Хорошо, хорошо. Я поднатужусь и снесу планету, при этом приглушенно кудахтнув так, как будто снес всего лишь яйцо… Я буду скромным.
   Бедный Хвастозаврик… Он так хвастался, когда снес свое яйцо… А я сделал из этого доисторического яйца вполне прозаическую современную яичницу и теперь обречен бегать по Земле и спрашивать всех встречных и поперечных: «Вы видели, какой у меня замечательный хвостик?»

Глава третья
Как я владел миром

   Хорошо владеть. Неважно чем. Например, пылесосом. Им можно сосать пыль. Что может быть более занимательно в воскресный вечер? Можно владеть телевизором и наблюдать, как клоуны дурачатся перед клоунами и все вместе весело смеются в перерывах между репортажами о ставших рутиной терактах. Можно владеть собой. Сидеть и пыжиться, как резиновый ежик на игрушечном горшке в детском саду. Я же предпочитаю владеть миром. Всем без остатка, и немножко чем-нибудь еще.
   Многие владеют только малой частью мира. Вот паучок, например, – полноправный хозяин в своей паутинке. Он точно знает, где у него припрятаны его пауч-ковые вещички. А вот капля, например, владеет всем миром сразу, ибо отражает его целиком.
   Как-то один паучок шел, шел и встретил каплю. Капля ему говорит:
   – И не скучно тебе сидеть в своей паутинке? Какая ж должна быть у паука зарплата, чтобы он согласился променять восторг полета на скуку затхлого угла?
   – При чем тут скука? – отвечает ей паук. – Надо терпеливо ждать, пока прилетит муха, потом заморочить ей голову паутиной и съесть. Такова жизнь, и нечего тут скучать.
   – А мне было бы скучно сидеть в пыльном углу и охмурять мух… – улыбнулась капля.
   – Да, но ты едва появилась из облачка, и все, что тебе дано, это головокружительный полет… а дальше сольешься ты с прочими, извините за выражение, сточными водами… Ну, и в чем здесь смысл? – попробовал досконально разобраться паучок, благо времени для подробного анализа у него было предостаточно, поскольку беспечных мух на горизонте не предвиделось.
   – Смысл в том, что в миг своего полета я отражаю в себе весь мир и тем самым как бы им владею… – ответила капля.
   – Глупости, – завозражал паучок, но капля его уже не слышала, она полетела, сдутая ветром, в свой головокружительный, пусть и последний полет.
   Капли – это не только то, что вы закапываете в нос, чтобы зачем-то усилить и без того интенсивное при насморке соплеотделение. Капли – это не то, что вы капаете в стакан, чтобы отвлечь внимание скучающего за плечами инфаркта. Капли – это не то, что так ценит алкаш, поэтически обвив ладонью исхудалую чекушку.
   Капли – это единственное средство хоть на миг отразить в себе этот мир, даже со светом самой что ни на есть далекой таинственной галактики, и слиться с неразрывным потоком вод, несущимся к дышащим влагой безднам.
   «Не бойся медлить, бойся остановиться», – молвит китайская пословица, и я не тороплюсь, но не останавливаюсь.
   Еще в детских своих играх я себе воображал некую систему, которая могла ответить на любой вопрос, найти и предоставить любую книгу, любой фильм, любой факт. Это было предчувствие современности. Возможно, вам неинтересна поэтика интернета. Пожалуй, вы будете правы, заявив, что нет ничего прозаичнее, чем интернет. Но, поверьте мне, мы даже на йоту не используем то, что он может нам позволить. Нам просто это не приходит в голову. Мы пока не понимаем, какая польза нам знать вещи, которые раньше были доступны только Всевидящему.
