***
   Поскольку рериховское движение и даже теософия Блаватской не являются единственными рукавами неоязыческого течения «Нового Века» (всего их существует более 5000), имеет смысл предложить читателю те критерии, по которым можно определить, являются ли встретившиеся ему брошюрка или собеседник адептами «New Age».
   Уолтер Р. Мартин выработал следующий перечень критериев, с помощью которых можно определить принадлежность группы к религиозному культу Нового Времени:
   1. Группа открыто призвана содействовать Новому Времени (т. е. Эре Водолея).
   2. Группа открыто поддерживает характерные верования Нового Времени, такие как монизм («все едино»), пантеизм («все есть бог»), гностицизм (спасение или духовное исцеление приходит с помощью особых познаний, просвещения), карма и перевоплощение, духовная эволюция, восшедшие «учителя» (равные Христу) и др.
   3. Группа открыто отстаивает оккультные практики Нового Времени, такие как медиумство, астрология, психическое исцеление, нумерология, магия, различные способы достижения измененных состояний сознания (например, медитация, монотонное песнопение, потеря чувствительности, гипноз и т. е.) и использование кристаллов и пирамид в психических целях.
   4. Группа пользуется специфической терминологией Нового Времени, такой как «сотвори свою собственную действительность», «Высшая Самость», «самореализация», «космическое сознание», «всемирная энергия», «чакры», «сила Кундалини», «инь и янь» и др.1738
   Норман Л. Гейслер выделяет такие специфические доктрины Нового Времени:
   1. безличный бог (сила);
   2. вечная вселенная;
   3. иллюзорная природа материи;
   4. цикличная природа жизни;
   5. необходимость перевоплощений;
   6. эволюция человека в Божество;
   7. продолжающиеся откровения от внеземных существ;
   8. тождество человека с Богом;
   9. оккультная практика (астрология, медиумизм и т. п.);
   10. вегетарианство и холистические методы охраны здоровья;
   11. всемирный (глобальный) порядок;
   12. синкретизм (единство всех религий)1739.
   ***
   «Оккультисты потому хотят заставить человека без конца нырять в землю, что не знают подлинных путей совершенствования человека, которое происходит не путями земных само-усовершенствований духа (для которых и самой бездонной вечности и циклов было бы мало!), но Единым путем, Христом-Спасителем, исторгающим смиренного грешника из его нескончаемой кармической ямы, прямо в Царствие Небесное. „Сегодня же будешь со Мною в раю!“… Можете ли вы предположить на мгновение, что Господь Бог, если вы Его ощутите не кармически-безвольным, бесжизненным „Принципом Жизни“, но Живым Отцом Небесным, что Господь, приложив вас к земной атмосфере, уже видит вашу свободу, вашу волю: сыновняя ли она, пшеничная или волчья, плевельная? Если мы, люди, моментально снимаем фотографическим аппаратом двигающуюся жизнь, то сколь же более Отец и Творец может мгновенно снять, определить выражение и искривление свободы нашей. И единая секунда в земном времени, и миллиарды веков в том же земном времени – точно равны пред вечностью… Теория перевоплощения – не могу этого никак смягчить – есть ярко и безусловно антихристианская теория. И, право, не ошибаются некоторые христиане, называя ее антихристовою. Эти христиане верят Христу-Спасителю и видят дух Христа возвышающимся над духами Блаватской и Рудольфа Штейнера, как небо над бездной. Антихристу надо как-то придти. Придти „просто“ ему никак нельзя. Никто из христиан не поверит. А ведь его мысль, по откровению Самого Христа – „Прельстить, сли возможно, и избранных“ (Мф. 24,29). И потому ему надо заранее убедить мир, что существует некая справедливая (более справедливая, чем Евангелие!) и „научно“ достоверная теория перевоплощения, по законам которой и совершится второе пришествие Христово… Проповедь перевоплощения людей и мессий – прекрасная подготовка к появлению всякого лжехриста. Ибо иначе нельзя лжехристу прикинуться к миру. При вере же людей в перевоплощение – дело это выиграно. Ведь совершенно очевидно, что в самом приятии веры в перевоплощение человек отрекается от веры в Боговоплощение – Единое и навсегда – совершившееся в Рождестве Христовом, и отрекается так же от веры в Воскресение Христово, ибо конечно, нельзя совместить веры в новое человеческое тело Христово с верой в то, что Единое Его тело пребывает навеки у Бога Отца. Человек, верующий в перевоплощение, отрекается тем самым и от Евхаристического Таинства Тела и Крови Христовых, от истинного Причастия к этому „раздробляемому, но не разделяемому Телу“, вознесенному ко Отцу. Отрекается человек в своей тео– и антропо-софической вере и от Крещения своего христианского, основанного на апостольском Символе веры. Отрекается даже от возможности верить в единую личность человеческую, в неповторимую личность святых небесного мира, и всех, как пребывающих на земле, так и ушедших с земли людей. Ибо если оккультное богословие заставило великого пророка Илию раствориться в личности Иоанна Крестителя, то, согласно этой вере, мы ни одного святого не можем призывать по имени, и ни одного усопшего не можем любить… Служа наступающему на мир злу, они думают, что делают „дело Божие“. Их увлекло человекомудрие (антропо-софия). Многозначительные фразы, красивые абстрактные сентенции увлекли их. Они думают, что идут путем „христианского эзотеризма“. Богиня мертвой „Истины“ ведет их, вместо лика Живого Бога…» (архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской1740 ).
***
   – Всё хорошо.
   – Всё?
   – Всё. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет, а девочка останется – всё хорошо. Я вдруг открыл.
   – А кто с голоду умрет, а кто обидит и обесчестит девочку – это хорошо?
   – Хорошо. И кто размозжит голову за ребенка, и то хорошо; и кто не размозжит, и то хорошо. Всё хорошо, всё. Если б они знали, что им хорошо, то им было бы хорошо, но пока они не знают, что им хорошо, то им будет нехорошо. Вот вся мысль, вся, больше нет никакой!
   – Когда же вы узнали, что вы так счастливы?
   – На прошлой неделе во вторник, нет, в среду, потому что уже была среда, ночью.
   – По какому же поводу?
   – Не помню, так; ходил по комнате… все равно… Я сам часы остановил, было тридцать семь минут третьего.
   – В эмблему того, что время должно остановиться?
   Кириллов промочал.
   – Они нехороши, – начал он вдруг опять, – потому что не знают, что они хороши. Когда узнают, то не будут насиловать девочку. Надо им узнать, что они хороши, и все тут же станут хороши, все до единого.
   – Вот вы узнали же, стало быть, вы хороши?
   – Я хорош.
   – С этим я, впрочем, согласен, – нахмуренно проборматал Ставрогин.
   – Кто научит, что все хороши, тот мир закончит.
   – Кто учил, того распяли.
   – Он придет, и имя ему человекобог.
   – Богочеловек?
   – Человекобог, в этом разница.
Достоевский Ф. М. Бесы. (ч. 2, гл. 1,5)

