Страница:
Я подошел к пацанам и попросил Урала:
— Слушай, Урал, возьми Сапога, и принесите девчонку вон с того дувала.
Урал молча пошел, а Сапог остался стоять.
— Сапог, ты че, ваще уже затормозил в конец, не слышишь, что я сказал?
Сапог очнулся и побежал за Уралом. А мы сели перекурить, и ждать когда подойдет тягач. Все сидели и молчали, каждый думал о своем.
Ко мне подошел Хасан и сел рядом, он прикурил сигарету, я почувствовал дым от чарса.
— Ты что, косяк взорвл, Хасан? — спросил я его.
— Да. А что? Самое время, по-моему.
— Ну, давай накуримся, раз так, а то жуть какая-то на душе, сейчас бы браги всосать пару литров, жизнь эта блядская в трезвом виде ужасна, а по раскумарке она ужасней вдвойне.
Хасан передал мне забитую сигарету, я затянулся несколько раз, к нам подошел Качок и сел рядом.
— Качок, курнешь? — я протянул ему косяк.
— Ну давай, курну, почему бы нет.
Качок взял косяк и тоже сделал несколько затяжек, потом передал его Хасану. Я лбом уперся в пламегаситель автомата и уставился в дуло подствольника. Сейчас нажать бы вот так на курок, и все, и нет тебя, и нет этого Афгана, этих проклятых дувалов, трупов, и не слышать бы больше это сатанинское завывание ветра-афганца.
Хасан стукнул меня по плечу.
— Нет, Хасан, я не буду, передай Качку, меня накрыло уже. В голову и так начинают лезть какие-то дурацкие мысли.
За стеной послышался лязг гусениц и гул дизеля, это подъезжал тягач. Ну, слава богу, подумал я, сейчас закопаем это мясо, и побыстрее отсюда свалить, ко всем чертям.
Урал с Сапогом принесли девчонку и собирались бросить в общую кучу.
— Урал, положите ее с детьми, ей лет шестнадцать от силы, дите еще.
— А какая разница? — спросил Урал.
— А тебе какая?
— Да в общем никакой, — и они с Сапогом потащили ее дальше.
На Сапога жалко было смотреть, на лице его была маска перепуганного шизофреника, который вот-вот расплачется.
Я встал и пошел к воротам, ХБшка, стояла колом от пота, солнце палило во всю силу, а лицо обдувал горячий ветер. Сушняк давил со страшной силой, я отцепил флягу с водой и глотнул, запрокинув голову, перед глазами открылась бездонная голубизна неба, и не было видно ни одной тучки, только сплошная бескрайняя голубизна, и палящий фонарь под названием солнце.
Вдруг со стороны гор появилась вертушка, а за ней еще одна, обе были с красными крестами. Интересно, откуда это они? С нашего полка вроде нигде не воюют, соседний полк тоже никуда не выезжал. Неужели разведроту накрыли где-то?
Подойдя к воротам, я увидел там ротного, который что-то показывал водиле с тягача.
— Что, не влазит в ворота? — спросил я ротного.
— А, это ты Бережной? Да, подкрылками цепляет.
— Ну так пусть протаранит одну сторону, лопата у него вон какая, можно горы таранить.
— Да, наверное, придется так и сделать.
— Что за санитарные вертушки мелькают, товарищ старший лейтенант? — спросил я ротного.
— Десантура в горах, сегодня утром их туда забросили.
— Достается, наверное, ребятам в голубых беретах?
— Да уж, несладко им сейчас. Нас наверно на блок поставят с той стороны гор. Если ДШБ духов из ущелья выбьет, нам придется их встречать внизу.
— Черт, там десантуру молотят, а мы тут говно хороним, — я сплюнул загустевшую как кисель слюну.
— И это тоже кому-то делать надо, и ни чего с этим не поделаешь, — ответил ротный.
К нам подошел водила с тягача, это был парнишка литовец, звали его Витаутас.
— Ну, что будем делать, командир? — спросил он.
— Таранить какую-нибудь из сторон, выбирай любую.
— Нет проблем, таранить, так таранить, — ответил спокойно Витаутас и пошел в тягач.
Мы отошли в сторону и приготовились наблюдать за тягачом.
— Как думаешь, с первого раза протаранит? — спросил ротный.
— Да запросто, — ответил я, и добавил, — тягач это тот же танк, только без башни.
Тягач развернулся, опустил лопату, отъехал назад метров сто, и с разгона шарахнул по краю стены. Поднялась пыль, посыпались глиняные кирпичи, и ворота стали на пару метров шире. Тягач въехал во двор кишлака и поехал к колодцу.
Я посмотрел на ротного и спросил:
— Товарищ старший лейтенант, а может, не будем жечь трупы? Закопаем их поглубже, и все, чего зря соляру палить, а то этот запах жареного мяса опять, я когда-нибудь сойду с ума от этого запаха.
— Ты думаешь, для меня это удовольствие? Я и так уже шашлыки до конца жизни жрать не смогу. Ладно, пойду скажу, чтоб не жгли. А замполиту надо доложить, что сожгли. Это же его идея, лично мне все это, как серпом по яйцам.
Ротный пошел к тягачу, а я побрел на свой БТР, там народу и так хватает и без меня управятся, я лучше с Туркменом посижу.
Запрыгнув в люк БТРа, я увидел там Хасана.
— Хасан, а ты чего здесь делаешь?
— Сижу вот, косяк забиваю. Жду, когда ты придешь, и мы курнем с тобой.
Туркмен вот, тоже захотел раскумариться.
— А как же виноград, а, Туркмен? Ты ж с виноградом хотел, — сказал я глядя на Туркмена.
— Да какой там виноград. Я ходил в кишлак и насмотрелся там винограда.
— А ты что, ходил к колодцу?
— Да, сидеть надоело, и решил сходить посмотреть.
— Ну и как тебе пейзаж?
— Уж лучше б я здесь сидел.
Хасан прикурил косяк и подсел к нам.
— Слушай, Хасан, как тебе лезет этот чарс? — спросил я Хасана.
— А тебе?
— Дак ты же постоянно рядом, и постоянно с косяком, куда ж тут денешься.
— А ты не кури, — сказал Хасан и передал косяк Туркмену.
— Я б не курил, да вот неохота смотреть трезвыми глазами на твою обдолбленную рожу.
— Ну, тогда кури и молчи.
— Там еще что-нибудь осталось из того, что Серега нам дал?
— Есть, на три косяка где-то.
