Страница:
Хэн не стал сотрясать воздух жалобами, он просто направился к выходу. Грудь сдавило, как будто он попал в перегрузку. Нет, не может быть, чтобы так…
До массивной двери оставался метр из дымчатого глассина, когда раздался отчетливый громкий щелчок.
– Прошу прощения, мастер Иданиан. Мне искренне жаль, но мне посоветовали задержать вас до прибытия служб безопасности,- радостно сообщил Планке, словно ему выпал редкий шанс покрыть себя славой.- Сядьте.
Хэн повернулся и смерил толстяка взглядом. Управляющий вкрадчиво улыбался, круглые розовые щеки делали его похожим на веселого духа из детской сказки.
– А еще я вызываю охранника. Он подойдет в любую минуту. Прошу вас… ждать ареста в кресле намного комфортнее.
Вот тут кореллианин разозлился, а уж злость разбудила в нем силы, о которых он и не подозревал.
– Только через мой труп! – рявкнул Хэн, одним прыжком перемахивая через стол и прихватывая по дороге стило.
Врезавшись в остолбеневшего от акробатических талантов посетителя управляющего, Соло уселся на него верхом и приставил острие стала за мочку пухленького розового уха Планке.
– Шевельнешься,- процедил молодой человек,- и эта штука пройдет между черепом и челюстью прямиком тебе в мозг. Если таковой у тебя имеется. Ну так как, есть он у тебя или нет?
– Е-есть…
– Так воспользуйся им! Я уже злой, не усугубляй, понял?
Хэн почувствовал под ладонью, как дернулся кадык толстяка. Управляющий сглотнул, голос его был сиплый и пронзительный от страха -Да…
– Вот и умница,- одобрительно сказал кореллианин.- А теперь я намерен тебя отпустить, а ты собираешься сидеть тихо и смирно в этом забавном креслице. А еще ты собираешься впустить охранника, когда он сюда заявится, как будто все в порядке… понял?
– Да…
– Опять-таки умница.
Планке выполнил все, что от него потребовали, и двигался при этом на редкость осторожно. Хэн опустился на корточки позади кресла; теперь острое стило щекотало управляющему бок.
– Поверь мне, Планке,- доверительно сказал кореллианин,- один хороший удар по почке, и больно станет так, что ты сам себе не позавидуешь. Можно даже умереть. Хочешь попробовать?
– Н-нет…
– Вот и я не хочу. Так, охрана на подходе. Впускай его. Замок щелкнул, вошел охранник. В ту же секунду Хэн распрямился, приставив острие стала к горлу управляющего.
– Просвети-ка его!
– Не двигайтесь, пожалуйста,- отчаянно забормотал Планке.- Иначе он меня убьет!
– Вот именно,- кореллианин хищно оскалился.- И мне это очень понравится. А теперь делай, что скажу, если хочешь пересчитать следующую получку. Клади бластер на стол. Медленно… понял?
– Слушаюсь,- отозвался охранник.
Лет ему было предостаточно, а при мысли о действиях по охране порядка более решительных, чем внушительно стоять у колонны с бластером на поясе, он был готов обмочить форменные брюки.
Медленно, стараясь не делать лишних телодвижений, бравый страж достал оружие из кобуры и положил на мраморную столешницу. Свободной рукой Хэн дотянулся до бластера.
– А теперь – под стол. И не вылезай, пока не скажу.
– Слушаюсь.
Не выпуская толстяка из объятий, Хэн приставил к. его виску дуло бластера.
– А теперь мы пойдем погуляем,- сухо сказал он.- Мы неторопливо и приятно беседуя выйдем отсюда направимся к турболифту. А там, если ты, Планке, будешь хорошим банковским управляющим, я тебя отпущу. Понял меня?
– Д-да…
– Вот и славно.
Они успели отшагать половину зала, когда наконец-то кто-то заметил, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Один из посетителей порадовал слух диким воплем, второй протестующе заверещал, но первое место заслуженно досталось толстой даме за феноменальный по красоте визг.
Хэн прицелился в потолок и спустил курок. Вниз посыпался горящий мусор.
– Всем лечь! – заорал пилот.
Мог и поберечь горло, все мирные граждане и без того разлеглись на дорогом ковре.
– Ну, что скажешь, Планке? Неторопливо и мило, как договаривались, да?
У турболифта Хэн приотпустил бедолагу-управляющего, готовый отпихнуть старика в сторону и нырнуть в кабину. Что он будет делать потом, кореллианин думать отказывался. Всему свое время твердил он сам себе. Всему свое время…
Бдительность он не терял, а потому заметил отделение штурмовиков раньше, чем солдаты увидели его. Хэн крепче прижал к себе Планке, словно не был намерен расставаться с управляющим лет так пятьдесят по стандартному времяисчислению, а чтобы тот не вздумал его покинуть, опять приставил к голове толстяка бластер.
– Не стреляйте! – залепетал Планке, как только штурмовики вскинули карабины.- Это я вас вызвал! Я – управляющий этого банка!
Хэн пятился к турболифту, волоча за собой ополоумевшего толстяка. Быстрый взгляд на табло показал: кабинка уже в пути на этот уровень.
– Он уходит! – раздался возмущенный крик в стане штурмовиков.
Соло потел и был готов выскочить из собственной кожи. Но он просто стоял и ждал, прячась за управляющим и благодаря всех известных ему богов с нескольких планет за то, что Планке наел себе крутые бока.
За спиной он услышал звук открывающихся дверей.
– Не дайте ему уйти! Огонь! – заорал командир отделения.
Шипение выстрелов и визг Планке слились в один звук.
Хэн прыгнул назад, по-прежнему волоча за собой управляющего; от запаха горелого мяса кореллианина чуть не стошнило. Но он все-таки успел выстрелить, пока закрывалась дверца кабины, а затем ударил кулаком по самой нижней кнопке на панели управления.
Высокоскоростной турболифт валуном ухнул вниз.
Хватая ртом воздух, Хэн ухитрился с трудом встать на ноги. Одного взгляда хватило, чтобы понять: Планке мертв. Плохо. А ведь он правда отпустил бы пухлого управляющего, если бы солдаты не устроили заварушку…
В ушах больно щекотало. Соло поспешно нашарил в кармане деку-карту и установил свои координаты. Если эта дешевая игрушка не сломалась, лифт унесет его вниз на сто пятьдесят этажей, а там нужно будет пересесть на другой.
Он выскочил из кабинки, как только открылись двери. Тело Планке он заранее уложил в самом темном углу, чтобы не было видно снаружи, а бластер спрятал во внутренний карман кожанки, хотя по-прежнему сжимал рукоять, готовый вынуть оружие в любую секунду.
