– Положим. Не знаю, как тебя зовут, батюшку твоего не встречал, по щечке не трепал. А тебя могу. – Мохнатая лапа ласково протянулась к перепугавшемуся антимагюрцу.
   – Вы что? В своем ли уме?! У меня король прощения просит, а вы! Я буду жаловаться!
   Паскаяки недовольно стали оборачиваться к Элвюру, чей визгливый голос оказался хорошо слышен в торжественной тишине:
   – Эй, заткнись, шмакодявка.
   – Придержи язык за зубами, пока не выбили.
   Шепот паскаяков разозлил Элвюра ещё больше. Не помня себя, он рванулся к Священному Очагу.
   – Ваше величество! Пропустите меня к королю!
   Раздались крики – появилась невеста. Закутанная в просторный зеленый плащ, она шла свободно и легко, обратив на себя все взоры.
   Элвюр, упорно пролезая меж толстенных ног, выбрался в первый ряд:
   – Ваше!.. – он увидел невесту, недовольное лицо Ульрига с маленькими злобными глазками, устремленными на него, и быстро попятился назад. – И все же, я буду жаловаться. Графу Роксуфу…
   Широкоплечий громко смеялся, но, странно, никто не сказал ему ни слова.
***
   Сверкая начищенным нагрудником, золотыми пуговицами, вымытыми по такому поводу волосами, Удгерф не спеша вошел в Зал и, оглядывая собравшихся, прищурившись, улыбнулся. Он заметил невесту, которая ожидала его у Священного Очага. Она была красива: с большими темными глазами, оттененными густыми ресницами, с челкой рыжеватых волос, ниспадающих на лоб. Принц приостановился, оценивая подарок отца, скользя взглядом по её телу, до поры скрытому широким плащом.
   – Иди, сын, – Ульриг позвал Удгерфа, не желая затягивать церемонию.
   Все должно было пройти с блеском, но быстро, как молния, что вспыхивает и мгновенно гаснет, оставляя о себе долгую память.
   Наследник приблизился к Очагу.
   Служитель, изображающий бога Магдонора, заговорил:
   – Принц Удгерф, почетный герой Вахспандии, увенчавший себя победами при Хал-мо-Готрене, в поединке… – начался длинный ряд перечислений заслуг жениха, – сегодня ты станешь настоящим воином и паскаяком…
   Удгерф улыбнулся: и тем и другим он стал уже лет десять назад.
   – …Ты станешь подлинным наследником вахспандийского престола по желанию твоего отца и благоволению богов и великих предков.
   Ульриг обошел Священный Очаг, обнял сына, отступил. "Крейтер" поцеловал жениха.
   – Став воином, защищай свою семью, став паскаяком – свой народ. Действуй по совести, и тогда это оружие не будет ведать поражения. – "Ортаког" вручил Удгерфу секиру с острым, украшенным золотом, лезвием.
   Подобное оружие даровалось только представителям королевского дома при бракосочетании и хранилось до последней их битвы, где погибало вместе с ними.
   Наследник бережно принял секиру, примерился, улыбнувшись, молодцеватым движением заткнул её за пояс.
   Выдержав торжественную паузу, речь продолжил "Магдонор":
   – Дельфера, дочь героя Фанура, ты удостоилась величайшей милости, ибо отныне назначена хранительницей Священного Очага самого принца! На тебя пал мой жребий, а потому живи во благо Бога жизни.
   Отец подхватил невесту, перенеся через Священный костер, что символизировало её переход к новой жизни. Удгерф перешагнул сам, столкнувшись с отцом.
   "Магдонор" вручил Дельфере изогнутый, украшенный золотом и драгоценными каменьями, рог:
   – Да будет ваш дом полной чашей!
   Ульриг III поспешил исполнить свою обязанность короля. Наклонившись к невесте, он жадно приник к её губам, непозволительно затянув символичный поцелуй.
   – Эй! – Удгерф подтолкнул отца. – Хватит.
   Выпроставшись из длинных волос Дельферы, Ульриг недовольно обернулся:
   – Это мое право.
   – Это право сильнейшего.
   – Я король! Я сильнейший!