— Хасан, если б у тебя был мешок чарса, ты бы сел, и за пять минут выкурил бы весь мешок?
— А ты дай мне мешок чарса, и увидишь.
— А что толку? Ты его один хрен за раз весь скуришь, а что не скуришь, сожрешь.
Пока мы болтали, Туркмен сидел и курил, слушая нас.
— Туркмен, ты что там прибился? Давай сюда косяк, — я забрал у него косяк и докурил его сам.
— Э, вы что это ребята, а где косяк? — очнулся Хасан.
— Туркмен скурил, мне только пятка досталась, — сказал я Хасану.
— Что, еще забивать, что ли?!
— Мне хватит, — сказал я.
— Мне тоже, —сказал Туркмен.
— Да пошли вы-, я тогда сам себе забью, —Хасан достал сигарету и стал потрошить.
— Хасан, ты когда план начал курить? —Спросил я.
— Еще до того как родился.
— А ты Туркмен?
— После того как родился.
— Ну а я тогда во время родов.
— Мужики! — воскликнул Хасан. — Приезжайте ко мне после дембеля, я вам мешок плана дам, там, где я живу, его растет навалом.
— Нашел чем удивить, — сказал спокойно я, — приезжайте ко мне в Алма-Ату, поедем к моему корешу, он в Чу живет, я вам вагон этой дряни накошу. Слышали наверно про Чуйскую долину? Хасан прикурил косяк, и сказал затягиваясь.
— У нас в Таджикистане план лучше.
— Хрен тебе, самый хороший план на Чуйской долине.
— Самый хороший план, это афганский чарс, — сказал Туркмен, и взял косяк у Хасана из рук.
— Туркмен, только не увлекайся, здесь я еще сижу, — сказал я шепотом Туркмену.
Туркмен протянул мне косяк со словами:
— На, Юрик, а то опять скажешь, что я все скурил.
Тут соскочил Хасан, и, ударившись головой о затвор пулемета, сел обратно, схватившись за голову.
— Хасан, ты хотел что-то сказать? — спросил я, и затянулся пару раз.
— Да… да… дай сюда косяк! Вы оху…ли оба, я себе забил, а тут уже х…й ночевал, а кто-то вроде не хотел больше.
Хасан забрал у меня косяк и начал курить, глядя на нас по очереди, то на меня, то на Туркмена.
— Ну че уставились, хрен вам, вы свое выкурили, — сказал он.
Мы с Туркменом посмотрели друг на друга и оба «раскололись». Не помню, сколько я угарал, наверное, минут пять. Туркмен от хохота вообще вылез на броню, а Хасан сидел, и с деловым видом докуривал косяк.
— Э-э-э, наши возвращаются, — крикнул сверху Туркмен.
Я сел в командирское сидение, а Хасан запрыгнул за руль.
— Я поеду, — сказал он заплетающимся языком.
— Ты смотри, не заедь куда-нибудь.
— Не ссы, Маруся! — крикнул Хасан и запустил движки.
— Ты подожди ехать, пацаны еще не запрыгнули.
Тут в люк заглянул Туркмен.
— Эй, вы чего там?
— Тут все занято, так что сиди на броне, — сказал я Туркмену.
— Ты Юра смотри за Хасаном, а то он опять, куда-нибудь заедет.
Хасан вытолкнул рукой голову Туркмена из люка.
— Да не надо меня учить, вы еще под стол пешком ходили, когда я первый раз за руль сел.
— За руль чего, ишака? — подколол я Хасана. — У моего деда был УАЗик военного образца, я на нем по пескам рассекал.
— А-а-а, ну тогда понятно, тогда поехали, раз такое дело.
Я стукнул автоматом по броне и крикнул:
— Наверху все?
— Да, да, все нормально, — раздался голос сверху.
— Хасан, ну давай трогай, машина ротного уже отъехала. Или ты забыл, как трогаться? Стремена в бока и кнутом по жопе, а когда остановиться надо, потяни за уздечку. Тебя, наверное, так дед учил?
— Юра, подколешь меня, когда я срать сяду.
— Хасан, ты этот прикол от меня слышал, да?
— Нет. Я его еще по гражданке слышал.
— Твой дед, наверное, так тебя подкалывал.
— Бабушка так меня подкалывала! Доволен? — Хасан в упор посмотрел мне в лицо.
— Да, да, конечно, доволен, только поехать уже давно пора. Тебе не кажется? БТР тронулся, и медленно начал набирать ход, Хасан сидел за рулем с деловым видом. Я надел шлемофон и настроил волну на «Голос Америки», там как раз шла трансляция про бой в горах, которые находились в трех километрах от нас. «Голос Америки» вещал на всех языках пятнадцати Советских республик, в этот момент шла трансляция на Украинском языке, я толком ничего не мог разобрать, и снял шлемофон, выставив рацию на общий эфир.
Мы направлялись в сторону бетонки, но вдруг ротный, показал рукой по направлению вправо и их БТР свернул вправо.
— Куда это они? — спросил удивленно Хасан.
— Куда, куда. На танковую точку. Он же обещал заскочить туда по пути, — сказал я Хасану.
— А зачем?
— Пиз…ы танкистам вставить. У них под носом средь белого дня кишлак вырезали. Может, и их тоже замочили. Надо же проверить, как ты считаешь, а, Хасан?
— Я никак не считаю, мне похеру. Мы направились за машиной ротного. Подъехав к танковой точке, мы с Хасаном высунулись из люков, и стали наблюдать за происходящим. А произошло вот что.
Ротный, спрыгнув с БТРа направился в капонир, там должен был находиться экипаж танка, стоящего на охранении полка.
Из двери показался сержант, — видно, услышав звук наших моторов, он решил посмотреть, кого там принесло.
Увидев офицера, он приложил руку к помятой панаме, и стал докладывать, его слегка качало, как антенну на ветру.
— Товаищ сташий ейтенант, докладывает командил танковой точки, сейжант Собоев, — заплетающимся языком пролепетал сержант.
Из капонира раздался крик:
— Соболь, кого там хрен принес?
Ротный долбанул сержанта кулаком в лоб, и быстрым шагом направился к двери, открыв дверь пинком, он скрылся внутри капонира.
Сержант сидел на заднице и тряс головой, он и так был в полной прострации, а тут еще по башке получил от ротного.
Из капонира раздавался грохот, звон посуды и шквал матов, потом появился ротный, держа в руках двадцатилитровый стеклянный бутыль, в котором было чуть больше половины браги.