Выводы

 
Чтоб мудро жизнь прожить,
Знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало ешь,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
 
Омар Хайям

   Из того, что уже сказано о христианстве, понятно, почему христиане не могут отнести к себе упрек, постоянно высказываемый теософами в адрес неких фанатиков, убежденных, будто истиной владеют только они. Христиане не владеют никакой истиной. Если бы мы были гностиками, которые своими усилиями и своей аскезой создают свои космогонические системы, мы могли бы сказать о себе, что мы нашли знание, и мы овладели им. Но в том-то и дело, что не мы нашли – мы были найдены. Не мы владеем Истиной. Истина вторглась в жизнь апостолов и сказала: не идите против рожна (Деян. 9,5). Верующий человек не «владеет истиной»; он служит Ей. А, значит, даже при всем желании быть «открытыми» и «современными», мы просто не можем выдумывать себе нового Христа. Мы можем стремиться понять позицию других людей, их опыт и их логику. Мы должны сравнивать иной опыт мысли и веры с тем, что открылся через Евангелие. Но быть мы должны самими собой.
   Христиане готовы приветствовать экуменизм. Но Рерихи несут нечто совсем другое. Если под экуменизмом понимать терпимость к людям иных вер и убеждений – я за экуменизм. Если под экуменизмом понимать готовность к познающему диалогу с этими людьми – я за экуменизм.
   Но если под экуменизмом понимать стремление втиснуть все религии в ранжир «единой» веры, чья обширность определяется суммой убеждений какой-нибудь очередной теософки – я против экуменизма. Если экуменизм – это ленивое нежелание изучить основы своей духовной традиции, прикрывающее отсутствие взглядов и познаний декларациями об их «широте» – я против экуменизма.
   Николай Федоров совершенно справедливо отметил исходную ошибку теософии, которая в те годы любила именовать себя «необуддизмом»: «Новобуддизм – это одна из попыток устроить братство, не обращая внимания на причины розни, т. е. на коренные причины не-братства»1741. Религиозное разделение людей – это, несомненно, болезнь. Человек, у которого болят зубы, несомненно, имеет повод для беспокойства и печали. Но если некий дантист говорит ему, что для устранения зубной боли надо просто сразу вырвать все зубы – как здоровые, так и больные – он имеет полное право не послушаться его советов. Нельзя браться за устранение симптомов болезни, не осознав ее истока. Лечение религиозного «не-братства», прописанное теософами, предлагает вырвать христианство ради всемирного уравнения людей в тантризме и каббалистике.
   Христиане от апостолов и до наших дней отказываются от братания с оккультистами и предлагают выбор. Поскольку же любой выбор труден, люди винят христианство за то, что оно не снимает с них ответственности и требует личной работы. Обвиняя христиан в «нетерпимости», современный обыватель просто отстаивает свое право на безмыслие. В нынешней тяге к религиозному синкретизму проглядывает простая боязнь ответственности, страх перед свободой. Боясь быть кем-то определенным и тем самым взять на себя риск отличия от мира иных людей и вер, современный человек жаждет одной свободы, одного права – права не быть никем.
   Он прав: любой осуществленный выбор ограничивает. Родившись человеком – упускаешь возможность побыть лягушкой. Посвятив свою жизнь музыке, не сможешь пройти дорогой математика или агронома. Но не посвящая свою жизнь ничему, не воплощая себя ни в какой конкретности – вообще не живешь. «Лицо, изваянное в мраморе, отвергло множество других возможностей. Каждая была прекрасна. Но не все вместе. Прежде чем женщина станет матерью, будет сделан выбор. Жизнь укрепляется несправедливостью выбора. В красавицу влюблены многие. Послушная жизни, она выберет одного и многих обречет на отчаяние… Да, на все есть время – время выбирать, что будешь сеять, но после того, как сделал выбор, приходит время растить урожай и радоваться ему. Да, есть время для зачинания нового, но за ним наступает благодатное время традиций… Никогда не украсить храм, если что ни год возводить новый фундамент» (Сент-Экзюпери)1742.
   Как бы ни были похожи и даже равновозможны разные дороги – до цели никогда не дойдешь, если будешь пытаться идти по всем одновременно. Каждый шаг – это открытие новой возможности за счет отречения от ряда старых. Человек, отказывающийся отождествить себя с конкретной исторической духовной традицией, не бережет тем самым свою свободу, а пренебрегает ею. К чему приводит подобное стояние в невесомости, показывает случай с ослом профессора Буридана.
   А то, что между теософией и христианством приходится делать однозначный выбор, что невозможно совмещать одно и другое – я, думаю, на предыдущих страницах было показано с достаточной долей убедительности.
   Вывод, к которому привел меня анализ рериховского учения, таков: Рериховское движение в России – нелегальная религиозная секта оккультно-антихристианского характера. То, что на первой странице книги звучало как голословное заявление, сейчас, надеюсь, выглядит достаточно обоснованно.
   По сути своей оккультное учение Рерихов не является «новым». Во многих основных частях оно старее христианства – и вот уже две тысячи лет серчает на него за его новизну. Оно в сути своей несовместимо с Евангелием. Оно построено на изначальном лжесвидетельстве о своей близости к новозаветной вести. Если кому-то сильно хочется быть обманутым, он может и дальше восхищаться «духовностью» агни-йогов. Православие же просто говорит об этом: «осторожно, язычество!».
   Промыслом Божиим нам, христианам конца христианской эры, дана возможность понять: в какой мир пришло Евангелие и чему оно противостало. Ныне, в конце ХХ века, мы лучше можем понять: что означало обращение императора Константина в четвертом веке. На полтора тысячелетия оккультные силы были оттеснены на периферию человеческой жизни. Ныне они возвращаются. Но чем гуще миазмы оккультизма – тем правдивее и дороже слова Мандельштама: «Я христианства пью холодный горный воздух!».

