— Деньги, деньги, деньги! — заключила Ангора. — Могу себе представить, как вы быстро сойдетесь друг с другом.
Белла почувствовала укол ревности. За какую-нибудь четверть часа они приняли Стива в свой круг, в чем ей было отказано.
Теперь он разговаривал с Ангорой, включаясь в привычную свою роль рокового мужчины, понижая голос до полутонов и сверкая зубами на всю комнату.
Наконец Ангора, потянувшись, заявила:
— Ласло, дорогой, если я не поем, то свалюсь с ног.
— Тогда пойдем, — сказал Ласло, погасив сигару. — Почему бы вам не пойти с нами? — предложил он Стиву.
— Лишним не буду? — спросил тот.
— Ни в коем случае, — сказала Ангора. — Ласло вызовет для вас по телефону какую-нибудь забавную девицу, и мы отправимся в город. Спасибо за угощение, Белла. Увидимся на свадьбе Гей. Ласло пришла в голову сумасшедшая идея на другой день после бракосочетания всем выехать за город, в Годвуд. Если вы любите лошадей, — обратилась она к Стиву, — то вам тоже стоит поехать с нами.
И они отчалили, почти не попрощавшись, оставив Беллу в тоске и бессильной ярости. Гнусная во весь рот ухмылка Ласло долго еще стояла у нее перед глазами.
Следующие несколько дней дали ей поводы возненавидеть его еще больше. У нее сорвались две телевизионные постановки и один рекламный сюжет, которые, как она считала, уже были ей обеспечены. А из банка ей прислали едкое письмо с предупреждением о том, что она превышает кредит.
Она должна была играть Нину в постановке «Чайки», репетиции которой начинались в театре на следующей неделе. И вдруг режиссер Роджер Филд вызвал ее и сказал, что хочет, чтобы она играла Машу, старомодную и скучную учительницу.
Белла вышла из себя.
— За этим стоит Ласло Энрикес! — взорвалась она.
— А кто он такой? — не очень правдоподобно удивился Роджер. — Здесь решения принимаю я. И считаю, что тебе лучше играть Машу.
Глава седьмая
Белла почувствовала укол ревности. За какую-нибудь четверть часа они приняли Стива в свой круг, в чем ей было отказано.
Теперь он разговаривал с Ангорой, включаясь в привычную свою роль рокового мужчины, понижая голос до полутонов и сверкая зубами на всю комнату.
Наконец Ангора, потянувшись, заявила:
— Ласло, дорогой, если я не поем, то свалюсь с ног.
— Тогда пойдем, — сказал Ласло, погасив сигару. — Почему бы вам не пойти с нами? — предложил он Стиву.
— Лишним не буду? — спросил тот.
— Ни в коем случае, — сказала Ангора. — Ласло вызовет для вас по телефону какую-нибудь забавную девицу, и мы отправимся в город. Спасибо за угощение, Белла. Увидимся на свадьбе Гей. Ласло пришла в голову сумасшедшая идея на другой день после бракосочетания всем выехать за город, в Годвуд. Если вы любите лошадей, — обратилась она к Стиву, — то вам тоже стоит поехать с нами.
И они отчалили, почти не попрощавшись, оставив Беллу в тоске и бессильной ярости. Гнусная во весь рот ухмылка Ласло долго еще стояла у нее перед глазами.
Следующие несколько дней дали ей поводы возненавидеть его еще больше. У нее сорвались две телевизионные постановки и один рекламный сюжет, которые, как она считала, уже были ей обеспечены. А из банка ей прислали едкое письмо с предупреждением о том, что она превышает кредит.
Она должна была играть Нину в постановке «Чайки», репетиции которой начинались в театре на следующей неделе. И вдруг режиссер Роджер Филд вызвал ее и сказал, что хочет, чтобы она играла Машу, старомодную и скучную учительницу.
Белла вышла из себя.
— За этим стоит Ласло Энрикес! — взорвалась она.
— А кто он такой? — не очень правдоподобно удивился Роджер. — Здесь решения принимаю я. И считаю, что тебе лучше играть Машу.
Глава седьмая
Как обычно, Белла отложила покупку обновок к свадьбе Гей на последнюю минуту. Она знала, что ей вообще не стоит покупать ничего нового. В гардеробе у нее висели груды почти неношенных платьев, да и к тому же, учитывая непреклонность занимавшегося ее делами банковского клерка, она рисковала получить свои чеки обратно неоплаченными.
Но в последнюю неделю она тратила деньги с таким ожесточением, словно они вот-вот должны были выйти из моды. Иногда Белле казалось, что таким образом испытывает судьбу: втягивает себя в такие финансовые затруднения, из которых единственный выход — замужество за Рупертом.
Как бы то ни было, она твердо решила приобрести новое платье. Ей было известно, что Стива тоже пригласили на свадьбу, что он часто видится с Ангорой, и поэтому надо показаться там еще более ослепительной, чтобы сразить его наповал.
Поход по магазинам подействовал на нее крайне удручающе. Чуть ли не в половине из них шли распродажи. Все, что она примеряла, выглядело ужасающе, да к тому же она не имела представления о том, какая будет погода. Стоял такой дурацкий серенький денек, который легко мог перейти в жаркий вечер.
— Красно-коричневый цвет будет этой осенью в большой моде, — уверяла продавщица, натягивая на нее шерстяное платье и придерживая на спине большие складки, чтобы казалось, что оно хорошо сидит.
Глядя на себя в зеркало, Белла наконец решила:
— Я похожа на нечто, чем вытошнило кошку. Мне нужно новое лицо, а не новое платье.
К двум часам, когда она уже совсем отчаялась, ей попалось плотно облегающее серо-зеленое платье без рукавов, с низким вырезом. Это была единственная более или менее сексуальная вещь из всего, что она примеряла.
— Вы считаете, это подойдет для свадьбы? — безнадежно спросила она.
— О да, — заверила ее продавщица. — Теперь люди надевают что угодно куда угодно.
К тому времени, когда она подыскала мягкую кораллового цвета шляпку и в тон к ней туфли, дальнейшими поисками заниматься было уже некогда. Но когда позднее дома она надела все это на себя, то оказалось, что при дневном свете с ее рыжеватыми волосами коралловый цвет смотрится отвратительно.
Через полтора часа ей надо было быть в церкви. Ее парикмахер в тот день не работал. Единственное, что оставалось, — это помыть голову красящим шампунем. Но в спешке она не прочитала инструкцию, которая запрещала использовать его на крашеных волосах. В результате получился не легкий оттенок цвета тициан, а ярко-оранжевый, переходящий в помидор, и это — при чрезмерной пышности волос.
Тут же она сообразила, что полутона ее искусно нанесенной косметики ко всему этому кошмару уже совсем не подходят.
