Через четыре дня она встала с постели. За это время она успела не только разработать многочисленные планы отмщения, но и все их напрочь отвергнуть.
Можно было, конечно, показать статью из газеты доктору и миссис Гарднер и попробовать им все объяснить. Только миссис Раймер была уверена, что они ей ни за что не поверят.
Можно было обратиться в полицию. Только ведь наверняка результат будет тот же.
Можно было пойти в офис этого проходимца Пайна. Это, наверное, было бы лучше всего. По крайней мере, она смогла бы высказать этому негодяю все, что о нем думает. Но даже это намерение она не могла осуществить по достаточно прозаической причине. У нее не было денег, чтобы добраться до Лондона. Ведь, как ей объяснили, она сейчас находилась в Корнуоле… Два шиллинга и четыре пенса, завалявшихся в потертом кошельке, определяли ее настоящее финансовое положение.
Поэтому, по прошествии четырех дней, миссис Раймер пришла к тяжелому, но неизбежному выводу. Она вынуждена смириться! Раз уже всем так хочется считать ее Ханной Мурхауз, хорошо, некоторое время она побудет Ханной Мурхауз. Но только, пока не скопит достаточно денег. А уж тогда она не медля отправится в Лондон и бесстрашно ворвется в логово этого гнусного мошенника.
Приняв такое решение, миссис Раймер стала терпимее относиться к своей новой роли и даже получать от нее некоторое мрачное удовольствие. Тем более что роль эта была ей знакома. Ее новая жизнь сильно напоминала жизнь, которую она вела – давным-давно – во времена своей молодости.
После долгих лет, прожитых в роскоши, работа на ферме давалась миссис Раймер очень нелегко, но уже через неделю она как-то втянулась. Миссис Гарднер оказалась доброй и уравновешенной женщиной. Ее спокойный и молчаливый муж, чуть не вдвое ее выше, тоже оказался на редкость уживчивым человеком. Худой нескладный мужчина, которого она видела на фотокарточке, исчез – вместо него появился новый работник, добродушный гигант лет сорока пяти, скупой на слова и мысли, но с веселым огоньком в бледно-голубых глазах.
Прошло несколько недель. Наконец миссис Раймер скопила достаточно, чтобы добраться до Лондона. Тем не менее она все оттягивала поездку.
«Времени предостаточно, – убеждала она себя, не желая признаться, что просто боится сумасшедшего дома. – Этот Паркер Пайн – умный негодяй, наверняка без труда найдет еще одного шарлатана, который заявит, что я не в себе, и меня навеки упрячут подальше с глаз людских. И потом, – говорила она себе, – небольшая перемена обстановки никому еще не вредила».
Она вставала засветло и работала дотемна. Пришла зима, заболел Джо Уэлш, новый работник Гарднеров, и ей с миссис Гарднер пришлось по очереди за ним ухаживать. Добродушный великан был трогательно беспомощен, и женщины нянчились с ним, как с ребенком.
Пришла весна, а с ней и новые заботы. Повсюду распустились полевые цветы, воздух наполнился обманчивым теплом. Джо Уэлш частенько помогал Ханне в ее работе. Она чинила ему одежду.
Иногда, по воскресеньям, они вместе ходили погулять. Джо был вдовец. Его жена умерла четыре года назад. С тех пор, признался он Ханне, он стал частенько прикладываться к бутылке.
Недели шли, и он стал все реже заглядывать в местный трактир. Он даже немножко обновил свой гардероб. Мистер и миссис Гарднер тихонько посмеивались. Ханна – тоже, беззлобно подшучивая над его неуклюжестью. Джо и не думал обижаться. Он, правда, мучительно краснел, но выглядел в такие минуты абсолютно счастливым.
За весной пришло лето. В тот год оно выдалось щедрым, и работа нашлась всем.
Прошла жатва. На деревьях появились красные и золотые листья…
Это случилось восьмого октября. Ханна, только что срезавшая большой кочан капусты, подняла голову и увидела мистера Паркера Пайна, который, облокотившись о плетень, с интересом ее разглядывал.
– Вы! – с чувством сказала Ханна, она же миссис Раймер. – Вы…
Прошло немало времени, прежде чем мистер Паркер Пайн узнал, какой он есть на самом деле – без прикрас. Высказав все, что хотела, миссис Раймер совершенно выдохлась.
Мистер Пайн благодушно улыбнулся.
– Совершенно с вами согласен, – сказал он.
– Лжец и мошенник, вот вы кто, – закончила свою речь миссис Раймер, впрочем, уже повторяясь. – А этот ваш Константини со своим гипнотизерством и того хуже.
Запереть несчастную девушку в сумасшедший дом! Я про настоящую Ханну Мурхауз говорю.
– Нет, – возразил мистер Паркер Пайн. – Вот чего не было, того не было. Вы слишком плохо обо мне думаете. Никакой Ханны Мурхауз в сумасшедшем доме нет, поскольку ее вообще никогда и не существовало.
– Что? А как же фотография, которую я видела собственными глазами?
– Подделка, – объяснил мистер Паркер Пайн. – Чего же проще?
– А заметка в газете?
– Фальшивка, как, впрочем, и вся газета. Сфабрикована исключительно ради двух заметок, которые должны были вас убедить, и, насколько я понимаю, убедили.
