Кривенко Виталий Яковлевич. Экипаж машины боевой

   Мы тоже попрыгали в машины, и подождав, когда БТР ротного тронется, двинулись за ним.
   Урал с Сапогом спали на сидениях, им были пофигу все эти дела. Мне спать не хотелось, от холода весь сон улетучился, я примостился сзади водительского сидения, и накинув на плечи бушлат, произнес:
   — Глухо командир дела разрулил. Я думал, что разборки затянутся до рассвета.
   — Командир наш молодец, долго не базарит, это комбат начал с духами цацкаться, поверил, наверно, что разведчики деньги у духов отняли, — сказал Хасан.
   — А ты что, сомневаешься в этом? — спросил я Хасана.
   — В чем?
   — Ну в том, что разведчики отняли у духов деньги.
   — Так ведь неизвестно, кто деньги в канистру натолкал, это могли быть и духи.
   — У духов ума на это не хватит, сейчас приедем и у разведчиков спросим, чего зря гадать, — сказал я и закурил сигарету.
   Двигаясь вдоль колонны, мы увидали рядом с БТРом Грека БМПшку. Остановившись рядом с ними, мы с Хасаном вылезли на броню. Пипок и Серега болтали о чем-то с Греком, наверное, рассказывали про этот случай. Увидев, как подъехал наш БТР, Пипок с Серегой направились к нам, а Грек пошел к машине ротного. Из колонны периодически велся обстрел по горам, которые находились слева. До рассвета оставался час с небольшим, и основная часть личного состава спала, а на машинах находились только наблюдающие, которые или от нечего делать, или по приказу командира вели беспорядочную стрельбу.
   — Ну, как там все прошло? — спросил Серега, подойдя к нам.
   — Там все нормально, командир утряс все дела. Вот только про канистру свою можете забыть, — ответил я.
   — Какую канистру? — спросил удивлено Серега, и сделал вид, будто не знает, о чем речь.
   — Да про ту самую, в которую вы афошек натолкали.
   — Ты о чем, Юра?
   — Да ладно, Серега, только не надо валенком прикидываться. Не ужели ты хочешь сказать, что это духи в канистру афошек напихали, да они в жизнь не додумаются до такого.
   — А кто нашел канистру? — спросил Пипок.
   — Майор из особого отдела. Кто-то из вас хотел ее забрать, а он усек. Афошки, в общем, командир отдал ХАДовцам, чтоб они не раздували это дело А караван развернули и отправили обратно, командир сказал, что имеет право расстрелять их всех, они не долго думая завернулись и свалили.
   — Вот сука, рожа ментовская, это я хотел ее забрать, — сказал с сожалением Пипок.
   — Я же тебе говорил, барану, не лезь туда, шакалы рядом стоят, потом вернулись бы и забрали. Ну какого хера ты поперся за канистрой? Мудак, такие бабки про-бали из-за тебя, — начал наезжать на Пипка Серега.
   — Да ладно, успокойтесь, поздно уже разбираться. Скажите спасибо полкачу за то, что он вас отмазал, иначе загремели бы вы все. Давайте лучше косяк курнем, — предложил Хасан.
   — Ну давай, забивай, — сказал Серега.
   Хасан сел под колесо и стал забивать косяк, я сел рядом с ним. Пипок, постояв немного, закурил сигарету и пошел за БТР, наверно отлить.
   — Серега, давай тоже забивай, один на четверых мало будет, — обратился к Сереге Хасан.
   Серега тоже сел рядом, достал чарс из кармана и стал мастырить еще один косяк. Я снял автомат и выстрелил очередью вверх.
   — Юра, тебе че делать не х-й? — спросил Хасан.
   — А че, все стреляют, и я тоже. Тебе патронов моих жалко что ли?
   — Да заколебал, давай посидим спокойно, а если дуракам делать нех-й, то пусть себе стреляют.
   Хасан, забив косяк, прикурил его, и сделав пару затяжек передал мне.
   — А где Пипок? — спросил Хасан, выпуская дым.
   — По большому, наверно, пошел, — ответил Серега, прикуривая второй косяк.
