– Теперь я уверена, что мы оторвались, – заявила она. Они позавтракали и отправились в аэропорт. Через три часа они уже были в Кройдоне Робертс впервые в жизни летел самолетом.
В Кройдоне их встречал высокий пожилой джентльмен, отдаленно напоминавший наставника мистера Робертса в Женеве. Девушку он приветствовал с особым почтением.
– Машина ждет вас, мадам, – произнес он с поклоном.
– Джентльмен едет с нами, Поль, – бросила ему девушка и, повернувшись к Робертсу, пояснила: – Граф Павел Стефаньев.
Машиной оказался необъятный лимузин, менее чем за час доставивший их в огромное загородное поместье. Мистера Робертса провели в величественный особняк и проводили в комнату, служившую, видимо, кабинетом. Произошла передача драгоценных чулок. Потом его ненадолго оставили одного. Вскоре к нему присоединился граф Стефаньев.
– Мистер Робертс, – сказал он, – мы бесконечно вам признательны. Вы показали себя храбрым и изобретательным человеком.
Он достал маленький красный сафьяновый футляр.
– Позвольте мне вручить вам почетный орден Святого Станислава десятой степени.
Точно во сне, Робертс открыл футляр и уставился на переливающийся драгоценными камнями орден.
– Перед тем как вы нас покинете, – продолжал граф, – великая герцогиня Ольга желает лично выразить вам свою благодарность.
Он провел Робертса в огромную гостиную. Там, в шелках и бархате, невероятно прекрасная и величественная, стояла его недавняя спутница.
Повинуясь властному мановению ее руки, граф поспешно удалился.
– Я обязана вам жизнью, мистер Робертс, – сказала великая герцогиня.
Она протянула руку, и Робертс почтительно поцеловал ее. Внезапно герцогиня порывисто шагнула к нему.
– Вы храбрый человек, – проговорила она. Их губы слились в поцелуе. На мгновение стройный стан оказался в объятиях Робертса, на него повеяло восточными благовониями, и он забыл обо всем.
– Машина отвезет вас, куда вы пожелаете, – пробудил его от грез чей-то голос.
Через час, отвезя Робертса домой, машина вернулась за великой герцогиней Ольгой. Вместе с ней в машину уселся и седовласый граф, совершенно упарившийся в бороде и теперь с облегчением ее снявший. Герцогиня вышла в Стритхеме. Она зашла в какой-то дом, открыла дверь квартиры, и пожилая женщина, оторвавшись от ужина, радостно воскликнула:
– Мэгги, милая, ну наконец-то!
В экспрессе «Женева – Париж» девушка была великой герцогиней Ольгой, в офисе мистера Паркера Пайна Мадлен де Сара, но у себя дома, в Стритхеме, она была просто Мэгги Сайерс, четвертой дочерью самых обыкновенных родителей.
Как все-таки измельчали великие мира сего!
Мистер Паркер Пайн обедал со своим другом мистером Боннингтоном.
– Мои поздравления, – заявил тот. – Твой человек блестяще выполнил задание. Представляю, как рвет и мечет Тормали при мысли, что чертежи пулемета достались Лиге. Ты объяснил ему, что он везет?
– Нет. Решил, что лучше немного.., э-э.., приукрасить.
– Очень уместная предосторожность.
– Не то чтобы предосторожность. Просто я хотел, чтобы он получил удовольствие от поездки. Боюсь, пулемет его бы разочаровал. Пришлось придумать кое-что поинтересней.
– Пулемет? Разочаровал бы? – вытаращил глаза Боннингтон. – Да его убили бы за это не задумываясь!
– Конечно, – мягко подтвердил мистер Паркер Пайн. – Но это не входило в мои планы.
– Слушай, а много ты зарабатываешь на таких делах?
– На таких я теряю, – ответил мистер Паркер Пайн. – Но оно того стоит.
А тем временем в Париже трое озлобленных джентльменов вовсю грызлись друг с другом.
– Чертов Хупер! – говорил один. – Он нас подставил.
– Чертежи вез кто-то не из их ведомства, – заявил второй. – Я точно знаю, что их отправили в среду. Так что это ты провалил все дело.
– Черта с два! – угрюмо огрызнулся третий. – В поезде вообще не было англичан. Только какой-то коротышка-клерк. Уж он-то точно понятия не имел ни о Питерфилде, ни о пулемете. Я его прощупал. Точно тебе говорю: Питерфилд и пулемет для него пустой звук.
Он хохотнул.
– Бедняга бредил большевистскими кознями.
Мистер Робертс уютно устроился перед камином. На коленях у него лежало распечатанное письмо от мистера Паркера Пайна, а в руках он держал чек на пятьдесят фунтов «от лиц, восхищенных профессионализмом, проявленным им в известном деле».
На подлокотнике кресла лежала книжка из библиотеки. Мистер Робертс рассеянно открыл ее наугад и прочел:
«…задыхаясь от ужаса, она жалась к дверям купе. Прекрасное создание, застывшее на самом краю бездны…»
Ну, в этом он кое-что понимал! Он открыл книгу на другой странице.
«Что-то заставило его принюхаться. Слабый, сладковатый запах… Хлороформ.»
И это было ему знакомо.
«Он сжал ее в своих сильных руках и почувствовал ответный трепет ее алых губ».
Мистер Робертс вздохнул. Это был не сон. Все это случилось с ним на самом деле. Поездка туда прошла довольно скучно, но вот обратно! Поездка обратно пришлась ему по вкусу. Но все же хорошо, что он снова дома. Робертс смутно чувствовал, что нельзя прожить всю жизнь в таком темпе. Великая герцогиня Ольга с ее прощальным поцелуем слишком уж напоминали сон.
Завтра возвращается Мэри с детьми. Робертс счастливо улыбнулся.
Она скажет: «Мы так весело провели время, только все время думали, как ты тут – совсем один, бедняжка». А он ответит: «Да знаешь, старушка, ничего. Пришлось смотаться в Женеву – провернуть для фирмы одно хитрое дельце, так смотри, что они мне прислали». И покажет ей чек на пятьдесят фунтов.
Он вспомнил про почетный орден Святого Станислава десятой степени. Он, конечно, надежно его спрятал, но что, если Мэри все же случайно его обнаружит?
А, черт с ним! Всегда можно сказать, что он купил его в Женеве. Так, сувенир на память.
Он снова открыл книжку и углубился в чтение. Загнанное выражение исчезло с его лица. Он улыбался. Ведь теперь он тоже принадлежал к славному племени тех, в чьей жизни кое-что случается.
Случай богатой дамы
В Кройдоне их встречал высокий пожилой джентльмен, отдаленно напоминавший наставника мистера Робертса в Женеве. Девушку он приветствовал с особым почтением.
– Машина ждет вас, мадам, – произнес он с поклоном.