Кожа казалась тусклой, глаза уменьшились и выглядели усталыми и никакой пудрой невозможно было удалить мешочки под ними.
К тому же похолодало. Резкий восточный ветер теребил листья платанов. Все ее пальто были слишком коротки для нового платья. Выходя из дома, она обернула вокруг шеи рыжую лисью шкуру, подумав: «Против этой шайки мне нужны союзники».
Около церкви собралась толпа зевак, наблюдавшая за церемонией. Белла, безнадежно опоздав, подкатила одновременно с машиной новобрачных и, торопясь войти раньше них, споткнулась на ступеньке.
— Уже под мухой, — сострил какой-то шутник из толпы.
Ласло помог ей удержаться на ногах. С раздражением она заметила, что он очень хорошо смотрится и черно-белая строгость утреннего костюма чрезвычайно идет его желтоватой коже и неправильным чертам. Посмотрев на ее волосы, он промолвил:
— Ого! — А потом, заметив голые руки, добавил с удивлением; — вам в церкви будет зверски холодно.
Ей хотелось улизнуть незамеченной на какую-нибудь заднюю скамью, но Ласло, взяв ее руку как в тиски, провел ее во второй ряд от алтаря, объяснив:
— Вы ведь теперь член семьи.
Руперт, изящный и бледный почти как белая гвоздика в его петлице, попытался было сесть рядом с ней, но Ласло помешал этому, сказав:
— Ух-ух, тебе надо сидеть впереди и присматривать за Констанс. — И очень решительно сел рядом с Беллой на край скамьи. Белла быстро от него отсела, столкнувшись с очень распутного вида стариком с длинными седыми бакенбардами.
— Ты еще не знакома с дядей Вилли, Белла? — спросил Ласло.
Неподалеку от Руперта сидел неряшливый, но миловидный подросток, стриженный под горшок.
То был, вероятно, Джонатан, брат Руперта, отпущенный из школы.
Через проход от Беллы сидел Тедди со своим шафером. Он то поправлял воротничок, то приглаживал свои свежеостриженные волосы, и его бело-розовые щеки заливались при этом краской.
— Я утешил мать, — сказал Руперт, — убедив ее в том, что она не теряет дочь, а всего-навсего приобретает кретина.
Белла прыснула. Присутствующие крутили головами и приветствовали знакомых: «Привет, сколько лет, сколько зим…»
Орган уже в четвертый раз играл одну и ту же кантату Баха. Оглядевшись украдкой, Белла поняла, что, как обычно, оделась неправильно.
Все были в шелковых платьях или хорошо сшитых костюмах. То было отчаянное соревнование в элегантности. Ласло оказался прав: в церкви стоял ледяной холод. Ее голые руки покрылись гусиной кожей. Сидевший рядом дядя Вилли, не стесняясь, разглядывал ее груди. Чтобы затруднить ему это занятие, Белла в раздражении опустила лису на вырез платья.
— Лиса спряталась в нору, — заметил Ласло.
Белла с каменным выражением лица смотрела вперед на огромную цветочную композицию, украшавшую Констанс. И вдруг она заметила, что ее платье, казавшееся таким респектабельным, когда она стояла, теперь разошлось в разрезе, открыв значительную часть бедра и трусики с надписью «Оставь надежду, всяк сюда входящий», которые Рози подарила ей ко дню рождения. Она поспешно прикрылась, но до этого Ласло и дядя Вилли успели все хорошенько рассмотреть.
Я убью его, кипятилась про себя Белла, убью, а потом выбью ему зубы.
Еще один старый родственник, мирно спавший позади нее, внезапно проснулся и громко произнес:
— А ну, живее! Чего ждем!
По рядам прошел шелест оживления, когда Констанс, похожая на запыленный двухэтажный автобус, величаво проплыла по проходу, грациозно помахивая рукой друзьям и родственникам.
— Она утверждает, что изобрела платье-палатку, — прошептал Белле Руперт, — но чтобы закрыть себя, ей понадобится пара шатров.
Наконец, когда Белла уже почти превратилась в ледяной столп, орган грянул «Невеста идет», и все встали.
С бессмысленной улыбкой на лице, разя на ходу коньячным перегаром, появился Чарлз. Он вел под руку Гей, бледную, но державшуюся довольно уверенно и закрывавшую огромным букетом всякие свидетельства беременности. Она двигалась медленно, потому что через каждые несколько секунд ее голову дергала вуаль, на конец которой наступала шедшая за нею девочка, подружка невесты.
Шествие замыкала Крисси, вся в розовом и с венком из роз на черных блестящих волосах.
Грим был явно профессиональной работы. Смотрелась она красиво, но было в ней что-то погребальное. Руперт повернулся и подмигнул ей, пытаясь заставить ее улыбнуться.
— Возлюбленные дети мои, — затянул епископ.
Белле пришлось заглядывать в один требник с Ласло. Напрягаясь от ненависти, она смотрела на его длинные пальцы с красиво обработанными ногтями и старалась не вдыхать нежные оттенки мускуса и лаванды его одеколона.
— Прежде всего, — говорил епископ, — это предписано для рождения детей.
— Уж это точно, — усмехнувшись, прошептал Руперт.
— Далее, как лекарство от греха для тех, кто лишен дара воздержания.
— Надеюсь, вы понимаете, что он имеет в виду, — негромко сказал Ласло.
Белла его не слушала, она представляла себе, что стоит на месте Гей в платье атласа с длинными рукавами, с гладкой прической, позволяющей увидеть ее чуть порозовевшие щеки, с невероятно тонкой талией, приобретенной с помощью жесточайшей предсвадебной диеты, а рядом с ней — сокрушительно красивый, гордо ей улыбающийся и надевающий ей на палец золотое кольцо — Стив.
— В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и заботиться друг о друге, пока нас не разлучит смерть, — повторял Тедди за епископом своим придушенным голосом.
Но мог бы Стив когда-нибудь встать у алтаря рядом с нею? Способен ли он любить и заботиться о ком-нибудь очень долго? А сама она сможет полюбить и беречь Руперта, как Крисси?
Посмотрев вбок, она увидела, что Крисси остановившимся взглядом смотрит прямо перед собой и слезы катятся у нее по щекам. Какая же во всем этом дурацкая путаница, подумала Белла.
— Мне плохо, — сказала одна из девочек, подружек невесты.
«Единый всеблагой, бессмертный и невидимый», — пел хор. Ласло громко подтягивал басом. Он из тех, кто способен поставить своих детей в неловкое положение своим чересчур громким пением в церкви, подумала Белла.
Все сели для молитвы. Епископ, все более воодушевляясь, говорил о верности и неколебимости устоев, столь необходимых в современном мире, когда рушится так много браков.
