— Гм… — Белл задумалась. — Не желаешь ли чаю? Я продрогла. — Она встала и позвонила, вызывая горничную.
   — Нет, спасибо, но я прикажу принести чаю тебе.
   Горничная бесшумно вошла в комнату, и Эмма заказала ей чай.
   — И будьте любезны сказать миссис Гуд, что через час я зайду к ней, чтобы обсудить меню на ужин. Мы ждем гостя, и потому, пожалуй, понадобится приготовить что-нибудь особое.
   Горничная кивнула и покинула комнату.
   — Кто это сегодня ужинает у нас? — удивленно спросила Белл.
   — Тот самый Джон Блэквуд, с которым ты познакомилась несколько дней назад. Вчера Алекс пригласил его, разве ты забыла? Поговорим об этом за чаем.
   Сердце Белл ушло в пятки. Она и вправду забыла о сегодняшнем ужине.
   — Это приглашение совсем выскочило у меня из головы, — пробормотала она, жалея, что чай еще не принесли и нельзя скрыть лицо за чашкой. Судя по всему, ее щеки сейчас полыхали.
   Если Эмма и заметила ее румянец, она ни словом не обмолвилась о нем. Белл завела оживленный разговор о последних парижских модах, и эта тема надолго увлекла обеих дам.
   В тот вечер Белл одевалась особенно тщательно, прекрасно понимая, что причина этого — не кто иной, как Джон. Она выбрала платье простого, но элегантного покроя из льдисто-голубого шелка, оттеняющего цвет ее глаз, а волосы собрала в свободный узел на макушке, выпустив из него мягкие локоны, обрамляющие лицо. Завершили туалет жемчужное ожерелье и такие же серьги. Удовлетворенная своим видом, Белл спустилась вниз.
   Эмма и Алекс уже расположились в гостиной, ожидая прибытия Джона.
   Белл едва успела сесть, как в комнату вошел дворецкий.
   — Лорд Блэквуд, — доложил он.
   Белл подняла голову, не успел Норвуд договорить фамилию Джона. Алекс поднялся и направился к двери, чтобы поприветствовать друга.
   — Блэквуд, как я рад видеть тебя!
   Джон кивнул и улыбнулся. Непонятно почему, Белл ощутила раздражение, увидев, каким привлекательным он выглядит в вечернем костюме.
   — Позволь представить тебе мою жену, — Алекс подвел Джона к дивану, на котором сидела Эмма.
   — Как поживаете, ваша светлость? — учтиво произнес Джон, склоняясь в поцелуе над ее рукой.
   — О, прошу вас, оставьте! У себя дома я не выношу церемоний. Зовите меня просто Эмма. Алекс заверил меня, что вы — его близкий друг, потому, думаю, мы можем обойтись без формальностей.
   Джон улыбнулся Эмме, решив, что Алекс на редкость удачно выбрал себе жену.
   — Тогда вам придется звать меня Джоном.
   — И конечно, ты уже знаком с Белл, — продолжал Алекс.
   Джон повернулся к Белл и осторожно прикоснулся в ее руке губами. Жаркая волна прошлась по ее руке, но Белл постаралась не выдать своего волнения. Джону незачем знать, какие чувства вызывает в ней его прикосновение. Но на щеках ее проступил предательский румянец.
   — Я несказанно рад вновь увидеть вас, леди Арабелла, — произнес Джон, не отпуская ее руку.
   — Прошу вас, зовите меня Белл, — с запинкой попросила она, возненавидев себя за недостаток самообладания.
   Наконец Джон выпустил ее руку и улыбнулся.
   — Я привез вам подарок. — Он протянул Белл коробку, перевязанную лентой.
   — Спасибо, но зачем же… — сгорая от любопытства, Белл развязала бант и открыла коробку. Внутри оказался ее собственный, слегка запачканный ботинок. Рассмеявшись, Белл вынула его из коробки. — Я натерла ногу, — объяснила она, поворачиваясь к Алексу и Эмме, — и мне было так больно, что я сняла ботинок… — она осеклась.
