Страница:
Ну, и за что мне ее любить? Я ее боюсь и всю свою жизнь пытался уехать как можно дальше. Теперь я уже гражданин страны, находящейся на противоположной стороне земного шара, и остановил я свое бегство, пожалуй, только потому, что если продолжить дальше на запад, то начнешь уже приближаться к России, потому что Земля, как вы понимаете, оказалась довольно круглой, как это ни удивительно. Я всегда втайне верил, что она немного квадратная. А иначе обо что мы ушибаемся, когда падаем? Наверняка об углы… Но так или иначе, я в Россию ни ногой. Она в советские-то времена была страшной. А теперь, после пятнадцати лет реформ – вообще мороз по коже… Наемные убийства, похищения, боже ж ты мой… Конечно, большей частью это во мне говорит мой невроз, и убийц там, может, не больше, чем в Нью-Йорке, но об очередной расправе над олигархом я люблю читать во французской газете. Так как-то надежнее. Вы уж меня простите…
Вы скажете: а что, другие государства не относятся к своим гражданам, как к сору и среднестатистическому мясу? Относятся. Но все-таки они пытаются это скрывать и делают не так явно, как Россия.
Прости меня, Россия-матушка. Я сказал правду. Послушай лучше теперь, как и за что я тебя полюбил.
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Вы скажете: а что, другие государства не относятся к своим гражданам, как к сору и среднестатистическому мясу? Относятся. Но все-таки они пытаются это скрывать и делают не так явно, как Россия.
Прости меня, Россия-матушка. Я сказал правду. Послушай лучше теперь, как и за что я тебя полюбил.
Глава двадцать вторая
Как я полюбил Россию
Мне все время снится советская квартира, в которой я вырос. Советские фильмы погружают меня в уютную атмосферу, где мне хорошо и я чувствую себя в безопасности. Новосельцев ухаживает за Мымрой – и я счастлив… «Служебный роман» существует в другой реальности, оставшейся за пределами современных проблем.
Совершенно сюрреально я встретил артистов Лаврова, Фрейндлих и Басилашвили в одном ресторане в Торонто… Я знаю, что после моих рассказов о встречах с Декартом вы не поверите моим россказням, но, как это ни удивительно, я говорю правду. То есть про Декарта тоже правда, но не в конкретно-юридическом смысле, а в духовно-виртуальном. А вот про советских артистов – правда фактическая, прикладная.
Я вообще не выезжаю из своего дома в лесах Канады. В Торонто не бываю годами, но тут сподобился, поехал 16 декабря 2005 года на корпоративную вечеринку и перед вечеринкой, разумеется, зашел с семьей пообедать в ресторан «Киев»… И тут на тебе. Приехали артисты… Сидят за соседним столом, ужинают… Невероятно.
Мы были в ресторане семьей и подослали сынишку с дочуркой взять автографы. Дело в том, что кроме них и нас в зале никого не было, и не последовать этой заведенной традиции почитания артистов было бы неприлично. Итак, я находился на ужине с Воландом и Понтием Пилатом (Ведь именно их играли Басилашвили и Лавров в недавно снятом сериале «Мастер и Маргарита»).
Жизнь как бы показала мне самым очевидным образом, что реальность перемешана с нереальностью, что иллюзии реальны, а правда жизни иллюзорна. Что бегство в леса Канады не является бегством, что теория вероятности мало приложима к нашей жизни и что я… очень люблю Россию.
Я люблю Россию за самовар, который мы топим щепками (хотя и купили его в Туле по интернету!), за наши стаканы в подстаканниках (хотя на них и изображены шестиконечные звезды Маген-Давиды), за мою жену (Маськина), которая поет детям колыбельную: «Баю-баю-бай!».
Я люблю Россию за ее прохладные ветерки, знаки ее языка, губы ее снежинок. Я обожаю ее книги, мысли и остроумные старые анекдоты и афоризмы. Да и новые хороши… Конфуций отдыхает.
«Нелегко обрести друга, еще труднее потерять врага!», «Там, где заканчивается полоса неудач, начинается территория кладбища», «Если руки золотые, то неважно, откуда они растут», «Если женщина злится, значит, она не только не права, но и понимает это», «Если вы, посмотрев в зеркало, никого там не увидите, значит, вы неотразимы!», «Только сядешь поработать, обязательно кто-нибудь разбудит», «Ничего страшного, если над тобой смеются… гораздо хуже, когда над тобой плачут…», «Одиночество – это когда всегда знаешь, где лежат твои вещи», «Утро – это такое время суток, когда всегда завидуешь безработным…», «Положительные эмоции – это эмоции, которые возникают, если на всё положить!», и наконец: «Комплекс Экзюпери: мы в ответе за тех, кого вовремя не послали!» —ах, как это верно!
Я люблю Россию за трамваи, мороженое пломбир, передачу «Очевидное – невероятное» и «Клуб кинопутешественников».
Я люблю Россию за те светлые, тихие моменты жизни, которые она дает. За пробуждение на чердаке дома в деревне, за яркий полдень в поле, за прохладную тень деревенских кладбищ, за запах сенокоса, за скрип снега под валенками, за полет пыли в солнечном луче и за солнечные квадраты на крашеных полах, за шуршание листьев осенью на городских аллеях, за ощущение, что ты, идя по улице, точно знаешь, что делается за каждым светящимся и не светящимся окном, за понятность лиц прохожих, за ожидаемое ответное понимание, и еще, знаете, когда в школу в сентябре идешь, лужи застывают ледком, и ты на них наступаешь. Я еще много за что люблю: за занавески на окнах, за старый комод с бабушкиным платьем, всё, я заплакал… За ощущение дома, которое практически невосполнимо, я чувствовал себя дома в Норвегии, но только внутри дома, а в России дома я чувствовал себя и снаружи… Я понимаю, что это не тоска по месту, а просто тоска по времени, тому самому уходящему и невозвратимому времени, но все равно – ведь это время звалось Россия.