– А этот мошенник? Константини?
– Вымышленный персонаж. Его сыграл один мой знакомый, очень кстати талантливый актер.
Миссис Раймер фыркнула.
– Талантливый! Что же, меня и не гипнотизировали вовсе?
– Честно говоря, нет. Просто добавили вам в кофе немного индийского гашиша. Потом пришлось применить еще кое-какие препараты, чтобы вы не пришли в сознание, пока мы не доставили вас сюда.
– Стало быть, миссис Гарднер с вами заодно?
Мистер Паркер Пайн кивнул.
– Подкуплена, стало быть. Или вы ее тоже обманули?
– Миссис Гарднер многим мне обязана, – ответил мистер Паркер Пайн. – Когда-то я спас ее единственного сына от каторги.
Странным образом его речи действовали на миссис Раймер как хорошее успокоительное.
– А родимое пятно откуда? – спросила она уже без прежнего напора.
Мистер Паркер Пайн улыбнулся.
– Уже сходит. Через полгода и следа не останется.
– Но зачем? Что за дурацкие шутки? С моими-то деньгами работать тут простой служанкой! Хотя, о чем я говорю? Денег-то теперь у меня и нету – верно, приятель? Они, надо думать, теперь все у вас?
– Надо признаться, – невозмутимо ответил мистер Паркер Пайн, – что, пока вы находились в состоянии наркотического опьянения, я действительно получил от вас доверенность на управление вашими делами и, пока вы – как бы это сказать? – отсутствовали, осуществлял контроль над ними; но, уверяю вас, мадам: из вашего капитала, за исключением той тысячи фунтов, что вы заплатили мне сами, в мой карман не попало ни одного пенни. Собственно говоря, благодаря разумной политике, капитал даже увеличился.
Мистер Паркер Пайн благожелательно смотрел на миссис Раймер.
– Но тогда зачем?
– Я хочу задать вам один вопрос, миссис Раймер, – сказал мистер Паркер Пайн. – Вы прямая женщина и, я думаю, ответите мне откровенно. Так вот: вы счастливы?
– Счастлива ли я? Хорошенький вопрос! Украсть у человека все его деньги, а затем спросить, как ему это нравится. Более наглого типа я в своей жизни не встречала.
– Вы все еще сердитесь, – миролюбиво заметил мистер Пайн. – Что ж, это вполне естественно. Но попробуйте на время забыть о моей гнусной личности. Миссис Раймер, когда год назад вы пришли ко мне в офис, вы были несчастливы. Можете ли вы сказать, что вы и теперь так же несчастливы? Если да, что ж, тогда прошу прощения, и можете предпринять против меня любые шаги, какие сочтете нужным. Более того, я готов возвратить вам вашу тысячу фунтов. Так что же, миссис Раймер, вы и сейчас так же несчастны, как и тогда?
Она вскинула на него глаза, но тут же опустила их и тихо ответила:
– Нет. – В ее голосе слышалось удивление. – Вы правы, черт побери. Признаю. Я давно уже не была так счастлива. Собственно говоря, с тех пор, как умер Эбнер. Я.., я собираюсь выйти замуж за одного человека. Он тут работает. Джо Уэлш. Мы объявим об этом в следующее воскресенье – то есть хотели объявить.
– Но теперь, разумеется, – понимающе сказал мистер Пайн, – все изменилось.
Лицо миссис Раймер вспыхнуло, и она угрожающе надвинулась на мистера Пайна.
– Что это вы хотите сказать? Что изменилось? Думаете, если у меня снова будут мои деньги, я смогу стать леди? Да я совершенно не хочу быть леди! Нет уж, спасибо. Жалкие никчемные людишки. Джо достаточно хорош для меня, а я для него. Мы подходим друг другу, и, можете мне поверить, мы будем счастливы. А что до вас, друг мой, можете катиться отсюда и не лезть в дела, которые вас не касаются!
Мистер Паркер Пайн достал из кармана какой-то документ и протянул его ей.
– Доверенность, – пояснил он, – на управление вашим имуществом. Желаете порвать сейчас же? Насколько я понимаю, вы теперь же вступите во владение своим состоянием.
На лице миссис Раймер появилось очень странное выражение. Она оттолкнула документ.
– Оставьте себе. Я много чего вам сказала, но как минимум половину из этого вы, видимо, не заслужили. Вы, конечно, хитрая бестия, но бог знает почему я вам верю. Переведите на мое имя в местный банк семьсот фунтов. Этого хватит, чтобы купить ферму. Ну, а остальное.., отдайте, что ли, больницам.
– Вы же не хотите сказать, что жертвуете все свое состояние на благотворительность?
– Именно это я и говорю. Джо хороший, честный парень, но он слабоват. Деньги не доведут его до добра. Сейчас он у меня не пьет, и я уж постараюсь, чтобы не запил впредь. Благодарение Богу, я еще в своем уме, чтобы позволить каким-то деньгам помешать моему счастью.
– Вы удивительная женщина, – медленно произнес мистер Пайн. – Только одна женщина из тысячи способна так поступить.
– Ну что ж, это значит, что всего лишь у одной женщины из тысячи есть хоть какие-то мозги.