   — Пипо— ок! — крикнул я.
   — Да че он, в горы срать поперся, что ли, — начал возмущаться Серега.
   — Ну пусть сидит, кто не успел, тот опоздал, — сказал Хасан.
   Мы выкурили оба косяка, но Пипка так и не дождались.
   — Да у него там запор, что ли, пора бы уже по норам рассосаться, а то я начал замерзать, — сказал я, вставая.
   Я поднялся и пошатываясь пошел за БТР, посмотреть, где там Пипок запропастился. Зайдя за БТР я негромко крикнул:
   — Пипок! Черт возми, ты че, уснул что ли?!
   Никто не отвечал, я отошел подальше и стал вглядываться в ночную мглу. «Да куда же он подевался? Неужели спать пошел в БМПшку, да вроде не должен, он бы сказал,» размышлял я.
   — Юра, ну че там? — услышал я голос Сереги.
   — Да не знаю, не видно ничего, — ответил я.
   Я направился обратно, и вдруг заметил под колесом силуэт человеческой фигуры, какая-то тревога пронзила меня, сердце бешено застучало. Я медленно подошел к колесу, это был Пипок, он лежал лицом вниз. Я сел на корточки и потряс его за плечо.
   — Пипок, что с тобой? — тихонько произнес я.
   Пипок не шевелился, я перевернул его на спину и на мгновенье остолбенел. На его лице вместо правого глаза была дырка, и струйка черной жидкости стекала на висок. Я смотрел на его лицо и не мог поверить, весь кайф как ветром сдуло. Пипок даже мертвый улыбался, мышцы его лица были устроены так, что уголки губ были загнуты вверх. С первого взгляда даже не верилось, что лицо это уже безжизненно, на нем как будто было написано: «Да что вы? Я шучу. Неужели вы поверили?» Я не отрывал глаз с его лица, «не может быть, не может быть,» эти слова проносились у меня в сознании.
   Я начал трясти Пипка за плечи.
   — Пипок, вставай, вставай же! — кричал я, хотя прекрасно понимал, что Пипок был мертв, но разум отказывался в это верить.
   Вот и еще один случай, когда духовский снайпер выстрелил на огонек от прикуренной сигареты. Случай далеко не первый и, к сожалению, не последний.
   На мой крик прибежали Хасан с Серегой.
   — Юра, что случилось, ты че кричишь? — спросил Серега, подойдя ко мне.
   — Пипок мертв, Серега! Понимаешь? Пипок мертв! — сказал я и закрыл лицо руками, я больше не мог смотреть на это лицо, но в моем сознании как наяву, отчетливо вырисовывались его черты, улыбка, дырка вместо глаза и черная струйка, стекающая на весок.
   — Как мертв? — еле слышно произнес Серега.
   Хасан присел рядом со мной на корточки и стал щупать пульс на уке у Пипка.
   — Да че ты щупаешь, Хасан. У него сквозная дырка в голове, — сказал я, глядя на Хасана.
   — Хасан, ну как, может он живой, а? — спросил с надеждой Серега, наклонившись к нам.
   Хасан встал и тихо произнес:
   — Да нет, Серега, не живой он. Иди, доложи.
   Хасан положил руку на плече Сереги.
   — Суки! — закричал вставая Серега, и вскинув автомат, выпустил рожок по горам.
   Потом он наклонился к мертвому Пипку, и произнес дрожащим от напряжения голосом:
   — Пипок, я этих духов всех с говном смешаю. Слышишь? Всех!
   После чего Серега встал и, волоча на ремне автомат, направился в сторону БМПшки.
   — Юра, успокойся, теперь уже ничего не поделаешь, — обратился ко мне Хасан.
   — Слушай Хасан, только не надо меня утешать, как скорбящую вдову, я все прекрасно понимаю и без твоих слов. Давай лучше отнесем Пипка к БМПшке.
   Мы осторожно взяли мертвого Пипка и понесли. К нам подбежали пацаны с разведки, и тоже стали помогать нести, Серега разбудил всех пацанов и рассказал, что случилось с Пипком. Хотя чего там помогать, я бы сам его смог нести, не напрягаясь, он был легким, как ребенок.