Мне уютно с моей Россией, и она меня никогда не предаст.
Совершенно сюрреально я встретил артистов Лаврова, Фрейндлих и Басилашвили в одном ресторане в Торонто… Я знаю, что после моих рассказов о встречах с Декартом вы не поверите моим россказням, но, как это ни удивительно, я говорю правду. То есть про Декарта тоже правда, но не в конкретно-юридическом смысле, а в духовно-виртуальном. А вот про советских артистов – правда фактическая, прикладная.
Я вообще не выезжаю из своего дома в лесах Канады. В Торонто не бываю годами, но тут сподобился, поехал 16 декабря 2005 года на корпоративную вечеринку и перед вечеринкой, разумеется, зашел с семьей пообедать в ресторан «Киев»… И тут на тебе. Приехали артисты… Сидят за соседним столом, ужинают… Невероятно.
Мы были в ресторане семьей и подослали сынишку с дочуркой взять автографы. Дело в том, что кроме них и нас в зале никого не было, и не последовать этой заведенной традиции почитания артистов было бы неприлично. Итак, я находился на ужине с Воландом и Понтием Пилатом (Ведь именно их играли Басилашвили и Лавров в недавно снятом сериале «Мастер и Маргарита»).
Я люблю Россию за самовар, который мы топим щепками (хотя и купили его в Туле по интернету!), за наши стаканы в подстаканниках (хотя на них и изображены шестиконечные звезды Маген-Давиды), за мою жену (Маськина), которая поет детям колыбельную: «Баю-баю-бай!».
Я люблю Россию за ее прохладные ветерки, знаки ее языка, губы ее снежинок. Я обожаю ее книги, мысли и остроумные старые анекдоты и афоризмы. Да и новые хороши… Конфуций отдыхает.
«Нелегко обрести друга, еще труднее потерять врага!», «Там, где заканчивается полоса неудач, начинается территория кладбища», «Если руки золотые, то неважно, откуда они растут», «Если женщина злится, значит, она не только не права, но и понимает это», «Если вы, посмотрев в зеркало, никого там не увидите, значит, вы неотразимы!», «Только сядешь поработать, обязательно кто-нибудь разбудит», «Ничего страшного, если над тобой смеются… гораздо хуже, когда над тобой плачут…», «Одиночество – это когда всегда знаешь, где лежат твои вещи», «Утро – это такое время суток, когда всегда завидуешь безработным…», «Положительные эмоции – это эмоции, которые возникают, если на всё положить!», и наконец: «Комплекс Экзюпери: мы в ответе за тех, кого вовремя не послали!» —ах, как это верно!
Я люблю Россию за трамваи, мороженое пломбир, передачу «Очевидное – невероятное» и «Клуб кинопутешественников».
Я люблю Россию за те светлые, тихие моменты жизни, которые она дает. За пробуждение на чердаке дома в деревне, за яркий полдень в поле, за прохладную тень деревенских кладбищ, за запах сенокоса, за скрип снега под валенками, за полет пыли в солнечном луче и за солнечные квадраты на крашеных полах, за шуршание листьев осенью на городских аллеях, за ощущение, что ты, идя по улице, точно знаешь, что делается за каждым светящимся и не светящимся окном, за понятность лиц прохожих, за ожидаемое ответное понимание, и еще, знаете, когда в школу в сентябре идешь, лужи застывают ледком, и ты на них наступаешь. Я еще много за что люблю: за занавески на окнах, за старый комод с бабушкиным платьем, всё, я заплакал… За ощущение дома, которое практически невосполнимо, я чувствовал себя дома в Норвегии, но только внутри дома, а в России дома я чувствовал себя и снаружи… Я понимаю, что это не тоска по месту, а просто тоска по времени, тому самому уходящему и невозвратимому времени, но все равно – ведь это время звалось Россия.
Мне уютно с моей Россией, и она меня никогда не предаст.
Глава двадцать третья
Моя Земля обетованная
Невозможно обсуждать Землю обетованную без того, чтобы обсудить, что же я понимаю под еврейством. Для меня еврейство – это образ мысли. Я могу наблюдать этот образ мысли в себе, и посему для того, чтобы не быть обвиненным в антисемитизме и сионизме одновременно, я буду говорить о себе, но вы, мой дорогой читатель, помните, что я имею в виду еврейский образ мысли вообще.
Я, как уже было сказано ранее, обладаю двумя видами здравого смысла – обычный здравый смысл и суперздравый смысл.
Обычный здравый смысл оперирует обычным практическим мышлением. Например, если денег стало мало, надо меньше тратить или больше зарабатывать.
Суперздравый смысл оперирует парадоксальным мышлением. Например, если денег стало мало, надо тратить еще больше и не беспокоиться о заработке. Опасность полного разорения мобилизирует умственные способности настолько, что придет такая идея, которая позволит разбогатеть в гораздо большей мере, чем простое сокращение расходов и попытки заработать деньги увеличением объема обычной работы. Подобная идея может заложить основу успешного бизнеса, научной идеи и прочих предпосылок всеобщего прогресса.
Еще пример, уже более глобального свойства. Обычный здравый смысл, оперирующий практическим мышлением, говорит, что если вас ударили по одной щеке, то вам не надо подставлять другую щеку, а нужно так жахнуть обидчику, чтобы он стал постоянным клиентом дантиста и нейрохирурга.
Однако суперздравый смысл, оперирующий парадоксальным мышлением, говорит, что если вас ударили по одной щеке, следует подставить другую, ибо если все так будут поступать – в мире не будет больше жестокости и агрессии.
Итак, по моему мнению, парадоксальное мышление присуще «еврейскому» образу мышления. Это не националистическое заключение, ибо есть евреи, не обладающие парадоксальным образом мышления, и есть неевреи, весьма искушенные в этом подходе к жизни.
Проблема практического мышления в том, что оно не может посмотреть за пределы простых очевидных понятий. Оперирующие практическим мышлением могут быть успешны в конкретных простых ситуациях, но будут ограничивать себя лишь этим нехитрым успехом. То есть в первом примере простое сокращение расходов и попытка больше работать на первых порах будут более действенны, чем при парадоксальном подходе, но в конце концов человек придет в полное изнеможение от работы, а сокращенные расходы сделают его жизнь неприемлемой. Во втором примере, опять же, выбивание зубов обидчику будет иметь немедленный положительный эффект, но в дальнейшем может привести к нагнетанию все большей и большей агрессии и кончится смертоубийством с той или другой стороны.
Проблема парадоксального мышления состоит в том, что если хоть один элемент нарисованной парадоксальным мыслителем идеальной картины будущего мира не сработает, вся его теория полетит в тартарары. Так, если попытка заработать деньги альтернативным путем натолкнется на непреодолимое сопротивление – обладатель парадоксального подхода еще быстрее окажется в худшем положении, чем разумный практический мыслитель, выбравший в качестве решения проблемы сокращение расходов и более напряженный труд.
Во втором примере парадоксальный мыслитель также может оказаться в затруднительном положении, поскольку если в нарисованном им иллюзорном мире, где никто не отвечает на агрессию агрессией, а следовательно, в мире, лишенном агрессии, все-таки хотя бы один обитатель нарушит сие правило и ударит кого-нибудь по лицу, – вся система рухнет, что обычно и происходит в натуральном мире.
Парадоксальный образ мышления чрезвычайно раздражает приверженцев практического образа мысли. Справедливо и обратное.
Во многом антисемитизм основывался именно на этом конфликте образов мышления. В то же время и еврейская убежденность в богоизбранности, и презрительное отношение к гоям имеют ту же природу различий типов мышления.
Несмотря на то что я сам являюсь носителем скорее парадоксального, чем практического типа мышления, сразу по приезде в Землю обетованную я столкнулся с тем, что с трудом переношу образ мысли моих новообретенных соотечественников.
Сидя, как придурок, под обстрелом иракских СКАДов во время первой войны в Заливе, я материл Израиль на чем свет стоит за то, что ситуация была доведена до обстрела израильских городов, за то, что Израиль не выпустил ни единого снаряда в сторону Ирака, чтобы, видите ли, не разрушать коалицию.
Я почему-то терпеть не могу, когда по мне стреляют. В этом вопросе, пожалуй, я схожусь со многими представителями как раз-таки практического мышления.
Однако это не мешает мне все время совершать нерациональные поступки, которые приобретают смысл лишь со временем. Я не знаю, почему они успешны. Возможно, это из-за того, что я сам оцениваю себя и, таким образом, всегда нахожу способ оценить свой поступок как удачный, хотя любой сторонний наблюдатель все равно, даже по прошествии многих лет, раскритиковал бы его в пух и прах.
Я не люблю вспоминать все перипетии моих постоянных конфликтов с израильским образом мысли и жизни. Поскольку, как мы уже выяснили, я сам еще тот подарочек, это нецелесообразно, – все равно что выслушивать жалобы одного умалишенного на поступки другого, не менее умалишенного.
Чтобы понять Израиль, его действия и мотивы, необходимо все время держать в уме этот парадоксальный образ мышления. Проблема Израиля и евреев также состоит и в том, что сколько евреев – столько существует и разных парадоксальных образов мышления, которые неохотно объединяются в группы и с трудом поддаются какой-либо классификации.
В этом и состоит, пожалуй, причина того хаоса, что царит в Израиле. В этом же причина его проблем на мировом просторе. Там слишком много евреев.
Мой друг детства, еврей, который впоследствии стал монахом в бенедиктинском монастыре, что, в общем, тоже хороший пример парадоксального мышления, говорил: «Евреи в обществе – как сахар в кофе. Когда его не хватает – кофе горький, когда его слишком много – приторно сладкий…» В обоих случаях его неприятно пить… В Израиле кофе практически нет —один сахар, поэтому неудивительно, что Израиль страдает диабетической гангреной и у него постоянно ампутируют куски территории; Израиль также страдает диабетической слепотой…
Вот, пожалуй, вам и объяснение неумения евреев содержать собственное государство в приемлемом виде.
То есть для того чтобы обладатель парадоксального мышления имел шанс на успех, он должен, как это ни парадоксально, быть окружен лицами с практическим, а следовательно, легко предсказуемым типом мышления.
Израилю следовало давно отказаться от непускания в страну нееврейских иммигрантов, тогда бы население имело шанс прийти в какое-то равновесие, но опять же, совершенно отживший идеалистический подход к неразжижению еврейской крови, который спасал нацию в изгнании и вредит ей теперь в собственной стране, ее же в конце концов и доводит до полного исступления.
Хотя сами коренные израильтяне, как микробы, привыкшие жить в вулканических источниках, где, в общем, жить невозможно, привыкли к такому положению дел и прекрасно себя чувствуют в Израиле, бывая там проездом, между отпуском в Нью-Йорке, плавно перетекающим в выходные в Турции и завершающимся вечеринкой в Таиланде.
Я полагал, что основная проблема Израиля состоит в том, что он – марионеточная страна, что «кукловоды» дергают за веревочки, а арабы дерутся с израильтянами. Это слишком упрощенное видение проблемы. Дело в том, что если кукла не захочет, – ее никакой кукловод не подергает… Вы скажете: кукла безвольна – на то она и кукла… Возможно. Но, так или иначе, людьми с парадоксальным мышлением легче манипулировать, если подстроиться под их собственный бред.
Дело в том, что государство не призвано вести людей в утопические дали, а должно являться управдомом, на которого возложена обязанность следить, чтобы в коммунальной квартире не перегорали лампочки в коридоре, чтобы баба Маня не гасила папироски в супе тети Люды и чтобы никто не нарушал порядок очереди в туалет по утрам. Была когда-то песня «Коммунальная квартира – коммунальная страна…». Помните? Так вот, государство является хозяйственным образованием, созданным гражданами для поддержания интересов самих этих граждан. К сожалению, во многих странах этот простой принцип игнорируется.
Я бы отметил два вида правительств: правительство, которое служит народу, воспринимает свой народ как клиента (например, в Канаде это очень выражено), и правительство, которое руководит народом, – ну, например, Россия. Проблема состоит в том, что израильское правительство не делает ни того, ни другого. Израильское государство ведет свой народ к утопической цели – невозможной смеси сионизма и мира на Ближнем Востоке или, например, к консервации древнееврейских обычаев в рамках современных реалий… Какую цель любого израильского правительства вы ни проанализируете, – окажется, что она в корне утопична и является продуктом парадоксального мышления. То есть в теории, если бы все элементы парадоксального плана сработали, – в Израиле зажили бы лучше, чем в Швейцарии (они так и говорят – «ближневосточная Швейцария»), но дело в том, что, конечно, эти элементы на практике все не срабатывают и вместо «ближневосточной Швейцарии» получается сточная канава.
Израиль не одинок в своем парадоксальном мышлении на государственном уровне. Например, я сам, едва начинаю мыслить о государственных вопросах, нахожу не менее парадоксальные решения… Но, что хорошо, – я не лезу с ними в политику… Более того, даже не пишу в книжках, понимая, что изложение парадоксальных политических идей практически всегда заканчивается плачевно. Возьмите Маркса – и руины социалистического лагеря, возьмите Ницше-Бисмарка-Гитлера – и руины Европы… Вот что делают парадоксальные идеи, когда их пытаются осуществить на планетарном уровне.
Я давеча читал один томик по конфуцианству, и один из видных последователей Конфуция там говорит: «Есть ли разница между убийством палкой или ножом? А есть ли разница между убийством ножом или дурным правлением?» Увы, государственное правление, основанное на парадоксальном мышлении, – всегда дурное, и население таких стран рыдает… Если, конечно, не обладает не менее парадоксальным мышлением (как большинство коренных израильтян), которое всегда поможет найти объяснения, во имя чего нужны все эти страдания, и более того – что это никакие не страдания, а просто построение «ближневосточной Швейцарии» или «швейцарского Ближнего Востока».
Я, как уже было сказано ранее, обладаю двумя видами здравого смысла – обычный здравый смысл и суперздравый смысл.
Обычный здравый смысл оперирует обычным практическим мышлением. Например, если денег стало мало, надо меньше тратить или больше зарабатывать.
Суперздравый смысл оперирует парадоксальным мышлением. Например, если денег стало мало, надо тратить еще больше и не беспокоиться о заработке. Опасность полного разорения мобилизирует умственные способности настолько, что придет такая идея, которая позволит разбогатеть в гораздо большей мере, чем простое сокращение расходов и попытки заработать деньги увеличением объема обычной работы. Подобная идея может заложить основу успешного бизнеса, научной идеи и прочих предпосылок всеобщего прогресса.
Еще пример, уже более глобального свойства. Обычный здравый смысл, оперирующий практическим мышлением, говорит, что если вас ударили по одной щеке, то вам не надо подставлять другую щеку, а нужно так жахнуть обидчику, чтобы он стал постоянным клиентом дантиста и нейрохирурга.
Однако суперздравый смысл, оперирующий парадоксальным мышлением, говорит, что если вас ударили по одной щеке, следует подставить другую, ибо если все так будут поступать – в мире не будет больше жестокости и агрессии.
Итак, по моему мнению, парадоксальное мышление присуще «еврейскому» образу мышления. Это не националистическое заключение, ибо есть евреи, не обладающие парадоксальным образом мышления, и есть неевреи, весьма искушенные в этом подходе к жизни.
Проблема практического мышления в том, что оно не может посмотреть за пределы простых очевидных понятий. Оперирующие практическим мышлением могут быть успешны в конкретных простых ситуациях, но будут ограничивать себя лишь этим нехитрым успехом. То есть в первом примере простое сокращение расходов и попытка больше работать на первых порах будут более действенны, чем при парадоксальном подходе, но в конце концов человек придет в полное изнеможение от работы, а сокращенные расходы сделают его жизнь неприемлемой. Во втором примере, опять же, выбивание зубов обидчику будет иметь немедленный положительный эффект, но в дальнейшем может привести к нагнетанию все большей и большей агрессии и кончится смертоубийством с той или другой стороны.
Проблема парадоксального мышления состоит в том, что если хоть один элемент нарисованной парадоксальным мыслителем идеальной картины будущего мира не сработает, вся его теория полетит в тартарары. Так, если попытка заработать деньги альтернативным путем натолкнется на непреодолимое сопротивление – обладатель парадоксального подхода еще быстрее окажется в худшем положении, чем разумный практический мыслитель, выбравший в качестве решения проблемы сокращение расходов и более напряженный труд.
Во втором примере парадоксальный мыслитель также может оказаться в затруднительном положении, поскольку если в нарисованном им иллюзорном мире, где никто не отвечает на агрессию агрессией, а следовательно, в мире, лишенном агрессии, все-таки хотя бы один обитатель нарушит сие правило и ударит кого-нибудь по лицу, – вся система рухнет, что обычно и происходит в натуральном мире.
Парадоксальный образ мышления чрезвычайно раздражает приверженцев практического образа мысли. Справедливо и обратное.
Во многом антисемитизм основывался именно на этом конфликте образов мышления. В то же время и еврейская убежденность в богоизбранности, и презрительное отношение к гоям имеют ту же природу различий типов мышления.
Несмотря на то что я сам являюсь носителем скорее парадоксального, чем практического типа мышления, сразу по приезде в Землю обетованную я столкнулся с тем, что с трудом переношу образ мысли моих новообретенных соотечественников.
Сидя, как придурок, под обстрелом иракских СКАДов во время первой войны в Заливе, я материл Израиль на чем свет стоит за то, что ситуация была доведена до обстрела израильских городов, за то, что Израиль не выпустил ни единого снаряда в сторону Ирака, чтобы, видите ли, не разрушать коалицию.
Я почему-то терпеть не могу, когда по мне стреляют. В этом вопросе, пожалуй, я схожусь со многими представителями как раз-таки практического мышления.
Однако это не мешает мне все время совершать нерациональные поступки, которые приобретают смысл лишь со временем. Я не знаю, почему они успешны. Возможно, это из-за того, что я сам оцениваю себя и, таким образом, всегда нахожу способ оценить свой поступок как удачный, хотя любой сторонний наблюдатель все равно, даже по прошествии многих лет, раскритиковал бы его в пух и прах.
Я не люблю вспоминать все перипетии моих постоянных конфликтов с израильским образом мысли и жизни. Поскольку, как мы уже выяснили, я сам еще тот подарочек, это нецелесообразно, – все равно что выслушивать жалобы одного умалишенного на поступки другого, не менее умалишенного.
Чтобы понять Израиль, его действия и мотивы, необходимо все время держать в уме этот парадоксальный образ мышления. Проблема Израиля и евреев также состоит и в том, что сколько евреев – столько существует и разных парадоксальных образов мышления, которые неохотно объединяются в группы и с трудом поддаются какой-либо классификации.
В этом и состоит, пожалуй, причина того хаоса, что царит в Израиле. В этом же причина его проблем на мировом просторе. Там слишком много евреев.
Мой друг детства, еврей, который впоследствии стал монахом в бенедиктинском монастыре, что, в общем, тоже хороший пример парадоксального мышления, говорил: «Евреи в обществе – как сахар в кофе. Когда его не хватает – кофе горький, когда его слишком много – приторно сладкий…» В обоих случаях его неприятно пить… В Израиле кофе практически нет —один сахар, поэтому неудивительно, что Израиль страдает диабетической гангреной и у него постоянно ампутируют куски территории; Израиль также страдает диабетической слепотой…
Вот, пожалуй, вам и объяснение неумения евреев содержать собственное государство в приемлемом виде.
То есть для того чтобы обладатель парадоксального мышления имел шанс на успех, он должен, как это ни парадоксально, быть окружен лицами с практическим, а следовательно, легко предсказуемым типом мышления.
Израилю следовало давно отказаться от непускания в страну нееврейских иммигрантов, тогда бы население имело шанс прийти в какое-то равновесие, но опять же, совершенно отживший идеалистический подход к неразжижению еврейской крови, который спасал нацию в изгнании и вредит ей теперь в собственной стране, ее же в конце концов и доводит до полного исступления.
Хотя сами коренные израильтяне, как микробы, привыкшие жить в вулканических источниках, где, в общем, жить невозможно, привыкли к такому положению дел и прекрасно себя чувствуют в Израиле, бывая там проездом, между отпуском в Нью-Йорке, плавно перетекающим в выходные в Турции и завершающимся вечеринкой в Таиланде.
Я полагал, что основная проблема Израиля состоит в том, что он – марионеточная страна, что «кукловоды» дергают за веревочки, а арабы дерутся с израильтянами. Это слишком упрощенное видение проблемы. Дело в том, что если кукла не захочет, – ее никакой кукловод не подергает… Вы скажете: кукла безвольна – на то она и кукла… Возможно. Но, так или иначе, людьми с парадоксальным мышлением легче манипулировать, если подстроиться под их собственный бред.
Я бы отметил два вида правительств: правительство, которое служит народу, воспринимает свой народ как клиента (например, в Канаде это очень выражено), и правительство, которое руководит народом, – ну, например, Россия. Проблема состоит в том, что израильское правительство не делает ни того, ни другого. Израильское государство ведет свой народ к утопической цели – невозможной смеси сионизма и мира на Ближнем Востоке или, например, к консервации древнееврейских обычаев в рамках современных реалий… Какую цель любого израильского правительства вы ни проанализируете, – окажется, что она в корне утопична и является продуктом парадоксального мышления. То есть в теории, если бы все элементы парадоксального плана сработали, – в Израиле зажили бы лучше, чем в Швейцарии (они так и говорят – «ближневосточная Швейцария»), но дело в том, что, конечно, эти элементы на практике все не срабатывают и вместо «ближневосточной Швейцарии» получается сточная канава.
Израиль не одинок в своем парадоксальном мышлении на государственном уровне. Например, я сам, едва начинаю мыслить о государственных вопросах, нахожу не менее парадоксальные решения… Но, что хорошо, – я не лезу с ними в политику… Более того, даже не пишу в книжках, понимая, что изложение парадоксальных политических идей практически всегда заканчивается плачевно. Возьмите Маркса – и руины социалистического лагеря, возьмите Ницше-Бисмарка-Гитлера – и руины Европы… Вот что делают парадоксальные идеи, когда их пытаются осуществить на планетарном уровне.
Я давеча читал один томик по конфуцианству, и один из видных последователей Конфуция там говорит: «Есть ли разница между убийством палкой или ножом? А есть ли разница между убийством ножом или дурным правлением?» Увы, государственное правление, основанное на парадоксальном мышлении, – всегда дурное, и население таких стран рыдает… Если, конечно, не обладает не менее парадоксальным мышлением (как большинство коренных израильтян), которое всегда поможет найти объяснения, во имя чего нужны все эти страдания, и более того – что это никакие не страдания, а просто построение «ближневосточной Швейцарии» или «швейцарского Ближнего Востока».
Глава двадцать четвертая
Как я покорял Великобританию
Стоял жаркий июльский день. На Британских островах бывают такие дни… Даже трудно поверить, что это страна туманов. Я весь день присутствовал на строительстве Стоунхенджа, но так и не разобрался, кто и зачем его построил. Иногда кажется, что вот дали бы нам подглядеть одним глазком какое-нибудь историческое событие, – и нам все станет ясно. Увы, это не так. Дудки.
Я даже в каменоломни сбегал, ничего не понял. Ни кто это строительство затеял, ни зачем оно ведется. Расспросы рабочих тоже не дали результатов.
Зря таскался в прошлое, только запылился.
Вообще иллюзорность нашей веры в нашу способность познавать нередко отмечалась и до меня. Мало взять в руку флейту, говаривал мне Гамлет, ты научись из нее выдувать что-нибудь посущественнее, чем слюни… Что, он не так говорил? Это Виля все переврал и приукрасил. Такие уж они все – сочинители. Вы скажете: «А ты не сочинитель?», а я отвечу: «Нет, я не люблю художественную литературу. Пустая трата времени: "Он вышел из кафе и закурил сигарету… Она опять не пришла на свидание…" Ну и что? То ли дело мои книжки. И с картинками, и с шутками… А какие содержательные! Ладно, ладно, не нравится – не читайте, вам же хуже. Сам все прочту. Все до одной. Весь тираж. Ну и что, что в тираже все книжки одинаковые? Я свои книжки люблю настолько, что чужие книжки меня даже ревнуют и больно мне режут пальцы краями своих листов».
У нас ведь как нынче? Нечего читать – приходится самому писать. Не нравится современная музыка —приходится самому сочинять песенки, мелодии и даже полномасштабные оперные произведения. Не нравится общепит – приходится самому себе готовить… Короче, свобода, тудыть ее растудыть… мол, не нравится – не ешь! Страна не нравится? Меняй страну! А что? Я уже поменял три страны, теперь живу в четвертой.
Кто из нас не мечтал жить в старой доброй Англии? Неповторимый уют обстановки в стиле дома Шерлока Холмса на Бейкер-стрит овладевал мечтаниями многих – и отправляющихся искать счастья на чужбине, и остающихся на родине. Всю свою жизнь я руководствуюсь этими вкусами.
Прибыв впервые в Великобританию, я был поражен настоящестью этой страны. Все там как-то солидно и основательно. Не то что бумажно-пластиковый Ближний Восток или покушанная молью Россия ранних девяностых.
А вот вам другая история. Я помню свежий соленый вкус ветра в проливе. Позади оставалась Нормандия, впереди – наши претензии на английский трон. Мы с Вильгельмом плыли покорять Англию и, как видите, – покорили. Всадив Гарольду стрелу в глаз, наши горячие хлопцы захватили страну, и мы воцарились на все оставшиеся века.
«Ah! lavictoire est douce, et la vengeance aussi!»[37] —прошептал Вильгельм, и я его в шутку обозвал Завоеватель; так за ним эта кличка и осталась…
Итак, мы с Вильгельмом Завоевателем вторглись в Англию. Хотя до сих пор не решено окончательно, было ли завоевание в конечном счете положительным поворотом истории, замечательно смешавшим англосаксов и норманнов, или отрицательным, добавившим так много французских слов в английский язык…
Вам, наверное, трудно поверить, но Вильгельм Завоеватель был весьма миролюбив. Он всего лишь хотел позвонить английскому королю Гарольду и поздравить его с победой над норвежцами. Ну кто же знал, что Вильгельм терпеть не может автоответчики? Он хотел оставить сообщение, но у автоответчика короля Гарольда было настолько сложное меню, что бедный Вильгельм чуть не рехнулся. Он пересек Ла-Манш и приготовился к битве при Гастингсе. Король Гарольд как раз вернулся с севера после победы над норвежцами, понял, что у него проблема, и набрал номер на своем мобильном телефоне, чтобы сообщить о вторжении, – но тоже застрял на автоответчике:
«Это служба чрезвычайных ситуаций. Если вы столкнулись с чрезвычайной ситуацией, нажмите 1. Если вы не столкнулись с чрезвычайной ситуацией, пожалуйста, повесьте трубку».
Король Гарольд нажал 1 и получил следующее меню:
«Если вас намереваются убить – нажмите 1.
Если вас собираются изнасиловать – нажмите 2.
Если вас собираются задушить – нажмите 3.
Если вы не уверены, что именно с вами собираются сделать, пожалуйста, уточните у нападающего его намерения. Если вы не получили ответа, пожалуйста, оставайтесь на линии. Первый же свободный сотрудник нашей службы будет рад помочь вам…»
Король Гарольд не успел услышать, что еще ему предлагают, потому что ему в глаз попала стрела. Он умер, и все его приближенные тоже. Бедняга Вильгельм, ему пришлось управлять Англией в одиночестве. А это нелегко даже в наше время. Францией тоже нелегко управлять. Лично я предпочел бы управлять Папуа Новой Гвинеей. По крайней мере, там не так много автоответчиков…
Так или иначе, старая добрая Англия наполнилась французским языком, и потом мы с Чосером долго пытались вернуть английской культуре английский язык. «И с радостью мы изучали мир, а изучив его, других учили».[38]
Однако французское влияние на среднеанглийский язык было огромным, и преодолеть его оказалось невозможно. В течение 150 лет после моего вместе с норманнами завоевания Англии это влияние исходило в основном со стороны нормандского и пикардского диалектов французского языка, однако с раздвижением границ Анжуйской империи (1154—1189) Генриха II Плантаге-нета до Пиренеев активное влияние на английский язык стали оказывать и другие диалекты, особенно централь-нофранцузский, или парижский, диалект. И в сегодняшнем английском слова исконно нормандского происхождения (catch /поймать/, warden /сторож/, warrant /залог, гарантия/, wage /заработок, возмездие/, reward /вознаграждение/) сосуществуют бок о бок со словами из цент-ральнофранцузского диалекта (chase /преследовать/, guardian /сторож/, guarantee/гарантия/, gage /залог/, regard /забота, уважение/). В 1204 году король Иоанн Безземельный потерял Нормандию. Я, помнится, над ним по этому поводу сильно потешался. Даже песенку придумал:
Когда я познакомился с Чо сером, ему не было еще и тридцати лет. Помнится, мы стояли с ним в очереди за пивом. Он стоял передо мной, и руки у него были заняты пустыми бидонами.
