Страница:
— Да, Ларри работает в Белом доме, — подтвердила Рут. — Он много раз звонил нам, когда Кыся ошивался в Вашингтоне.
— Кстати, это мистер Браун привез Мартына в Нью-Йорк на президентском вертолете, — гордо сказал Тимур Джеку.
— В вертолете мы с ним даже выпили! — с удовольствием вспомнил я.
— Дело прошлое, но ты, Мартын, тогда надрался как свинья! — фарисейски заметил Шура.
— Я снимал стресс перед встречей с тобой! — огрызнулся я.
— Но не до такой же степени, Мартышка...
Вот когда я вконец возмутился! Может быть, и не следовало, но тут я снова сорвался.
— Да как же тебе не совестно, Шурик?! — заорал я. — Ты же сам всю жизнь втолковывал, что «нет в мире больших ханжей, чем бывшие бляди и алкоголики»! А сейчас...
И осекся. Увидел, как Тимурчик втихаря зажимает рот двумя руками, чтобы не разоржаться вслух. Неохота было при Ребенке продолжать всякие Взрослые разборки.
А тут еще и Рут на нас цыкнула:
— Сейчас же прекратите ссориться! Или вы хотите, чтобы я перевела это Джеку?! Заткнитесь немедленно!
Мы с Шурой немедленно поджали хвосты и заткнулись. Я вообще заметил, что Шуре, да и мне (чего греха таить?) ужасно приятно слушаться Рут Истлейк!
Весь этот вечер меня не покидало ощущение, что именно сегодня Джек Пински был приглашен в наш дом не случайно.
Вернее, не так, как всегда — поужинать, треснуть по стаканчику с Шурой, посплетничать и потрепаться с Рут об их общем полицейском житье-бытье, послушать рассказы моего Шуры про Россию (в переводе Тимурчика) и как можно позднее уехать от нас в свою холостяцкую квартирку на Квинс-бульваре.
Я догадывался, что когда-то, когда был жив еще Фред Истлейк — первый муж Рут, Джек был до смерти влюблен в Рут и продолжал быть влюбленным в нее еще очень и очень долго...
Со временем невостребованность его любви, наверное, слегка притупила остроту чувств Джека. Он начал думать о Рут как о чем-то недосягаемом и нереальном, сумев сохранить поразительно спокойные и приятельские отношения со вдовой своего покойного сослуживца.
Теперь же, когда сержант полиции, а потом и лейтенант Рут Истлейк вдруг без памяти полюбила русского эмигранта журналиста Шуру Плоткина, да еще и вышла за него замуж, в сердце Джека остались лишь чуть горьковатые, но удивительно теплые воспоминания о своей давней влюбленности в Рут.
И меня, и моего Шуру Джек принял как некую неоспоримую часть существования Рут. Не говоря уже о Тимуре, к которому относился как к равному — без сюсюканья и излишней болтовни, суховато и сдержанно, но...
...но я был свято убежден (даю хвост на отруб!..), что если в защиту Тимура детективу Джеку Пински пришлось бы в кого-нибудь разрядить всю обойму своего пистолета — он это сделал бы не задумываясь!..
Неожиданно решительность покинула Рут, и она увядшим голосом спросила:
— Ты закончил разматывать то убийство в отеле с наркотой и китайцами?
— Да. Вчера отправил материалы в прокуратуру. Пусть теперь они ковыряются в этом дерьме... Ты о чем-то хотела попросить меня, Рут? Ты так ждала, когда Тим уйдет в свою комнату...
— О Джек!.. — облегченно простонала Рут. — Все сыщики мира от Ната Пинкертона до Эркюля Пуаро должны служить у тебя в счастливых учениках мелкими клерками! У тебя интуиция, как... как у Кыси! Прости за сравнение, но поверь — это высшая оценка твоему немеркнущему таланту, — добавила Рут.
«Ну, это уж слишком сильно сказано, — подумал я. — Интуиция Котов на две головы выше Человечьей. Даже такого профессионала, как тот же самый Джек Пински...»
Мы как-то все были на полицейском междусобойчике по случаю дня рождения Джека, так про него там такие слова говорили, что после этого оставалось лишь поставить Джеку золотой памятник в центре Нью-Йорка...
— Шура, ты понимаешь, о чем мы говорим? — спросил Джек.
Шура вдохнул и, не выдыхая, медленно ответил по-английски:
— Минимум — пятьдесят процентов, максимум — семьдесят пять. Остальное я досочиню.
И тут же спросил меня по-шелдрейсовски:
— Я все правильно ответил?
Ни хрена не поняв про цифры и проценты, я искренне восхитился:
— Шикарно, Шурик!.. Работай над произношением, и все будет о’кей!
Джек этого, конечно, не заметил и сказал Рут:
— Тогда, подруга, давай упростим разговор до уровня доклада на «оперативке» у нашего начальника «убойного отдела». Он у нас полный болван и в отличие от Шуры понимает всего восемь процентов из того, что мы ему говорим. Хотя английский — его родной язык... Давай, Рут, — кратко, только суть, минус малозначащие детали и эмоции. Шура! Если что нибудь не поймешь — переспрашивай.
— О’кей! — сказал Шура.
Я почувствовал, как Рут опять нервно вздрючилась, закурила сигарету, отхлебнула своего джинчика с ледиком и сказала:
— Итак: Мартын приглашен на главную роль в фильме, который будет делать «Парамаунт». Киностудия находится в Лос-Анджелесе, в Калифорнии. Вместе с ним туда на весь съемочный период должен лететь и Тим. Как «ассистент и переводчик»...
— Стоп! — сказал Джек. — Все ясно. Шура не может их сопровождать — он потеряет работу в библиотеке. Ты у нас теперь лейтенант и ба-а-альшой начальник над всеми бухарскими, польскими, русскими, венгерскими и румынскими евреями Квинса. И по этой причине...
— Нет, Джек, — грустно прервала его Рут. — Не по этой. Просто через два месяца, когда им нужно будет вылетать в Лос-Анджелес, я буду вынуждена лечь в госпиталь на сохранение беременности.
Повисла тяжелая душная пауза...
Я даже встал на все четыре лапы, и усы у меня, кажется, зазвенели от напряжения. И хвост вытянулся в линеечку и стал жестким, как палка от корабельной швабры!
Джек допил свое виски, почесал нос и спросил:
— Когда, ты сказала, мы должны вылетать?..
Но все произошло совершенно иначе.
В Германии я часто слышал такую шуточку: «Самый важный для жизни Человека витамин — это витамин Б». То есть «Бециунг». Что по-немецки — «связи». По-нашему — «блат».
Так вот, в идею Джека сопровождать нас с Тимуром в Калифорнию была сделана невероятной силы инъекция этого витамина Б!
Автором и организатором инъекции в идею Джека был, конечно же, Ларри Браун! Его приятель давних лет, которого он не видел с момента окончания войны во Вьетнаме...
Ларри все рассказал Соксу. А Сокс к тому времени находился в дикой депрессии! В Белый дом самим Президентом Клинтоном был введен абсолютный дурачок — Щенок Лабрадора, и, естественно, взрослый и привычно примелькавшийся Сокс отошел на второй план. Под Первым Правительственным Котом Америки пошатнулся трон, и Сокс не мог этого не почувствовать. Случалось, что Президент, забыв о Соксе, собственноручно выгуливал этого Щенка и называл его всеми теми ласковыми словами, которые еще совсем недавно были обращены только к Соксу...
Для того чтобы хоть как-то напомнить Президенту о своем существовании, Сокс пошел ва-банк!
Я понятия не имею, что такое «ходить ва-банк», но знаю, что это вроде нашего русского — «или пан, или пропал».
Короче, Сокс и Ларри отловили Президента как раз в тот момент, когда этот неученый Щен-Лабрадор держал Президента на поводке, а сам, широко расставив свои толстые неуклюжие задние лапы, гадил на одно из следящих устройств Службы безопасности, вмонтированное точнехонько под тем деревом, где когда-то с моей, как говорится, «легкой лапы» Первый Кот Америки Сокс лишился своей половой невинности на приблудной блядовитой Кошке Зяме.
Обнаружив Президента и Щена за этим неаппетитным занятием, Ларри и Сокс заявили мистеру Клинтону открытым текстом...
Что они там заявили Президенту — я точно не знаю. Знаю лишь, что уже к концу недели Джек Пински был вызван к Директору N.Y.P.D. — «Нью-Йорк полис департмент» и получил строжайшее распоряжение сопровождать в качестве «опекуна-телохранителя» Кота Мартына-Кысю Плоткина-Истлейк фон Тифенбаха и его ассистента-переводчика мистера Тимоти Истлейка во всех их передвижениях на все время их занятости в съемках фильма «Суперкот»!
За время этой командировки детективу криминальной полиции сержанту Джеку Пински будет сохраняться его должностной оклад и производиться оплата сверхурочных часов работы.
Со своей стороны, «Парамаунт пикчерз корпорейшн» включает м-ра Д. Пински в «Меморандум о соглашении» с понедельной ставкой в 750 долларов и суточными в размере 200 долларов в день.
С кем бы вы думали?! Правильно! С Соксом!!!
В нашем доме была устроена грандиозная поддача, где все пили, кто чего хотел, и закусывали осетриной горячего копчения из русского магазина миссис Доры Мархасевой.
Мы с Соксом (спасибо Тимурчику!..) тоже врезали по стопарику разбавленной валерьянки. Сокс с непривычки забухел и стал плакать горючими слезами, что, дескать, Щен-Лабрадор совершенно заполнил сердца президентской семьи, и теперь он, Сокс, оказался «позабыт, позаброшен...», и Он будет не Он, если...
Тут Сокс стал ругаться достаточно однообразным американским матом, словно герои фильмов Квентина Тарантино... А тут еще Челси Клинтон не вовремя улетела на учебу в какой-то Калифорнийский университет, и если бы не Ларри Браун, к которому Сокс очень привязан, то в дальнейшем продолжении своей жизни в Белом доме Сокс не видит ни малейшего смысла...
Естественно, что я тут же предложил Соксу наш нью-йоркский приют, сказав, что «наш дом — это его дом» и мы с Тимуром будем только рады... Ну и так далее. Все, что обычно говорят в таких случаях.
Пьяный Сокс полез обниматься, лизать меня в нос и время от времени вскрикивать: «Ты меня уважаешь?.. Я прав?! Я прав?!»
Тут я понял, что Сокса пора выводить на природу. На свежий воздух. И вывел его в наш двор, где сначала он немножко очухался, а потом раздухарился до того, что мы с ним и тремя малознакомыми Кошками под старым автомобилем мистера Могилевского устроили такую групповуху, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
... Наутро Сокс и Ларри уехали в Вашингтон, а мы — Тимурчик, Джек и Я — спустя еще неделю уложили Рут в госпиталь под присмотр Шуры и улетели в Калифорнию.
Тем более что, как выяснилось, у Джека там в Лос-Анджелесе жил старший брат — доктор Мортон Пински...
А я вдруг увидел сквозь стенки, как в пилотской кабине из левого кресла встал худенький летчик — наверное, ровесник Джека. Он был в белой рубашке с короткими рукавами и в галстуке. Я даже эмблемку компании «Юнайтед» на галстуке разглядел.
Он что-то сказал остальным летчикам, надел свой красивый синий форменный пиджачок и застегнул его на все пуговицы. Подтянул галстук потуже, и пошли они с Джеком к дверям...
— Идут! — шепнул я.
— КТО? — неожиданно испугался Тимур.
— Джек и летчик. Ты чего перетрусил? Ты мертвых боишься, да?
Тимур промолчал. Только тоскливо отвернулся к окошку.
— Бояться нужно живых, Тимурчик. А не мертвых... — сказал я слышанную когда-то фразу...
И вдруг сам ощутил всю меру фальши этого пошлого псевдозначительного утверждения! Подхватил его в каком-то паршивом телевизионном фильме и высказался — мудак хвостатый.
Я часто пользуюсь ЧУЖИМИ словами, фразами, оборотами речи. Но у меня почти никогда не бывает значительных проколов. Всегда, как говорится, «в жилу». А тут!..
Ляпнул, дубина, от фонаря! И КОМУ?!
Человечку, который девяти лет от роду взял в руки пистолет Макарова и в упор расстрелял того пьяного монстра, ту гнусную скотину — своего насильника...
...ребенку, прошедшему весь кошмар российской тюремной колонии для малолетних преступников...
...маленькому Мальчику, всего лишь три года тому назад купленному за пятнадцать тысяч долларов у подмосковных властей и усыновленному полушведской-полунегритянской американкой — сержантом нью-йоркской полиции...
...двенадцатилетнему Гражданину Соединенных Штатов, который всего за три года, рядом со своей новой мамой — потрясной женщиной Рут Истлейк, сумел стать отважным и стопроцентным АМЕРИКАНЦЕМ. Не растеряв по дороге ничего РУССКОГО!
Тех превосходных, истинно русских качеств, которые были в моем корешке и «подельничке» — Водиле... В его дочке — Насте... В милиционере Мите Сорокине... В Капитане Алексее-Ивановиче-Кэп-Мастере...
Если хотите, в моем ближайшем друге и родственнике — Шуре Плоткине! Несмотря на то что в России Шура считался евреем.
Это же просто счастье, что в наш первый класс из кабины пилотов наконец вышел Джек с тем летчиком! А то я бы себя проклял на всю оставшуюся жизнь за тот тон, за ту фразочку...
Вот ведь обделался с головы до ног! И чего это меня вдруг потянуло на шаткий пьедестал педагогики?..
Джек и худенький Летчик прошли в последний ряд салона — к ТРУПУ.
Я тут же виновато лизнул Тимура в щеку и сказал ему тихо:
— Оставайся на месте. Я тебе все потом расскажу.
И спрыгнул на пол. Не выходя в проход, я снова пробрался под сиденьями кресел к последнему ряду и неожиданно для себя обнаружил, что кейса — небольшого плоского делового чемоданчика, принадлежавшего ТРУПУ, нету. И тут же вспомнил, что когда я пролезал сюда в первый раз — посмотреть на этого «спящего» Типа, то кейса уже и тогда не было...
Почему я был в этом так твердо уверен? Да потому, что мне было бы не пробраться сюда из-за этого кейса напрямик. Пришлось бы облезать его со стороны другого кресла. А я, как сейчас помню, свободненько, без всяких помех достиг края свисающего до полу пледа, которым был прикрыт тот Тип.
Так что кейса не было уже тогда!
Я хотел было броситься к Тимурчику, чтобы он по-английски поведал бы мои подозрения Джеку, но...
Чем черт не шутит?! Сейчас как раз та самая напряженная и нервная ситуация, которая очень способствует шелдрейсовскому КОНТАКТУ, Восприятие обострено, почти все чувства — обнажены, мозг любого мало-мальски мыслящего Существа как никогда готов принять любую Информацию... А Джек сегодня уже почти откликнулся мне один раз. Да и Тимурчик кое-что объяснил ему про «эффект» профессора Ричарда Шелдрейса.
Я собрал всю свою волю в правую лапу и медленно, раздельно произнес по-шелдрейсовски:
— Джек! Послушай, Джек. Это я — Мартын. Я здесь, под креслом. Исчез кейс этого Типа. Ты меня понял, Джек?
И... О Боже!.. Бывает же такое?.. Джек тут же открыл верхнее багажное отделение для ручной клади, пошарил там, ни хрена не нашел и спросил меня на вполне приличном шелдрейсовском:
— Когда ты его в последний раз видел?
Я так ошалел от мгновенной Джековой реакции, что невпопад блямкнул:
— Кого?
— Не «кого», а «что». Кейс, конечно.
— Перед самым нашествием любителей автографов...
— А когда обнаружил ТРУП?
— Нет, тогда кейса уже не было.
— Ты уверен?
— Абсолютно, Джекочка!!!
Я был так рад, что Контакт с Джеком прошел без сучка и задоринки, что почти простил себе бестактность в разговоре с Тимуром.
— Значит, его убили тогда, когда ты демонстрировал свои яйца публике, а Тимур раздавал твои фотографии... — подумал Джек по-нашему. А худенькому Летчику вслух сказал: — Командир...
Этот немолодой Летчик оказался Командиром нашего «боинга»! Ничего себе уха?! Такой худенький.
— Командир, — сказал Джек. — Когда мы сядем в Лос-Анджелесе, сюда сразу же нагрянет КРИПО — криминальная полиция. Они уже ждут нас там. Во избежание сумятицы среди пассажиров нашего первого класса и ненужных вопросов я рекомендую вам прямо сейчас же сообщить им, что в нашем салоне умер человек. Именно — умер. Хотя, как вы сами понимаете, он убит. Видите, у него на шее малюсенькая царапина?
— Да...
— Так вот, это след введения мгновенно парализующего и умерщвляющего яда.
— О Господи...
Я попытался пролезть между ногами Джека и Командира, чтобы тоже посмотреть на эту царапинку, которую не увидел тогда. Но Джек довольно непочтительно ногой задвинул меня под кресло и, снова укутывая ТРУП пледом, беззвучно сказал мне:
— Не твоего ума дело. Или ты хочешь вляпаться в скандал с первой же секунды пребывания в Калифорнии? Тебе ЭТО нужно?
— Нет, — ответил я, ничуть не обидевшись.
Я почему-то был уверен в том, что Джек знает что делает. Только сказал из-под кресла:
— Посмотри, пожалуйста, русская книжка, которую он не выпускал из рук, там?
— Нету здесь никакой книжки.
— Может быть, она у него за спиной? Или он сидит на ней...
Сам не мог понять — какого черта мне сдалась эта книжка?! А вот что-то заставляло меня спрашивать о ней!.. Но что?! Джек пошарил за ТРУПОМ, под НИМ и сказал мне:
— Книги нет.
— Что вы делаете? — удивленно спросил Командир Джека.
— Пытаюсь усадить ЕГО поудобнее, чтобы во время приземления он не свалился на пол, — нашелся Джек.
— Пристегните его просто ремнем, — посоветовал Командир. — Думаю, нужно предупредить и стюардесс первого класса.
— Вы совершенно правы.
Через три минуты, при наглухо закрытых дверях, ведущих через комнатку стюардесс в бизнес-класс и дальше — в стандарт-класс, Командир «боинга» встал спиной к пилотской кабине, лицом ко всем нам и сделал заявление о том, что в нашем салоне около часа тому назад от приступа обычной сердечной недостаточности скончался один из пассажиров. Поэтому Командир просит соблюдать максимальное спокойствие при выходе из самолета в аэропорту Лос-Анджелеса. А также избегать разговоров на эту тему с пассажирами других классов. Земля уже извещена об этом прискорбном случае...
Еще ни один пассажир из самолета не вышел, а в нашем первом классе уже появились трое явных калифорнийцев. Коричневые от загара физиономии, все в темных очках, старший — такой же, как Джек, но повыше и поуже, в небрежно повязанном галстуке и модном холщовом пиджачке, а двое молодых — один из них вообще чистый Китаец!.. — в обычных пропотевших майках и коротких курточках, которые так и не могли скрыть собой пистолетную сбрую, надетую прямо на майки, и наручники, висящие на поясном ремне со стороны задницы...
Я таких пареньков в нашем квинсовском участке раз сто видел!
Старший сделал нам троим знак — оставаться в своих креслах, и молча подождал, пока не вышел последний пассажир нашего салона.
А когда в первом классе остались только мы — ТРУП, Джек, Тимурчик и Я, да еще Командир и старшая стюардесса, самый старый, в модном летнем пиджачке, заорал на весь наш «боинг»:
— Джек!!! Старый ты сукин сын! Какого дьявола ты приволок нам покойника из Нью-Йорка?! Ты думал, что у нас в Лос-Анджелесе не хватает трупов?!
Мы с Тимуром одновременно аж рванулись к этому хаму! Но Джек придержал нас и сказал тому — в пиджачке:
— Сними очки.