– Снимаю перед вами шляпу, – сказал мистер Паркер Пайн, и в его голосе появились необычно торжественные нотки.
Он важно приподнял шляпу и медленно пошел прочь.
– Эй! – окликнула его миссис Раймер. – И чтобы Джо ничего не знал!
Она стояла, гордо откинув голову и расправив плечи, все еще держа в руках огромный голубовато-зеленый кочан. Ее фигура отчетливо вырисовывалась на фоне заходящего солнца. Величественная фигура крестьянки.
Все что душе угодно
– Par ici, Madame.[12]
Высокая девушка в норковой шубке следовала за увешанным чемоданами носильщиком по перрону Лионского вокзала. На девушке была темно-коричневая вязаная шапочка, кокетливо сдвинутая набок и совершенно скрывающая один глаз и ухо. Подобравшись с другой стороны, можно было, впрочем, разглядеть очаровательное курносое личико и выбившиеся из-под шапочки золотистые локоны, завивающиеся над крохотным ушком. Что ни говори, даже среди типичных американок встречаются совершенно очаровательные создания, и, пока она шла за носильщиком вдоль готового к отправлению поезда, не один мужчина обернулся ей вслед.
Носильщик на ходу разглядывал таблички по бокам спальных вагонов: «Париж – Афины», «Париж – Будапешт», «Париж-Стамбул».
У последнего он резко остановился, расстегнул ремень, связывающий чемоданы, и они тяжело осыпались на перрон.
– Voici, Madame.[13]
Проводник, стоявший у ступенек, тут же подскочил к ним.
– Bonsoir, Madame[14], – сказал он со всей учтивостью, причиной которой, возможно, была шикарная норковая шубка.
Девушка протянула ему билет.
– Место номер шесть, – сообщил проводник. – Сюда, пожалуйста.
Он легко взбежал по железным ступенькам, и девушка последовала за ним. Стараясь не отстать от него в тесном проходе, она чудом избежала столкновения с полным господином, неожиданно появившимся из соседнего купе. Мгновение – и широкое благодушное лицо с внимательными глазами исчезло в тамбуре.
– Voici, Madame.
Проводник прошел в купе, поднял окно и подал знак носильщику. Вскоре багаж оказался благополучно размещен на полках, и девушка осталась одна.
Усевшись, она положила рядом с собой маленький алый несессер и сумочку. В купе было жарко, но она, казалось, этого не замечала. Не снимая шубки, она невидяще смотрела в окно. На платформе царила суета. По ней сновали торговцы газетами, шоколадом, фруктами, минеральной водой и прочей мелочью. Они наперебой предлагали девушке свои товары, но она равнодушно смотрела прямо сквозь них. Ее лицо было грустным и озабоченным.
Перрон тронулся и тихо поплыл назад.
– Будьте добры, ваш паспорт, мадам.
Она как будто не слышала. Проводнику, стоявшему в дверях купе, пришлось повторить. Элси Джеффрис вздрогнула и очнулась.
– Прошу прощения.
– Ваш паспорт, мадам.
Элси открыла сумочку, вынула паспорт и подала его проводнику.
– Желаю приятного путешествия, мадам. Я лично за всем прослежу. Я с вами до самого Стамбула, – многозначительно добавил он после паузы.
Элси достала пятидесятифранковую банкноту и протянула ему. Проводник деловито поместил ее в свой карман и почтительно осведомился, когда застилать постель и будет ли мадам ужинать.
Выяснив это, он удалился, чудом разминувшись в коридоре с официантом, который смерчем пронесся по проходу, как одержимый размахивая своим колокольчиком и звучно выкрикивая:
– Первая очередь! Первая очередь!
Элси встала, сняла наконец шубку, бросила небрежный взгляд в зеркальце и, прихватив сумочку и несессер, вышла в коридор. Не успела она пройти и нескольких шагов, как «первая очередь» помчался в обратную сторону. Спасаясь от него, Элси отступила в открытую дверь соседнего купе. Там никого не оказалось, и Элси уже выходила, когда ее взгляд случайно упал на добротный чемодан свиной кожи, довольно, впрочем, потертый. Ярлычок гласил: «Д. Паркер Пайн, до Стамбула». Инициалы «П. П.», выдавленные на самом чемодане, как будто этому не противоречили.
На лице девушки появилось странное недоверчивое выражение. В коридоре она на секунду замялась, потом решительно вернулась в свое купе и отыскала номер «Таймс», брошенный ею на столике вместе с другими журналами.
Пробежав взглядом колонку объявлений на первой странице и не найдя искомого, она капризно нахмурилась и отправилась в вагон-ресторан.
Служащий проводил ее к столику. Там уже сидел какой-то господин – тот самый, с которым она чуть не столкнулась в коридоре и которому, по всей видимости, принадлежал чемодан из свиной кожи.
Элси незаметно его разглядывала. Мужчина производил впечатление крайне вежливого, удивительно приятного и – бог знает почему – исключительно честного человека. Как истый британец, первую фразу он произнес не раньше, чем подали десерт.
– Ужасно все-таки здесь топят, – заметил он.
– Действительно, – отозвалась Элси. – Может, попробовать открыть окно?
Мужчина сокрушенно улыбнулся.
– Ни в коем случае! Все остальные будут возражать.
