Носорог медлено подошел к моей кровати:
   — Юра, тикы ны бый.
   Я встал и с размаху заехал ему кулаком в лобешник. Он вылетел из прохода.
   — Да ты не переживай Носорог, в твоей башке все равно нет мозгов, так что сотрясения не будет. А теперь вали отсюда, пока я тебе зубы не выбил, и если при мне чижей дрочить будешь, я тебя самого чижом сделаю.
   Носорог смотрел на меня и лупал глазами.
   — Ну чего ты на меня вылупился, или тебе еще раз по балде стукнуть?
   — Не, не, я ужи тикаю, — брякнул Носорог и пулей вылетел из палатки.
   — Юрка, а ну садись-да, накуримся давай наверно-а, — с полублатным акцентом процедил Хасан.
   — Подожди Хасан, я вот Пипка спрошу кое о чем, Пипок ведь наш чувак. Да же, Пипок?
   — Ну спрашивай, какой базар, — спокойно ответил Пипок.
   — Слушай Пипок, чего там за ерунда с пистолетными патронами, не слыхал? — спросил я.
   — Их духи берут по пятнадцать тысяч афошек за цинк, — ответил Пипок.
   У нас с Хасаном глаза полезли на лоб, пятнадцать тысяч афганей — это шестьсот рублей чеками, мы поначалу просто не поверили.
   — Слушай, Пипок, да тебе чарс курить нельзя, ты и так уже «гонишь», — сказал Хасан.
   — Ну, не верите, не надо, — сказал Пипок, и добавил, — позавчера мы в кишлаке продали духам три пачки по сто пятьдесят афошек за пачку, а в цинке сто пачек, вот и считайте.
   — Ну ладно Пипок, поживем-увидим, — сказал я.
   — Живите, смотрите, дело ваше, — сказал Пипок, и воскликнул:
   — Ну что, может, косяк взорвем, или будем сидеть и удивляться?!
   Хасан «взорвал» косяк и два раза затянувшись, передал Пипку, тот, сделав пару затяжек, протянул косяк мне, я глубоко затянулся, чарс был крепкий и я начал кашлять, вторую затяжку уже сделал поменьше. После второго круга появился сушняк и меня начало потихоньку «накрывать», чарс действительно был хороший. Я с трудом приподнялся, вставил кассету в магнитолу и включил, на кассете пацаны пели песню под гитару, и песня эта была как раз в тему.
   В Союзе была одна популярная песня с такими словами:

 
Все напоминает о тебе,
А ты нигде.
Остался день, который вместе видел нас,
В последний раз —

 
   и т. д.
   Эту песню слышали многие, а в Афгане слова этой песни переделали, и зазвучала она примерно так:

 
Те, кто попал в Афганистан,
Ты знаешь сам,
Тебе поможет в трудный час Афганский чарс,
Афганский план.

 
   Мы начали потихоньку раскумариваться, и вдруг на горизонте появился Сапог.
   — О-о, Сапог-жан, иди ко мне, — окликнул его Хасан и, вытащив чеки из кармана, протянул их Сапогу.
   — Вот чеки, слетай в магазин и возьми четыре банки «Si-Si»и четыре пакета конфет, только резче, понял.
   Сапог взял чеки и побежал в магазин, а мы продолжили добивать «косяк».
   После третьего круга я почувствовал, что приплыл капитально, «крыша» не только ехала, а ходуном ходила, язык во рту еле ворочался. А напротив сидел Пипок и цвел как подсолнух, я не мог равнодушно смотреть на его цветущую физиономию, а он, как назло, уставился на меня в упор и залился смехом, забыв про косяк который дымился у него в руке.
   — Пипок, я тебе паранджу привезу с рейда, напялишь ее, когда план с нами курить будешь, а то я не можу спокойно смотреть на твой цветущий лепень.
   А Пипку по фигу, уставился на меня и давай дальше «ха-ха» ловить.
   — Пипок, передавай косяк дальше, придурок, — подал голос Хасан.
   Вдруг в проходе между кроватями послышалось шевеление, и мы все повернули головы, там стояли два сарбоса и смотрели на нас с довольной улыбкой. Я поначалу обалдел, откуда, черт возьми, сарбосы у нас в палатке, неужели «галюники» начались?
