Куин Джулия. Полночный вальс

   Когда Джон вошел в гостиную, Белл стояла у окна, глядя, как капли скатываются по стеклу. Он начал было закрывать дверь, но потом передумал и оставил ее приоткрытой на несколько дюймов. Помедлив, Джон подошел к Белл, желая положить руку ей на плечо, как вдруг она резко повернулась. — Я не избалована, — упрямо произнесла она. — Да, мне жилось слишком беспечно, я знаю это, но меня не баловали.
   — Я вас понимаю, — мягко отозвался Джон.
   — Быть избалованным — значит проявлять своеволие, требовать, чтобы окружающие потакали твоим капризам, — продолжала Белл. — Я никогда не делала ничего подобного.
   Джон кивнул.
   — И я не понимаю, почему вы вечно делаете такие неприятные предположения на мой счет. Ведь ваш отец тоже граф — Алекс рассказывал мне.
   — Был графом, — поправил Джон, — обедневшим графом, который не мог обеспечить семерых детей. Я был последним из них и родился уже после смерти отца.
   — Семь детей? — широко распахнув глаза, переспросила Белл. — В самом деле?
   — Один из них родился мертвым, — признался Джон.
   — Должно быть, в детстве вам жилось чудесно — ведь у вас было так много товарищей для игр.
   — В сущности, я мало времени проводил со своими братьями и сестрами.
   Обычно у них находились свои занятия.
   — Вот как? — Белл нахмурилась, недовольная нарисованным Джоном семейным портретом. — Наверное, у вашей матушки было слишком много хлопот с детьми.
   Джон хмыкнул.
   — Полагаю, и у моего отца тоже.
   Белл вспыхнула.
   — Как, по-вашему, не стоит ли нам вернуться к началу разговора? спросил Джон, подхватывая руку Белл и легчайшим прикосновением губ целуя ее. — Приношу свои глубочайшие извинения за все, что я наговорил вам в прошлом, а заодно и за то, что еще наговорю в будущем.
   Белл усмехнулась.
   — Это самое нелепое извинение, какое мне доводилось слышать.
   — В самом деле? А я считал его весьма элегантным — особенно с таким дополнением, как поцелуй.
   — Поцелуй был восхитителен, как, впрочем, и само извинение.
   Не отпуская ее руки, Джон подвел ее к ближайшему дивану, где они и расположились поодаль друг от друга.
   — Я заметил, что у вас с собой томик Вордсворта.
   Белл взглянула на книгу, только сейчас вспомнив о ней.
   — Ах, да. Пожалуй, это ваше влияние. Но сейчас мне хотелось бы знать, когда вы приступите к сочинению собственных стихов. Уверена, они будут блестящими.
   Джон улыбнулся, услышав такую преждевременную похвалу.
   — Вспомните, что случилось, когда я совсем недавно попытался выразиться поэтично. Я сказал, что вы выглядите, как в дымке. Но мне кажется, что это выражение не вяжется с высокой поэзией.
   — Вы шутите. Всякий, кто любит поэзию так, как вы, способен писать стихи. Вам надо только попробовать.
   Джон взглянул в ее сияющее лицо — Белл была так уверена в нем. Это чувство для Джона было в новинку: родственники проявляли слишком мало интереса к его занятиям. Джон не отваживался признаться Белл, что ее уверенность ошибочна, к тому же он не представлял себе ее поведения, когда она обнаружит, что за человек он на самом деле.
   Но обо всем этом ему не хотелось думать. Всем его существом завладела сидящая рядом женщина, чем-то похожая на весенний цветок. Джон задумался о том, сколько времени он сможет отгонять от себя воспоминания о прошлом. Продержится ли он еще несколько минут? Сумеет ли провести в обществе этой женщины целый день?
   — О Господи! — нарушила Белл его невеселые мысли. — Я забыла заказать чай, — поднявшись, она прошла через комнату к шнуру колокольчика.
