Алиса утратила дар речи.
   — Не волнуйтесь, миледи, мы внакладе не будем. Прошлой осенью у нас уродилось больше поросят, чем мы ожидали, да и зерна мы собрали больше… — Мод посмотрела за плечо Алисы и скромно сложила ручки у груди. — Милорд, — пролепетала она.
   Де Базен тронул жену за руку.
   — Пойдемте, Алиса, — сказал он, — нам надо ехать.
   Раймон приладил седло покойной Констанции де Рансон на кобылу Неверса и подсадил Алису на изящное сиденье из инкрустированного дерева. Солнце припекало в окружении высоких крепостных стен. Алиса взяла в руки поводья и стала ждать, когда ее муж выведет из конюшни своего высокого вороного скакуна.
   — Его зовут Шайтан. — Де Базен разгладил малиновую попону на широкой лоснящейся спине и взялся за высокую луку седла.
   — Уот сказал мне, что вы назвали его в честь сарацинского дьявола.
   — Я назвал его так, чтобы напугать моих врагов, — объяснил де Базен. — И еще для того, чтобы маленькие мальчики держались подальше от его копыт.
   И от его огромной головы, понадеялась Алиса. Она прижала руки к бокам, моля Бога, чтобы этот зверь не повернул к ней морду.
   — Вы привезли его из Палестины? Де Базен горько усмехнулся:
   — Когда я отплывал из Акры, у меня не было лошади. Мне едва хватило серебра, чтобы оплатить дорогу домой. Нет, Шайтан — нормандский конь, из имения моего отца. Жербре и остальные воины привели его мне перед нашим отъездом в Англию.
   116
   Он запрыгнул на спину Шайтану и натянул свои латные рукавицы.
   — Вы без перчаток, — бросил он, — замерзнете. Алиса улыбнулась:
   — Здесь тепло. Даже в Морстоне, где с моря дует холодный ветер, я их не носила.
   Серая кобыла прошла следом за вороным мерином де Базена в ворота крепости. Сидевший на сторожевой вышке молодой рыцарь Ален помахал своей госпоже.
   Де Базен поехал между полями к узкой дороге, которая вела на юг.
   — После Палестины у меня разжижилась кровь, я часто мерзну, — сказал он. — Это холодный край, а ваш Морстон хуже всего.
   Алиса вспомнила подсвеченное факелами золотое тело де Базена в холодной ночной реке и, не подумав, выпалила:
   — Вчера вечером… Он засмеялся:
   — Бочонок вина и предстоящая ночь с красивой женщиной согревают кровь, как ничто другое.
   Они добрались до края полей. С запада тянулись серые болота, с севера — темный лес. На всем обширном пространстве вокруг Алисы не было ни души. Только ее муж, который рассуждал о вине, желании и крови. Дорога была далеко внизу, под массивными копытами лошади. Алиса вцепилась в седельную луку и уставилась на свои руки, не смея поднять глаза и взглянуть на открытую местность.
   — Алиса!
   Она крепко зажмурилась, пытаясь справиться с головокружением.
   — Алиса. — Он подвел вороного мерина ближе и тронул ее за рукав. — Может, поедем в деревню?
   Она осторожно подняла голову. Ее муж и его большой черный конь были стеной, которая отгораживала ее от пугающего пространства.
   — Да, — кивнула Алиса, — в деревню.
   Она взялась за поводья. Де Базен не спешил отъезжать от жены.
   — Это не засада, Алиса.
   — Что, милорд?
   — Я привез вас сюда не для того, чтобы овладеть вами против вашей воли, — Он указал на пустошь, поросшую вереском. — Вчера на болоте я пошутил.
   — Знаю, милорд.
   Он накрыл рукой ее стиснутые пальцы.
   — Тогда не надо душить кобылу. Это нежное животное и очень пугливое.
   Он поскакал рядом с ней по краю ячменного поля. Она постепенно припоминала навыки верховой езды, которые усвоила, катаясь на маминой лошади. Это было давно, в те богатые времена, когда в Морстоне были две скаковые лошади и вдоволь зерна, чтобы их кормить.