   Пипок протянул руку, в которой дымил косяк и ляпнул:
   — О, духи! Смарите, вон духи.
   Потом меж сарбосовских голов появилась голова нашего замполита полка майора Кудряшова, мы смотрели на них, а они на нас. Мне показалось, что время остановилось, (кто накуривался, тот знает, что время по раскумарке идет очень очень медленно).
   Мы все понимали, что надо выключить музыку, потом встать, поприветствовать замполита, и наконец Пипку надо хотя бы затушить «косяк», кумар от которого стоял на всю палатку.
   Ни встать, ни выключить музыку мы были не в состоянии, потому что нас прибило наглухо, я попытался выключить мафон, даже руку протянул, но так и застыл с рукой на тумбочке. А Пипок, судя по всему, просто «замкнул» и застыл в своей вечной улыбке, как портрет Джаконды, а между его пальцев торчал косяк, дым от которого тонкой струйкой подымался к потолку.
   Из динамиков лился припев той самой песни, где отчетливо были слышны слова:

 
Вот пошел косяк по кругу, по второму.
И легче нам, и легче нам.
Что может заглушить тоску по дому?
Афганский чарс, афганский план.

 
   — Пипок, сука, убери косяк, — прошипел сквозь зубы Хасан.
   Вдруг раздался голос Сапога:
   — Товарищ майор, разрешите пройти?
   Замполит сделал шаг в сторону, сарбосы тоже расступились. Сапог бесцеремонно прошествовал между ними и кроватями, положил лимонад и конфеты на тумбочку и посмотрел на Хасана.
   — Забери банку «Si-Si» и пакет с конфетами себе, и свободен, — еле выдавил Хасан.
   Сапог взял банку «Si— Si», пакет конфет и спокойно вышел, не обращая внимания ни на сарбосов, ни на замполита, который обалдел, сначала увидев нас обдолбленных, а потом наглого Сапога. Когда мы «включились», замполит и сарбосы уже были в другом конце палатки. Мы даже не заметили когда они ушли.
   Замполит, что-то громко говорил сарбосам, навроде: вот у нас красный уголок, вот боевой листок и т.д. Оказывается, это была делегация от сарбосовской армии, и замполит им показывал, как живут советские военные, их быт и все такое, экскурсия, короче.
   Временно нас пронесло, замполит прекрасно все понял, а сарбосы тем более, но сарбосам было по фигу, а что касается замполита, то что он мог в данный момент сделать? Орать на нас было бесполезно, и поэтому он молча ушел. Но, как бы там ни было, в будущем стоило ожидать разборок с замполитом.
   Через некоторое время, может через час, может через два, появился ротный, старший лейтенант Савин, родом он был из Краснодара, в Афган попал после военного училища, прослужил два года и ждал замены.
   Он подошел к нам и скомандовал:
   — Хорош балдеть, давайте готовьтесь, через два часа выезжаем. Гараев, скажи водилам, пусть готовят машины.
   Потом ротный обратился ко мне:
   — А ты, Бережной, возьми бойцов и дуй на склад РАВ, получите боеприпасы и ждите там, пока не подъедут машины, — и, увидев Пипка, обратился к нему:
   — Пипонин, а ты чего сидишь здесь и улыбаешься во всю харю? Давай вали к себе в подразделение, ваши выезжают через час.
   — Чижи поедут? — спросил я ротного.
   — Да, троих возьмем, а то не все экипажи укомплектованы, пятерых ведь желтуха свалила.
   — Товарищ старший лейтенант, разрешите взять Сапогова? — спросил Хасан.
   — Кого, Сапогова!? Духов будете им пугать что ли? — ротный аж обалдел.
   — Под мою ответственность, товарищ старший лейтенант, мы возьмем его к себе в экипаж, у нас как раз снайпера нету, — продолжал уговаривать Хасан.
   — Ну ладно, черт с ним, берите. Но только, Гараев, смотри, сам с ним нянчиться будешь, — сказал ротный и, ухмыльнувшись, добавил: — Снайпер, смотрите, а то он всех духов перестреляет, воевать не с кем будет.