   Первым подскочила БМПшка с летехой, он выскочил из люка, и подбежал к нам.
   — Пипонина убили, да? Ну как же так? Ну как же так? —Растеряно проговорил лейтенант, наклонившись над Пипком.
   Мы все стояли полукругом возле Пипка и молчали. Туркмен, Урал и Сапог тоже были здесь, их разбудил Хасан и рассказал про Пипка.
   Спустя минут пять к нам подъехали машины командира и комбата и с ними «таблетка». Командир с комбатом подошли к нам, потом появились медики, и положив Пипка на носилки отнесли его в «таблетку».
   — Надо было не отпускать караван. Вот только ХАДовцы, принесла их нелегкая, — сказал вполголоса командир.
   — Вы думаете, это могли сделать из того каравана? — спросил комбат.
   — Я ничего не думаю, пусть слон думает, у него голова большая. А нам надо было все рассчитать, не исключено, что это могли быть и они. Ну ладно, завтра вызовем вертушку и отправим бойца. Да когда же закончится все это, господи? — сказал командир и направился в свой БТР, последнюю фразу он уже произнес на ходу, обращаясь к самому себе.
   Через полчаса стало светать, наступало утро. Из нас никто больше так и не уснул, все были обеспокоены случившимся. С рассветом прилетела вертушка и забрала Пипка на борт, оказалось, что среди танкистов тоже есть один раненый солдат. У этого танкиста были оторваны два пальца, большой и указательный, он некоторое время скрывал это от офицеров, боясь, что ему «пришьют» членовредительство, так как случилось это по глупости. Несколько танкистов от нечего делать решили на спор посостязаться, кто дольше удержит в руке взведенный запал от гранаты, и успеет до разрыва отбросить его в сторону. Они по очереди брали в руку запал, и выдернув кольцо держали его в ладони, проверяя время по секундомеру на часах. Один из них продержал дольше всех, вот только остался без двух пальцев. Он перебинтовал руку, решив пока не обращаться за помощью, и не говорить офицерам, а когда рука распухла и пошла угроза заражения крови, только тогда он обратился к медикам. Ну что можно сказать по этому случаю? Наверно, находясь в Афгане, пацанам не хватало острых ощущений.
   Полк наш отправился дальше. Мы пытались говорить о всякой ерунде, стараясь не затрагивать тему ночного происшествия, но все равно разговор не клеился, было видно, что каждый из нас думает именно об этом. Я рисовал в памяти живое лицо Пипка, а перед глазами, как видение стояла эта мертвая улыбка, дырка в глазу, и черная струйка, стекающая на весок, как я не старался, но все равно не мог избавиться от этого образа, так сильно он запечатался в моем сознании.
   За время службы в Афгане мне приходилось часто видеть, как погибали пацаны: вот был боец, и пусть даже не друг, а просто однополчанин, вроде встречались иногда, и вот его нет. Со временем все забывается, одни события заслоняются другими, и так продолжается изо дня в день. Но совсем другое, когда погибает твой друг, с которым ты постоянно общаешься, время проходит, но ты никак не можешь смириться с тем, что его уже нет. Вот так и с Пипком, и пусть он был не таким близким другом, как, например Хасан, но все же я успел привыкнуть к этому звонкому голосу и вечно улыбающемуся лицу.
   Нам жаль погибших друзей, но иногда, шагая по этой проклятой войне, обернешься назад, и задумаешься, а ведь окажись на их месте ты — уже не видел бы всего этого кошмара, и еще не известно, кого надо больше жалеть, нас, живых, или тех, кого уже нет.
   Говорят, что время лечит, и я не буду с этим спорить. Да только хватит ли времени у остатка жизни, чтоб залечить наши рваные души?