   Джон поднялся вместе с ней, стараясь перенести тяжесть тела на здоровую ногу. Прежде чем Белл успела сесть, в комнату быстро и бесшумно вошел Норвуд. Белл распорядилась, чтобы им принесли чаю и печенья, и Норвуд вышел — так же тихо, как и вошел, притворив за собой дверь.
   Белл проводила взглядом выходящего из комнаты дворецкого, а затем повернулась к Джону. Она как бы заново увидела его. Он выглядел таким привлекательным и стройным в костюме для верховой езды, а в глазах его было такое откровенное восхищение и обожание, что у Белл перехватило дыхание. Но почему-то ей припомнились его слова, сказанные днем раньше.
   «Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь».
   Правда ли это? Возможно ли, чтобы он ошибался в самом себе? Ответы казались Белл слишком очевидными. Она узнала их в те минуты, когда Джон читал стихи или крепко держал ее в объятиях, пока они верхом возвращались к дому. Надо только, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какой он славный и сильный. Смела ли Белл надеяться, что Джон нуждается в ней?
   Она пересекла комнату и остановилась прямо перед Джоном.
   — По-моему, вы очень хороший человек, — мягко произнесла она. Неудержимая волна нежности и страсти подхватила его, сметая барьеры благоразумия, которыми он тщетно пытался отгородиться от Белл.
   — Нет, Белл. Прежде чем вы встали, чтобы позвонить, я как раз собирался сказать… — Господи, как же ей объяснить? — Я хотел сказать…
   — Что, Джон? — невыносима ласково прервала она. — Что вы хотели мне сказать?
   — Белл, я…
   — О поцелуе?
   В нем бушевала чувственная буря. Белл стояла перед ним, словно предлагая себя, и было просто невозможно прислушиваться к доводам рассудка. — О Господи, Белл, — простонал он, — вы не понимаете, что говорите.
   — Нет, понимаю. Я помню каждый миг нашего поцелуя у пруда.
   Взывая о Божьей помощи, Джон шагнул к ней. Не совладав с собой, он протянул руку и сжал ладонь Белл.
   — О Джон! — вздохнула она, глядя на его руку так, словно та была в силах исцелить любую боль.
   Выдержать такое преклонение и чистую веру он не смог. Со стоном, в котором смешались счастье и мука, он грубо привлек ее к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, он упивался ею, как человек, долго страдавший от жажды. Он запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их нежным шелковистым прикосновением, а его губы с благоговением касались ее глаз, носа, щек.
   Джон чувствовал, что начинает исцеляться. Черная пустота в его сердце не исчезла, но стала съеживаться, уменьшаясь в размерах. Тяжесть не упала с его плеч, но в ней словно убавилось весу.
   Неужели она способна принести ему такой дар? Неужели ее чистота и доброта в состоянии уничтожить мрачные тени в его душе? У Джона закружилась голова, и он крепче прижал к себе Белл.
   Она вздохнула.
   — О, Джон, как хорошо!
   — Очень хорошо? — пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.
   — Очень, очень! — рассмеялась Белл, с жаром отвечая на его поцелуи.
   Губы Джона прошлись по ее щеке к уху, и он шутливо прикусил его бархатистую мочку.
   — У вас такие приятные ушки, — прошептал он, — как абрикосы.
   Белл отпрянула с недоуменной улыбкой на лице.
   — Абрикосы?
   — Я же говорил вам, что мне недостает поэтичности.
   — Я люблю абрикосы, — решительно возразила Белл.
   — Идите же сюда, — приказал он строгим голосом, в котором сквозила насмешка. Он сел на диван и усадил рядом Белл.
   — Как вам будет угодно, милорд. — Белл попыталась изобразить покорность.
   — Что вы за сластолюбивая плутовка!
   — Сластолюбивая плутовка? Вот это уже совсем не поэтично.
   — Тише! — Верный своему принципу, Джон заставил ее замолчать очередным поцелуем, откидываясь на подушки и привлекая Белл к себе. — Говорил ли я вам, — спросил он в краткий промежуток между поцелуями, — что вы — прекраснейшая из женщин, каких мне доводилось видеть?
