах, не может не восприниматься как очередная временная связь. А дальше, когда начинаются тяготы реальной жизни, отсутствие осознания того, что избранник или избранница суждены тебе свыше навечно, отнюдь не способствует здоровому разрешению семейных конфликтов.
Ссорятся супруги, как правило, из-за ерунды, прикрывая мелкими стычками более глубинные разногласия и неопределенности. Люди не приучены осознавать мотивы своих поступков. Они импульсивны и вспыльчивы, и почему-то считают, что со своими домашними позволено гораздо больше, чем они обычно позволяют себе с чужими людьми…
Население победнее не привыкло ходить к психологам, да и те, кто ходит, ничего хорошего там не находит. Что может сказать вам психолог, когда он сам был, как минимум трижды, разведен? Он скажет вам, что не нужно ни с кем считаться, а делать, что душа велит. Вот и кончен разговор… Брось семью и поезжай в кругосветное путешествие или поменяй работу. Вот вам и совет за 100 долларов в час, и это при том, что психологам их профессиональная этика строго-настрого запрещает давать какие-либо советы… Строго по науке, они должны слушать и говорить «гммм…», ну и задавать наводящие вопросы…
Вот и оказывается, что у нас молодежь сплошь да рядом либо сидит на наркотиках, либо принимает антидепрессанты. Когда мама живет с другим папой, а папа с новой мамой, или когда, и того лучше, у мамы новый папа – не папа, а женщина, а у папы новая мама, соответственно, мужчина, ничего не остается, как вскрыть себе вены или подсесть на что-нибудь, смягчающее жестокую поступь реальности.
Дураки мы все! Нас общество провело на мякине! Нам оно голову заморочило, а мы и поверили, что якобы теперь настали современные времена, и все стало уже совсем другим и не таким, как раньше.
Все осталось как прежде! Люди все еще любят и умирают, смеются и страдают, завидуют и жертвуют, подличают и спасают друг друга, как и бессчетное число лет назад.
Очнись, замороченное угрозой клонирования поколение!
Посмотри своим любимым в глаза, затаи дыхание, попытайся забыть свои мелочные устремления и смехотворные претензии…
Сколько лет наше внимание не обращается к тем, кто живет и дышит с нами в одном подлунном пространстве, именуемом повседневностью? Ведь никакой иной жизни у нас нет и не будет, что бы там ни шептало нам на ушко вконец оборзевшее общество, которое само живет в разводе с теми, из кого оно состоит!
Эдипов комплекс иммигранта
Складывается такое впечатление, что в Канаде политики живут и работают сами по себе, а народ живет сам по себе. Они изредка встречаются на выборах, отчужденно глядят мимо друг друга и потом надолго разбредаются каждый по своим углам.
С одной стороны, это, конечно же, хорошо. В странах, где от политиков зависит, что мы будем завтра кушать, или будем ли мы живы вообще – жить невозможно. Однако, с другой стороны, в Канаде разрыв между политиками и народом достигает ужасающего размаха. Кажется, если завтра правительство уйдет в бессрочный отпуск, никто не заметит, и всё по-прежнему будет работать и функционировать, и никакого вреда от этого стране не будет. С одной стороны, это очень хорошо, потому что в таком государстве глупому политику трудно что-либо испортить, но, с другой стороны, и умному ничего не удастся изменить. Возможно, мне, жителю канадской глуши, это только кажется, и в крупных городах это не так, может быть, там, среди моря огней витрин и полицейских автомобилей, все иначе. Но у нас в глубинке это именно так. Многие граждане понятия не имеют, какая нынче партия руководит страной, и всё течет своим чередом вне зависимости от результатов федеральных, провинциальных или даже муниципальных выборов. И это – хорошо. Поэтому многим так и нравится Канада, что политика не играет в ней столь гибельной роли, как, например, в России, Израиле или Ираке.
Так что надо признать, что Канада вполне приличная страна. И это не потому, что, как говорил Михаил Жванецкий, «наши сапоги вот такие! Если других не видел…» Во всяком случае, я, посетив за свою жизнь более двадцати стран, лучше страны не видел.
И правительство у нас работает в соответствии с заветами Жан Жака Руссо. Оно не правит, а, скорее, пытается обслуживать своих граждан, насколько это позволяют ему пресловутые надчеловеческие «государственные интересы», которые Бакунин именовал самым большим горем всех граждан. Этот великий мятежник считал, что в нормальном государстве все должно быть подчинено удовлетворению потребностей и интересов личности, и надо признать, что в Канаде эти некогда утопические мечты нашли свое хотя бы частичное воплощение, и в принципе государство не претендует на руководящую роль, и я бы осмелился сказать, что крупные канадские корпорации представляют собой гораздо более одиозные и тоталитарные структуры, больше терроризирующие граждан, чем какое-нибудь канадское министерство.
Кажется, что государственные структуры немного побаиваются своего хмурого населения, чего не скажешь о Соединенных Штатах, где, наоборот, население панически боится собственного государства, демонизируя его в своем воображении, впрочем, недалеко ушедшем от правды!
Государственные служащие в Канаде – обычно люди положительные, с искренними идеалами и чистыми намерениями, в отличие от своих собратьев в других географических районах изъезженной нами планеты. Я имел честь общаться с бывшими работниками министерств, и могу заверить, что ничего злобного, предосудительного или отталкивающего в них нет. Они представляют собой самый лучший тип «наивных бюрократов», которые не пытаются тебя задушить, как это случается в России, просто потому, что им так нравится, или, как это бывает в США, для какой-то корыстной выгоды, или, как это происходит в Израиле, по идеологически-националистическим соображениям.
Внешнюю политику Канада ведет правильную, и я впервые с удивлением отмечаю, что почти согласен с внешней политикой страны, в которой проживаю. А это ведь редкое счастье…
Роль нашу на геополитической арене отчасти можно обрисовать выражением: «Моя хата с краю…» – и слава богу. Мы умудряемся не лезть в иракскую неразбериху, но при этом не ссоримся и с нашим Большим Братом на юге настолько, насколько это опрометчиво позволяют себе такие страны, как Франция, например…
Это все высшие сферы, в общем, немаловажные, но все же довольно оторванные от нашей повседневной жизни, особенно в канадской глубинке.
Пожалуй, настоящей притчей во языцех в Канаде является только министерство иммиграции. Мы все, прибывшие в эту страну так или иначе с его высочайшего отеческого соизволения, испытываем по отношению к этому супостату амбивалентные чувства, буквально на уровне застарелого эдипова комплекса, названного так по имени героя трагедии Софокла «Царь Эдип». Согласно Фрейду, это комплекс инфантильных переживаний, состоящий из влечения к своей матери одновременно с ревностью и недоброжелательством по отношению к отцу. Эдипов комплекс иммигранта – это такое психо-политическое представление об особенностях эмоциональных отношений иммигранта от одного до пяти лет выдержки к своим родителям – отцу (министерству иммиграции) и матери (Канаде).
Интересно то, что министерство иммиграции Канады не является вполне канадским госучреждением по духу, потому что общается в основном не с канадцами, а с нами, иностранцами, у которых, увы, ввиду тяжелого детства, проведенного в жестоких странах, где государство принято воспринимать не иначе как самого главного вора и убийцу, не сформировалось здорового чувства собственных прав. Мы всё мучаем себя достоевщинкой: «тварь я дрожащая, или право имею?»
Этот факт и развращает служащих министерства иммиграции. Если бы оно общалось с полноправными канадцами, они быстро показали бы ему кузькину мать…
Погодите, погодите… Так ведь я же и есть этот самый полноправный канадец! Я же всё как положено вынес, по всем кругам прошел, выучил фамилию своего члена парламента, сдал экзамен, получил гражданство… Так чего же я молчу?
А я и не стал молчать, засев за письмо своему, так сказать, народному представителю, члену парламента от моего избирательно округа. Я написал, что мои родители и родители моей жены остались прозябать в Израиле, но несмотря на то что мы подали просьбу на их спонсирование более года назад, от министерства иммиграции ни ответа ни привета. На наши телефонные звонки сотрудники министерства ответили, что у них огромное количество подобных просьб, и поэтому совершенно не известно, сколько времени займет процесс…
А ведь речь шла пока только о финансовой оценке нашей способности спонсировать собственных родителей, которая в норме должна производиться не дольше чем за два-три месяца.
То есть это же полный беспредел, товарищи сограждане! Мало того, что нам навязывают всякие вздорные условия, чтобы стало возможным привезти собственную мать, мало того, что мы должны предъявлять им справки, что зарабатываем достаточно, мало того, что мы подписываемся содержать своих родителей не менее десяти лет, формально освобождая государство от финансовых обязательств по отношению к этим людям, мало того, что мы должны предъявить доказательства, что наши престарелые родители здоровы, как быки, и не лягут тяжелым грузом на нашу агонизирующую систему здравоохранения, так они еще и вздумали рассматривать наши челобитные по два года вместо пары месяцев!
С одной стороны, это, конечно же, хорошо. В странах, где от политиков зависит, что мы будем завтра кушать, или будем ли мы живы вообще – жить невозможно. Однако, с другой стороны, в Канаде разрыв между политиками и народом достигает ужасающего размаха. Кажется, если завтра правительство уйдет в бессрочный отпуск, никто не заметит, и всё по-прежнему будет работать и функционировать, и никакого вреда от этого стране не будет. С одной стороны, это очень хорошо, потому что в таком государстве глупому политику трудно что-либо испортить, но, с другой стороны, и умному ничего не удастся изменить. Возможно, мне, жителю канадской глуши, это только кажется, и в крупных городах это не так, может быть, там, среди моря огней витрин и полицейских автомобилей, все иначе. Но у нас в глубинке это именно так. Многие граждане понятия не имеют, какая нынче партия руководит страной, и всё течет своим чередом вне зависимости от результатов федеральных, провинциальных или даже муниципальных выборов. И это – хорошо. Поэтому многим так и нравится Канада, что политика не играет в ней столь гибельной роли, как, например, в России, Израиле или Ираке.