Этот пиджачник сдернул большие темные очки со своей веселой сморщенной загорелой рожи, и мы все увидели его желто-седые ресницы и брови и прозрачно-голубые глаза, как у Сиамского Кота.
— О ч-ч-черт... — пробормотал Джек. — Пит Морено — это ты?!
Ну пригласили где-то ждавших своего часа эксперта-криминалиста и полицейского доктора.
Эксперт так ни хрена и не нашел, но зато только после этого разрешил полицейскому доктору осмотреть ТРУП.
Доктор тоже не строил из себя умника. Он только глянул на синюю морду ТРУПА, на его скрюченные руки, на жутковатый неестественный поворот шеи и сразу же назвал яд, которым и пришили этого Типа.
Название яда было таким длинным и затейливым, что просто не уместилось у меня в голове...
Мало того, этот яд тоже не явился сенсацией. Оказывается, ему дикое количество лет! Когда-то его ОДНОВРЕМЕННО сочинили в лабораториях и Центрального разведывательного управления США, и Комитета Государственной Безопасности СССР. И несмотря на то что этот яд убивает мгновенно, чуть ли не от малейшего проникновения в верхние слои кожи, это все равно уже «вчерашний день».
Так сказал доктор. И все поняли, как ему скучно заниматься этим ТРУПОМ, с которым по его части более чем все ясно...
Тогда Пит Морено и Джек Пински стали обыскивать ТРУП, а помощники Пита — кстати, вполне симпатичные молодые ребята — взялись за «осмотр места происшествия».
Ей-богу, вот насмотришься разных полицейских сериалов — все знать будешь. Телевизор — великая штука. Особенно для Котов!..
Пит и Джек нашли у ТРУПА заграничный паспорт несуществующего государства СССР с многократной американской визой на имя Николая Павловского, родившегося в Москве в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году.
На фотографии этот Тип (мне удалось заглянуть в его паспорт, хотя для этого пришлось вспрыгнуть на спинку кресла и опереться передними лапами на плечи Джека Пински) выглядел совсем не так по-Жлобски, как он это демонстрировал всем, пока был ЖИВЫМ, а не ТРУПОМ.
Огромный бриллиант в перстне оказался, как заявил Пит Морено, фальшаком, которому нет цены. Потому что он ни хрена практически не стоит. Так — камуфляж для идиотов... А Джек Пински удостоверил, что «Ролекс» на руке у ТРУПА тоже был куплен не в фирменном магазине часов на Мэдисон-авеню за двадцать пять тысяч долларов, а в Чайна-тауне, в китайской сувенирной лавке. Максимум долларов за пятнадцать. Чего ни один «новый русский» себе никогда не позволит!
Да и денег у него было не так уж много, как это могло показаться. Тысячи полторы — не больше. Плюс синяя пластиковая сервис-карта «Чейз-Манхэттен-банка». Не кредитная, а именно сервис-карта, по которой можно получать деньги в уличных банкоматах. Не больше трехсот долларов в день.
Так что, как мы и догадывались, пока ТРУП был еще ЖИВЫМ Николаем Павловским, к «новым русским» он никакого отношения не имел. Все — фальшак! От начала до конца. Вот только крест у него на груди был действительно золотым. И старинным.
— Скорее всего — курьер... — задумчиво произнес Пит Морено.
— Ищите русскую книжку, — сказал Джек партнерам Пита. — Он ее из рук не выпускал.
И вот тут мне откуда-то СВЕРХУ причудилось, что эту русскую книжку они не найдут никогда! Хотя наверняка она находится где-то совсем рядом.
Как всегда, я оказался прав. Поиски книги маркиза де Кюстина оказались тщетными...
...зато стюардесса стандарт-класса, или, как его чаще называют, туристского, принесла выпотрошенный кейс бывшего Николая Павловского — ныне ТРУПА первого класса.
Эксперт-криминалист тут же взял отпечатки пальцев у бедной перепуганной стюардессочки и у ТРУПА и только потом обследовал плоский чемоданчик Павловского и, кроме труповых и стюардессовых, обнаружил на нем еще какие-то свежие отпечатки.
— Оставили пальчики. Не убереглись. Спешили, — сказал эксперт.
Тогда Пит Морено вынул из кармана маленькую рацию и кого-то вызвал. Появились два парня в синих комбинезонах с большими желтыми буквами на спине «L.A.P.D.» — Лос-Анджелес полис департмент. Они притащили складные носилки и большой черный клеенчатый пакет. Пакет они расстелили на носилках, из-под которых выдвинулись ножки с колесиками. Ножки оказались высотой с обеденный стол.
Пакет, оказывается, раскрывался как обычный почтовый конверт. Парни положили ТРУП на пакет, запахнули его со всех сторон и просто застегнули молнию...
Почти такой же пластиковый мешок, но только серебристо-серого цвета с марочкой «Сакс-файв-авеню» висит у нас в кладовой нашей нью-йоркской квартиры. А в этом мешке — потрясное норковое пальто, которое Шура подарил Рут в день их свадьбы.
Нам с Тимуром кажется, что Шура вгрохал в это пальтецо больше половины своего книжного гонорара. Так что если нам всем захочется жить, не снижая планку наших жутко растущих потребностей, нам придется очень постараться зашибить какую-то деньгу для нашей семьи в этом самом Голливуде. Уж коль нам так подфартило с этим «Меморандумом о соглашении». Пока — одни убытки.
Тимурчику пришлось отказаться от полета в Израиль к Маше Хотимской и отправиться на заработки со мной в Лос-Анджелес...
Рут, несмотря на прибавку в звании, должности и окладе, крутится как «волчок» со своими эмигрантами, которые, как сказал наш новый знакомый — обозреватель газеты «Новое русское слово» Саша Грант, «плодятся как кролики!»...
Шура на первых порах так умудохивается в отделе славистики своей Публичной библиотеки, что у него совсем не остается сил на собственное сочинительство. Хотя издатель ждет от него новых вещей...
Так что пока вся надежда на нас. И только на нас.
— А почему ты думаешь, что им никогда не найти эту русскую книжку? — тихо спросил меня Тимурчик.
«Господи!.. Что за Ребенок?.. Я таких Котов не встречал — чтоб так четко просечь все, что сейчас крутится у меня в башке!!!»
— Ладно тебе, — сказал Тимур. — Не подлизывайся. Отвечай!
— Кстати, это мистер Браун привез Мартына в Нью-Йорк на президентском вертолете, — гордо сказал Тимур Джеку.
— В вертолете мы с ним даже выпили! — с удовольствием вспомнил я.
— Дело прошлое, но ты, Мартын, тогда надрался как свинья! — фарисейски заметил Шура.
— Я снимал стресс перед встречей с тобой! — огрызнулся я.
— Но не до такой же степени, Мартышка...
Вот когда я вконец возмутился! Может быть, и не следовало, но тут я снова сорвался.
— Да как же тебе не совестно, Шурик?! — заорал я. — Ты же сам всю жизнь втолковывал, что «нет в мире больших ханжей, чем бывшие бляди и алкоголики»! А сейчас...
И осекся. Увидел, как Тимурчик втихаря зажимает рот двумя руками, чтобы не разоржаться вслух. Неохота было при Ребенке продолжать всякие Взрослые разборки.
А тут еще и Рут на нас цыкнула:
— Сейчас же прекратите ссориться! Или вы хотите, чтобы я перевела это Джеку?! Заткнитесь немедленно!
Мы с Шурой немедленно поджали хвосты и заткнулись. Я вообще заметил, что Шуре, да и мне (чего греха таить?) ужасно приятно слушаться Рут Истлейк!
Весь этот вечер меня не покидало ощущение, что именно сегодня Джек Пински был приглашен в наш дом не случайно.
Вернее, не так, как всегда — поужинать, треснуть по стаканчику с Шурой, посплетничать и потрепаться с Рут об их общем полицейском житье-бытье, послушать рассказы моего Шуры про Россию (в переводе Тимурчика) и как можно позднее уехать от нас в свою холостяцкую квартирку на Квинс-бульваре.
Я догадывался, что когда-то, когда был жив еще Фред Истлейк — первый муж Рут, Джек был до смерти влюблен в Рут и продолжал быть влюбленным в нее еще очень и очень долго...
Со временем невостребованность его любви, наверное, слегка притупила остроту чувств Джека. Он начал думать о Рут как о чем-то недосягаемом и нереальном, сумев сохранить поразительно спокойные и приятельские отношения со вдовой своего покойного сослуживца.
Теперь же, когда сержант полиции, а потом и лейтенант Рут Истлейк вдруг без памяти полюбила русского эмигранта журналиста Шуру Плоткина, да еще и вышла за него замуж, в сердце Джека остались лишь чуть горьковатые, но удивительно теплые воспоминания о своей давней влюбленности в Рут.
И меня, и моего Шуру Джек принял как некую неоспоримую часть существования Рут. Не говоря уже о Тимуре, к которому относился как к равному — без сюсюканья и излишней болтовни, суховато и сдержанно, но...
...но я был свято убежден (даю хвост на отруб!..), что если в защиту Тимура детективу Джеку Пински пришлось бы в кого-нибудь разрядить всю обойму своего пистолета — он это сделал бы не задумываясь!..
* * *
— Джек! — нервно и решительно сказала Рут, когда Тимур ушел спать и мы остались вчетвером. — Послушай, Джек...Неожиданно решительность покинула Рут, и она увядшим голосом спросила:
— Ты закончил разматывать то убийство в отеле с наркотой и китайцами?
— Да. Вчера отправил материалы в прокуратуру. Пусть теперь они ковыряются в этом дерьме... Ты о чем-то хотела попросить меня, Рут? Ты так ждала, когда Тим уйдет в свою комнату...
— О Джек!.. — облегченно простонала Рут. — Все сыщики мира от Ната Пинкертона до Эркюля Пуаро должны служить у тебя в счастливых учениках мелкими клерками! У тебя интуиция, как... как у Кыси! Прости за сравнение, но поверь — это высшая оценка твоему немеркнущему таланту, — добавила Рут.
«Ну, это уж слишком сильно сказано, — подумал я. — Интуиция Котов на две головы выше Человечьей. Даже такого профессионала, как тот же самый Джек Пински...»
Мы как-то все были на полицейском междусобойчике по случаю дня рождения Джека, так про него там такие слова говорили, что после этого оставалось лишь поставить Джеку золотой памятник в центре Нью-Йорка...
— Шура, ты понимаешь, о чем мы говорим? — спросил Джек.
Шура вдохнул и, не выдыхая, медленно ответил по-английски:
— Минимум — пятьдесят процентов, максимум — семьдесят пять. Остальное я досочиню.
И тут же спросил меня по-шелдрейсовски:
— Я все правильно ответил?
Ни хрена не поняв про цифры и проценты, я искренне восхитился:
— Шикарно, Шурик!.. Работай над произношением, и все будет о’кей!
Джек этого, конечно, не заметил и сказал Рут:
— Тогда, подруга, давай упростим разговор до уровня доклада на «оперативке» у нашего начальника «убойного отдела». Он у нас полный болван и в отличие от Шуры понимает всего восемь процентов из того, что мы ему говорим. Хотя английский — его родной язык... Давай, Рут, — кратко, только суть, минус малозначащие детали и эмоции. Шура! Если что нибудь не поймешь — переспрашивай.
— О’кей! — сказал Шура.
Я почувствовал, как Рут опять нервно вздрючилась, закурила сигарету, отхлебнула своего джинчика с ледиком и сказала:
— Итак: Мартын приглашен на главную роль в фильме, который будет делать «Парамаунт». Киностудия находится в Лос-Анджелесе, в Калифорнии. Вместе с ним туда на весь съемочный период должен лететь и Тим. Как «ассистент и переводчик»...
— Стоп! — сказал Джек. — Все ясно. Шура не может их сопровождать — он потеряет работу в библиотеке. Ты у нас теперь лейтенант и ба-а-альшой начальник над всеми бухарскими, польскими, русскими, венгерскими и румынскими евреями Квинса. И по этой причине...
— Нет, Джек, — грустно прервала его Рут. — Не по этой. Просто через два месяца, когда им нужно будет вылетать в Лос-Анджелес, я буду вынуждена лечь в госпиталь на сохранение беременности.
Повисла тяжелая душная пауза...
Я даже встал на все четыре лапы, и усы у меня, кажется, зазвенели от напряжения. И хвост вытянулся в линеечку и стал жестким, как палка от корабельной швабры!
Джек допил свое виски, почесал нос и спросил:
— Когда, ты сказала, мы должны вылетать?..
* * *
Сначала Джек посчитал, что возьмет три недели очередного отпуска и прибавит к ним еще десять дней за свой счет, а потом придумает что-нибудь еще.Но все произошло совершенно иначе.
В Германии я часто слышал такую шуточку: «Самый важный для жизни Человека витамин — это витамин Б». То есть «Бециунг». Что по-немецки — «связи». По-нашему — «блат».
Так вот, в идею Джека сопровождать нас с Тимуром в Калифорнию была сделана невероятной силы инъекция этого витамина Б!
Автором и организатором инъекции в идею Джека был, конечно же, Ларри Браун! Его приятель давних лет, которого он не видел с момента окончания войны во Вьетнаме...
Ларри все рассказал Соксу. А Сокс к тому времени находился в дикой депрессии! В Белый дом самим Президентом Клинтоном был введен абсолютный дурачок — Щенок Лабрадора, и, естественно, взрослый и привычно примелькавшийся Сокс отошел на второй план. Под Первым Правительственным Котом Америки пошатнулся трон, и Сокс не мог этого не почувствовать. Случалось, что Президент, забыв о Соксе, собственноручно выгуливал этого Щенка и называл его всеми теми ласковыми словами, которые еще совсем недавно были обращены только к Соксу...
Для того чтобы хоть как-то напомнить Президенту о своем существовании, Сокс пошел ва-банк!
Я понятия не имею, что такое «ходить ва-банк», но знаю, что это вроде нашего русского — «или пан, или пропал».
Короче, Сокс и Ларри отловили Президента как раз в тот момент, когда этот неученый Щен-Лабрадор держал Президента на поводке, а сам, широко расставив свои толстые неуклюжие задние лапы, гадил на одно из следящих устройств Службы безопасности, вмонтированное точнехонько под тем деревом, где когда-то с моей, как говорится, «легкой лапы» Первый Кот Америки Сокс лишился своей половой невинности на приблудной блядовитой Кошке Зяме.
Обнаружив Президента и Щена за этим неаппетитным занятием, Ларри и Сокс заявили мистеру Клинтону открытым текстом...
Что они там заявили Президенту — я точно не знаю. Знаю лишь, что уже к концу недели Джек Пински был вызван к Директору N.Y.P.D. — «Нью-Йорк полис департмент» и получил строжайшее распоряжение сопровождать в качестве «опекуна-телохранителя» Кота Мартына-Кысю Плоткина-Истлейк фон Тифенбаха и его ассистента-переводчика мистера Тимоти Истлейка во всех их передвижениях на все время их занятости в съемках фильма «Суперкот»!
За время этой командировки детективу криминальной полиции сержанту Джеку Пински будет сохраняться его должностной оклад и производиться оплата сверхурочных часов работы.
Со своей стороны, «Парамаунт пикчерз корпорейшн» включает м-ра Д. Пински в «Меморандум о соглашении» с понедельной ставкой в 750 долларов и суточными в размере 200 долларов в день.
* * *
За несколько дней до нашего вылета в Калифорнию и необходимости Рут лечь в госпиталь на одни сутки из Вашингтона на своей машине в Нью-Йорк примчался Ларри с...С кем бы вы думали?! Правильно! С Соксом!!!
В нашем доме была устроена грандиозная поддача, где все пили, кто чего хотел, и закусывали осетриной горячего копчения из русского магазина миссис Доры Мархасевой.
Мы с Соксом (спасибо Тимурчику!..) тоже врезали по стопарику разбавленной валерьянки. Сокс с непривычки забухел и стал плакать горючими слезами, что, дескать, Щен-Лабрадор совершенно заполнил сердца президентской семьи, и теперь он, Сокс, оказался «позабыт, позаброшен...», и Он будет не Он, если...
Тут Сокс стал ругаться достаточно однообразным американским матом, словно герои фильмов Квентина Тарантино... А тут еще Челси Клинтон не вовремя улетела на учебу в какой-то Калифорнийский университет, и если бы не Ларри Браун, к которому Сокс очень привязан, то в дальнейшем продолжении своей жизни в Белом доме Сокс не видит ни малейшего смысла...
Естественно, что я тут же предложил Соксу наш нью-йоркский приют, сказав, что «наш дом — это его дом» и мы с Тимуром будем только рады... Ну и так далее. Все, что обычно говорят в таких случаях.
Пьяный Сокс полез обниматься, лизать меня в нос и время от времени вскрикивать: «Ты меня уважаешь?.. Я прав?! Я прав?!»
Тут я понял, что Сокса пора выводить на природу. На свежий воздух. И вывел его в наш двор, где сначала он немножко очухался, а потом раздухарился до того, что мы с ним и тремя малознакомыми Кошками под старым автомобилем мистера Могилевского устроили такую групповуху, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
... Наутро Сокс и Ларри уехали в Вашингтон, а мы — Тимурчик, Джек и Я — спустя еще неделю уложили Рут в госпиталь под присмотр Шуры и улетели в Калифорнию.
Тем более что, как выяснилось, у Джека там в Лос-Анджелесе жил старший брат — доктор Мортон Пински...
* * *
—... Значит, замочили фраера, — по-русски прошептал мне на ухо Тимурчик и еще сильнее прижал меня к себе.А я вдруг увидел сквозь стенки, как в пилотской кабине из левого кресла встал худенький летчик — наверное, ровесник Джека. Он был в белой рубашке с короткими рукавами и в галстуке. Я даже эмблемку компании «Юнайтед» на галстуке разглядел.
Он что-то сказал остальным летчикам, надел свой красивый синий форменный пиджачок и застегнул его на все пуговицы. Подтянул галстук потуже, и пошли они с Джеком к дверям...
— Идут! — шепнул я.
— КТО? — неожиданно испугался Тимур.
— Джек и летчик. Ты чего перетрусил? Ты мертвых боишься, да?
Тимур промолчал. Только тоскливо отвернулся к окошку.
— Бояться нужно живых, Тимурчик. А не мертвых... — сказал я слышанную когда-то фразу...
И вдруг сам ощутил всю меру фальши этого пошлого псевдозначительного утверждения! Подхватил его в каком-то паршивом телевизионном фильме и высказался — мудак хвостатый.
Я часто пользуюсь ЧУЖИМИ словами, фразами, оборотами речи. Но у меня почти никогда не бывает значительных проколов. Всегда, как говорится, «в жилу». А тут!..
Ляпнул, дубина, от фонаря! И КОМУ?!
Человечку, который девяти лет от роду взял в руки пистолет Макарова и в упор расстрелял того пьяного монстра, ту гнусную скотину — своего насильника...
...ребенку, прошедшему весь кошмар российской тюремной колонии для малолетних преступников...
...маленькому Мальчику, всего лишь три года тому назад купленному за пятнадцать тысяч долларов у подмосковных властей и усыновленному полушведской-полунегритянской американкой — сержантом нью-йоркской полиции...
...двенадцатилетнему Гражданину Соединенных Штатов, который всего за три года, рядом со своей новой мамой — потрясной женщиной Рут Истлейк, сумел стать отважным и стопроцентным АМЕРИКАНЦЕМ. Не растеряв по дороге ничего РУССКОГО!
Тех превосходных, истинно русских качеств, которые были в моем корешке и «подельничке» — Водиле... В его дочке — Насте... В милиционере Мите Сорокине... В Капитане Алексее-Ивановиче-Кэп-Мастере...
Если хотите, в моем ближайшем друге и родственнике — Шуре Плоткине! Несмотря на то что в России Шура считался евреем.
Это же просто счастье, что в наш первый класс из кабины пилотов наконец вышел Джек с тем летчиком! А то я бы себя проклял на всю оставшуюся жизнь за тот тон, за ту фразочку...
Вот ведь обделался с головы до ног! И чего это меня вдруг потянуло на шаткий пьедестал педагогики?..
Джек и худенький Летчик прошли в последний ряд салона — к ТРУПУ.
Я тут же виновато лизнул Тимура в щеку и сказал ему тихо:
— Оставайся на месте. Я тебе все потом расскажу.
И спрыгнул на пол. Не выходя в проход, я снова пробрался под сиденьями кресел к последнему ряду и неожиданно для себя обнаружил, что кейса — небольшого плоского делового чемоданчика, принадлежавшего ТРУПУ, нету. И тут же вспомнил, что когда я пролезал сюда в первый раз — посмотреть на этого «спящего» Типа, то кейса уже и тогда не было...
Почему я был в этом так твердо уверен? Да потому, что мне было бы не пробраться сюда из-за этого кейса напрямик. Пришлось бы облезать его со стороны другого кресла. А я, как сейчас помню, свободненько, без всяких помех достиг края свисающего до полу пледа, которым был прикрыт тот Тип.
Так что кейса не было уже тогда!
Я хотел было броситься к Тимурчику, чтобы он по-английски поведал бы мои подозрения Джеку, но...
Чем черт не шутит?! Сейчас как раз та самая напряженная и нервная ситуация, которая очень способствует шелдрейсовскому КОНТАКТУ, Восприятие обострено, почти все чувства — обнажены, мозг любого мало-мальски мыслящего Существа как никогда готов принять любую Информацию... А Джек сегодня уже почти откликнулся мне один раз. Да и Тимурчик кое-что объяснил ему про «эффект» профессора Ричарда Шелдрейса.
Я собрал всю свою волю в правую лапу и медленно, раздельно произнес по-шелдрейсовски:
— Джек! Послушай, Джек. Это я — Мартын. Я здесь, под креслом. Исчез кейс этого Типа. Ты меня понял, Джек?
И... О Боже!.. Бывает же такое?.. Джек тут же открыл верхнее багажное отделение для ручной клади, пошарил там, ни хрена не нашел и спросил меня на вполне приличном шелдрейсовском:
— Когда ты его в последний раз видел?
Я так ошалел от мгновенной Джековой реакции, что невпопад блямкнул:
— Кого?
— Не «кого», а «что». Кейс, конечно.
— Перед самым нашествием любителей автографов...
— А когда обнаружил ТРУП?
— Нет, тогда кейса уже не было.
— Ты уверен?
— Абсолютно, Джекочка!!!
Я был так рад, что Контакт с Джеком прошел без сучка и задоринки, что почти простил себе бестактность в разговоре с Тимуром.
— Значит, его убили тогда, когда ты демонстрировал свои яйца публике, а Тимур раздавал твои фотографии... — подумал Джек по-нашему. А худенькому Летчику вслух сказал: — Командир...
Этот немолодой Летчик оказался Командиром нашего «боинга»! Ничего себе уха?! Такой худенький.
— Командир, — сказал Джек. — Когда мы сядем в Лос-Анджелесе, сюда сразу же нагрянет КРИПО — криминальная полиция. Они уже ждут нас там. Во избежание сумятицы среди пассажиров нашего первого класса и ненужных вопросов я рекомендую вам прямо сейчас же сообщить им, что в нашем салоне умер человек. Именно — умер. Хотя, как вы сами понимаете, он убит. Видите, у него на шее малюсенькая царапина?
— Да...
— Так вот, это след введения мгновенно парализующего и умерщвляющего яда.
— О Господи...
Я попытался пролезть между ногами Джека и Командира, чтобы тоже посмотреть на эту царапинку, которую не увидел тогда. Но Джек довольно непочтительно ногой задвинул меня под кресло и, снова укутывая ТРУП пледом, беззвучно сказал мне:
— Не твоего ума дело. Или ты хочешь вляпаться в скандал с первой же секунды пребывания в Калифорнии? Тебе ЭТО нужно?
— Нет, — ответил я, ничуть не обидевшись.
Я почему-то был уверен в том, что Джек знает что делает. Только сказал из-под кресла:
— Посмотри, пожалуйста, русская книжка, которую он не выпускал из рук, там?
— Нету здесь никакой книжки.
— Может быть, она у него за спиной? Или он сидит на ней...
Сам не мог понять — какого черта мне сдалась эта книжка?! А вот что-то заставляло меня спрашивать о ней!.. Но что?! Джек пошарил за ТРУПОМ, под НИМ и сказал мне:
— Книги нет.
— Что вы делаете? — удивленно спросил Командир Джека.
— Пытаюсь усадить ЕГО поудобнее, чтобы во время приземления он не свалился на пол, — нашелся Джек.
— Пристегните его просто ремнем, — посоветовал Командир. — Думаю, нужно предупредить и стюардесс первого класса.
— Вы совершенно правы.
Через три минуты, при наглухо закрытых дверях, ведущих через комнатку стюардесс в бизнес-класс и дальше — в стандарт-класс, Командир «боинга» встал спиной к пилотской кабине, лицом ко всем нам и сделал заявление о том, что в нашем салоне около часа тому назад от приступа обычной сердечной недостаточности скончался один из пассажиров. Поэтому Командир просит соблюдать максимальное спокойствие при выходе из самолета в аэропорту Лос-Анджелеса. А также избегать разговоров на эту тему с пассажирами других классов. Земля уже извещена об этом прискорбном случае...
* * *
В том, что «земля уже извещена об этом прискорбном случае», мы смогли убедиться сразу же, как только приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса.Еще ни один пассажир из самолета не вышел, а в нашем первом классе уже появились трое явных калифорнийцев. Коричневые от загара физиономии, все в темных очках, старший — такой же, как Джек, но повыше и поуже, в небрежно повязанном галстуке и модном холщовом пиджачке, а двое молодых — один из них вообще чистый Китаец!.. — в обычных пропотевших майках и коротких курточках, которые так и не могли скрыть собой пистолетную сбрую, надетую прямо на майки, и наручники, висящие на поясном ремне со стороны задницы...
Я таких пареньков в нашем квинсовском участке раз сто видел!
Старший сделал нам троим знак — оставаться в своих креслах, и молча подождал, пока не вышел последний пассажир нашего салона.
А когда в первом классе остались только мы — ТРУП, Джек, Тимурчик и Я, да еще Командир и старшая стюардесса, самый старый, в модном летнем пиджачке, заорал на весь наш «боинг»:
— Джек!!! Старый ты сукин сын! Какого дьявола ты приволок нам покойника из Нью-Йорка?! Ты думал, что у нас в Лос-Анджелесе не хватает трупов?!
Мы с Тимуром одновременно аж рванулись к этому хаму! Но Джек придержал нас и сказал тому — в пиджачке:
— Сними очки.
Этот пиджачник сдернул большие темные очки со своей веселой сморщенной загорелой рожи, и мы все увидели его желто-седые ресницы и брови и прозрачно-голубые глаза, как у Сиамского Кота.
— О ч-ч-черт... — пробормотал Джек. — Пит Морено — это ты?!
* * *
Если вы ждете захватывающего рассказа о потрясающем расследовательском эффекте от слияния лучших умов представителей двух полицейских департаментов — нью-йоркского и лос-анджелесского, так вы глубоко ошибаетесь!.. Более тоскливую и занудливую работу трудно себе представить.Ну пригласили где-то ждавших своего часа эксперта-криминалиста и полицейского доктора.
Эксперт так ни хрена и не нашел, но зато только после этого разрешил полицейскому доктору осмотреть ТРУП.
Доктор тоже не строил из себя умника. Он только глянул на синюю морду ТРУПА, на его скрюченные руки, на жутковатый неестественный поворот шеи и сразу же назвал яд, которым и пришили этого Типа.
Название яда было таким длинным и затейливым, что просто не уместилось у меня в голове...
Мало того, этот яд тоже не явился сенсацией. Оказывается, ему дикое количество лет! Когда-то его ОДНОВРЕМЕННО сочинили в лабораториях и Центрального разведывательного управления США, и Комитета Государственной Безопасности СССР. И несмотря на то что этот яд убивает мгновенно, чуть ли не от малейшего проникновения в верхние слои кожи, это все равно уже «вчерашний день».
Так сказал доктор. И все поняли, как ему скучно заниматься этим ТРУПОМ, с которым по его части более чем все ясно...
Тогда Пит Морено и Джек Пински стали обыскивать ТРУП, а помощники Пита — кстати, вполне симпатичные молодые ребята — взялись за «осмотр места происшествия».
Ей-богу, вот насмотришься разных полицейских сериалов — все знать будешь. Телевизор — великая штука. Особенно для Котов!..
Пит и Джек нашли у ТРУПА заграничный паспорт несуществующего государства СССР с многократной американской визой на имя Николая Павловского, родившегося в Москве в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году.
На фотографии этот Тип (мне удалось заглянуть в его паспорт, хотя для этого пришлось вспрыгнуть на спинку кресла и опереться передними лапами на плечи Джека Пински) выглядел совсем не так по-Жлобски, как он это демонстрировал всем, пока был ЖИВЫМ, а не ТРУПОМ.
Огромный бриллиант в перстне оказался, как заявил Пит Морено, фальшаком, которому нет цены. Потому что он ни хрена практически не стоит. Так — камуфляж для идиотов... А Джек Пински удостоверил, что «Ролекс» на руке у ТРУПА тоже был куплен не в фирменном магазине часов на Мэдисон-авеню за двадцать пять тысяч долларов, а в Чайна-тауне, в китайской сувенирной лавке. Максимум долларов за пятнадцать. Чего ни один «новый русский» себе никогда не позволит!
Да и денег у него было не так уж много, как это могло показаться. Тысячи полторы — не больше. Плюс синяя пластиковая сервис-карта «Чейз-Манхэттен-банка». Не кредитная, а именно сервис-карта, по которой можно получать деньги в уличных банкоматах. Не больше трехсот долларов в день.
Так что, как мы и догадывались, пока ТРУП был еще ЖИВЫМ Николаем Павловским, к «новым русским» он никакого отношения не имел. Все — фальшак! От начала до конца. Вот только крест у него на груди был действительно золотым. И старинным.
— Скорее всего — курьер... — задумчиво произнес Пит Морено.
— Ищите русскую книжку, — сказал Джек партнерам Пита. — Он ее из рук не выпускал.
И вот тут мне откуда-то СВЕРХУ причудилось, что эту русскую книжку они не найдут никогда! Хотя наверняка она находится где-то совсем рядом.
Как всегда, я оказался прав. Поиски книги маркиза де Кюстина оказались тщетными...
...зато стюардесса стандарт-класса, или, как его чаще называют, туристского, принесла выпотрошенный кейс бывшего Николая Павловского — ныне ТРУПА первого класса.
Эксперт-криминалист тут же взял отпечатки пальцев у бедной перепуганной стюардессочки и у ТРУПА и только потом обследовал плоский чемоданчик Павловского и, кроме труповых и стюардессовых, обнаружил на нем еще какие-то свежие отпечатки.
— Оставили пальчики. Не убереглись. Спешили, — сказал эксперт.
Тогда Пит Морено вынул из кармана маленькую рацию и кого-то вызвал. Появились два парня в синих комбинезонах с большими желтыми буквами на спине «L.A.P.D.» — Лос-Анджелес полис департмент. Они притащили складные носилки и большой черный клеенчатый пакет. Пакет они расстелили на носилках, из-под которых выдвинулись ножки с колесиками. Ножки оказались высотой с обеденный стол.
Пакет, оказывается, раскрывался как обычный почтовый конверт. Парни положили ТРУП на пакет, запахнули его со всех сторон и просто застегнули молнию...
Почти такой же пластиковый мешок, но только серебристо-серого цвета с марочкой «Сакс-файв-авеню» висит у нас в кладовой нашей нью-йоркской квартиры. А в этом мешке — потрясное норковое пальто, которое Шура подарил Рут в день их свадьбы.
Нам с Тимуром кажется, что Шура вгрохал в это пальтецо больше половины своего книжного гонорара. Так что если нам всем захочется жить, не снижая планку наших жутко растущих потребностей, нам придется очень постараться зашибить какую-то деньгу для нашей семьи в этом самом Голливуде. Уж коль нам так подфартило с этим «Меморандумом о соглашении». Пока — одни убытки.
Тимурчику пришлось отказаться от полета в Израиль к Маше Хотимской и отправиться на заработки со мной в Лос-Анджелес...
Рут, несмотря на прибавку в звании, должности и окладе, крутится как «волчок» со своими эмигрантами, которые, как сказал наш новый знакомый — обозреватель газеты «Новое русское слово» Саша Грант, «плодятся как кролики!»...
Шура на первых порах так умудохивается в отделе славистики своей Публичной библиотеки, что у него совсем не остается сил на собственное сочинительство. Хотя издатель ждет от него новых вещей...
Так что пока вся надежда на нас. И только на нас.
— А почему ты думаешь, что им никогда не найти эту русскую книжку? — тихо спросил меня Тимурчик.
«Господи!.. Что за Ребенок?.. Я таких Котов не встречал — чтоб так четко просечь все, что сейчас крутится у меня в башке!!!»
— Ладно тебе, — сказал Тимур. — Не подлизывайся. Отвечай!