Кривенко Виталий Яковлевич. Экипаж машины боевой

   — Все на месте, никто не выпал? — закричал Туркмен.
   — Если даже Сапог здесь, значит все, — крикнул Урал.
   — Ну, тогда двигаем дальше, — сказал Туркмен.
   Пыль рассеялась, я оглянулся назад и обалдел, мы летели метров сто вниз, почти по вертикальному склону.
   Вдруг перед нами выскочила барбухайка, я в какое то мгновение даже успел увидеть удивленные рожи двух духов, сидящих в кабине. Не успели мы обалдеть, как барбухайка развернулась к нам бортом, за ней выскочила вторая, и тоже резко вырулила вбок, все это произошло в считанные секунды. Я посмотрел вперед, и меня пробило холодным потом — на нас в упор смотрели два ствола ДШКа.
   — Ложись, ДШКа в кузове! — успел крикнуть я, и нас всех как ветром сдуло с брони.
   Раздался грохот, и пули зазвенели по броне. Я упал на землю и прижался к десантному люку, рядом со мной почти одновременно тоже кто-то грохнулся.
   Если сказать, что я испугался, то значит, вообще ничего не сказать.
   — Бля, пиз…ец, на дембель в цинковом ящике, на этот раз точно, — услышал я чей-то голос, оказалось, это был Хасан, который лежал рядом со мной.
   — Урал, ты живой? Давай мочи из гранатомета, иначе нам всем жопа! — заорал я, и посмотрел вверх.
   На броне сидел Сапог, вцепившись в ствол КПВТ. Я обалдел, от него по идее и мокрого места не должно остаться после такой канонады. Его счастье, что БТР был накренен на бок, и пули рикошетом улетали в сторону. Я подпрыгнул и, схватив Сапога за штанину, резко дернул вниз, он упал на землю, как мешок. Башня БТРа мгновенно развернулась, и заработали сразу оба башенных пулемета, это, скорее всего, Туркмен прыгнул за пулеметы, но из-за Сапога, который можно сказать висел на стволе, Туркмен не мог развернуть башню пораньше. Потом раздался взрыв впереди БТРа, я пальнул пару раз из подствольника в сторону, где предположительно находилась барбухайка.
   Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с ПКТ, свист пуль раздавался со всех сторон. Я огляделся вокруг, рядом лежал Сапог, распластавшись, как лягушонок, за колесом сидел Хасан и плевал из подствольника, сопровождая все это благим матом. Высовываться из-за БТРа было как-то страшновато, если пуля от ДШКа попадет в голову, то башка разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось сильнее страха, и я высунулся, держа АКС наготове. Метрах в ста пятидесяти горела барбухайка, накренившись на один бок, у нее не было заднего колеса. ДШКа продолжал работать, но пули уже не долетали до БТРа. Из-за сильного наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки выскочил дух и, прихрамывая, побежал в противоположную от нас сторону, я выстрелил очередью ему по ногам, он упал. Вторая барбухайка была в полукилометре от нас и направлялась в сторону гор.
   Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен:
   — Все живые? — спросил он.
   — Да х…й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? — крикнул я.
   — Да, да все нормально, Качок ранен в бок, но не тяжело, — крикнул в ответ Урал, с другой стороны БТРа.
   — Давайте быстро в машину и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет сука, — крикнул Туркмен.
   — Не уйдет. Дай мне «муху», только быстро.
   Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках. Я взял трубу, выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на одно колено, я поймал в прицел барбухайку, шла она на подъем и двигалась медленно, к тому же расположена была боком к нам. Цель была прекрасная, расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы.
   — Ну, держите бакшиш, сучары, — произнес я со злостью, и нажал на спуск. Ракета быстро пошла на цель, блеснула вспышка в районе кабины, и барбухайка встала, было четко видно, как заполыхала кабина. Я отбросил в сторону пустую трубу, сел на землю и достал сигарету, руки дрожали от пережитого стресса, я с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не верил, что остался живой, а перед глазами стояли две дырки от стволов ДШКа, состояние, мягко выражаясь, было жуткое.
