Кривенко Виталий Яковлевич. Экипаж машины боевой

   Ихнего ротного, наверное, контузило, когда только в кишлак входили, это, похоже, рядом с ним мина разорвалась, рассуждал я про себя. Потом спросил Серегу:
   — А кто погиб, не спросили?
   — Три узбека, годки, я их не знаю. Один дембель, тезка мой из Кишинева, Пипка земляк, и ара — Ваган, вроде, зовут. Знаешь таких?
   — Да так, близко не общались, иногда, бывало, заходил к ним в роту по делам, там встречались.
   — Да, жалко Саню, на гитаре он классно играл, — с сожалением промолвил Урал.
   — А летчики живы остались? — спросил я.
   — Да, их вертушка забрала. А у вас-то как дела? — спросил Пипок.
   — Хреново, Пипок, хреново, — ответил я ему.
   — Мы слыхали, что вас САУшки бомбили. Правда, да?
   — Да, черт возьми. Чуть не забомбили, суки. Хорошо мы не успели дальше продвинуться, — ответил Хасан.
   — Это первая рота их навела, они там нарвались на засаду, четыре точки с ДШК по ним влупили. Они отошли и дали координаты артдивизиону, а замполит сдуру броню в кишлак заслал. Один танк кумулятивкой сожгли, водила погиб, остальным повезло, они сидел на трансмиссии.
   — Сарбосы мудаки, банду упустили. Слышали да? — обратился я к Сереге.
   — Да слышали, конечно. Тут что-то нечисто с этими сарбосами, по-моему, все это было спецом устроено. И сарбосы не зря левый фланг прикрывать вызвались, там ущелье за кишлаком, в него духи и проскользнули. У этих сарбосов, наверно, наполовину духи служат, да и все они там духи, все друг другу родня, их хрен поймет там. Одно ясно, вояки с них никудышные.
   — Да оно и понятно, мы, возможно, когда-то покинем Афган, а им здесь оставаться. Так что они особое рвение не проявляют, — сказал я.
   Мы в свою очередь рассказали им, что здесь с нами происходило, кого ранило, кто погиб.
   Выйдя с кишлака, мы все погрузились в машины, БТРы в это время подъехали поближе. Тут же не далеко стояла санитарная вертушка, в нее грузили раненых и погибших. Вдоль кишлака мотались три «таблетки». Первая и вторая роты уже погрузились в машины и отъехали, танкисты буксировали из кишлака подбитый танк.
   Вот так и закончилась наша очередная горе-проческа. И на хрена мы вообще в этот кишлак лезли, непонятно, и за что пацаны погибли, тоже вопрос.

НЕБОЛЬШОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

   Наши БТРы двинулись к дороге, на которой наш полк выстраивался в колонну. Ветер задувал все сильнее и сильнее, техника, маневрируя, поднимала пыль, и без того гонимую ветром. Мы все запрыгнули в десантный отсек и стали сбрасывать лифчики и бронежилеты. Потом Урал с Сапогом залезли на броню, а я и Хасан остались в БТРе.
   — Ну, как вы там, мужики? — спросил нас Туркмен.
   — Да мы-то нормально, чего нельзя сказать о некоторых других, — ответил я.
   — Да я на рации сидел все время, так что в некотором роде я в курсе, что за бардак был в кишлаке.
   — На рации одно, а в кишлаке совсем другое.
   — Знаете, мужики? Не легко вот так сидеть и ждать, когда вы вернетесь из этого кошмара, все ли вернетесь. Лучше я бы бросил эту чертову машину, и был бы рядом с вами, это намного легче. Сколько мы вместе служим, когда вы на проческе, когда отправляетесь в горы или в зеленку, я все время на нервах и ни на секунду не слезаю с эфира. Когда от танкистов весточку получил, спокойнее на душе стало, хоть и жалко Мамеда с Приходькой, но то, что вы, пацаны, живы, это меня успокоило хоть немного.
   — Все будет нормально, водила ты наш. А пожрать не мешало бы, — выкрикнул Хасан.
   — Давай похаваем, какой базар, — предложил я Хасану.