Дядя Вилли терся ногой о бедро Беллы. Она не могла от него отодвинуться, потому что оказалась бы прижатой к Ласло.
Белла свирепо смотрела прямо перед собой. Похоже, ей предстояло слишком хорошо изучить это цветочное украшение. Вдруг Руперт с непосредственностью, придававшей ему такое обаяние, повернулся, взял ее руку и пожал. Она знала, что и Ласло, и Крисси наблюдают за ним. Румянец покрыл ее лицо и плечи.
Когда все переходили в ризницу, Констанс плакала, не стыдясь слез.
— Это не оттого, что от нее уходит Гей, — сухо сказал Ласло, — а от мысли о том, каких денег ей это стоило.
Пронзительный тенор пел «Овцы могут пастись спокойно».
Ожидание стало невыносимым.
— Похоже, брачное таинство совершено, — проговорил Руперт, — теперь бы покурить.
Процессия направилась обратно. Тедди алел от смущения, Гей, успокоившись, слегка улыбалась, ловя взгляды родственников.
— Я слышал, что вы актриса, — сказал Белле дядя Вилли. — Бывали в Кроссроудз. Я никогда не пропускаю. Чертовски хорошая программа.
Несколько минут присутствующие, сгрудившись, позировали фотографам. Руперт, встав со скамьи, тут же пожал Белле руку.
— Господи, что за представление! Привет, тетя Вера. Когда мы поженимся, дорогая, такого дурацкого цирка устраивать не будем. Привет, дядя Берти. Просто заглянем в отдел регистрации в Челси и сразу — в аэропорт на рейс в какое-нибудь теплое местечко.
Белла нежно накрыла его руку и, глядя прямо на Ласло, сказала:
— Согласна. И как можно скорее. Мне что-то надоели долгие помолвки.
Прием был кошмарным. Его устроили в трех огромных шатрах в саду Энрикесов. Никогда еще в жизни Белла не чувствовала себя такой одинокой и неприкаянной.
Публика была самой разношерстной. Старомодно разодетые родственники Тедди в шелковых платьях спортивного покроя и с фетровыми шляпками на головах были почти неотличимы от сотрудниц Констанс по комитету, которые все время перекрикивались одна с другой и не переставая пили апельсиновый сок. В одном из углов, явно неловко себя чувствуя, расположились несколько дюжин квартиросъемщиков из домов отца Тедди. Но самую большую часть гостей, как поняла Белла, составляли друзья Ласло и Чарлза, члены международной колоды, самые богатые и самые международные. И хотя иные из них оказались в джинсах, от них исходила того рода спокойная самоуверенность и ясное самодовольство, благодаря которым их принимали всюду. Куда ни бросишь взгляд, везде, как бабочки из кокона, показывались из меховых манто красивые женщины с сигаретами на алых губах. Они глушили шампанское и отказывались от спаржи и копченого лосося, блюдя фигуру, остроумно щебетали с учтивыми, привлекательными, дорогого вида мужчинами. Белла никогда не видела такого количества людей, которые, казалось, давно знали друг друга, а если даже и не знали, то находили уйму общих друзей.
Руперт всячески старался за ней присматривать, но его то и дело уводили от нее то Констанс, то Чарлз, а особенно Ласло, чтобы он занялся кем-то или чем-то.
Она попыталась было сверкнуть и позабавиться, но из-за нервозности и неуверенности голос ее звучал более искусственно, чем обычно. Она старалась скрыть свою безнадежную робость, но знала, что это получается у нее довольно фальшиво и неловко. Руперт решил внедрить ее в какую-то компанию, но это было все равно что пытаться засосать пылесосом болт. Уже через пять минут она была оттуда исторгнута.
И при этом они так шумели! Половина разговоров велась на иностранных языках, все это сопровождалось смехом и восклицаниями в духе разговорных сцен в «Фиделио».
Она даже не могла позволить себе выпить, потому что вечером у нее спектакль. От отчаяния она съела пять эклеров и почувствовала себя плохо.
Вдруг словно кто-то приложил ей к спине раскаленное железное клеймо. Она увидела стоявшую позади нее Крисси, глаза которой сверкали страданием и ненавистью.
— Розовое вам очень идет, — нервно сказала ей Белла. — И вы так похудели! Вы просто очаровательны.
— Но недостаточно очаровательна, — отрезала Крисси и, повернувшись на каблуках, исчезла в толпе.
Даже разговор с дядей Вилли был бы предпочтительнее такого одинокого стояния, но его взяли в оборот какие-то тетушки.
Но где же Стив и Ангора? В этой толпе их было почти невозможно разыскать.
Она не могла стоять вечно, прислонившись к колонне, и, как утлое суденышко в бурном море, стала пробиваться через толпу в шатре. И вдруг, словно изображение на большом экране, возникла Ангора в соломенной шляпке цвета морской волны, которая подчеркивала ее пушистые черные волосы, и в лиловом костюме, оттенявшем ее огромные голубые глаза.
Она была окружена мужчинами, но рядом с нею томился от желания Стив в сером вечернем костюме. Он сыпал шутками, не оставляя соперникам никаких шансов, поставив себя хозяином положения. Любуйтесь ею, но на расстоянии, словно говорил он. Они составляли блестящую пару.
Ангора отвечала смехом на все, что он говорил, и при этом запрокидывала голову, чтобы показать свою красивую белую шею. Так, смеясь, она вдруг заметила Беллу.
— Белладонна! Иди скорее сюда.
Поскольку идти было больше некуда, Белла подошла к ним.
— Дорогая, ты стала оранжевой. Это смело с твоей стороны. Ты это для новой роли или для какой-нибудь рекламы супа?
Окружавшие Ангору мужчины посмотрели на Беллу без интереса.
— Все знакомы с невестой Руперта? — спросила Ангора, — Ну, Стив, ты, конечно, знаешь, Белла, а это Тимми, это Патрик, а это… о, Господи, никак не запомню вашего имени.
Белла смотрела на Стива. Сердце у нее колотилось.
— Да, Стива я знаю, — сказала она, — или полагала, что знаю. Как дела?
— Великолепно, — ответил Стив, взглянув на нее с тем глухо-непроницаемым выражением, которое было ей давно знакомо. — Где Руперт? Вынимает из нафталина какую-нибудь тетку?
— Хорошо, что ты принесла лиску, — сказала Ангора, поглаживая шкуру на плечах Беллы. — Похоже, ей требовалась прогулка. Почему бы тебе не угостить ее стаканчиком?
Все засмеялись. И почему я в ответ не могу придумать ничего остроумного, тоскливо подумала Белла.
Спасение все же пришло к ней в не очень устойчивом образе Чарлза.