ЗАСАДА

   Я проснулся, вот черт, даже не заметил, как уснул. В этот раз мне ничего не снилось, просто провалился в пустоту и очнулся, как из бессознательного состояния. Оглядевшись вокруг, я заметил, что пацаны тоже спят. Урал с Сапогом спали облокотившись друг на друга, Сапог к тому же спал, обняв пластмассовую флягу с водой. Наверное, баба снится Сапогу, подумал я. Хасан лежал на противоположном сидении, положив под голову вещмешок, он дрых без задних ног. Один Туркмен не спал, так как был за рулем. В БТРе стояла духотень жуткая, как в духовке, слюна во рту превратилась в густой кисель и выплюнуть ее не представлялось возможным. Я вытащил из рук Сапога флягу и, отвинтив пробку, глотнул из нее, вода была почти горячая, да еще напичканная хлоркой, меня аж передернуло: сука Сапог нахерачил в воду хлористых таблеток, лучше б он нассал туда, и то не так противно было б. Набрав еще раз в рот воды из фляги, я прополоскал горло и, открыв командирский люк, выплюнул воду. Пыль от идущей колонны стояла столбом, и я нырнул обратно в люк, захлопнув крышку. Умостившись на командирском сиденье, я посмотрел на Туркмена.
   — Ну что, выспался? — спросил он.
   — Да вроде выспался немного. Туркмен, где мы?
   — Да не знаю, еду вот за колонной.
   Я глянул на часы, они показывали двадцать минут двенадцатого.
   — Стояли где-нибудь? — опять спросил я Туркмена.
   — Нет, часа четыре уже катим по пыли.
   — Кишлаки по дороге были?
   — Карезак вроде проехали полчаса назад, но мы его стороной обошли. Там по рации голос Америки трепал про то, как мы по Ирану прокатились.
   — Да ну на х-й! — удивился я.
   — Да, серьезно, базарят, что наш полк нарушил границу Ирана и обстрелял кишлак в районе города Ездан.
   — Откуда они узнали, суки?
   — Враг не дремлет, хули ты думал.
   — И что теперь?
   — Да ни чего, пошли они на х-й. Кто что докажет, не были мы там, не были и все. Командир ротного вызывал, но ротный хрен признается, ты же его знаешь. Но командир ерунда, замполит там больше всех разоряется. Но и это херня, тут ротный подсел на нашу волну, я ох-.ел ваще.
   — Надо поменять волну.
   — Да хрен с ним, ротный что — ваще долбай? Он все прекрасно знает, лишь бы замполит не вычислил эту канитель.
   — Да и пусть вычисляет, он один хрен не врубится в наши базары.
   — А если врубится, то у него крыша съедет сразу, — сделал заключение Туркмен, потом добавил:
   — Да, и еще, тот караван, который мы под утро отпустили, он не дошел обратно, его на заре разбомбили вертушки прям на перевале, а я еще удивился, как это командир отпустил их, теперь мне все понятно.
   В отсеке что-то загремело, и послышались маты, это проснулся Хасан. Мы с Туркменом обернулись, Хасан отплевывался и материл Сапога.
   — Наверно воды из фляги хапнул, — сказал я Туркмену.
   — Ну и что?
   — Там хлорки полно, Сапог наверно закинул пять таблеток, как положено, я тоже ее пил, параша жуткая.
   К нам подлез Хасан, рожа его была сонная и помятая.
   — Сапог падла, воду запоганил — сука, — пробубнил Хасан.
   — Ниче, не сдохнешь, я тоже выпил, живой пока.
   — Ну че, может косяк забьем, а? — предложил Хасан.
   — Ты как всегда в своем репертуаре. Морду сначала продери и жопу намыль, замполит узнал, что мы в Иран заехали, так что готовься, — сказал я Хасану.
   — Ни пиз-и.
   — Вот не верит, Туркмен скажи ему.
   — Да, да, голос Америки уже объявил в эфир, — подтвердил Туркмен.
   Рядом с нами появился Урал, он тоже был заспанный, глаза его, и без того узкие, стали еще уже.
   — Дайте воды, наверх лезть неохота, — промямлил Урал, еле ворочая языком.
   — Сапог спит? — спросил я Урала.
   — Да спит, калымит так, что хрен разбудишь. Да дайте же воды!
   — Там фляга валяется, где-то возле движков, иди попей пока она холодная, недавно из родника набрали, — предложил ему Хасан и, достав чарс, стал забивать косяк.