Его взгляду предстала мирная, почти идеалистическая сцена. По мосткам и переходам между зданиями прогуливались горожане, где-то неподалеку играла музыка.
Шагая прочь, Хэн поглядывал на карту. Здесь направо…
А вот и турболифт. Проходим мимо, слишком уж очевидно. Лучше на горизонтальной кабине уехать в следующий мегаблок. А вот там уже спуститься ниже, на этот раз на две сотни уровней.
Здесь улицы были грязнее. Хэн искал следующий лифт, тщательно следя за тем, чтобы поворачивать самым случайным образом. Опять вниз. Пять сотен этажей. Горы мусора стали выше. Сзади пристроилась компания сопляков, вообразивших себя мужчинами.
– Не надо,- предупредил их кореллианин.
– Не надо? – передразнил его рослый темнокожий пацан с гривой сальных черных волос.- О-о, папочка испугался? Папочка уделает все подштанники с перепугу, когда мы закончим.
В полумраке закоулка как-то очень уж знакомо блеснули шесть виброклинков. Хэн горько вздохнул и вытащил из-за пазухи бластер. Банда испарилась в таком темпе, будто их расхватали и унесли нетопырки. Соло подождал, не убирая оружия, но никто из детишек не рискнул вернуться. Кое-кто из случайных прохожих украдкой покосился на него и заспешил по своим делам, храня на физиономии выражение: "Кто? Я?! Я ничего не видел!" Сунув бластер под куртку, Хэн потрусил по полутемной улочке к очередному турболифту.
Еще сотня этажей. И еще одна. Портативная карта здесь – бесполезный хлам. Вот забрался… Хэн зашел в кабину горизонтального путепровода, воняющую телами людей, гуманоидов и прочих.
Восемьсот… восемьсот пятьдесят.
Теперь улицы освещались лишь случайными бликами из воздушных шахт и еще не разбитыми грязными лампами на заплесневелых стена. Под ногами хлюпали лужи, от которых исходил ядовитый тяжелый пар. Подножия зданий густо заросли лишайником и мхом, капал маслянистый дождь.
Горожан видно не было, если не считать за таковых мелькающие тени, слишком неуловимые для опознания. Некоторых Хэн принял за не-людей и не удивился, встретив их на такой глубине. Император то ли не умел, то ли не хотел скрывать нелюбовь и недоверие ко всем, кто не принадлежал к роду человеческому.
Тысяча уровней. Тысяча сто…
Хэн отправился на поиски еще одного – и желательно работающего – лифта и ничего не нашел. Зато нашел лестницу, уходящую вниз… и вниз…
Теперь он спустился почти на тысячу двести этажей, наверное, километра на четыре ниже уровня, где располагался банк.
Хэн запыхался, хотя и шел вниз. Воздух здесь был тяжелый, спертый и влажный, как в заброшенной шахте.
О погоне не видно, не слышно. Оторвался. Кореллианин бесцельно побрел по улице. Краем глаза он заметил нечто, которое само горбилось, как животное, вынужденное, но не привыкшее ходить на задних лапах. Рваные лохмотья почти не скрывали белесую кожу, испещренную шрамами и гонящимися язвами. Тварь ощерила пасть, среди грязных спутанных волос блеснули пеньки сгнивших зубов.
Хэн так и не сумел решить, человек ли это и было ли оно когда-то таковым.
Существо попятилось, зашипев, точно разозленный врелт, и убежало. Порой оно опускалось на четвереньки.
Кореллианин вытащил бластер и демонстративно заткнул за пояс, чтобы все видели. Руки дрожали, и Хэн обязательно прострелил бы себе что-нибудь, не имейся у бластера предохранитель. Пилот решил положиться на только что родившуюся (пусть явно недоношенную) надежду, что вид оружия отпугнет друзей и родственников только что виденной твари.
Соло встретил их чуть позже, они что-то рвали на части, сидя на корточках в грязном проулке, и отправляли куски в испачканные красным рты. Хэн выстрелил несколько раз поверх их голов. Твари бросились наутек.
Кореллианин не рискнул подойти и взглянуть на их добычу; его и так чуть было не стошнило, когда он увидел человеческие ребра, которые торчали из растерзанной груди трупа. Любимцы. Ксендора, да что же это за место такое?!
Ноги словно налились свинцом. Часов при Хэне не было (собственно, их у него вообще никогда не было), поэтому, останавливаясь под шахтой воздуховода, пилот запрокинул голову и разглядел далеко-далеко квадратик бледного неба.
Сумерки. Когда доберусь до места, совсем стемнеет… Впервые за много часов он вспомнил о Брие и обрадовался, что не потащил ее вместе с собой в банк. Она наверняка волнуется, совсем извелась. Хэн обнаружил лестницу и с тяжелым вздохом начал взбираться по ступенькам.
К тому времени как он очутился на уровне, где обнаружились такие роскошества, как городские парки и, самое главное, парковые скамейки, на которые можно было сесть и отдохнуть, ноги кореллианина сводило судорогой, а сам он дрожал от изнеможения. Хэн рухнул на первую попавшуюся лавку и впервые задал себе вопрос, что же ему теперь делать.
Он так устал и пал духом, что мысли, вместо того чтобы течь своей чередой, крутились словно булдо в канистре, пущенной вниз по склону горы. Думай, приказал себе Хэн. В таком виде к Брии ты не вернешься.
Но, несмотря на все усилия, решение объявляться не спешило. Пилот встал и нога за ногу побрел к ближайшему турболифту, чувствуя себя одной из тех одичавших тварей, которых только что встретил… только человекообразной.
Проверив локационную деку, он выяснил, что та, к счастью, вновь заработала. Так, а какой адрес он оставлял Брии?
Сто тридцать второй уровень, семнадцатый мегаблок, пятый квартал, двенадцатый подквартал… Кореллианин твердил адрес про себя. Хэн поднялся на нужный этаж, пригодный для жилья; желудок кореллианина громко забурчал, как только до пилота донеслись соблазнительные запахи из кафе и ресторанов.
Вывеска в виде огромного сочащегося ядом деваронского паука освещала ночь в неряшливом районе на границе с Инородным анклавом. Зверь был зеленым, паутина, с которой он свисал, алой, сочетание кошмарным. "Жаркий паук", ну наконец-то… Здесь было шумно и небезопасно, многие прохожие душу продали (или забрали чужую) за выпивку и наркотики. В темноте переулка тускло блеснула зажигалка, пыхнули голубоватые искры – кто-то активировал дозу глиттерстима.