   На днях мне кто-то брякнул через ICQ – мол, давай поговорим. Ну, думаю, давай. Оказался китаец из Китая. Я сначала не поверил и выдал весь свой словарный запас на китайском, состоящий пока из одной фразы: что означает: «Я хочу есть». Я ему сразу весь свой словарный запас и выдал. А он говорит: «Ты чего-то есть хочешь». Я пришел в легкий восторг – впервые в жизни поговорил на китайском. Думаю, это надо отметить. Китаец мне говорит, что он, мол, студент. Я спрашиваю: «Где?» Он называет какое-то учебное заведение в дебрях Южного Китая. Я тут же нахожу в интернете все про город, в котором он живет, про заведение, в котором он учится. Рассматриваю фотографию их главного учебного корпуса. Через минуту отвечаю: «Ты, что ли, учишься в колледже, у которого крыша красная?» После минутного молчания получаю растерянный вопрос: «Ты что, бывал в нашем городе?» Далее я и вовсе довел его до опупения подробностями о местных достопримечательностях… Он быстро исчез, как только я заговорил об их Мао… Наверно, подумал, что я из их тайной полиции…
   Разве это не владение миром – в считанные секунды переноситься в пространстве и знать то, что раньше мог ведать только Всевышний?
   А как вам нравится наша способность пронизывать время?
   Бабушка моя рассказывала о своих детских переживаниях… Чувство, что прошлое и теперь существует где-то совместно с настоящим, по-видимому, связано с тем, что оно действительно остается существовать в нас. До поры до времени, до поры до времени… Ни молодые наши родители, ни недоигранные детские игры – ничего не пропало. Оно живет и теплится в нас. Пока мы заняты будущим или азартно увлечены происходящим, эти воспоминания как будто бы забыты и отсутствуют… Но с возрастом они все больше места отвоевывают в наших мыслях и снах. Вот почему жизнь кажется столь многопластовой, вот почему нам все время кажется, что ничего не ушло, все осталось и дожидается в нашей памяти, чтобы быть досказанным, доигранным, доосознанным. И эта недосказанность всегда живет в самых что ни на есть хрупких мелочах. Моя бабушка до картинной точности описывала красный диван в деревне, на котором она года в четыре, а может, в семь, проплакала пятно, чтобы родители ее не оставляли у своих родственников. Ее там не оставили, но как ярко через восемьдесят лет ей помнился этот диван и что лаяли собаки! И эти собаки, и этот диван продолжают существовать уже в моей жизни, путь несколько видоизмененные, но в сущности все те же, вот уже больше ста лет после этих детских слез, проплакавших пятно… Мы даже в малой мере не осознаем, в какой огромной степени влияют на нас эти невзгоды прежних эпох… Например, пережитые моей бабушкой еврейские погромы руководили всей моей, ее внука, жизнью, и я до сих пор бегу и прячусь, страшась грубого стука в дверь по ночам, и мой сынишка, наверное, тоже будет немного бояться, и так сквозь поколения идет эта страшная память о звериных уродах, громящих наши дома… Я думаю, что антисемитизм зиждется именно на звериной основе… Как и любой биологический вид, люди расщепляются на расы, которые угрожают при долгой изоляции отпасть от основного вида… Конечно, в современном глобальном царстве такого не случится, но живет в некоторых людях буквально физиологическая потребность уничтожать чужого… и в этом и есть неискоренимость и сила антисемитизма, как и любой другой разновидности расовой нетерпимости…
   Вот как я заглянул на сотню лет назад через интернет. О гимназии бабушка рассказывала немного, разве что маленькие мелочи, – что завтрак стоил две копейки и что от уроков по Закону Божию ее освобождали, и она гуляла, пока другие учились. Однако, когда государь император проезжал Кишинев, бабушку тоже включили в хор гимназисток и она пела «Боже, царя храни…». Я помню ее, старенькую, стоящую в моей комнате и поющую для меня эту запретную в коммунистическую пору гордую мелодию, которая значила для России так много…
 