   – Да?! – принц, ловко изогнувшись, подхватил Ульрига и скинул в Священный Очаг.
   – Собака! – король выскочил, стряхивая с плаща искры Священного Костра.
   Жрецы и все в зале замерли. Но ничего не произошло: Удгерф просто поцеловал жену.
***
   Вопреки грозным речам, отряд рыжего Чародея оказался невелик, однако, в крохотном Курлапе могла разместиться лишь десятая его часть. Да и осторожные варвары впустили только самого предводителя с двадцатью воинами.
   – Изволь, Анисим Вольфрадович, мой дом – твой дом, и бедностью нашей не брезгуй, – сухой, подтянутый вождь шел рядом с рыжим великаном, внимательно всматриваясь в его лицо.
   Варвар искал взгляда Чародея, чтобы понять, кто перед ним: друг или враг. Однако тот уставился в землю, отмеривая её саженными шагами и, казалось, думал о своем.
   – Твой временный приют, Анисим, – вождь указал на хижину.
   Она была больше остальных строений, но крыша, устланная травой и толстые деревянные столбы, служившие опорами, смотрелись так же убого. Впрочем, великана это не волновало. Он прошел в дом, как будто жил там уже много лет, и солдаты последовали за ним. Четверо остались у входа. Вождь варваров поразился: караул встал сам, без напоминания.
   Жители Курлапа постепенно разошлись. Улицы вновь опустели, лишь кое-где судачили меж собой женщины, но мужья быстро разогнали их по домам.
   Анисим Вольфрадович в раздумье огляделся в поисках стула. Не найдя на что можно было бы сесть, он опустился прямо на пол. Чародей закрыл глаза и опустил голову, отчего длинные, рыжие волосы безобразно обвисли на пол.
   Солдаты тихо расположились вокруг. Среди них было и три скелета, которые, последовав примеру вождя, погрузились в свои мысли.
   Так продолжалось полчаса, пока заменявшая дверь циновка не поднялась и на пороге не появилось несколько женщин. В руках у них были подносы с едой. Солдаты оживились:
   – Э… Давай сюда!
   Скелеты вздрогнули, резко подняв головы. Волосы, скрывавшие их костяные лица с дико горящими глазами, откинулись, и одна из женщин, вскрикнув, уронила горшок. Он звонко разбился, выплеснув на пол темную жидкость, напиток из лесных ягод. Однако Чародей не обратил на это внимания.
   Робко оглядываясь на его могучую, согбенную фигуру, женщины сторонились колдуна, обнося воинов едой. Скелеты отказались, посмеявшись над узостью понятий женщин об их расе. Еда для скелетов – их мысли, а сила – их разум.
   Варварки удалились, и стало вновь тихо.
   Свет, пробивавшийся из отверстий в крыше, померк. Небо стало синим, застрекотали ночные насекомые. Анисим Вольфрадович продолжал сидеть, и костра разводить не решались.
***
   Чародей поднял голову, но волосы продолжали скрывать его лицо.
   – Позовите сюда мальчика.
   Один из солдат поднялся, ни слова не говоря, вышел на улицу. Он заметил ребенка, который шел в темноте, постукивая легонькой палочкой по земле.
   – Эй, подойди-ка сюда.
   Мальчик остановился, и солдат увидел его большие синие глаза на бледном во мраке лице.
   – Не бойся, я дам тебе вкусное, – солдат неловко улыбнулся.
   Рув в нерешительности остановился. Там внутри ужасные скелеты и противные солдаты, но ему почему-то очень хотелось увидеть ещё раз рыжего великана, ну хоть одним глазком…
   Он подошел к человеку, и тот, ласково положив ему руку на плечо, провел внутрь.
   Чародей сидел на полу. Несколько людей разводили в углублении, обложенном камнями, костер. Пламя вспыхнуло внезапно, озарив широкое, суровое лицо Анисима Вольфрадовича, запутавшееся в рыжих, сбитых волосах. Рув вновь поразился скрытой силе, таящейся в сгорбленной фигуре этого человека.
   Прошло несколько минут. Мальчик стоял у входа, не зная, что делать, а рука воина по-прежнему лежала у него на плече, и он смутно чувствовал её согревающее тепло. Это успокаивало Рува.