– Джентльмен едет с нами, Поль, – бросила ему девушка и, повернувшись к Робертсу, пояснила: – Граф Павел Стефаньев.
Машиной оказался необъятный лимузин, менее чем за час доставивший их в огромное загородное поместье. Мистера Робертса провели в величественный особняк и проводили в комнату, служившую, видимо, кабинетом. Произошла передача драгоценных чулок. Потом его ненадолго оставили одного. Вскоре к нему присоединился граф Стефаньев.
– Мистер Робертс, – сказал он, – мы бесконечно вам признательны. Вы показали себя храбрым и изобретательным человеком.
Он достал маленький красный сафьяновый футляр.
– Позвольте мне вручить вам почетный орден Святого Станислава десятой степени.
Точно во сне, Робертс открыл футляр и уставился на переливающийся драгоценными камнями орден.
– Перед тем как вы нас покинете, – продолжал граф, – великая герцогиня Ольга желает лично выразить вам свою благодарность.
Он провел Робертса в огромную гостиную. Там, в шелках и бархате, невероятно прекрасная и величественная, стояла его недавняя спутница.
Повинуясь властному мановению ее руки, граф поспешно удалился.
– Я обязана вам жизнью, мистер Робертс, – сказала великая герцогиня.
Она протянула руку, и Робертс почтительно поцеловал ее. Внезапно герцогиня порывисто шагнула к нему.
– Вы храбрый человек, – проговорила она. Их губы слились в поцелуе. На мгновение стройный стан оказался в объятиях Робертса, на него повеяло восточными благовониями, и он забыл обо всем.
– Машина отвезет вас, куда вы пожелаете, – пробудил его от грез чей-то голос.
Через час, отвезя Робертса домой, машина вернулась за великой герцогиней Ольгой. Вместе с ней в машину уселся и седовласый граф, совершенно упарившийся в бороде и теперь с облегчением ее снявший. Герцогиня вышла в Стритхеме. Она зашла в какой-то дом, открыла дверь квартиры, и пожилая женщина, оторвавшись от ужина, радостно воскликнула:
– Мэгги, милая, ну наконец-то!
В экспрессе «Женева – Париж» девушка была великой герцогиней Ольгой, в офисе мистера Паркера Пайна Мадлен де Сара, но у себя дома, в Стритхеме, она была просто Мэгги Сайерс, четвертой дочерью самых обыкновенных родителей.
Как все-таки измельчали великие мира сего!
Мистер Паркер Пайн обедал со своим другом мистером Боннингтоном.
– Мои поздравления, – заявил тот. – Твой человек блестяще выполнил задание. Представляю, как рвет и мечет Тормали при мысли, что чертежи пулемета достались Лиге. Ты объяснил ему, что он везет?
– Нет. Решил, что лучше немного.., э-э.., приукрасить.
– Очень уместная предосторожность.
– Не то чтобы предосторожность. Просто я хотел, чтобы он получил удовольствие от поездки. Боюсь, пулемет его бы разочаровал. Пришлось придумать кое-что поинтересней.
– Пулемет? Разочаровал бы? – вытаращил глаза Боннингтон. – Да его убили бы за это не задумываясь!
– Конечно, – мягко подтвердил мистер Паркер Пайн. – Но это не входило в мои планы.
– Слушай, а много ты зарабатываешь на таких делах?
– На таких я теряю, – ответил мистер Паркер Пайн. – Но оно того стоит.
А тем временем в Париже трое озлобленных джентльменов вовсю грызлись друг с другом.
– Чертов Хупер! – говорил один. – Он нас подставил.
– Чертежи вез кто-то не из их ведомства, – заявил второй. – Я точно знаю, что их отправили в среду. Так что это ты провалил все дело.
– Черта с два! – угрюмо огрызнулся третий. – В поезде вообще не было англичан. Только какой-то коротышка-клерк. Уж он-то точно понятия не имел ни о Питерфилде, ни о пулемете. Я его прощупал. Точно тебе говорю: Питерфилд и пулемет для него пустой звук.
Он хохотнул.
– Бедняга бредил большевистскими кознями.
Мистер Робертс уютно устроился перед камином. На коленях у него лежало распечатанное письмо от мистера Паркера Пайна, а в руках он держал чек на пятьдесят фунтов «от лиц, восхищенных профессионализмом, проявленным им в известном деле».
На подлокотнике кресла лежала книжка из библиотеки. Мистер Робертс рассеянно открыл ее наугад и прочел:
«…задыхаясь от ужаса, она жалась к дверям купе. Прекрасное создание, застывшее на самом краю бездны…»
Ну, в этом он кое-что понимал! Он открыл книгу на другой странице.
«Что-то заставило его принюхаться. Слабый, сладковатый запах… Хлороформ.»
И это было ему знакомо.
«Он сжал ее в своих сильных руках и почувствовал ответный трепет ее алых губ».
Мистер Робертс вздохнул. Это был не сон. Все это случилось с ним на самом деле. Поездка туда прошла довольно скучно, но вот обратно! Поездка обратно пришлась ему по вкусу. Но все же хорошо, что он снова дома. Робертс смутно чувствовал, что нельзя прожить всю жизнь в таком темпе. Великая герцогиня Ольга с ее прощальным поцелуем слишком уж напоминали сон.
Завтра возвращается Мэри с детьми. Робертс счастливо улыбнулся.
Она скажет: «Мы так весело провели время, только все время думали, как ты тут – совсем один, бедняжка». А он ответит: «Да знаешь, старушка, ничего. Пришлось смотаться в Женеву – провернуть для фирмы одно хитрое дельце, так смотри, что они мне прислали». И покажет ей чек на пятьдесят фунтов.
Он вспомнил про почетный орден Святого Станислава десятой степени. Он, конечно, надежно его спрятал, но что, если Мэри все же случайно его обнаружит?
А, черт с ним! Всегда можно сказать, что он купил его в Женеве. Так, сувенир на память.
Он снова открыл книжку и углубился в чтение. Загнанное выражение исчезло с его лица. Он улыбался. Ведь теперь он тоже принадлежал к славному племени тех, в чьей жизни кое-что случается.
Случай богатой дамы
Услышав, что его желает видеть миссис Эбнер Раймер, мистер Паркер Пайн удивленно поднял брови. Это имя было ему хорошо известно.
Ее немедленно пригласили в кабинет.
Это была высокая нескладная женщина, чего не могли скрыть ни просторное бархатное платье, ни накинутая сверху тяжелая меховая шуба. У нее было широкое сильно накрашенное лицо и огромные костлявые руки. Ее черные волосы были уложены по последней моде, а на шляпке раскачивался целый лес завитых страусиных перьев.
Небрежно кивнув, она плюхнулась в кресло.
– Здрасьте, – грубоватым голосом заявила она. – Если вы хоть на что-то годитесь, скажите, куда мне девать деньги.