   Деревня располагалась к югу от крепости, между рекой и зерновыми полями.
   — Поля, которые мы проехали, принадлежат вам, милорд. Жители Кернстоу должны работать здесь один день в неделю. Урожай полностью ваш. — Алиса указала на юг, на ряды длинных, узких делянок, тянувшихся от реки к дороге на Данхевет. — А там поля местных крестьян.
   — Сколько здесь живет семей? Алиса покачала головой:
   — Я не знаю. Спросите у Рольфа. Раймон удивленно взглянул на нее:
   — Морстон всего в четырех милях отсюда. Почему же вы почти ничего не знаете про Кернстоу?
   — Я не могла сюда ездить. Каждый день, проведенный вдали от собственных полей, стоил бы мне и моим людям части продуктовых запасов на зиму.
   Ее муж коротко и сердито выругался под нос. Они молча подъехали к краю деревни и начали пробираться между домами-мазанками и овчарнями.
   Раймон плохо знал английский язык и совсем не владел тем странным кельтским наречием, на котором говорили местные жители. Алиса разговаривала с крестьянами вместо него и переводила ему их ответы со звучным акцентом своей матери-француженки из Пуатье. На полях господина, как сказали крестьяне, уродилось богатое зерно, а за его скотом они ухаживали, как за собственным, и аккуратно клеймили его клеймом покойного де Рансона. Хозяйские овцы паслись к западу от узких делянок, на летнем выгоне возле болота.
   Раймон, кивая, выслушал отчет крестьян и даже сумел сказать им на прощание несколько слов в добавление к речи Алисы.
   — Сколько времени вы и отец Грегори разговаривали с морстонскими пастухами? — спросила она, когда они поехали на север — туда, где заканчивались обрабатываемые земли Кернстоу.
   — Час или два. Я велел отцу Грегори привести их в вашу комнату для охраны и дал им эля.
   — Я не знала об этом.
   — Конечно. Вы сидели, надувшись, в своей спальне и секретничали с Эммой. — Он не обратил внимания на ее тихий раздраженный возглас. — Мне кажется, будет лучше для вас, если она переедет сюда.
   — Да. У меня здесь никого нет.
   — Кроме мужа, Алиса.
   — Я хотела сказать, никого из старых знакомых. Он засмеялся:
   — Вы зря оставили свою старую служанку в Морстоне. Я пошлю за ней.
   — Нет! Пожалуйста, не делайте этого. Как я уже сказала сегодня утром, она останется в Морстоне еще на две недели.
   Он бросил на нее быстрый удивленный взгляд:
   — Она что, не хочет сюда переезжать? Ей больше нравится Морстон?
   — Она проследит за работами. Надо вымыть настриженную шерсть и уложить ее в тюки.
   Раймон вскинул бровь.
   — Ваша Эмма не производит впечатления женщины, которая умеет управляться с овечьим руном, — сказал он. — У нее вид благородной дамы, непривычной к тяжелому труду.
   — Она справится, — возразила Алиса.
   — Тогда, может быть, она поможет мне в поисках королевской шкатулки, когда я вернусь в Морстон?
   — Э… Да, возможно, она что-то слышала о ней. — Алиса сдержанно улыбнулась. — Когда мы вернемся?
   — Я поеду туда завтра или послезавтра. Со вчерашнего дня Хьюго Жербре занимается поисками. Сегодня вернутся вьючные лошади, тогда и узнаем новости.
   — А если он не найдет драгоценности, то мы уедем завтра?
   — Я вернусь в Морстон один. Вы останетесь здесь. Кобыла отпрянула от вороного мерина де Базена. Алиса подхватила поводья.
   — Я хотела бы поехать с вами.
   Раймон погладил лошадь по шее и успокоил ее тихим, ласковым словом.