Элси улыбнулась в ответ, и беседа оборвалась. Принесли кофе и счет – как всегда, совершенно непостижимый. Уже положив на стол несколько банкнот, Элси внезапно набралась мужества и выпалила:
– Простите, но я видела наклейку на вашем чемодане. Паркер Пайн.., это вы? То есть, я хотела сказать, это случайно не вы?..
Она смутилась, и мужчина поспешил ей на помощь:
– Думаю, все же я. Вы ведь имеете в виду: «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну»? – процитировал он объявление, которое Элси много раз видела в «Таймс» и тщетно искала всего полчаса назад.
– Да, – согласилась она. – Какое странное объявление.
Мистер Паркер Пайн покачал головой.
– Возможно, кому-то так кажется, но, уверяю вас, я не вижу здесь решительно ничего необычного.
К этому времени вагон-ресторан почти уже опустел, и мистер Паркер Пайн, немного наклонившись к Элси, с отеческой улыбкой спросил:
– Так вы несчастливы?
– Я? – вскинулась было Элси, но тут же обмякла.
– Иначе вы бы не сказали «какое странное объявление», – заметил мистер Паркер Пайн.
Элси помолчала. Уже одно присутствие этого странного господина непонятным образом действовало на нее успокаивающе.
– Н-ну, да, в общем, – признала наконец она. – Несчастлива. Хотя, возможно, я просто волнуюсь.
Мистер Паркер Пайн ободряюще кивнул.
– Понимаете, – продолжила Элси, – все это так странно… Не знаю, что и думать.
– Попробуйте рассказать.
Элси вспомнила, как часто они с Эдвардом смеялись над этим самым объявлением. Кто бы мог представить, что она сама… Лучше, наверное, не стоит… Если этот тип шарлатан… Нет, не может быть!
Элси решилась. Что угодно, лишь бы избавиться от этих страхов.
– Хорошо, – начала она. – Видите ли, в Стамбул я еду к мужу. У него там деловые партнеры, и в этом году ему пришлось отправиться туда лично. Он уехал две недели назад. Мы решили, что он все подготовит, а я присоединюсь к нему позже. Я так радовалась этой поездке! Понимаете, я еще ни разу не была за границей. Не считая Англии, конечно, – мы живем здесь.
– Вы с мужем американцы?
– Да.
– И, полагаю, не так давно женаты?
– Полтора года.
– Счастливо?
– О да! Эдвард – сущий ангел.
Она немного замялась.
– Иногда я даже удивляюсь, как это он меня терпит. Он ведь, знаете, такой… Не знаю, как и сказать. Правильный, что ли? Ну, пуританские традиции[15] и все такое. Но он все равно очень милый, – поспешно добавила она.
Некоторое время мистер Паркер Пайн задумчиво разглядывал девушку, потом сказал:
– Продолжайте.
– Ну вот. Это было где-то через неделю после того, как Эдвард уехал. Я писала письмо в его кабинете и взяла со стола промокательную бумагу. Она была почти чистая – только раз ею и пользовались. А я только что прочла детектив, где главной уликой была как раз промокательная бумага. Ну, смеха ради, я и поднесла ее к зеркалу. Только, вы, пожалуйста, поймите меня правильно. Я сделала это исключительно от скуки. Мне бы и в голову не пришло шпионить за Эдвардом. Такую невинную овечку и подозревать-то грешно.
– Да-да, я понимаю.
– Ну вот, оказалось, с помощью зеркала действительно можно разобрать, что он там написал. «Жена», потом «Симплонский экспресс»[16], а в самом низу: «лучше всего перед самым въездом в Венецию».
Она смолкла.
– Занятно, – проговорил мистер Паркер Пайн. – Действительно, странно. И это был почерк вашего мужа?
– О да. Я чуть голову не сломала, пытаясь представить, при каких обстоятельствах можно такое написать.
– «Лучше всего перед самым въездом в Венецию», – повторил мистер Паркер Пайн. – Весьма занятно.
– Так что же мне делать? – спросила миссис Джеффрис, подавшись вперед и глядя на него как на оракула. Мистер Пайн был польщен.
– Боюсь, – важно ответил он, – что до Венеции нам остается только ждать. – А в Венеции мы будем, – он взял со стола книжечку с расписанием движения поезда, – завтра, в четырнадцать часов двадцать семь минут.
Они посмотрели друг на друга.
– Положитесь на меня, – сказал мистер Паркер Пайн.
Было уже пять минут третьего. Только четверть часа назад выехав из Местре, Симплонский экспресс отставал от графика на одиннадцать минут.
Мистер Паркер Пайн сидел в купе Элси Джеффрис. До сих пор путешествие протекало приятно и без всяких происшествий. Теперь, если чему-то суждено было случиться, это должно было произойти с минуты на минуту. Сидя друг против друга, они молча ждали. С каждой минутой сердце Элси билось все сильнее, и она невольно искала поддержки в глазах мистера Паркера Пайна.
– Сохраняйте спокойствие, – сказал он. – Вы в полной безопасности. Я рядом.
Внезапно в коридоре раздался крик:
– Горим! Скорее сюда!