   — Нет.
   — Ну так слушайте. А еще — самая умная, добрая, а еще… — рука Джона скользнула вдоль тела Белл, охватила ее ягодицы и сжала их, — а еще у нее самое соблазнительное мягкое место, какое я когда-либо чувствовал. Белл отпрянула с видом оскорбленной невинности, но тут же рассмеялась и прильнула к нему.
   — Никто еще не говорил мне, что целоваться так забавно.
   — Разумеется. Ваши родители опасались, что после этого вы броситесь целоваться с кем угодно.
   Белл прикоснулась пальцами к его щеке, осторожно провела по щетине бакенбардов. — Нет, только с вами.
   Джон считал, что родители Белл вряд ли могут быть довольны поведением дочери, но поскорее прогнал эту мысль, не желая нарушать очарование момента.
   — Большинство людей, целуясь, не смеются. — Он по-мальчишески усмехнулся и дернул ее за нос.
   Белл ответила ему таким же жестом.
   — В самом деле? Тем хуже для них.
   Джон прижал ее к себе так, словно мог удержать одной силой. Может, ее доброта повлияет на него, омоет ему душу и… Он закрыл глаза: воображение заводило его слишком далеко.
   — Вы даже не представляете себе, какие чувства я сейчас испытываю, пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.
   Белл придвинулась поближе.
   — Нет, я знаю — это блаженство.
   — К сожалению, теперь в любую секунду могут принести заказанный вами чай, и вряд ли нам стоит делиться с прислугой нашим блаженством.
   — О Господи! — воскликнула Белл, мгновенно отскочив в другую сторону комнаты. — Как я выгляжу? Можно ли по моему виду понять, что я… что мы…
   — Я понял бы это с первого взгляда, — сообщил Джон, стараясь не обращать внимания на боль неудовлетворенного желания, пульсирующую во всем теле. — Но если вы пригладите волосы, думаю, никому, кроме меня, об этом не догадаться.
   — Мы попали под дождь, — возразила Белл. — Норвуд решит, что именно потому я такая растрепанная. — Несмотря на всю свою смелость, Белл оказалась не готова к тому, чтобы дворецкий кузины застал ее в объятиях Джона.
   — Садитесь же, — приказал Джон. — Мы будем беседовать, как рассудительные взрослые люди, и тогда Норвуд ничего не заподозрит.
   — Вы думаете?..
   — Просто сядьте на свое место, и к тому времени, как дворецкий вернется сюда, мы успеем завязать вежливую беседу.
   — Я не смогу, — еле слышно прошептала Белл.
   — Почему же?
   Белл опустилась на стул и уставилась на носки туфель.
   — Потому, что каждый раз глядя на вас, я вспоминаю, как вы обнимали меня.
   Сердце Джона глухо ударилось в груди. Он глубоко вздохнул, борясь с растущим и мучительным желанием вскочить с дивана, схватить Белл и овладеть ею прямо здесь. К счастью, от необходимости отвечать на откровенное замечание Белл его избавил негромкий стук в дверь.
   Вошел Норвуд, неся поднос с чайной посудой и печеньем. Поблагодарив дворецкого, Белл стала разливать чай. Джон заметил, как у нее трясутся руки. Он молча взял предложенную чашку и сделал глоток.
   Белл потягивала чай, досадуя, что дрожь в руках никак не утихает. Не то чтобы она стыдилась — она была просто потрясена собственными ощущениями.
   — Пенни за ваши мысли, — вдруг предложил Джон.
   Белл взглянула на него поверх чашки и улыбнулась.
   — Они стоят гораздо дороже пенни.
   — Тогда как насчет фунта.
   Секунду Белл обдумывала, стоит ли признаваться Джону в своих мыслях. Но это размышление продолжалось всего секунду. Мать приучила ее к сдержанности.