– Весьма оригинально, – пробормотал мистер Паркер Пайн. – Нынче такой вопрос редко приходится слышать. Стало быть, для вас это и в самом деле затруднительно, миссис Раймер?
– Да, – прямо ответила леди. – У меня уже три шубы, куча самых разных платьев и все в таком духе. Я купила машину и особняк на Парк-Лейн. У меня есть яхта, но на море меня укачивает. У меня целый штат первоклассной прислуги, которая на меня же и смотрит свысока. Я уже объехала весь мир. И будь я проклята, если могу придумать, что мне еще купить или сделать.
Она выжидающе уставилась на мистера Паркера Пайна.
– Как насчет благотворительности? – предложил он.
– Что? Просто так взять и отдать свои деньги? Еще чего! Я их заработала, да-да, заработала, позвольте заметить, а не украла. И если вы думаете, что теперь я хочу выбросить их на ветер как простые бумажки, вы просто.., в общем, вы ошибаетесь. Я хочу их потратить – и потратить с толком. Короче, если у вас есть какие-нибудь идеи по этому поводу, можете рассчитывать на хорошее вознаграждение.
– Ваше предложение меня заинтересовало, – ответил мистер Паркер Пайн. – Кстати, вы не упомянули о загородном доме.
– Забыла. Есть у меня такой. Но там смертная тоска.
– Придется вам рассказать о себе побольше. Ваша проблема не из простых.
– Расскажу. Охотно расскажу. Мне стыдиться нечего. Молодость я провела на ферме – работала, представьте себе. Там же познакомилась с Эбнером – он работал на соседней мельнице. Он ухаживал за мной восемь лет, потом мы поженились.
– Вы были счастливы вместе?
– Да. Он был мне хорошим мужем. Хотя, конечно, поначалу нам приходилось несладко. Он дважды оставался без работы, а ведь у нас росли дети. У нас их четверо было: девочка и три мальчика. Они так и не успели вырасти. Если бы они все не умерли, сейчас, наверное, все было бы по-другому.
Ее лицо смягчилось и даже как-то помолодело.
– У него грудь была слабая, у Эбнера. Его и на войну из-за этого не взяли. Ну, он и старался показать себя на мельнице. Сначала его сделали старшим мастером. Он очень способный был, Эбнер. Придумал какое-то усовершенствование. Надо сказать, с ним обошлись по-честному: заплатили что полагалось. Он вложил эти деньги в другое свое изобретение, и тогда уже деньги так прямо и повалили. Он сам стал хозяином, нанял рабочих… Купил два обанкротившихся предприятия и поставил их на ноги. Ну, а дальше все пошло как по маслу. Деньги так и посыпались. Их и сейчас с каждым днем все больше и больше. Понимаете, сначала все это было жутко весело. Ну, собственный дом, шикарные ванные, личная прислуга… Никакой тебе больше готовки, стирки и уборки по дому. Сиди себе на шелковых подушках в собственной гостиной да названивай в колокольчик: «Чаю мне!», прямо как графиня какая. Очень все это смешно нам тогда казалось, и развлекались мы от души. Потом переехали в Лондон. Я приоделась у лучших портных, свозила Эбнера в Париж и на Ривьеру. Весело было.
– А потом? – спросил мистер Паркер Пайн.
– Привыкли, наверное, – мрачно ответила миссис Раймер. – И все это уже не казалось таким забавным. Даже аппетит пропал. И это при том, что мы могли заказать что душе угодно. Ванны – тоже… Не может же нормальный человек сидеть в ванне целый день. Одного раза за глаза хватает. А потом Эбнер стал жаловаться на здоровье. Мы, понятно, кучу денег заплатили докторам, но они ничего так и не смогли сделать. Пробовали то, пробовали это, но все без толку. Эбнер-то все равно умер.
Она помолчала.
– А он совсем еще молодой был, только сорок три и исполнилось.
Мистер Паркер Пайн сочувствующе кивнул.
– Это было пять лет назад. А деньги как шли, так и идут. Только почему-то не можешь их с толком использовать. Но я уже говорила: совершенно не представляю, что бы я могла купить, чего у меня еще не было.
– Другими словами, – заметил мистер Паркер Пайн, – вам скучно. Вам не нравится такой образ жизни.
– Меня тошнит от него, – мрачно заявила миссис Раймер. – У меня даже друзей нет. Новым нужны от меня только деньги, а за спиной надо мной же и смеются. Старые же стесняются, что у них нет денег, дорогих тряпок, машин… Ну что мне делать? Вы можете хоть что-нибудь посоветовать?
– Кажется, могу, – медленно проговорил мистер Паркер Пайн. – Трудновато, конечно, но, думаю, шансы на успех все же есть. Полагаю, я смогу вернуть вам то, что вы потеряли: интерес к жизни.
– Каким образом? – отрывисто спросила миссис Раймер.
– А вот это уже профессиональная тайна, – ответил мистер Паркер Пайн. – Я никогда не раскрываю своих маленьких секретов. Так что вопрос лишь в том, захотите ли вы рискнуть? Я не гарантирую вам успех, я говорю только, что его вероятность достаточно велика.
– И сколько же это будет стоить?
– Мне придется использовать нестандартные методы, а это потребует значительных расходов. Я возьму с вас тысячу фунтов – вперед.
– А вы парень не промах, – восхищенно протянула миссис Раймер. – Ладно, идет. Рискну. Я привыкла платить. Только, когда я за что-то плачу, я хочу это получить.
– Получите, – ответил мистер Паркер Пайн, – не волнуйтесь.
– Пришлю вам чек вечером, – сказала миссис Раймер, поднимаясь. – Хотя понятия не имею, почему должна вам довериться. Говорят, дураки с деньгами не уживаются. Похоже, это как раз про меня. Однако вы молодец! Надо же: напечатали во всех газетах, что можете сделать людей счастливыми!
– Да, пришлось потратиться, – заметил мистер Паркер Пайн. – Так что приходится делать всех счастливыми, а иначе как бы я вернул деньги? Я знаю, почему люди несчастливы, и, соответственно, отчетливо представляю, как это исправить.
Миссис Раймер недоверчиво покачала головой и удалилась, оставив за собой облако дорогих, но слишком уж сильных духов.
В кабинет заглянул неотразимый Клод Латрэ.
– Что-нибудь по моей части? – осведомился он.
– На этот раз все несколько сложнее, – покачал головой мистер Паркер Пайн. – Это очень трудный случай. Боюсь даже, придется пойти на некоторый риск. Прибегнуть к нестандартным средствам, я хочу сказать.
– Миссис Оливер?
При упоминании всемирно известной писательницы мистер Паркер Пайн улыбнулся.