Одним прыжком мистер Паркер Пайн и Элси очутились в коридоре. Какая-то женщина славянской наружности истерично металась по проходу, тыча пальцем в сторону клубов дыма, вырывающихся из одного купе. Мистер Паркер Пайн и Элси, не раздумывая, бросились туда. Около купе уже толпились взволнованные пассажиры. Те, кто успел заглянуть внутрь, теперь выскакивали, кашляя и задыхаясь. Появился проводник.
– Messieurs et dames![17] – кричал он, пытаясь сразу отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы. – Успокойтесь. В купе никого не было. Огонь скоро потушат.
Поезд въехал на мост, соединяющий Венецию с материком. Мистер Паркер Пайн неожиданно развернулся и, растолкав столпившихся пассажиров, поспешил к купе Элси. Добравшись до него, он обнаружил внутри поднявшую тревогу женщину славянской наружности. Она высунулась в окно и жадно глотала свежий воздух.
– Простите, мадам, – сказал мистер Паркер Пайн, – но вы ошиблись купе.
– Да-да, я знаю, – нервно откликнулась женщина. – Простите. Этот пожар… Такой ужас… Мне ведь нельзя волноваться: сердце…
Она обессиленно рухнула на сиденье и, все еще задыхаясь, указала на открытое окно.
Мистер Паркер Пайн стоял в дверях. Его голос звучал ласково и убедительно:
– Вам совершенно нечего бояться. Не думаю, что пожар был опасным.
– Правда? Слава Богу! Мне сразу стало легче.
Она начала подниматься.
– Я, пожалуй, вернусь к себе.
– Не так сразу, – возразил мистер Паркер Пайн, мягко, но решительно возвращая ее на место. – Попрошу вас немного задержаться.
– Мосье, как вы смеете?
– Мадам, вы останетесь. – Теперь его голос звучал холодно и твердо.
Женщина замерла, глядя на него снизу вверх. Скоро к ним присоединилась Элси.
– Похоже, это была дымовая шашка, – сообщила она, задыхаясь. – Чья-то идиотская шутка. Проводник в бешенстве. Допрашивает всех и каждого…
Она смолкла, удивленно уставившись на незнакомку.
– Миссис Джеффрис, – повернулся к ней мистер Паркер Пайн, – что вы храните в этом маленьком несессере?
– Мои драгоценности.
– Будьте так добры, убедитесь, все ли на месте. Это заявление тут же вызвало бурю негодования со стороны женщины. Начав на английском, она уже через несколько фраз нашла его недостаточно выразительным для одолевавших ее чувств и перешла на французский.
– Ой, – вскрикнула Элси, успевшая взять несессер. – Он открыт!
– …Et je porterai plainte a la Compagnie des Wagons-Lits[18], – закончила свою мысль женщина.
– Драгоценности исчезли! – вскричала в наступившей тишине Элси. – Все исчезли. И браслет с бриллиантами, и ожерелье, подаренное отцом, и кольца: с рубином и изумрудом. И брошки с алмазами! Слава Богу, хоть жемчуг был на мне! Мистер Пайн, что же нам делать?
– Если вы сходите за проводником, – ответил он, – я прослежу, чтобы эта дама его дождалась.
– Scelerat! Monstre![19] – взвизгнула упомянутая дама и уже более спокойно начала сыпать другими известными ей оскорблениями.
Поезд въехал в Венецию.
События последующих тридцати минут заслуживают лишь сжатого изложения. Пообщавшись с несколькими представителями власти на различных языках, мистер Паркер Пайн потерпел полную неудачу. Обыск подозрительной дамы, подвергшейся процедуре с совершенной готовностью, полностью смыл появившееся было на ее репутации пятно. Драгоценностей при ней не было.
Возможность обсудить случившееся предоставилась Элси и мистеру Паркеру Пайну, только когда поезд находился уже где-то между Венецией и Триестом – Когда вы в последний раз видели свои драгоценности?
– Сегодня утром. Я поменяла сапфировые сережки, которые носила вчера, на вот эти, с жемчугом.
– И все было на месте?
– Ну, я, конечно, не перебирала их, но все выглядело как обычно. Да я бы заметила! Ну, разве, если бы пропало кольцо или какая-нибудь мелочь…
Мистер Паркер Пайн кивнул.
– А когда проводник прибирался утром в купе?
– Я взяла их с собой в вагон-ресторан. Я всегда ношу их с собой. Они всегда были при мне – кроме того случая с пожаром.
– Значит, – сказал мистер Паркер Пайн, – украсть их могла только оскорбленная мною добродетель – мадам Сабайская или как там она представилась. Но куда, черт возьми, она их сунула? У нее было не больше полутора минут – только, чтобы открыть несессер отмычкой и вынуть драгоценности. Но что потом?
– А не могла она их кому-нибудь передать?
– Вряд ли. Я вошел почти сразу же за ней. Если бы кто-то вышел из купе, я бы увидел.
– Она могла их выкинуть в окно, а сообщник – подобрать.
– Дело в том, что как раз в это время мы проезжали по мосту через пролив.
– Тогда.., может, она спрятала их где-нибудь в купе?
– Что ж, давайте посмотрим.