   – Не бойся, мальчик. Подойди ко мне, – Чародей поднял глаза, темно-зеленые и очень глубокие.
   Рув шевельнулся, рука соскользнула с его плеча, и он, оставшись один, без поддержки, осторожно приблизился к великану.
   – Помнишь, ты сказал мне, что у вас в деревне живет Старая Колдунья.
   – Да, её зовут Марбель…
   – Неважно. Для меня она Старая Колдунья, – Анисим Вольфрадович замолчал, раздумывая. – Ты обещал сводить меня к ней.
   – Да…
   – Не перебивай. Я и так знаю, что ты обещал. Сделай это прямо сейчас.
   – Хорошо, хорошо, – пролепетал Рув, чувствуя, как непроизвольно задергалось колено.
   Он попытался унять дрожь, но был не в силах, и она, нарастая, разбежалась по всему телу. Боясь, что это слишком заметно, мальчик быстро вышел из дома и повел исполина по деревне.
   Было уже совсем темно, и они шли по глухим улочкам на окраине поселения, там, где тянется безмолвный частокол, и густо толпятся гигантские деревья. В темноте жутко закричала какая-то большая птица:
   – Уг! Уг!
   Дом ведьмы был маленький и кривой, со скособоченной крышей. Вокруг стоял мрак, и в единственном окошке горел тусклый красноватый огонек, похожий на алчный глаз дракона. Старуха была чудаковатой, но не злой. И все же Рув ни за что бы не пошел к ней сейчас, в ночное время, когда даже знакомый лес, приветливый днем, казался угрюмым и чужим.
   Чародей двигался молча, неотрывно уставившись на свет в окне.
   – Вот здесь…
   – Тише. Я это чувствую. – Анисим Вольфрадович обернулся к мальчику.
   В его страшных зеленых глазах было нечто таинственное, возвышенное и в тоже время животное. Рув вдруг подумал, что такой, должно быть, взгляд у убийцы…
   – Можешь идти, мальчик.
   Рув кивнул и, словно очнувшись от кошмара, с радостью кинулся прочь. Подальше, подальше от ужасного молчаливого человека, оставшегося сзади во мраке.
   Чародей постоял, посмотрел вслед удаляющемуся мальчику, затем резко повернулся, в три шага подошел к дому колдуньи и дернул за холодное железное кольцо.
   За дверью раздался скрипучий голос:
   – Кто там?
   Впрочем, колдунья не ждала ответа: послышался тяжелый глубокий звук отодвигаемого засова. Дверь приоткрылась, и показалось маленькое личико, желтое и жалкое, как оплывший огарок свечи.
   Старуха подслеповато сощурилась, вглядываясь в ночного гостя.
   – А ты, прости, кто?
   – Анисим Вольфрадович, – рыжий надвинулся на дверь, и та безропотно подалась внутрь.
   В крохотной комнатушке было тепло, и горячий воздух обжег вошедшего. Пахло сушеными травами. Великан глухо ударился об потолочную балку, и крыша дрогнула.
   – Тише, тише, батюшка. Дом развалите, а я уж стара – новый не выстрою.
   – А магия на что?
   – Да это сколько ж магии надобно?
   – Десятая часть мастерства бессмертного паскаяка Урдагана Хафродугского или сотая часть умения Хамрака Великого.
   – Ой, да ты что, голубчик? Какой Урдаган? Слыхала я про таких, да разве я до них доберусь? – старушка пыталась получше разглядеть пришельца.
   – Значит, ты не можешь сообщить мне ничего нового?
   – Да кабы знала, чего хочешь…
   – Магии. Есть у тебя заклятье какое? – Чародей прошелся по комнатке, заглянул за огромный шкаф, набитый горшками, исписанными листками, желтыми костями и вороньими перьями, словно искал чего. – Может вещь какая имеется?
   – Эх, много вас молодых приходит. Всем магия надобна.
   Анисим Вольфрадович насторожился:
   – Кто это молодые? Кто приходил?
   – Да разве счесть? Все такие, ух!… кровь с молоком. Приходят мастерству учиться.