   Я с удивлением посмотрел на Хасана:
   — Ты это че, Хасан?
   — А что, пусть съездит разок, пока я здесь, а то ведь прослужит два года и духов не разу не увидит.
   — Да Сапог тебя за это в жопу расцелует, он уже и не надеялся никогда в рейд вырваться, — сказал Пипок.
   — Ну иди, Хасан, обрадуй Сапога, заставь его отмыться, побриться, и пусть мой танковый комбез оденет, так уж и быть пожертвую ради такого дела, а то действительно всех духов распугает, комбез лежит под моей кроватью, — сказал я Хасану.
   Ну что поделать, надо готовиться к рейду. Пипок перед уходом подошел ко мне и спросил:
   — Юра, ты магнитофон с собой на дембель увезешь?
   — Нет, я себе двухкассетник в Союзе возьму, а этот оставлю пацанам, — ответил я.
   — Слушай, Юрка. Оставь его мне, а? Ну что тебе надо за него, скажи?
   — Десять литров браги сделай и можешь забирать эту «шарманку».
   — Все понял, брага будет, только после рейда, а то сейчас нигде нету.
   — Ну хорошо, давай после рейда, мне все равно.
   И Пипок ушел с довольным видом, а я стал собираться на склад РАВ, который находился за полком, и идти туда надо было минут пятнадцать.
   Выйдя из палатки, я увидел Носорога, который стоял под «грибком» и парил мозги чижу-дневальному.
   Ну, неисправимый дурак, этот Носорог, подумал я, его хоть убей, а он все равно за свое.
   — Носорог, отстань от дневального и иди сюда.
   Носорог подбежал и сделал бравый вид:
   — Слухаю.
   — Так вот, слухай и запоминай, а если с одного раза не запомнишь, повторять буду через вот это, — я показал Носорогу кулак, и спросил:— Понял?
   — Поняв, поняв, ты тикы кажи, а я усэ сдилаю, як надо.
   — Так вот слушай, берешь троих или четверых чижей, и дуете на склад РАВ. Возьмешь свой и мой автоматы, мы там машины будем ждать. С нами в рейд поедут два чижа, Закиров и Мосейко, их не бери на склад, они пусть хватают АГС и дуют на БТР. Подойдете на складе к капитану и скажите, что мы, мол, с третей роты и пришли получить боеприпасы. Ты слушаешь меня, балбес?
   — Да, да, слухаю.
   — А теперь запоминай, что надо получить, с нашей роты поедут в рейд пять машин, на каждую получите по десять цинков патронов 5,45 на автомат, столько же на КПВТ, 7,62 калибр на пулемет ПКТ и для снайперки. И еще, чтоб был один или два цинка трассеров на каждую единицу, кроме того, на КПВТ половина бронебойные, половина разрывные. Понял, Носорог?
   — Усэ ясно, — ответил с умным видом Носорог.
   — Еще не все, слушай дальше, на подствольник возьмете гранат цинков десять, на АГС столько же, гранат наберете на ручной гранатомет штук по двадцать на каждую машину и просто гранат ручных ящика по четыре на каждую машину. РГДшек берите по одному яшику и по три ящика эФок, РГДшками будем рыбу глушить, а эФки для боя, сигнальные ракеты не надо брать, их в БТРах полно. Ну, ты все запомнил или повторить?
   — Не, не, я усэ помню.
   — Ну тогда вали, а я позже подойду, если машины раньше меня подойдут, скажешь Хасану, пусть ждут меня на складе.
   Носорог пошел выполнять приказ, а я побрел к саперам проверить, чего там хотел Индрек, и заодно узнать, кто там вчера подорвался на мине, а то пацаны с нашей роты чего-то там говорили, но толком никто ничего не знал.
   У саперов в палатке стоял полумрак, свет струился из двух полуоткрытых окон, остальные были закрыты. Из угла доносилась игра на гитаре, и пение, я пошел на звук и увидел дембелей, судя по всему, они что-то пили, увидев, что кто-то идет, они сначала притихли, но потом, узнав, крикнули:
   — О, пехота к нам пожаловала, ну проходи, гостем будешь.
   — Да мне некогда, скоро выезжаем, я Индрека ищу. Где он, не знаете?