   Джон повернулся к Эмме.
   — Я привез бы подарок и вам, но боюсь, в последнее время вы не забывали обувь в моих владениях.
   Усмехнувшись, Эмма потянулась к своим ногам.
   — О, я немедленно исправлю это упущение. Пожалуй, я просто отдам вам одну из туфель, — смеясь, сказала Эмма, — а вы сможете вернуть ее, когда в следующий раз приедете отужинать с нами.
   Джон сразу проникся симпатией к герцогине. С ней было легко и просто. Появление Эммы вряд ли заставит его сердце мучительно колотиться, а дыхание — прерываться.
   — Благодарю за приглашение, герцогиня.
   — Да, да, Блэквуд, — подхватил Алекс. — Ты здесь всегда желанный гость.
   Все четверо обменивались любезностями еще четверть часа в ожидании ужина. Белл в основном молчала, исподтишка изучая Джона и удивляясь, как ему удалось найти такой удачный выход, преподнеся ей ботинок в виде подарка, — и это после возмутительного поступка сегодня утром. Не было ли здесь попытки восстановить дружеские отношения? Белл с трудом удерживала на лице слабую улыбку, молча проклиная Джона за испытанную ею неловкость.
   Джон тоже был поглощен подобными размышлениями — он не знал, как Белл поведет себя с ним сегодня вечером. Возможно, она не поняла, какие причины заставляют его держаться на расстоянии, и, Бог свидетель, вдаваться в объяснения Джону не хотелось.
   Когда ужин был подан, Эмма что-то прошептала на ухо Алексу. Он поднялся и предложил ей руку.
   — Прошу прощения за прерванный разговор, но я намерен отвести жену к ужину, — с довольной улыбкой заявил он. — Белл, мы приказали накрыть стол в маленькой столовой — Эмма сочла, что там будет уютнее.
   Джон поднялся и предложил руку Белл, когда супруги вышли из комнаты.
   — Похоже; мы остались вдвоем.
   — И по-моему, это было сделано намеренно.
   — Вы так думаете?
   Белл приняла руку Джона и поднялась.
   — Эмме, значит, вы понравились.
   — А вам я нравлюсь, Белл?
   После длинной паузы прозвучало решительное «нет».
   — Полагаю, лучшего я и не заслуживаю, — Джон отпустил ее руку.
   Белл яростно обернулась.
   — Да, не заслуживаете! Я не могла поверить своим глазам, увидев, что вы осмелились сегодня же явиться сюда.
   — Если помните, я был приглашен.
   — Вам следовало отклонить приглашение. Вы могли прислать записку, что вам нездоровится или вашей собачке, лошади, в общем, выдумать любой предлог, лишь бы отказаться от приглашения.
   Джону оставалось лишь подтвердить:
   — Вы, разумеется, правы.
   — И не смейте больше целовать дам, чтобы тут же наговорить им грубостей. Это невежливо, некрасиво, и…
   — А вы всегда поступаете красиво?
   В его голосе не чувствовалось насмешки, и Белл сконфузилась.
   — Я пытаюсь поступать так. Бог свидетель, с вами я старалась вести себя достойно.
   Он склонил голову.
   — И это вам удалось.
   — Мне… — она оборвала себя и взглянула на Джона. — Разве вы не собираетесь возражать?
   — Какой в этом смысл? Вы совершенно правы, а я, как всегда, не прав. Белл удивленно посмотрела на него.
   — Боюсь, я вас не понимаю.
   — Вероятно, вам будет лучше даже не пытаться меня понять. Разумеется, я извиняюсь за сегодняшнюю выходку. Она была непростительна.
   — Какая именно — поцелуй или отвратительные слова после него? — Этот вопрос сорвался с языка Белл прежде, чем она успела подумать.
   — И то, и другое.
   — Прощаю вам нанесенное оскорбление.
   — А поцелуй?
   Белл не отводила глаз от месяца в верхнем углу окна.
   — За поцелуй извиняться незачем.
   Сердце Джона дрогнуло и застучало быстрее.
   — Не знаю, правильно ли я вас понял, миледи… — осторожно начал он.