   Недалеко горела другая барбухайка, я хотел пойти заглянуть в кабину и посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на хер, к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто живой остался.
   — Ни хрена себе дела, так и ебан-.ться можно, — сказал я приглушенным голосом, подойдя к мужикам.
   — Юра, что это было, черт возьми? И вообще, откуда они взялись?! — спросил Хасан с обалдевшим взглядом.
   — Пиз…ец подкрался незаметно, вот что это было, — ответил я и сел под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил:
   — Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время.
   — Что-то не хочется, — ответил Хасан.
   — Руки дрожат наверно? — начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне было не смешно.
   Хасан подскочил и протянул мне руки со словами:
   — На, на, смотри. Ну, где они дрожат?
   — Да ладно, убери руки. У меня у самого они дрожат, еле сигарету подкурил, — сказал я глядя на Хасана.
   — Скоре всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять из зоны обстрела, а мы двинули наперерез, и перескочили через эту сопку, — заявил Туркмен высовываясь из люка.
   — Скажи, что мы наебн-лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь?
   Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил:
   — Мы живые, или нет?
   — Что-то я ангелов не вижу, — помахав руками, как крыльями, сказал Хасан.
   — А вон они горят, ангелы твои, — ляпнул я Хасану. И тут вспомнил, что Качок-то ранен. Я встал и спросил:
   — А Качок где, что с ним?
   — Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, — ответил Хасан.
   — А придурок этот где?
   — Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, — ответил Туркмен.
   Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком.
   — Урал, возьми гранатомет и пальни пару раз по кузову, той барбухайке кабину я подорвал, а будка вроде целая, хоть там никого не видно было, но для верности все же не мешало б еще долбануть.
   Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами.
   Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут бинтом, а лицо было перекошено от боли.
   — Ну, как ты? — спросил я его.
   — Если не считать пробитого бока, и то, что я чуть не обосрался от страха, то в остальном все нормально.
   — Бок сильно задело?
   — Да не знаю, черт… боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую.
   — Дай посмотрю, если есть там что-то, то надо вытащить, а то так и будешь мучиться.
   За БТРом раздался выстрел, потом второй, это Урал из гранатомета добивал барбухайку.
   Я снял перевязку сделанную Уралом, рана была как порез, сантиметра четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.
   — А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! — закричал Качок.
   К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки.
   — Ну, че там? — тихо спросил Хасан.
   — Да хрен его знает, на пулю не похоже, — ответил я. Потом спросил Качка:
   — Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду?
   — Какой хер зацепился, я же говорю там торчит что-то, — стеная, ответил Качок.
   — Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль?
   — А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть?
   — Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так больно будет, — предложил Хасан.
   — Да че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас есть что-нибудь? — спросил я.
   — Только «баян», но заправить его нечем, — ответил Туркмен, разводя руками.
   — Сапог! — крикнул я.
   Из люка показалась морда, вся в пыли.
   — Канистру тащи! — крикнул я ему.
   — А? — издал короткий звук Сапог.
   — Ну че ты на меня уставился? Канистру с брагой неси, труп ходячий. Сапог полез на броню за брагой.
   — Бля буду, везет же дуракам, на броне остался, и ни хрена ни одна пуля не попала. Я наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись за ствол пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул его за штанину, он грохнулся оттуда, как мешок с говном, — начал я рассказывать, смеясь.
   Тут Туркмен подпрыгнул:
   — А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на пулеметах заклинил, что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак.
   Мы начали смеяться, напряжение и страх прошли, наступило время обсуждать произошедшее.
   — А-а-ах, бля! Да не смешите вы, и так больно, черт возьми, — простонал со смехом Качок.
   — Мужики, надо Качка оперировать, а то мы забазарились. Сапог, ну где ты там, черт тебя возьми? Давай быстрее брагу неси, тормоз х…ев! — крикнул я Сапогу.
   Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал:
   — Держись, Качок, сейчас браги литр хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе эту канитель.
   Сапог принес канистру и поставил рядом со мной.
   — Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? — спросил я его.