   — А я хочу, чтобы вы остались здесь, Алиса. Вы, наверное, сыты по горло королевой Элеанорой и ее дурацкими побрякушками. Во время поисков мы можем перевернуть крепость вверх дном. Я избавлю вас от этого неприятного зрелища.
   Алиса продолжала улыбаться, надеясь, что он не видит, как пульсируют жилки на ее висках. Невероятным усилием воли она заставила себя скрыть страх и говорить спокойным, даже любезным тоном:
   — Вы будете ломать стены и поднимать полы?
   — Если понадобится — да. Но я не стану этого делать до тех пор, пока мы не осмотрим все возможные тайники. Не волнуйтесь, Алиса. Я все отремонтирую — если будет нужно. — Он сделал глубокий вздох и продолжал: — Пожалуй, сейчас самое время подумать о будущем Морстона, Алиса. Мне кажется, будет лучше, если мы привезем ваших людей в Кернстоу, когда они соберут урожай. Судя по тому, что я видел, здесь им хватит хорошей земли, которая до сих пор не возделывалась. Они будут работать здесь. Это легче, чем пытаться сохранить плодородными два маленьких морстонских поля.
   — Вы хотите забросить Морстон?
   — Нет, церковь останется, и крепость тоже — после ремонта. Но в Морстоне мало земли для выращивания зерна. Там могут остаться пастухи. Они возьмут себе лучшее поле.
   — Милорд, вы обещали отдать мне Морстон после свадьбы, а теперь предлагаете выселить оттуда всех, кроме нескольких человек…
   — На богатые земли рядом с крепким замком, где они смогут укрыться в случае войны. Решать вам, Алиса, но я прошу вас: передайте морстонцам мои слова. Может быть, они покажутся им более заманчивыми, чем вам.
   — Но когда вернутся мужчины, в Морстоне будет гораздо больше людей. Вы не сможете всех здесь расселить.
   — Какие мужчины? — Раймон нахмурился. — Ваши люди ушли в леса?
   Алиса вспыхнула:
   — Конечно, нет! Морстонцы трудолюбивы и чтут закон. Сорок мужчин уехали в Палестину, милорд. Скоро они вернутся. Где они будут добывать себе хлеб? До войны короля Ричарда они держали овец — большие стада и расчищали третье поле рядом с…
   — В Палестину? Вы отправили пастухов в Палестину?
   — Если вы будете кричать, милорд, те люди на поле подумают…
   — Мне плевать на то, что они подумают! Вы хотите сказать, леди, что морстонские пастухи ушли в крестовый поход?
   — Да.
   — Их послал муж вашей матери?
   — Нет. Мы… у нас не было другого выхода. Их отправил де Рансон. Они поехали с охотой, милорд. Епископ сказал им…
   Он грубо хохотнул:
   — Я знаю, что сказал им епископ. Что они умрут смертью мучеников и на том свете им простятся все их грехи. А если они останутся живы, то вернутся домой с золотом.
   Алиса кивнула:
   — Они все изъявили желание ехать. Де Рансон отобрал самых сильных.
   — И послал их вместе с армией приглядывать за скотом? Довольно странный рассказ.
   — Вы дадите мне договорить? Они уходили не пастухами, милорд. Сержант де Рансона подготовил из них солдат-пехотинцев. Кто-то стал лучником, а кто-то овладел пикой.
   — И сколько же времени этот сержант натаскивал ваших воинственных пастухов?
   — Две недели. — Алиса увидела гнев на лице мужа. — Через две недели им надо было отправляться, — добавила она. — Сержант поехал с ними.
   — А де Рансон остался здесь, со своим гарнизоном, чтобы смотреть за порядком?
   — Нет, солдаты уехали уже после де Рансона. Так сказали мне горничные вчера вечером. Вспомните, — тревожно попросила она, — может, вы все же что-нибудь слышали на Святой земле о морстонских пехотинцах?
   — Нет. — Он стиснул кулак на седельной луке. — Будем надеяться, Алиса, что они застряли где-то по дороге и не добрались до Палестины. В этом случае они еще могли остаться живыми.