— Петруха! Хватай бутыль и тащи в БТР, — крикнул ротный.
Пятрас спрыгнул с машины, подбежал к ротному и, взяв у него бутыль, попер его в машину.
Ротный, проходя мимо сержанта, бросил ему:
— Скажите спасибо, времени у меня нет на вас блядей. Устроили здесь кабак.
Ротный запрыгнул на броню и крикнул нам:
— Поедем с той стороны гор, — и показал пальцем в противоположную от бетонки сторону, и добавил:
— Колонна нас не ждала, они обогнули горы со стороны бетонки и уже, наверное, стали на блок с другой стороны в одном из кишлаков. А нам ближе обогнуть горы с этой стороны. Ну все, двинули.
БТР ротного дернулся и стал набирать скорость, мы двинулись за ними, помахав рукой обалдевшим от переполоха танкистам.
— Во, ни фига себе ротный отоварился, — сказал я.
— Надо будет у ротного литра три вырулить, — предложил Хасан.
— Ага, щас, он уже разогнался и отлил.
— Ну, на чарс сменяем.
— Ему твой чарс нахер не упал. Да и вообще, у тебя чарс-то хоть есть?
— Сейчас в каком-нибудь кишлаке возьмем.
— Ну так сначала возьми, а уже потом меняться думай.
Я высунулся из люка, солнце клонилось к закату и «афганец» начал потихоньку утихать, но все равно в лицо дул поток горячего воздуха. Пыль от переднего БТРа относило в сторону, и на броне более или менее можно было ехать. Надо набрать во фляжку воды из бака, подумал я и стал вылезать из люка.
Сзади на каждом БТРе стояли два бака с водой обшитые кошмой, вода была в Афгане на вес золота. Кошмой мы обшивали баки для охлаждения воды, смачиваешь ее периодически водой, и обдуваемая ветром кошма становится холодной, не дает нагреться воде в баке.
— Ну, как тут наверху? — спросил я пацанов.
— Да все ништяк, вот ждем, когда солнце сядет, а то запарила уже эта жара, — ответил Урал.
— Сапог, а ты-то как, не выпал еще?
— Да нормально все, — ответил потухшим голосом Сапог.
Я открыл крышку одного бака и засунул флягу в воду, внутри что-то звякнуло, я не понял. Фляга об стенку бака стукнулась, что ли? Да вроде до стенки еще далеко, я пошарил рукой и нащупал канистру внутри бака. Во, ни фига себе, а это еще откуда? Я оглянулся назад и увидел напряженно глядящего на меня Урала, остальные сидели спокойно, и никак не реагировали.
— Это моя канистра, — сказал Урал.
— Ты что, Урал, вообще охерел, канистру с дизмаслом в бак с водой засунул? — спросил я, подумав, что в этой канистре дизмасло для продажи.
— Да там брага, — еле слышно сказал Урал.
— Что, брага? — переспросил я, не поверив своим ушам.
— Да, да, брага, — глядя на меня, громко ответил Урал.
Туркмен, Качок и Сапог мгновенно повернули головы к нам.
— А какого черта ты молчал, Татарин хренов? — допытывался я.
— Она еще не готова, а вам скажи, так вы ее выжрете, и не дождетесь.
— Сколько времени стоит? — спросил Туркмен.
— Трое суток будет сегодня вечером, — ответил Урал.
— Ну ты, Татарин, даешь, двадцать литров браги, и ты молчишь, — не переставал удивляться я.
— Да чего ты, Юра, насел на меня, как будто б я один ее выпить собрался, вот поспеет, и выпьем вместе.
— Да уже трое суток прошло, ее уже пить вовсю можно.
— Да успокойся ты, Юра, сейчас на блок станем и спокойно выпьем, не на ходу же ее хлебать, — сказал Качок.
— А вдруг меня духи замочат, и я не успею даже браги напиться, — не унимался я.
— Замочат, нам больше достанется, — сказал с подколкой Туркмен.
Тут вылез из люка Хасан и крикнул:
— Чего вы там у баков собрались?
— Тут брага, 20 литров, Татарин затарил в бак канистру, а я нашел.
— Не пиз…и! — крикнул Хасан, вытянув лицо от удивления.
БТР вдруг повело в сторону.
— За дорогой смотри, дурак, — крикнул я ему.
— Вы там без меня не пейте, имейте совесть. Туркмен, на, езжай. Кто водила, я или ты?
— Фигу тебе, сам сел за руль, теперь вот и езжай, а мы тут браги похлебаем, — ответил Туркмен.
— Я сейчас брошу руль, на фига мне это надо.
— Да езжай, не боись, никто ничего пока не пьет. На блок станем, потом вмажем, — успокоил я Хасана.
— Надо было подрочить этого Таджика, — сказал Туркмен.
— Да на фиг он сдался. Ты что его не знаешь? Сейчас руль бросит, и тебе потом ехать. А если он от руля оторвется, то эту брагу придется нам пить сейчас, Хасан просто так не успокоится, — сказал я Туркмену.
— А мы ротному завидовали, а у самих брага в баке едет. Ну ты, Урал, даешь, — покачал головой Качок.
— Что б вы без меня делали? — пропел Урал с довольной миной.
В сторону перевала пролетели две санитарные вертушки и четыре «крокодила».
— Там на перевале, что-то серьезное происходит. Штурмовики начинают подтягивать, —произнес я, глядя в небо.
— Нам придется духов у подножья ловить, наверное, — высказал мнение Урал.
— Если до темноты до наших доедем, то да, а если не успеем, и стемнеет, то наоборот, духи нас будут ловить у подножья. Так что надо быстрее обогнуть эти горы, и примкнуть к нашим, пока не поздно, — ответил я Уралу, и полез в люк БТРа.
— Юра, что там за брага? —спросил меня Хасан.
— Да Урал затарил канистру с брагой в бак с водой, а я хотел воды набрать, ну и надыбал ее там.
— А че он молчал-то?
— Ну как че? Чтоб мы ее не выпили раньше времени.
— А когда он ее поставил?
— Вчера вечером, — я не стал говорить Хасану, что брага стоит уже трое суток, а то бы он бросил руль, и полез ее пробовать, ну а за ним и все остальные, ну и я, конечно.
— О, завтра уже можно пробовать, — сказал Хасан с довольным видом.
— Брага брагой, а я жрать хочу с самого утра.