Боже, царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам,
Царь православный.
Боже, царя храни!
 
   Конечно, она не помнила всех слов, но как странно было это смешение чувств бабушки – еврейки, чуть не погибшей в погромах, сорок лет замужем за дедушкой – ярым коммунистом, который умер за пять лет до моего рождения, поющей «Боже, царя храни…» с наворачивающимися на изничтоженные катарактой потускневшие глаза слезами. Она пела свое детство, и снова перед ней проходил поезд с государем императором, дул ветерок, и они, юные гимназистки, пели величественные слова в честь великого властителя всея Руси… Эти сумасшедшие сочетания чувств знакомы и нашему поколению вечных изгоев, для которых Россия навсегда осталась страной нашего детства и юности, которую мы любим, несмотря на все ее убожество и неизбывную ненависть к нам…
   Я не знаю точно, когда бабушка гимназисткой участвовала во встрече государя императора, но вполне возможно, что это было в 1914 году… Наверное, это было 3-го июня, до начала Первой мировой войны оставалось чуть меньше двух месяцев, а вместе с ней – и до конца всей довоенной России (эта война длилась 4 года 3 месяца и 10 дней (с 1 августа 1914-го по 11 ноября 1918-го).
   Я нашел в интернете описание этого дня в дневнике самого Николая Второго!
   Вот что пишет об этом дне посещения Кишинева сам самодержец:
   3-го июня. Вторник. 1914 год
 
   Простояли полночи на месте и прибыли в Кишинев в 9 жарким утром. По городу ехали в экипажах. Порядок был образцовый. Из собора с крестным ходом вышли на площадь, где произошло торжественное освящение памятника Имп. АлександруIв памятьстолетия присоединения к России Бессарабии. Солнцепекло сильно. Принял тут же всех волостных старшин губернии. Затем поехали на прием к дворянству; с балкона смотрели на гимнастику мальчиков и девочек. Оттуда был красивый вид на окрестность города. Па пути к станции посетили земский музей. В час 20 мин. уехали из Кишинева.
   Что-то нетривиальное происходит с проникновением в нашу жизнь интернета. Чем шире он расправляет свои легкие крылья, тем больше мы владеем миром в его пространственных и временных, вещественных и духовных плоскостях.
   Возможность узнать, какой день был почти сто лет назад и как было жарко в тот день… Это нечто большее, чем просто огромная электронная энциклопедия. Это шанс реально владеть миром, таким, каков он есть, и каков он был, и каков он будет.
   Всю жизнь мы устанавливаем себе мнимые пределы, лимиты, ограничения. Зовите эти мрачные столбики как угодно. На них развешаны таблички: «Этого мне не понять», «Это не для меня», «Этого мне не нужно», «Это мне неинтересно»… Я пытаюсь их ломать, наотмашь, нещадно ломать эти пределы.
   Пусть я капля, недолговечная и нестойкая. Пусть паучки надежнее зацепились за свои паутинки. Но позвольте мне владеть миром, пусть только на тот самый, стремительно срывающийся в бездну миг!

