Страница:
Общепринято, что происхождение большинства элементов, в том числе инертных газов, относится к нуклеосинтезу вещества в звездах, когда в ядре массивной звезды по мере термоядерной реакции водорода происходит сжатие, сопровождаемое ростом давления и температуры, что приводит к возможности синтеза С12 из Не4. Вследствие выделения энергии процесс сжатия прекращается, а в массе звезды начинается синтез более тяжелых элементов.[82]
Как ни странно, эта простая истина, ставшая известной еще в середине двадцатого века, не очень хорошо усвоилась в вихрастых головах народонаселения Земли. Да=да, мы все являемся звездными мальчиками и девочками, и ощутив это, можно почувствовать некую родственную связь с гордым Сириусом или с Аль-дебараном, встающими на горизонте.
Непосредственно наблюдать звезды мне не доводилось до недавнего времени, пока в близлежащем малопросвещенном городке не разорился уютный магазинчик телескопов с романтическим названием «Генезис», и я позволил себе купить довольно крупный телескоп-рефлектор. В первую же ночь я наблюдал ослепительную Луну и, как и все новички, был совершенно сражен ее величественной ярчайшей красотой. Я пытался найти на глобусе Луны место, которое предстало перед моим взором в телескопе, но я страдаю топографическим безумием, по всей видимости, не только на Земле, и в темноте глобус Луны выскользнул и скатился в едва замерзший бассейн, где и стал горделиво лавировать между еще тоненьких ломких льдин. Маськин тут же явился мне на помощь с сачком и с седьмой попытки ловко выудил Луну из бассейна, тем самым спася это замечательное небесное тело.
Однако другие объекты не смогли произвести на меня должного впечатления. Марс в мой телескоп мне явился малюсеньким красным кружочком. Об остальном нечего и говорить. Радость отмораживания конечностей в лютую декабрьскую ночь не могла конкурировать с домашним уютом, предлагаемым астрономической компьютерной программой, которая позволяет получить практически любое увеличение поверхности большинства планет Солнечной системы и их спутников. С этой программой я провозился несколько вечеров и облазил всю известную и заснятую часть нашей галактики, а также многие другие галактики. Мне стало скучно. Я назвал какое-то отдаленное звездное скопление, имевшее довольно цветастый вид, «Maskin Treasure Box» («Сокровищница Маськина»), и на этом успокоился.
Меня поразило, какая незначительная часть нашей галактики вмещает практически все видимые с Земли звезды, входящие в знакомые нам созвездия. Более того, расстояние до многих достаточно удаленных звезд определено с точностью до 50 процентов! Следовательно, и их масса может быть определена неточно. Астрономия вовсе не такая уж респектабельная точная наука, как может показаться с первого взгляда стороннему наблюдателю.
Моя природа устроена удивительно предсказуемо: стоит удовлетворить во мне определенную страсть, и я на некоторое время теряю интерес к предмету, ее пробудившему. Программа была вся исполнена, а на настоящем небе с моим телескопом рассматривать воистину оказалось нечего. Юпитер должен был начать восходить над горизонтом только в январе… Короче, в заснеженном дворе с моей гигантской трубой было нечего делать…
Почему же я не сделал астрономию занятием своей жизни? Ну, во-первых, в школе я слыл придурком и недотепой, каковым, где-то в глубине, я являюсь и до сих пор, а, как мама мне объяснила, для астрономии нужны физика и математика, в которых я был слаб до безобразия. Лишь годам к тридцати я понял, что ни то, ни другое не составляет большого труда понять и выучить, но, увы, теперь мне учиться поздно, ибо после достижения возраста Христа возникает неизбывная потребность учить, а чужой менторский тон воспринимается плохо. Я, конечно, шучу. Сам я учусь постоянно, но представить себя идущим опять в университет – не могу…
Более того, зачем? Пойти снова за парту с сопляками, десять лет есть дерьмо столовыми ложками от напыщенных индюков-профессоров и лишь к пятидесяти годам обзавестись докторской степенью по астрономии? А дальше выпрашивать гранты, чтобы мне позволили заглянуть в телескоп покрупнее? Смешно. Я решил свою обостренную страсть к астрономии гораздо проще. Хочешь чем-то заняться – для этого совсем не нужно быть специалистом. Я нанял несколько первоклассных специалистов и разрешил с ними один теоретический вопрос, который меня волновал в астрофизике особенно сильно. Речь шла о попытке объяснения парадоксально высокой скорости вращения звезд на периферии галактик.
На графике кривая А отображает предсказанную в соответствии с кеплеровской динамикой и ньютоновской механикой скорость вращения галактического диска по мере удаления от центра галактики. Кривая В —то, что наблюдается на самом деле. Именно это явление дало толчок изобретению понятия таинственной невидимой «темной материи» (Dark Matter), которая составляет якобы большую часть материи во вселенной. Далее, правда, появились и другие проблемы, которые тоже пришлось объяснять этой же самой «темной материей».