   — Да разогреть бы хавку на костре, а то горячего давно не жрал. Запарила уже эта сухомятка.
   БТР наш пристроился к колонне и остановился. В люк заглянул Сапог и обратился к Хасану:
   — Хасан, тебя ротный зовет.
   — Где он? — спросил Хасан.
   — На БТРе своем сидит, впереди нас.
   Хасан вылез из люка, и мы с Туркменом остались одни. Туркмен сидел и молчал, положив голову на руль.
   — Да ладно, Туркмен, не переживай, мы всегда возвращались, вернемся и в следующий раз. А когда в Союз вернемся, то обязательно когда-нибудь встретимся вместе, и будем вспоминать этот сучий кошмар уже в прошлом, — сказал я Туркмену и похлопал его по плечу.
   — Пусть слова твои Юра, дойдут до бога, — сказал Туркмен.
   — Дойдут, дойдут, вот увидишь. Может к медикам заскочим, проведаем Качка.
   — Ах да, забыл. Качка вертушка забрала с ранеными, у него температура поднялась, заражение вроде пошло.
   — Вот черт, я так и знал, у него температура была еще тогда, я думал это у него от браги.
   — Я подъезжал к вертушке, когда его грузили, вид у него был не важный. Вам привет передавал.
   — Ну ничего, выкарабкается, Качок пацан здоровый.
   — Будем надеяться.
   — Туркмен, а ты знаешь? Если бы не Сапог, не сидел бы я тут с вами.
   — Нет, не знаю, — подняв голову, сказал с удивлением Туркмен.
   И я рассказал Туркмену, как Сапог замочил духа, потом я рассказал, что происходило в кишлаке. Туркмен смотрел на меня и слушал, не перебивая, и не задавая вопросов. Закончив, я спросил Туркмена:
   — Ну, и как ты назовешь все это блядство?
   — Юра, в какие условия нас ставят, в таких условиях мы и действуем. А что касается промашек и потерь, пусть это будет на совести генералов. А мы будем делать то, что нам прикажут, и никуда от этого не денешься, мы давали присягу. Здесь война, на войне умирают, и к сожалению многие гибнут по глупости, если не по своей, то по глупости командиров.
   — Ты, Туркмен, рассуждаешь, прямо как проповедник.
   — Ну, я же все-таки учился в офицерском училище, меня там пропагандой зарядили под завязку.
   Тут в люк заскочил Хасан:
   — В общем, так, сейчас колонна выдвигается в Герат, едем сначала в сарбосовскую дивизию, там передохнем и пообедаем заодно, подождем наливники с горючкой, наши за это время смотаются в полк за хавкой и боеприпасами. После куда-то еще рванем, а вот куда — не знаю.
   — А на хрена нам эти сарбосы? — спросил я.
   — Да не знаю я, полкач так решил. Наверно, хочет навести разборки за провал в кишлаке. Ротный говорит, что полкач замполита вздрючил, и хотел в расположение отправить, но потом передумал, сами знаете, с замполитами ссориться опасно.
   — Пи…дить их надо. Это в Союзе пусть они политику свою пихают, а тут Афган, здесь другая политика. Черт, как базар про замполитов заходит, вспоминаются политзанятия, и сразу тянет на сон, — сказал я, и завалился на десантное сидение. Спустя какое-то время я задремал, проснулся от жуткой жары весь мокрый от пота. БТР был раскален как духовка, я глянул на часы, они показывали пол одиннадцатого дня, проспал я где-то около двух часов. Рядом на сиденье спал Урал.
   — Туркмен, где мы едем?
   — Я не Туркмен, я Хасан.
   — А где Туркмен?
   — Спит рядом с тобой.
   — Это же Урал.
   — Да на полу он спит.
   — Где едем, черт возьми?
   — Окрестности Герата показались, духовский мост уже видно, километра три примерно до него.
   — Спаситель мой где?
   — Сапог, что ли? На броне сидит.
   — У нас, вроде, брага оставалась?
   — Да, там есть пара литров.
   — На привале надо будет допить, а то переиграет и будет сивухой переть, ненавижу этот запах.