   — Или они покинули Святую землю в числе последних и сейчас возвращаются домой…
   — Нет! — отрезал Раймон. — Только самые опытные пехотинцы уцелели в первых боях. В Акре и по дороге в Яффу… — Он взглянул в ее испуганное лицо и замолчал. — Ваш лорд де Рансон, — наконец проговорил Раймон, — должен гнить в аду за то, что отправил их на войну. Он заслуживает смерти…
   К горлу Алисы подступила тошнота.
   — То, что вы говорите… вы не можете знать… — начала было она, но тут же прикрыла рот рукой.
   — Надо быть полным остолопом, чтобы отправить пастухов на войну после двухнедельной подготовки. Ваш Харольд де Рансон был дурак. Глупый, жадный дурак, который послал крестьян вместо солдат, чтобы они выполнили его долг перед королем Ричардом. Или не выполнили. — Он отвел руку от ее лица. — Вам неприятно слышать, Алиса, что я так отзываюсь о лорде де Рансоне?
   — Вы сказали, они должны были погибнуть… все?! Неужели у них не было никакого шанса?
   — Алиса, рыцарь с детства постигает военную науку…
   — Да, но солдаты…
   — Солдаты тоже должны пройти хорошую подготовку. Война — непростое ремесло, даже для сильных мужчин. — Он помолчал, потом смягчил тон: — Как я уже сказал, Алиса, морстонские мужчины могли не добраться до Палестины. Войска стояли на Сицилии месяцами, перед тем как отплыть на Святую землю. Там большой флот, но корабли в основном маленькие. Вполне вероятно, что ваши пастухи не попали ни на одно судно и остались на берегу.
   — А вы сами верите в то, что говорите, Фортебрас? Раймон вздохнул:
   — Я надеюсь, что это так.
   Они молча поехали по опушке густого леса рядом с ячменным полем. Раймон повернул свою лошадь в заросли.
   — Давайте перекусим в тени и больше не будем говорить о таких тяжелых вещах.
   Он привязал коня к молодому кусту боярышника и помог Алисе слезть на землю, потом закинул на плечо кожаную седельную сумку и повел жену под густые ветви кривого дуба. Они уселись на толстые корни, змеившиеся по замшелой земле.
   Раймон протянул Алисе горбушку хлеба и отрезал кусок сыра.
   — Здесь хватит места для ваших морстонцев. Даже для отца Ансельма найдется уголок, если морстонский ветер вдруг покажется ему слишком суровым. Неверс сказал мне, что церковь рядом с крепостью простаивает с тех пор, как умер последний священник, а деревенский клирик знает только латынь и местное наречие. — Он передал Алисе бурдюк с вином. — Вы поговорите с морстонцами после того, как закончится жатва?
   — Ладно, поговорю.
   Вино было крепким и таким же теплым, как солнце над полями. Алиса сбросила с плеч мантилью и откинулась спиной к стволу дуба. Яркие летние лучи подсвечивали золотым огнем волосы сидевшего рядом Раймона де Базена.
   Вдали перекликались два крестьянина, которые ловили забежавшего на поле черного лохматого барана. Наконец они выгнали его из молодых побегов ячменя и вернулись, чтобы поправить потоптанные ряды.
   Сквозь собственный смех Алиса услышала голос мужа и замолчала, чтобы отдышаться.
   — Почему она выбрала именно вашу семью, Алиса? Смех умолк.
   — Что, милорд?
   — Кому из ваших родителей королева поручила стеречь свои сокровища — Уильяму Морстонскому или вашей матери?
   — Матери. Она вместе с королевой была в заточении в Солсбери. Элеанора ей доверяла.
   — А до того? Она была при дворе Элеаноры в Пуатье?
   — Да, одно время. Ее мама, моя бабушка, провела при королевском дворе последние годы своей жизни.
   — Ваша бабушка была фрейлиной королевы?
   — С юных лет. Она ездила на север вместе с молодой королевой Элеанорой, когда та выходила замуж за короля Луи. Прислуживала ей даже в Палестине…
   — Она была в Палестине вместе с Элеанорой? В Антиохии?
