При виде леди Эстер закрадывалось подозрение, что восточные одеяния выбраны ею далеко не случайно, а как единственно подходящие к ее жгучему, восточному типу красоты. «Властная женщина», – сказал о ней консул, и, чтобы убедиться в его правоте, достаточно было только взглянуть на ее гордо вскинутый подбородок и надменный изгиб бровей.
– Вы мистер Паркер Пайн? Садитесь туда.
Ее рука, сверкнув на миг большим изумрудом с вырезанным на нем фамильным гербом, повелительно указала в сторону сваленных на полу подушек. Изумруд был фамильной драгоценностью и – как мысленно прикинул мистер Паркер Пайн – стоил целое состояние.
Он послушно, хоть и не без усилий, уселся. Впрочем, усаживая человека подобной комплекции на землю, никто и не ожидает, что это будет выполнено сколько-нибудь грациозно.
Появился слуга, неся на подносе кофе. Мистер Паркер Пайн принял свою чашку и с видом знатока пригубил.
Казалось, его хозяйка – как, впрочем, и все на Востоке – обладает бесконечным запасом времени. Она совершенно не торопилась начинать разговор и, прикрыв глаза, медленно потягивала кофе. Наконец она заговорила.
– Итак, вы помогаете тем, кто несчастлив, – проговорила она. – По крайней мере, так значится в вашем объявлении.
– Да.
– Почему же вы послали его мне? Или это у вас в обычае – совмещать путешествия с бизнесом?
Мистер Паркер Пайн проигнорировал оскорбительный смысл этого замечания и невозмутимо ответил:
– Нет. В моем представлении это вещи несовместимые.
– Зачем же тогда вы послали мне это?
– Затем, что вы, по-моему, несчастны.
Последовала пауза. Мистер Паркер Пайн с интересом ждал реакции на свои слова. Леди Эстер, в свою очередь, ее обдумывала. Через минуту она рассмеялась.
– Вы, видно, думаете, что каждый, кто, подобно мне, покидает свет и живет вдали от своей страны и своей расы, делает так потому, что несчастлив? Разочарование, печаль – вот, по-вашему, единственно стоящие причины для уединения? О, ну когда же вы это поймете? Там – в Англии – я чувствовала себя чужой. Здесь я дома. Порой мне кажется, что сердцем я была здесь всегда. Мне нравится это уединение. Впрочем, боюсь, вам этого не понять. Вам, вероятно, это должно казаться… – она чуть запнулась, – безумием.
– Вы отнюдь не безумны, – сказал мистер Паркер Пайн. Его голос прозвучал так уверенно и спокойно, что женщина взглянула на него с любопытством.
– Однако же, как я слышала, многие считают иначе. Глупцы! Впрочем, чем был бы без них этот мир? Я абсолютно счастлива!
– И тем не менее вы пригласили меня прийти.
– Признаюсь, мне было любопытно посмотреть на вас. И потом, – продолжила она, чуть поколебавшись, – хотя я и не собираюсь возвращаться туда – в Англию, порой мне нравится послушать, что нового происходит в мире…
– Который вы покинули? – закончил за нее мистер Паркер Пайн.
Леди Эстер слегка кивнула, и мистер Паркер Пайн принялся рассказывать. Его мягкий спокойный голос звучал тихо и ровно, изредка повышаясь в местах, требующих акцента.
Он рассказывал о Лондоне, о городских новостях, о знаменитостях, об открывшихся ресторанах и новых ночных клубах, о скачках, о приемах, охоте и сельских сплетнях. Он говорил о новых тканях, о последней парижской моде, о маленьких магазинчиках вдали от фешенебельных улиц, ухитряющихся поддерживать нереально низкие цены.
Он говорил о кино и театрах, о последних фильмах и постановках, о новых пригородных парках, о саженцах и садоводстве, об уютном ночном Лондоне – со всеми его автобусами и трамваями, с толпами, спешащими после работы домой в маленькие уютные домики, где их ждет семья. Как-то незаметно он успел даже расписать все прелести и особенности английской семейной жизни.
Это был необыкновенный рассказ, и не рассказ даже, а целое представление, обнаружившее поистине удивительный кругозор и знание человеческой природы. Подбородок леди Эстер опускался все ниже и ниже, ее надменность таяла как воск, и вскоре по ее щекам медленно покатились слезы. Когда мистер Паркер Пайн наконец умолк, она уже рыдала.
Мистер Паркер Пайн молчал. Он сидел на своих подушках и поглядывал на нее со спокойной уверенностью ученого, ни секунды не сомневавшегося в удачном исходе эксперимента.
Наконец леди Эстер подняла голову.
– Теперь, – с горечью спросила она, – теперь вы довольны?
– Теперь – да.
– Но я? Как мне теперь выносить это? Жить здесь взаперти, никогда никого больше не видя!
Она спохватилась, но слишком поздно. Слова были произнесены. Ее лицо залила краска гнева.
– Ну? – с яростью выговорила она. – Что ж вы не спрашиваете? Неужели вам не хочется сказать: «Если вас так тянет домой, почему вы туда не едете?»
– Нет, – мистер Паркер Пайн покачал головой, – не хочется. Не так это для вас просто.
В глазах леди Эстер мелькнуло что-то похожее на испуг.
– Может, вы знаете и почему?
– Думаю, знаю.
– В таком случае, вы ошибаетесь, – покачала она головой. – Об истинной причине вам никогда не догадаться.
– Я не гадаю, – возразил мистер Паркер Пайн, – я наблюдаю. И классифицирую.
Она снова покачала головой.
– Вы ничего – ровным счетом ничего – не знаете.
– Придется, кажется, убедить вас в обратном, – добродушно сказал мистер Паркер Пайн. – Насколько я понимаю, леди Эстер, вы прилетели сюда из Багдада самолетом этой новой немецкой авиалинии.
– Да.
– Там был молодой пилот, господин Шлейгель. Ну, тот самый, он еще заходил к вам однажды.
На этот раз ее «да» прозвучало – почти неуловимо, но все же – нежнее и мягче.
– И у вас была подруга – или компаньонка, – которая вскоре погибла.
– Компаньонка, – прозвенел голос, снова холодный и твердый как сталь.
– И звали ее?..
– Мюриэл Кинг.
– Вы любили ее?
– Что значит «любила»? – вскинулась леди Эстер, но, тут же остыв, надменно ответила: – Она была мне полезна – и только.
Мистеру Паркеру Пайну невольно вспомнились слова консула: «Чувствуется, знаете, порода – если вы понимаете, о чем я».
– Вы сожалели о ее смерти?