   – И учишь?
   – Учу. Отчего ж не учить?
   – Зря.
   – А как же иначе? – старуха всплеснула руками. – Коли просят-то.
   – Магия – искусство тонкое, доступное лишь избранным. Что ты делаешь, когда варваров тому учишь? Священное искусство засоряешь. – Чародей смерил колдунью негодующим взглядом. – Самосовершенствование – вот подлинное благо. Сначала собой заниматься надо, а потом уж об остальных заботиться. Да чего о них вообще болеть? Своих что ли дел не хватает?
   – Помилуй. Какой-то ты странный.
   – Странный? Так ведь все маги странные, – Анисим Вольфрадович впервые улыбнулся, но недоброй была улыбка, широко растянувшая его толстые губы.
   – Ой, ступай-ка ты лучше, голубчик, подобру-поздорову.
   – Ступай, говоришь? Хорошо. Я пошел. – Он обернулся, задумчиво посмотрел на старуху. – Береги жизнь. В твоем теле она ненадежно держится.
   – Чур, чур, – ведьма замахала руками.
   Чародей вышел и исчез во мраке. Лишь скрипели по земле его тяжелые шаги.
***
   Удгерф привстал, обвел всех помутневшим взором:
   – Пейте! Веселитесь!
   Взмахнув кубком, он залпом осушил его и швырнул в угол.
   – Эй! – взвизгнул какой-то молодой паскаяк.
   Кубок, ударившись об стену, отлетел в сторону.
   Удгерф опустился на шкуру, заменявшую ему стул.
   Справлять свадьбу начали в трапезной, но под конец третьего дня все настолько захмелели, что не могли усидеть за столом, и потому перешли в гостиную, где расчистили место, покидав мебель в окна.
   Теперь гостям было хорошо и удобно. Они молча возлежали на шкурах или просто на каменном полу пялились друг на друга, пока не засыпали.
   Однако время от времени крик набравшегося сил и поднявшегося паскаяка заставлял их вздрагивать. Подняв кубок, вставший говорил короткий тост, глотал вино, и все бодрствующие делали то же самое. Сами тосты иссякли, но без них пить было нельзя, и оттого славили собачку, которую герой Фискен встретил на улице третьего числа прошлого месяца, и прекрасные новые башмаки, которые купила жена героя Фискена. Когда бочонок заканчивался, Удгерф приподнимался на локте и огрубевшим, походившим на звериный рев голосом требовал новый. Два дюжих охранника, подвыпивших, но двигающихся быстро и твердо, вкатывали огромную бочку. В первый день гости развлекались, вышибая у неё дно так, что все комнаты оказались липкими от вина. Однако вскоре эта затея надоела, и изможденные пирующие просили солдат открыть бочонок, и жадно тянули бездонные кружки, и придумывали новые тосты.
   Удгерф вновь встал, на этот раз держась за стену:
   – Эй, а где наши дамы?
   Несколько гостей лениво взглянули на него.
   – Где?
   Огромный паскаяк, валявшийся в дальнем углу в обнимку с пустой бочкой, открыл глаза, приподнялся. Это был Широкоплечий, тот самый, что во время бракосочетания Удгерфа в Храме так бесцеремонно назвал господина Элвюра слизняком. Запустив руку в безобразно свалявшиеся волосы, паскаяк переспросил:
   – Где?
   – Сюда! – Удгерф требовательно ударил кулаком об стену, зашибся и взвыл от боли. – Ну-у, что встали, дур-р-раки! Тащите их!
   Стражники переглянулись.
   – Позовите жену!
   От стены отделилась грозная фигура.
   – Ваше высочество, не надо, – Хинек склонился над воспитанником, коснулся его горячего лба. – Вы нездоровы.
   – Я в пор-р-рядке!
   – Ваше…
   – Молчать! Слюнтя…Ай!
   Хинек пригвоздил принца к стене точным ударом. Удгерф задохнулся, и один хрип вырвался из его груди:
   – Стр-р-ража… Взять его!
   Охранники кинулись к Хинеку, но он был уже у входа в королевские покои:
   – Я уйду, но знайте – Дельферу в обиду не дам!