С присущей американцам энергией Элси принялась обыскивать купе. Мистер Пайн присоединился к ней, но с очень уж отсутствующим видом. Обвиненный в недостатке усердия, он принялся оправдываться:
– Простите, я все думаю об одной очень важной телеграмме, которую мне надо будет отправить из Триеста.
Элси холодно выслушала это объяснение. Авторитет мистера Паркера Пайна стремительно падал в ее глазах.
Высокая девушка в норковой шубке следовала за увешанным чемоданами носильщиком по перрону Лионского вокзала. На девушке была темно-коричневая вязаная шапочка, кокетливо сдвинутая набок и совершенно скрывающая один глаз и ухо. Подобравшись с другой стороны, можно было, впрочем, разглядеть очаровательное курносое личико и выбившиеся из-под шапочки золотистые локоны, завивающиеся над крохотным ушком. Что ни говори, даже среди типичных американок встречаются совершенно очаровательные создания, и, пока она шла за носильщиком вдоль готового к отправлению поезда, не один мужчина обернулся ей вслед.
Носильщик на ходу разглядывал таблички по бокам спальных вагонов: «Париж – Афины», «Париж – Будапешт», «Париж-Стамбул».
У последнего он резко остановился, расстегнул ремень, связывающий чемоданы, и они тяжело осыпались на перрон.
– Voici, Madame.[13]
Проводник, стоявший у ступенек, тут же подскочил к ним.
– Bonsoir, Madame[14], – сказал он со всей учтивостью, причиной которой, возможно, была шикарная норковая шубка.
Девушка протянула ему билет.
– Место номер шесть, – сообщил проводник. – Сюда, пожалуйста.
Он легко взбежал по железным ступенькам, и девушка последовала за ним. Стараясь не отстать от него в тесном проходе, она чудом избежала столкновения с полным господином, неожиданно появившимся из соседнего купе. Мгновение – и широкое благодушное лицо с внимательными глазами исчезло в тамбуре.
– Voici, Madame.
Проводник прошел в купе, поднял окно и подал знак носильщику. Вскоре багаж оказался благополучно размещен на полках, и девушка осталась одна.
Усевшись, она положила рядом с собой маленький алый несессер и сумочку. В купе было жарко, но она, казалось, этого не замечала. Не снимая шубки, она невидяще смотрела в окно. На платформе царила суета. По ней сновали торговцы газетами, шоколадом, фруктами, минеральной водой и прочей мелочью. Они наперебой предлагали девушке свои товары, но она равнодушно смотрела прямо сквозь них. Ее лицо было грустным и озабоченным.
Перрон тронулся и тихо поплыл назад.
– Будьте добры, ваш паспорт, мадам.
Она как будто не слышала. Проводнику, стоявшему в дверях купе, пришлось повторить. Элси Джеффрис вздрогнула и очнулась.
– Прошу прощения.
– Ваш паспорт, мадам.
Элси открыла сумочку, вынула паспорт и подала его проводнику.
– Желаю приятного путешествия, мадам. Я лично за всем прослежу. Я с вами до самого Стамбула, – многозначительно добавил он после паузы.
Элси достала пятидесятифранковую банкноту и протянула ему. Проводник деловито поместил ее в свой карман и почтительно осведомился, когда застилать постель и будет ли мадам ужинать.
Выяснив это, он удалился, чудом разминувшись в коридоре с официантом, который смерчем пронесся по проходу, как одержимый размахивая своим колокольчиком и звучно выкрикивая:
– Первая очередь! Первая очередь!
Элси встала, сняла наконец шубку, бросила небрежный взгляд в зеркальце и, прихватив сумочку и несессер, вышла в коридор. Не успела она пройти и нескольких шагов, как «первая очередь» помчался в обратную сторону. Спасаясь от него, Элси отступила в открытую дверь соседнего купе. Там никого не оказалось, и Элси уже выходила, когда ее взгляд случайно упал на добротный чемодан свиной кожи, довольно, впрочем, потертый. Ярлычок гласил: «Д. Паркер Пайн, до Стамбула». Инициалы «П. П.», выдавленные на самом чемодане, как будто этому не противоречили.
На лице девушки появилось странное недоверчивое выражение. В коридоре она на секунду замялась, потом решительно вернулась в свое купе и отыскала номер «Таймс», брошенный ею на столике вместе с другими журналами.
Пробежав взглядом колонку объявлений на первой странице и не найдя искомого, она капризно нахмурилась и отправилась в вагон-ресторан.
Служащий проводил ее к столику. Там уже сидел какой-то господин – тот самый, с которым она чуть не столкнулась в коридоре и которому, по всей видимости, принадлежал чемодан из свиной кожи.
Элси незаметно его разглядывала. Мужчина производил впечатление крайне вежливого, удивительно приятного и – бог знает почему – исключительно честного человека. Как истый британец, первую фразу он произнес не раньше, чем подали десерт.
– Ужасно все-таки здесь топят, – заметил он.
– Действительно, – отозвалась Элси. – Может, попробовать открыть окно?
Мужчина сокрушенно улыбнулся.
– Ни в коем случае! Все остальные будут возражать.
Элси улыбнулась в ответ, и беседа оборвалась. Принесли кофе и счет – как всегда, совершенно непостижимый. Уже положив на стол несколько банкнот, Элси внезапно набралась мужества и выпалила:
– Простите, но я видела наклейку на вашем чемодане. Паркер Пайн.., это вы? То есть, я хотела сказать, это случайно не вы?..