– Естественно! Впрочем, мистер Пайн, не вижу никакой необходимости обсуждать это с вами, – сказала она и решительно закончила: – Очень мило было с вашей стороны зайти. Однако я несколько устала, и если вы сообщите, сколько я вам должна за визит…
– После ее смерти господин Шлейгель больше не заходил сюда, – спокойно продолжил мистер Паркер Пайн, и не думая подниматься. Оскорбления он как будто и вовсе не заметил. – Но, если бы зашел, вы бы его приняли?
– Разумеется, нет.
– Вы абсолютно уверены?
– Естественно. Господин Шлейгель не будет принят.
– Да, – задумчиво проговорил мистер Паркер Пайн. – Иначе ответить вы и не могли.
– Я.., я не понимаю, о чем вы, – неуверенно проговорила леди Эстер, изо всех сил стараясь сохранить броню надменности, уже давшую трещину.
– А вы знали, что он любил Мюриэл Кинг? Он романтик, этот юноша. Он свято хранит память о ней.
– Да? – Ее голос упал чуть не до шепота.
– Какая она была?
– Что значит какая? Откуда мне знать?
– Но смотреть-то вам на нее, думаю, доводилось? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.
– Ах, это! Ну, обычная девушка. Довольно привлекательная…
– Примерно вашего возраста?
– Примерно.
Наступила пауза.
– А почему вы думаете, что этот пилот.., ее любил? – неожиданно спросила леди Эстер.
– Потому что он сам мне в этом признался. Да-да, и в совершенно недвусмысленных выражениях. Как я уже говорил, он романтик. Ему необходимо было с кем-то поделиться. Особенно его мучает то, как она погибла.
Леди Эстер вскочила на ноги.
– Вы думаете, я ее убила?
Мистер Паркер Пайн на ноги не вскочил. Его комплекция исключала такого рода импульсивность.
– Нет, дитя мое, – ответил он. – Я так не думаю и именно потому считаю, что, чем скорее вы закончите весь этот спектакль и вернетесь домой, тем лучше.
– Что.., что вы хотите этим сказать? Спектакль?
– Беда в том, что вам не хватило выдержки. Да-да, не хватило. Вы испугались, что вас обвинят в убийстве хозяйки.
Девушка отшатнулась.
– Вы ведь не леди Эстер Карр, – спокойно продолжал мистер Паркер Пайн. – Я догадывался об этом еще до того, как вас увидел. Небольшая проверка показала, что я прав.
Он не сдержал улыбки, и она тут же расползлась, широкая и добродушная, по его благожелательному лицу.
– Только что, делая обзор лондонской жизни, я внимательно наблюдал за вами. Вы реагировали как Мюриэл Кинг, а не как леди Эстер. Дешевые магазинчики, кинотеатры, парки, толкучка в трамваях – все это не оставило вас равнодушной, а вот сельские пересуды, новые ночные клубы, скачки и аристократические сплетни были для вас пустым звуком. Так что сядьте и расскажите мне все, – закончил он совсем уже отеческим тоном. – Я знаю, что вы не убивали леди Эстер. Вы только боялись, что вас обвинят в этом. Просто расскажите, как это случилось.
Девушка медленно опустилась на диван и, глубоко вдохнув, начала говорить, и говорила все быстрее и быстрее, точно боясь теперь, что ее остановят.
– Нужно начать.., с самого начала. Я – я боялась ее. Она была безумна.., не совсем, конечно – но все же. Она сама предложила мне поехать сюда с ней. Я – идиотка! – пришла в восторг. Решила, что это будет так романтично! Идиотка. Романтическая дурочка – вот кем я была. Она сбежала сюда из-за той истории с шофером. Она была без ума от мужчин – совершенно без ума. Шофер-то и смотреть на нее не хотел, и хуже всего то, что это получило огласку. Знакомые смеялись чуть ли не ей в лицо. Она порвала с семьей и уехала сюда.
Все это было для нее только красивым жестом – гордое одиночество в пустыне и все такое. Она насладилась бы своими страданиями и вернулась обратно. Так оно и было бы, не лишись она рассудка. И потом – этот пилот. Он.., он ей понравился. И когда он пришел сюда ко мне, она вообразила… Ну, вы понимаете. Только, должно быть, он объяснил ей… И тогда она сорвалась. Понимаете, это был просто кошмар. Она заявила, что я никогда не вернусь домой. Что я в ее власти. Ее собственность, ее рабыня. Именно рабыня, а значит, она имеет полное право распоряжаться моей жизнью и смертью.
Мистер Паркер Пайн кивнул. Он прекрасно мог представить себе, что происходило дальше. Леди Эстер все ближе и ближе подходила к краю, за которым царит чистое безумие и за который уже шагнул не один ее предок, а бедная девушка, невежественная и неопытная, принимала ее слова за угрозы здорового человек.
– И однажды я не выдержала, – взволнованно продолжала та. – Я дала ей отпор. Сказала, что, в конце концов, физически я сильнее и могу запросто скинуть ее с балкона. Она испугалась, страшно испугалась. Она явно не ожидала ничего подобного от ничтожества, за которое меня держала. Я шагнула к ней. Наверное, она думала, я хочу ее ударить. Она отступила, а она и так уже стояла на самом краю…
Мюриэль Кинг закрыла лицо руками.
– А потом? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.
– Я потеряла голову. Я была уверена, что все решат, будто я ее столкнула. Мне казалось, меня и слушать не станут, а сразу швырнут в эту чудовищную местную тюрьму.
Ее губы задрожали. Мистер Паркер Пайн отлично представлял себе, какой всепобеждающий ужас должен был охватить девушку.
– А потом.., потом мне пришло в голову это. Что, если разбилась я? Новый консул еще не заходил к нам, а старый умер. Так что, кроме слуг, никто бы ничего не узнал. А со слугами, я знала, проблем не будет. Для них мы были всего лишь двумя сумасшедшими англичанками. Одна умерла, другая осталась – сомневаюсь, чтобы их волновало, какая именно. Я дала каждому денег и велела послать за консулом. Когда тот явился, я надела фамильное кольцо леди Эстер и выдала себя за нее. Консул был очень мил и позаботился об остальном. В результате ни у кого не возникло ни малейших сомнений.
Мистер Паркер Пайн задумчиво кивнул. Фактор громкого имени. Леди Эстер Карр могла вести себя сколь угодно странно, но это не мешало ей оставаться леди Эстер Карр.