– Сказать вам по секрету, миссис Оливер стандартней нас всех вместе взятых. Я имел в виду по-настоящему дерзкий и незаурядный ход. Так что, друг мой, звоните доктору Антробусу.
– Антробусу?
– Да. Нам потребуются его услуги.
Неделей позже миссис Раймер снова появилась в офисе мистера Паркера Пайна. Тот поднялся ей навстречу.
– Уверяю вас, задержка была продиктована исключительно необходимостью, – сказал он. – Пришлось сделать кое-какие приготовления, заручиться услугами одного не совсем обычного человека, которому пришлось пересечь пол-Европы, чтобы сюда добраться.
– Ну, ну, – скептически хмыкнула миссис Раймер, за истекшую неделю ни на минуту не забывавшая о выписанном и оплаченном чеке в тысячу фунтов.
Мистер Паркер Пайн нажал кнопку селектора, и в кабинет вошла смуглая девушка восточной внешности, облаченная в белоснежный медицинский халат.
– Все готово, сестра де Сара? – спросил он.
– Да, доктор Константини ждет.
– Что это вы собираетесь делать? – забеспокоилась миссис Раймер.
– Хочу познакомить вас с восточной магией, милая моя леди, – ответил мистер Паркер Пайн.
Медсестра проводила миссис Раймер этажом выше и открыла дверь, за которой начинался совершенно иной мир: мир персидских ковров, полностью покрывавших пол и стены, и необыкновенно красивых и мягких диванов. Мужчина, колдовавший над кофейником, выпрямился при их появлении.
– Доктор Константини, – сказала сестра. Доктор был одет в европейский костюм, но лицо его было смуглым, а взгляд темных раскосых глаз пронзителен и властен.
– Итак, это моя больная? – спросил он низким звучным голосом.
– Какая я вам больная! – возмутилась миссис Раймер.
– Тело ваше здорово, – согласился врач, – но душа изнемогает. Мы, на Востоке, знаем, как с этим справиться. Присядьте и выпейте кофе.
Миссис Раймер послушно уселась и взяла в руку крошечную чашку благоухающей жидкости. Пока она пила, доктор объяснял:
– У вас, на Западе, привыкли лечить только тело. Ошибка! Тело лишь инструмент, на котором играет дух. Как из всякого инструмента, из него можно извлечь грустную, печальную мелодию, а можно и радостную песню, так сказать, гимн жизни. Чем мы с вами и займемся. У вас есть деньги. Вы сможете тратить их и радоваться этому. Ваша жизнь вновь обретет смысл. Это просто, просто, это совсем просто…
Миссис Раймер почувствовала приятную слабость. Очертания доктора и сестры начали расплываться. Ее вдруг захлестнуло ощущение невероятного счастья. Навалилась непреодолимая сонливость… Фигура доктора становилась все больше, больше, и вместе с ней рос весь мир.
Доктор пристально смотрел ей в глаза.
– Спите, – повторял он, – спите. Ваши веки закрываются. Вы засыпаете. Вы уже спите, спите…
Глаза миссис Раймер закрылись, и теплая нежная волна понесла ее в невероятно огромный и прекрасный мир.
Когда она открыла глаза снова, у нее было чувство, что прошло уже очень много времени. Она почти ничего не помнила: какие-то странные невероятные сны, потом вроде бы чувство пробуждения – и снова грезы. Она смутно припомнила какую-то машину и смуглую красивую девушку в белом халате.
Как бы то ни было, теперь она окончательно проснулась и, слава Богу, проснулась в своей кровати.
Только вот в своей ли? Что-то было не так с этой кроватью. Она, конечно, была мягкая, но не такая восхитительно мягкая, как ее собственная. Эта кровать смутно напоминала о далеких и почти забытых днях. Миссис Раймер повернулась, и кровать заскрипела. Ее постель на Парк-Лейн никогда бы себе этого не позволила.
Миссис Раймер огляделась. Определенно, она была не на Парк-Лейн. Может, в больнице? Поразмыслив, миссис Раймер решила, что это никак не может быть больницей. И гостиницей тоже не может. Пустая комната с голыми стенами, выкрашенными в грязно-сиреневый цвет. В одном углу умывальный столик с кувшином и тазом, в другом – сосновый комод и кованый сундук. На вбитых в стену колышках висела незнакомая одежда. Еще в комнате была кровать со старым стеганым одеялом, а на кровати – она, миссис Раймер.
– Да где это я? – спросила она вслух.
Дверь открылась, и в комнату проскользнула маленькая пухлая женщина с румяным добродушным лицом. На ней был передник, а рукава блузки были закатаны.
– Эй! – крикнула она, обернувшись к двери. – Доктор, идите скорей! Она проснулась.
Миссис Раймер открыла уже рот, чтобы высказать этому прохвосту Константини все, что она о нем думает, но так и не высказала, потому что вошедший в комнату человек ни в малейшей степени не походил на экзотического Константини. Это был согбенный старичок, щурящийся сквозь сильные очки.
– Так-то лучше, – прошамкал он, приближаясь к кровати, затем взял запястье миссис Раймер. – Идете на поправку, милочка.
– Что со мной было? – спросила миссис Раймер.
– Небольшой приступ, – ответил доктор. – Пару дней пробыли без сознания. Ничего страшного.
– Ох и напугала же ты нас, Ханна, – вставила маленькая пухлая женщина. – Особенно, когда начала бредить и нести всякую околесицу.
– Да, да, миссис Гарднер, – внушительно произнес доктор, – но не стоит тревожить больную. Вскоре вы полностью поправитесь, милочка.
– И не волнуйся о работе, Ханна, – заторопилась миссис Гарднер. – Мне помогла миссис Робертс, так что мы кое-как справились. Лежи, ни о чем не волнуйся и выздоравливай, моя милая.
– Почему вы называете меня Ханной? – возмутилась миссис Раймер.
– Но тебя же так зовут, – изумленно всплеснула руками миссис Гарднер.
– Ничего подобного. Меня зовут Амелия. Амелия Раймер. Миссис Эбнер Раймер.
Врач и миссис Гарднер обменялись многозначительными взглядами.
– Ладно, ты отдыхай, – сказала миссис Гарднер.
– Да, да, главное, никаких волнений, – добавил доктор, и оба удалились.
Миссис Раймер была сильно озадачена. Почему они называют ее Ханной? И что это еще за жалостливый взгляд, которым они обменялись, когда она сказала им свое настоящее имя? Да где же она находится и что с ней, в конце концов, случилось?
Она выскользнула из постели, неуверенно переступая ослабевшими ногами, добралась до крохотного слухового окошка и выглянула наружу – прямо на скотный двор.
Вконец озадаченная, она отошла от окна и снова улеглась в постель. Что она делает на ферме, которую прежде и в глаза не видела?
В комнату вошла миссис Гарднер, неся на подносе тарелку супа, и миссис Раймер засыпала ее вопросами:
– Что я делаю в этом доме? Как я здесь оказалась?