Она смутилась, и мужчина поспешил ей на помощь:
– Думаю, все же я. Вы ведь имеете в виду: «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну»? – процитировал он объявление, которое Элси много раз видела в «Таймс» и тщетно искала всего полчаса назад.
– Да, – согласилась она. – Какое странное объявление.
Мистер Паркер Пайн покачал головой.
– Возможно, кому-то так кажется, но, уверяю вас, я не вижу здесь решительно ничего необычного.
К этому времени вагон-ресторан почти уже опустел, и мистер Паркер Пайн, немного наклонившись к Элси, с отеческой улыбкой спросил:
– Так вы несчастливы?
– Я? – вскинулась было Элси, но тут же обмякла.
– Иначе вы бы не сказали «какое странное объявление», – заметил мистер Паркер Пайн.
Элси помолчала. Уже одно присутствие этого странного господина непонятным образом действовало на нее успокаивающе.
– Н-ну, да, в общем, – признала наконец она. – Несчастлива. Хотя, возможно, я просто волнуюсь.
Мистер Паркер Пайн ободряюще кивнул.
– Понимаете, – продолжила Элси, – все это так странно… Не знаю, что и думать.
– Попробуйте рассказать.
Элси вспомнила, как часто они с Эдвардом смеялись над этим самым объявлением. Кто бы мог представить, что она сама… Лучше, наверное, не стоит… Если этот тип шарлатан… Нет, не может быть!
Элси решилась. Что угодно, лишь бы избавиться от этих страхов.
– Хорошо, – начала она. – Видите ли, в Стамбул я еду к мужу. У него там деловые партнеры, и в этом году ему пришлось отправиться туда лично. Он уехал две недели назад. Мы решили, что он все подготовит, а я присоединюсь к нему позже. Я так радовалась этой поездке! Понимаете, я еще ни разу не была за границей. Не считая Англии, конечно, – мы живем здесь.
– Вы с мужем американцы?
– Да.
– И, полагаю, не так давно женаты?
– Полтора года.
– Счастливо?
– О да! Эдвард – сущий ангел.
Она немного замялась.
– Иногда я даже удивляюсь, как это он меня терпит. Он ведь, знаете, такой… Не знаю, как и сказать. Правильный, что ли? Ну, пуританские традиции[15] и все такое. Но он все равно очень милый, – поспешно добавила она.
Некоторое время мистер Паркер Пайн задумчиво разглядывал девушку, потом сказал:
– Продолжайте.
– Ну вот. Это было где-то через неделю после того, как Эдвард уехал. Я писала письмо в его кабинете и взяла со стола промокательную бумагу. Она была почти чистая – только раз ею и пользовались. А я только что прочла детектив, где главной уликой была как раз промокательная бумага. Ну, смеха ради, я и поднесла ее к зеркалу. Только, вы, пожалуйста, поймите меня правильно. Я сделала это исключительно от скуки. Мне бы и в голову не пришло шпионить за Эдвардом. Такую невинную овечку и подозревать-то грешно.
– Да-да, я понимаю.
– Ну вот, оказалось, с помощью зеркала действительно можно разобрать, что он там написал. «Жена», потом «Симплонский экспресс»[16], а в самом низу: «лучше всего перед самым въездом в Венецию».
Она смолкла.
– Занятно, – проговорил мистер Паркер Пайн. – Действительно, странно. И это был почерк вашего мужа?
– О да. Я чуть голову не сломала, пытаясь представить, при каких обстоятельствах можно такое написать.
– «Лучше всего перед самым въездом в Венецию», – повторил мистер Паркер Пайн. – Весьма занятно.
– Так что же мне делать? – спросила миссис Джеффрис, подавшись вперед и глядя на него как на оракула. Мистер Пайн был польщен.
– Боюсь, – важно ответил он, – что до Венеции нам остается только ждать. – А в Венеции мы будем, – он взял со стола книжечку с расписанием движения поезда, – завтра, в четырнадцать часов двадцать семь минут.
Они посмотрели друг на друга.
– Положитесь на меня, – сказал мистер Паркер Пайн.
Было уже пять минут третьего. Только четверть часа назад выехав из Местре, Симплонский экспресс отставал от графика на одиннадцать минут.
Мистер Паркер Пайн сидел в купе Элси Джеффрис. До сих пор путешествие протекало приятно и без всяких происшествий. Теперь, если чему-то суждено было случиться, это должно было произойти с минуты на минуту. Сидя друг против друга, они молча ждали. С каждой минутой сердце Элси билось все сильнее, и она невольно искала поддержки в глазах мистера Паркера Пайна.
– Сохраняйте спокойствие, – сказал он. – Вы в полной безопасности. Я рядом.
Внезапно в коридоре раздался крик:
– Горим! Скорее сюда!
Одним прыжком мистер Паркер Пайн и Элси очутились в коридоре. Какая-то женщина славянской наружности истерично металась по проходу, тыча пальцем в сторону клубов дыма, вырывающихся из одного купе. Мистер Паркер Пайн и Элси, не раздумывая, бросились туда. Около купе уже толпились взволнованные пассажиры. Те, кто успел заглянуть внутрь, теперь выскакивали, кашляя и задыхаясь. Появился проводник.