   – Она моя жена! Я обладаю ей. Я! Слышишь, я! – принц ударил себя кулаком в грудь так, что чуть не упал.
   Однако вовремя схватился за стену и устоял. – Я хочу её, и все тут!
   Широкоплечий в углу был уже на ногах и улыбался: ему понравилась новая затея.
   – Идем, – он подхватил наследника и увлек за собой.
   – Стойте, стойте, – Хинек отступал, затем резко повернулся и побежал предупредить Дельферу.
   – Погоди! Погоди! Успеешь! Мы её сейчас вместе, того… Одновременно… – принц засмеялся, споткнулся о ступени и едва не свалился, но Широкоплечий удержал его.
   Они добрались до покоев принцессы, занавешенных пурпурной полупрозрачной шторой. Эта преграда была так легка и ничтожна, что Удгерф вдруг остановился, примирительно махнув рукой:
   – Ладно.
   – Ладно, когда дело сделано, – Широкоплечий потащил принца вперед. – Наследник Вахспандии должен быть твердым.
   Сзади столпились гости – те из них, которые в состоянии были подняться, чтоб не прозевать потеху.
   Удгерф боялся потерять себя в их глазах и откинул занавеску, протиснувшись внутрь. В покоях принцессы было прохладно, и стоял легкий запах цветов.
   Дельфера сидела на кровати, сжавшись, точно ожидая удара. Рядом стоял грозный Хинек. В руке у него был меч. Холодный блеск стали отрезвил Удгерфа. Он почувствовал реальную опасность, и животный страх подсказал, что лучше убраться. Но было поздно.
   – Хинек, друг, отойди. Прошу.
   – Ступайте вон, пока не проспитесь.
   – Ну что тебе стоит? – заканючил Удгерф.
   – Уходите.
   Принц постоял, опустив голову, затем вздохнул и отступил.
   Внезапно Широкоплечий прыгнул вперед. Растопырив руки, он попытался обезоружить Хинека, но быстрый меч героя, закаленный во многих битвах, проткнул нападавшего, войдя по рукоять. Широкоплечий, опьяненный азартом схватки, даже не заметил страшной раны, лишь безумно расширились его черные зрачки. Рубаха сделалась тяжелой и багровой от крови, но меч, торчащий из раны, вдруг странно подался вперед, как будто невидимая рука бережно вынимала его из пробитого тела. Со звоном клинок упал на пол. Широкоплечий подмял защитника Дельферы:
   – Бери.
   Удгерф встал в нерешительности. Сзади толпились любопытные гости. Он медленно подошел к Дельфере, слабой и беззащитной, сидящей перед ним. Она в ужасе закрыла лицо. Принц схватил её за запястья, дернул к себе и вдруг увидел её слезы. Она покорно застыла в его объятиях.
   – Не бойся взять того, что хочешь, – кивнул Широкоплечий.
   Но Удгерф вдруг растерялся. Он отстранился, взглянул в прекрасное, мокрое от слез лицо Дельферы, в её большие глаза. Сколько в них было горя, страдания и… любви! Принц смутился ещё более. Он – воин, и его долг – защищать свою жену. Как же он мог вести себя так? Для чего он тогда существует? Удгерф прикоснулся к её нежной щеке. Грубая рука его скользнула в её волосы, зарывшись в рыжие шелковистые струи. Она робко улыбнулась, и он опустил голову:
   – Пьян… Прости.
   Удгерф осторожно взглянул в её глаза, и понял, что простила.
   Вдруг он вспомнил о гостях, разочарованно переговаривающихся у него за спиной, с неожиданной злостью обернулся к ним:
   – Как вы смеете входить в покои моей жены? Пошли вон! Вон!
   Схватив с пола меч Хинека, Удгерф ринулся к гостям.
   Визжа, те кинулись врассыпную, скатились с лестницы, оставляя на ступенях беспомощных пьяных товарищей.
   – Вон! Все вон! – принц обернулся к Широкоплечему, который по-прежнему держал Хинека. – И ты тоже.
   – Что тоже? – Широкоплечий исподлобья посмотрел на наследника.