   — Только что был в офицерской половине палатки, он же теперь с шакалами кентуется, — ответили мне.
   — Я слышал, у вас вчера подорвался кто-то? — спросил я.
   — Да, Эдик с Дагестана, да ты, Юра, его знаешь, он у вас в роте часто бывал. Вот поминаем, на выпей браги, извини, спирта не достали.
   — Да ладно, какой там спирт, наливай что есть.
   Мне протянули кружку с брагой, я выпил и спросил:
   — Сильно его потрепало?
   — Да какой там потрепало, его фугасом разорвало на куски, мы еле собрали тело в кучу, голову и одну ногу так и не нашли.
   — Что, мина с каким-то приколом была?
   — Откуда знать, мины нет — взорвалась, Эдика тоже нет.
   — Э-э-э, пидор! Ты куда сел? — заорал кто-то из дембелей.
   Я обернулся и увидел чижа, который соскочил с кровати как ошпаренный, а когда присмотрелся, то понял. Оказывается чиж по запарке сел на Эдика кровать, которая была поверх одеяла заправлена наискось красной лентой.
   — Смотри под жопу урод, и ваще, уйди с глаз моих, пока я гитару на твоей тупой башке не разбил!
   Чиж, недолго думая, мгновенно исчез из поля зрения, потому как на пьяных дембелей нарваться, это хуже чем на мину.
   — Бля буду, ну что за чижы тупые пошли, я обадеваю просто, — начал кто-то возмущаться.
   Мне некогда было расслабляться, и я встал с кровати, махнув мужикам рукой, сказал:
   — Ну ладно, мужики, я пошел, а то некогда.
   — А куда едете-то?
   — Да я не знаю, может, на Кандагарский рынок махнем, давно уже мы там пи-дюлей не получали.
   — Ну давай, ни пуха вам, пехота.
   — К черту, — ответил я и направился к выходу.
   Я вышел на улицу, перед глазами стояло лицо Эдика, я его хорошо знал, спокойный такой парнишка. Он частенько заходил к нам в палатку, бывший наш взводный, который месяц назад заменился, был его земляком. Вроде недавно сидел он у нас в палатке и смеялся над тем, как Носорог «наезжает» на чижей, и вдруг нет его, разорвался на мине, и голову разнесло так, что и найти не могли, чертовщина какая-то. За два года не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями, но привыкнуть к ним никак не могу, да разве к этому привыкнешь.
   Вдруг в памяти всплыл сон, который мне приснился месяц назад, я проснулся тогда от какого-то кошмара, и сразу стало на душе как-то муторно, но содержания сна я не помнил, что-то хреновое, а что именно — так и не смог вспомнить. А сейчас вспомнил, оказывается, мне приснился Эдик, стоит передо мной на одной ноге и без головы, а его голос откуда-то сверху спрашивает:
   — Юра, где моя голова, как я теперь домой поеду без головы? Мама ведь меня не узнает.
   И тут я проснулся от этого кошмара.
   Помню еще по гражданке, бывало, попаду куда-нибудь первый раз, знаю точно, что здесь никогда не был, а такое ощущение, будто б я все это где-то уже видел. Или какой-нибудь момент произойдет в жизни, и вдруг в памяти промелькнет — где-то что— то подобное со мной уже происходило, и в тоже время осознаешь, что не может этого быть, со мной это в первый раз, а оказывается, все это было во сне, такие сны называют вещими. Мне в Афгане часто стали сниться такие сны, и я уже начал боятся их, некоторые не сбывались, но многие моменты из снов через время происходили на самом деле, иногда я даже боялся засыпать. Хотя действительность была куда страшнее, но в снах чувства обостряются, и после этих снов остается неприятный осадок на душе и ожидание чего-то плохого.
   В последнее время мне часто снится один и тот же сон, я вижу девушку мусульманку, молодую, с красивым телом и длинными черными волосами, но у нее как будто бы нет лица. Я во сне пытаюсь подойти к ней, но она отдаляется, я пытаюсь разглядеть ее лицо, но оно расплывчато, а ее звонкий смех разносится эхом в горах. Я чувствую, что эта девушка приближается к пропасти и не замечает этого, я пытаюсь ей что-то крикнуть, но голоса своего не слышу, я бегу к ней, чтобы удержать ее от падения, но она вдруг исчезает, а я падаю в эту пропасть и просыпаюсь. Этот сон я помню отчетливо, но вот не могу понять, к чему он.
