Страница:
— От тех, кто всех боится, все зло и происходит, — согласился Иггельд, — ради собственного спокойствия кучу народа перережет. И считает себя правым — так, мол, спать спокойнее! Но ты, Млад, больше Бегуню не сбивай…
— Так лежал я долго, а потом пришел Белый Ведун. Я его сразу признал. Сел возле меня, и так ласково по головке гладит. «Ну вот, отрок», — говорит, — «теперь ты в моей власти. Но скоро власть та вырастет побольше, будешь, милый, делать все, что скажу, и веревок не потребуется. Хочешь стать таким, как они?». Сердце у меня так и упало. А он все гладит и гладит, да шептать начал что-то на ухо. Странные вещи нашептывал, что, мол, руки да ноги у меня тяжелые, не поднять, что я их уже и не чую. Я, вроде, задремал, потом — все как во сне. Он что-то говорил, говорил, долго так… А потом разбудил меня. Велел пустоглазам развязать мои руки. Коснулся мне лба. И пропел эдаким сладеньким голосом: «Теперь ты мой, отрок, мой и только мой, и рученьки и ноженьки твои — только мои». Я весь сжался, не представляя, что это значит… «Встань!». Я встал. «Смотри» — сказал Белый Ведун, касаясь моих ладоней, — «ты не сможешь даже поднять рук». Я дернулся, но руки меня не послушались. «А теперь подними руки!» После его слов мои руки сами собой поднялись. «Вот видишь, твое тело исполняет мои приказы, хочешь ты этого, или нет. Ты будешь, отрок, меня слушаться?». Мой язык как бы прилип к небу, мне очень хотелось выкрикнуть «Нет!», но треклятое колдовство не давало даже рта раскрыть. Но я все же попытался покрутить головой. «Ты зря противишься, маленький раб, даже не став пустоглазом, ты все равно — мой раб. Сейчас сам убедишься. Подойди к моему мертвому слуге и целуй его ноги!». Я пытался сопротивляться, но мои ноги сами понесли вперед, колени как подкосились, я упал к ногам зловонного мертвяка и начал целовать его поганые ноги. Видит Небо, я пытался отвернуть голову, но тело исполняло наказ колдуна. «Теперь ты будешь моим рабом?» — спросил Белый Ведун. Мне удалось сквозь сжатые зубы прошептать «Нет!». «У нас мало времени», — сказал колдун, — «ложись, придется проучить тебя!». Я лег, мне было все равно, будет ли он меня пытать… Но Белый ведун, взяв в руки лампу, начал водить ею передо мной, что-то приговаривая. Мое тело одеревенело, как будто все закружилось, потом — как утонул. Когда я очнулся, рядом никого не было, пустойпогреб. Только лавка, стол, да чадящий светильник. Я попытался встать, тело легко послушалось меня. Дверь рядом, не заперта. Я дернулся, было, к ней — но почувствовал, как кто-то невидимый схватил меня за ноги. Я начал отбиваться. «Куда же ты, отрок, от меня не уйдешь» — это был голос Белого Ведуна, он шептал мне прямо на ухо, я даже чуял горячее дыхание возле шеи, но ведь рядом никого не было! «Ладно, иди, но знай, я — всегда рядом». Мои ноги выпустили. Я рванулся к полуоткрытой двери. Казалось, свобода совсем рядом, но вдруг получается — не могу выйти, мой лоб упирался в дерево, колют кожу занозки. Но глаза не видели пред собой дерева! И тут — снова шепот: «Теперь ничего в твоей жизни не случится без моего соизволения. Даже когда меня нет рядом, ты будешь исполнять мои наказы. Скоро ты примиришься, тебя даже приятно будет слушаться меня».
Отрок замолчал. По мальчишеским щекам стекали слезы. Младояр остро почувствовал, что ни за какие коврижки не согласился бы оказаться на месте Бегуни, ни тогда, ни сейчас.
— Неужели чары Белого ведуна столь сильны? — воскликнул княжич.
— Какие чары? — пожал плечами Иггельд, — Не было никаких чар…
— Как не было? — возмутился Младояр, — Ну, когда Белый Ведун рядом был, я еще понимаю, про «не сможешь поднять рук» я читал…
— А погладив мальчонку по головке, даже ты сумеешь усыпить, — кивнул лекарь.
— Но ведь Бегуня только что сказал — колдуна уже не было рядом, а он слышал голос Белого Ведуна, его не пускали невидимые руки…
— А чего это нас с тобой в Священной Роще никакие такие руки ни за какие места не хватали? А?! — спросил Иггельд, слегка усмехаясь в усы.
— Но, может… Все-таки Священная Роща…
— Тогда отчего вся эта священность не помешала Белому Ведуну убивать направо да налево?
— Что ты хочешь сказать, наставник? — спросил Младояр прямо.
— Ты допустил ошибку, замещая знание о том, что видел отрок и тем, что…
— …было на самом деле? — догадался княжич, — Я понял, Белый Ведун, усыпив Бегуню второй раз, попросту нашептал, что тот не должен его видеть…
— И пустоглазов — тоже, — кивнул Иггельд, — так что ничего сложного. Еще он заранее нашептал мальцу, что дверь открыта, вот он, бедняга, и бился лбом в запертую…
Бегуня недоуменно хлопал покрасневшими глазами, поворачивая голову то на старика, то на княжича. Удивление вскоре сменилось возмущением.
— Стойте, стойте! Вы чего? Хотите сказать, что все это мне привиделось? — воскликнул подросток, — Нет, все это было, было!
— Видишь ли, отрок, — попытался объяснить мальчику Иггельд, — тебя погружали в особый сон, а в нем приказывали, что ты должен видеть, а что — нет. И еще Белый Ведун внушил — слушай мои слова, и пусть ты увидишь все сказанное перед собой. А меня — глазам твоим не видеть!
— Ничего не понимаю… — отрок вскочил, вдруг бросился на княжича, — Ну, ударь меня, Млад, сильно ударь! Я ведь не сплю.
Звонко прозвучала пощечина, Бегуня замер, схватившись за вмиг побагровевшую от задушевного удара щеку. Так простоял несколько мгновений, затем — присел, обхватив голову руками.
— Ты сказал, лекарь, что не было никакого колдовства, — бросил мальчик сквозь зубы, — так ответь мне прямо — во власти я у Белого Ведуна, или нет?
— Во власти…
— Во власти слов?
— Да.
— А как мне избавиться от такой власти? Выучить какие-то слова?
— И это тоже, но не главное. Увы, отрок, у тебя два пути — либо остаться рабом, Белого Ведуна ли, иль кого другого, пожелавшего воспользоваться тобой, или стать самому ведуном, иль в отшельники уйти… Путей-то много, но воином тебе уже не быть!
— Я не хочу жить рабом… Ничьим! — выкрикнул отрок, усвоившим одну из главных заповедей Крутена: свобода — бесценна!
— Тогда подумай, к кому идти после того, как поможешь нам избавить Крутен от Белого Ведуна.
— Так вы… Вы берете меня с собой? — обрадовался отрок, — Я… Я сам ему глотку перегрызу!
— Боюсь, что стоит ему слово сказать…
Отрок так и сел, все поняв. Задумался. Иггельд и Млад тоже молчали, давая мальчику придти в себя.
— А если во мне проснуться какие-то его слова, когда мы ляжем спать? — голос Бегуни дрожал, — Вдруг моя рука сама возьмет нож?
— Все в руках Судьбы, — пожал плечами Иггельд.
— Как же быть? Может, будете связывать меня на ночь?
— Нет такого узла, который бы однажды не развязался, — холодно бросил лекарь.
Молчание. Старый ведун и его ученик явно знали выход, но хотели, чтобы Бегуня додумался сам.
— А ты можешь сказать свои Слова? — прозвучал, наконец-то, долгожданный вопрос.
— Кое-что могу, — кивнул Иггельд, — но придется тебя…
— Усыпить? — содрогнулся от ужаса отрок.
— Ты можешь освободиться и сам, — жестко отрезал лекарь, — два-три года в пещере, на ягодах да кореньях, научишься отделять душу от тела, с духами беседовать… Но если ты хочешь немного освободиться прямо сейчас, то без чужой крепкой руки тебе из этой трясины не выбраться!
— Я согласен, усыпляй, — хмуро кивнул Бегуня.
— Слушай, Бегуня, — подал голос Младояр, — тебе Иггельд плохого не сделает, ты же знаешь его, уж сколько лет раненых да больных пользует, злые люди ведь в лекаря не идут! Да и я буду рядом все время…
Отрок взглянул на княжича с надеждой. Почти ровесники, а сколь велика разница! Казалось, протяни сейчас Младояр руку, и Бегуня вцепится в нее, что утопающий.
— Я тебе верю, Млад. И тебе, и твоему наставнику. Но мне страшно… — мальчик растерялся, завершив совсем по-детски, — Ты давай… Подержи меня за руку… Когда будут усыплять…
Младояр, неожиданно для себя, обнял беднягу за плечи, сжал руку. Вообще-то княжич не любил обниматься со сверстниками. Уж таким уродился — холодноватым. Но сейчас ему было искренне жаль этого отрока. Он уже давно не винил Бегуню в смерти брата, все понимая.
— Ты должен лечь на спину и закрыть глаза, — велел Иггельд, — просто полежи немного, успокойся, согрейся… Млад, у тебя есть гребень?
Княжич догадался, что от него требуется. Сел на широкую лавку, положил голову Бегуни себе на колени, начал расчесывать спутанные волосы мальчика костяным гребем, не спеша, осторожно так. Отрок прикрыл глаза, все более забываясь. По лицу Бегуни медленно расплывалось блаженное выражение. Не удержался от улыбки и лекарь, неожиданно поняв, что его воспитанник может вполне справиться с делом и без него…
— Приподними руки и ноги, — велел лекарь, — вот так, совсем чуть-чуть, — держи их так. Видишь — как неудобно, долго не удержать! Ноги такие тяжелые! Уже нет сил держать их… Ну и брось, пусть падают, куда упадут… Ты чувствуешь, Бегуня, какие у тебя тяжелые ноги и руки. Тяжелые и теплые… А сейчас тепло уже разливается по всему телу, все расслабляется, тебе хорошо, приятно…
Иггельд сделал знак рукой Младояру — продолжай, мол, поглаживать по головке. Еще возбужденный недавно паренек теперь лежал в истоме, расслабленно улыбаясь. Иггельд не стал погружать его в глубокий сон, решив поработать по поверхности. Пусть помнит все — так даже лучше!
К удивлению Младояра, Иггельд так ни разу и не произнес слов вроде: «Ты больше не будешь слушаться приказов Белого Ведуна», «Ты более не во власти…». Наказы наставника звучали совсем по иному: «Ты должен очнуться перед тем, как исполнить слова Белого Ведуна», «Когда изнутри зазвучит наказ Белого Ведуна, скажи об этом мне иль Младояру, мы — поможем!». Постепенно княжич начал понимать смысл выстраиваемых лекарем стен из слов. Иггельд ни разу не попытался отменить приказ Белого Ведуна, он лишь дополнял их, да так, чтобы дать возможность Бегуне взять дело в свои руки. «Перед тем, как поднять руку на спящего, громко закричи!». Просто здорово, по другому и не скажешь! Иггельд говорил много, подготавливая Бегуню к борьбе. Несколько раз прошелся о доверии к нему, Иггельду, и к Младояру. Закончил внушением, что, мол, он, Бегуня, его свободный дух — это одно, а тот мусор, что натолкал ему в голову злой колдун — совсем другое, этот мусор следует из избы вымести, но это потом, когда дух над телом возобладает. А пока — слушать только себя…
Пробудился отрок легко, при первых же словах об утренней росе. Раз-два — и глаза настежь! Но с лавки вставать не спешил.
— Хорошо-то как! Свежо да легко, будто ночь проспал, — хихикнул Бегуня, вроде как позабыв о собственных невзгодах, — А ты чего, княжич, чесать меня перестал?
— Да вот, вшей с гребня выбираю! — не смог удержаться от шутки Младояр.
— Каких еще вшей?! — вскричал отрок, вскакивая с лавки. Завшиветь в Крутенских краях считалось делом последним, баня-то на что?!
— Да вот, вот, смотри сам! — княжич как бы выбирал что-то с гребня, — Ишь, поползла, глядь!
— Да нет там ничего! — возмутился Бегуня, — Зачем позоришь?!
На мгновение вспыхнула дружеская потасовка — без кулаков. Иггельд, наблюдая за пареньками, справедливо решил, что можно двигаться дальше — раз уж все готовы к драчке! Увы, вскоре Бегуня опомнился, вновь посуровел — видать, опять нахлынули воспоминания.
— Почему вы не спрашиваете меня про то, что было на хуторе? — спросил отрок, — Или я уже все рассказал во сне?
— Нет, не рассказал. Вообще-то я примерно представляю, — пожал плечами лекарь, — но если ты расскажешь сам, может — какие-нибудь подробности пригодятся.
— Какие подробности?
— Ну, вот ответь — все ли у живых мертвяков так же, как у людей? Едят ли они, пьют?
— Я видел раз, как ел пустоглазый. Даже не жевал — прям, как волк, кусанул, захлопнулась пасть, да проглотилось. Пьют — что ни попадя, хоть из лужи, это я не раз повидал. Брызгают где попало, дом-не-дом, им все едино, да и нагадить могут. Лошади их боятся, даже вонь на дух не переносят. Мужских желаний у мертвяков, кажись, нет. Как спят — не пойму, они цепенеют, а сон это или нет — не знаю.
— Глаза закрывают?
— Бывает, и с открытыми глазами — вроде спят. Я бы побольше узнал, но когда меня возили, мешок на голову одевали, я даже не знаю, в каких сейчас краях… Привезли, вроде, мертвяки, но я все время шепот колдуна слышал, вот только ни разу не видел. Может, глаза он мне отводил? А потом, когда бабенок на хуторе похватали, мне тот голос все наказывал, как что делать. Я и так сопротивлялся, и эдак, а руки делали злое… Смотрите, вот эти предательские руки отпиливали младенцам головы! — закричал Бегуня, и с размаху ударил сам себя руками по голове. Иггельд с княжичем удержали парня от дальнейшего самоизбиения.
— Тебе придется жить с этими воспоминаниями, — предупредил лекарь.
— Бабенки так кричали, так кричали… — на юношу вновь нахлынули воспоминания.
Иггельд и Младояр промолчали.
— Но почему — жить? — опомнился отрок, — Не хочу жить! Ведь это я во всем виноват, кабы я знал — зарезал бы сам себя! Я — трус, да…
— А разве тебе оставили оружья?
— Нет, конечно, нет… Но потом, на хуторе, мои руки держали нож. Надо было зарезаться, а я — убивал других.
— Положим, сумей ты освободиться от колдовства, руки занялись бы другим — пустоглазами?
— Да, конечно. Но потом бы я…
— Хорошо, что ты жив. Нам расскажешь, пригодится — с Белым Ведуном управиться!
— Ну, давай, поговорим, — предложил княжичу ведун, шутканув, — вижу я, отчетливо — и третьим глазом наблюдаю, и четвертым — чую: шило у тебя в заднице!
— Насчет четвертого глаза потом расскажешь, — подхватил шутку подросток, — а сейчас о другом ответствуй. Ты говорил, что Белый Ведун будет нас на Бегуню ловить, и крючок сей нам должно заглотить. Бегуня у нас, так? — Иггельд кивнул в знак согласия, — Мы уже добрались до этого княжества в княжестве, где колдун — князь, правильно?
— То есть, ты хочешь сказать, мы выполнили прежнее заданье?
— Вот-вот, и куда теперь? — спросил Младояр, добавив с ехидцей, — Здесь же Священной Рощи нет!
— Зато есть Большой Дом, — парировал старик.
— Грибной тать рассказывал, вроде — редко туда Белый Ведун заходит. Предлагаешь покараулить?
— За нами следить будут, докладывать, — покачал головой Иггельд, — сегодня засаду устроим — завтра Белый Ведун знать будет! Нет, сделаем проще.
— Что?
— Да сожжем этот его ,испытательный дом, долго ли?
— Сам ведь говорил — вправе ли мы супротив обычая? — напомнил княжич, задорно глянув на старого лекаря.
— Дык мы не против обычая, у нас война с колдуном, — хитро прищурился Иггельд, — а Бтакой дом, коли захотят — новый отстроят, будут и дальше в нем отроков в мужи посвящать.
— Лучше пусть не отстраивают… Или — без этих… Ремней из спины…
— Да, красочно сказывал Грыж, интересно, много ль приврал? — усмехнулся старик, — Главное — что б в пути не ошибся. Как он говорил — излучина, Вороней Камень, кусты с еле заметной тропинкой, вишни…
— А потом тис возле черного омута, — обрадовался Младояр, — как все сошлось, даже спрашивать не нужно.
— Ну, неизвестно… Грыжа могли нам и подставить, — вздохнул Иггельд, — ну, да ладно. А вот насчет просто — излучину-то мы найдем. А вот как с Вороньим Камнем быть? Как ты думаешь, на нем написано — вороний он, али воробьиный?
— Вороны некоторые камни облюбовывают, — махнул рукой княжич, — у них там, небось, вечевой место, раз и камень так прозвали.
— Тогда найдем, — согласился ведун, — я ложусь, твоя очередь сторожить — первая. Кстати, Бегуню привяжи!
— Ничего, я покараулю, — Младояр посмотрел на мирно спящего отрока, — жаль будет его убивать, если что…
— «Если что» — крикни громко, может — и опомнится, — посоветовал Иггельд.
— Сегодня битвы не будет, — заявил княжич, поглаживая то впалое место, которое у других называется брюхом.
— Не будет, — подтвердил ведун, — а завтра не будет ни обеда, ни костра! Гей, Бегуня, с какой стороны от нас излучина с Вороньим камнем?
— О Вороньем камне не слыхал, — признался отрок, — а излучину влево, супротив течения, видел. И камень цвета желтого, иль серого — вроде стоял.
Всадники вошли, один за другим, в прозрачную воду речки, копыта лишь чуть побрызгали, след остался — как будто собрались переходить. И лишь в воде повернули влево, не оставляя тем, кто их возьмется выслеживать, шансов определить, куда направились — вверх, вниз, или на ту сторону… Берег пологий, неглубоко, прошли не одну сотню шагов по воде. До излучины оказалось всего с три версты.
— Ежели на камне сидит одна ворона, это Вороний камень, али нет? — любомудрствовал княжич, вперив взгляд в глыбу песчаника сажени в полторы высотой. Камень находился как раз напротив, по другую сторону реки.
— Будем дожидаться вторую? — предложил Иггельд.
Для перехода реки выбрали место пошире, в результате — замочили лишь колени. Иггельд направил жеребца вдоль кустов, только глупец пошел бы напрямки, туда, где торопыг ждут коварные ловушки. Ведун пропустил одно удобное место, другое, потом — наугад, видать — старик вошел, спешившись, в кусты. За ним направились гуськом подростки. Оно конечно, кустики неплохи, когда залезаешь в зеленое месиво с девчушкой, но вот так продираться — приятного мало. Пока что все шло так, как рассказывал грибной тать. Кусты сменились вишнями. Увы, еще только завязавшие плоды — не полакомишься! Чем дальше, тем медленней, осторожней продвигался ведун, казалось, закостеневшее стариковское тело заизвивалось, точно — уж.
— Справа звук! — шепнул Младояр.
Все остановились, прислушиваясь. Звук повторился, совсем слабый, вроде — и не слова кричал кто-то, а — просто. Постояли еще — тишина.
— Верно, дом испытаний — там, — показал направо княжич.
— Может быть, — кивнул старик, двинувшись туда, куда указал рукой воспитанник, — еще не князь, а уже перстом тычешь, — добавил Иггельд беззлобно.
Спереди сквозь ветви проглянуло пустое место. Иггельд остановился, потом очень осторожно подобрался к поляне, стараясь остаться незамеченным. Понаблюдал, голова ведуна наклонялась то так, то эдак — не ветви же отворачивать, затем — уступил место воспитаннику. Младояр осторожно огляделся, стараясь не задеть ни листочка. Впереди простиралось, шагов эдак на пятьсот, свободное от леса пространство. Омут посреди, тис корни в воду опустимши — как и обещано. Чуть подальше, у самой чащобы — дом в два пола, не ниже, окон и дверей не видать. Княжич попытался понять, как там живут. Должна же быть печь, в которой готовят еду, а раз есть печь — и на крыше труба. А в этом доме, сколь ни приглядывайся, трубы не заметно. Нет ничего, напоминающего отхожее место. Даже просто помойки… А как они, кстати, умываются, где бочка с водой? Вроде, опять кто-то закричал.
— Будем брать крепость, или в осаде сидеть? — тихо спросил княжич.
— Денек посидим, присмотримся, — решил Иггельд.
— Однако ж, какая здесь трава высокая, — заметил Младояр, — а домина — и вовсе весь зарос, какая-та кашка-ромашка, и с меня ростом!
— Не до того… — отмахнулся Иггельд, — Мы в походе ратном, нам о другом думать надо.
— Я могу разведать сходить! — преложил Бегуня.
— Сначала понаблюдаем, — стоял на своем старик, — и с сего момента разговорчики прекратить, сидеть будем тихо!
— Что толку молчать, коли жеребец заржет?
— Да, в этом вся сложность, — согласился ведун, — скакунов отведем подальше, пусть себе пасутся. Если обнаружат — то их, а не нас.
— Нас еще поискать придется! — согласился княжич.
— Искать? Хм… Мышки коты искали…
— Место здесь особенное, — шепотом объяснил Иггельд, — не зря для дома испытаний выбрано.
Княжич молча повернулся к наставнику, Бегуня тоже придвинулся поближе, ожидая объяснений.
— Есть такие дыры в земле, откуда мощь выходит невидимая, — продолжал старик тихонько, — кто умеет той навьей силой подпитываться — тому в ворожбе подмога, остальные людишки — или тепло чуют, или холод, смотря, что за место. Тепло — когда тебя греют, холод — коли твою силу отымают. Сам же приметил — травы тут великие! Ежели сюда ослабленного ранами страдальца — быстрее поправится, а коли болезнь изнутри грызет — такой вмиг загнется. Ежели недоноска откармливать — на пользу. Зато тот, кто немного головой занеможет, здесь с ума сойдет. Хотя, что это я, как говорится, кто о чем. А вшивый о бане!
— Потому здесь и выживают после пыток, и новая кожа нарастает, — шепнул княжич.
— Там кто-то идет! — голос Бегуни заикался.
Иггельд осторожно высунулся, Младояр подполз поближе. Еще не настолько стемнело, что б не подивиться приметной внешности проходившего мимо человека — бритый наголо, ни ушей, ни носа… Урод не проявлял никакой озабоченности, шел мимо вишен — будто у себя по дому. Вот, обошел чернеющий в сумраке вечера омут, направился напрямки к дому. «Гей, там!» — донеслось до Младояра. Все происходило, будто ожил рассказ Грыжа. Сверху открылась потаенная дверка, спустили лестницу. Безносый полез наверх.
— Видать, не сдох после Грыжаткиного ножика, — прошептал Младояр.
— Твои выводы поспешны, — заметил Иггельд.
— Как? Почему? — удивился княжич, но ведун не ответил. Старая история — мол, должен сам найти ответ!
Ответ пришел по утру, громко шлепая по росе. Младояр глазам не поверил — к испытательному дому шел все тот же безносый. Неужели он выбрался ночью, ведь караулили?! Месяц за тучкой вполовину светил, темновато, но уж лестничку как-нибудь заметили бы. Али можно выйти из большого дома где-то сзади? Или — подземный ход?
— Нет здесь подземного хода, — шепнул Иггельд, в который раз угадав ход мыслей воспитанника.
Вот так и поверишь, что ведуны умеют читать мысли. Но Младояр уже знал, что для таких чудес надо просто-напросто уметь думать за другого. Княжич и сам пару раз напугал таким способом сверстников, даже раз — Гориполка. Эх, братец!
Вот наверху открылась дверка, в утренних лучах блеснула безволосая голова. Ба! Острый глаз Младояра преподнес подарочек — княжич разглядел, что у того, наверху, нет ни ушей, ни носа.
— Это у них такой брадобрей, — объяснил старик, — бреет все — и бороду, и голову, заодно — и ушки с носом подчистую!
— Так замаешься, — попытался поддержать шутку княжич.
— Ничего, трудно только в первый раз, — увы, до Иггельда в деле остроумия Младояру было еще далеко!
Молчали долго. Бегуня маялся, садился то поближе к Младояру, то посматривал на Иггельда, поминутно выглядывал из ветвей — что там, возле большого дома… Ведун и княжич сидели молча, вперившись взглядами друг в дружку, словно беседа какая неслышная идет, Младояр лишь пожевывал зеленую травинку.
«Чего это они?» — мелькало в голове отрока, — «Вот и впрямь в народе говорят — держись от князей да ведунов подальше, их все одно не понять!».
— Сегодня вечером или завтра? — спросил княжич.
— Завтра поутру, — отозвался Иггельд, — ночью переберемся к тису.
— А Бегуня?
— Нарядим отвлечь внимание, когда опустят лестницу…
— Эх, если б сам Белый Ведун заявился! — размечтался Младояр.
— Нам что, часто везло? — охладил парня старик.
— А ежели все-таки явится?
— Все так же, Бегуню пустим вперед!
— А если колдун опять его заморочит?
— Какая разница, чем бы ни занимался, лишь бы отвлекся, — пожал плечами Иггельд.
Со стороны большого дома послышался приглушенный крик.
— А дом этот все одно — сожжем!
— Иди к дому, покричи, — велел Иггельд, — они все равно не поймут, кто…
— А ежели не откроют?
— Ломись!
— Да, вперед, Бегуня, — подбодрил Младояр, высекая искру кремнем — огонь пригодится, — такой случай упустить, что б густым туманом не воспользоваться…
Отрок пошел прямо к большому дому. Удивительное строение — окон и дверей нет вовсе, да и не прорубалось, вроде. Бревна не первой весны, почерневшие, отсырели, мхом поросли.
— Гей хозяева! — закричал Бегуня, — Пустите путничка заблудимшися!
Нет ответа. Внутри — как повымерли.
— Гей в доме! — заорал отрок еще громче, — Отворите ворота, путник поесть-испить, да в баньке попариться желает!
Откуда-то изнутри раздался стон. Потом — еще.
— Чего стонать? — крикнул Бегуня, — Надо двери открывать!
— Так лежал я долго, а потом пришел Белый Ведун. Я его сразу признал. Сел возле меня, и так ласково по головке гладит. «Ну вот, отрок», — говорит, — «теперь ты в моей власти. Но скоро власть та вырастет побольше, будешь, милый, делать все, что скажу, и веревок не потребуется. Хочешь стать таким, как они?». Сердце у меня так и упало. А он все гладит и гладит, да шептать начал что-то на ухо. Странные вещи нашептывал, что, мол, руки да ноги у меня тяжелые, не поднять, что я их уже и не чую. Я, вроде, задремал, потом — все как во сне. Он что-то говорил, говорил, долго так… А потом разбудил меня. Велел пустоглазам развязать мои руки. Коснулся мне лба. И пропел эдаким сладеньким голосом: «Теперь ты мой, отрок, мой и только мой, и рученьки и ноженьки твои — только мои». Я весь сжался, не представляя, что это значит… «Встань!». Я встал. «Смотри» — сказал Белый Ведун, касаясь моих ладоней, — «ты не сможешь даже поднять рук». Я дернулся, но руки меня не послушались. «А теперь подними руки!» После его слов мои руки сами собой поднялись. «Вот видишь, твое тело исполняет мои приказы, хочешь ты этого, или нет. Ты будешь, отрок, меня слушаться?». Мой язык как бы прилип к небу, мне очень хотелось выкрикнуть «Нет!», но треклятое колдовство не давало даже рта раскрыть. Но я все же попытался покрутить головой. «Ты зря противишься, маленький раб, даже не став пустоглазом, ты все равно — мой раб. Сейчас сам убедишься. Подойди к моему мертвому слуге и целуй его ноги!». Я пытался сопротивляться, но мои ноги сами понесли вперед, колени как подкосились, я упал к ногам зловонного мертвяка и начал целовать его поганые ноги. Видит Небо, я пытался отвернуть голову, но тело исполняло наказ колдуна. «Теперь ты будешь моим рабом?» — спросил Белый Ведун. Мне удалось сквозь сжатые зубы прошептать «Нет!». «У нас мало времени», — сказал колдун, — «ложись, придется проучить тебя!». Я лег, мне было все равно, будет ли он меня пытать… Но Белый ведун, взяв в руки лампу, начал водить ею передо мной, что-то приговаривая. Мое тело одеревенело, как будто все закружилось, потом — как утонул. Когда я очнулся, рядом никого не было, пустойпогреб. Только лавка, стол, да чадящий светильник. Я попытался встать, тело легко послушалось меня. Дверь рядом, не заперта. Я дернулся, было, к ней — но почувствовал, как кто-то невидимый схватил меня за ноги. Я начал отбиваться. «Куда же ты, отрок, от меня не уйдешь» — это был голос Белого Ведуна, он шептал мне прямо на ухо, я даже чуял горячее дыхание возле шеи, но ведь рядом никого не было! «Ладно, иди, но знай, я — всегда рядом». Мои ноги выпустили. Я рванулся к полуоткрытой двери. Казалось, свобода совсем рядом, но вдруг получается — не могу выйти, мой лоб упирался в дерево, колют кожу занозки. Но глаза не видели пред собой дерева! И тут — снова шепот: «Теперь ничего в твоей жизни не случится без моего соизволения. Даже когда меня нет рядом, ты будешь исполнять мои наказы. Скоро ты примиришься, тебя даже приятно будет слушаться меня».
Отрок замолчал. По мальчишеским щекам стекали слезы. Младояр остро почувствовал, что ни за какие коврижки не согласился бы оказаться на месте Бегуни, ни тогда, ни сейчас.
— Неужели чары Белого ведуна столь сильны? — воскликнул княжич.
— Какие чары? — пожал плечами Иггельд, — Не было никаких чар…
— Как не было? — возмутился Младояр, — Ну, когда Белый Ведун рядом был, я еще понимаю, про «не сможешь поднять рук» я читал…
— А погладив мальчонку по головке, даже ты сумеешь усыпить, — кивнул лекарь.
— Но ведь Бегуня только что сказал — колдуна уже не было рядом, а он слышал голос Белого Ведуна, его не пускали невидимые руки…
— А чего это нас с тобой в Священной Роще никакие такие руки ни за какие места не хватали? А?! — спросил Иггельд, слегка усмехаясь в усы.
— Но, может… Все-таки Священная Роща…
— Тогда отчего вся эта священность не помешала Белому Ведуну убивать направо да налево?
— Что ты хочешь сказать, наставник? — спросил Младояр прямо.
— Ты допустил ошибку, замещая знание о том, что видел отрок и тем, что…
— …было на самом деле? — догадался княжич, — Я понял, Белый Ведун, усыпив Бегуню второй раз, попросту нашептал, что тот не должен его видеть…
— И пустоглазов — тоже, — кивнул Иггельд, — так что ничего сложного. Еще он заранее нашептал мальцу, что дверь открыта, вот он, бедняга, и бился лбом в запертую…
Бегуня недоуменно хлопал покрасневшими глазами, поворачивая голову то на старика, то на княжича. Удивление вскоре сменилось возмущением.
— Стойте, стойте! Вы чего? Хотите сказать, что все это мне привиделось? — воскликнул подросток, — Нет, все это было, было!
— Видишь ли, отрок, — попытался объяснить мальчику Иггельд, — тебя погружали в особый сон, а в нем приказывали, что ты должен видеть, а что — нет. И еще Белый Ведун внушил — слушай мои слова, и пусть ты увидишь все сказанное перед собой. А меня — глазам твоим не видеть!
— Ничего не понимаю… — отрок вскочил, вдруг бросился на княжича, — Ну, ударь меня, Млад, сильно ударь! Я ведь не сплю.
Звонко прозвучала пощечина, Бегуня замер, схватившись за вмиг побагровевшую от задушевного удара щеку. Так простоял несколько мгновений, затем — присел, обхватив голову руками.
— Ты сказал, лекарь, что не было никакого колдовства, — бросил мальчик сквозь зубы, — так ответь мне прямо — во власти я у Белого Ведуна, или нет?
— Во власти…
— Во власти слов?
— Да.
— А как мне избавиться от такой власти? Выучить какие-то слова?
— И это тоже, но не главное. Увы, отрок, у тебя два пути — либо остаться рабом, Белого Ведуна ли, иль кого другого, пожелавшего воспользоваться тобой, или стать самому ведуном, иль в отшельники уйти… Путей-то много, но воином тебе уже не быть!
— Я не хочу жить рабом… Ничьим! — выкрикнул отрок, усвоившим одну из главных заповедей Крутена: свобода — бесценна!
— Тогда подумай, к кому идти после того, как поможешь нам избавить Крутен от Белого Ведуна.
— Так вы… Вы берете меня с собой? — обрадовался отрок, — Я… Я сам ему глотку перегрызу!
— Боюсь, что стоит ему слово сказать…
Отрок так и сел, все поняв. Задумался. Иггельд и Млад тоже молчали, давая мальчику придти в себя.
— А если во мне проснуться какие-то его слова, когда мы ляжем спать? — голос Бегуни дрожал, — Вдруг моя рука сама возьмет нож?
— Все в руках Судьбы, — пожал плечами Иггельд.
— Как же быть? Может, будете связывать меня на ночь?
— Нет такого узла, который бы однажды не развязался, — холодно бросил лекарь.
Молчание. Старый ведун и его ученик явно знали выход, но хотели, чтобы Бегуня додумался сам.
— А ты можешь сказать свои Слова? — прозвучал, наконец-то, долгожданный вопрос.
— Кое-что могу, — кивнул Иггельд, — но придется тебя…
— Усыпить? — содрогнулся от ужаса отрок.
— Ты можешь освободиться и сам, — жестко отрезал лекарь, — два-три года в пещере, на ягодах да кореньях, научишься отделять душу от тела, с духами беседовать… Но если ты хочешь немного освободиться прямо сейчас, то без чужой крепкой руки тебе из этой трясины не выбраться!
— Я согласен, усыпляй, — хмуро кивнул Бегуня.
— Слушай, Бегуня, — подал голос Младояр, — тебе Иггельд плохого не сделает, ты же знаешь его, уж сколько лет раненых да больных пользует, злые люди ведь в лекаря не идут! Да и я буду рядом все время…
Отрок взглянул на княжича с надеждой. Почти ровесники, а сколь велика разница! Казалось, протяни сейчас Младояр руку, и Бегуня вцепится в нее, что утопающий.
— Я тебе верю, Млад. И тебе, и твоему наставнику. Но мне страшно… — мальчик растерялся, завершив совсем по-детски, — Ты давай… Подержи меня за руку… Когда будут усыплять…
Младояр, неожиданно для себя, обнял беднягу за плечи, сжал руку. Вообще-то княжич не любил обниматься со сверстниками. Уж таким уродился — холодноватым. Но сейчас ему было искренне жаль этого отрока. Он уже давно не винил Бегуню в смерти брата, все понимая.
— Ты должен лечь на спину и закрыть глаза, — велел Иггельд, — просто полежи немного, успокойся, согрейся… Млад, у тебя есть гребень?
Княжич догадался, что от него требуется. Сел на широкую лавку, положил голову Бегуни себе на колени, начал расчесывать спутанные волосы мальчика костяным гребем, не спеша, осторожно так. Отрок прикрыл глаза, все более забываясь. По лицу Бегуни медленно расплывалось блаженное выражение. Не удержался от улыбки и лекарь, неожиданно поняв, что его воспитанник может вполне справиться с делом и без него…
— Приподними руки и ноги, — велел лекарь, — вот так, совсем чуть-чуть, — держи их так. Видишь — как неудобно, долго не удержать! Ноги такие тяжелые! Уже нет сил держать их… Ну и брось, пусть падают, куда упадут… Ты чувствуешь, Бегуня, какие у тебя тяжелые ноги и руки. Тяжелые и теплые… А сейчас тепло уже разливается по всему телу, все расслабляется, тебе хорошо, приятно…
Иггельд сделал знак рукой Младояру — продолжай, мол, поглаживать по головке. Еще возбужденный недавно паренек теперь лежал в истоме, расслабленно улыбаясь. Иггельд не стал погружать его в глубокий сон, решив поработать по поверхности. Пусть помнит все — так даже лучше!
К удивлению Младояра, Иггельд так ни разу и не произнес слов вроде: «Ты больше не будешь слушаться приказов Белого Ведуна», «Ты более не во власти…». Наказы наставника звучали совсем по иному: «Ты должен очнуться перед тем, как исполнить слова Белого Ведуна», «Когда изнутри зазвучит наказ Белого Ведуна, скажи об этом мне иль Младояру, мы — поможем!». Постепенно княжич начал понимать смысл выстраиваемых лекарем стен из слов. Иггельд ни разу не попытался отменить приказ Белого Ведуна, он лишь дополнял их, да так, чтобы дать возможность Бегуне взять дело в свои руки. «Перед тем, как поднять руку на спящего, громко закричи!». Просто здорово, по другому и не скажешь! Иггельд говорил много, подготавливая Бегуню к борьбе. Несколько раз прошелся о доверии к нему, Иггельду, и к Младояру. Закончил внушением, что, мол, он, Бегуня, его свободный дух — это одно, а тот мусор, что натолкал ему в голову злой колдун — совсем другое, этот мусор следует из избы вымести, но это потом, когда дух над телом возобладает. А пока — слушать только себя…
Пробудился отрок легко, при первых же словах об утренней росе. Раз-два — и глаза настежь! Но с лавки вставать не спешил.
— Хорошо-то как! Свежо да легко, будто ночь проспал, — хихикнул Бегуня, вроде как позабыв о собственных невзгодах, — А ты чего, княжич, чесать меня перестал?
— Да вот, вшей с гребня выбираю! — не смог удержаться от шутки Младояр.
— Каких еще вшей?! — вскричал отрок, вскакивая с лавки. Завшиветь в Крутенских краях считалось делом последним, баня-то на что?!
— Да вот, вот, смотри сам! — княжич как бы выбирал что-то с гребня, — Ишь, поползла, глядь!
— Да нет там ничего! — возмутился Бегуня, — Зачем позоришь?!
На мгновение вспыхнула дружеская потасовка — без кулаков. Иггельд, наблюдая за пареньками, справедливо решил, что можно двигаться дальше — раз уж все готовы к драчке! Увы, вскоре Бегуня опомнился, вновь посуровел — видать, опять нахлынули воспоминания.
— Почему вы не спрашиваете меня про то, что было на хуторе? — спросил отрок, — Или я уже все рассказал во сне?
— Нет, не рассказал. Вообще-то я примерно представляю, — пожал плечами лекарь, — но если ты расскажешь сам, может — какие-нибудь подробности пригодятся.
— Какие подробности?
— Ну, вот ответь — все ли у живых мертвяков так же, как у людей? Едят ли они, пьют?
— Я видел раз, как ел пустоглазый. Даже не жевал — прям, как волк, кусанул, захлопнулась пасть, да проглотилось. Пьют — что ни попадя, хоть из лужи, это я не раз повидал. Брызгают где попало, дом-не-дом, им все едино, да и нагадить могут. Лошади их боятся, даже вонь на дух не переносят. Мужских желаний у мертвяков, кажись, нет. Как спят — не пойму, они цепенеют, а сон это или нет — не знаю.
— Глаза закрывают?
— Бывает, и с открытыми глазами — вроде спят. Я бы побольше узнал, но когда меня возили, мешок на голову одевали, я даже не знаю, в каких сейчас краях… Привезли, вроде, мертвяки, но я все время шепот колдуна слышал, вот только ни разу не видел. Может, глаза он мне отводил? А потом, когда бабенок на хуторе похватали, мне тот голос все наказывал, как что делать. Я и так сопротивлялся, и эдак, а руки делали злое… Смотрите, вот эти предательские руки отпиливали младенцам головы! — закричал Бегуня, и с размаху ударил сам себя руками по голове. Иггельд с княжичем удержали парня от дальнейшего самоизбиения.