   — Я хочу задать вам всего один вопрос. — Белл оторвала взгляд от месяца и заставила себя повернуться к Джону. — В чем я провинилась? Чем оскорбила вас?
   Джон издал хриплый смешок, не в силах поверить собственным ушам.
   — О Господи, Белл, если бы вы только знали! — воскликнул Джон. — Вы не могли бы оскорбить меня, даже если бы захотели.
   Сотни противоречивых чувств охватили Белл. Непроизвольно она коснулась руки Джона.
   — Тогда что же произошло? Мне необходимо знать.
   Джон прерывисто вздохнул, прежде чем взглянуть на нее.
   — Вы действительно хотите знать правду?
   Она кивнула.
   Джон помолчал, стараясь подобрать нужные слова.
   — Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь. Я столько повидал… — Щека его судорожно дернулась от усилий сдержать нахлынувшие чувства. — И немало натворил вот этими руками. — Он глядел на свои руки так, словно увидел их впервые. Джон запнулся, но тут же продолжил шепотом: — Я подлый негодяй, Белл, я не смею не только целовать вас, но не достоин даже стоять с вами рядом.
   Белл ужаснулась при виде муки, отразившейся на его лице. Ей казалось, она ясно видит его мятущуюся нежную душу. В этом человеке было что-то хорошее, казалось, его душа рвется наружу. Но почему он считал себя недостойным? Что побуждало его так думать? Не понимая, что делает, она шагнула к нему.
   — Вы ошибаетесь.
   — Белл, — прошептал он, — как вы наивны…
   Она молча покачала головой.
   Джон заглянул в глубину ее глаз, отчаянно пытаясь остановиться, но губы их неотвратимо сближались.
   Второй раз за этот день Белл ощутила прилив чувств, прежде ей незнакомых. Едва их губы соприкоснулись, Белл неожиданно для самой себя смело провела языком по его нижней губе — так, как делал Джон утром. В ответ он крепко прижал Белл к себе, не желая больше думать ни о чем.
   Это смелое объятие отрезвило Белл, и она мягко отстранилась. Ее щеки пылали, глаза разгорелись, а из прически выбилось несколько мягких завитков. — Алекс и Эмма ждут нас в столовой, — негромко напомнила она. — Мы и без того задержались.
   Джон прикрыл глаза и глубоко вздохнул, мысленно желая вернуться к прежнему невозмутимому состоянию. Спустя минуту он предложил Белл руку и попытался улыбнуться, что, впрочем, ему не удалось сделать.
   — Мы сошлемся на мою медлительность из-за больной ноги.
   Белл в душе посочувствовала ему. Этому гордецу было нелегко признаться в своей слабости.
   — Нет, пожалуй, не стоит — Эмма вечно жалуется на мою медлительность. Я просто скажу им, что показывала вам одну из картин в галерее. У Алекса есть восхитительное полотно Рембрандта.
   Джон приложил палец к ее губам.
   — Тише, лучше попробуем оправдаться моей больной ногой. Этой чертовой ране пора принести хоть какую-то пользу.
   Они вышли из гостиной, и Белл заметила, что Джон довольно быстро шагает по длинному коридору к столовой.
   — Предупредите, когда мы приблизимся, — прошептал он ей на ухо.
   — Дверь за углом.
   Джон замедлил шаг — да так неожиданно, что Белл решила, что он останавливается, но тут же заметила, что Джон хромает заметнее обычного.
   — Вы невозможны, — усмехнулась она, — мне прекрасно известно, что вы способны ходить гораздо быстрее.
   — День для меня выдался тяжелым, — с ангельским выражением на лице отозвался Джон.
   Алекс поднялся, когда они вошли в столовую.
   — Мы уж думали, что вы заблудились.
   — Боюсь, сегодня нога разболелась сильнее, чем обычно, — сокрушенно заявил Джон. — Белл была так любезна, что вытерпела мою медлительность. Белл кивнула, удивляясь, каким чудом ей удалось не расхохотаться. Они с Джоном уселись напротив Эммы и Алекса за маленьким столом в уютной столовой. Подали спаржу в горчичном соусе, и Эмма, поняв, что ее кузина и сосед познакомились гораздо ближе, чем положено за столь короткое время, немедленно принялась за расспросы.