Дело в том, что я пытался учесть воздействие гравитационного поля на течение времени в точке пространства, в которой находится источник излучения, и тем самым вычислить разницу в характеристиках гравитационных полей непосредственно вблизи центра галактики, в точке наблюдения и на периферии галактики. Я предполагал, что это могло бы в какой-то степени объяснить наблюдаемый эффект. Я не буду вдаваться в технические подробности, но тридцать страниц переписки с одним канадским астрофизиком окончательно прояснили мой вопрос, удовлетворив меня хотя бы тем, что, во-первых, вопрос мой вполне легитимен, а во-вторых, по всей видимости, ответ на него при современных измерительных приборах найти невозможно, ибо нужно построить прибор размером, сопоставимым с расстоянием до Луны.
Теперь же я загорелся новой идеей. Вы спросите, какой? Ни больше и ни меньше – убить космологию. Пожалуйста, не путайте эту науку с астрономией, астрологией, космонавтикой или косметикой. Не будьте темны, как первозданное темное вещество, заполняющее нашу несчастную, многократно оболганную учеными Вселенную. По одному из определений, «cosmology – the study of the universe as a whole, of the contents, structure, and evolution of the universe from the beginning of time to the future»[83]. Заметьте, уже само определение попахивает шарлатанством… Вы, наверное, замечали, что меня чрезвычайно раздражает тот факт, что ученые создают теорию за теорией, а мир, согласно их шарлатанским воззрениям, перекочевывает со спин черепах в разные другие, не менее нелепые места. Основа моей идеи состоит в том, что следует осудить космологию как лженауку. Как можно доверять науке, которая обманывала нас на протяжении всей истории человечества? Так же, как в наше время уже не принято изобретать вечный двигатель или варить золото из ртути, следует прекратить строить всеобъемлющие модели устройства вселенной, ибо мы всегда будем испытывать дефицит информации и вечно обречены на ошибку. Даже если в один прекрасный день какой-нибудь астроном увидит в телескоп конец вселенной в виде кирпичной стены, то и это не решит вопроса кардинально… Немедленно возникнут теории, кто эту стену построил, что находится за ее пределами, и прочие спекуляции, не имеющие под собой никакой серьезной основы. Современная физика, и особенно космология все более приобретают спекулятивный характер. В частности, выводы теории бездумно экстраполируются за пределы области надежности применения данной теории. Эту ошибку сделал еще Ньютон, когда действие своего (точнее, галилеевского) закона сложения скоростей проэк-страполировал до бесконечных скоростей. И сегодня эту ошибку делают вновь самые маститые физики, разглагольствуя, например, о «Большом взрыве» и забывая, что при таком удалении во времени модели, из которых они извлекают эти выводы, теряют надежность, что само понятие времени не имеет надежной физической основы и что, кстати, ход времени не только в разные эпохи, но и в разных точках пространства может быть разным, таким образом, нет никакого смысла разглагольствовать о возрасте вселенной…
Положение в космологии мало изменилось за последние десятилетия. Несоответствий – множество, космологи едва успевают затыкать дыры. Например, сейчас стали модны теории о множественных вселенных, что является нонсенсом по определению. У многих авторитетных авторов читаем: «Вселенная в целом —все сущее…»[84], «Вселенная одна», «других Вселенных, по определению, не может существовать»[85], «Вселенная – это все, что существует. Вне Вселенной ничего нет. Причем нет не только галактик или какой-либо другой материи, но и вообще ничего – ни пространства, ни времени»[86], «Вселенная – это все существующее, вне ее нет ничего, в том числе и пустоты». Словосочетание «множество „в принципе возможных“ вселенных» является кощунственным. Таким образом, в современной космологии словом «Вселенная» обозначается то, что в диалектическом материализме называется объективной реальностью, материей. И дело не только в том, что тот или иной автор, или даже большинство авторов заявляли о том, что существует только одна вселенная. Известно, что создавая теорию или математическую модель какого-либо объекта, необходимо задать условия на границе этого объекта, отражающие, кроме прочего, взаимодействие этого объекта с окружением. Ни в одной космологической модели эти условия не задаются. Вселенная в космологии рассматривается как такой объект, который не имеет окружения, границ (грамотные философы говорят: «является бесконечной»).
В космологии есть не только «твердо установленные» выводы вроде изложенных выше, но и нерешенные проблемы. Если не касаться сугубо специальных, например проблемы происхождения галактик, то остальные можно отнести к двум видам. Это, во-первых, проблемы, связанные «с самым началом».