— Белла, дорогая, — воскликнул он, целуя ее в обе щеки. — Я всюду тебя искал. Им здесь надо было выкликать гостей по именам. Не могла бы ты проявить страшную любезность, поговорив немного с одной моей юной племянницей? Ей жутко хочется выступать на сцене, и я подумал, что такая звезда, как ты, могла бы ее выслушать.
Белла почувствовала легкое удовлетворение, заметив, как недовольно передернулось лицо Ангоры. Она явно полагала, что за консультациями следовало обращаться скорее к ней.
— С удовольствием, — сказала Белла и, даже не попрощавшись со Стивом, последовала за Чарлзом в толпу.
Одержимая сценой племянница оказалась обладательницей лошадиного лица и половины цветочной выставки в Челси на голове.
— Это, должно быть, так увлекательно — играть в «Британии» — предположила она. — Вы, наверное, напрягаете все нервы.
— Нет, — сказала Белла, — ни одной струнки, просто у меня удачно сложились обстоятельства. У вас уже есть хороший опыт?
— Нет. Я играла Джульетту в школьном спектакле. Все говорили, что ужасно удачно.
«О, Господи!» — беззвучно простонала Белла и спросила:
— Вы не пробовали поступить в какую-нибудь драматическую школу?
— Нет. Может быть, вы дали бы мне их список. Или, возможно, познакомили бы с вашим режиссером. Я думаю, он очень приятный.
— Очень, — сказала Белла, становясь рассеянной.
А племянница с лошадиным лицом все жужжала и жужжала.
— Невероятно, великолепно, забавно, — вставляла Белла в подходящие моменты. А потом сказала: — Как чудесно!
Девушка посмотрела на нее с удивлением.
— Как чудесно! — повторила Белла.
— Я сказала, что мама была в универмаге «Хэрродс», когда взорвалась бомба на прошлой неделе, — напомнила девушка.
— О, Боже, простите, я вас плохо расслышала. Здесь такой шум.
Тут подошла одна из подруг Лошадиной Морды, и они принялись визжать дуэтом. Белла ретировалась, успев расслышать, как Лошадиная Морда сказала:
— Это невеста Руперта. Думаю, у нее не все дома.
Вернувшись к колонне, Белла съела еще три эклера и стала недоброжелательно наблюдать за толпой.
— Не ужасайтесь так, — произнес чей-то голос. — Вы сами решили войти в этот круг.
Она нервно вздрогнула. То был Ласло.
— Это сплошной мусор, — отрезала она, — их бы свалить всех вилами в кучу.
— Рад, что вы забавляетесь, — сказал Ласло, рассмеявшись.
Подошла официантка с подносом.
— Возьмите льда, — сказал он. — Дети, кажется, его любят.
— Я ненавижу лед, — сказала она, резко повышая голос, — больше всего на свете, исключая вас.
В этот момент подошел Тедди. Выглядел он потерянно.
— Привет, Белла. Слушай, Ласло, я думал, беременных тошнит только по утрам. Там наверху у Гей сейчас все кишки выворачивает. Я уверен, Констанс чует что-то неладное. Она хочет, чтобы мы уже резали торт. Боится, что все перепьются.
— Старик Тедди, бедняга, — сказал Ласло, — и ты всем этим занимался.
— Разумеется, — вздохнул Тедди. — Это проклятье — быть женихом. Никто с тобой не разговаривает, потому что все думают, что ты должен разговаривать с кем-то другим.
Он отошел с несчастным видом, и к ним сразу же присоединился вкрадчивый молодой человек с каштановыми волосами и тяжелыми веками.
— Ласло!
— Генри, дорогой, как дела?
— Довольно скверно. Пришлось продать половину лошадей и землю, но они по крайней мере оставили за мной право на охоту. Надеюсь, ты приедешь и останешься до двенадцатого. — Он протянул свой бокал, чтобы его наполнил проходящий мимо официант.
— Слушай, — продолжал он, — где эта девушка из кордебалета, с которой связался Руперт? Тут о ней самые противоречивые отзывы. Чарлз на ней просто помешался, но ему всегда нравились ершистые. Прочие члены семейства, похоже, считают ее настоящей ведьмой.
Белла побледнела.
— Суди сам, — сказал Ласло: — Это Белла.
— Фу ты, черт, — произнес рыжеволосый, нисколько, впрочем, не сконфузившись. — Я сел в лужу. — Он осмотрел Беллу, как знаток оценивает стати лошади. — Должен сказать, я склонен согласиться с Чарлзом. Если вы войдете в эту семью, то непременно составите там оппозицию, это дьявольски замкнутая компания. Теперь твоя очередь, Ласло. Одна из этих хорошеньких девиц, которыми ты вечно окружен, когда-нибудь приберет тебя к рукам.
— Вряд ли, — сказал Ласло. — Если я люблю хороший галоп, то это вовсе не означает, что я собираюсь купить лошадь.
Рыжий рассмеялся.
— Да, ты наездник хладнокровный. Должен сказать, у тебя здесь сегодня классная публика. Вон те двое за дымовой завесой — не королевских ли кровей?
— Моя тетка Констанс, — сказал Ласло, — выжмет голубую кровь из камня. Думаю, мне надо пойти и кого-нибудь мобилизовать, иначе мы тут застрянем до полуночи.
Вновь появилась с лицом цвета зеленого горошка, но довольно спокойная Гей, взявшая на себя разрезание торта. Руперт пробился к Белле.
— Господи, какие жуткие вещи тут происходят! Дядя Вилли просто-напросто разоблачился перед одной из квартиросъемщиц Тедди. Ласло о тебе позаботился?
— Уверена, что он был бы не прочь избавиться от этой заботы.
Кто-то постучал по столу. Речи были милосердно короткими.
Первым встал Ласло с предложением выпить за здоровье Гей и Тедди. Он был из тех, кто способен утихомирить присутствующих одним покашливанием. Он произнес своим хрипловатым голосом с едва заметным акцентом:
— Сожалею, что многим из вас пришлось отказаться от Гудвуда. Мы все оценили эту жертву.
После этого он стал зачитывать результаты скачек в Гудвуде.
В какой восторг это их всех привело! Они хохотали до колик.
— Какой забавник! — сказал Руперт.
Сидевший в углу дядя Вилли был до того пьян, что пытался зажечь рулет из спаржи.
Потом Ласло выдал пару шуток. Бела оценила их уместность — перед тем, как поднять бокал за здоровье Гей и Тедди. Все вокруг символически осушили пустые бокалы. Из-за скаредности Констанс напитков не хватило.
Поднялся Тедди. Он сказал, что от волнения сердце у него выпрыгнуло из груди в рот, а поскольку его нянька всегда запрещала ему разговаривать с полным ртом, то ему лучше заткнуться. Господи, они зашлись хохотом и от такого каламбура. Хорошо было бы играть для такой аудитории, подумала Белла.