   Обойдя палатку саперной роты, я подошел к ней с другой стороны, постучал в дверь, потом приоткрыл ее и спросил:
   — Можно?
   — Кто там? А-а, Юра! Привет, да ты проходи, проходи, я здесь один.
   Я прошел в палатку, на кровати сидел Индрек и что-то шил.
   — Привет, ну как отучился? — спросил я его.
   — Да лучше не спрашивай, дрочили как сук, все шесть месяцев напролет.
   — Зато теперь ты прапор, командир как никак.
   — Это точно, жаль, в своей роте не оставили.
   — А что так? Я думал, будешь у нас взводным, а то наш взводный мудак какой-то, ходит деловой такой, еще ни в одном рейде не был, а гонорится, будто б сто лет служит в Афгане, даже советы какие-то нам дает, салабон херов.
   — Да я тоже думал, у себя в роте буду служить, а оказалось, что у саперов нет техника, ну меня командир и направил сюда, да мне какая разница.
   — Да конечно, какая разница — на мине подорваться или пулю из дувала получить.
   — Сплюнь, дурак.
   — Да чего плевать, если на роду написано, никуда от этого не денешься.
   — Может быть, может быть.
   — Ты, Индрек, чего хотел-то?
   — Афошки есть?
   — Да есть, а сколько надо?
   — А сколько есть?
   — Ну, тысяч пять наберу.
   — Один к тридцати отдашь?
   — Слушай Индрек, ты ведь курс не хуже меня знаешь, и давай не будем торговаться, берешь — бери, не берешь — не надо. Мне лично не к спеху, это тебе надо, а не мне. Ты как с шакалами связался, так сразу стал на них похож. Знаешь ведь, как эти «бабки» достаются?
   — Ну ладно, Юра, завязывай, а то разошелся. Беру, беру один к двадцати пяти, — Индрек полез в карман и достал чеки, вытащил две бумажки и протянул мне.
   — Индрек, мне крупные не надо, давай червонцами, мне через таможню их тащить придется, а стольники звенят, ты же сам знаешь.
   — Ну, на стольник я мелочи дам, а остальное сам разменяешь.
   — Ну ладно, давай хоть на стольник, — я вернул ему сотенную бумажку.
   Индрек опять достал чеки и, отсчитав сотню червонцами, протянул их мне. Я достал афошки и отдал ему:
   — Можешь не считать, там пять ровно.
   — Я верю, а насчет того, что я там с шакалами скорешился, ты, Юра, давай кончай такой базар вести, мы ведь с тобой два года друг друга знаем. Разве я когда-нибудь подляны кому делал?
   — Ты, Индрек, когда из Союза приехал? Месяц, наверно, или больше? А хоть раз ты зашел в свою роту? Только не надо говорить, что у тебя дела были и все такое. Пацаны, вон, Эдика поминают, ты хоть бы подошел к ним, посидел, а ты затарился в офицерскую половину и сидишь сам на сам.
   — Ну ладно, Юра, давай не будем сориться.
   — Да я не собираюсь с тобой сориться, зачем мне это надо. Просто заходи хоть иногда, мы ведь одного призыва, мне скоро на дембель, это тебе еще два года здесь тарахтеть. План, наверно, тоже не куришь с такими как я, да?
   — Если есть давай забьем, без проблем.
   — У Хасана остался, а то бы я с тобой курнул. С шакалами не накуриваешься?
   — Почему же, бывает и такое, все мы люди, все мы человеки. А молодые лейтенанты — они ведь такие же пацаны, как и мы, только старше на три-четыре года.
   — Да я знаю, чего ты мне объясняешь.
   — Ну а чего тогда спрашиваешь?
   — Индрек, а чего тебе афошки-то приспичили?
   — В дукан хочу смотаться, закупиться немного надо. Я ведь зеленый листок повезу в Союз, может домой смогу заскочить.