   — Я размышляла, стоит ли пролить чай на вашу ногу немедленно или лучше дождаться, когда он немного остынет.
   Джон вытянул раненую ногу и оценивающе оглядел ее, делая вид, что всерьез обдумывает заявление Белл.
   Белл с коварной усмешкой взялась за чайник.
   — Если этот способ подействует, в медицине произойдет настоящий переворот. — Она склонилась над вытянутой ногой, и на секунду Джону подумалось, что Белл действительно решила облить ее чаем. Но в последний момент она перехватила чайник другой рукой и поставила его на стол.
   — Дождь усиливается, — заметила она, выглянув в окно. — Вам придется повременить с отъездом домой.
   — Полагаю, мы найдем себе занятие.
   Одного взгляда в лицо Джона Белл хватило, чтобы безошибочно понять, какое занятие он имеет в виду. Белл была бы не против, но слишком были велики шансы, что Алекс или Эмма застанут их, а Белл меньше всего хотелось попадать в неловкое положение перед кузенами.
   — Пожалуй, — наконец произнесла она, — мы могли бы выбрать иное занятие.
   Лицо Джона стало таким разочарованным, что Белл едва сдержала смех.
   — И чем же вы предлагаете заняться?
   Белл отставила чашку.
   — Может, потанцуем?

Глава 7

   Джон медленно, словно во сне, опустил чашку на стол.
   — Белл, — наконец заговорил он, — вам следует знать: танцевать я не умею.
   — Вздор. Танцевать умеют все. Надо только попробовать.
   — Белл, если это не шутка…
   — Разумеется, нет, — торопливо прервала она. — Я помню о том, что вы ранены в ногу, но, по-видимому, рана не мешает вам ходить.
   — Я научился передвигаться достаточно быстро, но, боюсь, грации мне недостает. — Джон провел ладонью по ноге. Кошмарное видение самого себя, неуклюже ковыляющего по полу, предстало перед его глазами. — Уверен, мы могли бы развлечься, не выставляя меня на посмешище. Кроме того, у нас нет музыки.
   — М-да, это, и вправду, серьезный довод. — Белл обвела комнату взглядом, пока ее глаза не остановились на пианино в углу. — Очевидно, у нас есть два выхода. Во-первых, я могла бы попросить Эмму спуститься и поиграть нам, но она никогда не блистала музыкальными способностями. Такого аккомпанемента я не пожелала бы и злейшему врагу, — она лучисто улыбнулась, — а тем более добрым друзьям.
   Эта улыбка поразила Джона в самое сердце.
   — Белл, — мягко возразил он, — аккомпанемент нам не поможет.
   — Узнать это наверняка можно, лишь предприняв попытку. — Белл поднялась и оправила платье. — Итак, мы пришли к выводу, что Эмма за пианино — не лучшее из решений, и потому мне остается только петь.
   — А вы умеете?
   — Петь?
   Джон кивнул.
   — Вероятно, ничуть не хуже, чем вы танцевать.
   — В таком случае, миледи, мы окажемся в весьма затруднительном положении.
   — Я пошутила. Конечно, я не оперная примадонна, но изобразить простенькую мелодию я в состоянии.
   Будь, что будет, подумал он, но сегодня она принадлежит ему, и пусть это станет подарком судьбы. Джон поднялся, решившись вкусить сомнительных райских благ. — Надеюсь, у вас хватит такта не морщиться, если я наступлю вам на ногу.
   — Не беспокойтесь, милорд, я постараюсь не морщиться и не вскрикивать. — Повинуясь порыву, она быстро приподнялась на носках и поцеловала Джона в щеку, прошептав: — Я довольно твердо держусь на ногах.
   — Ради вашего блага я надеюсь на это.
   — Итак, какие же танцы вы знаете?
   — Никаких.
   — Никаких? Чем же вы занимались в Лондоне?
   — Я никогда не посещал балов. — Ах вот как… — Белл прикусила нижнюю губу. — Значит, предстоит задача потруднее, чем я предполагала. Но не тревожьтесь: уверена, вы с ней справитесь.