Потом Тедди добавил, что хочет лишь поблагодарить Констанс и Чарлза и поднять бокал за очаровательных подружек невесты. После него коротко высказался шафер, и все помещение снова превратилось в подобие большого шумного птичника. Дети перевозбудились и принялись бегать, наступая гостям на ноги. Тетушки удалились в сторонку, чтобы дать отдых натруженным ногам. Вдруг раздался громкий стук по столу, и, повернувшись, Белла услышала голос Чарлза.
— Я надолго вас не задержу, — начал он заплетающимся языком, обводя присутствующих остекленелыми глазами.
— Пьян в стельку, по своему обыкновению, — прокомментировал кто-то позади Беллы.
— Надолго не задержу, — снова начал Чарлз. — Просто я хотел, чтобы все знали, до какой степени Констанс и я рады, что наш сын Руперт только что объявил о своей помолвке с очень талантливой и красивой девушкой.
— Чарлз! — прогремела Констанс, багровая от гнева.
— Пьян в стельку, — повторил голос.
— Предлагаю выпить за Беллу и Руперта, — сказал Чарлз. — Я уверен, что для всех нас она будет ценным приобретением.
Половина находящихся в шатре стала бормотать «За Беллу и Руперта», а Крисси вдруг очень громко произнесла:
— Это неправда. Она не приобретение. Она ужасная, ужасная. Она самая большая сука из всех, какие только были на свете.
Наступила страшная тишина.
— Заткнись, Крисси, — прорычал Руперт.
— Что такое, в чем дело? — интересовались гости.
Ласло с быстротой молнии подоспел к Крисси.
— Не надо, малышка, будет тебе. Пойдем в дом.
— Ты не понимаешь. Никто ничего не понимает, — сказала Крисси и, вырвав у Ласло свою руку, выбежала из шатра.
Белла тоже была сыта всем этим по горло. Она вырвалась на улицу и сразу же нашла такси.
В тот момент, когда она, сев в машину, говорила водителю, куда ехать, за стеклом появилось лицо Руперта.
— Белла, дорогая, подожди.
Но в последнюю неделю она тратила деньги с таким ожесточением, словно они вот-вот должны были выйти из моды. Иногда Белле казалось, что таким образом испытывает судьбу: втягивает себя в такие финансовые затруднения, из которых единственный выход — замужество за Рупертом.
Как бы то ни было, она твердо решила приобрести новое платье. Ей было известно, что Стива тоже пригласили на свадьбу, что он часто видится с Ангорой, и поэтому надо показаться там еще более ослепительной, чтобы сразить его наповал.
Поход по магазинам подействовал на нее крайне удручающе. Чуть ли не в половине из них шли распродажи. Все, что она примеряла, выглядело ужасающе, да к тому же она не имела представления о том, какая будет погода. Стоял такой дурацкий серенький денек, который легко мог перейти в жаркий вечер.
— Красно-коричневый цвет будет этой осенью в большой моде, — уверяла продавщица, натягивая на нее шерстяное платье и придерживая на спине большие складки, чтобы казалось, что оно хорошо сидит.
Глядя на себя в зеркало, Белла наконец решила:
— Я похожа на нечто, чем вытошнило кошку. Мне нужно новое лицо, а не новое платье.
К двум часам, когда она уже совсем отчаялась, ей попалось плотно облегающее серо-зеленое платье без рукавов, с низким вырезом. Это была единственная более или менее сексуальная вещь из всего, что она примеряла.
— Вы считаете, это подойдет для свадьбы? — безнадежно спросила она.
— О да, — заверила ее продавщица. — Теперь люди надевают что угодно куда угодно.
К тому времени, когда она подыскала мягкую кораллового цвета шляпку и в тон к ней туфли, дальнейшими поисками заниматься было уже некогда. Но когда позднее дома она надела все это на себя, то оказалось, что при дневном свете с ее рыжеватыми волосами коралловый цвет смотрится отвратительно.
Через полтора часа ей надо было быть в церкви. Ее парикмахер в тот день не работал. Единственное, что оставалось, — это помыть голову красящим шампунем. Но в спешке она не прочитала инструкцию, которая запрещала использовать его на крашеных волосах. В результате получился не легкий оттенок цвета тициан, а ярко-оранжевый, переходящий в помидор, и это — при чрезмерной пышности волос.
Тут же она сообразила, что полутона ее искусно нанесенной косметики ко всему этому кошмару уже совсем не подходят.
Кожа казалась тусклой, глаза уменьшились и выглядели усталыми и никакой пудрой невозможно было удалить мешочки под ними.
К тому же похолодало. Резкий восточный ветер теребил листья платанов. Все ее пальто были слишком коротки для нового платья. Выходя из дома, она обернула вокруг шеи рыжую лисью шкуру, подумав: «Против этой шайки мне нужны союзники».
Около церкви собралась толпа зевак, наблюдавшая за церемонией. Белла, безнадежно опоздав, подкатила одновременно с машиной новобрачных и, торопясь войти раньше них, споткнулась на ступеньке.
— Уже под мухой, — сострил какой-то шутник из толпы.
Ласло помог ей удержаться на ногах. С раздражением она заметила, что он очень хорошо смотрится и черно-белая строгость утреннего костюма чрезвычайно идет его желтоватой коже и неправильным чертам. Посмотрев на ее волосы, он промолвил:
— Ого! — А потом, заметив голые руки, добавил с удивлением; — вам в церкви будет зверски холодно.
Ей хотелось улизнуть незамеченной на какую-нибудь заднюю скамью, но Ласло, взяв ее руку как в тиски, провел ее во второй ряд от алтаря, объяснив:
— Вы ведь теперь член семьи.
Руперт, изящный и бледный почти как белая гвоздика в его петлице, попытался было сесть рядом с ней, но Ласло помешал этому, сказав:
— Ух-ух, тебе надо сидеть впереди и присматривать за Констанс. — И очень решительно сел рядом с Беллой на край скамьи. Белла быстро от него отсела, столкнувшись с очень распутного вида стариком с длинными седыми бакенбардами.
— Ты еще не знакома с дядей Вилли, Белла? — спросил Ласло.
Неподалеку от Руперта сидел неряшливый, но миловидный подросток, стриженный под горшок.
То был, вероятно, Джонатан, брат Руперта, отпущенный из школы.
Через проход от Беллы сидел Тедди со своим шафером. Он то поправлял воротничок, то приглаживал свои свежеостриженные волосы, и его бело-розовые щеки заливались при этом краской.
— Я утешил мать, — сказал Руперт, — убедив ее в том, что она не теряет дочь, а всего-навсего приобретает кретина.