   Алиса улыбнулась:
   — Да, даже в Антиохии. Состарившись, она только об этом и говорила. Моей матери приходилось одергивать бабушку, когда та заводила речь про скандал в Антиохии. Королева не любила вспоминать ту ночь, когда первый муж выгнал ее из антиохийского дворца и отправил домой. — Алиса засмеялась. — Моя мать как-то сказала, что королева Элеанора возложила на нее бремя забот о сокровищах, чтобы отомстить моей болтливой бабушке.
   Раймон пожал плечами:
   — Эти истории ни для кого не секрет. Мои дяди были в Антиохии на службе у короля Людовика и привезли те же байки о сарацинских любовниках и о том, как король силой выдворил собственную жену обратно в христианский мир. Когда я был маленьким, они говорили мне, что король Генрих совершил самый смелый поступок в своей жизни, женившись на брошенной жене Людовика. Элеанора с молодости славилась плохим нравом.
   — Она доверяет вам из-за ваших родственников, Раймон? Он открыл глаза и улыбнулся, глядя в небо.
   — Нет, мои дяди были людьми короля Людовика, и королева их не любила. Если бы я думал, что она послала меня сюда из-за моих родственников, то побоялся бы на вас жениться, Алиса. — Раймон взял бурдюк с вином и подсел поближе к жене.
   Они ели хлеб с сыром и говорили о полях, пастухах и урожае. Раймон не притрагивался к Алисе, хоть они сидели довольно близко друг от друга. Только когда они пошли обратно — туда, где на солнечной опушке паслись их лошади, он положил руку жене на талию, чтобы подсадить ее в седло.
   Он не знал, и Алиса никогда бы ему не сказала, что они устроили привал всего в нескольких ярдах от маленького родника, где два года назад Харольд де Рансон толкнул ее на землю и изнасиловал.
   Сначала Алиса не узнала это место, но когда тени начали удлиняться, а зеленая чаща потемнела, она поняла, где они находятся.
   В тот же миг она села повыше и принялась укладывать в седельную сумку остатки хлеба и сыра. Раймон удивленно приподнял свою золотистую бровь и протянул ей бурдюк.
   — Куда ты торопишься, милая жена? — спросил он. — В нашем распоряжении целый день.
   Взглянув Раймону в глаза, она почему-то успокоилась, отвернулась от пугающих зарослей и, взяв из рук мужа кожаную фляжку, хлебнула темного густого вина.
   Призрак Харольда де Рансона уже не держал ее мертвой хваткой. Даже если тень мертвеца бродит где-то здесь, в Кернстоу, она ей уже не страшна. Во всяком случае, сейчас, пока с ней рядом Раймон де Базен.

Глава 8

   Они поехали назад краем леса, держась в тени древних дубов и ведя своих лошадей по извилистым тропкам, петлявшим меж деревьев. Вдали — там, где кончались поля, — высилась крепость Кернстоу. Ее камни сияли в ярких солнечных лучах, как грубое, потемневшее от времени серебро. Раймон нахмурился:
   — Это богатое поместье. Богаче, чем я ожидал. Де Рансон здесь процветал.
   — Вы его знали?
   — Нет, но я слышал о нем. Много лет назад, в Нормандии, лорд де Рансон-старший присоединился к своим двоюродным братьям и восстал против короля Генриха, за что был выслан сюда. Ему было запрещено возвращаться во Францию под страхом смертной казни. Странно, что ему дали такую большую крепость. — Раймон обернулся к Алисе. — Он собирал большие дорожные пошлины с тех, кто ездил по дороге к югу отсюда?
   — С морстонцев он ничего не брал. Но, говорят, иных путников заставляли платить серебром.
   — А покойный де Рансон-младший?
   — Не знаю.
   — Он понимал толк в вине. Интересно, чем он за него платил?
   — Не знаю.
   Алиса опустила глаза на свои руки, впившиеся в седельную луку. Пресвятая Мария Магдалина, пусть он прекратит эти расспросы!