– Очень скоро, – продолжала Мюриэль, – я пожалела о своем поступке. Я поняла, что это было безумием. Я обрекла себя на пожизненное заточение, на то, чтобы вечно играть роль другого человека! Но я не знала, как это изменить. Признаваться было поздно: если бы раньше только могли подумать, что я убила леди Эстер, теперь в этом были бы уверены. О, Господи, мистер Пайн, что же мне делать? Что?
– Делать? – переспросил мистер Паркер Пайн, поднимаясь на ноги со всем отпущенным ему природой проворством. – Как что? Разумеется, милое мое дитя, идти со мной к английскому консулу, который, кстати, очень милый и приятный человек. Конечно, не обойдется без некоторых неприятных формальностей. Не стану обещать, что все пройдет гладко, но за убийство вас не повесят, можете мне поверить. А кстати, почему рядом с телом оказался поднос с завтраком?
– Я.., скинула его туда. Мне казалось, тогда уже ни за что не подумают, что это леди Эстер. Глупо, да?
– Напротив, – успокоил ее мистер Паркер Пайн. – Честно говоря, это было настолько умно, что даже заставило меня задуматься, а не избавились ли вы и в самом деле от своей хозяйки – впрочем, это было до того, как я вас увидел. При одном взгляде на вас ясно – мне, по крайней мере – что вы способны на многое, но только не на убийство.
– Потому что мне не хватает выдержки?
– Потому что вы не так устроены, – улыбнулся мистер Паркер Пайн. – Ну, так мы идем? Впереди у вас куча неприятностей, но я буду рядом. А тогда – домой, в Стритхем-Хилл. В Стритхем-Хилл, я ведь не ошибся? Нет, думаю, нет. Я же видел ваше лицо, когда расписывал этот автобусный маршрут. Так вы идете?
Мюриэл Кинг отшатнулась.
– Они ни за что мне не поверят! – простонала она. – Ее семья… Никто не поверит, что она сошла с ума.
– Предоставьте это мне, – сказал мистер Паркер Пайн. – Поверьте, я немного знаком с историей их семейства. Пойдемте, дитя мое, полно праздновать труса! Вспомните наконец о молодом человеке, оплакивающем вас в Тегеране. Подумайте лучше, как бы устроить, чтобы именно он вел самолет, которым вы вернетесь в Багдад.
Девушка улыбнулась и покраснела.
– Я готова, – ответила она просто. Она первой двинулась к выходу, но неожиданно остановилась и обернулась.
– Вы сказали, что знали, кто я на самом деле, еще до того, как пришли сюда. Но как вы догадались?
– Статистика, – ответил тот.
– Статистика?
– Да. У лорда Мичлдэвера были голубые глаза. У его жены – тоже. Как только консул сказал мне, что у их дочери пламенные карие глаза, я понял, что здесь что-то не так. У людей с карими глазами могут быть голубоглазые дети, но ни в коем случае не наоборот. Научно доказанный факт, можете мне поверить.
– Вы удивительный человек! – сказала Мюриэл Кинг.
Бесценная жемчужина
– Вы мистер Паркер Пайн? Садитесь туда.
Ее рука, сверкнув на миг большим изумрудом с вырезанным на нем фамильным гербом, повелительно указала в сторону сваленных на полу подушек. Изумруд был фамильной драгоценностью и – как мысленно прикинул мистер Паркер Пайн – стоил целое состояние.
Он послушно, хоть и не без усилий, уселся. Впрочем, усаживая человека подобной комплекции на землю, никто и не ожидает, что это будет выполнено сколько-нибудь грациозно.
Появился слуга, неся на подносе кофе. Мистер Паркер Пайн принял свою чашку и с видом знатока пригубил.
Казалось, его хозяйка – как, впрочем, и все на Востоке – обладает бесконечным запасом времени. Она совершенно не торопилась начинать разговор и, прикрыв глаза, медленно потягивала кофе. Наконец она заговорила.
– Итак, вы помогаете тем, кто несчастлив, – проговорила она. – По крайней мере, так значится в вашем объявлении.
– Да.
– Почему же вы послали его мне? Или это у вас в обычае – совмещать путешествия с бизнесом?
Мистер Паркер Пайн проигнорировал оскорбительный смысл этого замечания и невозмутимо ответил:
– Нет. В моем представлении это вещи несовместимые.
– Зачем же тогда вы послали мне это?
– Затем, что вы, по-моему, несчастны.
Последовала пауза. Мистер Паркер Пайн с интересом ждал реакции на свои слова. Леди Эстер, в свою очередь, ее обдумывала. Через минуту она рассмеялась.
– Вы, видно, думаете, что каждый, кто, подобно мне, покидает свет и живет вдали от своей страны и своей расы, делает так потому, что несчастлив? Разочарование, печаль – вот, по-вашему, единственно стоящие причины для уединения? О, ну когда же вы это поймете? Там – в Англии – я чувствовала себя чужой. Здесь я дома. Порой мне кажется, что сердцем я была здесь всегда. Мне нравится это уединение. Впрочем, боюсь, вам этого не понять. Вам, вероятно, это должно казаться… – она чуть запнулась, – безумием.
– Вы отнюдь не безумны, – сказал мистер Паркер Пайн. Его голос прозвучал так уверенно и спокойно, что женщина взглянула на него с любопытством.
– Однако же, как я слышала, многие считают иначе. Глупцы! Впрочем, чем был бы без них этот мир? Я абсолютно счастлива!
– И тем не менее вы пригласили меня прийти.
– Признаюсь, мне было любопытно посмотреть на вас. И потом, – продолжила она, чуть поколебавшись, – хотя я и не собираюсь возвращаться туда – в Англию, порой мне нравится послушать, что нового происходит в мире…
– Который вы покинули? – закончил за нее мистер Паркер Пайн.
Леди Эстер слегка кивнула, и мистер Паркер Пайн принялся рассказывать. Его мягкий спокойный голос звучал тихо и ровно, изредка повышаясь в местах, требующих акцента.
Он рассказывал о Лондоне, о городских новостях, о знаменитостях, об открывшихся ресторанах и новых ночных клубах, о скачках, о приемах, охоте и сельских сплетнях. Он говорил о новых тканях, о последней парижской моде, о маленьких магазинчиках вдали от фешенебельных улиц, ухитряющихся поддерживать нереально низкие цены.
Он говорил о кино и театрах, о последних фильмах и постановках, о новых пригородных парках, о саженцах и садоводстве, об уютном ночном Лондоне – со всеми его автобусами и трамваями, с толпами, спешащими после работы домой в маленькие уютные домики, где их ждет семья. Как-то незаметно он успел даже расписать все прелести и особенности английской семейной жизни.