   — Конечно, выпьем, неужели ты думаешь, что мы ее обратно в полк привезем.
   — Дай чарса, я косяк заколочу, свой отдал пацанам. Хасан протянул пластинку, я взял у него эту пластинку и заколотил сигарету.
   — Ты будешь? Хотя чего я спрашиваю, когда ты не хотел.
   — Вот именно, и никогда такое не спрашивай.
   Я прикурил и, сделав несколько затяжек, передал сигарету Хасану.
   — Юра, ты че гильзу не вставил?
   — Да облом с ней возиться, я не до конца выпотрошил, и забил так.
   (Гильза — это трубочка сделанная из плотной бумаги, ее вставляешь в выпотрошенную сигарету, как фильтр, чтоб табак не попадал в рот. Обычно мы ее делали из картонки из спичечного коробка или из пачки от сигарет.)
   Мы выкурили косяк и я, захватив с собой автомат, полез на броню. Сапог сидел и разглядывал окрестности, колонна как змея двигалась по извилистой дороге, пыль относилась ветром в сторону и на броне было более или менее сносно. Жара стояла сумасшедшая, и горячий ветер обжигал лицо, но мы давно к этому привыкли и не обращали внимания. Впереди виднелись окрестности Герата, но это была духовская часть Герата. Полк, конечно, не поедет через город, хотя через него намного ближе, чем в объезд, но есть одно «но», там везде духи и везде мины. Бывали случаи, когда наши пытались таким образом сократить путь, но без происшествий это сделать никому не удавалось, и приходилось всегда в спешке возвращаться обратно и ехать в объезд, только время зря теряли, а бывало, что людей и технику.
   Я обратился к Сапогу:
   — Слушай, Сапог, а как тебя зовут-то? А то постоянно Сапог, Сапог.
   — Андрей, — ответил Сапог.
   — Значит, тезка Качка?
   — Значит, так.
   — А на гражданке чем занимался?
   — Да ничем, работал сварщиком, потом в армию забрали.
   — А родом откуда?
   — Родился во Фрунзе, там школу закончил и уехал в Казахстан, в город Актюбинск.
   — Родня там, что ли?
   — Да нет, так просто поехал. Да, в общем, долгая история.
   — Да расскажи ты, все равно делать нечего.
   — После окончания школы гуляли мы на выпускном вечере, ну и выпили малость. Там ансамбль наш школьный пел, аппаратура у них была новая, недавно только закупили. Ну, мы с дружками после вечера еще выпили немного, и решили эту аппаратуру свиснуть. Трое нас было, вот мы ночью пришли к школе, выставили окно и залезли в здание, потом прошли в спортзал, там была кладовка и в ней хранилась вся эта аппаратура. Вот мы ее оттуда и уперли, взяли три электрогитары, усилитель, пару колонок, микрофоны и еще всякой дряни по мелочи, барабаны брать не стали, они гремят как кастрюли. Всю эту хрень мы спрятали за гаражами, и решили, когда все утихнет, пихнем все это, новая аппаратура у нас спросом пользовалась. А на другой день в школе начался кипеш, ментов вызвали, начали выдергивать тех, кто был на выпускном. А один мой дружок, Бахыт его звали, кому-то по пьяне проболтался, а тот другому и в оконцовке дошло до ментов. Двоих моих дружков забрали, а я успел смотаться, забрал из дома документы, взял деньги, сколько смог найти в доме, и рванул куда глаза глядят, а из родных ничего никому не сказал, матушка с батей были в это время на работе, а сестренка в школе. Ехал куда попало, сначала на попутках, потом на товарняках, и оказался в каком-то городе, как потом оказалось, это и был Актюбинск. Как раз было время сдачи документов в учебные заведения всякие, я набрел на какое-то училище и сдал документы на сварщика. Год проучился, но домой пока писать боялся, потом уже через полтора года на новогодние каникулы съездил в свой город, и втихаря пришел домой. Дома, конечно, все обрадовались, что я хоть живой оказался, потом разборки устроили, но все в конце концов обошлось. Батя рассказал, что моих дружков посадили обоих, по два года дали общака, а меня менты сначала искали, спрашивали, а потом вроде бросили это дело, но мне батя посоветовал пока никому на глаза не показываться, а дальше видно будет. Потом я снова уехал в Актюбинск, закончил училище, прошел практику, потом началась отработка и оттуда же призвался в армию. Вот и вся история.