Хэн постоял в тени коридоров входа в бар; он понятия не имел, ждет ли его Бриа внутри или снаружи, но надеялся, что у нее хватит ума не соваться в одиночку. А вдруг она решила самостоятельно договориться с Ниси-Спецом? Хэн вздохнул, обтер ладонью потное лицо; голова кружилась от усталости, жажды и голода.
Пока он там топтался, кто-то схватил его за руку. Хэн крутанулся на месте, рука нырнула за пазуху, где был спрятан бластер…
– Солнышко!..- выдохнул кореллианин, сгреб девушку в объятия и прижал к себе так крепко, что спустя несколько минут Бриа начала вырываться.
Она пахла так хорошо…
– Хэн! Я дышать не могу!
Он слегка ослабил хватку, стоял, покачиваясь, на одном месте. Бриа смела с его лба челку, озабоченно заглянула в глаза.
– Хэн, что стряслось?
В горле стоял комок, пилот даже испугался, что опозорится и расплачется как малолетка. Потому он сделал еще одни вдох, качнул головой и сказал:
– Не здесь. Давай где-нибудь спокойно перекусим, а то у меня топливо на исходе.
Через полчаса они заперлись в отдельном номере сомнительной репутации ночлежки. Хэну доводилось бывать в местах и похуже, а вот Бриа изо всех сил делала вид, будто ее не шокируют грязь, вонь и насекомые. У кореллианина разрывалось сердце, он утешал себя тем, что заведение было дешевое и вроде бы безопасное.
Первым делом Соло выпил несколько стаканов воды. В голове еще все плыло, но запах еды, которую они принесли с собой, оживил пилота. Хэн уселся на расшатанную кровать с простынями трехмесячной давности, Бриа пристроилась рядом, они ели по очереди, передавая друг другу пластиковый контейнер.
Еда придала сил измотанному кореллианину. Хэн проглотил последний кусок и теперь сидел, пустыми глазами уставившись в угол и не зная, с чего начать.
– Расскажи мне все-все,- сказала девушка.- Я по твоему лицу вижу, что дело плохо. Ты не получил денег, так?
Хэн покачал головой, а потом медленно, запинаясь, рассказал все дневные приключения. Глаза Брии наполнились слезами. В конце концов Хэн замолчал… а может, просто иссяк.
– И я вернулся,- скомканно завершил он повествование; в горле опять запершило.- Вот и все… Идти больше некуда. Ничего не могу придумать, разве что… Может, потратим оставшиеся деньги и улетим отсюда? Можно найти работу. Я всегда могу получить место пилота, я знаю, что могу.
Он закрыл лицо руками.
– Солнышко… это я во всем виноват. Надо было сообразить, что хатты провернут обширный поиск и наткнутся на отпечаток моей сетчатки. И выяснят все мои имена. Я-то считал себя шибко умным, а на самом деле, Бриа, я – тупой как полено…
Обняв девушку, Хэн положил голову ей на плечо.
– Сможешь меня простить? Бриа поцеловала его.
– Мне не за что тебя прощать,- шепнула она.- Ты ни в чем не виноват. Вспомни, если бы не ты, меня бы сейчас передавали от одного клиента другому в каком-нибудь борделе. Никогда об этом не забывай, Хэн. Ты – мой герой. Ты – мой спаситель, я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю,- он заглянул ей в глаза.- Раньше не получалось сказать… но вот так уж вышло. Я тебя люблю.
По щеке девушки скатилась прозрачная слезинка. Хэн стер каплю кончиком пальца.
– Не плачь, а то я тоже разревусь. Очень хочется, но я вот что придумал. Давай уберемся с этого вонючего камешка, мы сумеем, я знаю. Жизнь наладится…
Он замялся, а потом выпалил единым духом:
– Можем даже пожениться, конфетка. Если хочешь.
Брию тронуло предложение, но соглашаться не спешила.
– А как же твои мечты? Не отказывайся от них, мы же в двух шагах от цели. Что-нибудь придумаем! Эй, ты же собирался во флотские офицеры, помнишь?
Наступила его очередь качать головой.
– Больше нет. Все, забыли про армию. Придумаю что-нибудь еще, мало ли что можно сделать с жизнью.
Бриа все-таки расплакалась.
– Хэн, я не перенесу, я не могу, когда тебе больно!
– Я в порядке,- соврал он. Подождал немного, когда она выплачется.
– Сегодня с нами ничего не случится,- пообещал Соло.- А завтра хорошенько поработаем головами.
Бриа вдруг принялась целовать его в губы, подбородок, щеки – отчаянные торопливые поцелуи, больше напоминающие укусы. Хэн запустил пальцы в густые волосы девушки, завладел ее ртом, как будто одно лишь прикосновение к губам было лекарством. Третьесортная конура растворилась.
В предрассветных сумерках на планете, где время суток не имело значения для тех, кто не вел обеспеченную солидную жизнь на верхних уровнях города, в неряшливой душевой комнатке с потрескавшимся кафелем сидела Бриа Тарен. В руке она держала стило, на крышке унитаза лежал листок флимсипласта, а на полу – куча денег.
Из спальни доносилось негромкое похрапывание Хэна, он так вымотался, что даже не пошевелился, когда Бриа поднялась с кровати и вышла, не проснулся, когда несколько часов спустя она вернулась.
А теперь девушка сражалась с флимсипластом и стилом, то и дело останавливаясь, чтобы вытереть слезы, туманившие ей глаза так, что писать становилось невозможно. Шесть-семь раз Бриа очищала лист и все начинала сначала, но время утекало, а когда Хэн проснется, ее тут быть не должно. Если он застанет ее, она никогда ни за что не сумеет уйти.
Поэтому Бриа вновь совершала трусливый поступок. В горле застрял комок, девушка прижала ладони к, груди. Интересно, пройдет ли когда-нибудь эта боль? Бриа мотнула головой и приказала себе не тратить времени. Мне так жаль, написала она. Пожалуйста, извини меня…
Сегодня ночью она впервые осознала, что, если они останутся вместе, Хэну придется распроститься с мечтой. Бриа тащила его на дно вместе с собой, задерживала, тормозила, но не хотела этого признавать. Но вчера она видела боль в его глазах, слышала, как прерывается его голос" и сдалась.
Поэтому и выскользнула из ночлежки, отыскала бар, хозяин которого разрешил ей воспользоваться кабиной связи, и позвонила отцу. Куча денег на полу душевой появилась именно в результате их разговора. Ренн Тарен – человек, который знает, как делаются подобные дела, и не тратит времени впустую. Деньги передал деловой партнер Тарена, который вручил Брии кредитки, отмахнулся от благодарности и удалился в ночь, донельзя довольный, что может поскорее убраться из открытой всю ночь грязной таверны.