Это был необыкновенный рассказ, и не рассказ даже, а целое представление, обнаружившее поистине удивительный кругозор и знание человеческой природы. Подбородок леди Эстер опускался все ниже и ниже, ее надменность таяла как воск, и вскоре по ее щекам медленно покатились слезы. Когда мистер Паркер Пайн наконец умолк, она уже рыдала.
Мистер Паркер Пайн молчал. Он сидел на своих подушках и поглядывал на нее со спокойной уверенностью ученого, ни секунды не сомневавшегося в удачном исходе эксперимента.
Наконец леди Эстер подняла голову.
– Теперь, – с горечью спросила она, – теперь вы довольны?
– Теперь – да.
– Но я? Как мне теперь выносить это? Жить здесь взаперти, никогда никого больше не видя!
Она спохватилась, но слишком поздно. Слова были произнесены. Ее лицо залила краска гнева.
– Ну? – с яростью выговорила она. – Что ж вы не спрашиваете? Неужели вам не хочется сказать: «Если вас так тянет домой, почему вы туда не едете?»
– Нет, – мистер Паркер Пайн покачал головой, – не хочется. Не так это для вас просто.
В глазах леди Эстер мелькнуло что-то похожее на испуг.
– Может, вы знаете и почему?
– Думаю, знаю.
– В таком случае, вы ошибаетесь, – покачала она головой. – Об истинной причине вам никогда не догадаться.
– Я не гадаю, – возразил мистер Паркер Пайн, – я наблюдаю. И классифицирую.
Она снова покачала головой.
– Вы ничего – ровным счетом ничего – не знаете.
– Придется, кажется, убедить вас в обратном, – добродушно сказал мистер Паркер Пайн. – Насколько я понимаю, леди Эстер, вы прилетели сюда из Багдада самолетом этой новой немецкой авиалинии.
– Да.
– Там был молодой пилот, господин Шлейгель. Ну, тот самый, он еще заходил к вам однажды.
На этот раз ее «да» прозвучало – почти неуловимо, но все же – нежнее и мягче.
– И у вас была подруга – или компаньонка, – которая вскоре погибла.
– Компаньонка, – прозвенел голос, снова холодный и твердый как сталь.
– И звали ее?..
– Мюриэл Кинг.
– Вы любили ее?
– Что значит «любила»? – вскинулась леди Эстер, но, тут же остыв, надменно ответила: – Она была мне полезна – и только.
Мистеру Паркеру Пайну невольно вспомнились слова консула: «Чувствуется, знаете, порода – если вы понимаете, о чем я».
– Вы сожалели о ее смерти?
– Естественно! Впрочем, мистер Пайн, не вижу никакой необходимости обсуждать это с вами, – сказала она и решительно закончила: – Очень мило было с вашей стороны зайти. Однако я несколько устала, и если вы сообщите, сколько я вам должна за визит…
– После ее смерти господин Шлейгель больше не заходил сюда, – спокойно продолжил мистер Паркер Пайн, и не думая подниматься. Оскорбления он как будто и вовсе не заметил. – Но, если бы зашел, вы бы его приняли?
– Разумеется, нет.
– Вы абсолютно уверены?
– Естественно. Господин Шлейгель не будет принят.
– Да, – задумчиво проговорил мистер Паркер Пайн. – Иначе ответить вы и не могли.
– Я.., я не понимаю, о чем вы, – неуверенно проговорила леди Эстер, изо всех сил стараясь сохранить броню надменности, уже давшую трещину.
– А вы знали, что он любил Мюриэл Кинг? Он романтик, этот юноша. Он свято хранит память о ней.
– Да? – Ее голос упал чуть не до шепота.
– Какая она была?
– Что значит какая? Откуда мне знать?
– Но смотреть-то вам на нее, думаю, доводилось? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.
– Ах, это! Ну, обычная девушка. Довольно привлекательная…
– Примерно вашего возраста?
– Примерно.
Наступила пауза.
– А почему вы думаете, что этот пилот.., ее любил? – неожиданно спросила леди Эстер.
– Потому что он сам мне в этом признался. Да-да, и в совершенно недвусмысленных выражениях. Как я уже говорил, он романтик. Ему необходимо было с кем-то поделиться. Особенно его мучает то, как она погибла.
Леди Эстер вскочила на ноги.
– Вы думаете, я ее убила?
Мистер Паркер Пайн на ноги не вскочил. Его комплекция исключала такого рода импульсивность.
– Нет, дитя мое, – ответил он. – Я так не думаю и именно потому считаю, что, чем скорее вы закончите весь этот спектакль и вернетесь домой, тем лучше.
– Что.., что вы хотите этим сказать? Спектакль?
– Беда в том, что вам не хватило выдержки. Да-да, не хватило. Вы испугались, что вас обвинят в убийстве хозяйки.
Девушка отшатнулась.
– Вы ведь не леди Эстер Карр, – спокойно продолжал мистер Паркер Пайн. – Я догадывался об этом еще до того, как вас увидел. Небольшая проверка показала, что я прав.
Он не сдержал улыбки, и она тут же расползлась, широкая и добродушная, по его благожелательному лицу.
– Только что, делая обзор лондонской жизни, я внимательно наблюдал за вами. Вы реагировали как Мюриэл Кинг, а не как леди Эстер. Дешевые магазинчики, кинотеатры, парки, толкучка в трамваях – все это не оставило вас равнодушной, а вот сельские пересуды, новые ночные клубы, скачки и аристократические сплетни были для вас пустым звуком. Так что сядьте и расскажите мне все, – закончил он совсем уже отеческим тоном. – Я знаю, что вы не убивали леди Эстер. Вы только боялись, что вас обвинят в этом. Просто расскажите, как это случилось.
Девушка медленно опустилась на диван и, глубоко вдохнув, начала говорить, и говорила все быстрее и быстрее, точно боясь теперь, что ее остановят.
– Нужно начать.., с самого начала. Я – я боялась ее. Она была безумна.., не совсем, конечно – но все же. Она сама предложила мне поехать сюда с ней. Я – идиотка! – пришла в восторг. Решила, что это будет так романтично! Идиотка. Романтическая дурочка – вот кем я была. Она сбежала сюда из-за той истории с шофером. Она была без ума от мужчин – совершенно без ума. Шофер-то и смотреть на нее не хотел, и хуже всего то, что это получило огласку. Знакомые смеялись чуть ли не ей в лицо. Она порвала с семьей и уехала сюда.