   — Ну ты даешь, Сапог, да ты, оказывается, фестивальщик.
   — Да, было дело.
   — Ну а чего здесь-то опустился так? Ты ведь вроде нормальный пацан, судя по рассказу.
   — Да это с учебки еще. Я с Носорогом в месте в одной учебке был, а у него земляк там служил на постоянке в роте обеспечения, вот они меня и загоняли. А потом когда сюда попал, Носорог меня стал опускать дальше, и сказал, если пикну, то он меня отпидарасит и всем объявит об этом, а я с детства драться не могу и не люблю. Он приставал ко мне постоянно. Ну, ты понимаешь о чем я.
   — Че ты говоришь? Носорог хотел тебя отжарить-? Сапог да ты че, шутишь? — я обалдел от удивления.
   — Да какие тут шутки. Я ему сказал, что если он это сделает, я застрелюсь. Потом он отстал вроде, но обещал до самого дембеля меня чмырить. К Закирову он приставал постоянно насчет этого, но Закирчик с ним подрался, Носорог был здоровый бык и, естественно, отметелил Закирчика. Но Носорог тебя боялся, ты же земляк Закирова. Но ты дембель, и поэтому Носорог запугивал постоянно Закирчика, мол, уйдут дембеля, я тебя чурку ваще урою.
   — Так значит, Носорог беспределом занимался в роте конкретно?
   — Еще как.
   — Так он же трусливый был, как заяц.
   — Это он перед вами трусливый.
   «Да, — подумал я, — Носорог оказывается, опускал пацанов по всякому. Ну что ж, он на что шел, на то и нарвался, Закиров оказался пацанчиком не промах. Но если б не Закирчик, так кто-нибудь другой все равно бы это сделал. Так ведь нельзя, здесь же не зона, черт возьми, но даже на зоне беспределом не занимаются.»
   — А этот урод пидарасил кого-нибудь в роте? — спросил я Сапога.
   — Вроде нет, но я по крайней мере, такого не слышал. Но приставал он к чижам постоянно.
   — Ну ты даешь, Сапог, я даже представить себе такого не мог. А ну, Сапог, пошли в БТР запрыгнем.
   Я запрыгнул в люк, и уселся на командирское сидение, Сапог залез за мной и пробрался в отсек, Туркмен с Уралом уже проснулись, и сидели болтали о чем-то.
   — Пацаны, знаете, что я вам сейчас расскажу, а?
   — Ну и что ты нам расскажешь, Юрец? — спросил Хасан.
   — Я вам сейчас про Носорога, царствие ему подземельное, такую х…ню расскажу, не поверите.
   И я поведал пацанам о том, что мне рассказал Сапог. Все слушали с недоумением, никто про Носорога такое не слышал, также как и я.
   — Не пи…ди, — удивленно произнес Хасан, выслушав меня.
   — Вот свидетель перед вами, Сапог, не верите мне, спросите его.
   Хасан посмотрел на Сапога, тот закивал головой. Потом все принялись обсуждать услышанное. Всех перебил Хасан.
   — Машина комбата свернула в кишлак! — крикнул он.
   Мы все вылезли на броню, Хасан отдал руль Туркмену, и тоже вылез с нами. За БТРом комбата в кишлак съехала машина ротного. Из кишлака повыскакивали бачата и побежали в сторону колонны, размахивая открытками, монтановскими сумками и всякой дребеденью, на которую можно обменять у нас еду или что-либо из одежды, у некоторых из них в руках были лепешки чарса, за ними потянулись и остальные обитатели этого небольшого кишлачка, они тащили канистры и ведра для солярки или бензина.
   На окраине кишлака находились насколько бедных дуканчиков, в них торговали изюмом, сушеными дынями, гранатами (плод такой), лепешками и виноградом. Колонна остановилась, к машинам сразу же стали подбегать бачата и жители кишлака, началась торговля. Офицеры пытались отогнать бачат от машин, но те, как назойливые мухи, облепляли одну машину за другой. К нам подбежали пара бачат и стали предлагать чарс и всякие побрякушки.