   — Полагаю, уместнее было бы спросить, справитесь ли с такой задачей вы.
   — Несомненно! — с беспечной улыбкой отозвалась Белл. — Можете мне поверить! Пожалуй, мы начнем с вальса — все другие танцы были бы слишком замысловаты и быстры для вашей ноги. А может, я и ошибаюсь. Вы сами только что признались, что способны передвигаться довольно быстро.
   Джон подавил усмешку.
   — Вальс будет в самый раз. Только объясните, что я должен делать.
   — Положите руку вот сюда — так, как я показываю. — Белл взяла его руку и положила на свою тонкую талию. — А я положу руку вам на плечо — видите? М-да, а вы весьма высоки ростом.
   — Это комплимент?
   — Разумеется! Хотя будь вы чуть пониже, я бы не возражала.
   — Как отрадно знать об этом!
   — Вы решили поддразнить меня?
   — Самую чуточку.
   Белл бросила на него насмешливый взгляд.
   — Ладно, «самую чуточку» насмешек мне не повредит, но не вздумайте зайти слишком далеко! Я чрезвычайно обидчива.
   — Постараюсь сдерживаться.
   — Благодарю вас.
   — Хотя временами это удается мне с трудом.
   Белл шутливо шлепнула его по груди и возобновила урок танцев. — Перестаньте! А вторую мою руку возьмите вот так. Чудесно! Итак, мы приняли необходимую позу.
   — В самом деле? — Джон с сомнением смерил расстояние между ними. — Вы стоите слишком далеко.
   — Уверяю вас, так и должно быть. Я проделывала это тысячу раз.
   — Между нами вполне может поместиться кто-нибудь еще.
   — Не понимаю, зачем нам нужен третий.
   Джон крепко обнял Белл за талию и привлек ее к себе — так, что она ощутила его тепло.
   — Вот так лучше? — шепотом спросил он.
   У Белл перехватило дыхание. Джон стоял всего на расстоянии дюйма от нее, и от его близости сердце Белл лихорадочно заколотилось.
   — Нас никогда не пустят ни на один респектабельный бал, — строго заметила она.
   — Я предпочитаю танцевать в уединении. — Джон склонился и осторожно коснулся ее губ.
   Белл беспокойно отстранилась. Она наслаждалась поцелуями, но не могла избавиться от ощущения, что вскоре будет не в состоянии справиться с собой. Испытывая острое сожаление, она шагнула назад, вновь восстановив между ними благопристойное расстояние.
   — Я не сумею научить вас вальсировать, если мы с самого начала будем стоять неправильно, — поучала она Джона. — В вальсе счет идет на три четверти. Большинство других танцев имеют более распространенный размер.
   — Распространенный размер?
   — Четыре четверти. Вальсы идут на счет «раздва-три, раз-два-три», а распространенный танцевальный размер — «раз-два-три-четыре».
   — Пожалуй, я уяснил разницу.
   Белл строго взглянула на него. Вокруг глаз Джона собрались крохотные лучики насмешливых морщинок. Поджав губы, Белл попыталась сдержать улыбку.
   — Отлично. Вальс может звучать вот так, — и она еле слышно запела мелодию, пользовавшуюся шумным успехом во время прошлогоднего сезона в Лондоне.
   — Я ничего не слышу. — Джон вновь притянул ее ближе.
   Белл высвободилась, пытаясь сохранить прежнюю дистанцию.
   — Я спою погромче.
   Рука Джона сжалась на ее талии.
   — Все равно ничего не слышу.
   — Неправда, слышите. Прекратите эти игры, иначе у нас никогда не выйдет урока танцев. — Я бы предпочел урок поцелуев. Белл густо покраснела.
   — Такой урок у нас сегодня уже был, к тому же каждую минуту сюда может войти Эмма или Алекс. Вернемся к делу. Сначала я поведу вас, а потом, как только вы приноровитесь, вести будете вы. Вы готовы?