   — Чуть не поехала, — дрожащим голосом пролепетал Сапог.
   — Скажи спасибо, что тебе ее не снесло вообще. Кружки тащи, и пару банок тушенки.
   Сапог опять убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда.
   — Дело к закату, мужики, — показав на солнце сказал я.
   — Время еще есть, успеем, — сказал спокойно Хасан.
   — А БТР как? — спросил я Туркмена.
   — В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально.
   — Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи…дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить.
   — Ну, это кому как, мне вон бочину пробили, — сказал Качок, кривясь от боли.
   — Да это ерунда, главное, что не смертельно, — успокоил я Качка.
   Появился Сапог с кружками и тушенкой.
   — Давай, открывай тушенку, — обратился я к Сапогу.
   — Открывалку забыл, — с сожалением проговорил Сапог.
   — Я сейчас тебя пристрелю, сука, если ты не растормозишься, — я встал, схватил Сапога за шкирку и толкнул к БТРу. Он со свистом заскочил в десантный люк.
   Я налил по очереди пять кружек, потом взял одну и протянул Качку, он взял кружку и медленно выпил, потом выпили мы, одна кружка осталась полной.
   — А где Урал? — спросил Хасан.
   — Да хрен его знает, улетел наверно, вместе с гранатой, — сказал я и крикнул:
   — Урал! Где ты там?!
   Появился Сапог с открывалкой, и принялся открывать тушенку.
   — Сапог, а где твоя кружка? — спросил его Хасан.
   — Там, в котелке лежит, — ответил Сапог, показывая в сторону БТРа
   — Ну так неси ее, и тоже выпьешь, ты ведь теперь в составе экипажа.
   Сапог молча пошел за кружкой, через минуту он вернулся и поставил кружку рядом с канистрой, я налил в нее браги.
   — Ну, давай Сапог, вмажь, за то, что жив остался, — проговорил Хасан.
   Сапог выпил и покривился.
   — А тебе, Качок, еще две кружки залпом, и я попробую вынуть тебе из бочины то, что ты там якобы чувствуешь, — сказал я, повернувшись к Качку.
   Я налил кружку и протянул Качку, он выпил, я налил еще одну и опять протянул ему.
   — Дай отдышаться, черт возьми. Ух, крепкая падла, — сказал Качок, потом достал сигарету и прикурил ее.
   — Действительно крепкая, неужели за сутки так покрепчала, — произнес Хасан с удивлением.
   — Трое суток уже стоит, мы тебе не сказали тогда, чтоб ты не накинулся на нее, — ответил я ему.
   Да где же этот Татарин, елки палки, подумал я, потом встал и пошел посмотреть, куда он делся.
   Я увидел, как Урал тащил что-то тяжелое.
   — Урал, что ты там волочешь? — крикнул я ему.
   — Духа тащу, с перебитыми ногами. Помоги лучше, чем спрашивать, — ответил он.
   И я вспомнил, как прострелил ноги духу, который выскочил из кузова барбухайки.
   — Урал, да брось ты его нахер.
   — Зачем бросать, он еще живой, и к тому же в сознании.
   — Ну тогда сам и тащи его, — ответил я ему и пошел обратно к пацанам.
   — Че там такое, Урал духа что ли тащит? — спросил Туркмен, и все посмотрели на меня.
   — Да, духа прет, я прострелил ему ноги, и забыл про него, это дух, который за ДШКа сидел.
   — Бля, да я его сейчас пристрелю козла, — сказал Хасан, и встал передернув затвор АКСа.
   — Успокойся Хасан, пристрелить всегда успеем, лучше заберем его с собой, садись, садись давай, — сказал я, и дернул Хасана за штанину.
   К нам подошел Урал, увидев налитую кружку, он взял ее, и молча выпил.
   — Ну, куда денем этого душару?
   — А куда ты его дел? — спросил я Урала.
   — Там лежит, за БТРом.
   Хасан встал и пошел за БТР.
   — Хасан! Ты там не замочи его, — крикнул я Хасану.
   — Да не ссы ты, я просто побазарю с ним немного, — ответил из-за БТРа Хасан.