«С чего началось расширение? Как расширялся мир в самом начале? Была ли бесконечной плотность материи в начале расширения? Что было до начала наблюдаемого расширения? Насколько достоверен вывод о начале расширения, о состоянии огромной плотности всего вещества (как говорят, – о сингулярном состоянии), какие процессы протекали в этом сверхплотном веществе, что заставило вещество Вселенной расширяться, наконец, что было до начала расширения, до момента сингулярности??!»[87]
Начиная с 1980-х годов проблема возникновения вселенной обсуждается в рамках так называемого сценария раздувающейся Вселенной. «…Согласно сценарию раздувающейся Вселенной, вся ее наблюдаемая ныне часть образовалась из области меньшей, чем план-ковская длина. Это дает возможность думать о рождении всей нашей Вселенной (или только ее наблюдаемой части) за счет начальных квантовых флуктуации… Такая Вселенная имела первоначальный малый размер и затем экспоненциально расширялась, достигнув в процессе раздувания своих нынешних размеров… При этом все вещество, содержащееся в наблюдаемой нами Вселенной, возникало за счет работы, совершаемой гравитационными силами, внутри области, в которой первоначально содержалось не более десяти в минус пятой степени граммов вещества!»
Второй род проблем, который часто обсуждается в работах по космологии, – проблемы геометрии Вселенной.
Обратимся к трехмерному пространству. Оказывается, его искривленность может быть подобна искривленности сферы. Оно может замыкаться само на себя, оставаясь безграничным, но конечным по объему (подобно тому, как сфера конечна по площади)… Неизвестно, открыта ли наша Вселенная или закрыта.
Заметим, что в свое время ответ на этот вопрос не представлял загадки для А. Эйнштейна. В 1917 году в разделе «О мире как целом» работы «О специальной и общей теории относительности» он написал: «Из сказанного следует, что мыслимы замкнутые пространства, не имеющие границ. Среди них выделяется своей простотой сферическое (и соответственно эллиптическое) пространство, все точки которого равноценны. Отсюда перед астрономами и физиками возникает чрезвычайно интересный вопрос: является ли мир, в котором мы живем, бесконечным, или же он, подобно сферическому миру, конечен? Наш опыт далеко не достаточен для ответа на этот вопрос. Однако общая теория относительности дает возможность ответить на этот вопрос со значительной достоверностью… Вычисления показывают, что при равномерном распределении материи мир должен быть сферическим (или эллиптическим). Так как в действительности в отдельных областях материя распределена неравномерно, то реальный мир в отдельных частях будет отклоняться от сферического; он будет квазисферическим. Однако он должен быть конечным. Теория дает простое соотношение между пространственной протяженностью мира и средней плотностью материи в нем».[88]
Как меня Эйнштейн ни отговаривал, я все же собираюсь написать труд всей моей жизни «The End of Cosmology» – «Конец космологии». Каким образом? Очень просто. Как уже было сказано, я планирую посещать астрофизические конференции, завести знакомства, снова подыскать специалистов для консультаций. Эти специалисты помогут мне разработать научно обоснованную критику современных космологических теорий, а вот философскую подоплеку и выводы я оставлю за собой…
Конечно, скорее всего, мою книгу проигнорируют и серьезного скандала она не вызовет, но тем самым я, по крайней мере, поставлю галочку на той части своего экзистенциального проекта, где значится: «Попытайся разрушить лженауку, с помощью которой до сих пор религия и политика морочат голову людям».
Глава сорок четвертая
Глава сорок пятая
Как ни странно, эта простая истина, ставшая известной еще в середине двадцатого века, не очень хорошо усвоилась в вихрастых головах народонаселения Земли. Да=да, мы все являемся звездными мальчиками и девочками, и ощутив это, можно почувствовать некую родственную связь с гордым Сириусом или с Аль-дебараном, встающими на горизонте.
Непосредственно наблюдать звезды мне не доводилось до недавнего времени, пока в близлежащем малопросвещенном городке не разорился уютный магазинчик телескопов с романтическим названием «Генезис», и я позволил себе купить довольно крупный телескоп-рефлектор. В первую же ночь я наблюдал ослепительную Луну и, как и все новички, был совершенно сражен ее величественной ярчайшей красотой. Я пытался найти на глобусе Луны место, которое предстало перед моим взором в телескопе, но я страдаю топографическим безумием, по всей видимости, не только на Земле, и в темноте глобус Луны выскользнул и скатился в едва замерзший бассейн, где и стал горделиво лавировать между еще тоненьких ломких льдин. Маськин тут же явился мне на помощь с сачком и с седьмой попытки ловко выудил Луну из бассейна, тем самым спася это замечательное небесное тело.
Меня поразило, какая незначительная часть нашей галактики вмещает практически все видимые с Земли звезды, входящие в знакомые нам созвездия. Более того, расстояние до многих достаточно удаленных звезд определено с точностью до 50 процентов! Следовательно, и их масса может быть определена неточно. Астрономия вовсе не такая уж респектабельная точная наука, как может показаться с первого взгляда стороннему наблюдателю.