Все это было для нее только красивым жестом – гордое одиночество в пустыне и все такое. Она насладилась бы своими страданиями и вернулась обратно. Так оно и было бы, не лишись она рассудка. И потом – этот пилот. Он.., он ей понравился. И когда он пришел сюда ко мне, она вообразила… Ну, вы понимаете. Только, должно быть, он объяснил ей… И тогда она сорвалась. Понимаете, это был просто кошмар. Она заявила, что я никогда не вернусь домой. Что я в ее власти. Ее собственность, ее рабыня. Именно рабыня, а значит, она имеет полное право распоряжаться моей жизнью и смертью.
Мистер Паркер Пайн кивнул. Он прекрасно мог представить себе, что происходило дальше. Леди Эстер все ближе и ближе подходила к краю, за которым царит чистое безумие и за который уже шагнул не один ее предок, а бедная девушка, невежественная и неопытная, принимала ее слова за угрозы здорового человек.
– И однажды я не выдержала, – взволнованно продолжала та. – Я дала ей отпор. Сказала, что, в конце концов, физически я сильнее и могу запросто скинуть ее с балкона. Она испугалась, страшно испугалась. Она явно не ожидала ничего подобного от ничтожества, за которое меня держала. Я шагнула к ней. Наверное, она думала, я хочу ее ударить. Она отступила, а она и так уже стояла на самом краю…
Мюриэль Кинг закрыла лицо руками.
– А потом? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.
– Я потеряла голову. Я была уверена, что все решат, будто я ее столкнула. Мне казалось, меня и слушать не станут, а сразу швырнут в эту чудовищную местную тюрьму.
Ее губы задрожали. Мистер Паркер Пайн отлично представлял себе, какой всепобеждающий ужас должен был охватить девушку.
– А потом.., потом мне пришло в голову это. Что, если разбилась я? Новый консул еще не заходил к нам, а старый умер. Так что, кроме слуг, никто бы ничего не узнал. А со слугами, я знала, проблем не будет. Для них мы были всего лишь двумя сумасшедшими англичанками. Одна умерла, другая осталась – сомневаюсь, чтобы их волновало, какая именно. Я дала каждому денег и велела послать за консулом. Когда тот явился, я надела фамильное кольцо леди Эстер и выдала себя за нее. Консул был очень мил и позаботился об остальном. В результате ни у кого не возникло ни малейших сомнений.
Мистер Паркер Пайн задумчиво кивнул. Фактор громкого имени. Леди Эстер Карр могла вести себя сколь угодно странно, но это не мешало ей оставаться леди Эстер Карр.
– Очень скоро, – продолжала Мюриэль, – я пожалела о своем поступке. Я поняла, что это было безумием. Я обрекла себя на пожизненное заточение, на то, чтобы вечно играть роль другого человека! Но я не знала, как это изменить. Признаваться было поздно: если бы раньше только могли подумать, что я убила леди Эстер, теперь в этом были бы уверены. О, Господи, мистер Пайн, что же мне делать? Что?
– Делать? – переспросил мистер Паркер Пайн, поднимаясь на ноги со всем отпущенным ему природой проворством. – Как что? Разумеется, милое мое дитя, идти со мной к английскому консулу, который, кстати, очень милый и приятный человек. Конечно, не обойдется без некоторых неприятных формальностей. Не стану обещать, что все пройдет гладко, но за убийство вас не повесят, можете мне поверить. А кстати, почему рядом с телом оказался поднос с завтраком?
– Я.., скинула его туда. Мне казалось, тогда уже ни за что не подумают, что это леди Эстер. Глупо, да?
– Напротив, – успокоил ее мистер Паркер Пайн. – Честно говоря, это было настолько умно, что даже заставило меня задуматься, а не избавились ли вы и в самом деле от своей хозяйки – впрочем, это было до того, как я вас увидел. При одном взгляде на вас ясно – мне, по крайней мере – что вы способны на многое, но только не на убийство.
– Потому что мне не хватает выдержки?
– Потому что вы не так устроены, – улыбнулся мистер Паркер Пайн. – Ну, так мы идем? Впереди у вас куча неприятностей, но я буду рядом. А тогда – домой, в Стритхем-Хилл. В Стритхем-Хилл, я ведь не ошибся? Нет, думаю, нет. Я же видел ваше лицо, когда расписывал этот автобусный маршрут. Так вы идете?
Мюриэл Кинг отшатнулась.
– Они ни за что мне не поверят! – простонала она. – Ее семья… Никто не поверит, что она сошла с ума.
– Предоставьте это мне, – сказал мистер Паркер Пайн. – Поверьте, я немного знаком с историей их семейства. Пойдемте, дитя мое, полно праздновать труса! Вспомните наконец о молодом человеке, оплакивающем вас в Тегеране. Подумайте лучше, как бы устроить, чтобы именно он вел самолет, которым вы вернетесь в Багдад.
Девушка улыбнулась и покраснела.
– Я готова, – ответила она просто. Она первой двинулась к выходу, но неожиданно остановилась и обернулась.
– Вы сказали, что знали, кто я на самом деле, еще до того, как пришли сюда. Но как вы догадались?
– Статистика, – ответил тот.
– Статистика?
– Да. У лорда Мичлдэвера были голубые глаза. У его жены – тоже. Как только консул сказал мне, что у их дочери пламенные карие глаза, я понял, что здесь что-то не так. У людей с карими глазами могут быть голубоглазые дети, но ни в коем случае не наоборот. Научно доказанный факт, можете мне поверить.
– Вы удивительный человек! – сказала Мюриэл Кинг.
Бесценная жемчужина
День был долгим и утомительным. Ранним утром выйдя из Аммана, где даже в тени температура успела подняться до девяностовосьмиградусной отметки, группа лишь затемно добралась до стоянки, разбитой посреди фантастического нагромождения красного камня, какое представляет из себя город Петра[25].
Их было семеро: мистер Калеб П. Бланделл – преуспевающий американский промышленник с весьма солидным брюшком; его секретарь – смуглый и симпатичный, и разве что слишком уж молчаливый Джим Херст; сэр Дональд Марвел – утомленный политикой член парламента; пожилой доктор Карвер – археолог с мировым именем; щеголеватый, как настоящий француз, полковник Дюбош, получивший отпуск после сирийской кампании; мистер Паркер Пайн, возможно, меньше других отмеченный печатью своей профессии, но зато воплощающий истинно британскую солидность, и, наконец, мисс Кэрол Бланделл – хорошенькая, избалованная и крайне самоуверенная, как это свойственно женщинам, путешествующим в мужской компании.