   — А он не уползет? — опять спросил я Урала.
   — Нет, я связал ему руки его же чалмой.
   — А не сдохнет? — спросил Туркмен.
   — Нет, не сдохнет, я перебинтовал ему ноги тряпкой, — ответил спокойно Урал.
   — Ну, ты Татарин заботливый такой, прям как сестра милосердия, — сказал я ему.
   Потом я встал и залез в БТР, там у нас в аптечке лежали медицинские щипчики с загнутыми концами похожие на ножницы, я не знаю, как они там у медиков называются, но мы их называли щипцы. Мы специально возили их с собой, на случай если придется вытаскивать пулю или осколки из тела.
   Я достал щипцы и йод, после чего вылез обратно.
   — Ну Качок, готовься, сейчас будем тебя оперировать. Брагу вмазал? — спросил я его.
   — Да вмазал, только подожди, покурю вот, а потом приступай, — сказал Качок.
   — Ну, кури, кури, никто тебя не торопит.
   Сапог стоял радом, и пялился на Качка. Я посмотрел на него и спросил:
   — Сапог, ну чего уставился, Андрюху первый раз видишь что ли? Иди вон, лучше на духа посмотри. Да не ссы ты, он не укусит тебя, а если укусит, то выбей ему зубы, я разрешаю.
   Сапог молча пошел за БТР, куда минуту назад пошел Хасан.
   Послышался гул мотора.
   — Это ротный! — крикнул я, и быстро налил брагу в кружки.
   — Давайте, берите быстрее. Сапог! Беги сюда, быстро.
   Сапог подбежал и спросил:
   — Че такое, Юра?
   — Че такое, че такое! А ну хватай канистру, и бегом ее с глаз долой!
   Мы спешно выпили, и Сапог утащил канистру в БТР. Через минуту нарисовался БТР ротного. Развернувшись, он остановился рядом с нашим.
   — Как вы там?! — крикнул ротный и, спрыгнув на землю, направился к нам.
   — Да вот, Качок ранен, а в остальном, вроде пронесло. А у вас как дела, че так долго не было? — спросил я ротного.
   — За верблюдом гонялись.
   — А что, верблюды быстро бегают?
   — Если в твою жопу посмотрят два пулемета, ты тоже быстро побежишь.
   — Мне они, только что в морду посмотрели.
   К нам подошли пацаны из БТРа ротного, водила Петруха, Серега с Володей, Олег и Бача.
   — Ну, как вы? — спросил Олег.
   — Да вот, живые вроде. Правда пришлось немножко испугаться, барбухайки из-за сопки выскочили, а у одной в кузове пара ДШКа оказалась, а мы все на броне. Да мало того, еще и вон с того откоса слетели, не успели после приземления прийти в себя, а тут еще духи перед глазами, я их маму еб…л, думали труба всем приснилась. Но вроде пронесло и на этот раз, — закончил рассказ Хасан и спросил:
   — А вы-то как?
   — Да мы тоже, вроде, ништяк, барбухайку замочили, она была с ранеными духами в кузове, человек двадцать, наверно, мы их гранатами закидали. А верблюд вез медикаменты, провизию, муру в общем разную, его мы тоже замочили. Одного духа живым взяли, того который на верблюде ехал, — рассказывал Петруха, размахивая руками.
   — Мы тоже одного взяли, там за БТРом валяется, — перебил его Урал.
   — А мясо вам не надо верблюжье? Мы маленько того верблюда обдербанили, вот только надо его побыстрее захавать, а то протухнет, — предложил Олег.
   — Давай, давай, надо, надо, давно я верблюжатины не ел, — потирая руки, сказал обрадованный Туркмен.
   — Так вы оттуда прилетели? — удивленно спросил ротный, показывая пальцем на крутой спуск.
   — Да, оттуда, — сказал спокойно Туркмен.
   — Ну ни хрена вы даете! Думали, наверно, что БТР летать умеет? — не переставал удивляться ротный.