– А где ж тебе и быть, милая? Это же твой дом. Подумать только: пять лет живем вместе, а я и не подозревала, что ты болеешь.
– Здесь? Пять лет?
– Конечно. Ханна, ты же не хочешь сказать, что все забыла?
– Никогда я здесь не жила! И вас, кстати, тоже впервые вижу.
– Это все приступ…
– Я никогда не жила здесь, – упрямо повторила миссис Раймер.
– О, Господи! – всплеснула руками миссис Гарднер и, неожиданно метнувшись к комоду, вернулась с маленькой пожелтевшей фотографией в дешевой рамке.
На снимке была запечатлена группа из четырех человек: какой-то усатый джентльмен, полная женщина (миссис Гарднер), высокий худой мужчина с приятной застенчивой улыбкой и женщина в ситцевом платье и переднике – миссис Раймер собственной персоной!
Пока она, не веря своим глазам, рассматривала фотографию, миссис Гарднер поставила поднос у кровати и тихонько выскользнула из комнаты.
Миссис Раймер машинально взяла ложку и принялась за суп. Это был вкусный, густой и горячий суп. Мозг ее лихорадочно работал. Кто здесь ненормальный? Миссис Гарднер или она сама? У одной из них точно с головой не в порядке. Да, но ведь есть еще доктор.
– Я – Амелия Раймер, – твердо сказала она себе. – Я знаю, что я Амелия Раймер, и никто не сможет убедить меня, что это не так.
Она доела суп и поставила тарелку на поднос. Ее взгляд привлекла лежащая на столе газета. Взяв ее, она первым делом взглянула на число. Девятнадцатое октября. В офисе этого Пайна она была не то пятнадцатого, не то шестнадцатого. Стало быть, она проболела минимум три дня!
– Чертов знахарь! – злобно помянула она доктора Константини, чувствуя все же некоторое облегчение.
Она слышала о случаях, когда люди годами не могли вспомнить даже своего имени. Она-то, слава Богу, помнит все прекрасно.
Равнодушно листая газету, она небрежно проглядывала заголовки. Неожиданно она наткнулась на статью следующего содержания:
Миссис Эбнер Раймер, вдова пуговичного короля Эбнера Раймера, была помещена вчера в частную психиатрическую клинику. Причиной послужила развившаяся у вдовы в последние два дня навязчивая идея, что она более не миссис Раймер, а совершенно другой человек – некая Ханна Мурхауз, служанка на ферме.
– Ханна Мурхауз. Ну, конечно! – воскликнула миссис Раймер. – Двойники! Ну, это мы быстро исправим! Если этот елейный святоша Пайн вздумал сыграть со мной…
Но тут ей в глаза бросилось имя доктора Константини, огромными буквами напечатанное на следующей странице. На этот раз это был заголовок.
ЗАЯВЛЕНИЕ ДОКТОРА КОНСТАНТИНИ
В прощальной лекции, состоявшейся накануне его отъезда в Японию, доктор Клаудиус Константини выдвинул ошеломляющую теорию. Он во всеуслышание объявил, что ему удалось наглядно доказать существование души, переместив ее из одного тела в другое. В ходе своих экспериментов, заявил он, ему удалось успешно осуществить даже двойное перемещение: душа из загипнотизированного тела А была помещена в загипнотизированное тело В, а из тела В – в тело А. Очнувшись от транса, тело А ощущало себя телом В, в то время как В пребывало в твердой уверенности, что оно А. Залогом успеха этого необычного эксперимента, по словам доктора Константина, стало необычайное физическое сходство объектов. Нет никаких сомнений, утверждает он, что сходство двух этих людей имело для опыта первостепенное значение. Особенно это заметно в экспериментах с близнецами. Доктор Константина уверен, однако, что даже совершенно незнакомые друг другу люди, занимающие сколь угодно различное социальное положение, способны проявлять не меньшую гармонию внутреннего мира при условии выраженного внешнего сходства.
Миссис Раймер отшвырнула газету.
– Мерзавец! Нет, ну каков мерзавец!
Теперь она видит их насквозь! Весь их грязный трусливый замысел с целью прибрать к рукам ее деньги. Эта Ханна Мурхауз была всего лишь орудием – возможно даже, невинным орудием – в руках Паркера Пайна. Он и этот мерзавец Константини вдвоем провернули эту чудовищную аферу.
Но она их разоблачит. Она им покажет! Найдет на них управу. Она всем расскажет…
Внезапно она вспомнила первую статью, и все ее негодование куда-то исчезло. Ханна Мурхауз вовсе не была послушным орудием. Она протестовала, она отстаивала права собственной личности!
– И что же они с ней сделали? – прошептала миссис Раймер. – Они упрятали меня в чужом обличье.
По ее спине поползли мурашки.
Сумасшедший дом! Место, из которого, однажды попав, уже никогда не выходят. Место, где, чем более вы нормальны, тем меньше вам верят. Вечный приют. Нет, только не это!
Открылась дверь, и вошла миссис Гарднер.
– О, да ты съела весь суп, моя милая. Хороший знак. Значит, ты поправляешься.
– Когда я заболела? – деловито осведомилась миссис Раймер.
– Дай-ка подумать. Это было дня три назад.., ну, точно, в среду. Пятнадцатого октября. Примерно в четыре вечера тебе стало плохо…
– В четыре! – воскликнула миссис Раймер. Еще бы: именно в это время начался сеанс у доктора Константини.
– Ты упала на стул, – продолжала миссис Гарднер, – и сказала «Ох!» Да, вот так: «Ох!» А потом: «Я, кажется, засыпаю». Таким сонным усталым голосом: «Я, кажется, засыпаю». Ну, а потом и впрямь заснула. Мы перенесли тебя на кровать и послали за доктором. Вот и все.
– А откуда вы знаете, кто я такая? – робко спросила миссис Раймер. – Я имею в виду, если забыть о моем лице.
– Ну что ты такое говоришь, милая? Как это забыть? Лицо затем и дано человеку, чтобы его можно было узнать. Но, чтобы совсем уж тебя успокоить: у тебя есть родимое пятно.
– Родимое пятно? – встрепенулась миссис Раймер. Ничего подобного у нее не было.
– Ну да, красноватое родимое пятно под правым локтем. Да ты глянь, милая.
С твердой решимостью доказать, что у нее в жизни не было родимого пятна под правым локтем, миссис Раймер отвернула рукав ночной рубашки. Пятно было там! От чувства беспомощности миссис Раймер даже расплакалась.
Ее немедленно пригласили в кабинет.
Это была высокая нескладная женщина, чего не могли скрыть ни просторное бархатное платье, ни накинутая сверху тяжелая меховая шуба. У нее было широкое сильно накрашенное лицо и огромные костлявые руки. Ее черные волосы были уложены по последней моде, а на шляпке раскачивался целый лес завитых страусиных перьев.