Я полез в коробку, вынул оттуда пачку сухпайка, открыл ее и достал банку с тушенкой и сахар, кашу брать не стал, она в холодном виде как застывший парафин. С открывашками проблем не было, они шли в комплекте к цинкам с боеприпасами, и к банкам с запалами от гранат. Сухари и кашу я закинул обратно в коробку, а вместо сухарей взял батоны в вакуумной упаковке. Батоны эти были, в общем, ничего, но без воды их жрать было невозможно, потому как они были сухими, не в смысле твердыми, а сухими, то есть очищенными полностью от влаги и слегка проспиртованными. Когда открываешь упаковку, спирт сразу испаряется, и батоны становятся мягкими и на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.
Я достал один батон, открыл банку тушенки и с аппетитом все это съел, запив водой с сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.
Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и смотрел в потолок. Спать не хотелось, я просто лежал и думал о всякой ерунде, о гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о чем думает обычно солдат вдалеке от дома. О доме я не думал, так как его у меня не было, а может это и к лучшему, если убьют, то хоть горевать никто не будет. Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал — вот вернусь на гражданку, найду себе хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно двух, а может трех, возьмем из детдома, из того, где воспитывался сам, и воспитаем их так, чтоб они никогда не думали о том, что у них не было родителей.
Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.
— Хасан! Где мы? — крикнул я.
— В Афгане, — ответил Хасан.
— Да что ты говоришь? А я думал, мы в Африке. Я спрашиваю, в каком месте?
— Тебе улицу назвать?
— Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?
— Да откуда я знаю! Встань и посмотри.
— А по рации что трещат?
— Да ни кого не слышно пока.
— Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде научился, — сказал я, вставая.
— Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, — ответил Хасан.
Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:
— Брагу не выпили?
— Выпили, ты опоздал, — ответил Урал.
Сапог сидел возле баков и глазел на горы, которые простирались справа от нас. Впереди, метрах в пятидесяти, катил БТР ротного. Я глянул на горы, и по коже пробежали мурашки, неприятное ощущение было от этого вида. Много раз, вот так же как сейчас, двигаясь у подножья, колонна нарывалась на засаду, или на снайпера. По боевому ехать тоже опасно, на мины нарываешься чаще чем на засады, и поэтому немного безопаснее ехать на броне, хотя какая разница, хоть так, хоть эдак, в Афгане по всякому опасно.
— Сапог, снайперка заряжена? — спросил я.
— Да, заряжена, — ответил он.
— А ну передерни затвор.
— Зачем? — спросил удивленно Сапог.
— Духов стрелять будем. Понял?
— Каких духов?
— Злых духов. Хочу посмотреть, как ты стреляешь.
Сапог передернул затвор и посмотрел на меня. Я огляделся вокруг, подыскивая подходящую мишень.
— Сапог, видишь вон тот выступ в скале, а на нем коряга торчит или что-то вроде того? — я показал пальцем на выступ с виднеющейся на нем какой-то ерундой в виде коряги.
— Да, вижу.
— А ну, стреляй по этой херне.
Сапог прицелился и застыл в этой позе. Время шло, Сапог целился.
— Сапог, ты что — уснул? — спросил его Качок.
— Ему, наверно, корягу жалко, — добавил Урал.
Раздался выстрел, пуля легла метрах в тридцати от цели, Сапог посмотрел на меня.
— Сапог, дубина, да если ты так будешь целиться, тебя духи не только замочат, но и в плен возьмут вместе с винтовкой. Мало того, ты хотя бы примерно попал, куда целился. А ну, давай снова стреляй, пока не отъехали от места. Целиться будешь три секунды, если дольше задержишься, я тебе в лоб заеду, не попадешь, тоже в лоб получишь. А ну давай быстро целься.
Сапог прицелился, я начал считать.
— Раз… Два…
Раздался выстрел, пуля легла рядом с целью, почти в полуметре от нее. Сапог опустил винтовку и снова посмотрел на меня.
— Сапог, ты без пиз…юлей, ни чего не можешь делать, так что ли?
— Ну ведь чуть-чуть не попал, — промямлил Сапог.
— Нет, насчет этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я даже удивился. Я про другое, тебе пока не вставишь, до тебя не доходит. А если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое, так что ли? Да нас тогда обоих завалят, дурила ты. Станем на блок, ты у меня тренироваться часами напролет будешь. Понял?
— Понял, — пробубнил Сапог.
— Слушай, Урал, возьми Сапога, и принесите девчонку вон с того дувала.
Урал молча пошел, а Сапог остался стоять.
— Сапог, ты че, ваще уже затормозил в конец, не слышишь, что я сказал?
Сапог очнулся и побежал за Уралом. А мы сели перекурить, и ждать когда подойдет тягач. Все сидели и молчали, каждый думал о своем.
Ко мне подошел Хасан и сел рядом, он прикурил сигарету, я почувствовал дым от чарса.
— Ты что, косяк взорвл, Хасан? — спросил я его.
— Да. А что? Самое время, по-моему.
— Ну, давай накуримся, раз так, а то жуть какая-то на душе, сейчас бы браги всосать пару литров, жизнь эта блядская в трезвом виде ужасна, а по раскумарке она ужасней вдвойне.
Хасан передал мне забитую сигарету, я затянулся несколько раз, к нам подошел Качок и сел рядом.
— Качок, курнешь? — я протянул ему косяк.
— Ну давай, курну, почему бы нет.
Качок взял косяк и тоже сделал несколько затяжек, потом передал его Хасану. Я лбом уперся в пламегаситель автомата и уставился в дуло подствольника. Сейчас нажать бы вот так на курок, и все, и нет тебя, и нет этого Афгана, этих проклятых дувалов, трупов, и не слышать бы больше это сатанинское завывание ветра-афганца.
Хасан стукнул меня по плечу.
— Нет, Хасан, я не буду, передай Качку, меня накрыло уже. В голову и так начинают лезть какие-то дурацкие мысли.
За стеной послышался лязг гусениц и гул дизеля, это подъезжал тягач. Ну, слава богу, подумал я, сейчас закопаем это мясо, и побыстрее отсюда свалить, ко всем чертям.
Урал с Сапогом принесли девчонку и собирались бросить в общую кучу.
— Урал, положите ее с детьми, ей лет шестнадцать от силы, дите еще.
— А какая разница? — спросил Урал.
— А тебе какая?
— Да в общем никакой, — и они с Сапогом потащили ее дальше.
На Сапога жалко было смотреть, на лице его была маска перепуганного шизофреника, который вот-вот расплачется.