   — Шурави, сумка бери, короший сумка. Мала деньга беру, — баченок показывал мне три пальца, мол, триста афганей.
   — Да не надо мне твою сумку, пошел вон отсюда! — крикнул я ему.
   Урал подозвал этого баченка и стал предлагать ему сменять шапку на сумку. Хасан менял у другого бачи чарс на кашу из сухпая. Пока эти двое бачат парили нам мозги, третий с другой стороны пытался отвязать ящик с гранатами, которые были привязаны с боку БТРа. Я увидел это и закричал:
   — А ну, быстро пошел вон от сюда, сученок.
   Баченок отбежал на несколько метров, потом остановился и стал смотреть на меня. Я навел на него автомат и передернул затвор.
   — Вали отсюда я тебе сказал, не врубаешься что ли.
   Баченок скривил мне гримасу и побежал к следующему БТРу. Сапог сидел на башне и наблюдал за происходящим. Я крикнул ему:
   — Сапог, смотри за этими чертятами, а то они весь БТР по гайкам растащат.
   К нам подошел старик с канистрой.
   — Масла, масла, — говорил он и показывал на канистру.
   Я поманил его пальцем, он быстро подошел ко мне и стал протягивать канистру.
   — Да убери ты эту канистру, пистолетные патроны есть, цинк. Понимаешь. Пуф-пуф. Понимаешь? Маленький такой, — я показывал пальцами размер патрончика.
   — Масла, Шурави, — тыкал он мне канистру.
   — Вот баран, да нахер мне твоя канистра. Хасан! Переведи этому придурку.
   — Че ты хотел? — спросил Хасан, подойдя к нам.
   — Патроны ему хочу сбагрить, скажи ты ему там по-своему.
   Хасан перебросился с этим аксакалом несколькими фразами, тот закивал. Хасан показал ему два пальца, старик ему один.
   — Он берет один цинк, — сказал Хасан.
   — За сколько?
   — За пятнадцать. Говорит, что два бы взял с удовольствием, но денег на два нету.
   — Так пусть предложит кому-нибудь из своих. Хотя, слушай, поехали подъедем к кишлаку, заодно в дукане возьмем лепешек и винограду.
   Хасан вытащил цинк с патронами и показал старику, чтоб подошел с другой стороны. Тот обошел БТР, отдал деньги и забрал цинк с патронами; замотав его в мешковину, он поспешно направился в кишлак.
   — Туркмен! Поехали подъедем к дуканам.
   БТР наш тронулся, и мы направились в сторону дуканов. Хасан показал пальцем в сторону кишлака. Там между дувалами стояли две БМПшки.
   — Смотрите, вон разведка стоит.
   — Ну, ни фига себе, они уже там, ну разведчики, шустрые ребята, — удивился я.
   — Сейчас подъедем и узнаем, чего они там торчат, — промолвил Урал.
   — А ну, покажь сумарь, — я взял из рук Урала сумку, которую он выменял у бачи.
   — За шапку выкрутил, да?
   — Пришлось еще ремень отдать в придачу.
   — Ниче, нормально, на дембель покатит, — я протянул Уралу сумку.
   Мы подъехали к дуканам и стали разглядывать их содержимое. Туркмен спрыгнул с БТРа и, подойдя к дуканщику, стал с ним о чем-то болтать, пробуя при этом виноград.
   — Хасан, а давай заберем все, что захотим, а если этот душара будет пи…деть, по башке автоматом долбанем, и все, че зря деньги тратить, — предложил я.
   — Ага, конечно, это уже наша сторона Герата, тут советники где-то недалеко. Сейчас пожалуются царандойцам или ХАДовцам, те особняк подключат, потом разъе-ывайся с ними.
   — Да пошли они нахер эти царандойцы, как воевать, так их нету. К тому же это не наша сторона, здесь пограничная зона.
   — Да какая разница, чья сторона. Скажут, что мародерством занимаемся и все такое.