Во время короткого разговора отец предупредил Брию, чтобы та не смела возвращаться домой. Еще он сказал, что вскоре после из побега в особняк Таренов заявились инспектора из КорБеза и начали расспрашивать, куда подевались ребята.
– Я ничего им не сказал. Твой брат и твоя мать не разговаривают со мной, потому что я на месяц лишил их денег на расходы, хотя они поклялись, что не звонили в КорБез. Будь осторожна, моя дорогая.
– Буду, папа,- пообещала девушка.- Я люблю тебя. Спасибо…
И ему я сделала, больно. Почему я всегда причиняю боль и страдания тем, кого больше всех люблю?
Ее переполняло отчаянье, но Бриа запретила себе впадать в уныние. Она должна бросить Хэна – если любит его. Больше она ничего не может для него сделать. Будь сильной. Крепче сжав в пальцах стило, Бриа опять вытерла слезы и заставила себя дописать самое трудное письмо в своей жизни.
Еще не открыв глаза, Хэн понял, что случилось что-то непоправимое. В комнате было тихо, абсолютно тихо.
– Бриа? – окликнул он. Где ж она? Соскользнув с кровати, пилот натянул комбинезон.
– Бриа, солнышко! Ответа он не получил.
Хэн перевел дыхание и скомандовал бешено колотящемуся сердцу утихомириться. Наверное, вышла за завтраком… А что, вполне разумное предположение в сложившихся обстоятельствах. Но что-то подсказывало, что он ошибается. Хэн поддернул застежку комбинезона, взял кружку и только тогда заметил, что исчез вещмешок.
И что из кармана его кожанки выглядывает уголок чего-то белого. Хэн дернул за него и вытянул конверт, туго набитый купюрами высокого достоинства. Плюс записка.
Записка на клочке флимсипласта, Кореллианин закрыл глаза, смяв листок в кулаке. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Хэн заставил себя открыть глаза и прочитать:
Мой милый Хэн, ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться…
15. ИЗ ОГНЯ ДА В…
До массивной двери оставался метр из дымчатого глассина, когда раздался отчетливый громкий щелчок.
– Прошу прощения, мастер Иданиан. Мне искренне жаль, но мне посоветовали задержать вас до прибытия служб безопасности,- радостно сообщил Планке, словно ему выпал редкий шанс покрыть себя славой.- Сядьте.
Хэн повернулся и смерил толстяка взглядом. Управляющий вкрадчиво улыбался, круглые розовые щеки делали его похожим на веселого духа из детской сказки.
– А еще я вызываю охранника. Он подойдет в любую минуту. Прошу вас… ждать ареста в кресле намного комфортнее.
Вот тут кореллианин разозлился, а уж злость разбудила в нем силы, о которых он и не подозревал.
– Только через мой труп! – рявкнул Хэн, одним прыжком перемахивая через стол и прихватывая по дороге стило.
Врезавшись в остолбеневшего от акробатических талантов посетителя управляющего, Соло уселся на него верхом и приставил острие стала за мочку пухленького розового уха Планке.
– Шевельнешься,- процедил молодой человек,- и эта штука пройдет между черепом и челюстью прямиком тебе в мозг. Если таковой у тебя имеется. Ну так как, есть он у тебя или нет?
– Е-есть…
– Так воспользуйся им! Я уже злой, не усугубляй, понял?
Хэн почувствовал под ладонью, как дернулся кадык толстяка. Управляющий сглотнул, голос его был сиплый и пронзительный от страха -Да…
– Вот и умница,- одобрительно сказал кореллианин.- А теперь я намерен тебя отпустить, а ты собираешься сидеть тихо и смирно в этом забавном креслице. А еще ты собираешься впустить охранника, когда он сюда заявится, как будто все в порядке… понял?
– Да…
– Опять-таки умница.
Планке выполнил все, что от него потребовали, и двигался при этом на редкость осторожно. Хэн опустился на корточки позади кресла; теперь острое стило щекотало управляющему бок.
– Поверь мне, Планке,- доверительно сказал кореллианин,- один хороший удар по почке, и больно станет так, что ты сам себе не позавидуешь. Можно даже умереть. Хочешь попробовать?
– Н-нет…
– Вот и я не хочу. Так, охрана на подходе. Впускай его. Замок щелкнул, вошел охранник. В ту же секунду Хэн распрямился, приставив острие стала к горлу управляющего.
– Просвети-ка его!
– Не двигайтесь, пожалуйста,- отчаянно забормотал Планке.- Иначе он меня убьет!
– Вот именно,- кореллианин хищно оскалился.- И мне это очень понравится. А теперь делай, что скажу, если хочешь пересчитать следующую получку. Клади бластер на стол. Медленно… понял?
– Слушаюсь,- отозвался охранник.
Лет ему было предостаточно, а при мысли о действиях по охране порядка более решительных, чем внушительно стоять у колонны с бластером на поясе, он был готов обмочить форменные брюки.
Медленно, стараясь не делать лишних телодвижений, бравый страж достал оружие из кобуры и положил на мраморную столешницу. Свободной рукой Хэн дотянулся до бластера.
– А теперь – под стол. И не вылезай, пока не скажу.
– Слушаюсь.
Не выпуская толстяка из объятий, Хэн приставил к. его виску дуло бластера.
– А теперь мы пойдем погуляем,- сухо сказал он.- Мы неторопливо и приятно беседуя выйдем отсюда направимся к турболифту. А там, если ты, Планке, будешь хорошим банковским управляющим, я тебя отпущу. Понял меня?
– Д-да…
– Вот и славно.
Они успели отшагать половину зала, когда наконец-то кто-то заметил, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Один из посетителей порадовал слух диким воплем, второй протестующе заверещал, но первое место заслуженно досталось толстой даме за феноменальный по красоте визг.
Хэн прицелился в потолок и спустил курок. Вниз посыпался горящий мусор.
– Всем лечь! – заорал пилот.
Мог и поберечь горло, все мирные граждане и без того разлеглись на дорогом ковре.
– Ну, что скажешь, Планке? Неторопливо и мило, как договаривались, да?
У турболифта Хэн приотпустил бедолагу-управляющего, готовый отпихнуть старика в сторону и нырнуть в кабину. Что он будет делать потом, кореллианин думать отказывался. Всему свое время твердил он сам себе. Всему свое время…
Бдительность он не терял, а потому заметил отделение штурмовиков раньше, чем солдаты увидели его. Хэн крепче прижал к себе Планке, словно не был намерен расставаться с управляющим лет так пятьдесят по стандартному времяисчислению, а чтобы тот не вздумал его покинуть, опять приставил к голове толстяка бластер.
– Не стреляйте! – залепетал Планке, как только штурмовики вскинули карабины.- Это я вас вызвал! Я – управляющий этого банка!