Я встал и пошел к воротам, ХБшка, стояла колом от пота, солнце палило во всю силу, а лицо обдувал горячий ветер. Сушняк давил со страшной силой, я отцепил флягу с водой и глотнул, запрокинув голову, перед глазами открылась бездонная голубизна неба, и не было видно ни одной тучки, только сплошная бескрайняя голубизна, и палящий фонарь под названием солнце.
Вдруг со стороны гор появилась вертушка, а за ней еще одна, обе были с красными крестами. Интересно, откуда это они? С нашего полка вроде нигде не воюют, соседний полк тоже никуда не выезжал. Неужели разведроту накрыли где-то?
Подойдя к воротам, я увидел там ротного, который что-то показывал водиле с тягача.
— Что, не влазит в ворота? — спросил я ротного.
— А, это ты Бережной? Да, подкрылками цепляет.
— Ну так пусть протаранит одну сторону, лопата у него вон какая, можно горы таранить.
— Да, наверное, придется так и сделать.
— Что за санитарные вертушки мелькают, товарищ старший лейтенант? — спросил я ротного.
— Десантура в горах, сегодня утром их туда забросили.
— Достается, наверное, ребятам в голубых беретах?
— Да уж, несладко им сейчас. Нас наверно на блок поставят с той стороны гор. Если ДШБ духов из ущелья выбьет, нам придется их встречать внизу.
— Черт, там десантуру молотят, а мы тут говно хороним, — я сплюнул загустевшую как кисель слюну.
— И это тоже кому-то делать надо, и ни чего с этим не поделаешь, — ответил ротный.
К нам подошел водила с тягача, это был парнишка литовец, звали его Витаутас.
— Ну, что будем делать, командир? — спросил он.
— Таранить какую-нибудь из сторон, выбирай любую.
— Нет проблем, таранить, так таранить, — ответил спокойно Витаутас и пошел в тягач.
Мы отошли в сторону и приготовились наблюдать за тягачом.
— Как думаешь, с первого раза протаранит? — спросил ротный.
— Да запросто, — ответил я, и добавил, — тягач это тот же танк, только без башни.
Тягач развернулся, опустил лопату, отъехал назад метров сто, и с разгона шарахнул по краю стены. Поднялась пыль, посыпались глиняные кирпичи, и ворота стали на пару метров шире. Тягач въехал во двор кишлака и поехал к колодцу.
Я посмотрел на ротного и спросил:
— Товарищ старший лейтенант, а может, не будем жечь трупы? Закопаем их поглубже, и все, чего зря соляру палить, а то этот запах жареного мяса опять, я когда-нибудь сойду с ума от этого запаха.
— Ты думаешь, для меня это удовольствие? Я и так уже шашлыки до конца жизни жрать не смогу. Ладно, пойду скажу, чтоб не жгли. А замполиту надо доложить, что сожгли. Это же его идея, лично мне все это, как серпом по яйцам.
Ротный пошел к тягачу, а я побрел на свой БТР, там народу и так хватает и без меня управятся, я лучше с Туркменом посижу.
Запрыгнув в люк БТРа, я увидел там Хасана.
— Хасан, а ты чего здесь делаешь?
— Сижу вот, косяк забиваю. Жду, когда ты придешь, и мы курнем с тобой.
Туркмен вот, тоже захотел раскумариться.
— А как же виноград, а, Туркмен? Ты ж с виноградом хотел, — сказал я глядя на Туркмена.
— Да какой там виноград. Я ходил в кишлак и насмотрелся там винограда.
— А ты что, ходил к колодцу?
— Да, сидеть надоело, и решил сходить посмотреть.
— Ну и как тебе пейзаж?
— Уж лучше б я здесь сидел.
Хасан прикурил косяк и подсел к нам.
— Слушай, Хасан, как тебе лезет этот чарс? — спросил я Хасана.
— А тебе?
— Дак ты же постоянно рядом, и постоянно с косяком, куда ж тут денешься.
— А ты не кури, — сказал Хасан и передал косяк Туркмену.
— Я б не курил, да вот неохота смотреть трезвыми глазами на твою обдолбленную рожу.
— Ну, тогда кури и молчи.
— Там еще что-нибудь осталось из того, что Серега нам дал?
— Есть, на три косяка где-то.
— Хасан, если б у тебя был мешок чарса, ты бы сел, и за пять минут выкурил бы весь мешок?
— А ты дай мне мешок чарса, и увидишь.
— А что толку? Ты его один хрен за раз весь скуришь, а что не скуришь, сожрешь.
Пока мы болтали, Туркмен сидел и курил, слушая нас.
— Туркмен, ты что там прибился? Давай сюда косяк, — я забрал у него косяк и докурил его сам.
— Э, вы что это ребята, а где косяк? — очнулся Хасан.
— Туркмен скурил, мне только пятка досталась, — сказал я Хасану.
— Что, еще забивать, что ли?!
— Мне хватит, — сказал я.
— Мне тоже, —сказал Туркмен.
— Да пошли вы-, я тогда сам себе забью, —Хасан достал сигарету и стал потрошить.
— Хасан, ты когда план начал курить? —Спросил я.
— Еще до того как родился.
— А ты Туркмен?
— После того как родился.
— Ну а я тогда во время родов.
— Мужики! — воскликнул Хасан. — Приезжайте ко мне после дембеля, я вам мешок плана дам, там, где я живу, его растет навалом.
— Нашел чем удивить, — сказал спокойно я, — приезжайте ко мне в Алма-Ату, поедем к моему корешу, он в Чу живет, я вам вагон этой дряни накошу. Слышали наверно про Чуйскую долину? Хасан прикурил косяк, и сказал затягиваясь.
— У нас в Таджикистане план лучше.
— Хрен тебе, самый хороший план на Чуйской долине.
— Самый хороший план, это афганский чарс, — сказал Туркмен, и взял косяк у Хасана из рук.
— Туркмен, только не увлекайся, здесь я еще сижу, — сказал я шепотом Туркмену.
Туркмен протянул мне косяк со словами:
— На, Юрик, а то опять скажешь, что я все скурил.
Тут соскочил Хасан, и, ударившись головой о затвор пулемета, сел обратно, схватившись за голову.
— Хасан, ты хотел что-то сказать? — спросил я, и затянулся пару раз.
— Да… да… дай сюда косяк! Вы оху…ли оба, я себе забил, а тут уже х…й ночевал, а кто-то вроде не хотел больше.
Хасан забрал у меня косяк и начал курить, глядя на нас по очереди, то на меня, то на Туркмена.
— Ну че уставились, хрен вам, вы свое выкурили, — сказал он.