   — Я так рада, что вы согласились поужинать сегодня с нами, Джон. Но вы должны рассказать о себе. Откуда вы родом?
   — Я родился и вырос в Шропшире.
   — Вот как? Я никогда не бывала там, но слышала, что это прелестные места.
   — Да, вполне.
   — А ваши родственники по-прежнему живут там?
   — Кажется, да.
   Эмму слегка смутил столь странный ответ, но тем не менее она не остановилась.
   — Вы часто видитесь с ними?
   — Чрезвычайно редко.
   — Эмма, дорогая, — мягко вмешался Алекс, — прошу тебя, дай нашему гостю возможность хоть что-нибудь проглотить.
   Эмма смущенно улыбнулась и подхватила спаржу вилкой, но, не успев донести ее до рта, вновь заметила:
   — Знаете, а Белл удивительно начитанна.
   Белл чуть не поперхнулась, не ожидая, что Эмма переведет разговор на нее.
   — Кстати, о чтении, — невозмутимо подхватил Джон, — вы уже дочитали «Зимнюю сказку»? Я заметил, что в тот день вам оставалось всего несколько страниц.
   Белл поспешно глотнула вина.
   — Да, давно дочитала. И закончила мои большие шекспировские чтения.
   — Вот как? Боюсь даже спрашивать, что это было такое.
   — Я прочла все пьесы Шекспира.
   — Звучит впечатляюще, — пробормотал Джон.
   — Почти в алфавитном порядке.
   — Подумать только! Да вы просто чудо!
   Белл покраснела.
   — Перестаньте дразнить меня, Джон!
   — Не знаю, правильно ли я понял, — вмешался Алекс, — разве эти чтения не включали поэзию Шекспира?
   — Поэзию Шекспира я отложила до следующего раза. Стихи слишком… как это… возвышенны, вы не находите? В обычной жизни так никто не говорит. Джон приподнял бровь.
   — Вы думаете?
   Он обернулся к Белл, и, когда заговорил вновь, в его карих глазах вспыхнул огонек, которого Белл никогда не замечала прежде. Хотя ничто вернуть не в силах миг, Когда цвели цветы, шумели травы, Не надо скорби — ведь в останках их Видны следы былой красы и славы…
   Над столом повисла тишина, пока Джон не нарушил ее, вновь обратившись к Белл:
   — Я хотел бы всегда выражаться столь возвышенно.
   Краткая декламация Джона и его мягкий голос тронули Белл. Она была настолько очарована, что совершенно забыла о присутствии за столом кузенов. — Это восхитительно, — тихо проговорила она.
   — Стихи принадлежат перу Вордсворта, одного из моих любимых поэтов. — Они имеют для вас какое-то особое значение? У вас с ними что-нибудь связано?
   Последовала очень длинная пауза.
   — Нет, — бесстрастно отозвался Джон. — Я пытался следовать их философии, но, увы, потерпел фиаско.
   Белл ощутила неловкость, снова увидев боль в его глазах, и попыталась перевести разговор на другую тему.
   — Может, вам нравится и самому писать стихи?
   Джон неловко рассмеялся.
   — Это занятие мне нравилось бы, сумей я сочинить хоть строчку.
   — Но вы читали Вордсворта с такой страстью, — возразила Белл. — Очевидно, вы питаете любовь к поэзии.
   — Любить поэзию и писать стихи — совершенно разные вещи. Полагаю, именно потому столько так называемых поэтов предпочитают проводить время в обнимку с бутылкой бренди.
   — Но я уверена: в душе вы поэт, — настаивала Белл.
   Джон лишь улыбнулся.
   — Боюсь, ваша уверенность ошибочна, но я принимаю этот комплимент.
   — Вам придется соответствовать ему. Я не успокоюсь, пока не дополню свою библиотеку томиком ваших стихов, — лукаво сообщила Белл.