Белла прыснула. Присутствующие крутили головами и приветствовали знакомых: «Привет, сколько лет, сколько зим…»
Орган уже в четвертый раз играл одну и ту же кантату Баха. Оглядевшись украдкой, Белла поняла, что, как обычно, оделась неправильно.
Все были в шелковых платьях или хорошо сшитых костюмах. То было отчаянное соревнование в элегантности. Ласло оказался прав: в церкви стоял ледяной холод. Ее голые руки покрылись гусиной кожей. Сидевший рядом дядя Вилли, не стесняясь, разглядывал ее груди. Чтобы затруднить ему это занятие, Белла в раздражении опустила лису на вырез платья.
— Лиса спряталась в нору, — заметил Ласло.
Белла с каменным выражением лица смотрела вперед на огромную цветочную композицию, украшавшую Констанс. И вдруг она заметила, что ее платье, казавшееся таким респектабельным, когда она стояла, теперь разошлось в разрезе, открыв значительную часть бедра и трусики с надписью «Оставь надежду, всяк сюда входящий», которые Рози подарила ей ко дню рождения. Она поспешно прикрылась, но до этого Ласло и дядя Вилли успели все хорошенько рассмотреть.
Я убью его, кипятилась про себя Белла, убью, а потом выбью ему зубы.
Еще один старый родственник, мирно спавший позади нее, внезапно проснулся и громко произнес:
— А ну, живее! Чего ждем!
По рядам прошел шелест оживления, когда Констанс, похожая на запыленный двухэтажный автобус, величаво проплыла по проходу, грациозно помахивая рукой друзьям и родственникам.
— Она утверждает, что изобрела платье-палатку, — прошептал Белле Руперт, — но чтобы закрыть себя, ей понадобится пара шатров.
Наконец, когда Белла уже почти превратилась в ледяной столп, орган грянул «Невеста идет», и все встали.
С бессмысленной улыбкой на лице, разя на ходу коньячным перегаром, появился Чарлз. Он вел под руку Гей, бледную, но державшуюся довольно уверенно и закрывавшую огромным букетом всякие свидетельства беременности. Она двигалась медленно, потому что через каждые несколько секунд ее голову дергала вуаль, на конец которой наступала шедшая за нею девочка, подружка невесты.
Шествие замыкала Крисси, вся в розовом и с венком из роз на черных блестящих волосах.
Грим был явно профессиональной работы. Смотрелась она красиво, но было в ней что-то погребальное. Руперт повернулся и подмигнул ей, пытаясь заставить ее улыбнуться.
— Возлюбленные дети мои, — затянул епископ.
Белле пришлось заглядывать в один требник с Ласло. Напрягаясь от ненависти, она смотрела на его длинные пальцы с красиво обработанными ногтями и старалась не вдыхать нежные оттенки мускуса и лаванды его одеколона.
— Прежде всего, — говорил епископ, — это предписано для рождения детей.
— Уж это точно, — усмехнувшись, прошептал Руперт.
— Далее, как лекарство от греха для тех, кто лишен дара воздержания.
— Надеюсь, вы понимаете, что он имеет в виду, — негромко сказал Ласло.
Белла его не слушала, она представляла себе, что стоит на месте Гей в платье атласа с длинными рукавами, с гладкой прической, позволяющей увидеть ее чуть порозовевшие щеки, с невероятно тонкой талией, приобретенной с помощью жесточайшей предсвадебной диеты, а рядом с ней — сокрушительно красивый, гордо ей улыбающийся и надевающий ей на палец золотое кольцо — Стив.
— В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и заботиться друг о друге, пока нас не разлучит смерть, — повторял Тедди за епископом своим придушенным голосом.
Но мог бы Стив когда-нибудь встать у алтаря рядом с нею? Способен ли он любить и заботиться о ком-нибудь очень долго? А сама она сможет полюбить и беречь Руперта, как Крисси?
Посмотрев вбок, она увидела, что Крисси остановившимся взглядом смотрит прямо перед собой и слезы катятся у нее по щекам. Какая же во всем этом дурацкая путаница, подумала Белла.
— Мне плохо, — сказала одна из девочек, подружек невесты.
«Единый всеблагой, бессмертный и невидимый», — пел хор. Ласло громко подтягивал басом. Он из тех, кто способен поставить своих детей в неловкое положение своим чересчур громким пением в церкви, подумала Белла.
Все сели для молитвы. Епископ, все более воодушевляясь, говорил о верности и неколебимости устоев, столь необходимых в современном мире, когда рушится так много браков.
Дядя Вилли терся ногой о бедро Беллы. Она не могла от него отодвинуться, потому что оказалась бы прижатой к Ласло.
Белла свирепо смотрела прямо перед собой. Похоже, ей предстояло слишком хорошо изучить это цветочное украшение. Вдруг Руперт с непосредственностью, придававшей ему такое обаяние, повернулся, взял ее руку и пожал. Она знала, что и Ласло, и Крисси наблюдают за ним. Румянец покрыл ее лицо и плечи.
Когда все переходили в ризницу, Констанс плакала, не стыдясь слез.
— Это не оттого, что от нее уходит Гей, — сухо сказал Ласло, — а от мысли о том, каких денег ей это стоило.
Пронзительный тенор пел «Овцы могут пастись спокойно».
Ожидание стало невыносимым.
— Похоже, брачное таинство совершено, — проговорил Руперт, — теперь бы покурить.
Процессия направилась обратно. Тедди алел от смущения, Гей, успокоившись, слегка улыбалась, ловя взгляды родственников.
— Я слышал, что вы актриса, — сказал Белле дядя Вилли. — Бывали в Кроссроудз. Я никогда не пропускаю. Чертовски хорошая программа.
Несколько минут присутствующие, сгрудившись, позировали фотографам. Руперт, встав со скамьи, тут же пожал Белле руку.
— Господи, что за представление! Привет, тетя Вера. Когда мы поженимся, дорогая, такого дурацкого цирка устраивать не будем. Привет, дядя Берти. Просто заглянем в отдел регистрации в Челси и сразу — в аэропорт на рейс в какое-нибудь теплое местечко.
Белла нежно накрыла его руку и, глядя прямо на Ласло, сказала:
— Согласна. И как можно скорее. Мне что-то надоели долгие помолвки.
Прием был кошмарным. Его устроили в трех огромных шатрах в саду Энрикесов. Никогда еще в жизни Белла не чувствовала себя такой одинокой и неприкаянной.