– Слушай, мужик, – грубовато попросил Чосер, – почеши спинку.
Я почесал Чосеру между лопатками. Так мы и познакомились.
Хотя он прекрасно владел французским, но решил писать свои поэмы по-английски; правда, добрая половина использованных им слов была романского происхождения. Так что в этом отношении Чосер тоже предвосхитил будущее. Нынешний английский лексикон примерно наполовину германского (английского и скандинавского), а наполовину романского (французского и латинского) происхождения. Названия дворянских титулов (prince /князь/, peer /пэр/, duke /герцог/, marquis /маркиз/, viscount /виконт/ и baron /барон/) имеют французское происхождение, а названия верховных правителей (king /король/ и queen /королева/) – английского, равно как и слова lord (лорд), lady (леди) и earl (граф) (хотя жена графа называется на французский лад —countess /графиня/). Слова shire (графство), town (небольшой город), hamlet (деревушка), hall (холл), house (дом) и home (домашний очаг) – английского происхождения, тогда как county (графство), city (крупный город), village (деревня), palace (дворец), mansion (имение), residence (резиденция) и domicile (постоянное местожительство) – французского. Слово law (закон, право) – скандинавского происхождения, right (право) —английского, a justice (правосудие, справедливость) —французского. Там, где в языке рядом с английским словом сосуществует его французский синоним, первый имеет, как правило, более конкретное, вещественное и приземленное значение: достаточно сравнить такие синонимы, как friendship (дружба) и amity (дружественные отношения), happiness (счастье) и felicity (блаженство).
Поэтому, когда говоришь на английском языке: «Нас поприветствовали от всего сердца» (we have been given a hearty welcome), чувствуешь себя более комфортно и непринужденно, чем когда говоришь: «Нам оказали сердечный прием» (we have been granted a cordial reception).
Вся моя жизнь так или иначе прошла в покорении Великобритании. Сначала я покорял ее современный язык, потом его глубинные старинные отголоски, далее я приступил к непосредственному вторжению, раз за разом ступая на ее увлажняемую туманами травянистую землю.
Я забирался в самые захолустные уголки, маленькие, оставленные Богом и Временем деревушки в среднеанглийской округе Cotswold[39]. Я даже каламбурил, называя этот район Ghost World (Призрачный мир)…
Я даже в каменоломни сбегал, ничего не понял. Ни кто это строительство затеял, ни зачем оно ведется. Расспросы рабочих тоже не дали результатов.
Зря таскался в прошлое, только запылился.
Вообще иллюзорность нашей веры в нашу способность познавать нередко отмечалась и до меня. Мало взять в руку флейту, говаривал мне Гамлет, ты научись из нее выдувать что-нибудь посущественнее, чем слюни… Что, он не так говорил? Это Виля все переврал и приукрасил. Такие уж они все – сочинители. Вы скажете: «А ты не сочинитель?», а я отвечу: «Нет, я не люблю художественную литературу. Пустая трата времени: "Он вышел из кафе и закурил сигарету… Она опять не пришла на свидание…" Ну и что? То ли дело мои книжки. И с картинками, и с шутками… А какие содержательные! Ладно, ладно, не нравится – не читайте, вам же хуже. Сам все прочту. Все до одной. Весь тираж. Ну и что, что в тираже все книжки одинаковые? Я свои книжки люблю настолько, что чужие книжки меня даже ревнуют и больно мне режут пальцы краями своих листов».
У нас ведь как нынче? Нечего читать – приходится самому писать. Не нравится современная музыка —приходится самому сочинять песенки, мелодии и даже полномасштабные оперные произведения. Не нравится общепит – приходится самому себе готовить… Короче, свобода, тудыть ее растудыть… мол, не нравится – не ешь! Страна не нравится? Меняй страну! А что? Я уже поменял три страны, теперь живу в четвертой.
Кто из нас не мечтал жить в старой доброй Англии? Неповторимый уют обстановки в стиле дома Шерлока Холмса на Бейкер-стрит овладевал мечтаниями многих – и отправляющихся искать счастья на чужбине, и остающихся на родине. Всю свою жизнь я руководствуюсь этими вкусами.
Прибыв впервые в Великобританию, я был поражен настоящестью этой страны. Все там как-то солидно и основательно. Не то что бумажно-пластиковый Ближний Восток или покушанная молью Россия ранних девяностых.
А вот вам другая история. Я помню свежий соленый вкус ветра в проливе. Позади оставалась Нормандия, впереди – наши претензии на английский трон. Мы с Вильгельмом плыли покорять Англию и, как видите, – покорили. Всадив Гарольду стрелу в глаз, наши горячие хлопцы захватили страну, и мы воцарились на все оставшиеся века.