– Messieurs et dames![17] – кричал он, пытаясь сразу отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы. – Успокойтесь. В купе никого не было. Огонь скоро потушат.
Поезд въехал на мост, соединяющий Венецию с материком. Мистер Паркер Пайн неожиданно развернулся и, растолкав столпившихся пассажиров, поспешил к купе Элси. Добравшись до него, он обнаружил внутри поднявшую тревогу женщину славянской наружности. Она высунулась в окно и жадно глотала свежий воздух.
– Простите, мадам, – сказал мистер Паркер Пайн, – но вы ошиблись купе.
– Да-да, я знаю, – нервно откликнулась женщина. – Простите. Этот пожар… Такой ужас… Мне ведь нельзя волноваться: сердце…
Она обессиленно рухнула на сиденье и, все еще задыхаясь, указала на открытое окно.
Мистер Паркер Пайн стоял в дверях. Его голос звучал ласково и убедительно:
– Вам совершенно нечего бояться. Не думаю, что пожар был опасным.
– Правда? Слава Богу! Мне сразу стало легче.
Она начала подниматься.
– Я, пожалуй, вернусь к себе.
– Не так сразу, – возразил мистер Паркер Пайн, мягко, но решительно возвращая ее на место. – Попрошу вас немного задержаться.
– Мосье, как вы смеете?
– Мадам, вы останетесь. – Теперь его голос звучал холодно и твердо.
Женщина замерла, глядя на него снизу вверх. Скоро к ним присоединилась Элси.
– Похоже, это была дымовая шашка, – сообщила она, задыхаясь. – Чья-то идиотская шутка. Проводник в бешенстве. Допрашивает всех и каждого…
Она смолкла, удивленно уставившись на незнакомку.
– Миссис Джеффрис, – повернулся к ней мистер Паркер Пайн, – что вы храните в этом маленьком несессере?
– Мои драгоценности.
– Будьте так добры, убедитесь, все ли на месте. Это заявление тут же вызвало бурю негодования со стороны женщины. Начав на английском, она уже через несколько фраз нашла его недостаточно выразительным для одолевавших ее чувств и перешла на французский.
– Ой, – вскрикнула Элси, успевшая взять несессер. – Он открыт!
– …Et je porterai plainte a la Compagnie des Wagons-Lits[18], – закончила свою мысль женщина.
– Драгоценности исчезли! – вскричала в наступившей тишине Элси. – Все исчезли. И браслет с бриллиантами, и ожерелье, подаренное отцом, и кольца: с рубином и изумрудом. И брошки с алмазами! Слава Богу, хоть жемчуг был на мне! Мистер Пайн, что же нам делать?
– Если вы сходите за проводником, – ответил он, – я прослежу, чтобы эта дама его дождалась.
– Scelerat! Monstre![19] – взвизгнула упомянутая дама и уже более спокойно начала сыпать другими известными ей оскорблениями.
Поезд въехал в Венецию.
События последующих тридцати минут заслуживают лишь сжатого изложения. Пообщавшись с несколькими представителями власти на различных языках, мистер Паркер Пайн потерпел полную неудачу. Обыск подозрительной дамы, подвергшейся процедуре с совершенной готовностью, полностью смыл появившееся было на ее репутации пятно. Драгоценностей при ней не было.
Возможность обсудить случившееся предоставилась Элси и мистеру Паркеру Пайну, только когда поезд находился уже где-то между Венецией и Триестом – Когда вы в последний раз видели свои драгоценности?
– Сегодня утром. Я поменяла сапфировые сережки, которые носила вчера, на вот эти, с жемчугом.
– И все было на месте?
– Ну, я, конечно, не перебирала их, но все выглядело как обычно. Да я бы заметила! Ну, разве, если бы пропало кольцо или какая-нибудь мелочь…
Мистер Паркер Пайн кивнул.
– А когда проводник прибирался утром в купе?
– Я взяла их с собой в вагон-ресторан. Я всегда ношу их с собой. Они всегда были при мне – кроме того случая с пожаром.
– Значит, – сказал мистер Паркер Пайн, – украсть их могла только оскорбленная мною добродетель – мадам Сабайская или как там она представилась. Но куда, черт возьми, она их сунула? У нее было не больше полутора минут – только, чтобы открыть несессер отмычкой и вынуть драгоценности. Но что потом?
– А не могла она их кому-нибудь передать?
– Вряд ли. Я вошел почти сразу же за ней. Если бы кто-то вышел из купе, я бы увидел.
– Она могла их выкинуть в окно, а сообщник – подобрать.
– Дело в том, что как раз в это время мы проезжали по мосту через пролив.
– Тогда.., может, она спрятала их где-нибудь в купе?
– Что ж, давайте посмотрим.
С присущей американцам энергией Элси принялась обыскивать купе. Мистер Пайн присоединился к ней, но с очень уж отсутствующим видом. Обвиненный в недостатке усердия, он принялся оправдываться:
– Простите, я все думаю об одной очень важной телеграмме, которую мне надо будет отправить из Триеста.
Элси холодно выслушала это объяснение. Авторитет мистера Паркера Пайна стремительно падал в ее глазах.