   – Ступай. Потом поговорим.
   – Потом и кровью ты у меня заговоришь, – Широкоплечий сплюнул, поднялся и не спеша направился к выходу.
   Истошным скрипом отозвалась под его шагами лестница.
   Хинек встал, разминая затекшие мышцы, посмотрел на молодых, покачал головой и молча вышел.
***
   Удгерф бережно усадил жену на кровать. Хмель отступил, и принцу стало вдруг хорошо от сознания правоты своих действий, от ясности ума и вместе с тем горько. Он опустился рядом с Дельферой. Она ласково положила ему на голову руку, заботливо распутывая сбившиеся волосы.
   – Знаешь, я перед тобой виноват. Мы поженились три дня назад, а я даже не заговорил с тобой. Странно. – Удгерф грустно улыбнулся.
   – У тебя друзья. Тебе с ними весело.
   – Нет, ты лжешь! – Он вскочил, заходил по комнате. – Они мне не друзья. Собутыльники! И мне с ними вовсе не весело, но я вынужден пить, чтоб убить время. Понимаешь?
   – Нет.
   – Ты должна понять, дорогая. Милая. Если ты не поймешь, то кто тогда? – Удгерф упал к её ногам. – Понимаешь, у каждого есть любимое дело. Если бы ты знала, как счастлив я был, когда встречал людей под Хал-мо-Готреном, когда руководил боем. Понимаешь? Ведь ты моя жена, моя половина. Так дай же мне вторую жизнь. – Паскаяк осекся, рывком встал.
   Он слишком много выпил и оттого теперь разнылся и стал городить околесицу.
   – Извини. Ты меня совсем не знаешь, да и я тебя тоже. Мы совершенно чужие. Прощай.
   Удгерф стремительно вышел из комнаты.
***
   Вскоре после прибытия отряда Чародея курлапских варваров встревожило появление ещё одного чужестранца. У него было широкое, загорелое лицо с узкими, словно прищуренными, глазами, а одежда просторная, неудобная для поездок по лесу.
   Под взглядами возбужденных варваров, изучающих неведомое им животное – коня, кочевник добрался до временного обиталища Чародея.
   Анисим Вольфрадович все утро просидел на полу, не обращая внимания на окружающих, не принимая еды. Однако за несколько минут до приезда кочевника, он встрепенулся, и солдаты поняли – что-то произойдет.
   Вошедший почтительно поклонился:
   – Посланник от Гостомысла, прозванного Ужасным, к тебе, Анисим Вольфрадович.
   Чародей кивнул.
   – Гостомысл, прозванный Ужасным, ждет тебя в Аль-Раде, городе степных кочевников, – доложил приехавший. – Коварный враг следует за нами. Хамрак, Маг Ночи, перенесся с воинством Тьмы на Северный континент.
   Чародей нахмурился.
   – В сии дни Хамрак пребывает в Королевстве Трех Мысов, – продолжал кочевник. – Ветер принес Гостомыслу, прозванному Ужасным, весть о том, что Маг Ночи обратил око свое на Север, и гонцы-гхалхалтары принесли на быстрых скакунах своих послания королю Ульригу. Хамрак просит помощи у паскаяков. Они склонны поддержать воинство Тьмы.
   – Хорошо. Ступай.
   Кочевник ещё раз поклонился:
   – Гостомысл, прозванный Ужасным, шлет тебе, Анисим Вольфрадович, свое благословение.
   Чародей вновь кивнул.
***
   Удгерф вошел в королевский кабинет. Ульриг сидел за столом, бестолково вертя в руках писчее перо.
   – Здравствуй, сын.
   – Приветствую, ваше величество, – принц непринужденно развалился на стуле, насмешливо глядя на важничающего отца.
   Почему, когда он принимает в кабинете, то становится таким надутым и спесивым? Впрочем, Удгерфа это даже забавляло.
   – Что за пьяный дебош ты устроил вчера?
   – Ничего. Ровным счетом ничего.
   – Как это ничего? Стыд! Срам! – Ульриг приподнялся. – Ведь до чего докатился! Собственную жену… при гостях! Ты что, последние мозги пропил?