«Ah! lavictoire est douce, et la vengeance aussi!»[37] —прошептал Вильгельм, и я его в шутку обозвал Завоеватель; так за ним эта кличка и осталась…
Итак, мы с Вильгельмом Завоевателем вторглись в Англию. Хотя до сих пор не решено окончательно, было ли завоевание в конечном счете положительным поворотом истории, замечательно смешавшим англосаксов и норманнов, или отрицательным, добавившим так много французских слов в английский язык…
Вам, наверное, трудно поверить, но Вильгельм Завоеватель был весьма миролюбив. Он всего лишь хотел позвонить английскому королю Гарольду и поздравить его с победой над норвежцами. Ну кто же знал, что Вильгельм терпеть не может автоответчики? Он хотел оставить сообщение, но у автоответчика короля Гарольда было настолько сложное меню, что бедный Вильгельм чуть не рехнулся. Он пересек Ла-Манш и приготовился к битве при Гастингсе. Король Гарольд как раз вернулся с севера после победы над норвежцами, понял, что у него проблема, и набрал номер на своем мобильном телефоне, чтобы сообщить о вторжении, – но тоже застрял на автоответчике:
Король Гарольд нажал 1 и получил следующее меню:
«Если вас намереваются убить – нажмите 1.
Если вас собираются изнасиловать – нажмите 2.
Если вас собираются задушить – нажмите 3.
Если вы не уверены, что именно с вами собираются сделать, пожалуйста, уточните у нападающего его намерения. Если вы не получили ответа, пожалуйста, оставайтесь на линии. Первый же свободный сотрудник нашей службы будет рад помочь вам…»
Король Гарольд не успел услышать, что еще ему предлагают, потому что ему в глаз попала стрела. Он умер, и все его приближенные тоже. Бедняга Вильгельм, ему пришлось управлять Англией в одиночестве. А это нелегко даже в наше время. Францией тоже нелегко управлять. Лично я предпочел бы управлять Папуа Новой Гвинеей. По крайней мере, там не так много автоответчиков…
Так или иначе, старая добрая Англия наполнилась французским языком, и потом мы с Чосером долго пытались вернуть английской культуре английский язык. «И с радостью мы изучали мир, а изучив его, других учили».[38]
Однако французское влияние на среднеанглийский язык было огромным, и преодолеть его оказалось невозможно. В течение 150 лет после моего вместе с норманнами завоевания Англии это влияние исходило в основном со стороны нормандского и пикардского диалектов французского языка, однако с раздвижением границ Анжуйской империи (1154—1189) Генриха II Плантаге-нета до Пиренеев активное влияние на английский язык стали оказывать и другие диалекты, особенно централь-нофранцузский, или парижский, диалект. И в сегодняшнем английском слова исконно нормандского происхождения (catch /поймать/, warden /сторож/, warrant /залог, гарантия/, wage /заработок, возмездие/, reward /вознаграждение/) сосуществуют бок о бок со словами из цент-ральнофранцузского диалекта (chase /преследовать/, guardian /сторож/, guarantee/гарантия/, gage /залог/, regard /забота, уважение/). В 1204 году король Иоанн Безземельный потерял Нормандию. Я, помнится, над ним по этому поводу сильно потешался. Даже песенку придумал:
С ростом власти парижской династии Капетин-гов центральнофранцузский диалект стал в Англии преобладающим. В то же время языком обучения и переписки оставалась латынь. В течение трех веков литература Англии была фактически трехъязычной, существуя на французском, латинском и английском языках. Период с 1154 по 1254 год справедливо называется «опасным веком», потому что это было время, когда Англии грозило полное исчезновение. Знаменательная победа пришлась на 1362 год, когда впервые был официально открыт парламент с заседаниями на английском языке.
Ты хоть, Ванька Безземельный,
Не просри сортир отдельный!
Когда я познакомился с Чо сером, ему не было еще и тридцати лет. Помнится, мы стояли с ним в очереди за пивом. Он стоял передо мной, и руки у него были заняты пустыми бидонами.
– Слушай, мужик, – грубовато попросил Чосер, – почеши спинку.
Я почесал Чосеру между лопатками. Так мы и познакомились.
Хотя он прекрасно владел французским, но решил писать свои поэмы по-английски; правда, добрая половина использованных им слов была романского происхождения. Так что в этом отношении Чосер тоже предвосхитил будущее. Нынешний английский лексикон примерно наполовину германского (английского и скандинавского), а наполовину романского (французского и латинского) происхождения. Названия дворянских титулов (prince /князь/, peer /пэр/, duke /герцог/, marquis /маркиз/, viscount /виконт/ и baron /барон/) имеют французское происхождение, а названия верховных правителей (king /король/ и queen /королева/) – английского, равно как и слова lord (лорд), lady (леди) и earl (граф) (хотя жена графа называется на французский лад —countess /графиня/). Слова shire (графство), town (небольшой город), hamlet (деревушка), hall (холл), house (дом) и home (домашний очаг) – английского происхождения, тогда как county (графство), city (крупный город), village (деревня), palace (дворец), mansion (имение), residence (резиденция) и domicile (постоянное местожительство) – французского. Слово law (закон, право) – скандинавского происхождения, right (право) —английского, a justice (правосудие, справедливость) —французского. Там, где в языке рядом с английским словом сосуществует его французский синоним, первый имеет, как правило, более конкретное, вещественное и приземленное значение: достаточно сравнить такие синонимы, как friendship (дружба) и amity (дружественные отношения), happiness (счастье) и felicity (блаженство).
Поэтому, когда говоришь на английском языке: «Нас поприветствовали от всего сердца» (we have been given a hearty welcome), чувствуешь себя более комфортно и непринужденно, чем когда говоришь: «Нам оказали сердечный прием» (we have been granted a cordial reception).
Вся моя жизнь так или иначе прошла в покорении Великобритании. Сначала я покорял ее современный язык, потом его глубинные старинные отголоски, далее я приступил к непосредственному вторжению, раз за разом ступая на ее увлажняемую туманами травянистую землю.
Я забирался в самые захолустные уголки, маленькие, оставленные Богом и Временем деревушки в среднеанглийской округе Cotswold[39]. Я даже каламбурил, называя этот район Ghost World (Призрачный мир)…