   Урал пополз к движкам искать флягу, примерно через минуту из отсека донеслись маты.
   — Ну вот и Татарин воду попробовал, теперь, Туркмен, твоя очередь, — сказал я.
   — Нет не угадали, у меня вот фляга с нормальной водой, — Туркмен достал из под сидения флягу и, повертев этой флягой у нас перед глазами, засунул ее обратно.
   — Че за х-.ня? — карабкаясь к нам воскликнул Урал.
   — Это вода такая, с хлоркой называется, — ответил я.
   — Чья это фляга. Черт возьми? — опять спросил Урал.
   — Сапога, чья же еще.
   — А-а, ну тогда ясно.
   — Туркмен ты будешь чарс? — спросил Хасан, прикурив косяк.
   — Давай, немного хапну.
   Туркмен сделал несколько затяжек и протянул сигарету обратно.
   — Да кури, я два забил, — отмахнулся Хасан и взорвал второй косяк.
   — Вот черт, опять обкуримся как суки, — сказал я, беря косяк у Туркмена.
   Мы вчетвером выкурили два косяка и прибалдели капитально, я провел рукой по голове, там ничего не было, блин, всегда так, как обкуришься, так кажется, что на голове шапка надета. Я посмотрел на пацанов: Туркмен с невозмутимым видом крутил баранку, Хасан сидел и скалился во весь рот, Урал с довольной «миной» лупал глазами. Я смотрел на них и думал, как мы стали близки друг другу за время службы, и как хорошо, что мы вместе, едем вот так в БТРе по этой проклятой афганской земле, обдолбленые, в насквозь пропотевшем ХБ, с потрескавшимися от ветра и палящего солнца лицами, небритые и немытые, но живые. Жаль, что нет с нами Качка, но Качок хоть живой, пусть ранен, но живой, а вот Пипка уже нет, и никогда мы больше с ним не встретимся, разве, что на том свете. Пипок был не в нашем экипаже, и поэтому мне казалось, что Пипок живой и катит в своей БМПшке где-то рядом, а то, что его убили, это просто страшный сон. Как хотелось верить, что это был всего лишь сон.
   — И что там сказали эти буржуи, что это я за рулем был, да? — спросил Хасан, вспомнив недавний разговор насчет Иранской прогулки.
   — Ну, так прямо не сказали, но это ведь не трудно выяснить. Международный скандал поднялся, ротного уже арестовали. Мы все скажем, что спали и ничего не знали, а тебе — труба. Наденут на тебя наручники, и покатишь ты по этапу. Хотя нет, по законам военного времени тебя расстреляют, прямо возле БТРа. Так что считай, что ты выкурил свой последний косяк, и помолись перед смертью. Может тебе муллу позвать, он отходняк прочитает?
   — Да хоть папу римского, мне похеру.
   — А ты татарин чего уставился, тебе ваще пиз-ец, ты там пол Ирана из пулемета завалил, когда случайно на спуск нажал, — подколол я Урала.
   — Да пошел ты, Юрка, гонишь всякую ху-ню, — сказал Урал и повалился на сидение в отсеке.
   — Слушай, Хасан, ты же мусульманин? — спросил я.
   — А че, ты сомневаешься, да?
   — А в Аллаха ты веришь?
   — Да он в Будду верит, Аллах че, у Аллаха две руки и он за раз всего лишь один косяк забить может, а вот у Будды шесть рук, тот за раз сразу три заколачивает, — ляпнул Туркмен.
   Мы все заржали так, что аж Сапог проснулся и уставился на нас в непонятках.
   — Туркмен, ну ты и сморозил, а главное прям в точку попал, — я закатывался и не мог остановиться.
   — Юрка, на, сядь за руль, а то я уже запарился, пойду в отсек поваляюсь немного, — предложил Туркмен вставая из сидения.
   — Дай я поеду, — подпрыгнул Хасан и полез на место Туркмена.
   — Да пошел ты, на ишаке сначала научись ездить, — ответил Туркмен и оттолкнул его рукой.