Мы с Туркменом посмотрели друг на друга и оба «раскололись». Не помню, сколько я угарал, наверное, минут пять. Туркмен от хохота вообще вылез на броню, а Хасан сидел, и с деловым видом докуривал косяк.
— Э-э-э, наши возвращаются, — крикнул сверху Туркмен.
Я сел в командирское сидение, а Хасан запрыгнул за руль.
— Я поеду, — сказал он заплетающимся языком.
— Ты смотри, не заедь куда-нибудь.
— Не ссы, Маруся! — крикнул Хасан и запустил движки.
— Ты подожди ехать, пацаны еще не запрыгнули.
Тут в люк заглянул Туркмен.
— Эй, вы чего там?
— Тут все занято, так что сиди на броне, — сказал я Туркмену.
— Ты Юра смотри за Хасаном, а то он опять, куда-нибудь заедет.
Хасан вытолкнул рукой голову Туркмена из люка.
— Да не надо меня учить, вы еще под стол пешком ходили, когда я первый раз за руль сел.
— За руль чего, ишака? — подколол я Хасана. — У моего деда был УАЗик военного образца, я на нем по пескам рассекал.
— А-а-а, ну тогда понятно, тогда поехали, раз такое дело.
Я стукнул автоматом по броне и крикнул:
— Наверху все?
— Да, да, все нормально, — раздался голос сверху.
— Хасан, ну давай трогай, машина ротного уже отъехала. Или ты забыл, как трогаться? Стремена в бока и кнутом по жопе, а когда остановиться надо, потяни за уздечку. Тебя, наверное, так дед учил?
— Юра, подколешь меня, когда я срать сяду.
— Хасан, ты этот прикол от меня слышал, да?
— Нет. Я его еще по гражданке слышал.
— Твой дед, наверное, так тебя подкалывал.
— Бабушка так меня подкалывала! Доволен? — Хасан в упор посмотрел мне в лицо.
— Да, да, конечно, доволен, только поехать уже давно пора. Тебе не кажется? БТР тронулся, и медленно начал набирать ход, Хасан сидел за рулем с деловым видом. Я надел шлемофон и настроил волну на «Голос Америки», там как раз шла трансляция про бой в горах, которые находились в трех километрах от нас. «Голос Америки» вещал на всех языках пятнадцати Советских республик, в этот момент шла трансляция на Украинском языке, я толком ничего не мог разобрать, и снял шлемофон, выставив рацию на общий эфир.
Мы направлялись в сторону бетонки, но вдруг ротный, показал рукой по направлению вправо и их БТР свернул вправо.
— Куда это они? — спросил удивленно Хасан.
— Куда, куда. На танковую точку. Он же обещал заскочить туда по пути, — сказал я Хасану.
— А зачем?
— Пиз…ы танкистам вставить. У них под носом средь белого дня кишлак вырезали. Может, и их тоже замочили. Надо же проверить, как ты считаешь, а, Хасан?
— Я никак не считаю, мне похеру. Мы направились за машиной ротного. Подъехав к танковой точке, мы с Хасаном высунулись из люков, и стали наблюдать за происходящим. А произошло вот что.
Ротный, спрыгнув с БТРа направился в капонир, там должен был находиться экипаж танка, стоящего на охранении полка.
Из двери показался сержант, — видно, услышав звук наших моторов, он решил посмотреть, кого там принесло.
Увидев офицера, он приложил руку к помятой панаме, и стал докладывать, его слегка качало, как антенну на ветру.
— Товаищ сташий ейтенант, докладывает командил танковой точки, сейжант Собоев, — заплетающимся языком пролепетал сержант.
Из капонира раздался крик:
— Соболь, кого там хрен принес?
Ротный долбанул сержанта кулаком в лоб, и быстрым шагом направился к двери, открыв дверь пинком, он скрылся внутри капонира.
Сержант сидел на заднице и тряс головой, он и так был в полной прострации, а тут еще по башке получил от ротного.
Из капонира раздавался грохот, звон посуды и шквал матов, потом появился ротный, держа в руках двадцатилитровый стеклянный бутыль, в котором было чуть больше половины браги.
— Петруха! Хватай бутыль и тащи в БТР, — крикнул ротный.
Пятрас спрыгнул с машины, подбежал к ротному и, взяв у него бутыль, попер его в машину.
Ротный, проходя мимо сержанта, бросил ему:
— Скажите спасибо, времени у меня нет на вас блядей. Устроили здесь кабак.
Ротный запрыгнул на броню и крикнул нам:
— Поедем с той стороны гор, — и показал пальцем в противоположную от бетонки сторону, и добавил:
— Колонна нас не ждала, они обогнули горы со стороны бетонки и уже, наверное, стали на блок с другой стороны в одном из кишлаков. А нам ближе обогнуть горы с этой стороны. Ну все, двинули.
БТР ротного дернулся и стал набирать скорость, мы двинулись за ними, помахав рукой обалдевшим от переполоха танкистам.
— Во, ни фига себе ротный отоварился, — сказал я.
— Надо будет у ротного литра три вырулить, — предложил Хасан.
— Ага, щас, он уже разогнался и отлил.
— Ну, на чарс сменяем.
— Ему твой чарс нахер не упал. Да и вообще, у тебя чарс-то хоть есть?
— Сейчас в каком-нибудь кишлаке возьмем.
— Ну так сначала возьми, а уже потом меняться думай.
Я высунулся из люка, солнце клонилось к закату и «афганец» начал потихоньку утихать, но все равно в лицо дул поток горячего воздуха. Пыль от переднего БТРа относило в сторону, и на броне более или менее можно было ехать. Надо набрать во фляжку воды из бака, подумал я и стал вылезать из люка.
Сзади на каждом БТРе стояли два бака с водой обшитые кошмой, вода была в Афгане на вес золота. Кошмой мы обшивали баки для охлаждения воды, смачиваешь ее периодически водой, и обдуваемая ветром кошма становится холодной, не дает нагреться воде в баке.
— Ну, как тут наверху? — спросил я пацанов.
— Да все ништяк, вот ждем, когда солнце сядет, а то запарила уже эта жара, — ответил Урал.
— Сапог, а ты-то как, не выпал еще?
— Да нормально все, — ответил потухшим голосом Сапог.
Я открыл крышку одного бака и засунул флягу в воду, внутри что-то звякнуло, я не понял. Фляга об стенку бака стукнулась, что ли? Да вроде до стенки еще далеко, я пошарил рукой и нащупал канистру внутри бака. Во, ни фига себе, а это еще откуда? Я оглянулся назад и увидел напряженно глядящего на меня Урала, остальные сидели спокойно, и никак не реагировали.