Хэн пятился к турболифту, волоча за собой ополоумевшего толстяка. Быстрый взгляд на табло показал: кабинка уже в пути на этот уровень.
– Он уходит! – раздался возмущенный крик в стане штурмовиков.
Соло потел и был готов выскочить из собственной кожи. Но он просто стоял и ждал, прячась за управляющим и благодаря всех известных ему богов с нескольких планет за то, что Планке наел себе крутые бока.
За спиной он услышал звук открывающихся дверей.
– Не дайте ему уйти! Огонь! – заорал командир отделения.
Шипение выстрелов и визг Планке слились в один звук.
Хэн прыгнул назад, по-прежнему волоча за собой управляющего; от запаха горелого мяса кореллианина чуть не стошнило. Но он все-таки успел выстрелить, пока закрывалась дверца кабины, а затем ударил кулаком по самой нижней кнопке на панели управления.
Высокоскоростной турболифт валуном ухнул вниз.
Хватая ртом воздух, Хэн ухитрился с трудом встать на ноги. Одного взгляда хватило, чтобы понять: Планке мертв. Плохо. А ведь он правда отпустил бы пухлого управляющего, если бы солдаты не устроили заварушку…
В ушах больно щекотало. Соло поспешно нашарил в кармане деку-карту и установил свои координаты. Если эта дешевая игрушка не сломалась, лифт унесет его вниз на сто пятьдесят этажей, а там нужно будет пересесть на другой.
Он выскочил из кабинки, как только открылись двери. Тело Планке он заранее уложил в самом темном углу, чтобы не было видно снаружи, а бластер спрятал во внутренний карман кожанки, хотя по-прежнему сжимал рукоять, готовый вынуть оружие в любую секунду.
Его взгляду предстала мирная, почти идеалистическая сцена. По мосткам и переходам между зданиями прогуливались горожане, где-то неподалеку играла музыка.
Шагая прочь, Хэн поглядывал на карту. Здесь направо…
А вот и турболифт. Проходим мимо, слишком уж очевидно. Лучше на горизонтальной кабине уехать в следующий мегаблок. А вот там уже спуститься ниже, на этот раз на две сотни уровней.
Здесь улицы были грязнее. Хэн искал следующий лифт, тщательно следя за тем, чтобы поворачивать самым случайным образом. Опять вниз. Пять сотен этажей. Горы мусора стали выше. Сзади пристроилась компания сопляков, вообразивших себя мужчинами.
– Не надо,- предупредил их кореллианин.
– Не надо? – передразнил его рослый темнокожий пацан с гривой сальных черных волос.- О-о, папочка испугался? Папочка уделает все подштанники с перепугу, когда мы закончим.
В полумраке закоулка как-то очень уж знакомо блеснули шесть виброклинков. Хэн горько вздохнул и вытащил из-за пазухи бластер. Банда испарилась в таком темпе, будто их расхватали и унесли нетопырки. Соло подождал, не убирая оружия, но никто из детишек не рискнул вернуться. Кое-кто из случайных прохожих украдкой покосился на него и заспешил по своим делам, храня на физиономии выражение: "Кто? Я?! Я ничего не видел!" Сунув бластер под куртку, Хэн потрусил по полутемной улочке к очередному турболифту.
Еще сотня этажей. И еще одна. Портативная карта здесь – бесполезный хлам. Вот забрался… Хэн зашел в кабину горизонтального путепровода, воняющую телами людей, гуманоидов и прочих.
Восемьсот… восемьсот пятьдесят.
Теперь улицы освещались лишь случайными бликами из воздушных шахт и еще не разбитыми грязными лампами на заплесневелых стена. Под ногами хлюпали лужи, от которых исходил ядовитый тяжелый пар. Подножия зданий густо заросли лишайником и мхом, капал маслянистый дождь.
Горожан видно не было, если не считать за таковых мелькающие тени, слишком неуловимые для опознания. Некоторых Хэн принял за не-людей и не удивился, встретив их на такой глубине. Император то ли не умел, то ли не хотел скрывать нелюбовь и недоверие ко всем, кто не принадлежал к роду человеческому.
Тысяча уровней. Тысяча сто…
Хэн отправился на поиски еще одного – и желательно работающего – лифта и ничего не нашел. Зато нашел лестницу, уходящую вниз… и вниз…
Теперь он спустился почти на тысячу двести этажей, наверное, километра на четыре ниже уровня, где располагался банк.
Хэн запыхался, хотя и шел вниз. Воздух здесь был тяжелый, спертый и влажный, как в заброшенной шахте.
О погоне не видно, не слышно. Оторвался. Кореллианин бесцельно побрел по улице. Краем глаза он заметил нечто, которое само горбилось, как животное, вынужденное, но не привыкшее ходить на задних лапах. Рваные лохмотья почти не скрывали белесую кожу, испещренную шрамами и гонящимися язвами. Тварь ощерила пасть, среди грязных спутанных волос блеснули пеньки сгнивших зубов.
Хэн так и не сумел решить, человек ли это и было ли оно когда-то таковым.
Существо попятилось, зашипев, точно разозленный врелт, и убежало. Порой оно опускалось на четвереньки.
Кореллианин вытащил бластер и демонстративно заткнул за пояс, чтобы все видели. Руки дрожали, и Хэн обязательно прострелил бы себе что-нибудь, не имейся у бластера предохранитель. Пилот решил положиться на только что родившуюся (пусть явно недоношенную) надежду, что вид оружия отпугнет друзей и родственников только что виденной твари.
Соло встретил их чуть позже, они что-то рвали на части, сидя на корточках в грязном проулке, и отправляли куски в испачканные красным рты. Хэн выстрелил несколько раз поверх их голов. Твари бросились наутек.
Кореллианин не рискнул подойти и взглянуть на их добычу; его и так чуть было не стошнило, когда он увидел человеческие ребра, которые торчали из растерзанной груди трупа. Любимцы. Ксендора, да что же это за место такое?!
Ноги словно налились свинцом. Часов при Хэне не было (собственно, их у него вообще никогда не было), поэтому, останавливаясь под шахтой воздуховода, пилот запрокинул голову и разглядел далеко-далеко квадратик бледного неба.
Сумерки. Когда доберусь до места, совсем стемнеет… Впервые за много часов он вспомнил о Брие и обрадовался, что не потащил ее вместе с собой в банк. Она наверняка волнуется, совсем извелась. Хэн обнаружил лестницу и с тяжелым вздохом начал взбираться по ступенькам.
К тому времени как он очутился на уровне, где обнаружились такие роскошества, как городские парки и, самое главное, парковые скамейки, на которые можно было сесть и отдохнуть, ноги кореллианина сводило судорогой, а сам он дрожал от изнеможения. Хэн рухнул на первую попавшуюся лавку и впервые задал себе вопрос, что же ему теперь делать.
Он так устал и пал духом, что мысли, вместо того чтобы течь своей чередой, крутились словно булдо в канистре, пущенной вниз по склону горы. Думай, приказал себе Хэн. В таком виде к Брии ты не вернешься.
Но, несмотря на все усилия, решение объявляться не спешило. Пилот встал и нога за ногу побрел к ближайшему турболифту, чувствуя себя одной из тех одичавших тварей, которых только что встретил… только человекообразной.
Проверив локационную деку, он выяснил, что та, к счастью, вновь заработала. Так, а какой адрес он оставлял Брии?
Сто тридцать второй уровень, семнадцатый мегаблок, пятый квартал, двенадцатый подквартал… Кореллианин твердил адрес про себя. Хэн поднялся на нужный этаж, пригодный для жилья; желудок кореллианина громко забурчал, как только до пилота донеслись соблазнительные запахи из кафе и ресторанов.
Вывеска в виде огромного сочащегося ядом деваронского паука освещала ночь в неряшливом районе на границе с Инородным анклавом. Зверь был зеленым, паутина, с которой он свисал, алой, сочетание кошмарным. "Жаркий паук", ну наконец-то… Здесь было шумно и небезопасно, многие прохожие душу продали (или забрали чужую) за выпивку и наркотики. В темноте переулка тускло блеснула зажигалка, пыхнули голубоватые искры – кто-то активировал дозу глиттерстима.
Хэн постоял в тени коридоров входа в бар; он понятия не имел, ждет ли его Бриа внутри или снаружи, но надеялся, что у нее хватит ума не соваться в одиночку. А вдруг она решила самостоятельно договориться с Ниси-Спецом? Хэн вздохнул, обтер ладонью потное лицо; голова кружилась от усталости, жажды и голода.
Пока он там топтался, кто-то схватил его за руку. Хэн крутанулся на месте, рука нырнула за пазуху, где был спрятан бластер…
– Солнышко!..- выдохнул кореллианин, сгреб девушку в объятия и прижал к себе так крепко, что спустя несколько минут Бриа начала вырываться.
Она пахла так хорошо…
– Хэн! Я дышать не могу!
Он слегка ослабил хватку, стоял, покачиваясь, на одном месте. Бриа смела с его лба челку, озабоченно заглянула в глаза.
– Хэн, что стряслось?
В горле стоял комок, пилот даже испугался, что опозорится и расплачется как малолетка. Потому он сделал еще одни вдох, качнул головой и сказал:
– Не здесь. Давай где-нибудь спокойно перекусим, а то у меня топливо на исходе.
Через полчаса они заперлись в отдельном номере сомнительной репутации ночлежки. Хэну доводилось бывать в местах и похуже, а вот Бриа изо всех сил делала вид, будто ее не шокируют грязь, вонь и насекомые. У кореллианина разрывалось сердце, он утешал себя тем, что заведение было дешевое и вроде бы безопасное.
Первым делом Соло выпил несколько стаканов воды. В голове еще все плыло, но запах еды, которую они принесли с собой, оживил пилота. Хэн уселся на расшатанную кровать с простынями трехмесячной давности, Бриа пристроилась рядом, они ели по очереди, передавая друг другу пластиковый контейнер.
Еда придала сил измотанному кореллианину. Хэн проглотил последний кусок и теперь сидел, пустыми глазами уставившись в угол и не зная, с чего начать.
– Расскажи мне все-все,- сказала девушка.- Я по твоему лицу вижу, что дело плохо. Ты не получил денег, так?
Хэн покачал головой, а потом медленно, запинаясь, рассказал все дневные приключения. Глаза Брии наполнились слезами. В конце концов Хэн замолчал… а может, просто иссяк.
– И я вернулся,- скомканно завершил он повествование; в горле опять запершило.- Вот и все… Идти больше некуда. Ничего не могу придумать, разве что… Может, потратим оставшиеся деньги и улетим отсюда? Можно найти работу. Я всегда могу получить место пилота, я знаю, что могу.
Он закрыл лицо руками.
– Солнышко… это я во всем виноват. Надо было сообразить, что хатты провернут обширный поиск и наткнутся на отпечаток моей сетчатки. И выяснят все мои имена. Я-то считал себя шибко умным, а на самом деле, Бриа, я – тупой как полено…
Обняв девушку, Хэн положил голову ей на плечо.
– Сможешь меня простить? Бриа поцеловала его.
– Мне не за что тебя прощать,- шепнула она.- Ты ни в чем не виноват. Вспомни, если бы не ты, меня бы сейчас передавали от одного клиента другому в каком-нибудь борделе. Никогда об этом не забывай, Хэн. Ты – мой герой. Ты – мой спаситель, я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю,- он заглянул ей в глаза.- Раньше не получалось сказать… но вот так уж вышло. Я тебя люблю.
По щеке девушки скатилась прозрачная слезинка. Хэн стер каплю кончиком пальца.
– Не плачь, а то я тоже разревусь. Очень хочется, но я вот что придумал. Давай уберемся с этого вонючего камешка, мы сумеем, я знаю. Жизнь наладится…
Он замялся, а потом выпалил единым духом:
– Можем даже пожениться, конфетка. Если хочешь.
Брию тронуло предложение, но соглашаться не спешила.
– А как же твои мечты? Не отказывайся от них, мы же в двух шагах от цели. Что-нибудь придумаем! Эй, ты же собирался во флотские офицеры, помнишь?
Наступила его очередь качать головой.
– Больше нет. Все, забыли про армию. Придумаю что-нибудь еще, мало ли что можно сделать с жизнью.
Бриа все-таки расплакалась.
– Хэн, я не перенесу, я не могу, когда тебе больно!
– Я в порядке,- соврал он. Подождал немного, когда она выплачется.
– Сегодня с нами ничего не случится,- пообещал Соло.- А завтра хорошенько поработаем головами.
Бриа вдруг принялась целовать его в губы, подбородок, щеки – отчаянные торопливые поцелуи, больше напоминающие укусы. Хэн запустил пальцы в густые волосы девушки, завладел ее ртом, как будто одно лишь прикосновение к губам было лекарством. Третьесортная конура растворилась.
***
В предрассветных сумерках на планете, где время суток не имело значения для тех, кто не вел обеспеченную солидную жизнь на верхних уровнях города, в неряшливой душевой комнатке с потрескавшимся кафелем сидела Бриа Тарен. В руке она держала стило, на крышке унитаза лежал листок флимсипласта, а на полу – куча денег.
Из спальни доносилось негромкое похрапывание Хэна, он так вымотался, что даже не пошевелился, когда Бриа поднялась с кровати и вышла, не проснулся, когда несколько часов спустя она вернулась.
А теперь девушка сражалась с флимсипластом и стилом, то и дело останавливаясь, чтобы вытереть слезы, туманившие ей глаза так, что писать становилось невозможно. Шесть-семь раз Бриа очищала лист и все начинала сначала, но время утекало, а когда Хэн проснется, ее тут быть не должно. Если он застанет ее, она никогда ни за что не сумеет уйти.
Поэтому Бриа вновь совершала трусливый поступок. В горле застрял комок, девушка прижала ладони к, груди. Интересно, пройдет ли когда-нибудь эта боль? Бриа мотнула головой и приказала себе не тратить времени. Мне так жаль, написала она. Пожалуйста, извини меня…
Сегодня ночью она впервые осознала, что, если они останутся вместе, Хэну придется распроститься с мечтой. Бриа тащила его на дно вместе с собой, задерживала, тормозила, но не хотела этого признавать. Но вчера она видела боль в его глазах, слышала, как прерывается его голос" и сдалась.
Поэтому и выскользнула из ночлежки, отыскала бар, хозяин которого разрешил ей воспользоваться кабиной связи, и позвонила отцу. Куча денег на полу душевой появилась именно в результате их разговора. Ренн Тарен – человек, который знает, как делаются подобные дела, и не тратит времени впустую. Деньги передал деловой партнер Тарена, который вручил Брии кредитки, отмахнулся от благодарности и удалился в ночь, донельзя довольный, что может поскорее убраться из открытой всю ночь грязной таверны.
Во время короткого разговора отец предупредил Брию, чтобы та не смела возвращаться домой. Еще он сказал, что вскоре после из побега в особняк Таренов заявились инспектора из КорБеза и начали расспрашивать, куда подевались ребята.
– Я ничего им не сказал. Твой брат и твоя мать не разговаривают со мной, потому что я на месяц лишил их денег на расходы, хотя они поклялись, что не звонили в КорБез. Будь осторожна, моя дорогая.
– Буду, папа,- пообещала девушка.- Я люблю тебя. Спасибо…
И ему я сделала, больно. Почему я всегда причиняю боль и страдания тем, кого больше всех люблю?
Ее переполняло отчаянье, но Бриа запретила себе впадать в уныние. Она должна бросить Хэна – если любит его. Больше она ничего не может для него сделать. Будь сильной. Крепче сжав в пальцах стило, Бриа опять вытерла слезы и заставила себя дописать самое трудное письмо в своей жизни.
***
Еще не открыв глаза, Хэн понял, что случилось что-то непоправимое. В комнате было тихо, абсолютно тихо.
– Бриа? – окликнул он. Где ж она? Соскользнув с кровати, пилот натянул комбинезон.
– Бриа, солнышко! Ответа он не получил.
Хэн перевел дыхание и скомандовал бешено колотящемуся сердцу утихомириться. Наверное, вышла за завтраком… А что, вполне разумное предположение в сложившихся обстоятельствах. Но что-то подсказывало, что он ошибается. Хэн поддернул застежку комбинезона, взял кружку и только тогда заметил, что исчез вещмешок.
И что из кармана его кожанки выглядывает уголок чего-то белого. Хэн дернул за него и вытянул конверт, туго набитый купюрами высокого достоинства. Плюс записка.
Записка на клочке флимсипласта, Кореллианин закрыл глаза, смяв листок в кулаке. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Хэн заставил себя открыть глаза и прочитать:
Мой милый Хэн, ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться…
15. ИЗ ОГНЯ ДА В…
Первая мысль была такая: "Она вернется". Вторая: "Я ее никогда не увижу". Хэн озирался по сторонам, потому что, если бы остался стоять столбом, его разорвало бы в клочья. С проклятьем он швырнул в стенку куртку, следом отправил сдернутые с кровати подушки. Мало… Интересно, может, это он так сходит с ума?
В голове не умещалось ни единой мысли, и очень хотелось выть от боли и злости – громко, в голос, как вуки. Он и взвыл. Схватил колченогий табурет, потому что кровать поднять не сумел, и изо всех сил метнул в дверь. Из-за стены послышалось громкое пожелание соседу засунуть голову ранкору в зад. Целехонький табурет валялся на полу, двери – тоже хоть бы хны.
Хэн бросился на кровать и некоторое время бездумно лежал, закрыв голову руками. Боль приходила и отступала, точно волна плескалась о берег. В груди ныло так, что само дыхание причиняло боль. Облегчение пришло, когда все тело словно онемело.
И почему-то так ему было хуже всего..
Потом – спустя очень длительное время – Хэн сообразил, что не дочитал письма. Кроме целой кучи денег, от Брии ничего больше не осталось, разве что этот клочок флимсипласта, поэтому пилот заставил себя подняться и при тусклом свете разобрать корявые строчки.
Мой милый Хэн, ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться.
Каждый день я спрашиваю себя, не хочу ли я бросить все и первым же кораблем улететь на Илезию. Боюсь, что мне не хватит сил сопротивляться… но я должна. Должна признать, что подсела на Возрадование и надо бороться с зависимостью. А для этого мне потребуются все силы – если я хочу победить. Ты был моей опорой, я черпала у тебя силы, но так плохо для нас обоих. Чтобы пройти тесты и поступить в Академию, тебе тоже нужны силы.
Прошу, не отказывайся от мечты, Хэн. Воспользуйся деньгами, которые лежат в конверте. Отец отдал их нам, потому что ты ему нравишься и потому что он благодарен тебе. Он, как и я, знает, что ты спас мне жизнь. Прими его дар, пожалуйста. Мы с ним желаем тебе удачи на экзаменах.
Я многому научилась у тебя. Любви, верности и отваге. А еще я научилась, как разыскать тех, кто поможет мне подделать документы, так что не трудись, не ищи меня. Я ухожу и намерена победить свой порок. Даже если победа будет стоить мне последних сил.
Ты всю жизнь был свободен, Хэн. И ты очень сильный. Я завидую тебе. Когда-нибудь я тоже обрету свободу. И силу.
И тогда, возможно, мы встретимся вновь.
Попытайся не испытывать ко мне слишком много ненависти. Хотя не стану тебя винить, если ты не захочешь меня больше видеть. Прошу тебя, знай, что отныне и навеки я всегда буду любить тебя…
Твоя Бриа Хэн дочитал письмо до последней строчки, каждое слово выжигалось в голове, словно его записывали там лазерным резаком. Потом он начал читать сначала, стараясь оттянуть мгновение, когда опять нужно будет думать и чувствовать. А пока он разбирает почерк Брии, что написала письмо, как будто была здесь, рядом, и исчезнет, как только Хэн перестанет читать. Но в третий раз, сколько он ни прищуривался, не разобрал ни слова. Они почему-то расплывались.
– Конфетка…- прошептал кореллианин, горло сжималось, так что он с трудом выталкивал слова.- Не надо было тебе… мы же были командой, помнишь?
Он задрожал, как больной лихорадкой, сообразив, что сказал: были командой. Хэн встал и принялся, расхаживать из угла в угол… из угла в угол… из угла… Движение вроде бы помогло, хотя смесь эмоций – злость, раздражение, печаль – была такой сильной, что Хэн предпочел бы сойти с ума.
Она соврала. Никогда она меня не любила. Богатая девочка, высокомерная зазнайка, просто развлекалась со скуки… воспользовалась мной, когда принесло, бросила, когда надоел. Ненавижу ее… Хэн взвыл. Нет, это я вру. Я ее люблю. Ну как она могла? Говорила, будто ей не все равно. Лгунья! Лгунья?.. Нет, она говорила всерьез. Ей было больно… Да, ей было больно. Хэн вспомнил, как ночами слышал ее плач, как обнимал, старался утешить. Но… почему, солнышко? Я же старался помочь. Тебе нельзя быть одной, тебе надо было остаться. У нас бы все получилось…
А потом пришел страх. А вдруг она не выдержала и вернулась на Илезию? Хэн не питал иллюзий, он абсолютно точно знал, как в таком случае поступит Тероенза. Т'ланда Тиль не способны на жалость и сострадание. Верховный жрец прикажет убить Брию на месте. Хэн озирался по сторонам и ничего не видел. Эту ночь они с Брией провели здесь, в жалкой нищенской комнатке, лежали в обнимку. Бриа жадно прижималась к нему; теперь ясно, с чего вдруг такая ненасытная страсть… Бриа знала, что обнимает его в последний раз.
В голове не умещалось ни единой мысли, и очень хотелось выть от боли и злости – громко, в голос, как вуки. Он и взвыл. Схватил колченогий табурет, потому что кровать поднять не сумел, и изо всех сил метнул в дверь. Из-за стены послышалось громкое пожелание соседу засунуть голову ранкору в зад. Целехонький табурет валялся на полу, двери – тоже хоть бы хны.
Хэн бросился на кровать и некоторое время бездумно лежал, закрыв голову руками. Боль приходила и отступала, точно волна плескалась о берег. В груди ныло так, что само дыхание причиняло боль. Облегчение пришло, когда все тело словно онемело.
И почему-то так ему было хуже всего..
Потом – спустя очень длительное время – Хэн сообразил, что не дочитал письма. Кроме целой кучи денег, от Брии ничего больше не осталось, разве что этот клочок флимсипласта, поэтому пилот заставил себя подняться и при тусклом свете разобрать корявые строчки.
Мой милый Хэн, ты не заслуживаешь такого обращения, а все, что я могу сказать: прости меня. Я люблю тебя, но не могу остаться.
Каждый день я спрашиваю себя, не хочу ли я бросить все и первым же кораблем улететь на Илезию. Боюсь, что мне не хватит сил сопротивляться… но я должна. Должна признать, что подсела на Возрадование и надо бороться с зависимостью. А для этого мне потребуются все силы – если я хочу победить. Ты был моей опорой, я черпала у тебя силы, но так плохо для нас обоих. Чтобы пройти тесты и поступить в Академию, тебе тоже нужны силы.
Прошу, не отказывайся от мечты, Хэн. Воспользуйся деньгами, которые лежат в конверте. Отец отдал их нам, потому что ты ему нравишься и потому что он благодарен тебе. Он, как и я, знает, что ты спас мне жизнь. Прими его дар, пожалуйста. Мы с ним желаем тебе удачи на экзаменах.
Я многому научилась у тебя. Любви, верности и отваге. А еще я научилась, как разыскать тех, кто поможет мне подделать документы, так что не трудись, не ищи меня. Я ухожу и намерена победить свой порок. Даже если победа будет стоить мне последних сил.
Ты всю жизнь был свободен, Хэн. И ты очень сильный. Я завидую тебе. Когда-нибудь я тоже обрету свободу. И силу.
И тогда, возможно, мы встретимся вновь.
Попытайся не испытывать ко мне слишком много ненависти. Хотя не стану тебя винить, если ты не захочешь меня больше видеть. Прошу тебя, знай, что отныне и навеки я всегда буду любить тебя…
Твоя Бриа Хэн дочитал письмо до последней строчки, каждое слово выжигалось в голове, словно его записывали там лазерным резаком. Потом он начал читать сначала, стараясь оттянуть мгновение, когда опять нужно будет думать и чувствовать. А пока он разбирает почерк Брии, что написала письмо, как будто была здесь, рядом, и исчезнет, как только Хэн перестанет читать. Но в третий раз, сколько он ни прищуривался, не разобрал ни слова. Они почему-то расплывались.
– Конфетка…- прошептал кореллианин, горло сжималось, так что он с трудом выталкивал слова.- Не надо было тебе… мы же были командой, помнишь?
Он задрожал, как больной лихорадкой, сообразив, что сказал: были командой. Хэн встал и принялся, расхаживать из угла в угол… из угла в угол… из угла… Движение вроде бы помогло, хотя смесь эмоций – злость, раздражение, печаль – была такой сильной, что Хэн предпочел бы сойти с ума.
Она соврала. Никогда она меня не любила. Богатая девочка, высокомерная зазнайка, просто развлекалась со скуки… воспользовалась мной, когда принесло, бросила, когда надоел. Ненавижу ее… Хэн взвыл. Нет, это я вру. Я ее люблю. Ну как она могла? Говорила, будто ей не все равно. Лгунья! Лгунья?.. Нет, она говорила всерьез. Ей было больно… Да, ей было больно. Хэн вспомнил, как ночами слышал ее плач, как обнимал, старался утешить. Но… почему, солнышко? Я же старался помочь. Тебе нельзя быть одной, тебе надо было остаться. У нас бы все получилось…
А потом пришел страх. А вдруг она не выдержала и вернулась на Илезию? Хэн не питал иллюзий, он абсолютно точно знал, как в таком случае поступит Тероенза. Т'ланда Тиль не способны на жалость и сострадание. Верховный жрец прикажет убить Брию на месте. Хэн озирался по сторонам и ничего не видел. Эту ночь они с Брией провели здесь, в жалкой нищенской комнатке, лежали в обнимку. Бриа жадно прижималась к нему; теперь ясно, с чего вдруг такая ненасытная страсть… Бриа знала, что обнимает его в последний раз.