   Потом подошел Закиров, и сел рядом с пацанами, слушая, как они рассказывают друг другу о недавнем приключении. У Закирова это был первый рейд, видно было, что ему этих впечатлений было больше чем достаточно, но для него это было только начало. Я разговаривал с Закировым еще в полку, он как никак мой земляк, на первый взгляд он мне показался неплохим парнишкой, кое какие понятия у него были, а там дальше видно будет. Я не стал подключаться к общему базару, а направился к Качку.
   — Мужики, а чего это вы такие веселые, на обкуренных вроде не похожи? — спросил вдруг ротный, глядя мне в глаза.
   — Время провели весело, вот и веселые, — сказал я, смазывая йодом щипцы.
   — Да я не об этом.
   — А о чем? — спросил я у ротного, а потом обратился к Качку:
   — Ну как ты, Качок, готов?
   Он кивнул, после чего, я начал развязывать Качку рану.
   — Да тут запах какой-то специфический, — не унимался ротный.
   — Ну, товарищ старший лейтенант, сами понимаете, это дело хозяйское. Вы у танкистов тоже, вроде, кое-что забрали со специфическим запахом.
   — Да ладно, я ничего против не имею, просто так интересуюсь. Ну, в общем, базар базаром, а надо побыстрее отсюда валить. Давай Юра, побыстрей приводи в порядок Андрея и поехали. А вторая барбухайка где, их вроде три было? Одну мы замочили, одна вон горит. А третья ушла что ли?
   — Да нет, не ушла, она во-он там на склоне горела, уже наверное потухла, хотя вон дым еще видно. Но я ее конкретно приложил из «мухи».
   — И я еще из гранатомета пару раз по кузову пальнул, для верности, — сказал Урал.
   — Вы что, живого духа взяли? — спросил ротный, вставая.
   — Да, только он ранен в ноги, — ответил Урал.
   — Что с собой возьмете, или? — ротный провел пальцем по горлу.
   — Возьмем, не помешает, может пригодиться, если не издохнет по дороге.
   Я разбинтовал рану Качку.
   — Ну, Качок, терпи, я полез тебе в нутро, — промолвил я.
   Двумя пальцами я раздвинул рану и потихоньку сунул туда щипцы, Качок застонал от боли.
   — Терпи, Андрюха, — успокаивал я Качка.
   Щипцы наткнулись на что-то твердое, это был металл. Зацепив эту штуковину щипцами, я на мгновенье подумал: вытащить потихоньку, или резко выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы. Качок взвыл от боли и, выругавшись матом, схватился рукой за бок.
   — Ты че, сука, больно ведь, еб..!
   — Ничего Андрей, все нормально, — спокойно сказал я ему, разглядывая осколок вытащенный из раны.
   — А ну дай сюда, — сказал ротный протягивая руку.
   Я подал ему щипцы.
   — Что это за чертовщина? — спросил Хасан.
   Я оглянулся, оказывается, все пацаны собрались вокруг нас, и наблюдали за процессом.
   — Это медная рубашка от пули ДШК, товарищ старший лейтенант, — заметил я.
   — Да, ты прав, Юра, — ответил ротный.
   — Качок, тебе повезло, ты в рубашке родился, — показывая на окровавленный осколок сказал Хасан.
   Медная оболочка пули была ровно развернута, и походила на отрезанный под конус кусок красного картона.
   — Надо же, как ровно развернулась, прям как из под пресса, на, Андрей, бери на память, — сказал ротный, протягивая осколок Качку.
   Качок взял кусочек медяшки и, внимательно посмотрев на нее, сказал:
   — Я же говорил, что у меня что-то торчит в бочине, а вы не верили.
   — Ну ладно, мужики, давайте закругляться, пора сваливать отсюда, — скомандовал ротный и, посмотрев на Качка спросил:
   — Ну, как ты, Андрей, в госпитализации нуждаешься?
   — Да нет, товарищ старший лейтенант, со мной все будет нормально, бывало и похуже, — ответил Качок.
   — Ну, тогда по машинам, и вперед, — махнув рукой, сказал ротный, и направился в свой БТР.