— Это моя канистра, — сказал Урал.
— Ты что, Урал, вообще охерел, канистру с дизмаслом в бак с водой засунул? — спросил я, подумав, что в этой канистре дизмасло для продажи.
— Да там брага, — еле слышно сказал Урал.
— Что, брага? — переспросил я, не поверив своим ушам.
— Да, да, брага, — глядя на меня, громко ответил Урал.
Туркмен, Качок и Сапог мгновенно повернули головы к нам.
— А какого черта ты молчал, Татарин хренов? — допытывался я.
— Она еще не готова, а вам скажи, так вы ее выжрете, и не дождетесь.
— Сколько времени стоит? — спросил Туркмен.
— Трое суток будет сегодня вечером, — ответил Урал.
— Ну ты, Татарин, даешь, двадцать литров браги, и ты молчишь, — не переставал удивляться я.
— Да чего ты, Юра, насел на меня, как будто б я один ее выпить собрался, вот поспеет, и выпьем вместе.
— Да уже трое суток прошло, ее уже пить вовсю можно.
— Да успокойся ты, Юра, сейчас на блок станем и спокойно выпьем, не на ходу же ее хлебать, — сказал Качок.
— А вдруг меня духи замочат, и я не успею даже браги напиться, — не унимался я.
— Замочат, нам больше достанется, — сказал с подколкой Туркмен.
Тут вылез из люка Хасан и крикнул:
— Чего вы там у баков собрались?
— Тут брага, 20 литров, Татарин затарил в бак канистру, а я нашел.
— Не пиз…и! — крикнул Хасан, вытянув лицо от удивления.
БТР вдруг повело в сторону.
— За дорогой смотри, дурак, — крикнул я ему.
— Вы там без меня не пейте, имейте совесть. Туркмен, на, езжай. Кто водила, я или ты?
— Фигу тебе, сам сел за руль, теперь вот и езжай, а мы тут браги похлебаем, — ответил Туркмен.
— Я сейчас брошу руль, на фига мне это надо.
— Да езжай, не боись, никто ничего пока не пьет. На блок станем, потом вмажем, — успокоил я Хасана.
— Надо было подрочить этого Таджика, — сказал Туркмен.
— Да на фиг он сдался. Ты что его не знаешь? Сейчас руль бросит, и тебе потом ехать. А если он от руля оторвется, то эту брагу придется нам пить сейчас, Хасан просто так не успокоится, — сказал я Туркмену.
— А мы ротному завидовали, а у самих брага в баке едет. Ну ты, Урал, даешь, — покачал головой Качок.
— Что б вы без меня делали? — пропел Урал с довольной миной.
В сторону перевала пролетели две санитарные вертушки и четыре «крокодила».
— Там на перевале, что-то серьезное происходит. Штурмовики начинают подтягивать, —произнес я, глядя в небо.
— Нам придется духов у подножья ловить, наверное, — высказал мнение Урал.
— Если до темноты до наших доедем, то да, а если не успеем, и стемнеет, то наоборот, духи нас будут ловить у подножья. Так что надо быстрее обогнуть эти горы, и примкнуть к нашим, пока не поздно, — ответил я Уралу, и полез в люк БТРа.
— Юра, что там за брага? —спросил меня Хасан.
— Да Урал затарил канистру с брагой в бак с водой, а я хотел воды набрать, ну и надыбал ее там.
— А че он молчал-то?
— Ну как че? Чтоб мы ее не выпили раньше времени.
— А когда он ее поставил?
— Вчера вечером, — я не стал говорить Хасану, что брага стоит уже трое суток, а то бы он бросил руль, и полез ее пробовать, ну а за ним и все остальные, ну и я, конечно.
— О, завтра уже можно пробовать, — сказал Хасан с довольным видом.
— Брага брагой, а я жрать хочу с самого утра.
Я полез в коробку, вынул оттуда пачку сухпайка, открыл ее и достал банку с тушенкой и сахар, кашу брать не стал, она в холодном виде как застывший парафин. С открывашками проблем не было, они шли в комплекте к цинкам с боеприпасами, и к банкам с запалами от гранат. Сухари и кашу я закинул обратно в коробку, а вместо сухарей взял батоны в вакуумной упаковке. Батоны эти были, в общем, ничего, но без воды их жрать было невозможно, потому как они были сухими, не в смысле твердыми, а сухими, то есть очищенными полностью от влаги и слегка проспиртованными. Когда открываешь упаковку, спирт сразу испаряется, и батоны становятся мягкими и на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.
Я достал один батон, открыл банку тушенки и с аппетитом все это съел, запив водой с сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.
Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и смотрел в потолок. Спать не хотелось, я просто лежал и думал о всякой ерунде, о гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о чем думает обычно солдат вдалеке от дома. О доме я не думал, так как его у меня не было, а может это и к лучшему, если убьют, то хоть горевать никто не будет. Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал — вот вернусь на гражданку, найду себе хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно двух, а может трех, возьмем из детдома, из того, где воспитывался сам, и воспитаем их так, чтоб они никогда не думали о том, что у них не было родителей.
Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.
— Хасан! Где мы? — крикнул я.
— В Афгане, — ответил Хасан.
— Да что ты говоришь? А я думал, мы в Африке. Я спрашиваю, в каком месте?
— Тебе улицу назвать?
— Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?
— Да откуда я знаю! Встань и посмотри.
— А по рации что трещат?
— Да ни кого не слышно пока.
— Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде научился, — сказал я, вставая.
— Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, — ответил Хасан.
Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:
— Брагу не выпили?
— Выпили, ты опоздал, — ответил Урал.
Сапог сидел возле баков и глазел на горы, которые простирались справа от нас. Впереди, метрах в пятидесяти, катил БТР ротного. Я глянул на горы, и по коже пробежали мурашки, неприятное ощущение было от этого вида. Много раз, вот так же как сейчас, двигаясь у подножья, колонна нарывалась на засаду, или на снайпера. По боевому ехать тоже опасно, на мины нарываешься чаще чем на засады, и поэтому немного безопаснее ехать на броне, хотя какая разница, хоть так, хоть эдак, в Афгане по всякому опасно.
— Сапог, снайперка заряжена? — спросил я.
— Да, заряжена, — ответил он.
— А ну передерни затвор.
— Зачем? — спросил удивленно Сапог.