   Я стал перелазить на место Туркмена, когда Туркмен убрал ногу с педали газа, БТР замедлил ход. Садясь на его место, я резко надавил на педаль — БТР дернулся, и чуть не стукнулся в машину, идущую впереди нас, я чуть сбросил газ.
   — Осторожно, а то скажут, что уснули, — предостерег меня Туркмен, и завалился на десантное сидение, а Хасан в это время запрыгнул в командирское кресло.
   Я закурил сигарету и начал подстраиваться под скорость колонны, чтоб не въехать во впереди идущий БТР, или чтоб сзади идущий БТР не долбанул нас. В окно практически ничего не было видно из-за пыли, временами ее сдувало ветром и показывался зад впереди идущего БТРа. Управлять машиной в таких условиях было трудно, если брать в расчет, что я не водила.
   — Ну как? — спросил Хасан.
   — Видимость нуль, машину веду по приборам, — ответил я ему.
   Я по раскумарке прикололся к управлению машины, и уже не слышал, о чем там болтали пацаны. Глаза мои были прикованы к окошку, где иногда на пару секунд появлялся передний БТР, а уши мои были заняты монотонным гулом движков. Я опять представил себя в космическом корабле, только вместо синевы космоса передо мной виднелась серая масса пыли. Докурив сигарету, я несколько раз ткнул окурком в лобовое стекло в разных местах, представляя, что это звезды, виднеющиеся в иллюминатор моего корабля. Я бы еще долго так прикалывался, если бы сзади не послышались сигналы машин, и не раздалась автоматная очередь. Я очнулся от мечтаний и заметил, что пыли в окне не видно, а передо мной простираются афганские просторы с виднеющимися вдалеке горами, и несколько точек на лобовом стекле, якобы звезды. Нажав на тормоз я остановил машину, колонны впереди не было, тьфу черт, вот я замкнул.
   — Что такое? — спросил Хасан.
   — Да х-й его знает, сейчас посмотрим, — ответил я, и открыв крышку люка высунулся из него.
   Колонна стояла в полукилометрах от нашего БТРа, а точнее — это наш БТР стоял в полукилометре от колонны.
   Из командирского люка высунулся Туркмен.
   — Юра, ты че? — удивленно спросил он.
   — Да замкнул короче, колонна свернула, а я прямо поехал.
   — Да вы меня уже заеб-ли вместе с Хасаном, лучше я Сапога надрочу за рулем сидеть, — начал возмущаться Туркмен.
   — Да ладно, Туркмен, не разоряйся, я че, спецом что ли.
   — Спецом, не спецом, а разбираться с шакалами сам сейчас будешь, вон, смотри — комбат кулаками машет, вылезай давай, сядешь, когда растормозишься.
   Я перелез на командирское сидение, а Туркмен сел за руль и, развернув БТР, направил его в сторону колонны.
   Подъезжая к колонне, я вылез из люка на броню, и приготовился получать пизд-лей в случае чего. Комбат спрыгнул с брони и подбежал к нашему БТРу. Мимо меня пронесся шквал отборных матов, из которых я понял, что мы и уснули и замкнули, и еще много чего в этом роде.
   — Это я был за рулем товарищ майор, задумался немного и не заметил, как колонна свернула, — начал я оправдываться заплетающимся от сушняка языком.
   — Я сейчас так пере-.бу автоматом по твоей думалке, что она у тебя через жопу вылетит, еще одна такая запарка, и вы у меня пешком за колонной бежать будете.
   Комбат, погрозив нам кулаком, развернулся и направился в сторону своего БТРа, а ротный, сидя на броне своей машины, показывал нам непристойные жесты, сопровождая их беззвучным шевелением губ. Что он имел ввиду, нетрудно было догадаться, все остальные, кто на броне, кто из люков, наблюдали за этой сценой и прикалывались над нами. Спустя время мы пристроились на свое место, и колонна двинулась дальше. Я перевел дух, как все-таки мне повезло, что комбат в данный момент был не пьяный, а уж как он по пьяни челюсти крушит, это я знал не понаслышке.
   — Ну что водила, прокатнулся? — со смехом спросил меня Хасан, когда я залез в БТР.
   — Нас здесь двое таких, так что не очень то прикалывайся, — ответил я ему и повалился на десантное сидение.
   — Я думал комбат тебе по башке настучит, — сказал Урал.
   — А ты Татарин был бы рад посмотреть, как комбат меня метелит.
   — И не только я.
   — Хасан, надо было тебя подставить на этот раз, а то ведь, когда ты нас в Иран завез, я за тебя от ротного по роже получил.
   — Ну а чего ты на броню выскочил и начал кричать, «это я ехал, это я ехал!» — ответил Хасан.
   — Следующий раз буду кричать, что это ты ехал.
   — А вот х-й вам обоим, следующий раз вы за руль не сядете, можете и не мечтать, — ляпнул Туркмен.
   — Я сяду, — вмешался Урал.
   — Ну уж нет, тебя только здесь не хватало, хватит мне и этих двух дураков.
   — Жрать когда будем, меня уже голодняк пробивает, — предложил я пацанам.
   — Сапог доставай сухпайки, хавать будем! — крикнул Хасан Сапогу.
   — И слетай на броню, воды зачерпни, — добавил я.
   — А че будем хавать? — спросил Сапог.
   — Две банки тушенки и три каши достань, — предложил я Сапогу.
   Сапог достал банки из коробок и открыл их, потом он залез на броню и набрал в котелок воды. Мы размешали в воде сахар, так как вскипятить воду для чая не было возможности, и приготовились к обеду.
   Поев каши с тушенкой и запив все это сладкой водой, мы повалились кто куда. Хасан развалился в командирском сидении, Урал с Сапогом уселись в отсек на десантное сидение и о чем-то стали болтать.
   Я тоже приготовился завалиться на десантное сидение, но Туркмен меня окликнул:
   — Юра садись за руль, я посплю.
   — А не боишься, что я опять запарюсь?
   — Да ладно, не выпендривайся, садись, не Хасану же руль давать.
   — А почему мне не поехать, Юрке, значит, можно, а мне нет, да? — спросил с возмущением Хасан.
   — Юрка один раз запарился, к тому же он в Иран еще не заезжал, вот когда заедет, тогда и ему тоже больше руль не дам. В Иране мы не окажемся? — спросил Туркмен, глядя на меня.
   — Нет, в Иране мы уже были, теперь в Пакистан поедем, — ответил я.
   — Ну, до Пакистана еще далеко, так что садись давай.
   Я опять перелез за управление, а Туркмен полез в отсек спать, Хасан, успокоившись, немного посидел молча и закемарил, свесив голову на грудь.
   Проехав около часа в раздумьях я почувствовал, что кто-то меня тычет в правую руку, я посмотрел на Хасана, он показывал мне жестами, дай, мол, я поеду.
   — Ну на езжай, мне не жалко, — ответил я ему и мы поменялись местами, я перелез на командирское сидение.
   У Хасана была слабость управлять техникой, он всегда рвался порулить, иногда он ходил к своему земляку на танк, и там у механика выпрашивал рычаги управления, ему не важно чем управлять лишь бы по рулить.
   Мы проехали чуть больше часа, вдруг где-то впереди раздался глухой хлопок, колонна сразу остановилась, потом раздался еще один взрыв чуть ближе к нам, сопровождаемый пулеметной очередью, но стреляли не из колонны. Я сразу прыгнул за башенные пулеметы, а Хасан напялил шлемофон и стал слушать эфир, Урал схватил гранатомет и открыл десантный люк, Туркмен взял ручной пулемет. Развернув пулеметы в сторону выстрелов, я заметил небольшую сопку: до нее было примерно с полкилометра. Скорее всего, духи палили из-за этой сопки, больше не откуда. Ни гор, ни зеленки поблизости не было, вокруг простиралась полустепь-полупустыня, кишлаков поблизости тоже не было видно, только за сопкой справа от нас была низина, но что в ней, видно не было, может, там был кишлак может зеленка, а ближайшие горы были за этой низиной километрах в десяти от нас. Я выстрелил короткой очередью по сопке, духов видно не было, да они и не дураки, чтоб мелькать на виду у нас, из колонны уже велся обстрел из пулеметов и автоматов.