   — Ну, иди возьми пожрать в дукане, а то Туркмен стоит болтает бестолку и виноград жрет.
   — Пошли вместе.
   Мы спрыгнули с брони и подошли к Туркмену с дуканщиком. Потом Хасан пошел к другому дукану, расположенному недалеко от этого.
   — Ну че Туркмен торгуешься? — спросил я.
   — Да нет, просто болтаем. Зачем торговаться, я и так нахаляву фрукты хаваю.
   Я тоже оторвал от кисти несколько виноградинок и стал кидать их в рот по одной. К нашему БТРу снова подбежали двое бачат и стали крутиться, предлагая что-то Уралу с Сапогом. Я хотел крикнуть им, чтоб смотрели за этими гавриками, но Сапог и так бдительно наблюдал за бачатами. Дуканщик неплохо знал русский, и я его спросил:
   — Патроны возьмешь?
   — Какой патрон? — спросил он.
   — Пистолет — Макаров.
   — Скока?
   — Цинк.
   — Давай неси, беру.
   — Пятнадцать, — предложил я.
   — Давай, даю пятнадцать.
   — А двадцать?
   — Нет, двадцать не даю, цена пятнадцать, больше не даю.
   К нам подошел Хасан, в руках у него было несколько лепешек и гора винограда. Туркмен тоже купил пару лепешек, винограда и несколько гранат, и мы направились к БТРу.
   — Тот дуканщик берет патроны, — обратился ко мне Хасан.
   — Этот тоже берет.
   — Я с тем уже договорился за пятнадцать.
   — Я с этим тоже, да к тому же сюда ближе нести.
   Я обернулся, дуканщик шел следом за нами. Потом я увидел, как другой дуканщик тоже бежит к нашему БТРу. После оба дуканщика стали спорить между собой, размахивая руками.
   — Хасан, чего они орут? — спросил я.
   — Спорят, кто патроны возьмет.
   — Кто больше заплатит, тот и возьмет, че тут думать.
   — Ага, хрен они больше заплатят, будут целый день спорить, а больше пятнадцати ни один не даст.
   — Ну и пошли они тогда нахер, не ждать же, пока они наорутся.
   Мы залезли на броню, Хасан достал цинк с патронами, и что-то крикнул им, оба дуканщика сразу заткнулись и уставились на Хасана.
   — Чего ты им такого сказал? — спросил я Хасана.
   — Предложил, как ты советовал, кто больше даст, того и цинк, и они заткнулись сразу.
   Потом Хасан показал пальцем на дуканщика, с которым договаривался я и, говоря ему что-то по-таджикски, указал на меня, после чего протянул ему патроны, тот подошел ко мне и протянул деньги, я взял их и положил в карман. После афганцев деньги можно не пересчитывать, они обычно не надувают, это наши вечно «кидают» духов на каждом шагу. То солидол им спихнут вместо масла, в канистру натолкают солидола, а сверху нальют немного масла, то вместо тушенки пропихнут хрень какую-нибудь в банке. Поэтому духи нам не очень то доверяют, прежде чем дать деньги они говорят: «Шурави, давай контрол», мол, давай проверим.
   И так удачно сторговавшись, мы загрузились на броню и направились в сторону, где стояли разведчики, там же недалеко стояли машины комбата и ротного.
   — А че ты своему дуканщику патроны не продал?
   — Тот, с которым ты договорился, таджик по нации.
   — А, ну тогда понятно, родная кровь, значит. Слушай, а ты чарса взял? —спросил я Хасана.
   — Взял, конечно, я чарс всегда в первую очередь беру.
   — Ну тогда забей косяк, что ли.
   — Я уже забил.
   — Ну взрывай.
   — Кто будет? Сапог, курнешь?
   — Не, я не буду.
   — Ну, дело хозяйское. Урал, спроси Туркмена.
   — Нет, он не будет, — ответил Урал.
   Мы втроем курнули косяк, БТР как раз подкатил к БМПшкам разведчиков. Из люка торчал Серега.
   — Серега, где остальные? — крикнул ему я.
   — По кишлаку шарахаются где-то.