Глава четвертая
Как я изобрел формулу бессмертия

   Все мы, конечно, являемся неповторимыми в своей уникальности индивидуумами, которых смерть стирает ластиком неизбывно и безвозвратно. Но что если применить спокойный рационализм? Ведь если большая часть окружающего нас мира является иллюзией (вы не будете настаивать, что фильмы на экране материальны или что солнце на горизонте прямо-таки погружается в море, как утверждают наши усталые глаза?), почему бы не создать иллюзию вечной жизни или, по крайней мере, присутствия близкого человека, с которым можно продолжать общаться вне зависимости от того, жив он или нет и, более того, хочет он того или нет.
   Извольте получить бизнес-план, который я вам дарю, потому что не хочу со всем этим возиться (мне и так хватает моей обычной писательской деятельности, в процессе которой я создаю достаточное количество иллюзий). Осуществив этот бизнес-план, вы станете важнее, чем Билл Гейтс, и, возможно, вам поставят большой и толстый памятник еще при жизни.
   Нынче ведь программистов развелось больше, чем всех других «истов». Их больше, чем коммунистов, гомосексуалистов, и скоро даже станет больше, чем пофигистов, число которых настолько огромно, что трудно его сосчитать даже с малой долей правдоподобности.
   Если вы сами не программист (что тоже еще случается, хоть и редко), то отдайте идею вашему другу, брату, свату, соседу, кому угодно, потому что мир сейчас полнится программистами, как некогда полнился атеистами, анархистами и пародистами.
   Современный уровень коммуникаций позволяет нам общаться с близкими и друзьями через интернет, даже видя их живое изображение и обмениваясь с ними мыслями посредством звука.
   Годами мы можем не видеться с людьми в общепринятом физически-пространственном смысле, однако чувствовать их присутствие ничуть не в меньшей мере, как если бы они были с нами в одной комнате.
   Все, что нам нужно сделать, – разработать программу, которая, пока мы с ними общаемся, записывала бы все подробности их мимики и реакций на наши фразы. Через пару сотен разговоров создастся полная база данных всевозможных видео-звуковых реакций. Далее программа должна научиться реагировать на ваши фразы и пополнять свой словарный запас и свежие мнения из текущих новостей.
   Вот и все. Вы получаете идеального собеседника. Он будет выслушивать все ваши новости, реагировать на все ваши шутки, рассказывать вам новые анекдоты, подцепленные в интернете. Он будет обсуждать с вами последние мировые новости, причем будет иметь свое специфическое мнение, которое компьютер будет рассчитывать по предыдущим шаблонам мнений на прежние события. Программа будет помнить то, что вы ей рассказали, а также будет периодически прокручивать старые истории, которыми полнятся наши разговоры, подчас похожие на граммофонную пластинку.
   Вы скажете – это не будет работать? Будет. Конечно, первые версии программы будут иногда зависать и будут не очень естественными (особенно если вы поручите это «Майкрософту», который торопится выбросить на рынок недоделанный продукт, зато в широком масштабе и обычно, прямо или косвенно, бесплатно). Далее программы станут настолько совершенными, что люди начнут предпочитать пользоваться ими еще при жизни оригинала.
   Вы скажете – это цинично? Ну конечно, менее цинично – тосковать всю оставшуюся жизнь по любимому человеку, проливая реки слез, вместо того, чтобы подсесть к компьютеру и вдоволь посмеяться с ним, рассказывая друг другу свежие анекдоты или обсуждая, как выросли дети.
   Вы скажете – это несправедливо по отношению к усопшему? Ну что же он, совсем садист? Что, ему не хочется, чтобы вы проводили часы с его видеообразом, который не делает ничего того, чего не делал бы его прототип?
   Как назвать такую программу? «AntiDeath»[2]. Или, если хотите элегантно, назовите «VieEternal»[3] на французский манер.
   Вы можете делать это и с живыми людьми. Например, брат, которому некогда слушать ваши стихи или которому надоела ваша проза… Взял, запрограммировал, и читай ему сколько вздумается, тем более все, что вы от него ожидаете, – это сидеть на экране напротив вас с умиротворенной полуулыбкой, периодически довольно крякать и изредка говорить: «Боря, ты написал это действительно хорошо. Молодец!». Программа не будет зевать, засыпать, а главное, сердиться, что ей надо куда-то идти, а вы ей уже второй час досаждаете своими сочинениями… В это время ваш реальный брат будет жить своей разнообразной личной жизнью и, более того, я вас уверяю, еще сам подарит вам такую программу, чтобы вы от него отстали со своими литературоизлияниями. А вы подарите своему брату программу, изображающую вас внимательно и вдумчиво крякающим по поводу его длинных рассказов о его производстве, в стиле «пришел-ушел» или «я им… а они мне…», и всегда – «денег мало платят…»
   Вы скажете – программа будет бесчувственной болванкой? Ну что вы! Все зависит от того, как вы ее отрегулируете. Необязательно она будет ласковой и беззубой. Например, вам нравится скандалить и выяснять отношения с вашим бывшим мужем. Он от этого несколько утомился и отчалил к другим берегам, не обязательно покинув мир живых, но, по крайней мере, со словами: «Считай, дорогая, что для тебя я умер».
   Вы берете и настраиваете программу, и каждый день, сколько вам того пожелается, собачитесь со своим бывшим супругом, причем вы можете так ее настроить, чтобы в конце он вам уступал! (Что невероятно в реальной жизни, из-за этого вы, собственно, с ним и развелись…)
   Я не хочу углубляться в фантазии о возможностях такой технологии. Вы уж дофантазируйте сами после, когда станете миллионером от первой серии программ. Вот вам напоследок в подарочек несколько крутых названий для ваших будущих виртуальных продуктов. Для разведенных – «Divorce-Super-Relief 2007»[4], для тех, у кого скверные отношения с родителями, – «Meet-Your-Super-Pooper-Parents 2006».[5]
   Не нравятся вам мои предложения? Хорошо. Давайте придумаем что-нибудь другое, но так это дело оставлять нельзя! Смерть – это просто безобразие, современное общество, нашедшее замену для всего естественного, как-то должно позаботиться, чтобы и окончание жизни не приносило столько неприятностей как усопшему, так и оплакивающим его.