Распределив, кто будет ночевать в палатках, а кто в пещере, общество собралось на ужин под большим тентом. Говорили в основном о ближневосточной политике; англичане – деликатно, французы – сдержанно, американцы – без всякого о ней понятия, а мистер Паркер Пайн с археологом и вовсе отмалчивались, по всей видимости, предпочитая роль слушателей. Как и Джим Херст. Потом разговор зашел о месте, куда они забрались.
– Боже, какая романтика! – воскликнула Кэрол. – Только подумать, что эти – как их? – Набатины[26] жили здесь, когда, наверное, даже понятия времени еще не существовало!
– Ну, вряд ли так давно, – мягко ответил мистер Паркер Пайн. – А, доктор Карвер?
– О, не более двух тысяч лет назад. Но романтики были законченные, если, конечно, считать рэкет романтичным. По мне, так это была просто кучка мерзавцев, наживавшихся на купцах, которым приходилось пользоваться их караванными путями по той простой причине, что все остальные их же заботами были очень небезопасны. А Петра была у них чем-то вроде Форт-Нокса.
– Так вы думаете, они были обычными грабителями? – разочарованно протянула Кэрол. – Просто шайка воров?
– Обижаете, мисс Бланделл. Воровство – это что-то совсем уже мелкое. Назовем лучше их занятие грабежом. Все-таки они действовали с размахом.
– Как и современные предприниматели, – подмигнул мистер Паркер Пайн.
– Па, это в твой огород! – подтолкнула отца Кэрол.
– Каждый человек, который добился чего-то для себя, облагодетельствовал тем самым и человечество, – важно изрек мистер Бланделл.
– Удивительно неблагодарная штука, это человечество, – пробормотал себе под нос мистер Паркер Пайн.
– Да что такое честность? – неожиданно вмешался француз. – Нечто неуловимое: нюанс, условность. В каждой стране ее понимают по-своему. Арабу, например, будет стыдно не потому, что он украл или солгал, а потому, что он обокрал или обманул не того, кого нужно.
– Интересный подход, – заметил доктор Карвер.
– Лишний раз подтверждающий превосходство Запада над Востоком, – вставил мистер Бланделл. – Если бы можно было дать этим несчастным хоть какое-то образование…
– Чепуха это, это ваше образование, – нехотя вступил в разговор сэр Дональд. – Кому от него польза? Забивают голову всякой ерундой. И потом, каким человек родился, таким он и умрет.
– То есть?
– Ну, как это говорится? А, вот! Единожды укравший – вор навсегда.
На мгновение повисла мертвая тишина. Первой ее нарушила Кэрол, внезапно обрушившаяся на москитов. Ее отец поспешно подхватил эту тему.
Несколько озадаченный сэр Дональд повернулся к сидевшему рядом мистеру Паркеру Пайну и тихонько шепнул:
– Кажется, я что-то сморозил.
– Похоже на то, – отозвался мистер Паркер Пайн. Неловкость, если таковая действительно возникла, совершенно ускользнула от внимания археолога, молча сидевшего поодаль с мечтательным и отрешенным видом. Поспешив воспользоваться так кстати возникшей паузой, он неожиданно заявил:
– Знаете, а я совершенно с этим согласен. По крайней мере, в отношении честности. Человек либо честен, либо нет. Третьего здесь, как говорится, не дано.
– Стало быть, вы не верите, что, скажем, внезапное искушение способно совратить даже кристально честного человека? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.
– Это невозможно, – отрезал Карвер.
Мистер Паркер Пайн медленно покачал головой.
– Вряд ли подобная категоричность уместна в данном случае. Слишком уж от многих факторов зависит человеческая честность. Взять, к примеру, критическую нагрузку…
– Что вы называете критической нагрузкой? – впервые подал голос – оказавшийся низким и приятным – юный Херст.
– Человеческий мозг способен выдержать определенную нагрузку, и совершенно невозможно предсказать, что именно окажется последней каплей, которая превратит честного человека в преступника. Это может быть совершенный пустяк. Большинство преступлений и выглядит настолько абсурдно именно потому, что в девяти случаях из десяти мотивировкой является тот самый пустяк – довесок, склонивший чашу весов.
– Ну вот, дружище, теперь вы ударились в психологию, – с улыбкой сказал француз.
– Ах, какие возможности могло бы подарить преступнику знание психологии! – воскликнул мистер Паркер Пайн, загораясь. – Стоит только подумать, что, при правильном подходе, девяносто процентов людей можно заставить поступать нужным вам образом…
– О, объясните! – вскричала Кэрол.
– Например, робкий человек. Достаточно на него прикрикнуть, и он повинуется. Человек гордый или упрямый сделает то, что вам нужно, если заставлять его делать обратное. Или вот третий, самый распространенный тип – внушаемый. Сюда относятся люди, которые видели машину, потому что слышали автомобильный клаксон, слышали, как приходил почтальон, потому что помнят, как звякнула крышка почтового ящика, видят нож в ране, поскольку им сказали, что человек заколот, и с тем же успехом услышали бы пистолетный выстрел, узнай, что его застрелили.
– Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь удалось провернуть такое со мной, – недоверчиво протянула Кэрол.
– Ну, ты у меня вообще умница, дорогая, – проворковал ее отец.
– Вы очень точно это подметили, – задумчиво проговорил француз. – Человек слишком склонен подменять истинное положение вещей своим представлением о нем.
Кэрол немедленно зевнула.
– Ну, я отправляюсь в свою норку. Устала до смерти! Проводник говорил, завтра надо будет выйти пораньше. Хочет показать нам жертвенник, что бы это такое…
– Такое место, где приносят в жертву хорошеньких девушек, – с готовностью пояснил сэр Дональд.
– Нет уж, благодарю покорно. Ну, спокойной всем ночи. Ой, моя сережка!
Полковник Дюбош ловко поймал покатившуюся через стол сережку и галантно протянул ее владелице.
– Что, настоящие? – деловито осведомился сэр Дональд, не слишком учтиво разглядывая две крупные жемчужины в ушах мисс Бланделл.
– Уж будьте уверены, – отозвалась та.
– Сорок тысяч долларов, – укоризненно сказал ей отец, – катаются по столу только потому, что ты плохо застегнула замок. Дочь, ты пустишь меня по миру.
– Это тебе не грозит, даже если придется купить новые, – с нежностью ответила та.
– Ну, в общем, не грозит, – согласился мистер Бланделл. – Я мог бы купить тебе три такие пары и не заметить изменения в моем банковском счете.
Он гордо огляделся.
– Очень за вас рад, – довольно сухо сказал сэр Дональд.
– Ну, джентльмены, думаю, мне тоже пора на покой, – заявил мистер Бланделл. – Доброй ночи.