   — Я всегда к вашим услугам.
   — Тогда начнем. Раз-два-три, раз-дватри… — Слегка надавив на плечо Джона, она начала медленно поворачиваться в такт мелодии. И чуть не упала, споткнувшись о его ногу.
   Джон ребячливо улыбнулся.
   — Вообразите себе мое удовольствие от того, что вы споткнулись первой!
   Белл ответила ему капризным взглядом.
   — Я не привыкла вести в танце. И потом, это не по-джентльменски указывать на мою неловкость.
   — Упаси Бог! Я был только рад вовремя подхватить вас.
   — Да уж, за это я могу поручиться, — пробормотала Белл.
   — Не желаете ли попробовать еще раз?
   Белл кивнула и вновь положила руку ему на плечо.
   — Постойте! По-моему, нам надо поменяться ролями, — она опустила руку на талию Джона. — Положите ладонь мне на плечо. Теперь сделаем вид, что я — мужчина.
   Джон скользнул взглядом по соблазнительной округлости ее груди.
   — Эта задача мне не под силу, — пробормотал он.
   К счастью для нее, Белл не заметила его нескромного взгляда, ибо в ее душе уже царила сумятица чувств. — Вот теперь, — в блаженном неведении заявила она, — будь я мужчиной, а вы — женщиной, я слегка подтолкнула бы вас, и мы закружились бы вот так, — она запела мелодию вальса, и пара сделала несколько туров по гостиной. Неожиданно для Джона его больная нога задвигалась с удивительной легкостью. — Великолепно! — торжествующе воскликнула Белл. — Замечательно!
   — Не спорю, — согласился Джон, упиваясь прикосновением к Белл. — Как вы думаете, не стоит ли мне немного побыть в роли мужчины?
   Белл переместила руку на его плечо, и взгляды их встретились. Она приоткрыла рот, чтобы заговорить, но внезапно в горле у нее пересохло. Не в силах ответить, Белл кивнула.
   — Отлично. Я предпочитаю такой вариант, — Джон обнял ее за талию и притянул к себе. На этот раз Белл не протестовала, охваченная жаром и возбуждением. — У меня правильно получается? — негромко спросил он, ведя ее в танце — Кажется, да.
   — Вам только кажется?
   Белл с усилием вернулась к реальности.
   — Разумеется, нет, я знаю это наверняка. Вы отличный танцор. Вы и вправду вальсируете впервые?
   — Откровенно говоря, мне приходилось быть партнером сестер, когда те учились танцевать.
   — Я так и думала, что вы не новичок в этом деле.
   — Тогда мне было всего девять лет.
   — В девять лет я даже не знала, что такое вальс.
   Джон пожал плечами.
   — В нашем доме придерживались передовых взглядов. Кружась по гостиной, Джон размышлял, не ведет ли он битву, в которой поражение известно заранее. Он продолжал повторять себе, что ему следует держаться подальше от Белл, но вся его решимость теряла силу при виде ее сияющей улыбки. Джон знал, что не может жениться на ней: поступить так значило лишь принести боль женщине, которую ему хотелось лелеять и защищать.
   Но он пообещал подарить себе этот день. Всего несколько часов счастья без воспоминаний об Ане.
   — Нам придется поддерживать беседу, — вдруг произнесла Белл.
   — Вот как?
   — Да. Иначе окружающие сочтут, что мы недолюбливаем друг друга.
   — Но здесь совершенно некому высказать свое мнение, — напомнил Джон.
   — Знаю, но, в конце концов, я учу вас вальсировать, а вальсы чаще всего танцуют не в уединенных гостиных, а в бальных залах.
   — Какая досада!
   Белл пропустила его замечание мимо ушей.
   — Вот почему вы должны научиться беседовать во время танца.
   — Неужели это трудно?
   — Бывает и так. Некоторым мужчинам требуется вести в вальсе счет, чтобы не сбиться с темпа, и знаете ли, неудобно поддерживать разговор с партнером, который говорит лишь «раз-два-три».