Небрежно кивнув, она плюхнулась в кресло.
– Здрасьте, – грубоватым голосом заявила она. – Если вы хоть на что-то годитесь, скажите, куда мне девать деньги.
– Весьма оригинально, – пробормотал мистер Паркер Пайн. – Нынче такой вопрос редко приходится слышать. Стало быть, для вас это и в самом деле затруднительно, миссис Раймер?
– Да, – прямо ответила леди. – У меня уже три шубы, куча самых разных платьев и все в таком духе. Я купила машину и особняк на Парк-Лейн. У меня есть яхта, но на море меня укачивает. У меня целый штат первоклассной прислуги, которая на меня же и смотрит свысока. Я уже объехала весь мир. И будь я проклята, если могу придумать, что мне еще купить или сделать.
Она выжидающе уставилась на мистера Паркера Пайна.
– Как насчет благотворительности? – предложил он.
– Что? Просто так взять и отдать свои деньги? Еще чего! Я их заработала, да-да, заработала, позвольте заметить, а не украла. И если вы думаете, что теперь я хочу выбросить их на ветер как простые бумажки, вы просто.., в общем, вы ошибаетесь. Я хочу их потратить – и потратить с толком. Короче, если у вас есть какие-нибудь идеи по этому поводу, можете рассчитывать на хорошее вознаграждение.
– Ваше предложение меня заинтересовало, – ответил мистер Паркер Пайн. – Кстати, вы не упомянули о загородном доме.
– Забыла. Есть у меня такой. Но там смертная тоска.
– Придется вам рассказать о себе побольше. Ваша проблема не из простых.
– Расскажу. Охотно расскажу. Мне стыдиться нечего. Молодость я провела на ферме – работала, представьте себе. Там же познакомилась с Эбнером – он работал на соседней мельнице. Он ухаживал за мной восемь лет, потом мы поженились.
– Вы были счастливы вместе?
– Да. Он был мне хорошим мужем. Хотя, конечно, поначалу нам приходилось несладко. Он дважды оставался без работы, а ведь у нас росли дети. У нас их четверо было: девочка и три мальчика. Они так и не успели вырасти. Если бы они все не умерли, сейчас, наверное, все было бы по-другому.
Ее лицо смягчилось и даже как-то помолодело.
– У него грудь была слабая, у Эбнера. Его и на войну из-за этого не взяли. Ну, он и старался показать себя на мельнице. Сначала его сделали старшим мастером. Он очень способный был, Эбнер. Придумал какое-то усовершенствование. Надо сказать, с ним обошлись по-честному: заплатили что полагалось. Он вложил эти деньги в другое свое изобретение, и тогда уже деньги так прямо и повалили. Он сам стал хозяином, нанял рабочих… Купил два обанкротившихся предприятия и поставил их на ноги. Ну, а дальше все пошло как по маслу. Деньги так и посыпались. Их и сейчас с каждым днем все больше и больше. Понимаете, сначала все это было жутко весело. Ну, собственный дом, шикарные ванные, личная прислуга… Никакой тебе больше готовки, стирки и уборки по дому. Сиди себе на шелковых подушках в собственной гостиной да названивай в колокольчик: «Чаю мне!», прямо как графиня какая. Очень все это смешно нам тогда казалось, и развлекались мы от души. Потом переехали в Лондон. Я приоделась у лучших портных, свозила Эбнера в Париж и на Ривьеру. Весело было.
– А потом? – спросил мистер Паркер Пайн.
– Привыкли, наверное, – мрачно ответила миссис Раймер. – И все это уже не казалось таким забавным. Даже аппетит пропал. И это при том, что мы могли заказать что душе угодно. Ванны – тоже… Не может же нормальный человек сидеть в ванне целый день. Одного раза за глаза хватает. А потом Эбнер стал жаловаться на здоровье. Мы, понятно, кучу денег заплатили докторам, но они ничего так и не смогли сделать. Пробовали то, пробовали это, но все без толку. Эбнер-то все равно умер.
Она помолчала.
– А он совсем еще молодой был, только сорок три и исполнилось.
Мистер Паркер Пайн сочувствующе кивнул.
– Это было пять лет назад. А деньги как шли, так и идут. Только почему-то не можешь их с толком использовать. Но я уже говорила: совершенно не представляю, что бы я могла купить, чего у меня еще не было.
– Другими словами, – заметил мистер Паркер Пайн, – вам скучно. Вам не нравится такой образ жизни.
– Меня тошнит от него, – мрачно заявила миссис Раймер. – У меня даже друзей нет. Новым нужны от меня только деньги, а за спиной надо мной же и смеются. Старые же стесняются, что у них нет денег, дорогих тряпок, машин… Ну что мне делать? Вы можете хоть что-нибудь посоветовать?
– Кажется, могу, – медленно проговорил мистер Паркер Пайн. – Трудновато, конечно, но, думаю, шансы на успех все же есть. Полагаю, я смогу вернуть вам то, что вы потеряли: интерес к жизни.
– Каким образом? – отрывисто спросила миссис Раймер.
– А вот это уже профессиональная тайна, – ответил мистер Паркер Пайн. – Я никогда не раскрываю своих маленьких секретов. Так что вопрос лишь в том, захотите ли вы рискнуть? Я не гарантирую вам успех, я говорю только, что его вероятность достаточно велика.
– И сколько же это будет стоить?
– Мне придется использовать нестандартные методы, а это потребует значительных расходов. Я возьму с вас тысячу фунтов – вперед.
– А вы парень не промах, – восхищенно протянула миссис Раймер. – Ладно, идет. Рискну. Я привыкла платить. Только, когда я за что-то плачу, я хочу это получить.
– Получите, – ответил мистер Паркер Пайн, – не волнуйтесь.
– Пришлю вам чек вечером, – сказала миссис Раймер, поднимаясь. – Хотя понятия не имею, почему должна вам довериться. Говорят, дураки с деньгами не уживаются. Похоже, это как раз про меня. Однако вы молодец! Надо же: напечатали во всех газетах, что можете сделать людей счастливыми!
– Да, пришлось потратиться, – заметил мистер Паркер Пайн. – Так что приходится делать всех счастливыми, а иначе как бы я вернул деньги? Я знаю, почему люди несчастливы, и, соответственно, отчетливо представляю, как это исправить.
Миссис Раймер недоверчиво покачала головой и удалилась, оставив за собой облако дорогих, но слишком уж сильных духов.
В кабинет заглянул неотразимый Клод Латрэ.
– Что-нибудь по моей части? – осведомился он.
– На этот раз все несколько сложнее, – покачал головой мистер Паркер Пайн. – Это очень трудный случай. Боюсь даже, придется пойти на некоторый риск. Прибегнуть к нестандартным средствам, я хочу сказать.