   Серая кобыла заржала и отпрянула от зеленой тени боярышника.
   — Взгляните на свои руки, — сказал Раймон. — Вы натянули поводья так, заставляете лошадь пятиться. — Он взялся за уздечку и, нагнувшись в своем седле, успокоил кобылу тихим словом. — Вот. Держите повод свободнее, чтобы лошадь могла двигать головой. Так будет безопаснее для вас обеих.
   — Я знаю, — огрызнулась Алиса, — и больше не забуду об этом.
   Он отпустил уздечку.
   — Вы должны ездить верхом каждый день до тех пор, пока не научитесь, — сказал он, — но вам нельзя ездить одной.
   — Я и не собираюсь ездить одна.
   Раймон замолчал. Алиса увидела на его губах знакомую легкую улыбку — наполовину учтивую, наполовину насмешливую.
   — Там впереди река, — сказал он. — Давайте отведем лошадей на водопой. — Он прищурился от яркого солнца. — Вода должна быть теплой.
   — Я не умею плавать, — ответила Алиса.
   — Но любите смотреть, как это делают другие.
   Она соскочила с седла, прежде чем он до нее дотронулся.
   — Вчера вечером меня привлек к ставням шум на берегу. Вы и ваши воины так орали, что и глухой проснулся бы. Вот я и выглянула посмотреть, кто там тонет.
   Он засмеялся и повел лошадей вниз по берегу реки.
   — Я вовсе не хотел будить глухого. Главное, что проснулась моя жена — этого мне было вполне достаточно.
   Вчера она отвернулась бы, чтобы скрыть улыбку, сегодня же весело захохотала:
   — И конечно же, вы попытаетесь проделать это снова, милорд, с еще большим шумом. И… с еще более яркими факелами.
   На мгновение Раймон застыл. Когда он повернулся и увидел ее пылающее лицо, улыбка его стала шире. Удивление перешло в осторожную радость. В его взгляде появилось обещание.
   И это обещание было приятно Алисе. Ей хотелось, чтобы он к ней прикоснулся. О Господи, она хотела этого высокого златовласого мужчину, который был ее мужем!
   До праздничного вечера оставалось три дня — и три ночи. Наверное, это все, что у них было.
   Через три дня жители Кернстоу разожгут праздничный костер. Значит, три ночи Алиса может спать в объятиях этого мужчины и притворяться счастливой, безмятежной молодой женой, которая не собирается бросить своего мужа — возможно, навсегда, — когда взовьется к небу высокий летний костер.
   Он подошел к Алисе, нежно погладил ее по щеке и прошептал на ухо:
   — Хорошо сказано, миледи. Но сегодня вечером нам будет светить только огонь камина в спальне. А что до шума — то это, пожалуй, я смогу устроить.
   Алиса вспыхнула еще жарче, глядя в глаза мужа.
   — Сегодня, — продолжал он, — мы начнем в темноте. Но когда-нибудь, миледи, когда вы будете знать мое тело так же хорошо, как свое собственное, я принесу вам столько факелов, сколько вы пожелаете, и тогда вы увидите, какими долгими и страстными могут быть наши любовные игры.
   Щеки Алисы обожгло жаром тысячи огней, а по телу разлилось мучительное томление. Если этот мужчина захочет устроить их первое занятие любовью здесь, на речном берегу, при ярком свете дня, она охотно, как распутница, ляжет с ним в высокую нежно-зеленую траву. Она уже ощущала ногами мягкие, шелковистые стебли.
   Раймон взглянул наверх, на каменную кладку крепостной стены, по которой ходили несколько мужчин.
   — И зачем только я велел этим людям сегодня ремонтировать укрепления? — с сожалением проговорил он и уронил руки. — Боюсь, Алиса, что, дотронувшись до тебя, я овладею тобой прямо здесь, не сходя с места. А эти люди замажут свои бороды известковым раствором в каменную кладку, пока будут на нас пялиться. — Он протяжно вздохнул. — И все же…
   — Милорд, — перебила его Алиса, — лошади уже спустились к водопою.