Публика была самой разношерстной. Старомодно разодетые родственники Тедди в шелковых платьях спортивного покроя и с фетровыми шляпками на головах были почти неотличимы от сотрудниц Констанс по комитету, которые все время перекрикивались одна с другой и не переставая пили апельсиновый сок. В одном из углов, явно неловко себя чувствуя, расположились несколько дюжин квартиросъемщиков из домов отца Тедди. Но самую большую часть гостей, как поняла Белла, составляли друзья Ласло и Чарлза, члены международной колоды, самые богатые и самые международные. И хотя иные из них оказались в джинсах, от них исходила того рода спокойная самоуверенность и ясное самодовольство, благодаря которым их принимали всюду. Куда ни бросишь взгляд, везде, как бабочки из кокона, показывались из меховых манто красивые женщины с сигаретами на алых губах. Они глушили шампанское и отказывались от спаржи и копченого лосося, блюдя фигуру, остроумно щебетали с учтивыми, привлекательными, дорогого вида мужчинами. Белла никогда не видела такого количества людей, которые, казалось, давно знали друг друга, а если даже и не знали, то находили уйму общих друзей.
Руперт всячески старался за ней присматривать, но его то и дело уводили от нее то Констанс, то Чарлз, а особенно Ласло, чтобы он занялся кем-то или чем-то.
Она попыталась было сверкнуть и позабавиться, но из-за нервозности и неуверенности голос ее звучал более искусственно, чем обычно. Она старалась скрыть свою безнадежную робость, но знала, что это получается у нее довольно фальшиво и неловко. Руперт решил внедрить ее в какую-то компанию, но это было все равно что пытаться засосать пылесосом болт. Уже через пять минут она была оттуда исторгнута.
И при этом они так шумели! Половина разговоров велась на иностранных языках, все это сопровождалось смехом и восклицаниями в духе разговорных сцен в «Фиделио».
Она даже не могла позволить себе выпить, потому что вечером у нее спектакль. От отчаяния она съела пять эклеров и почувствовала себя плохо.
Вдруг словно кто-то приложил ей к спине раскаленное железное клеймо. Она увидела стоявшую позади нее Крисси, глаза которой сверкали страданием и ненавистью.
— Розовое вам очень идет, — нервно сказала ей Белла. — И вы так похудели! Вы просто очаровательны.
— Но недостаточно очаровательна, — отрезала Крисси и, повернувшись на каблуках, исчезла в толпе.
Даже разговор с дядей Вилли был бы предпочтительнее такого одинокого стояния, но его взяли в оборот какие-то тетушки.
Но где же Стив и Ангора? В этой толпе их было почти невозможно разыскать.
Она не могла стоять вечно, прислонившись к колонне, и, как утлое суденышко в бурном море, стала пробиваться через толпу в шатре. И вдруг, словно изображение на большом экране, возникла Ангора в соломенной шляпке цвета морской волны, которая подчеркивала ее пушистые черные волосы, и в лиловом костюме, оттенявшем ее огромные голубые глаза.
Она была окружена мужчинами, но рядом с нею томился от желания Стив в сером вечернем костюме. Он сыпал шутками, не оставляя соперникам никаких шансов, поставив себя хозяином положения. Любуйтесь ею, но на расстоянии, словно говорил он. Они составляли блестящую пару.
Ангора отвечала смехом на все, что он говорил, и при этом запрокидывала голову, чтобы показать свою красивую белую шею. Так, смеясь, она вдруг заметила Беллу.
— Белладонна! Иди скорее сюда.
Поскольку идти было больше некуда, Белла подошла к ним.
— Дорогая, ты стала оранжевой. Это смело с твоей стороны. Ты это для новой роли или для какой-нибудь рекламы супа?
Окружавшие Ангору мужчины посмотрели на Беллу без интереса.
— Все знакомы с невестой Руперта? — спросила Ангора, — Ну, Стив, ты, конечно, знаешь, Белла, а это Тимми, это Патрик, а это… о, Господи, никак не запомню вашего имени.
Белла смотрела на Стива. Сердце у нее колотилось.
— Да, Стива я знаю, — сказала она, — или полагала, что знаю. Как дела?
— Великолепно, — ответил Стив, взглянув на нее с тем глухо-непроницаемым выражением, которое было ей давно знакомо. — Где Руперт? Вынимает из нафталина какую-нибудь тетку?
— Хорошо, что ты принесла лиску, — сказала Ангора, поглаживая шкуру на плечах Беллы. — Похоже, ей требовалась прогулка. Почему бы тебе не угостить ее стаканчиком?
Все засмеялись. И почему я в ответ не могу придумать ничего остроумного, тоскливо подумала Белла.
Спасение все же пришло к ней в не очень устойчивом образе Чарлза.
— Белла, дорогая, — воскликнул он, целуя ее в обе щеки. — Я всюду тебя искал. Им здесь надо было выкликать гостей по именам. Не могла бы ты проявить страшную любезность, поговорив немного с одной моей юной племянницей? Ей жутко хочется выступать на сцене, и я подумал, что такая звезда, как ты, могла бы ее выслушать.
Белла почувствовала легкое удовлетворение, заметив, как недовольно передернулось лицо Ангоры. Она явно полагала, что за консультациями следовало обращаться скорее к ней.
— С удовольствием, — сказала Белла и, даже не попрощавшись со Стивом, последовала за Чарлзом в толпу.
Одержимая сценой племянница оказалась обладательницей лошадиного лица и половины цветочной выставки в Челси на голове.
— Это, должно быть, так увлекательно — играть в «Британии» — предположила она. — Вы, наверное, напрягаете все нервы.
— Нет, — сказала Белла, — ни одной струнки, просто у меня удачно сложились обстоятельства. У вас уже есть хороший опыт?
— Нет. Я играла Джульетту в школьном спектакле. Все говорили, что ужасно удачно.
«О, Господи!» — беззвучно простонала Белла и спросила:
— Вы не пробовали поступить в какую-нибудь драматическую школу?
— Нет. Может быть, вы дали бы мне их список. Или, возможно, познакомили бы с вашим режиссером. Я думаю, он очень приятный.
— Очень, — сказала Белла, становясь рассеянной.
А племянница с лошадиным лицом все жужжала и жужжала.
— Невероятно, великолепно, забавно, — вставляла Белла в подходящие моменты. А потом сказала: — Как чудесно!
Девушка посмотрела на нее с удивлением.
— Как чудесно! — повторила Белла.
— Я сказала, что мама была в универмаге «Хэрродс», когда взорвалась бомба на прошлой неделе, — напомнила девушка.
— О, Боже, простите, я вас плохо расслышала. Здесь такой шум.
Тут подошла одна из подруг Лошадиной Морды, и они принялись визжать дуэтом. Белла ретировалась, успев расслышать, как Лошадиная Морда сказала:
— Это невеста Руперта. Думаю, у нее не все дома.