   — Ну что же, тогда приступим к беседе.
   — Отлично, — она улыбнулась. — В последнее время вы не писали стихи? — Вы нашли удачный предлог, чтобы спросить об этом, — упрекнул ее Джон.
   — Может, вы правы, а может, и нет.
   — Белл, я уже говорил вам: я не поэт.
   — Я вам не верю.
   Джон застонал и в раздражении сбился с шага.
   — Я непременно напишу вам стихотворение, — наконец пообещал он.
   — Превосходно! — порадовалась Белл. — Не могу дождаться, когда услышу его!
   — На вашем месте я не ожидал бы шедевра.
   — Вздор! — Белл положительно сияла от восторга. — Я просто сгораю от нетерпения.
   — Что такое? — произнес вдруг голос за ее спиной. — В моем доме танцы, а я не приглашена?
   Джон и Белл обернулись на полушаге и увидели вошедшую в гостиную Эмму.
   — Я учила Джона танцевать вальс, — объяснила Белл.
   — Без аккомпанемента?
   — Я подумала, что не стоит усаживать тебя за пианино.
   Эмма сделала гримаску.
   — Мудрая мысль, — она повернулась к Джону. — Я еще не встречала никого, кто в музицировании уступал бы мне, в том числе и среди обитателей наших конюшен.
   — Так мне и объяснили.
   — Ну и как вам понравился урок, Джон?
   — Он был на редкость хорош. Белл превосходно танцует.
   — И я так думаю. Разумеется, сама я с ней никогда не танцевала. — Эмма прошла к креслу и села. — Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам? Я взяла на себя смелость попросить Норвуда принести еще чаю. Уверена, ваш уже безнадежно остыл.
   — Мы никоим образом не против, — учтиво ответил Джон. — В конце концов, хозяйка в этом доме вы.
   Эмма понимающе улыбнулась, заметив, что Джон и Белл все еще стоят, не размыкая объятий.
   — Надеюсь, мое присутствие не отвлечет вас от танца, — с понимающей усмешкой заметила она.
   Пара немедленно обменялась смущенными извинениями, распалась, и Белл уселась на диван. Джон забормотал что-то о возвращении домой, но Эмма наотрез отказалась даже слушать его:
   — Ни в коем случае!
   Белл подозрительно взглянула на кузину и сразу поняла: Эмма сочла ее и Джона на редкость удачной парой.
   — На дворе ливень, — поспешно объяснила Эмма. — Подождите хотя бы, пока он утихнет.
   Джон не стал говорить, что дождь как раз утихает, а если он задержится в гостях еще немного, вновь разразится гроза. Он с улыбкой расположился напротив женщин в элегантном, но чертовски неудобном кресле.
   — Если вы просидите на этом орудии пытки более пяти минут, — заявила Эмма, — то встанете завтра с жуткой болью в пояснице. Я бы давно избавилась от этого кресла, если бы матушка Алекса не заверила меня, что ему цены нет. Почему бы вам не пересесть на диван, поближе к Белл?
   — Благодарю вас, герцогиня, — учтиво произнес Джон, удобно устраиваясь рядом с Белл.
   Эмма вспыхнула, услышав оттенок насмешки в его голосе.
   — Странно, — протянула она вслух, — почему до сих пор не принесли чай? Я схожу и потороплю дворецкого. — С поразительной быстротой Эмма поднялась и вышла из гостиной.
   Джон и Белл переглянулись, и Белл покраснела до корней золотистых волос.
   — Ваша кузина недостаточно тактична, — сухо заметил Джон.
   — Вы правы.
   — Я не вполне понял, куда она отправилась. Вероятно, она натолкнется на горничную с подносом в двух шагах от гостиной.
   Белл робко припомнила, как она и сестра Алекса Софи ухитрялись оставить Эмму наедине с ее будущим мужем на целых пять минут — под предлогом осмотра несуществующих клавикордов. — Полагаю, она что-то заподозрила.