— Духов стрелять будем. Понял?
— Каких духов?
— Злых духов. Хочу посмотреть, как ты стреляешь.
Сапог передернул затвор и посмотрел на меня. Я огляделся вокруг, подыскивая подходящую мишень.
— Сапог, видишь вон тот выступ в скале, а на нем коряга торчит или что-то вроде того? — я показал пальцем на выступ с виднеющейся на нем какой-то ерундой в виде коряги.
— Да, вижу.
— А ну, стреляй по этой херне.
Сапог прицелился и застыл в этой позе. Время шло, Сапог целился.
— Сапог, ты что — уснул? — спросил его Качок.
— Ему, наверно, корягу жалко, — добавил Урал.
Раздался выстрел, пуля легла метрах в тридцати от цели, Сапог посмотрел на меня.
— Сапог, дубина, да если ты так будешь целиться, тебя духи не только замочат, но и в плен возьмут вместе с винтовкой. Мало того, ты хотя бы примерно попал, куда целился. А ну, давай снова стреляй, пока не отъехали от места. Целиться будешь три секунды, если дольше задержишься, я тебе в лоб заеду, не попадешь, тоже в лоб получишь. А ну давай быстро целься.
Сапог прицелился, я начал считать.
— Раз… Два…
Раздался выстрел, пуля легла рядом с целью, почти в полуметре от нее. Сапог опустил винтовку и снова посмотрел на меня.
— Сапог, ты без пиз…юлей, ни чего не можешь делать, так что ли?
— Ну ведь чуть-чуть не попал, — промямлил Сапог.
— Нет, насчет этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я даже удивился. Я про другое, тебе пока не вставишь, до тебя не доходит. А если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое, так что ли? Да нас тогда обоих завалят, дурила ты. Станем на блок, ты у меня тренироваться часами напролет будешь. Понял?
— Понял, — пробубнил Сапог.
КАРАВАН
БТР ротного вдруг резко стал, мы потихоньку подъехали к ним и остановились рядом. Ротный смотрел в бинокль.
— Вот идет караван, по сыпучим пескам, он везет анашу в свой родной Пакистан, — пропел слова из песни, ротный.
— Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли?
— Три барбухайки направляются в сторону иранской границы. Выехали, по-моему, из подножья этих гор. Так, а ну быстро за ними, до границы еще далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше.
Мы рванули вперед, все попрыгали в люки и похватали бронежилеты, боеприпасы, и выскочили на броню.
Бронежилеты у нас были Б-2, они были легкие, 6 килограмм, пуля их конечно пробивала как фанеру, но от осколков и пуль на излете они иногда помогали.
Туркмен пересел за руль, а Хасан, взяв автомат, выскочил на броню. Я приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню.
Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и так видели, что там было четыре барбухайки.
— Может, мирный караван? — сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа.
— Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, — ответил я ему.
Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра.
Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит.
Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а нам показал заходить сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану, а мы направились прямо по курсу, как и ехали до этого, только прибавив скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в любой момент вступить в бой.
Вдруг караван начал рассыпаться: две барбухайки развернувшись, помчались в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте. Далеко отъехать они, конечно, не смогут, БТР едет намного быстрее этих колымаг, можно было достать их из КПВТ, но они успели заскочить за сопку у подножия гор. Туркмен, высунувшись из люка, показал в сторону отъезжающих двух барбухаек и крикнул нам:
— Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через сопку и срезать им путь к горам.
— Давай, давай, Туркмен, жми, — крикнул я ему.
Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее взбираться, движки работали на пределе, машина уверенно взбиралась вверх.
Надо отдать должное Туркмену, БТР наш был всегда на ходу, и отказов почти никогда не было, мало того, он пер как зверь, будь то в гору, будь то по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал бескамерные колеса, что значительно сокращало проблемы в рейдах.
Взобравшись на сопку, БТР вдруг накренило вниз, впереди был крутой, почти вертикальный спуск.
— Держитесь, черт возьми! — успел крикнуть я, и схватился за крышку люка. Все похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной рукой держался за люк, а другой держал за шкварник Сапога, который чуть не улетел вперед БТРа. Туркмен давил на тормоза, но машину юзом тащило вниз, а вода из баков лилась нам на голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли, можно сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь, мы начали приходить в себя.
— Вот идет караван, по сыпучим пескам, он везет анашу в свой родной Пакистан, — пропел слова из песни, ротный.
— Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли?
— Три барбухайки направляются в сторону иранской границы. Выехали, по-моему, из подножья этих гор. Так, а ну быстро за ними, до границы еще далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше.
Мы рванули вперед, все попрыгали в люки и похватали бронежилеты, боеприпасы, и выскочили на броню.
Бронежилеты у нас были Б-2, они были легкие, 6 килограмм, пуля их конечно пробивала как фанеру, но от осколков и пуль на излете они иногда помогали.
Туркмен пересел за руль, а Хасан, взяв автомат, выскочил на броню. Я приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню.
Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и так видели, что там было четыре барбухайки.
— Может, мирный караван? — сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа.
— Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, — ответил я ему.
Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра.
Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит.
Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а нам показал заходить сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану, а мы направились прямо по курсу, как и ехали до этого, только прибавив скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в любой момент вступить в бой.
Вдруг караван начал рассыпаться: две барбухайки развернувшись, помчались в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте. Далеко отъехать они, конечно, не смогут, БТР едет намного быстрее этих колымаг, можно было достать их из КПВТ, но они успели заскочить за сопку у подножия гор. Туркмен, высунувшись из люка, показал в сторону отъезжающих двух барбухаек и крикнул нам:
— Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через сопку и срезать им путь к горам.
— Давай, давай, Туркмен, жми, — крикнул я ему.
Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее взбираться, движки работали на пределе, машина уверенно взбиралась вверх.
Надо отдать должное Туркмену, БТР наш был всегда на ходу, и отказов почти никогда не было, мало того, он пер как зверь, будь то в гору, будь то по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал бескамерные колеса, что значительно сокращало проблемы в рейдах.
Взобравшись на сопку, БТР вдруг накренило вниз, впереди был крутой, почти вертикальный спуск.
— Держитесь, черт возьми! — успел крикнуть я, и схватился за крышку люка. Все похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной рукой держался за люк, а другой держал за шкварник Сапога, который чуть не улетел вперед БТРа. Туркмен давил на тормоза, но машину юзом тащило вниз, а вода из баков лилась нам на голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли, можно сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь, мы начали приходить в себя.