Он удалился вслед за дочерью. Почти тут же поднялся и его секретарь.
Четверо оставшихся обменялись понимающими взглядами.
– Приятно знать, – протянул сэр Дональд, – что хоть у кого-то нет забот с деньгами. Вот же хвастливый боров! – добавил он с неожиданной злостью.
– Слишком они им легко достаются, этим американцам, – сказал Дюбош.
– Очень трудно, – мягко проговорил мистер Паркер Пайн, – богатому человеку найти сочувствие в этом мире бедняков.
– Злоба и зависть окружают их, – продолжил, рассмеявшись, Дюбош. – Вы правы, месье. Но что делать? Каждому хочется быть богатым и покупать жемчужные серьги по паре в месяц. Ну кроме разве…
Он кивнул в сторону доктора Карвера, снова погрузившегося в, очевидно, обычную для него задумчивость и рассеянно вертевшего в пальцах какой-то мелкий предмет.
– А? – встрепенулся доктор. – Ну да, я, признаться, не так уж жажду покупать жемчуга. Хотя, конечно, деньги очень полезная вещь.
Закрыв самим тоном своим эту тему, он протянул открытую ладонь к костру.
– Вы лучше взгляните на это, – предложил он. – Здесь у меня кое-что в сотни раз интересней жемчуга.
– И что же?
– Печать с выгравированной на ней сценкой: младшее божество, препровождающее просителя к старшему. Проситель несет подношение в виде ягненка; старшее божество восседает на троне, и раб отгоняет от него мух пальмовой ветвью. Вот эта изящная надпись поясняет, что человек этот – служитель Хаммураби, а значит, вещичке никак не меньше четырех тысяч лет.
Он вынул из кармана кусок пластилина, расплющил его на столе и, немного смазав вазелином, вдавил в него печать. Затем осторожно, перочинным ножом, отлепил его от стола и бережно взял в руки.
– Видите?
Обещанная сцена отчетливо выдавилась на пластилине. Все стихли, словно перед ними неожиданно распахнулись ворота в вечность. И только донесшийся снаружи трубный глас мистера Бланделла без следа разрушил очарование момента.
– Эй, ниггеры, где вы там? Давайте тащите мои вещи из этой треклятой пещеры в палатку. Эта мелкая сволочь так кусается, что глаз не сомкнуть.
– Мелкая сволочь? – недоумевающе переспросил сэр Дональд.
– Москиты, вероятно, – пояснил доктор Карвер.
– «Мелкая сволочь» звучит куда лучше, – заметил мистер Паркер Пайн. – По крайней мере, выразительнее.
На следующее утро все поднялись ни свет ни заря и, вдоволь навосторгавшись невиданными оттенками скал, двинулись в путь. «Красно-розовый» город и впрямь был настоящим капризом природы, воплотившим в себе ее самые радужные и причудливые фантазии.
Их было семеро: мистер Калеб П. Бланделл – преуспевающий американский промышленник с весьма солидным брюшком; его секретарь – смуглый и симпатичный, и разве что слишком уж молчаливый Джим Херст; сэр Дональд Марвел – утомленный политикой член парламента; пожилой доктор Карвер – археолог с мировым именем; щеголеватый, как настоящий француз, полковник Дюбош, получивший отпуск после сирийской кампании; мистер Паркер Пайн, возможно, меньше других отмеченный печатью своей профессии, но зато воплощающий истинно британскую солидность, и, наконец, мисс Кэрол Бланделл – хорошенькая, избалованная и крайне самоуверенная, как это свойственно женщинам, путешествующим в мужской компании.
Распределив, кто будет ночевать в палатках, а кто в пещере, общество собралось на ужин под большим тентом. Говорили в основном о ближневосточной политике; англичане – деликатно, французы – сдержанно, американцы – без всякого о ней понятия, а мистер Паркер Пайн с археологом и вовсе отмалчивались, по всей видимости, предпочитая роль слушателей. Как и Джим Херст. Потом разговор зашел о месте, куда они забрались.
– Боже, какая романтика! – воскликнула Кэрол. – Только подумать, что эти – как их? – Набатины[26] жили здесь, когда, наверное, даже понятия времени еще не существовало!
– Ну, вряд ли так давно, – мягко ответил мистер Паркер Пайн. – А, доктор Карвер?
– О, не более двух тысяч лет назад. Но романтики были законченные, если, конечно, считать рэкет романтичным. По мне, так это была просто кучка мерзавцев, наживавшихся на купцах, которым приходилось пользоваться их караванными путями по той простой причине, что все остальные их же заботами были очень небезопасны. А Петра была у них чем-то вроде Форт-Нокса.
– Так вы думаете, они были обычными грабителями? – разочарованно протянула Кэрол. – Просто шайка воров?
– Обижаете, мисс Бланделл. Воровство – это что-то совсем уже мелкое. Назовем лучше их занятие грабежом. Все-таки они действовали с размахом.
– Как и современные предприниматели, – подмигнул мистер Паркер Пайн.
– Па, это в твой огород! – подтолкнула отца Кэрол.
– Каждый человек, который добился чего-то для себя, облагодетельствовал тем самым и человечество, – важно изрек мистер Бланделл.
– Удивительно неблагодарная штука, это человечество, – пробормотал себе под нос мистер Паркер Пайн.
– Да что такое честность? – неожиданно вмешался француз. – Нечто неуловимое: нюанс, условность. В каждой стране ее понимают по-своему. Арабу, например, будет стыдно не потому, что он украл или солгал, а потому, что он обокрал или обманул не того, кого нужно.
– Интересный подход, – заметил доктор Карвер.
– Лишний раз подтверждающий превосходство Запада над Востоком, – вставил мистер Бланделл. – Если бы можно было дать этим несчастным хоть какое-то образование…
– Чепуха это, это ваше образование, – нехотя вступил в разговор сэр Дональд. – Кому от него польза? Забивают голову всякой ерундой. И потом, каким человек родился, таким он и умрет.
– То есть?
– Ну, как это говорится? А, вот! Единожды укравший – вор навсегда.
На мгновение повисла мертвая тишина. Первой ее нарушила Кэрол, внезапно обрушившаяся на москитов. Ее отец поспешно подхватил эту тему.
Несколько озадаченный сэр Дональд повернулся к сидевшему рядом мистеру Паркеру Пайну и тихонько шепнул:
– Кажется, я что-то сморозил.