Так что надо признать, что Канада вполне приличная страна. И это не потому, что, как говорил Михаил Жванецкий, «наши сапоги вот такие! Если других не видел…» Во всяком случае, я, посетив за свою жизнь более двадцати стран, лучше страны не видел.
И правительство у нас работает в соответствии с заветами Жан Жака Руссо. Оно не правит, а, скорее, пытается обслуживать своих граждан, насколько это позволяют ему пресловутые надчеловеческие «государственные интересы», которые Бакунин именовал самым большим горем всех граждан. Этот великий мятежник считал, что в нормальном государстве все должно быть подчинено удовлетворению потребностей и интересов личности, и надо признать, что в Канаде эти некогда утопические мечты нашли свое хотя бы частичное воплощение, и в принципе государство не претендует на руководящую роль, и я бы осмелился сказать, что крупные канадские корпорации представляют собой гораздо более одиозные и тоталитарные структуры, больше терроризирующие граждан, чем какое-нибудь канадское министерство.
Кажется, что государственные структуры немного побаиваются своего хмурого населения, чего не скажешь о Соединенных Штатах, где, наоборот, население панически боится собственного государства, демонизируя его в своем воображении, впрочем, недалеко ушедшем от правды!
Государственные служащие в Канаде – обычно люди положительные, с искренними идеалами и чистыми намерениями, в отличие от своих собратьев в других географических районах изъезженной нами планеты. Я имел честь общаться с бывшими работниками министерств, и могу заверить, что ничего злобного, предосудительного или отталкивающего в них нет. Они представляют собой самый лучший тип «наивных бюрократов», которые не пытаются тебя задушить, как это случается в России, просто потому, что им так нравится, или, как это бывает в США, для какой-то корыстной выгоды, или, как это происходит в Израиле, по идеологически-националистическим соображениям.
Внешнюю политику Канада ведет правильную, и я впервые с удивлением отмечаю, что почти согласен с внешней политикой страны, в которой проживаю. А это ведь редкое счастье…
Роль нашу на геополитической арене отчасти можно обрисовать выражением: «Моя хата с краю…» – и слава богу. Мы умудряемся не лезть в иракскую неразбериху, но при этом не ссоримся и с нашим Большим Братом на юге настолько, насколько это опрометчиво позволяют себе такие страны, как Франция, например…
Это все высшие сферы, в общем, немаловажные, но все же довольно оторванные от нашей повседневной жизни, особенно в канадской глубинке.
Пожалуй, настоящей притчей во языцех в Канаде является только министерство иммиграции. Мы все, прибывшие в эту страну так или иначе с его высочайшего отеческого соизволения, испытываем по отношению к этому супостату амбивалентные чувства, буквально на уровне застарелого эдипова комплекса, названного так по имени героя трагедии Софокла «Царь Эдип». Согласно Фрейду, это комплекс инфантильных переживаний, состоящий из влечения к своей матери одновременно с ревностью и недоброжелательством по отношению к отцу. Эдипов комплекс иммигранта – это такое психо-политическое представление об особенностях эмоциональных отношений иммигранта от одного до пяти лет выдержки к своим родителям – отцу (министерству иммиграции) и матери (Канаде).
Интересно то, что министерство иммиграции Канады не является вполне канадским госучреждением по духу, потому что общается в основном не с канадцами, а с нами, иностранцами, у которых, увы, ввиду тяжелого детства, проведенного в жестоких странах, где государство принято воспринимать не иначе как самого главного вора и убийцу, не сформировалось здорового чувства собственных прав. Мы всё мучаем себя достоевщинкой: «тварь я дрожащая, или право имею?»
Этот факт и развращает служащих министерства иммиграции. Если бы оно общалось с полноправными канадцами, они быстро показали бы ему кузькину мать…
Погодите, погодите… Так ведь я же и есть этот самый полноправный канадец! Я же всё как положено вынес, по всем кругам прошел, выучил фамилию своего члена парламента, сдал экзамен, получил гражданство… Так чего же я молчу?
А ведь речь шла пока только о финансовой оценке нашей способности спонсировать собственных родителей, которая в норме должна производиться не дольше чем за два-три месяца.
То есть это же полный беспредел, товарищи сограждане! Мало того, что нам навязывают всякие вздорные условия, чтобы стало возможным привезти собственную мать, мало того, что мы должны предъявлять им справки, что зарабатываем достаточно, мало того, что мы подписываемся содержать своих родителей не менее десяти лет, формально освобождая государство от финансовых обязательств по отношению к этим людям, мало того, что мы должны предъявить доказательства, что наши престарелые родители здоровы, как быки, и не лягут тяжелым грузом на нашу агонизирующую систему здравоохранения, так они еще и вздумали рассматривать наши челобитные по два года вместо пары месяцев!