Глава пятая
О, сколько нам открытий чудных…

   Способность думать – это редкость чрезвычайная. Возможно, вы мне не поверите, но большую часть жизни мы проводим не думая. Мы шатаемся по миру, как сомнамбулы, изредка натыкаясь друг на друга и ощупывая друг другу носы.
   То ли думание требует какой-то особой потраты энергии, на которую наш рачительный организм никак не соглашается, то ли мышление, как процесс, каким-то образом вредит здоровью. Так или иначе, заставить человека думать нелегко. Мне кажется это странным, потому что ведь результаты мыслительного процесса обычно чрезвычайно выгодны! Недаром народная мудрость гласит, что дурная голова ногам покоя не дает… Почему же нам трудно думать, если в процессе эволюции именно эта способность позволила нам успешно выжить и нагулять жирок без обычно необходимых для этого клыков, когтей и прочего оборудования, которым природа снабжала разных тварей до того, как появился ее голый любимчик, которому кроме мозгов и гибких загребущих пальчиков эта старая грымза, собственно, ничего не дала…
   Я прямо так и представляю себе голого человека, выпрашивающего у Всевышнего ну хотя бы ядовитое жало, как у змейки, или рог, как у носорога… А наш любимый дедушка-Бог хитро улыбается и кажет человеку самый настоящий божественный шиш.
   Итак, отчего же мы так не любим пораскинуть нашим единственным эволюционным преимуществом —мозгами, причем не теми, что «мозги жаренные со смородиной а-ля Французская революция»[6], а теми, что у нас в голове…
   Голова вообще является полезным органом. И вся проблема, пожалуй, лишь в том, что мы постоянно обделяем этот орган вниманием. Есть официальное время для ублажения желудка, мы холим и нежим другие важные органы, а вот голове достается только мытье ушей, чистка зубов и нашампунивание волос… В лучшем случае – 10—15 минут в день.
   Действительно, не существует официально отведенного времени, чтобы подумать. Ну, ясно, почему общество не поддерживает в нас привычку думать. А то так подумаешь, подумаешь – глядишь, и пошлешь это общество ко всем чертям собачьим, а общество, как водится, обидчивое до предела…
   Мне всегда было страшно забыть подумать. Я очень часто приступал к какому-нибудь делу, не подумав хорошенько… Сами понимаете, что из такого дела выходило!
   Как это неверно, что для думания человек не отвел себе специального времени! Для принятия душа —отвел, для поглощения пищи большими кусками – тоже не забыл отвести, даже назначил специальные названия – это, мол, завтрак, а это обед, а это, представьте себе, – ужин! Ну почему бы не отвести специального времени для думанья: это, мол, утреннее думание, а это вечернее. Как бы было хорошо! Ан нет. Предполагается, что человек должен думать, пока моется в душе или пока поглощает завтрак. Но от эдакого смешения занятий ничего хорошего не выходит, потому что во время завтрака организм занят, как вы понимаете, поглощением пищи и может подавиться, если при этом еще сильно задумается, а думание во время принятия душа приводит к тому, что человек забывает, намылил ли он уже раз голову или еще нет, что приводит к значительному перерасходу шампуня и, по-видимому, является одной из причин бедности в Южной Америке, потому что у них начинает проявляться нехватка мыла, которая угрожает их основной индустрии, производящей для всего остального света мыльные оперы.
   Итак, стоит отвести некоторое, даже незначительное время для думания, и сколько нам открытий чудных удастся совершить! Вы не поверите! Стоит задуматься над вопросом: а, собственно, чем я всю жизнь занят? – и открытие не заставит себя долго ждать! (Может быть, поэтому мы и поставили думание практически на нелегальное положение, чтобы не задавать себе подобных вопросов.) Но ведь люди однажды решили, что хотя бы раз в день нужно заниматься личной гигиеной, чтобы не смущать окружающих и себя самого разными неудобствами. Почему же не решить, что человек, не думавший несколько недель, не менее неприличен, чем человек, не мывшийся столько же времени?
   Бен Гурион говорил, что думание есть искусство, требующее большого напряжения, им занимаются немногие, и то только в редких случаях.
   Итак, какие же чудные открытия сулит нам простое думание? Извольте.
 