— Тебе придется жить с этими воспоминаниями, — предупредил лекарь.
— Бабенки так кричали, так кричали… — на юношу вновь нахлынули воспоминания.
Иггельд и Младояр промолчали.
— Но почему — жить? — опомнился отрок, — Не хочу жить! Ведь это я во всем виноват, кабы я знал — зарезал бы сам себя! Я — трус, да…
— А разве тебе оставили оружья?
— Нет, конечно, нет… Но потом, на хуторе, мои руки держали нож. Надо было зарезаться, а я — убивал других.
— Положим, сумей ты освободиться от колдовства, руки занялись бы другим — пустоглазами?
— Да, конечно. Но потом бы я…
— Хорошо, что ты жив. Нам расскажешь, пригодится — с Белым Ведуном управиться!
* * *
Бегуня слушался Младояра беспрекословно. Велел княжич спать — прилег у костра, да тут же и уснул. Что же до Младояра, то ему не терпелось задать дружке-наставнику один вопрос.— Ну, давай, поговорим, — предложил княжичу ведун, шутканув, — вижу я, отчетливо — и третьим глазом наблюдаю, и четвертым — чую: шило у тебя в заднице!
— Насчет четвертого глаза потом расскажешь, — подхватил шутку подросток, — а сейчас о другом ответствуй. Ты говорил, что Белый Ведун будет нас на Бегуню ловить, и крючок сей нам должно заглотить. Бегуня у нас, так? — Иггельд кивнул в знак согласия, — Мы уже добрались до этого княжества в княжестве, где колдун — князь, правильно?
— То есть, ты хочешь сказать, мы выполнили прежнее заданье?
— Вот-вот, и куда теперь? — спросил Младояр, добавив с ехидцей, — Здесь же Священной Рощи нет!
— Зато есть Большой Дом, — парировал старик.
— Грибной тать рассказывал, вроде — редко туда Белый Ведун заходит. Предлагаешь покараулить?
— За нами следить будут, докладывать, — покачал головой Иггельд, — сегодня засаду устроим — завтра Белый Ведун знать будет! Нет, сделаем проще.
— Что?
— Да сожжем этот его ,испытательный дом, долго ли?
— Сам ведь говорил — вправе ли мы супротив обычая? — напомнил княжич, задорно глянув на старого лекаря.
— Дык мы не против обычая, у нас война с колдуном, — хитро прищурился Иггельд, — а Бтакой дом, коли захотят — новый отстроят, будут и дальше в нем отроков в мужи посвящать.
— Лучше пусть не отстраивают… Или — без этих… Ремней из спины…
— Да, красочно сказывал Грыж, интересно, много ль приврал? — усмехнулся старик, — Главное — что б в пути не ошибся. Как он говорил — излучина, Вороней Камень, кусты с еле заметной тропинкой, вишни…
— А потом тис возле черного омута, — обрадовался Младояр, — как все сошлось, даже спрашивать не нужно.
— Ну, неизвестно… Грыжа могли нам и подставить, — вздохнул Иггельд, — ну, да ладно. А вот насчет просто — излучину-то мы найдем. А вот как с Вороньим Камнем быть? Как ты думаешь, на нем написано — вороний он, али воробьиный?
— Вороны некоторые камни облюбовывают, — махнул рукой княжич, — у них там, небось, вечевой место, раз и камень так прозвали.
— Тогда найдем, — согласился ведун, — я ложусь, твоя очередь сторожить — первая. Кстати, Бегуню привяжи!
— Ничего, я покараулю, — Младояр посмотрел на мирно спящего отрока, — жаль будет его убивать, если что…
— «Если что» — крикни громко, может — и опомнится, — посоветовал Иггельд.
* * *
Жеребчик, позаимствованный в мертвой деревеньке, оказался совсем не плох, да и Бегуня — невелика ноша. Отрок то и дело вырывался вперед, а на вопрос ведуна — куда, мол, торопишься, ответил — «Может, в засаду попаду…». Видать, смерть не привечала Бегуню — до Гремячей добрались без происшествий. Младояр снял жирного дундука первой же стрелой, пока раскладывали костер — Бегуня притащил налима, пойманного голыми руками. Обед получился неплох.— Сегодня битвы не будет, — заявил княжич, поглаживая то впалое место, которое у других называется брюхом.
— Не будет, — подтвердил ведун, — а завтра не будет ни обеда, ни костра! Гей, Бегуня, с какой стороны от нас излучина с Вороньим камнем?
— О Вороньем камне не слыхал, — признался отрок, — а излучину влево, супротив течения, видел. И камень цвета желтого, иль серого — вроде стоял.
Всадники вошли, один за другим, в прозрачную воду речки, копыта лишь чуть побрызгали, след остался — как будто собрались переходить. И лишь в воде повернули влево, не оставляя тем, кто их возьмется выслеживать, шансов определить, куда направились — вверх, вниз, или на ту сторону… Берег пологий, неглубоко, прошли не одну сотню шагов по воде. До излучины оказалось всего с три версты.
— Ежели на камне сидит одна ворона, это Вороний камень, али нет? — любомудрствовал княжич, вперив взгляд в глыбу песчаника сажени в полторы высотой. Камень находился как раз напротив, по другую сторону реки.
— Будем дожидаться вторую? — предложил Иггельд.
Для перехода реки выбрали место пошире, в результате — замочили лишь колени. Иггельд направил жеребца вдоль кустов, только глупец пошел бы напрямки, туда, где торопыг ждут коварные ловушки. Ведун пропустил одно удобное место, другое, потом — наугад, видать — старик вошел, спешившись, в кусты. За ним направились гуськом подростки. Оно конечно, кустики неплохи, когда залезаешь в зеленое месиво с девчушкой, но вот так продираться — приятного мало. Пока что все шло так, как рассказывал грибной тать. Кусты сменились вишнями. Увы, еще только завязавшие плоды — не полакомишься! Чем дальше, тем медленней, осторожней продвигался ведун, казалось, закостеневшее стариковское тело заизвивалось, точно — уж.
— Справа звук! — шепнул Младояр.
Все остановились, прислушиваясь. Звук повторился, совсем слабый, вроде — и не слова кричал кто-то, а — просто. Постояли еще — тишина.
— Верно, дом испытаний — там, — показал направо княжич.
— Может быть, — кивнул старик, двинувшись туда, куда указал рукой воспитанник, — еще не князь, а уже перстом тычешь, — добавил Иггельд беззлобно.
Спереди сквозь ветви проглянуло пустое место. Иггельд остановился, потом очень осторожно подобрался к поляне, стараясь остаться незамеченным. Понаблюдал, голова ведуна наклонялась то так, то эдак — не ветви же отворачивать, затем — уступил место воспитаннику. Младояр осторожно огляделся, стараясь не задеть ни листочка. Впереди простиралось, шагов эдак на пятьсот, свободное от леса пространство. Омут посреди, тис корни в воду опустимши — как и обещано. Чуть подальше, у самой чащобы — дом в два пола, не ниже, окон и дверей не видать. Княжич попытался понять, как там живут. Должна же быть печь, в которой готовят еду, а раз есть печь — и на крыше труба. А в этом доме, сколь ни приглядывайся, трубы не заметно. Нет ничего, напоминающего отхожее место. Даже просто помойки… А как они, кстати, умываются, где бочка с водой? Вроде, опять кто-то закричал.
— Будем брать крепость, или в осаде сидеть? — тихо спросил княжич.
— Денек посидим, присмотримся, — решил Иггельд.
— Однако ж, какая здесь трава высокая, — заметил Младояр, — а домина — и вовсе весь зарос, какая-та кашка-ромашка, и с меня ростом!
— Не до того… — отмахнулся Иггельд, — Мы в походе ратном, нам о другом думать надо.
— Я могу разведать сходить! — преложил Бегуня.
— Сначала понаблюдаем, — стоял на своем старик, — и с сего момента разговорчики прекратить, сидеть будем тихо!
— Что толку молчать, коли жеребец заржет?
— Да, в этом вся сложность, — согласился ведун, — скакунов отведем подальше, пусть себе пасутся. Если обнаружат — то их, а не нас.
— Нас еще поискать придется! — согласился княжич.
— Искать? Хм… Мышки коты искали…
* * *
Вечерело, с неба немного покапало, да на том и кончилось. Странно, продолжало оставаться тепло, даже жарко, будто что-то грело изнутри. Младояр места себе не находил, Бегуню аж трясло.— Место здесь особенное, — шепотом объяснил Иггельд, — не зря для дома испытаний выбрано.
Княжич молча повернулся к наставнику, Бегуня тоже придвинулся поближе, ожидая объяснений.
— Есть такие дыры в земле, откуда мощь выходит невидимая, — продолжал старик тихонько, — кто умеет той навьей силой подпитываться — тому в ворожбе подмога, остальные людишки — или тепло чуют, или холод, смотря, что за место. Тепло — когда тебя греют, холод — коли твою силу отымают. Сам же приметил — травы тут великие! Ежели сюда ослабленного ранами страдальца — быстрее поправится, а коли болезнь изнутри грызет — такой вмиг загнется. Ежели недоноска откармливать — на пользу. Зато тот, кто немного головой занеможет, здесь с ума сойдет. Хотя, что это я, как говорится, кто о чем. А вшивый о бане!
— Потому здесь и выживают после пыток, и новая кожа нарастает, — шепнул княжич.
— Там кто-то идет! — голос Бегуни заикался.
Иггельд осторожно высунулся, Младояр подполз поближе. Еще не настолько стемнело, что б не подивиться приметной внешности проходившего мимо человека — бритый наголо, ни ушей, ни носа… Урод не проявлял никакой озабоченности, шел мимо вишен — будто у себя по дому. Вот, обошел чернеющий в сумраке вечера омут, направился напрямки к дому. «Гей, там!» — донеслось до Младояра. Все происходило, будто ожил рассказ Грыжа. Сверху открылась потаенная дверка, спустили лестницу. Безносый полез наверх.
— Видать, не сдох после Грыжаткиного ножика, — прошептал Младояр.
— Твои выводы поспешны, — заметил Иггельд.
— Как? Почему? — удивился княжич, но ведун не ответил. Старая история — мол, должен сам найти ответ!
Ответ пришел по утру, громко шлепая по росе. Младояр глазам не поверил — к испытательному дому шел все тот же безносый. Неужели он выбрался ночью, ведь караулили?! Месяц за тучкой вполовину светил, темновато, но уж лестничку как-нибудь заметили бы. Али можно выйти из большого дома где-то сзади? Или — подземный ход?
— Нет здесь подземного хода, — шепнул Иггельд, в который раз угадав ход мыслей воспитанника.
Вот так и поверишь, что ведуны умеют читать мысли. Но Младояр уже знал, что для таких чудес надо просто-напросто уметь думать за другого. Княжич и сам пару раз напугал таким способом сверстников, даже раз — Гориполка. Эх, братец!
Вот наверху открылась дверка, в утренних лучах блеснула безволосая голова. Ба! Острый глаз Младояра преподнес подарочек — княжич разглядел, что у того, наверху, нет ни ушей, ни носа.
— Это у них такой брадобрей, — объяснил старик, — бреет все — и бороду, и голову, заодно — и ушки с носом подчистую!
— Так замаешься, — попытался поддержать шутку княжич.
— Ничего, трудно только в первый раз, — увы, до Иггельда в деле остроумия Младояру было еще далеко!
Молчали долго. Бегуня маялся, садился то поближе к Младояру, то посматривал на Иггельда, поминутно выглядывал из ветвей — что там, возле большого дома… Ведун и княжич сидели молча, вперившись взглядами друг в дружку, словно беседа какая неслышная идет, Младояр лишь пожевывал зеленую травинку.
«Чего это они?» — мелькало в голове отрока, — «Вот и впрямь в народе говорят — держись от князей да ведунов подальше, их все одно не понять!».
— Сегодня вечером или завтра? — спросил княжич.
— Завтра поутру, — отозвался Иггельд, — ночью переберемся к тису.
— А Бегуня?
— Нарядим отвлечь внимание, когда опустят лестницу…
— Эх, если б сам Белый Ведун заявился! — размечтался Младояр.
— Нам что, часто везло? — охладил парня старик.
— А ежели все-таки явится?
— Все так же, Бегуню пустим вперед!
— А если колдун опять его заморочит?
— Какая разница, чем бы ни занимался, лишь бы отвлекся, — пожал плечами Иггельд.
Со стороны большого дома послышался приглушенный крик.
— А дом этот все одно — сожжем!
* * *
Утро выдалось туманное, ветра не чувствовалось вовсе. Перебрались к тису, там княжич с Иггельдом немного пошушукались, Бегуня только и слышал, что — «сейчас и носа собственного не увидишь».— Иди к дому, покричи, — велел Иггельд, — они все равно не поймут, кто…
— А ежели не откроют?
— Ломись!
— Да, вперед, Бегуня, — подбодрил Младояр, высекая искру кремнем — огонь пригодится, — такой случай упустить, что б густым туманом не воспользоваться…
Отрок пошел прямо к большому дому. Удивительное строение — окон и дверей нет вовсе, да и не прорубалось, вроде. Бревна не первой весны, почерневшие, отсырели, мхом поросли.
— Гей хозяева! — закричал Бегуня, — Пустите путничка заблудимшися!
Нет ответа. Внутри — как повымерли.
— Гей в доме! — заорал отрок еще громче, — Отворите ворота, путник поесть-испить, да в баньке попариться желает!
Откуда-то изнутри раздался стон. Потом — еще.
— Чего стонать? — крикнул Бегуня, — Надо двери открывать!