   – Я не делал этого.
   – Лжешь. Все только и говорят об этом.
   – Кто?
   – Не имеет значения!
   – Имеет.
   – Доблестные герои.
   – Эти доблестные герои вчера валялись до смерти пьяные в моем доме, – принц засмеялся.
   – Молчать! Не оскорбляй цвет нашего воинства!
   – Что ж поделать, если весь "цвет нашего воинства" валялся вчера до смерти пьяный в моем доме?
   – Не смей!
   – Смею!
   – Убью!
   – Попробуй.
   Ульриг вскочил, рванувшись к сыну, замер:
   – Как-нибудь в следующий раз. Ты у меня доиграешься.
   Удгерф сидел, нахмурившись – что могли наговорить отцу раздосадованные герои?
   – Послушай, а Хинек тебе что-нибудь рассказывал?
   – Ага, сознался! – король подался вперед.
   – Так рассказывал?
   – Нет.
   – Верь ему, отец. Он – самый доблестный герой Вахспандии.
   – Спелись!
   – Спились, – усмехнулся Удгерф. – Ну, что же ты хотел мне сказать? Пожурить за вчерашнее?
   – Ладно, – Ульриг сел. – Я, в общем-то, позвал тебя не за тем. Занимайся со своей женой чем угодно, а у меня для тебя есть важные вести.
   Удгерф поднял брови.
   – Сегодня приехал гонец из Королевства Трех Мысов.
   – Что надо этим людишкам?
   – Гонец – гхалхалтар.
   – Что? – Принц удивился. – Люди настолько ослабли, что не могут надеяться на своих и оттого посылают гхалхалтаров?
   – Не смейся, все очень серьезно. Хамрак Великий, воспользовавшись великой силой магии подвластной ему, пересек Внутреннее море и свалился людям как снег на голову, заняв Форт-Брейден – городок на Пентейском мысу. Однако врагов слишком много. Гхалхалтары просят о помощи.
   – И что ты решил? – глаза наследника разгорелись.
   – Моя честь велит мне послать помощь.
   – И кто военачальник? – Удгерф пытливо уставился в широкое, ухмыляющееся лицо отца.
   – Да вот думаю, кого бы назначить? Позвал тебя посоветоваться.
   Вихрь воспоминаний захватил принца: Хал-мо-Готренская битва, стройные ряды рослых паскаяков, антимагюрские батареи вдали и холодное северное солнце…
   – Об одном прошу – поставь меня!
   Ульриг покачал головой:
   – Тут ещё подумать надо. Как бы не прогадать.
   – Что? Ты сомневаешься во мне?
   – Молод еще.
   – Под Хал-мо-Готреном был моложе.
   Король засмеялся: нашел слабинку сына, раззадорил. Ведь он заранее знал, что назначит полководцем именно его.
   – Поди, уже всю сноровку потерял.
   – Клянусь, хоть кого одолею.
   – И Урдагана?
   Принц нахмурился:
   – Ты меня с бессмертным не равняй!
   – Слабо завалить, да?
   – И что с того? Полководец не только головы сшибать должен, но и своей соображать.
   – Ладно, так и быть, – король махнул рукой, – поставлю тебя.
   – Спасибо, отец. Спасибо! Это – лучший подарок, какой ты мог мне сделать!

Глава вторая

   Посол Элвюр заперся в кабинете, обдумывая свои дальнейшие действия. Он уже шесть лет жил в Вахспандии, и все это время тянулась полная мелких инцидентов, но страшно однообразная жизнь. Иногда Элвюр даже чувствовал себя находящимся в почетной ссылке.
   И вот Хамрак напал на Королевство Трех Мысов, отправил к Ульригу гонца с просьбой о помощи. Жернова войны завертелись, и теперь пусть паскаяки считают Элвюра слизняком, но он знает обо всех их планах, и он покажет им, как ничтожна грубая сила перед умом и хитростью.
   Антимагюрец задумчиво смотрел на перо, потом, вдруг сбросив с себя оцепенение, начал быстро-быстро писать. Главное, чтобы это письмо дошло до графа Роксуфа, а уж он примет должные меры…