   Открытие первое. Жизнь похожа на непритязательную женщину вольного поведения с романтическими наклонностями. За небольшую мзду она согласна быть такой, какой вы ее пожелаете! Нет однозначного предначертания – быть вам счастливым либо несчастным. Просто подарите жизни недорогое колье из бижу-терийного отдела универмага, и делайте с ней все, что вам заблагорассудится. Если вам того хочется, можете ее даже искренне полюбить и предложить ей руку и сердце! Однако никогда не забывайте, что жизнь, как бы она ни была миловидна, имеет вольный характер, встречена вами на улице в не очень респектабельном районе и может в любой момент наставить вам рога – не из злого намерения, а просто по природе своей гулящей души. Помня, с кем вы имеете дело, вы можете окружить свою жизнь любовью и домашним теплом, и она бросит свои уличные привычки.
 
   Открытие второе. В жизни важен не результат, а процесс. Нужно попытаться сделать его приятным и не слишком беспокоиться о результатах.
   Многие результаты находятся за пределами нашего контроля, поэтому лучше концентрироваться на самом течении жизни. Что-то вроде: «Выбрали направление и идем», но только весело, попевая песенки, пританцовывая и периодически проверяя – «А туда ли мы идем?» и довольно самого себя похлопывая по плечу: «Верной дорогой идем, товарищи!»
 
   Открытие третье. В жизни все является всего лишь иллюзией. То, что мы видим и слышим, ощущаем запах и ощупываем, – есть интерпретация нашим мозгом электрических импульсов, возникающих в ответ на внешние раздражители. Мухи видят иначе, лягушки видят по-другому. Так чье же видение является верным? Да в том-то и дело, что ничье! В жизни все просто не может не быть упрямой, неотступной иллюзией. Реальность – это всего лишь взаимоотношения между нашими иллюзиями и внутри наших иллюзий. Вот и все, что мы воспринимаем как реальность. Только не надо думать, что ничего не существует. Я не ставлю под сомнение существование. Я просто отмечаю, что наша интерпретация этого существования не может не быть иллюзией. Вот и все. (Ах, я так часто бываю неправильно понят, что мне все время нужно быть настороже, думая, как же меня еще могут неправильно понять… и вовремя предупредить, предуведомить, так сказать… любой мало-мальский философ должен прилагать к каждой своей мысли нескончаемый список всего того, чего он не имел в виду… Я думаю, это нужно закрепить законом. А то опять, того гляди, возьмут мою эту самую проеденную червями книжонку лет через сто и так наинтерпретируют, что мне придется ворочаться в гробу… Не думаю, что это будет эстетически привлекательным маневром!
   Как не стоит относиться слишком серьезно к волшебному фонарю, бросающему визуальные образы на простыню экрана, так и к жизни не следует относиться слишком серьезно. Следите только, чтобы вас в действительности не переехал поезд, потому что это, во-первых, скорее всего очень больно, во-вторых, лишает возможности участвовать в нашем местном хороводе иллюзий, к которым мы привыкли, и заставляет перейти либо в полное небытие, что, в общем, скучно и обидно, когда происходит внезапно и преждевременно, и ощущается примерно так же, как в детстве – быть отправленным спать в самом начале вечера; либо заставляет отправиться в пугающий хоровод с иными иллюзиями, которые страшат нас, как и все неизвестное.
   Как-то мы с моим приятелем Вилей ставили домашний спектакль для детей. Как, вы не знаете Вилю? Ах да, наверное, он вам больше знаком как Вильям Шекспир. (Нет, я не кичусь. Мы действительно дружили большую часть моего детства и юности. Мы и сейчас перебрасываемся изредка электронными сообщениями.)