– Миссис Оливер?
При упоминании всемирно известной писательницы мистер Паркер Пайн улыбнулся.
– Сказать вам по секрету, миссис Оливер стандартней нас всех вместе взятых. Я имел в виду по-настоящему дерзкий и незаурядный ход. Так что, друг мой, звоните доктору Антробусу.
– Антробусу?
– Да. Нам потребуются его услуги.
Неделей позже миссис Раймер снова появилась в офисе мистера Паркера Пайна. Тот поднялся ей навстречу.
– Уверяю вас, задержка была продиктована исключительно необходимостью, – сказал он. – Пришлось сделать кое-какие приготовления, заручиться услугами одного не совсем обычного человека, которому пришлось пересечь пол-Европы, чтобы сюда добраться.
– Ну, ну, – скептически хмыкнула миссис Раймер, за истекшую неделю ни на минуту не забывавшая о выписанном и оплаченном чеке в тысячу фунтов.
Мистер Паркер Пайн нажал кнопку селектора, и в кабинет вошла смуглая девушка восточной внешности, облаченная в белоснежный медицинский халат.
– Все готово, сестра де Сара? – спросил он.
– Да, доктор Константини ждет.
– Что это вы собираетесь делать? – забеспокоилась миссис Раймер.
– Хочу познакомить вас с восточной магией, милая моя леди, – ответил мистер Паркер Пайн.
Медсестра проводила миссис Раймер этажом выше и открыла дверь, за которой начинался совершенно иной мир: мир персидских ковров, полностью покрывавших пол и стены, и необыкновенно красивых и мягких диванов. Мужчина, колдовавший над кофейником, выпрямился при их появлении.
– Доктор Константини, – сказала сестра. Доктор был одет в европейский костюм, но лицо его было смуглым, а взгляд темных раскосых глаз пронзителен и властен.
– Итак, это моя больная? – спросил он низким звучным голосом.
– Какая я вам больная! – возмутилась миссис Раймер.
– Тело ваше здорово, – согласился врач, – но душа изнемогает. Мы, на Востоке, знаем, как с этим справиться. Присядьте и выпейте кофе.
Миссис Раймер послушно уселась и взяла в руку крошечную чашку благоухающей жидкости. Пока она пила, доктор объяснял:
– У вас, на Западе, привыкли лечить только тело. Ошибка! Тело лишь инструмент, на котором играет дух. Как из всякого инструмента, из него можно извлечь грустную, печальную мелодию, а можно и радостную песню, так сказать, гимн жизни. Чем мы с вами и займемся. У вас есть деньги. Вы сможете тратить их и радоваться этому. Ваша жизнь вновь обретет смысл. Это просто, просто, это совсем просто…
Миссис Раймер почувствовала приятную слабость. Очертания доктора и сестры начали расплываться. Ее вдруг захлестнуло ощущение невероятного счастья. Навалилась непреодолимая сонливость… Фигура доктора становилась все больше, больше, и вместе с ней рос весь мир.
Доктор пристально смотрел ей в глаза.
– Спите, – повторял он, – спите. Ваши веки закрываются. Вы засыпаете. Вы уже спите, спите…
Глаза миссис Раймер закрылись, и теплая нежная волна понесла ее в невероятно огромный и прекрасный мир.
Когда она открыла глаза снова, у нее было чувство, что прошло уже очень много времени. Она почти ничего не помнила: какие-то странные невероятные сны, потом вроде бы чувство пробуждения – и снова грезы. Она смутно припомнила какую-то машину и смуглую красивую девушку в белом халате.
Как бы то ни было, теперь она окончательно проснулась и, слава Богу, проснулась в своей кровати.
Только вот в своей ли? Что-то было не так с этой кроватью. Она, конечно, была мягкая, но не такая восхитительно мягкая, как ее собственная. Эта кровать смутно напоминала о далеких и почти забытых днях. Миссис Раймер повернулась, и кровать заскрипела. Ее постель на Парк-Лейн никогда бы себе этого не позволила.
Миссис Раймер огляделась. Определенно, она была не на Парк-Лейн. Может, в больнице? Поразмыслив, миссис Раймер решила, что это никак не может быть больницей. И гостиницей тоже не может. Пустая комната с голыми стенами, выкрашенными в грязно-сиреневый цвет. В одном углу умывальный столик с кувшином и тазом, в другом – сосновый комод и кованый сундук. На вбитых в стену колышках висела незнакомая одежда. Еще в комнате была кровать со старым стеганым одеялом, а на кровати – она, миссис Раймер.
– Да где это я? – спросила она вслух.
Дверь открылась, и в комнату проскользнула маленькая пухлая женщина с румяным добродушным лицом. На ней был передник, а рукава блузки были закатаны.
– Эй! – крикнула она, обернувшись к двери. – Доктор, идите скорей! Она проснулась.
Миссис Раймер открыла уже рот, чтобы высказать этому прохвосту Константини все, что она о нем думает, но так и не высказала, потому что вошедший в комнату человек ни в малейшей степени не походил на экзотического Константини. Это был согбенный старичок, щурящийся сквозь сильные очки.
– Так-то лучше, – прошамкал он, приближаясь к кровати, затем взял запястье миссис Раймер. – Идете на поправку, милочка.
– Что со мной было? – спросила миссис Раймер.
– Небольшой приступ, – ответил доктор. – Пару дней пробыли без сознания. Ничего страшного.
– Ох и напугала же ты нас, Ханна, – вставила маленькая пухлая женщина. – Особенно, когда начала бредить и нести всякую околесицу.
– Да, да, миссис Гарднер, – внушительно произнес доктор, – но не стоит тревожить больную. Вскоре вы полностью поправитесь, милочка.
– И не волнуйся о работе, Ханна, – заторопилась миссис Гарднер. – Мне помогла миссис Робертс, так что мы кое-как справились. Лежи, ни о чем не волнуйся и выздоравливай, моя милая.
– Почему вы называете меня Ханной? – возмутилась миссис Раймер.
– Но тебя же так зовут, – изумленно всплеснула руками миссис Гарднер.
– Ничего подобного. Меня зовут Амелия. Амелия Раймер. Миссис Эбнер Раймер.
Врач и миссис Гарднер обменялись многозначительными взглядами.
– Ладно, ты отдыхай, – сказала миссис Гарднер.
– Да, да, главное, никаких волнений, – добавил доктор, и оба удалились.
Миссис Раймер была сильно озадачена. Почему они называют ее Ханной? И что это еще за жалостливый взгляд, которым они обменялись, когда она сказала им свое настоящее имя? Да где же она находится и что с ней, в конце концов, случилось?
Она выскользнула из постели, неуверенно переступая ослабевшими ногами, добралась до крохотного слухового окошка и выглянула наружу – прямо на скотный двор.
Вконец озадаченная, она отошла от окна и снова улеглась в постель. Что она делает на ферме, которую прежде и в глаза не видела?
В комнату вошла миссис Гарднер, неся на подносе тарелку супа, и миссис Раймер засыпала ее вопросами:
– Что я делаю в этом доме? Как я здесь оказалась?
– А где ж тебе и быть, милая? Это же твой дом. Подумать только: пять лет живем вместе, а я и не подозревала, что ты болеешь.
– Здесь? Пять лет?
– Конечно. Ханна, ты же не хочешь сказать, что все забыла?
– Никогда я здесь не жила! И вас, кстати, тоже впервые вижу.
– Это все приступ…
– Я никогда не жила здесь, – упрямо повторила миссис Раймер.
– О, Господи! – всплеснула руками миссис Гарднер и, неожиданно метнувшись к комоду, вернулась с маленькой пожелтевшей фотографией в дешевой рамке.
На снимке была запечатлена группа из четырех человек: какой-то усатый джентльмен, полная женщина (миссис Гарднер), высокий худой мужчина с приятной застенчивой улыбкой и женщина в ситцевом платье и переднике – миссис Раймер собственной персоной!
Пока она, не веря своим глазам, рассматривала фотографию, миссис Гарднер поставила поднос у кровати и тихонько выскользнула из комнаты.
Миссис Раймер машинально взяла ложку и принялась за суп. Это был вкусный, густой и горячий суп. Мозг ее лихорадочно работал. Кто здесь ненормальный? Миссис Гарднер или она сама? У одной из них точно с головой не в порядке. Да, но ведь есть еще доктор.
– Я – Амелия Раймер, – твердо сказала она себе. – Я знаю, что я Амелия Раймер, и никто не сможет убедить меня, что это не так.
Она доела суп и поставила тарелку на поднос. Ее взгляд привлекла лежащая на столе газета. Взяв ее, она первым делом взглянула на число. Девятнадцатое октября. В офисе этого Пайна она была не то пятнадцатого, не то шестнадцатого. Стало быть, она проболела минимум три дня!
– Чертов знахарь! – злобно помянула она доктора Константини, чувствуя все же некоторое облегчение.
Она слышала о случаях, когда люди годами не могли вспомнить даже своего имени. Она-то, слава Богу, помнит все прекрасно.
Равнодушно листая газету, она небрежно проглядывала заголовки. Неожиданно она наткнулась на статью следующего содержания:
Миссис Эбнер Раймер, вдова пуговичного короля Эбнера Раймера, была помещена вчера в частную психиатрическую клинику. Причиной послужила развившаяся у вдовы в последние два дня навязчивая идея, что она более не миссис Раймер, а совершенно другой человек – некая Ханна Мурхауз, служанка на ферме.
– Ханна Мурхауз. Ну, конечно! – воскликнула миссис Раймер. – Двойники! Ну, это мы быстро исправим! Если этот елейный святоша Пайн вздумал сыграть со мной…
Но тут ей в глаза бросилось имя доктора Константини, огромными буквами напечатанное на следующей странице. На этот раз это был заголовок.
ЗАЯВЛЕНИЕ ДОКТОРА КОНСТАНТИНИ
В прощальной лекции, состоявшейся накануне его отъезда в Японию, доктор Клаудиус Константини выдвинул ошеломляющую теорию. Он во всеуслышание объявил, что ему удалось наглядно доказать существование души, переместив ее из одного тела в другое. В ходе своих экспериментов, заявил он, ему удалось успешно осуществить даже двойное перемещение: душа из загипнотизированного тела А была помещена в загипнотизированное тело В, а из тела В – в тело А. Очнувшись от транса, тело А ощущало себя телом В, в то время как В пребывало в твердой уверенности, что оно А. Залогом успеха этого необычного эксперимента, по словам доктора Константина, стало необычайное физическое сходство объектов. Нет никаких сомнений, утверждает он, что сходство двух этих людей имело для опыта первостепенное значение. Особенно это заметно в экспериментах с близнецами. Доктор Константина уверен, однако, что даже совершенно незнакомые друг другу люди, занимающие сколь угодно различное социальное положение, способны проявлять не меньшую гармонию внутреннего мира при условии выраженного внешнего сходства.
Миссис Раймер отшвырнула газету.
– Мерзавец! Нет, ну каков мерзавец!
Теперь она видит их насквозь! Весь их грязный трусливый замысел с целью прибрать к рукам ее деньги. Эта Ханна Мурхауз была всего лишь орудием – возможно даже, невинным орудием – в руках Паркера Пайна. Он и этот мерзавец Константини вдвоем провернули эту чудовищную аферу.
Но она их разоблачит. Она им покажет! Найдет на них управу. Она всем расскажет…
Внезапно она вспомнила первую статью, и все ее негодование куда-то исчезло. Ханна Мурхауз вовсе не была послушным орудием. Она протестовала, она отстаивала права собственной личности!
– И что же они с ней сделали? – прошептала миссис Раймер. – Они упрятали меня в чужом обличье.
По ее спине поползли мурашки.
Сумасшедший дом! Место, из которого, однажды попав, уже никогда не выходят. Место, где, чем более вы нормальны, тем меньше вам верят. Вечный приют. Нет, только не это!
Открылась дверь, и вошла миссис Гарднер.
– О, да ты съела весь суп, моя милая. Хороший знак. Значит, ты поправляешься.
– Когда я заболела? – деловито осведомилась миссис Раймер.
– Дай-ка подумать. Это было дня три назад.., ну, точно, в среду. Пятнадцатого октября. Примерно в четыре вечера тебе стало плохо…
– В четыре! – воскликнула миссис Раймер. Еще бы: именно в это время начался сеанс у доктора Константини.
– Ты упала на стул, – продолжала миссис Гарднер, – и сказала «Ох!» Да, вот так: «Ох!» А потом: «Я, кажется, засыпаю». Таким сонным усталым голосом: «Я, кажется, засыпаю». Ну, а потом и впрямь заснула. Мы перенесли тебя на кровать и послали за доктором. Вот и все.
– А откуда вы знаете, кто я такая? – робко спросила миссис Раймер. – Я имею в виду, если забыть о моем лице.
– Ну что ты такое говоришь, милая? Как это забыть? Лицо затем и дано человеку, чтобы его можно было узнать. Но, чтобы совсем уж тебя успокоить: у тебя есть родимое пятно.
– Родимое пятно? – встрепенулась миссис Раймер. Ничего подобного у нее не было.
– Ну да, красноватое родимое пятно под правым локтем. Да ты глянь, милая.
С твердой решимостью доказать, что у нее в жизни не было родимого пятна под правым локтем, миссис Раймер отвернула рукав ночной рубашки. Пятно было там! От чувства беспомощности миссис Раймер даже расплакалась.