   Ее муж виновато улыбнулся и тоже пошел к реке.
   К Кернстоу подъезжали пять вьючных лошадей с пустыми мешками и два конных воина. Один всадник двигался какими-то странными зигзагами, держа перед собой живой рыжеволосый тюк, который извивался на седельных луках.
   Алиса прикрыла рукой глаза от лучей низкого солнца.
   — Вы видите? Это Уот. Наверное, он уговорил их взять его с собой. Да, конечно, Уот! Другого похожего мальчика не найти. Раймон, можно он останется здесь? Я уверена, что он будет в чем-то полезен.
   Раймон вывел лошадей на вершину травянистого берега и встал рядом с женой.
   — Полезен? Вы так считаете?
   — Пожалуйста, милорд… Раймон пожал плечами:
   — Я тоже подумал, что он будет нам полезен, поэтому и послал за ним сегодня утром, когда вы отказались перевезти сюда вашу служанку Эмму. Надеюсь, я вам угодил? Или скажете, что Уоту тоже нужно остаться в Морстоне и закончить стрижку овец вместе с вашей труженицей Эммой? Уот будет ловить овечек, а Эмма — замораживать их своим странным взглядом, чтобы стояли смирно.
   Алиса представила себе Эмму в загоне для овец и расхохоталась, да так, что из зажмуренных глаз покатились слезы. Она невольно тронула улыбающиеся губы Раймона и тут же притихла, ощутив кончиками пальцев их гладкую горячую кожу.
   Раймон улыбнулся шире, поймал дрожащую руку жены и опять приложил ее к своим губам.
   Поле огласилось далеким воплем радости, долетевшим со стороны вьючного каравана. Раймон отпустил ее руку.
   — Ну, вот и он. Сейчас убедится в том, что вас не сожрали болотные чудовища, и, в свою очередь, заверит вас, что Хьюго еще не съел последнюю морстонскую овцу. Вы довольны?
   — О да, милорд. Уот! Уот…
   — Он не слышит вас отсюда.
   А Алиса не слышала слов мужа. Кое-как взобравшись на кобылу Неверса, она пустила ее в сторону приближающейся компании.
   Стоя у основания земляных укреплений, Раймон смотрел, как его жена скачет на ленивой лошади по дороге к болотам. Ее темные косы выпали из тяжелого пучка и теперь подпрыгивали на стройных плечах. Он не слышал, что она сказала, подъехав к последнему всаднику и мальчику, но ее счастливый вид и долетавшие издалека звуки оправдали его ожидания.
   Алиса посадила ребенка перед собой в седло и повернула обратно — туда, где их ждал Раймон. Ей удалось ехать ровно, несмотря на то что мальчик всю дорогу пытался пристроить свой узелок с вещами между ушами лошади.
   — Вот, получите вашего нового помощника, лорд Фортебрас, — объявила Алиса.
   — Для помощника он чересчур вертлявый. Шайтан примет его за червяка, который выполз из яблока, ипроглотит в один миг.
   — Ваш конь меня не съест. Так сказала леди Алиса.
   — Да? Ну, значит, так и есть.
   — А я умею говорить на вашем языке, лорд Фортебрас, — не хуже любого франкского мальчика из Кернстоу. Мы с леди Алисой, — сказал малыш, с важным видом приподняв подбородок, — каждый день практиковались во французском.
   — Верно, — отозвался Раймон, — здесь нет ни одного франкского ребенка, который говорил бы лучше, чем ты.
   — Значит, я буду вашим помощником, — обрадовано заключил Уот.
   Раймон послал за Уотом, чтобы избавить жену от одиночества. Прошлым вечером он видел подавленное лицо Алисы, когда кухарки и воины смеялись и перешучивались в главном зале. Как оказалось, она не знала почти никого из жителей Кернстоу, даже мастеровых, которые в случае надобности должны были ездить на работы в маленькое поместье.