МИНА

   — Урал, перебинтуешь Качка в БТРе, — сказал я Уралу, потом подхватил за руку Качка, Хасан взял его с другой стороны, и мы направились в БТР. Качок держал рану куском бинта, между пальцев сочилась кровь. Мы подвели Качка к десантному люку, дальше он полез сам. Хасан и Сапог запрыгнули на броню, а я полез в люк за Качком, поддерживая его сзади.
   — Юра, да не пекись ты обо мне, я нормально себя чувствую и сам смогу залезть, — сказал мне Качок.
   — Ну, мало ли чего, вдруг тебе помощь нужна.
   — Нет, не нужна, да и вообще, я уже залез.
   Я тоже залез в БТР и захлопнул люк.
   — Ну как все, на месте? — спросил Туркмен.
   — Да, все. Поехали давай, — сказал я.
   — Духа нету, которого я притащил, — опомнился Урал.
   — А где он? — спросил я.
   — Там впереди БТРа лежит, — ответил Урал.
   — Да на хрен он сдался, этот твой дух, — сказал я Уралу, и крикнул Туркмену:
   — Туркмен! Там где-то впереди БТРа дух раненый лежит, переедь через него.
   — Щас сделаем, какой базар, — ответил Туркмен.
   БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед.
   — Аля, бесмеля, готов душара, — произнес Туркмен.
   В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул:
   — Э-э, мы духа задавили!
   — А тебе что, жалко его стало? — спросил Туркмен.
   — Да в общем нет, ну я думал, может, взяли бы его с собой, да поприкаловались бы с него.
   — Что, за два года не наприкаловался еще? — сказал я Хасану.
   — Да он, наверно, снюхался с этим духом, пока они там базарили, — приколол Хасана Туркмен.
   — Да, кстати, а о чем вы там с этим духом трещали, а, Хасан? — спросил я его.
   — Я спрашивал, откуда они.
   — Ну, и откуда?
   — С гор, там у них бой идет с десантурой, а эти раненых развозили по кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось то, что случилось, — ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения.
   Урал разорвал санитарный пакет и достал бинт. Качок убрал руку с окровавленным шматком бинта, кровь хлынула из раны. Урал по быстрому начал перевязывать рану.
   — Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? — предложил я.
   — Смотрю отрицательно, ты и так мне чуть кишки не вырвал, — проговорил Качок, стиснув от боли зубы.
   — Скажи спасибо, что рубашка развернулась так ровно, а то бы точно кишки вырвало.
   — Да уж, ты прав, Юра, мне самому интересно, как это она так ровно распласталась.
   — А куда ты ее денешь, а, Качок, на шее будешь таскать, да? — поинтересовался Урал.
   — В жопу засуну, — простонав, ответил Качок.
   — А ну, покажи, как ты это сделаешь? — спросил я Качка.
   — Да пошел ты, и без того тошно. Черт что-то кровяна хлещет через бинт, — приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок.
   — Урал, на еще пакет, намотай побольше, — я подал Уралу еще один пакет.
   — Качок! Как ты там, живой еще!? — крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк.
   — Нет, не живой, помер ужо! — ответил ему Качок.
   — Пусть будет земля тебе пухом, Качок, — опять крикнул Хасан.
   — Аминь, — ответил Качок.
   — Хасан, забей лучше косяк, — обратился я к Хасану.
   — Осталось всего на косяк, и больше нету, — ответил Хасан.
   — Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, — сказал я.
   Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами.
   Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.
   Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.
   — Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, — сказал Туркмен отталкивая Хасана.
   — Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, — возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну.
   — Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, — крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил:
   — Ну, кто будет?
   — Все будут, чего зря спрашивать, — сказал я Хасану.
   — Я не буду, мне и браги хватает, — ответил Туркмен.
   — А я курну маленько, — отозвался Качок.
   — Может Сапога обдолбим, — предложил Урал.
   — Да он тогда ваще потеряется навсегда, и бесповоротно, — ляпнул Хасан, прикуривая косяк.
   Мы курнули косяк, стало легко и свободно, все обломы, те, что были и те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова: