Кривенко Виталий Яковлевич. Экипаж машины боевой

   — Ты че, за долба…ба меня считаешь?
   — Извиняюсь командир, виноват, больше не повторится, — затараторил Хасан, стараясь меньше выдыхать.
   При разговоре изо рта Хасана выходили остатки дыма, он пытался задержать этот дым в себе, судорожно сглатывая и отворачивая лицо, со стороны это выглядело прикольно. Я, Урал и взводный давились со смеху, глядя на Хасана. Я из-за спины ротного показывал Хасану, крутя пальцем вокруг своей шеи, мол, вешайся. Хасану — же было не до смеха, он отворачивался и щурил глаза, ожидая, что ротный заедет ему по роже. Ротный поймал Хасана за подбородок и, развернув его лицо к себе, сказал, твердо и с расстановкой:
   — Если еще раз увижу обкуренным на задании. Гараев, ты ведь меня знаешь?
   — Да командир, знаю, я понял, — выдавил Хасан, и в это время у него вдруг отрыгнулся воздух с дымом, которого он наглотался.
   — Фу-ууу, драконище, — произнес ротный, и положив свою пятерню Хасану на лицо, оттолкнул его от себя.
   Ротный прекрасно знал Хасана и понимал, что заставлять Хасана не курить гашиш дело бесполезное. Хасан вырос в таком месте, где курили гашиш испокон веков и не считали его наркотиком. Прадед Хасана курил гашиш, дед курил, отец курил, и естественно, что курит его и Хасан. В обычной непринужденной обстановке ротный закрывал глаза на эти слабости Хасана. Ротный также знал, что не только Хасан имел слабость к чарсу, и был в курсе, что мы и бражкой частенько балуемся. Но когда мы находились на задании, или еще в каких-нибудь экстремальных ситуациях, тут у ротного мнение было однозначное: никакого кайфа, и не дай бог попасться ему на этом деле. Ну а Хасану на этот раз просто крупно повезло.
   Пупсик с бойцами, находясь напротив, наблюдали за нами, они видели, как мы смеемся, но не могли понять, над чем.
   — Ну все, посмеялись и хватит. А ты таджик, помни, о чем я тебя предупредил. Тебе, таджик, в последнее время и так все прокатывает. Но смотри, ты у меня когда-нибудь отгребешь, мало не покажется. Поверь мне на слово, — сказал ротный, он вернулся на свое место, и мы продолжили свой путь.
   По глазам Хасана, было видно, что он с трудом верил, что его пронесло. Он облегченно выдохнул и негромко сказал:
   — Ну и нюх у ротного.
   — Таджик, ты чем-то не доволен? — услышали мы голос ротного.
   — Ну и слух, — почти шепотом произнес Хасан.
   — Это у него после контузии чувства прорезались, — прошептал я, повернувшись к Хасану.
   — А по роже-то как он бьет после контузии? Ты ведь недавно испытал, — так же шепотом спросил Хасан.
   — Жаль, что тебе не обломилось, а то бы понял разницу, — ответил я.
   Дальше мы шли молча, постоянно наблюдая за щелью между скал. Ротный не выпускал бинокль из руки, он шагал не спеша, и через каждые два-три шага оглядывал в бинокль местность. Это на первый взгляд казалось, что духи здесь не в состоянии устроить засаду. На самом деле, от духов можно ожидать всего, они могут замаскироваться на видном месте, как не раз уже бывало. Так что подобная уверенность не раз оборачивалась для нас трагически, поэтому осторожность ротного была для всех нас понятна.
   Взять, к примеру, духовских снайперов, эти черти вообще являли чудеса маскировки. Сидит в скалах этакий душок с «буром», накинув на себя мешковину, и щелкает преспокойно нашего брата. Если со стороны посмотреть, то на вид он ничем не отличается от обычного камня. Щелкнет разок, и замрет на месте, а звук от выстрела разносится эхом по горам, так что на слух ни хрена не определишь, откуда лупит этот гаденыш. Может он и не далеко сидит, а черта с два его увидишь, а если представить, что он не один? Снять такого снайпера можно только случайно, когда долбишь из автомата куда попало, обстреливая горы вокруг себя.
   Мы приближались к расщелине, я посмотрел на часы, они показывали три часа десять минут. «До заката еще далеко, так что палево это не скоро закончится» — подумал я и глянул на небо, солнце все еще висело высоко над головой, хотя уже заметно начало склоняться в сторону заката.
   Вот мы уже приблизились к проходу, он был узкий, метра два в ширину, далее в глубь он изгибался, поэтому выхода из него видно не было. Пупсик с бойцами тоже подошли к проходу и оказались рядом с нами. Ротный стоял в раздумье, он не мог решить, идти дальше или нет.
   — Надо заминировать эту щель, — вынес предложение взводный.
   — Чем заминировать? Саперов с нами нет. А ловушки ставить толку мало, для духов это семечки, они их поснимают в шесть секунд. Для них даже обычные противопехотки не проблема, — ответил ротный.
   — "Охоту"¹ сюда надо, — ляпнул Хасан.
   — Еще один умник нашелся, — произнес ротный.
   — Может, Грека со своими подозвать. Чего они там зря сидеть будут? — предложил я.
   — Пусть сидят там. Еще не хватало, чтоб духи нас с двух сторон захлопнули, как крыс в ловушке.
   — Тоже верно, — согласился я.
   — Ладно, хватит ерунду молоть. Короче так, лезем в эту дыру. Оружие всем держать наготове, заходим по двое, — сказал ротный, и скомандовал: — Все за мной.
   Ротный с Пупсиком пошли первыми, за ними пошли взводный с Уралом, потом мы с Хасаном, за нами пристроились Пряник с Самоваром, и так далее. Шли мы медленно, в полшага, вполне могло оказаться, что проход этот заминирован. Пройдя немного дальше, я заметил, что щель немного сузилась, разрыв между скалами стал полтора метра. Состояние у меня было, мягко выражаясь, не ловкое. Мы находились как бы в каменных тисках, и все время казалось, что тиски эти вот-вот сомкнутся и раздавят нас в лепешку. Хотя реальная опасность, конечно же, не в том, что скалы эти сомкнутся, а совсем в другом, но на данный момент меня посетила именно эта бредовая мысль.
   — Стоп, всем стоять! — услышали мы голос ротного.
   Мы резко остановились, Пряник ткнулся мне в спину, сзади послышались возмущения.
   — Качан — падла, куда ты ломишься, урод, — возмущался Андрей, один из братьев близнецов.
   Качан, это кличка парнишки с нашей роты, он был одного призыва с Сапогом, звали его Володя, по нации он был лезгин. Сам Качан был небольшого роста, зато нос у него был шедевром природного мастерства, он был не просто большой, его нос был огромный и горбатый. Когда он попал к нам в роту, все падали со смеху, смотря на его нос, особенно смешно его голова смотрелась сбоку. Качан на первый взгляд казался немного чудаковатым, он, бывало, отвечал не впопад, задавал глупые вопросы, доходило до него как до жирафа, а иногда поговоришь с ним — вроде не глупый пацан. Его не поймешь, то ли он прикалывается, то ли он такой в натуре, но как бы там ни было, в нашей роте Кочан был ходячим приколом.
   — Что там такое? Урал, дай посмотрю, — сказал Хасан и стал протискиваться между взводным и Уралом, я тоже полез за ним.
   — Куда вы, блин, лезете? — с возмущением спросил нас взводный.
   — Ловушка! Отойдите немного назад. Не дотрагивайтесь до стен. Слышите меня, отойдите от стен, — услышали мы голос ротного.
   Я посмотрел через плечо Пупсика, но кроме сидячего на корточках ротного ничего не было видно. Я протиснулся между Пупсиком и взводным, и оказался за ротным.
   — Че там такое? — послышался голос Андрея, который находился позади цепочки.
   — Растяжка, — ответил ему Самовар.
   Ротный сидел и внимательно разглядывал духовское сооружение. Я заметил под левой стенкой скалы гранату Ф-1, она была прижата двумя камнями, от кольца этой гранаты, сантиметрах в двух от земли, тянулась нитка, идущая к противоположной стенке. Как мне на первый взгляд показалось, это была обыкновенная ловушка, вроде ничего особенного. Я сначала не понял в чем дело, почему ротный так долго разглядывает ловушку и не снимает ее? Растяжку снять легко, главное ее заметить вовремя.
   — Командир, почему не снимаем растяжку? — спросил я ротного.
   — Потому что она хитрая, — ответил ротный.
   — Как это понять? — удивился я.
   — А так, если попытаемся ее снять, взлетим на воздух, причем все сразу.
   — Не понял?
   — Смотри сюда, — ротный показал пальцем на кольцо от гранаты.
   И тут я увидел, что от кольца вдоль стенки скалы ответвляются в разные стороны две нитки, идущие вверх по диагонали, одна вперед, другая назад. Нитки были темно-серого цвета и гладкие, на фоне скалы они были едва заметны, такое ощущение, будто бы обычные конопляные нитки, из которых шьют мешки, смазали солидолом. Конопляные нитки почти незаметны на земле, но на фоне скал они заметней, наверно, поэтому духи и смазали их солидолом или еще чем-то, чтобы сделать эти нити невидимыми. Духи вообще щепетильны во всякого рода тонкостях, чтобы они не делали, все как-то замысловато и коварно, в военной хитроумности с ними тягаться тяжело.
   — Может, оставим так как есть, перешагнем и пойдем дальше, — предложил я.
   — А вдруг за нами кто пойдет, мы же подмогу вызвали, или Греку вздумается за нами пойти. Да и что впереди, неизвестно, может, придется ломиться обратно со всех ног. Уж лучше сейчас снять, а то потом жалеть об этом поздно будет, — разъяснил мне ротный.
   — Че там такое? — спросил Хасан.
   — Нитки вдоль стены натянуты, скажи задним, чтоб до этой стенки не дотрагивались, — ответил я.
   — Где нитка? — опять спросил Хасан, разглядывая стенку скалы.
   — Вот она, вверх идет по диагонали, — я показал пальцем на нитку.
   — Стойте все здесь и не двигайтесь. Гараев, проверь вторую нитку, — сказал ротный и, перешагнув через ловушку, не спеша пошагал вперед, разглядывая, куда ведет нитка вдоль скалы.
   — Отойдите подальше от стенки, — обратился Хасан к остальным, и направился вдоль нитки, натянутой в противоположном направлении.
   — Э-э Хасан, че такое, а? Ты че, камни разглядываешь? — раздался голос Качана.
   — Качан, стой и не рыпайся, потом объясню. Один хрен ты с первого раза не въедешь, — ответил Хасан.
   — Каша, подойди сюда! — крикнул ротный.
   Пупсик перешагнул через нитку и направился к ротному, который стоял метрах в пятнадцати от нас и смотрел куда-то вверх.
   — Что там такое? — спросил я ротного.
   — Еще одна граната лежит на выступе, я сам не дотянусь до нее, надо чтоб кто-то на плечи мне залез, — ответил ротный и спросил: — Третью нашли?
   — Хасан пошел по нитке, пока молчит, — ответил я.
   — Нашел, вон она торчит, но я не смогу ее достать! — крикнул Хасан.
   — Татарина на шею посади, он легкий, — посоветовал я Хасану, и обратился к Уралу: — Пошли, Татарин, снимем эту канитель.
   — Осторожней там, гранаты на выступе еле держатся! — услышали мы голос ротного.
   Мы с Уралом направились к Хасану, все остальные стояли на месте и молча наблюдали за происходящим.
   — Залазь мне на шею, снимешь вон ту гранату, — Хасан показал пальцем на «эфку» наверху.
   — Давай я залезу тебе на шею, я меньше Урала, — предложил Качан.
   — Качан, тебе учебную гранату в руки давать опасно, не говоря уже о боевой, — сказал я Качану.
   — Юра, ты че думаешь…
   —То, о чем я думаю, еще страшнее того, что говорю, — перебил я Качана.
   — Да ладно, Юра, — сказал обижено Качан.
   — Качан, стой и молчи, а то сейчас начнешь туфту городить, — ответил я ему.
   Урал в это время уже сидел на плечах Хасана и рассматривал гранату.
   — У нее кольца ни хрена нету, — сказал Урал.
   — А че там тогда? — спросил Хасан.
   — Граната вокруг обмотана веревкой на пару витков, она слегка держится на углу выступа, если б мы попытались снять ту ловушку, эта граната упала бы и пизд-нула.
   — Ты снимай давай, потом расскажешь, а то я уже запарился тебя держать. Какая у тебя здоровенная жопа, Татарин.
   — А говна в ней еще больше, — добавил Качан.
   — Осторожней же надо, это вам не шляпу с вешалки снять, — рассуждал Урал, копаясь с гранатой.
   — Ты там с веревкой осторожней, а то та, что внизу, шарахнет, — предупредил я Урала.
   — Ну что у вас там? — раздался голос ротного.
   — Сейчас, уже снимаем, — ответил я.
   — Все готово, опускайся, — сказал Урал Хасану.
   — Ну наконец-то, у меня уже шея затекла, — проговорил Хасан, медленно опуская Урала на землю.
   — И что теперь с ней делать? — спросил Урал, держа в руке гранату без кольца.
   — Ну, воткни туда чего-нибудь, проволоки кусок например, — посоветовал Андрей.
   — А где я ее тебе возьму? На, возьми гранату, и воткни туда чего-нибудь, если ты такой умный.
   — Да на хрена она мне, сам снял, сам и держи.
   — Когда выйдем отсюда, выкинешь, — посоветовал ему Хасан.
   — А сколько держать-то? Может, мы до вечера по этому коридору шарахаться будем, рука ведь устанет, — не унимался Урал.
   К нам подошли ротный с Пупсиком, в руке у ротного была граната, снятая внизу, она была с кольцом, а Пупсик, как и Урал, держал гранату без кольца.
   — Обмотайте пока веревкой, чтоб не держать в руке, — предложил ротный.
   — Во, блин, точно, а я думаю, что с ней делать, — сказал Урал, и потянулся за веревкой.
   Они с Пупсиком, как и велел ротный, примотали веревкой чеки к гранатам.
   — Да бросьте их здесь, чего с ними таскаться, не дай бог, еще рванет у кого-нибудь. Идти уже пора, мы и так здесь задержались, — сказал ротный.
   Урал с Пупсиком положили гранаты под стенку скалы, и привалили их камнями. Мы отправились дальше, по ходу разглядывая стены скал, нет ли там ниток или еще каких-нибудь хитроумных заморочек. Духи всегда нас озадачивают чем-нибудь, они не дают расслабиться нигде. Надо отдать им должное, они научили нас ведению партизанской войны, а мы оказались способными учениками, хотя заплатили за этот опыт дорогую цену.
   Командование наше со временем поняло, что манера греметь железом не всегда дает должный эффект в этой войне, для того чтобы раскрыть замыслы и уловки душманов, нужен изворотливый ум. Бывало, что разработанный накануне план действий рассыпался на первой его стадии, и тогда приходилось действовать при сложившейся ситуации, или как говорится, действовать по обстановке. И тут уж исход операции зависел не от штабных командиров, которые разработали ту или иную комбинацию и дали добро на ее проведение. Исход операции уже зависел от молодого старлея или лейтенанта, мало того, от него еще зависело, все ли вернутся назад. Бывали, конечно, у командиров и промашки, которые приводили к трагическим исходам. Но тот, кто не имел дело с душманами, не имеет право судить офицеров, допустивших эти промашки, эти офицеры не были трусами или глупыми, просто иногда душманы оказывались хитрее.
   Если честно признаться, душманы были отличными воинами, мало того, они навязали нам свои правила игры, и мы их принимали. Нередко бывало, что мы даже переигрывали их, в ихней же игре, а бывало, что и ошарашивали своими отчаянными выходками. К примеру, когда израненный солдат остается прикрывать отход взвода или роты, и отстреливается до последнего патрона, а потом подрывает себя гранатой, прихватив с собой нескольких духов, — это заставляло их относится к нам по иному. Без преувеличения скажу: мы заставили душманов, уважать советского солдата.
   Пройдя еще метров тридцать по этому коридору, мы вышли из него. Это был конец караванной тропы, перед нами открылась долина. Направо и налево простиралась цепь гор с отвесными скалами. Ротный долго разглядывал долину в бинокль, но душманского каравана видно не было. Вероятнее всего они ушли вдоль гор. Но вот в какую сторону? Горы ведь не забор, вдоль которого все видно.
   — Ну вот и пришли. Дальше Иран, можете взглянуть на Иранскую землю, — сказал ротный, и в полголоса добавил: — Хотя для кого-то это не впервой, — и многозначительно посмотрел на Хасана.
   — Воды бы где-нибудь набрать, командир, — промолвил Хасан, облизывая губы и прикинувшись валенком.
   — Я ссать хочу! — выкрикнул Качан.
   — Качан, я тебе сейчас нос отрублю по самую шею, — ответил ему Хасан.
   Ротный еще раз осмотрел местность в бинокль, после чего немного постоял в раздумье и, повернувшись к нам, сказал:
   — Пошли обратно, здесь нам делать больше нечего. Духи давно скрылись, пока мы с этой мудреной ловушкой возились. Ну, а в общем, задание мы выполнили, а там пусть решают, что делать с этой тропой.
   Мы, развернувшись, медленно пошли обратно, эта жара всех нас измотала, вода была на исходе, у многих фляжки были пусты, зато боеприпасов было еще достаточно.
   Да, действительно, задание мы выполнили, тропа разведана, а дальше решение за командованием. Ее или капитально заминируют, или завалят проходы взрывчаткой, но нас это уже не касается.
   — Может, посидим, перекурим. Ноги уже подкашиваются, — предложил взводный, когда мы вошли в коридор.
   — А может, ночевать здесь останемся? — спросил с издевкой ротный, продолжая идти дальше.
   От слов, «ночевать здесь», у меня мурашки по коже пробежали. Оказаться ночью в горах, это кошмар особенный, в подобной ситуации про сон, даже думать забудь. Ночь в горах, это царство духов. Кто коротал ночь в афганских горах, по соседству с духами, тот ощутил не только холод, но и постиг чувство настоящего страха. Страх бывает разный, бывает неожиданный, от прогремевшего вблизи взрыва, или от просвистевшей рядом пули, но подобный страх, как неожиданно приходит, так же быстро и уходит, это скорее всего даже не страх, а испуг. А бывает страх продолжительный, леденящий душу и разум, он как туман обволакивает тебя. Этот страх надвигается как ночь, медленно и неизбежно, ты осознаешь, что вырваться из его объятий невозможно. Время будто останавливается, и каждая минута кажется вечностью. В такие минуты поистине вдаришься в бога, молясь в душе и Аллаху и Иисусу, лишь бы только дожить до рассвета. То и дело судорожно сжимаешь холодный автомат, вглядываясь в ночную пропасть, вздрагивая при каждом шорохе, и постоянно озираешься вокруг, напряженно вслушиваясь в тишину. Каждую минуту тебе мерещится дух с кинжалом, вот он уже подкрался к тебе и сейчас перережет глотку, ты с ужасом проводишь ладонью по горлу, и представляешь себя лежащего в луже крови. И это не какой-нибудь напускной страх, который чувствует ребенок под одеялом после страшной сказки. Все, о чем думаешь, может обернуться для тебя роковой реальностью в любой момент.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Мы шли полностью расслабившись, напряжение спало, все, вроде, уже позади, и вот тут только навалилась усталость, которую до этого момента никто не замечал. Все шли молча, каждый думал о чем-то своем, жара была невыносимая, я не завидовал тому, у кого были бронежилеты Б-3, да еще и каски впридачу. Бедный Урал еле ноги волок, он тащил свою «трубу» на шее, две гранаты к ней болтались у него на поясе, а через плечо висел на ремне РПК.