   — Тогда придется взяться за работу. Мне бы вовсе не хотелось разочаровывать вас.
   — Да, — еле слышно отозвалась она, — уверена, я в вас не разочаруюсь.

Глава 6

   На следующий день Белл решила, что, возможно, она слишком поспешила со своим отказом от поэзии. После ленча она переоделась в темно-синюю амазонку и направилась в конюшню. Вдохновленная вчерашней декламацией Джона, она захватила с собой тонкий томик стихов Вордсворта. Она собиралась найти какой-нибудь заросший травой холм и почитать там, но вскоре поняла, что не сможет направить свою кобылу в противоположную сторону от Блемвуд-Парка, нет, Бринстед-Мэнора — черт, почему ей никак не удается запомнить название поместья? Как бы оно ни называлось, там жил Джон, и Белл хотелось отправиться именно туда.
   Она пустила кобылу рысью, вдыхая свежий осенний воздух и направляясь на восток, к владениям Джона. Она совершенно не представляла себе, что скажет, если встретится с ним — возможно, какую-нибудь глупость. В присутствии Джона ею овладевало непривычное смущение.
   — Добрый день, лорд Блэквуд, — попробовала она первую пришедшую на ум фразу. Нет, слишком официально. — Я направлялась на восток… — слишком очевидно. И потом этим предлогом она уже пользовалась вчера. Вздохнув, Белл решила остановиться на самом простом. — Привет, Джон.
   — Привет.
   Белл вздрогнула. Она так увлеклась репетицией встречи, что даже не заметила, как Джон очутился прямо перед ней.
   Джон приподнял бровь, заметив ее изумление.
   — Почему это мое появление настолько удивило вас? В конце концов вы же поздоровались.
   — Да, вы правы, — с неуверенной улыбкой ответила Белл. Слышал ли он, как она беседует сама с собой о нем? Оглядев Джона, она выпалила первое, что пришло ей в голову: — Какая прелестная лошадь!
   Джон позволил себе слегка улыбнуться от такой смены темы.
   — Благодарю вас. Хотя, пожалуй, не стоило называть Тора «прелестной лошадью».
   Заморгав, Белл присмотрелась. Джон сидел верхом на мощном жеребце, которым действительно можно было гордиться.
   — Великолепный конь, — поправилась она.
   Джон потрепал жеребца по шее.
   — Уверен, Тору пришлась по душе эта похвала.
   — Но что привело вас сюда? — спросила Белл, не зная точно, находится ли она во владениях Алекса или уже пересекла границу поместья Джона.
   — Я направлялся на запад…
   Белл подавила смешок.
   — Понятно.
   — А что привело сюда вас?
   — Я всего лишь направлялась на восток.
   — Все ясно.
   — Должна признаться, я надеялась встретиться с вами, — выпалила Белл.
   — И мы действительно встретились, — подытожил Джон. — Так что же вы намерены теперь делать?
   — В сущности, так далеко в своих планах я не заходила, — призналась Белл. — А зачем я понадобилась вам?
   Джон понял, что его мысли принимают не вполне подобающее направление. Он промолчал, но не смог удержаться, чтобы не окинуть Белл слишком откровенным взглядом.
   Белл правильно истолковала его взгляд и густо покраснела.
   — Вы… — с запинкой пробормотала она, — почему вы так на меня смотрите?
   — Не понимаю, о чем вы говорите, — с видом воплощенной невинности отозвался Джон, — Вы все прекрасно понимаете, но не заставляйте меня объяснять, что… словом, не важно. Не хотите ли выпить чаю?
   Джон весело рассмеялся.
   — Нет, как я все-таки люблю англичан! Они убеждены, что ото всего можно исцелиться чашкой чаю.
   Белл ответила ему язвительной улыбкой.
   — Вы, кстати, тоже англичанин, Джон, и, кроме того, чай и вправду спасение от многих бед.
   Он усмехнулся.
   — Жаль, что никто не объяснил это лекарю, который чуть не оттяпал мне ногу.