– Похоже на то, – отозвался мистер Паркер Пайн. Неловкость, если таковая действительно возникла, совершенно ускользнула от внимания археолога, молча сидевшего поодаль с мечтательным и отрешенным видом. Поспешив воспользоваться так кстати возникшей паузой, он неожиданно заявил:
– Знаете, а я совершенно с этим согласен. По крайней мере, в отношении честности. Человек либо честен, либо нет. Третьего здесь, как говорится, не дано.
– Стало быть, вы не верите, что, скажем, внезапное искушение способно совратить даже кристально честного человека? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.
– Это невозможно, – отрезал Карвер.
Мистер Паркер Пайн медленно покачал головой.
– Вряд ли подобная категоричность уместна в данном случае. Слишком уж от многих факторов зависит человеческая честность. Взять, к примеру, критическую нагрузку…
– Что вы называете критической нагрузкой? – впервые подал голос – оказавшийся низким и приятным – юный Херст.
– Человеческий мозг способен выдержать определенную нагрузку, и совершенно невозможно предсказать, что именно окажется последней каплей, которая превратит честного человека в преступника. Это может быть совершенный пустяк. Большинство преступлений и выглядит настолько абсурдно именно потому, что в девяти случаях из десяти мотивировкой является тот самый пустяк – довесок, склонивший чашу весов.
– Ну вот, дружище, теперь вы ударились в психологию, – с улыбкой сказал француз.
– Ах, какие возможности могло бы подарить преступнику знание психологии! – воскликнул мистер Паркер Пайн, загораясь. – Стоит только подумать, что, при правильном подходе, девяносто процентов людей можно заставить поступать нужным вам образом…
– О, объясните! – вскричала Кэрол.
– Например, робкий человек. Достаточно на него прикрикнуть, и он повинуется. Человек гордый или упрямый сделает то, что вам нужно, если заставлять его делать обратное. Или вот третий, самый распространенный тип – внушаемый. Сюда относятся люди, которые видели машину, потому что слышали автомобильный клаксон, слышали, как приходил почтальон, потому что помнят, как звякнула крышка почтового ящика, видят нож в ране, поскольку им сказали, что человек заколот, и с тем же успехом услышали бы пистолетный выстрел, узнай, что его застрелили.
– Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь удалось провернуть такое со мной, – недоверчиво протянула Кэрол.
– Ну, ты у меня вообще умница, дорогая, – проворковал ее отец.
– Вы очень точно это подметили, – задумчиво проговорил француз. – Человек слишком склонен подменять истинное положение вещей своим представлением о нем.
Кэрол немедленно зевнула.
– Ну, я отправляюсь в свою норку. Устала до смерти! Проводник говорил, завтра надо будет выйти пораньше. Хочет показать нам жертвенник, что бы это такое…
– Такое место, где приносят в жертву хорошеньких девушек, – с готовностью пояснил сэр Дональд.
– Нет уж, благодарю покорно. Ну, спокойной всем ночи. Ой, моя сережка!
Полковник Дюбош ловко поймал покатившуюся через стол сережку и галантно протянул ее владелице.
– Что, настоящие? – деловито осведомился сэр Дональд, не слишком учтиво разглядывая две крупные жемчужины в ушах мисс Бланделл.
– Уж будьте уверены, – отозвалась та.
– Сорок тысяч долларов, – укоризненно сказал ей отец, – катаются по столу только потому, что ты плохо застегнула замок. Дочь, ты пустишь меня по миру.
– Это тебе не грозит, даже если придется купить новые, – с нежностью ответила та.
– Ну, в общем, не грозит, – согласился мистер Бланделл. – Я мог бы купить тебе три такие пары и не заметить изменения в моем банковском счете.
Он гордо огляделся.
– Очень за вас рад, – довольно сухо сказал сэр Дональд.
– Ну, джентльмены, думаю, мне тоже пора на покой, – заявил мистер Бланделл. – Доброй ночи.
Он удалился вслед за дочерью. Почти тут же поднялся и его секретарь.
Четверо оставшихся обменялись понимающими взглядами.
– Приятно знать, – протянул сэр Дональд, – что хоть у кого-то нет забот с деньгами. Вот же хвастливый боров! – добавил он с неожиданной злостью.
– Слишком они им легко достаются, этим американцам, – сказал Дюбош.
– Очень трудно, – мягко проговорил мистер Паркер Пайн, – богатому человеку найти сочувствие в этом мире бедняков.
– Злоба и зависть окружают их, – продолжил, рассмеявшись, Дюбош. – Вы правы, месье. Но что делать? Каждому хочется быть богатым и покупать жемчужные серьги по паре в месяц. Ну кроме разве…
Он кивнул в сторону доктора Карвера, снова погрузившегося в, очевидно, обычную для него задумчивость и рассеянно вертевшего в пальцах какой-то мелкий предмет.
– А? – встрепенулся доктор. – Ну да, я, признаться, не так уж жажду покупать жемчуга. Хотя, конечно, деньги очень полезная вещь.
Закрыв самим тоном своим эту тему, он протянул открытую ладонь к костру.
– Вы лучше взгляните на это, – предложил он. – Здесь у меня кое-что в сотни раз интересней жемчуга.
– И что же?
– Печать с выгравированной на ней сценкой: младшее божество, препровождающее просителя к старшему. Проситель несет подношение в виде ягненка; старшее божество восседает на троне, и раб отгоняет от него мух пальмовой ветвью. Вот эта изящная надпись поясняет, что человек этот – служитель Хаммураби, а значит, вещичке никак не меньше четырех тысяч лет.
Он вынул из кармана кусок пластилина, расплющил его на столе и, немного смазав вазелином, вдавил в него печать. Затем осторожно, перочинным ножом, отлепил его от стола и бережно взял в руки.
– Видите?
Обещанная сцена отчетливо выдавилась на пластилине. Все стихли, словно перед ними неожиданно распахнулись ворота в вечность. И только донесшийся снаружи трубный глас мистера Бланделла без следа разрушил очарование момента.
– Эй, ниггеры, где вы там? Давайте тащите мои вещи из этой треклятой пещеры в палатку. Эта мелкая сволочь так кусается, что глаз не сомкнуть.
– Мелкая сволочь? – недоумевающе переспросил сэр Дональд.
– Москиты, вероятно, – пояснил доктор Карвер.
– «Мелкая сволочь» звучит куда лучше, – заметил мистер Паркер Пайн. – По крайней мере, выразительнее.
На следующее утро все поднялись ни свет ни заря и, вдоволь навосторгавшись невиданными оттенками скал, двинулись в путь. «Красно-розовый» город и впрямь был настоящим капризом природы, воплотившим в себе ее самые радужные и причудливые фантазии.