   — Татарин, дай пулемет, а то ты свалишься скоро, — предложил я Уралу и протянул руку.
   Урал молча снял пулемет с плеча и протянул его мне, я взял у него РПК и повесил себе на плечо, и мы молча пошагали дальше.
   — Юра, вода есть? — услышал я голос Хасана.
   — Че, сушняк долбит?
   Я отстегнул ремень, снял флягу и протянул ее Хасану со словами:
   — Всю не выхлебай, я тоже воды хочу.
   — А горячая — падла, хоть чай заваривай, — промолвил Хасан, отхлебнув несколько глотков из фляги.
   — А че ты хотел? У меня нет на жопе холодильника, — ответил я, беря флягу у него из рук.
   Выйдя из коридора, мы заметили впереди своих, они шли нам навстречу. Подойдя поближе, стало видно, что это бойцы из первой роты, человек пятнадцать, примерно, во главе этой команды был прапор по фамилии Притуляк, рядом с ним шел радист. Этот прапор в данный момент был у них за ротного, куркуль жуткий, но командир опытный, по второму кругу в Афгане был, в общем счете четвертый год воевал. Сколько он из Афгана вещей вывез, одному богу известно.
   — Чего так долго ходите? — спросил ротный у прапора, когда мы подошли к ним.
   — Как нам передали, так мы и пришли. А я чего-то не вижу здесь бурного сражения. Грек со своими вообще лежит — загорает, — ответил прапор, улыбаясь.
   — Подольше надо было ходить. Теперь пошли обратно.
   — Ну как прогулка? — спросил прапор ротного.
   — Да никак, караван ушел, а дальше ходить нам нельзя, там уже Иран. А контингент у нас ограниченный, если мне память не изменяет. Пришлось вернуться.
   — Что, духи сильно потрепали?
   — Да так себе, постреляли слегка, духов было не очень много, да и в бой с нами ввязываться они явно не планировали. Им надо было караван провести, но они еще с той стороны на наши вертушки напоролись, обстреляли их и рассыпались. Основной караван, скорее всего, у входа остался, а небольшая группа вышла прощупать тропу. Мы попросили летчиков еще раз просмотреть местность, но духи спалили одну вертушку — мы уже были на подходе, когда они ее сбили. Нескольких мы успели положить, остальные смылись, но и нас потрепали немного. Я не пойму, чем они вертушку так зацепили, что она рухнула вниз, как камень. Неужели с ДШКа так приложили?
   — Как это не поймешь, чем сбили. Там под скалой гильзы от шилки валяются, — сказал Притуляк, глядя на ротного.
   — Где? — удивился ротный.
   — Да вот здесь, недалеко. Можешь сходить посмотреть, если не веришь.
   — Пизд-.шь хохол! — ляпнул ротный, недоверчиво глянув на прапора.
   — Да ты че, за салабона меня принимаешь? Я ведь не первый день в Афгане, за три с лишним года я кое в чем научился разбираться, — произнес Притуляк с легкой обидой в голосе.
   — Каша, ты стреляные гильзы от шилки не видел? — спросил ротный, обращаясь к Пупсику.
   — Нет, — ответил Пупсик.
   — Да как вы смотрели?
   — Не было там никаких гильз.
   — Спали на ходу? Мудаки х…евы!
   — Ну не заметили, наверное.
   — Я видел несколько гильз в стороне, но не подумал ничего такого, мало ли всяких гильз по горам валяется, — отозвался Андрей.
   — Ты так когда-нибудь ловушку загребешь, если не будешь под ноги смотреть, — сказал с укором ротный, глядя на Пупсика.
   — Да ладно, чего вы тут развели базар, из-за какой-то ху…ни. Правильно, вон, боец говорит, мало ли тут всякой дряни валяется, — сказал Притуляк.
   — А как же они эту дуру сюда заперли? — спросил ротный, не переставая удивляться.
   — Элементарно, верблюд и тачка сзади, да эту херню и ишак утащит. Мне приходилось и не такие вещи здесь встречать, — ответил Притуляк, которого, казалось, мало чем можно удивить.
   — Я же говорил, что это не ДШК работает, частота выстрелов не та, — сказал Хасан.
   — Скоро духи против нас бронетехнику будут в горах применять, — недоумевал ротный.
   — Там боец ваш скончался. Пока вертушка прилетела, он в резиновый мешок перекочевал, — негромко произнес Притуляк.
   Ротный ничего не ответил, он опустил голову и пошел дальше. Ротный вообще не одобрял, когда брали «чижей» в рейды, он говорил, «солдат минимум полгода должен прослужить в подразделении, прежде чем выезжать на боевые задания». Но не один ротный был такого мнения, командование тоже это прекрасно понимало, однако ситуации складывались так, что людей всегда не хватало.
   Притуляк не стал ротному больше ничего говорить, он махнул своим бойцам и, засунув руки в карманы, пошагал вслед за ротным, тихонько насвистывая себе под нос.
   — Не выжил-таки Закирчик, — произнес я негромко.
   — Че ты говоришь? — спросил Хасан.
   — Закирчик, говорю, не выжил.
   — Да, жаль пацана, первый рейд и…
   Грек с бойцами сидели в тени под скалой и ждали нас. Когда мы поравнялись, они встали и пристроились позади. Подбитая вертушка полностью сгорела, и лишь слегка дымилась, от нее практически ничего не осталось. Мы молча проходили мимо нее, обнажив головы, от летчиков не осталось ничего, даже пепла не собрать.
   Примерно через час мы вышли к подножию гор, перед нами предстал кишлак, а дальше виднелась долина, за которой стояли наши блоки.
   Ну, вот и все, наш поход окончен, теперь осталось добраться до своего БТРа, снять с себя все железо, и спокойно отдохнуть от этого изматывающего лазанья по горам, от этой проклятой жары и подлянистых духов.
   Спускаясь к кишлаку, я заметил на окраине БТР, а чуть дальше, возле озера стоял танк.
   — Наши че, блоки передвинули? — обратился я к Хасану, показывая на БТР.
   — А вон в кишлаке еще один БТР, — раздался голос Урала.
   — Надо спросить у пацанов с первой роты, чей это БТР, — предложил Хасан.
   — Зуля!!! — крикнул я, увидев знакомого пацана с первой роты.
   Зуля обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
   — Че за машина в кишлаке?!
   — Комбата!
   — А на окраине? — спросил Хасан.
   — Ваш БТР!
   — С нашей роты, что ли?! — крикнул я.
   — Ваш БТР, Туркмен там стоит! — ответил Зуля и пошел дальше.
   — Во, ни фига себе, наш БТР возле кишлака, — удивился я.
   — А че он там делает? — спросил Хасан.
   — Сейчас узнаем.
   Мы прибавили шаг, обрадовавшись, что не надо пешком лишние несколько километров пилить. Проходя по кишлаку, мы увидели, как возле машины комбата собралась толпа местных жителей, в основном это были старики, они оживленно беседовали с комбатом. Мы не стали выяснять, в чем там дело, а направились дальше, у Туркмена узнаем, что тут за ерунда творится, решили мы.