   — А че вы здесь делаете?
   — Комбат здесь со старейшинами базарит о чем-то.
   — А Пипок где?
   — Не знаю, там по кишлаку лазит, только что на горизонте мелькал, потом свалил куда-то.
   Мы с Хасаном спрыгнули с брони и направились в кишлак, Урал запрыгнул на БМПшку к разведчикам, а Туркмен с Сапогом остались в БТРе. Километрах в двух виднелись руины старого города, и немного позади видно было духовский мост, вдалеке виднелась бетонка и кусочек нашего моста с заставой, мы находились на возвышенности, и поэтому видели всю окраину старого и нового города.
   В кишлаке жизнь била ключом, женщины что-то колдовали возле глиняных печей находящихся во дворах, наверное, пекли лепешки, старики курили чилим и о чем-то судачили между собой. Мужиков и парней в кишлаке видно не было, в основном они были в бандах, а тех, кто не успел уйти в банду, забирали в армию. Жители кишлака смотрели на нас с подозрением, явно они нам не доверяли, да как нам доверять, наши военные частенько заезжая в подобные кишлаки, занимались тут беспределом. Заходили во все дома, забирали все, что понравится, одним словом просто грабили их, и возразить местные ничего не могли, а все делалось под видом того, что, мол, ищем здесь оружие и боеприпасы и тайники душманов. Чумазые как чертята детишки со стороны глазели на наших солдат, а те, что были посмелее, подбегали и протягивали ручки со словами: «Шурави — бакшиш, бакшиш» (это значит подарок). По всему было видно, что кишлак бедный, это было видно и по одежде обитателей и по постройкам. Зелени тоже здесь было мало, по окраинам кое-где виднелись редкие виноградники, в низине ближе к речке были разбиты небольшие участки огородиков. Рядом с огородами паслось небольшое стадо баранов и пара коров, по кишлаку бродил худой и облезлый верблюд и пара оседланных ишаков.
   — Куда мы идем? — спросил я Хасана.
   — Да никуда, просто походим по кишлаку, посмотрим, как люди живут. А че еще делать?
   Вдруг рядом с нами прогремел выстрел, потом крик и очередь из автомата. Мы с Хасаном моментально вскинули автоматы и стали озираться. Очередь прервалась, но крик продолжался, в кишлаке сразу все забегали, перепуганные жители начали прятаться по домам, военные держали оружие наготове.
   Я заскочил за дувал, и вдруг увидел орущего Пипка, он кричал как дурак, направив автомат на дверь дувала, палец его сжимал курок, но в магазине закончились патроны, и слышен был только его крик. Я подбежал к нему и тряхнул за плечо:
   — Пипок, че ты орешь?! Что случилось?! Черт возьми! — я развернул его к себе лицом.
   — Не, ты видел?! Мля, Душара, сука рваный! Чуть не замочил, пидор! Не, ты видел? Мля, гад — падла! Ты видел? Юра, ты видел?! — Пипок талдычил как сумасшедший.
   — Да успокойся ты, Пипок! — крикнул я ему в лицо.
   Пипок смотрел на меня ошалелыми и перепуганными глазами. Я первый раз в жизни видел перепуганную улыбку.
   К нам подбежали бойцы и офицеры, они в непонятках смотрели на нас с Пипком.
   Подбежали наш ротный с комбатом и летеха — взводный разведки.
   — Что здесь происходит?! — закричал комбат.
   Пипок показывал на дверь дувала и повторял дрожащим голосом:
   — Душара, сука, чуть не застрелил — гад.
   Мы все бросились к двери дувала, первым заскочил в дувал комбат, за ним ротный и взводный разведки, за ними зашли мы с Хасаном. В дувале была жуткая картина. На полу лежал старик, рядом валялся бур, рядом со стариком лежала женщина, а возле нее плакал ребенок двух лет примерно. Старик был весь изорван пулями, женщина была тяжело ранена, но еще дышала, ребенок вроде был цел. Пипок от страха выпустил в двери дувала весь рожок на сорок пять патронов.
   — Выходим отсюда! Быстро! Мудаки, е… вашу мать! — крикнул комбат.