Вернувшись к колонне, Белла съела еще три эклера и стала недоброжелательно наблюдать за толпой.
— Не ужасайтесь так, — произнес чей-то голос. — Вы сами решили войти в этот круг.
Она нервно вздрогнула. То был Ласло.
— Это сплошной мусор, — отрезала она, — их бы свалить всех вилами в кучу.
— Рад, что вы забавляетесь, — сказал Ласло, рассмеявшись.
Подошла официантка с подносом.
— Возьмите льда, — сказал он. — Дети, кажется, его любят.
— Я ненавижу лед, — сказала она, резко повышая голос, — больше всего на свете, исключая вас.
В этот момент подошел Тедди. Выглядел он потерянно.
— Привет, Белла. Слушай, Ласло, я думал, беременных тошнит только по утрам. Там наверху у Гей сейчас все кишки выворачивает. Я уверен, Констанс чует что-то неладное. Она хочет, чтобы мы уже резали торт. Боится, что все перепьются.
— Старик Тедди, бедняга, — сказал Ласло, — и ты всем этим занимался.
— Разумеется, — вздохнул Тедди. — Это проклятье — быть женихом. Никто с тобой не разговаривает, потому что все думают, что ты должен разговаривать с кем-то другим.
Он отошел с несчастным видом, и к ним сразу же присоединился вкрадчивый молодой человек с каштановыми волосами и тяжелыми веками.
— Ласло!
— Генри, дорогой, как дела?
— Довольно скверно. Пришлось продать половину лошадей и землю, но они по крайней мере оставили за мной право на охоту. Надеюсь, ты приедешь и останешься до двенадцатого. — Он протянул свой бокал, чтобы его наполнил проходящий мимо официант.
— Слушай, — продолжал он, — где эта девушка из кордебалета, с которой связался Руперт? Тут о ней самые противоречивые отзывы. Чарлз на ней просто помешался, но ему всегда нравились ершистые. Прочие члены семейства, похоже, считают ее настоящей ведьмой.
Белла побледнела.
— Суди сам, — сказал Ласло: — Это Белла.
— Фу ты, черт, — произнес рыжеволосый, нисколько, впрочем, не сконфузившись. — Я сел в лужу. — Он осмотрел Беллу, как знаток оценивает стати лошади. — Должен сказать, я склонен согласиться с Чарлзом. Если вы войдете в эту семью, то непременно составите там оппозицию, это дьявольски замкнутая компания. Теперь твоя очередь, Ласло. Одна из этих хорошеньких девиц, которыми ты вечно окружен, когда-нибудь приберет тебя к рукам.
— Вряд ли, — сказал Ласло. — Если я люблю хороший галоп, то это вовсе не означает, что я собираюсь купить лошадь.
Рыжий рассмеялся.
— Да, ты наездник хладнокровный. Должен сказать, у тебя здесь сегодня классная публика. Вон те двое за дымовой завесой — не королевских ли кровей?
— Моя тетка Констанс, — сказал Ласло, — выжмет голубую кровь из камня. Думаю, мне надо пойти и кого-нибудь мобилизовать, иначе мы тут застрянем до полуночи.
Вновь появилась с лицом цвета зеленого горошка, но довольно спокойная Гей, взявшая на себя разрезание торта. Руперт пробился к Белле.
— Господи, какие жуткие вещи тут происходят! Дядя Вилли просто-напросто разоблачился перед одной из квартиросъемщиц Тедди. Ласло о тебе позаботился?
— Уверена, что он был бы не прочь избавиться от этой заботы.
Кто-то постучал по столу. Речи были милосердно короткими.
Первым встал Ласло с предложением выпить за здоровье Гей и Тедди. Он был из тех, кто способен утихомирить присутствующих одним покашливанием. Он произнес своим хрипловатым голосом с едва заметным акцентом:
— Сожалею, что многим из вас пришлось отказаться от Гудвуда. Мы все оценили эту жертву.
После этого он стал зачитывать результаты скачек в Гудвуде.
В какой восторг это их всех привело! Они хохотали до колик.
— Какой забавник! — сказал Руперт.
Сидевший в углу дядя Вилли был до того пьян, что пытался зажечь рулет из спаржи.
Потом Ласло выдал пару шуток. Бела оценила их уместность — перед тем, как поднять бокал за здоровье Гей и Тедди. Все вокруг символически осушили пустые бокалы. Из-за скаредности Констанс напитков не хватило.
Поднялся Тедди. Он сказал, что от волнения сердце у него выпрыгнуло из груди в рот, а поскольку его нянька всегда запрещала ему разговаривать с полным ртом, то ему лучше заткнуться. Господи, они зашлись хохотом и от такого каламбура. Хорошо было бы играть для такой аудитории, подумала Белла.
Потом Тедди добавил, что хочет лишь поблагодарить Констанс и Чарлза и поднять бокал за очаровательных подружек невесты. После него коротко высказался шафер, и все помещение снова превратилось в подобие большого шумного птичника. Дети перевозбудились и принялись бегать, наступая гостям на ноги. Тетушки удалились в сторонку, чтобы дать отдых натруженным ногам. Вдруг раздался громкий стук по столу, и, повернувшись, Белла услышала голос Чарлза.
— Я надолго вас не задержу, — начал он заплетающимся языком, обводя присутствующих остекленелыми глазами.
— Пьян в стельку, по своему обыкновению, — прокомментировал кто-то позади Беллы.
— Надолго не задержу, — снова начал Чарлз. — Просто я хотел, чтобы все знали, до какой степени Констанс и я рады, что наш сын Руперт только что объявил о своей помолвке с очень талантливой и красивой девушкой.
— Чарлз! — прогремела Констанс, багровая от гнева.
— Пьян в стельку, — повторил голос.
— Предлагаю выпить за Беллу и Руперта, — сказал Чарлз. — Я уверен, что для всех нас она будет ценным приобретением.
Половина находящихся в шатре стала бормотать «За Беллу и Руперта», а Крисси вдруг очень громко произнесла:
— Это неправда. Она не приобретение. Она ужасная, ужасная. Она самая большая сука из всех, какие только были на свете.
Наступила страшная тишина.
— Заткнись, Крисси, — прорычал Руперт.
— Что такое, в чем дело? — интересовались гости.
Ласло с быстротой молнии подоспел к Крисси.
— Не надо, малышка, будет тебе. Пойдем в дом.
— Ты не понимаешь. Никто ничего не понимает, — сказала Крисси и, вырвав у Ласло свою руку, выбежала из шатра.
Белла тоже была сыта всем этим по горло. Она вырвалась на улицу и сразу же нашла такси.
В тот момент, когда она, сев в машину, говорила водителю, куда ехать, за стеклом появилось лицо Руперта.
— Белла, дорогая, подожди.