   — Эдика гроб ты поедешь отвозить, да?
   — Да, я и еще один парнишка, его земляк с нашей роты.
   — Смотри, чтоб тебя там в Дагестанском ауле не замочили.
   — С чего это вдруг?
   — Помнишь, год назад я и взводный отвозили чижа узбека, который сам подорвался на гранате, он еще хотел гранату из подсумка достать, за кольцо потянул, кольцо вытащил, а граната в подсумке осталась?
   — А, ну да, припоминаю.
   — Он с аула был под Самаркандом. Так вот, когда родня его узнала, что гроб из Афгана пришел, там вой такой поднялся на весь аул. Меня-то не тронули. Я что? Я такой же солдат. А взводного чуть не затоптали, они с военкомом еле отбились от баб.
   — Да ну, Юра, кончай такое базарить. Напугать меня хочешь наверно?
   — А что пугать, я говорю то, что было.
   — Во-первых, Эдик не с аула, а с Махачкалы, а во-вторых, Дагестан не Узбекистан.
   — Да что ты так запереживал, Индрек, я просто рассказал случай, который произошел со мной, только и всего, а ты сразу начал.
   — Да я не переживаю, просто неприятное это дело, груз 200 сопровождать.
   — Ну конечно. Чего ж тут приятного? Одно успокаивает, что там не ты лежишь, и то ладно.
   — Это точно.
   — Ну ладно, Индрек, я пойду на склад, а то наши выезжают скоро, надо проверить, чего там мои болваны получили из боеприпасов. Ты что куришь-то, блатные есть какие-нибудь?
   — "Ростов" будешь?
   — "Ростов" у меня тоже есть, я думал ты LМорэі или LКэмэлі куришь.
   — Да какой LКэмэлі? Я еще первую зарплату не получил, сегодня надо сходить.
   — Обмывать будешь?
   — Елки-палки, у меня вся получка только на обмывку уйдет, всем надо обмыть.
   — Индрек, мне все не нужны, ты главное обмой своим пацанам, а остальные потом.
   — Ладно, ладно, обмою, какой базар. Хасану и Туркмену привет от меня передай.
   — Ладно, передам и скажу, что ты обещал два флакона водяры. Ништяк?
   — Ништяк, ништяк, передавай, как приеду из Союза, зайду.
   Я встал и направился к выходу:
   — Давай, Индрек, заходи, будем ждать, — сказал я напоследок, и вышел из палатки.
   Жара стояла ужасная, наверное, все шестьдесят лупит, да еще афганец задул. Ох, как уже надоел этот суховей, и когда только я не буду видеть эту сумасшедшую жару, раскаленный песок и скалы, когда не буду слышать, как завывает этот проклятый ветер-афганец, подымая песок на несколько метров от земли, а пыль чуть ли не до самого неба. Проклятая страна, и за что нам такое наказание.
   Я медленно шел в направлении склада, и мечтал о том, что буду делать по приезду в Союз. Как бы там ни было, а это, наверное, мой последний рейд, а потом долгожданный дембель.
   На дембель уже все было готово, и парадка со значками, и дипломат упакован, оставалось главное, провезти в Союз чеки через таможню, а подарков можно будет и в Ташкенте накупить. Хотя кому подарки-то везти? Разве что себе самому. Можно было бы зайти к этой сыкухе — Ленке, дочке директора, ей уже восемнадцать стукнуло. Да только папаша ее, дурак, как узнает, житья все равно не даст, найдет какой-нибудь повод и посадит к чертям собачим, если конечно я его раньше не прибью, козла.
   Так в раздумьях я даже не заметил, как пришел на склад. Носорог, сидя на ящиках, что-то оживленно рассказывал чижам, размахивая руками, а те делали вид, что внимательно его слушают, лишь бы только не злить этого придурка.
   Я подошел поближе, Носорог меня увидел и начал вставать, медленно и с большим обломом.
   — Ну что Носорог, все получили?
   — А як же, усе, шо ты казав, получено.
   — Я проверять не буду, но если что-то не так, то ты, Носорог, сам знаешь, что будет.
   — Не, не, туто усэ, шо ты казав, я провирыв два рази. Мы усе разложилы по кучкам на кажный БэТиР.
   Я сел рядом с ними и закурил сигарету, настроение было какое-то тоскливое, разная ерунда лезла в голову, да еще этот сон не дает покоя.
   Мы сидели на ящиках с патронами и молчали, думая каждый о своем.
   — Слушайте, — обратился я к пацанам, — вам сны снятся?
   — Да бывает, — ответил парнишка литовец, и добавил, — дом часто снится, мать, отец, братишка снится, ему было четыре годика, когда меня призвали, через месяц будет уже пять.
   — Оно и понятно, вы недавно из дома. А у меня нет дома, я вырос в детдоме, учился в спецшколе, потом колония, и вот армия. Поначалу мне тоже снился детдом, а сейчас,.. — я замолчал, что толку говорить кому-то о своих снах, все равно не поймут, я и сам-то в них разобраться не могу.
   Тут вдруг в разговор встрял Носорог:
   — А мини дивчина снылась, гарна така дивчина. Я йии раздягаю, усэ сняв, глядь, а у нэй диркы ныма. Я ны пийму, куды суваты-то?
   Я не выдержал, и крикнул:
   — Слушай Носорог, заткнись! Сам придурок, и сны у тебя дурацкие. Молчи лучше.
   — А шо я, я кажу шо мини снылось, — ответил приглушенно Носорог.
   — Лучше не кажи ничего, не нервируй меня. Ты вообще, что-нибудь путное говорил когда-нибудь? Постоянно чушь мелешь, — сказал я Носорогу.
   Показались наши БТРы, ну вот и все, подумал я, сейчас грузимся и вперед, заре навстречу, и вдруг вспомнил, что не ходил на обед. Как вспомнил про обед, так сразу жрать захотелось, ну черт с ним, по дороге в какой-нибудь продуктовый дукан заскочим или, на крайняк, сухпай приговорю.
   — Ну все, подымайтесь, сейчас грузиться будем, машины вон на подходе, — скомандовал я бойцам.
   БТРы мчались на всех парах, подымая пыль. Первым подъехал БТР ротного, второй с новоиспеченным взводным, это был его первый рейд, и у него был боевой вид, он гордо восседал на башне БТР а с АКСом, как царь на троне. Третьим подъехал БТР во главе с командиром второго взвода, потом машина старшины и последним был наш.
   Я заметил на броне нашего БТРа Сапога, его было не узнать, в новом танкаче, отмытый, побритый, лицо его излучало счастье и восторг. Хасан сидел позади Сапога и прикалывался, тыча в него пальцом, после чего жестом показал, «мол, как он тебе?» Я показал ему, что все, мол, ништяк, на высшем уровне.
   Ротный спрыгнул с брони и крикнул мне:
   — Ну что, все готово?
   — Да, готово, пусть разбирают боеприпасы, здесь разложено на каждую машину, — ответил я ротному, и спросил:
   — А кто колонной командовать будет, товарищ старший лейтенант?
   — Замполит будет. Командир в Шиндант уехал утром. Чего у вас там утром с замполитом вышло? Он мне на вас жаловался.
   — Не заметили, как он вошел в палатку, не поприветствовали его, ну и так далее.
   — Не заметили, говорите? Да вы его в упор не видели, вы друг друга ни черта не видели, а чего уж там говорить об остальных.
   После чего ротный повернулся к машинам и крикнул:
   — Ну, чего сидите как в гостях? А ну давай по быстрому хватайте патроны и грузите в машины, нас колонна ждет на бетонке.
   Рота высыпалась с БТРов, и все принялись грузить боеприпасы в машины. Я подошел к Носорогу и взял у него свой АКС и подсумок с двумя связками, по паре «магазинов» в каждой. «Магазины» у меня были от РПК, на 45 патронов.
   — Ну чего стоишь, давай иди помогай своим грузиться, — сказал я Носорогу и пошел на свой БТР.
   Хасан подал мне руку, я запрыгнул на броню и спросил его:
   — Колонна большая?
   — Нет не большая, три танка, наших пять машин, три машины со второй роты, одна машина замполита, другая комбата, потом тягач с ремроты, Урал с РМО, летучка и две «таблетки». Ну вот, вроде и все.