Моя природа устроена удивительно предсказуемо: стоит удовлетворить во мне определенную страсть, и я на некоторое время теряю интерес к предмету, ее пробудившему. Программа была вся исполнена, а на настоящем небе с моим телескопом рассматривать воистину оказалось нечего. Юпитер должен был начать восходить над горизонтом только в январе… Короче, в заснеженном дворе с моей гигантской трубой было нечего делать…
Более того, зачем? Пойти снова за парту с сопляками, десять лет есть дерьмо столовыми ложками от напыщенных индюков-профессоров и лишь к пятидесяти годам обзавестись докторской степенью по астрономии? А дальше выпрашивать гранты, чтобы мне позволили заглянуть в телескоп покрупнее? Смешно. Я решил свою обостренную страсть к астрономии гораздо проще. Хочешь чем-то заняться – для этого совсем не нужно быть специалистом. Я нанял несколько первоклассных специалистов и разрешил с ними один теоретический вопрос, который меня волновал в астрофизике особенно сильно. Речь шла о попытке объяснения парадоксально высокой скорости вращения звезд на периферии галактик.
На графике кривая А отображает предсказанную в соответствии с кеплеровской динамикой и ньютоновской механикой скорость вращения галактического диска по мере удаления от центра галактики. Кривая В —то, что наблюдается на самом деле. Именно это явление дало толчок изобретению понятия таинственной невидимой «темной материи» (Dark Matter), которая составляет якобы большую часть материи во вселенной. Далее, правда, появились и другие проблемы, которые тоже пришлось объяснять этой же самой «темной материей».
Теперь же я загорелся новой идеей. Вы спросите, какой? Ни больше и ни меньше – убить космологию. Пожалуйста, не путайте эту науку с астрономией, астрологией, космонавтикой или косметикой. Не будьте темны, как первозданное темное вещество, заполняющее нашу несчастную, многократно оболганную учеными Вселенную. По одному из определений, «cosmology – the study of the universe as a whole, of the contents, structure, and evolution of the universe from the beginning of time to the future»[83]. Заметьте, уже само определение попахивает шарлатанством… Вы, наверное, замечали, что меня чрезвычайно раздражает тот факт, что ученые создают теорию за теорией, а мир, согласно их шарлатанским воззрениям, перекочевывает со спин черепах в разные другие, не менее нелепые места. Основа моей идеи состоит в том, что следует осудить космологию как лженауку. Как можно доверять науке, которая обманывала нас на протяжении всей истории человечества? Так же, как в наше время уже не принято изобретать вечный двигатель или варить золото из ртути, следует прекратить строить всеобъемлющие модели устройства вселенной, ибо мы всегда будем испытывать дефицит информации и вечно обречены на ошибку. Даже если в один прекрасный день какой-нибудь астроном увидит в телескоп конец вселенной в виде кирпичной стены, то и это не решит вопроса кардинально… Немедленно возникнут теории, кто эту стену построил, что находится за ее пределами, и прочие спекуляции, не имеющие под собой никакой серьезной основы. Современная физика, и особенно космология все более приобретают спекулятивный характер. В частности, выводы теории бездумно экстраполируются за пределы области надежности применения данной теории. Эту ошибку сделал еще Ньютон, когда действие своего (точнее, галилеевского) закона сложения скоростей проэк-страполировал до бесконечных скоростей. И сегодня эту ошибку делают вновь самые маститые физики, разглагольствуя, например, о «Большом взрыве» и забывая, что при таком удалении во времени модели, из которых они извлекают эти выводы, теряют надежность, что само понятие времени не имеет надежной физической основы и что, кстати, ход времени не только в разные эпохи, но и в разных точках пространства может быть разным, таким образом, нет никакого смысла разглагольствовать о возрасте вселенной…
Положение в космологии мало изменилось за последние десятилетия. Несоответствий – множество, космологи едва успевают затыкать дыры. Например, сейчас стали модны теории о множественных вселенных, что является нонсенсом по определению. У многих авторитетных авторов читаем: «Вселенная в целом —все сущее…»[84], «Вселенная одна», «других Вселенных, по определению, не может существовать»[85], «Вселенная – это все, что существует. Вне Вселенной ничего нет. Причем нет не только галактик или какой-либо другой материи, но и вообще ничего – ни пространства, ни времени»[86], «Вселенная – это все существующее, вне ее нет ничего, в том числе и пустоты». Словосочетание «множество „в принципе возможных“ вселенных» является кощунственным. Таким образом, в современной космологии словом «Вселенная» обозначается то, что в диалектическом материализме называется объективной реальностью, материей. И дело не только в том, что тот или иной автор, или даже большинство авторов заявляли о том, что существует только одна вселенная. Известно, что создавая теорию или математическую модель какого-либо объекта, необходимо задать условия на границе этого объекта, отражающие, кроме прочего, взаимодействие этого объекта с окружением. Ни в одной космологической модели эти условия не задаются. Вселенная в космологии рассматривается как такой объект, который не имеет окружения, границ (грамотные философы говорят: «является бесконечной»).
В космологии есть не только «твердо установленные» выводы вроде изложенных выше, но и нерешенные проблемы. Если не касаться сугубо специальных, например проблемы происхождения галактик, то остальные можно отнести к двум видам. Это, во-первых, проблемы, связанные «с самым началом».
«С чего началось расширение? Как расширялся мир в самом начале? Была ли бесконечной плотность материи в начале расширения? Что было до начала наблюдаемого расширения? Насколько достоверен вывод о начале расширения, о состоянии огромной плотности всего вещества (как говорят, – о сингулярном состоянии), какие процессы протекали в этом сверхплотном веществе, что заставило вещество Вселенной расширяться, наконец, что было до начала расширения, до момента сингулярности??!»[87]
Начиная с 1980-х годов проблема возникновения вселенной обсуждается в рамках так называемого сценария раздувающейся Вселенной. «…Согласно сценарию раздувающейся Вселенной, вся ее наблюдаемая ныне часть образовалась из области меньшей, чем план-ковская длина. Это дает возможность думать о рождении всей нашей Вселенной (или только ее наблюдаемой части) за счет начальных квантовых флуктуации… Такая Вселенная имела первоначальный малый размер и затем экспоненциально расширялась, достигнув в процессе раздувания своих нынешних размеров… При этом все вещество, содержащееся в наблюдаемой нами Вселенной, возникало за счет работы, совершаемой гравитационными силами, внутри области, в которой первоначально содержалось не более десяти в минус пятой степени граммов вещества!»
Второй род проблем, который часто обсуждается в работах по космологии, – проблемы геометрии Вселенной.
Обратимся к трехмерному пространству. Оказывается, его искривленность может быть подобна искривленности сферы. Оно может замыкаться само на себя, оставаясь безграничным, но конечным по объему (подобно тому, как сфера конечна по площади)… Неизвестно, открыта ли наша Вселенная или закрыта.
Заметим, что в свое время ответ на этот вопрос не представлял загадки для А. Эйнштейна. В 1917 году в разделе «О мире как целом» работы «О специальной и общей теории относительности» он написал: «Из сказанного следует, что мыслимы замкнутые пространства, не имеющие границ. Среди них выделяется своей простотой сферическое (и соответственно эллиптическое) пространство, все точки которого равноценны. Отсюда перед астрономами и физиками возникает чрезвычайно интересный вопрос: является ли мир, в котором мы живем, бесконечным, или же он, подобно сферическому миру, конечен? Наш опыт далеко не достаточен для ответа на этот вопрос. Однако общая теория относительности дает возможность ответить на этот вопрос со значительной достоверностью… Вычисления показывают, что при равномерном распределении материи мир должен быть сферическим (или эллиптическим). Так как в действительности в отдельных областях материя распределена неравномерно, то реальный мир в отдельных частях будет отклоняться от сферического; он будет квазисферическим. Однако он должен быть конечным. Теория дает простое соотношение между пространственной протяженностью мира и средней плотностью материи в нем».[88]
Как меня Эйнштейн ни отговаривал, я все же собираюсь написать труд всей моей жизни «The End of Cosmology» – «Конец космологии». Каким образом? Очень просто. Как уже было сказано, я планирую посещать астрофизические конференции, завести знакомства, снова подыскать специалистов для консультаций. Эти специалисты помогут мне разработать научно обоснованную критику современных космологических теорий, а вот философскую подоплеку и выводы я оставлю за собой…
Конечно, скорее всего, мою книгу проигнорируют и серьезного скандала она не вызовет, но тем самым я, по крайней мере, поставлю галочку на той части своего экзистенциального проекта, где значится: «Попытайся разрушить лженауку, с помощью которой до сих пор религия и политика морочат голову людям».
Глава сорок четвертая
Как я стал поэтом
Многие отмечают, что стихи надиктовываются им неким внутренним голосом, который представляется чем-то отдельным от поэта. Иные утверждают, что строки диктует им небо, муза или бог знает кто еще. Все-таки родина стихов, видимо, находится где-то в подсознании, в том самом нашем внутреннем «я», которое живет параллельно с нами и изредка беспокоит нас необъяснимо мрачными или просто необузданными снами. То самое подсознание, которое иной раз возьмет да и вставит в нашу речь смешное словечко или оговорку, выдающие с головой, к чему стремится наша внутренняя простоватая суть.
Безусловно, родина стихов покоится отнюдь не в хладном рассудке. Мы начинаем писать стихи, прислушиваясь к отдаленным ритмам, как бы к музыке, звучащей на краю нашего сознания. И тут самое главное —наплевать на возможную критику и презрительные возгласы за спиною. Стихи – это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему – гоните критиков. Они – лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас – это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.
Стихосложение – я имею в виду свободное и не связанное по всем конечностям дурными правилами и формулировками, без ямбов и хореев, стихосложение как путь реализации внутренней музыки и клокочущей силы подсознания, – такое стихосложение является изысканным удовольствием немногих, кто не побоялся показаться нелепым и смешным в глазах бездарности, ищущей повода уколоть свою несчастную заблудшую жертву дурными словами критики.
Ну и что, что слово употреблено в моем стихотворении неверно, ну и что, что такого падежа вообще не существует? А кто выковывает язык, как не поэт? Кому принадлежит право решать, какой бедовой голове можно касаться святая святых любого языка, его школьных правил, а кому нельзя?
Я верю, что язык принадлежит каждому его носителю, и каждый имеет право привнести какую-то новую толику видения сочетания звуков и смысла.
Я бережлив к отпечаткам моих чувств, рождающих слова, складирующиеся в строки. Я очень редко зачеркиваю, ибо действительно не считаю себя вправе перебивать надиктовывающий мне голос, идущий из глубин моего бытия и небытия.
Стремление писать стихи проявилось во мне чрезвычайно рано, и по немногим сохранившимся детским строчкам я могу судить, насколько уже тогда я был нездоров. Кажется, мой невроз родился вместе со мной, ибо я не помню того возраста, когда бы его у меня не было.
Возможно, всякий ребенок в какой-то мере страдает неврозом: навязчивые мысли, страхи, приступы неведомо откуда накатившей грусти – разве это все не самые естественные проявления запущенных неврозов? Да, пожалуй, в нашу бытность детьми мы больны, и лишь немногие из нас более или менее выздоравливают по мере взросления.
Что же вырастает из подобного невротического ребенка?
С помощью внешнего наблюдения Хорни[89] классифицировала отношения невротиков с окружающими по пяти группам:
1. Отношения любви, привязанности и расположения – невротик проявляет себя как человек, чрезмерно зависимый от одобрения или расположения со стороны других, при этом может отсутствовать способность заботы о других.
2. Отношения, связанные с оценкой «Я», – внутренняя незащищенность, выражающаяся в самоуничижении и – возвеличивании.
3. Отношения, связанные с самоутверждением, – наличие группы запретов (трудности в принятии решения, формировании мнения, осознании собственных желаний); неспособность к планированию.
4. Отношения, связанные с агрессией – две тенденции: а) потребность во власти, требовательность, критика других; б) ощущение обманутости, предательства, мнительность.
5. Отношения, связанные с сексуальностью – повышенная сексуальная активность или запрет на нее.
Вам этот портрет в пяти пунктах никого не напоминает? Нет? А мне напоминает. Во-первых, себя, во-вторых, большинство других людей, которых мне приходилось наблюдать.
Я всю жизнь колебался между указанными в этих пяти пунктах крайностями. Так же колебались и мои стихи. Возьмите любое стихотворение – и оно легко подпадет под один из перечисленных пунктов.
Итак, моя поэзия есть ничто иное, как проявление невроза. А вся остальная моя деятельность разве не является классическим проявлением невроза?
Даже мысль, которая сейчас промелькнула у меня в голове, что невроза вообще не существует, что в этих пяти пунктах просто описана человеческая жизнь… О, эта мысль – самое настоящее проявление невроза! Невроз хитер, он понимает, что если ему удастся всех убедить, что его нет, то тогда ему будет легче творить свою зловещую работу по изъеданию вдрызг человеческой души. Зачем ему это надо, возможно, спросите вы? Очень просто. Такова его, невроза, экзистенциальная задача, ибо если невроз не будет ничем себя проявлять, он перестанет существовать.
Так и текут реки невротических стихов – мутные потоки неврастении. Зайдите на www. stihi. ru[90], и вы окунетесь в безбрежный океан неврозов во всех их проявлениях.
Поищем доказательства невротического происхождения моих стихов. Стоило мне начать пить таблетки от невроза – и я перестал писать стихи. А ведь я был весьма плодовит – в моем сборнике «О грусти этих дней кто, как не я, напишет?», слава богу, не меньше четырехсот страниц. (Обратите внимание на название – это ли не самое яркое из всех возможных доказательств невротического происхождения моего стихотворчества?)
В чем же тайна моей поэзии? Простое сочетание определенного уровня серотонина в моем мозгу с наличием свободного времени?
А разве то, что я пишу сейчас, не является проявлением невроза? Что это? Мания величия? Ишь ты, чего учудил – пишет самороман, уже дописал до сорок четвертой главы! Видишь ли, он и поэт, и астроном, и скакун древнегреческий…
Признаю – все есть ничто иное, как проявление моего невроза. Каюсь.
Хотя, погодите! Ведь каяться – это проявление «внутренней незащищенности, выражающейся в самоуничижении». А самоуничижение есть непростительная и вредная иллюзия. В таком случае, позвольте мне выбрать полезную и приятную иллюзию, что поэзия есть не проявление невроза, а славная песня, звучащая на белоснежных склонах наших удивительных душ.
Безусловно, родина стихов покоится отнюдь не в хладном рассудке. Мы начинаем писать стихи, прислушиваясь к отдаленным ритмам, как бы к музыке, звучащей на краю нашего сознания. И тут самое главное —наплевать на возможную критику и презрительные возгласы за спиною. Стихи – это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему – гоните критиков. Они – лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас – это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.
Стихосложение – я имею в виду свободное и не связанное по всем конечностям дурными правилами и формулировками, без ямбов и хореев, стихосложение как путь реализации внутренней музыки и клокочущей силы подсознания, – такое стихосложение является изысканным удовольствием немногих, кто не побоялся показаться нелепым и смешным в глазах бездарности, ищущей повода уколоть свою несчастную заблудшую жертву дурными словами критики.
Ну и что, что слово употреблено в моем стихотворении неверно, ну и что, что такого падежа вообще не существует? А кто выковывает язык, как не поэт? Кому принадлежит право решать, какой бедовой голове можно касаться святая святых любого языка, его школьных правил, а кому нельзя?
Я верю, что язык принадлежит каждому его носителю, и каждый имеет право привнести какую-то новую толику видения сочетания звуков и смысла.
Я бережлив к отпечаткам моих чувств, рождающих слова, складирующиеся в строки. Я очень редко зачеркиваю, ибо действительно не считаю себя вправе перебивать надиктовывающий мне голос, идущий из глубин моего бытия и небытия.
Стремление писать стихи проявилось во мне чрезвычайно рано, и по немногим сохранившимся детским строчкам я могу судить, насколько уже тогда я был нездоров. Кажется, мой невроз родился вместе со мной, ибо я не помню того возраста, когда бы его у меня не было.
Возможно, всякий ребенок в какой-то мере страдает неврозом: навязчивые мысли, страхи, приступы неведомо откуда накатившей грусти – разве это все не самые естественные проявления запущенных неврозов? Да, пожалуй, в нашу бытность детьми мы больны, и лишь немногие из нас более или менее выздоравливают по мере взросления.
Что же вырастает из подобного невротического ребенка?
С помощью внешнего наблюдения Хорни[89] классифицировала отношения невротиков с окружающими по пяти группам:
1. Отношения любви, привязанности и расположения – невротик проявляет себя как человек, чрезмерно зависимый от одобрения или расположения со стороны других, при этом может отсутствовать способность заботы о других.
2. Отношения, связанные с оценкой «Я», – внутренняя незащищенность, выражающаяся в самоуничижении и – возвеличивании.
3. Отношения, связанные с самоутверждением, – наличие группы запретов (трудности в принятии решения, формировании мнения, осознании собственных желаний); неспособность к планированию.
4. Отношения, связанные с агрессией – две тенденции: а) потребность во власти, требовательность, критика других; б) ощущение обманутости, предательства, мнительность.
5. Отношения, связанные с сексуальностью – повышенная сексуальная активность или запрет на нее.
Я всю жизнь колебался между указанными в этих пяти пунктах крайностями. Так же колебались и мои стихи. Возьмите любое стихотворение – и оно легко подпадет под один из перечисленных пунктов.
Итак, моя поэзия есть ничто иное, как проявление невроза. А вся остальная моя деятельность разве не является классическим проявлением невроза?
Даже мысль, которая сейчас промелькнула у меня в голове, что невроза вообще не существует, что в этих пяти пунктах просто описана человеческая жизнь… О, эта мысль – самое настоящее проявление невроза! Невроз хитер, он понимает, что если ему удастся всех убедить, что его нет, то тогда ему будет легче творить свою зловещую работу по изъеданию вдрызг человеческой души. Зачем ему это надо, возможно, спросите вы? Очень просто. Такова его, невроза, экзистенциальная задача, ибо если невроз не будет ничем себя проявлять, он перестанет существовать.
Так и текут реки невротических стихов – мутные потоки неврастении. Зайдите на www. stihi. ru[90], и вы окунетесь в безбрежный океан неврозов во всех их проявлениях.
Поищем доказательства невротического происхождения моих стихов. Стоило мне начать пить таблетки от невроза – и я перестал писать стихи. А ведь я был весьма плодовит – в моем сборнике «О грусти этих дней кто, как не я, напишет?», слава богу, не меньше четырехсот страниц. (Обратите внимание на название – это ли не самое яркое из всех возможных доказательств невротического происхождения моего стихотворчества?)
В чем же тайна моей поэзии? Простое сочетание определенного уровня серотонина в моем мозгу с наличием свободного времени?
А разве то, что я пишу сейчас, не является проявлением невроза? Что это? Мания величия? Ишь ты, чего учудил – пишет самороман, уже дописал до сорок четвертой главы! Видишь ли, он и поэт, и астроном, и скакун древнегреческий…
Признаю – все есть ничто иное, как проявление моего невроза. Каюсь.
Хотя, погодите! Ведь каяться – это проявление «внутренней незащищенности, выражающейся в самоуничижении». А самоуничижение есть непростительная и вредная иллюзия. В таком случае, позвольте мне выбрать полезную и приятную иллюзию, что поэзия есть не проявление невроза, а славная песня, звучащая на белоснежных склонах наших удивительных душ.
Глава сорок пятая
Как я стал писателем
Писателем я стал в результате осознанного решения. Нужно же мне чем-то заполнить пустоту своего существования? Чем? Смотреть телевизор? Нет уж, увольте. Смотрите телевизор сами.
Кое-как, потихоньку, я научился искренне плевать на мнение других о себе. Это был долгий и ухабистый путь. Однако, мой дорогой друг читатель, зарубите себе на носу, что если пишущая личность оглядывается на читателя и раздумывает, что же ему понравится, а чего не понравится, то у такого писателя должно все время выходить что-то вроде:
Леночка тяжело дышала. Она стояла, облокотившись локтями на рабочий стол Сергея, и старательноподмахивала попочкой. Сергей стоял сзади и натягивалее, как породистый кобель не менее родовитую сучку…[91]
…и так далее. Это не может не понравиться. И ученый, и работяга с одинаковым интересом ознакомятся с таким творчеством. Красочно, свежо, легко, весело… И главное, оказывает весьма освежающий эффект на еще не совсем окочурившийся человеческий организм. Конечно, все мои нудные тексты, кирпичеобразные книги в восемьсот страниц, напичканные сухонькими цитатками по-французски да по-немецки, натужные самоискания, постные посулы великих открытий с выдачей на самом деле натуральной дули в собственном соку… все мои труды, увы, не стоят и пяти строчек такого младок-рового творчества и посему обречены на холодное безразличие и пыление по полкам второсортных магазинов. Вы скажете: а как же скукотища Диккенса? А как же затхлый американский «Моби Дик»[92], с которым носится, высунув язык, литературная часть счастливой нации изобретателей жвачки[93] и кока-колы? Ну что ж, поверьте, прославление автора вовсе не зависит от талантливости его произведений. Во всяком обществе существуют серые кардиналы от литературы, замешанной на капитале и политике, в чьей воле поднять и раскрутить практически любого более или менее сносного, или даже вовсе несносного автора. Вы скажете: такие авторы не переживут века? Это вовсе не имеет значения, ибо прославление автора в будущие века опять же не зависит от качества его произведений. За редким исключением, классическая литература представляет собой классическую нудную жвачку. Ее издают из-за имени автора, которое у всех на слуху, покупают, опять же, из-за имени и ставят на полки домашних библиотек, где она проводит бесконечные годы в пыли и забвении. Имя любого автора – это товар, а прославить уже усопшего автора даже выгоднее, чем живущего, особенно раскопав его лет через пятьдесят-семьдесят (я имею в виду эксгумацию не останков автора, а его таланта).
Кое-как, потихоньку, я научился искренне плевать на мнение других о себе. Это был долгий и ухабистый путь. Однако, мой дорогой друг читатель, зарубите себе на носу, что если пишущая личность оглядывается на читателя и раздумывает, что же ему понравится, а чего не понравится, то у такого писателя должно все время выходить что-то вроде:
Леночка тяжело дышала. Она стояла, облокотившись локтями на рабочий стол Сергея, и старательноподмахивала попочкой. Сергей стоял сзади и натягивалее, как породистый кобель не менее родовитую сучку…[91]
…и так далее. Это не может не понравиться. И ученый, и работяга с одинаковым интересом ознакомятся с таким творчеством. Красочно, свежо, легко, весело… И главное, оказывает весьма освежающий эффект на еще не совсем окочурившийся человеческий организм. Конечно, все мои нудные тексты, кирпичеобразные книги в восемьсот страниц, напичканные сухонькими цитатками по-французски да по-немецки, натужные самоискания, постные посулы великих открытий с выдачей на самом деле натуральной дули в собственном соку… все мои труды, увы, не стоят и пяти строчек такого младок-рового творчества и посему обречены на холодное безразличие и пыление по полкам второсортных магазинов. Вы скажете: а как же скукотища Диккенса? А как же затхлый американский «Моби Дик»[92], с которым носится, высунув язык, литературная часть счастливой нации изобретателей жвачки[93] и кока-колы? Ну что ж, поверьте, прославление автора вовсе не зависит от талантливости его произведений. Во всяком обществе существуют серые кардиналы от литературы, замешанной на капитале и политике, в чьей воле поднять и раскрутить практически любого более или менее сносного, или даже вовсе несносного автора. Вы скажете: такие авторы не переживут века? Это вовсе не имеет значения, ибо прославление автора в будущие века опять же не зависит от качества его произведений. За редким исключением, классическая литература представляет собой классическую нудную жвачку. Ее издают из-за имени автора, которое у всех на слуху, покупают, опять же, из-за имени и ставят на полки домашних библиотек, где она проводит бесконечные годы в пыли и забвении. Имя любого автора – это товар, а прославить уже усопшего автора даже выгоднее, чем живущего, особенно раскопав его лет через пятьдесят-семьдесят (я имею в виду эксгумацию не останков автора, а его таланта).