   Белл мгновенно посерьезнела. Что ответить на такое? Она подняла глаза к небу, которое начинали затягивать тучи. Она помнила, что Джон до сих пор болезненно воспринимает свое увечье, и ей следует избегать разговоров о его ноге. Однако он первым упомянул о ней, и у Белл появилась возможность дать ему понять: его увечье не вызывает у нее отвращения, только создает повод для невинных шуток.
   — Ну что же, милорд, — начала она, надеясь, что не совершает ужасную ошибку, — тогда я постараюсь сегодня же пролить чай вам на ногу. Если и это испытанное средство не поможет, не знаю, как быть дальше.
   Смутившись на минуту, он заметил:
   — Полагаю, следовало бы проводить вас в Уэстонберт. Вижу, вы вновь отправились на прогулку в одиночестве.
   — Когда-нибудь, Джон, из вас получится превосходный отец, — пообещала Белл.
   Большая капля шлепнулась ему на нос, и Джон развел руками с шутливой покорностью.
   — Показывайте дорогу, миледи!
   Белл повернула кобылу, и они рысью двинулись в Уэстонберт. После нескольких минут, проведенных в дружеском молчании, Белл повернулась и спросила:
   — И все-таки почему сегодня вы оказались здесь? Только не говорите, что просто направились на запад.
   — А вы поверите, если я скажу, что надеялся увидеться с вами?
   Белл живо обернулась, вглядываясь в лицо Джона и стараясь понять, не шутит ли он. Его карие глаза наполнились бархатистой темнотой, и сердце Белл дрогнуло под этим пристальным взглядом.
   — Я смогу вам поверить, если сегодня днем вы будете любезны со мной, — насмешливо отозвалась она.
   — Я буду чрезвычайно любезен, — шутливо откликнулся Джон, — если смогу получить за это лишнюю чашку чаю.
   — Для вас — что угодно!
   Они ехали бок о бок уже несколько минут, когда Эмбер вдруг застыла как вкопанная, тревожно прядая ушами.
   — Что-нибудь случилось? — спросил Джон.
   — Наверное, в кустах пробежал кролик. Эмбер всегда чутко улавливает шорохи. Но я удивляюсь ей: она шагает по запруженным лондонским улицам как ни в чем не бывало, но стоит ей оказаться на пустынной проселочной дороге, и она начинает настороженно прислушиваться к каждому звуку.
   — Но я ничего не слышал.
   — И я тоже. — Белл мягко потянула поводья. — Вперед, детка, — дождь начинается.
   Эмбер сделала несколько опасливых шагов и вновь остановилась, резко повернув голову вправо.
   — Понятия не имею, что с ней стряслось, — робко заметила Белл.
   И тут раздался треск.
   Белл услышала звук ружейного выстрела из-за ближайших деревьев, а затем ощутила ветерок, когда пуля просвистела мимо нее.
   — Что такое… — начала она, но так и не закончила вопрос — напуганная Эмбер при громком звуке попятилась и попыталась встать на дыбы. Белл пришлось сосредоточить все внимание на том, чтобы просто усидеть в седле. Она обняла кобылу за шею, приговаривая: «Тише, тише, детка. Ну, успокойся». Белл была настолько ошеломлена, что не знала наверняка, кого желает успокоить — себя или лошадь.
   Белл едва не свалилась с пляшущей лошади, но тут железные руки Джона обхватили ее за талию и сняли с седла, а затем бесцеремонно посадили на спину Тора.
   — С вами все в порядке? — спросил Джон.
   Белл кивнула.
   — Пожалуй, да — я лишь немного запыхалась и, по правде говоря, просто испугалась.
   Джон крепче обхватил Белл, все еще не опомнившись от страха за нее. Эмбер нервно приплясывала на месте, громко фыркала, но постепенно успокаивалась.
   Белл наконец овладела собой и отстранилась, чтобы взглянуть в лицо Джону.
   — Я слышала выстрел.
   Джон мрачно кивнул. Он не представлял, зачем кому-то понадобилось стрелять в них, но понял: им не следует торчать здесь, на виду, как подсадным уткам.
   — Если вы поедете со мной, Эмбер пойдет за нами?
   Белл кивнула, и они галопом устремились к Уэстонберту.
   — По-моему, это была случайность, — предположила Белл, едва жеребец замедлил бег. — Вы про выстрел?
   — Да. Как-то Алекс рассказывал мне, что у него немало хлопот с браконьерами. Уверена, Эмбер испугала шальная пуля.
   — Слишком слабое утешение.
   — Понимаю, но чем еще можно объяснить этот выстрел? Зачем кому-нибудь понадобилось стрелять в нас?
   Джон пожал плечами. У него не было врагов. — Непременно поговорю об этом с Алексом, — продолжала Белл. — Уверена, после этого он начнет построже следить за своими владениями. Нас могли ранить — пуля пролетела совсем рядом.
   Джон кивнул, крепче прижимая Белл к себе и побуждая Тора ускорить шаг. Спустя несколько минут они въехали в ворота конюшни Уэстонберта, и тут же дождевые капли стремительно застучали по земле.
   — Вот вы и дома, миледи, — произнес он, помогая Белл спешиться. — Вы сможете благополучно добраться до двери?
   — Конечно, но разве вы не пойдете со мной? — разочарование ясно отразилось на лице Белл.
   — Нет, не могу. Я…
   — Но вы промокнете насквозь, если отправитесь домой сейчас. Вы непременно должны выпить чаю — хотя бы для того, чтобы согреться.
   — Белл, я…
   — Ну пожалуйста!
   Глядя в ее умоляющие синие глаза, Джон понял, что ни в чем не сможет отказать ей. Он выглянул из ворот конюшни.
   — Да, дождь действительно усилился.
   Белл кивнула.
   — И вы обязательно простудитесь, если попытаетесь поехать домой. Пойдемте, — она взяла Джона за руку и они вместе побежали к дому.
   К тому моменту, как они достигли двери и ворвались в холл, — оба промокли. Мокрые пряди волос прилипли к щекам Белл.
   — Должно быть, я выгляжу ужасно, — смущенно пробормотала она. — Мне следовало бы переодеться…
   — Вздор, — возразил Джон, убирая влажный локон за ухо Белл. — Вы выглядите чудесно — как в дымке.
   Белл затаила дыхание, ощущая щекой прикосновение пальцев Джона.
   — Должно быть, вы имели в виду «как выуженная из воды». Я чувствую себя мокрой курицей.
   — Уверяю вас, леди Арабелла, вы никоим образом не напоминаете мне курицу. — Джон опустил руку. — Уж скорее розу в капельках дождя.
   Белл выпрямилась.
   — Прекрасный комплимент, но, похоже, вы считаете меня избалованным ребенком. Уверяю вас, вы ошибаетесь.
   Джон не мог оторвать глаз от сокрушительно прелестной женщины. Ее волосы выбились из узла, и золотистые пряди, завившиеся от влаги, упали на щеки, обрамляя нежное лицо. На длинных ресницах Белл поблескивали крохотные капельки, придавая глазам неописуемый оттенок синевы. Джон затаил дыхание, не позволяя взгляду опуститься ниже, к ее мягким губам.
   — Поверьте мне, я вовсе не считаю вас ребенком, — наконец выговорил он.
   Белл пожала плечами, не в силах сдержать разочарование, — она надеялась услышать совсем другие слова.
   — Вероятно, нам следует продолжить беседу в гостиной.
   Повернувшись, она чинно проследовала через холл, приподняв плечи и, как по струнке, выпрямив спину.
   Джон подавил вздох и последовал за ней. Он каждый раз ухитрялся чем-нибудь обидеть ее. Ему хотелось схватить Белл в объятия, сказать, что он считает ее чудесной, прекрасной, остроумной, доброй — словом, такой женщиной, лучше которой мужчине невозможно пожелать.
   Если, конечно, этот мужчина вообще заслуживает такое сокровище. Во всяком случае, он никогда не сможет жениться, никогда не примет любовь такой женщины — после того, что случилось с Аной.