Из определения архиерейского собора русской православной церкви

«О ПСЕВДОХРИСТИАНСКИХ СЕКТАХ, НЕОЯЗЫЧЕСТВЕ И ОККУЛЬТИЗМЕ»
   (2 декабря 1994 г. Данилов монастырь, Москва)
   Господь судил нам жить во времена, когда «много лжепророков появилось в мире» (1 Ин. 4,1), которые приходят к нам «в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7,15)… Возрождаются старые гностические культы и возникают так называемые «новые религиозные движения», которые подвергают пересмотру всю систему христианских ценностей, пытаются найти мировоззренческую основу в реформированных восточных религиях, а подчас обращаются к оккультизму и колдовству. Возродилось язычество, астрология, теософские и спиритические общества, основанные некогда Еленой Блаватской, претендовавшей на обладание некоей «древней мудростью», сокрытой от непосвященных. Усиленно пропагандируется «Учение живой этики», введенное в оборот семьей Рерихов и называемое также Агни Йогой.
   В расчете на неискушенных в духовной жизни и вопросах веры наших современников проповедники лжеучений упоминают всуе имя Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и многих святых, в особенности преподобного Сергия Радонежского и святого праведного Иоанна Кронштадтского, что является кощунством и лжесвидетельством.
   Освященный Архиерейский Собор, следуя апостольской традиции, свидетельствует: все вышеперечисленные секты и «новые религиозные движения» с христианством несовместимы. Люди, разделяющие учения этих сект и движений, а тем более способствующие их распространению, отлучили себя от Православной Церкви.
   Архиерейский Собор считает недопустимым использование православной символики (икон, фресок, изображений храмов и монастырей) в изданиях оккультно-языческого и сектантского характера, осуждает трансляцию записей православной музыки в радио– и телепередачах, пропагандирующих вышеперечисленные культы, а также не благословляет участие православных в мероприятиях, организуемых указанными в сем Определении группами.
   В то же время Архиерейский Собор призывает всех верных чад Русской Православной Церкви широко проповедовать Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, разъяснять людям пагубность лжеучений, помогать тем, кто временно оступился, поддавшись пропаганде сектантских проповедников. Однако противостояние ложным взглядам не должно сопровождаться нетерпимым отношением к самим носителям несовместимых с христианством учений. «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, не сообщайтесь с ним, но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2 Фес. 3, 14-15).
   Мы призываем всех членов Церкви молиться о просвещении одержимых ложными учениями и твердо хранить «преданное нам, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного знания» (1 Тим. 6,20-21).

Есть ли этикет в «живой этике»?

   При упоминании о газетчике священник стал печальней.1743
Г. К. Честертон

   После прочтения текста соборного Определения можно оценить меру правдивости такого, например, заявления рериховцев: «Что же главное, что столь мучительно ранит в декабрьском акте Архиерейского собора? Это – подспудный, хорошо закамуфлированный призыв к ненависти, к разжиганию религиозного фанатизма и вражды»1744. Какими глазами надо читать это определение, чтобы в призыве молиться о заблудших увидеть призыв к ненависти! Собор призывает апостольскими словами – «не считайте его за врага», но рериховский журнал видит здесь «призыв к разжиганию вражды».
   В целом Определение Собора рериховцы, конечно, назвали «наступлением темных и невежественных сил».
   Вообще за собой они оставляют право использовать базарный лексикон для ругани в адрес христиан. Таково, например, суждение мадам Блаватской о христианах: «Прежде чем я покину землю, я обещаю себе такое торжество, которое заставит Регионов и его католиков и Бейли и епископа Сарджента с его протестантскими ослами реветь так громко, как им позволят легкие»1745. А если бы какой-нибудь христианский автор позволил себе написать – «Блаватская с ее теософскими ослами»?..
   Вряд ли можно назвать деликатной и ту характеристику, которую Елена Рерих дает христианским священнослужителям: «Церковники – это ханжи и изуверы, прикрывающие свои темные делишки каждением и коленопреклонением и крестным целованием»1746. Несогласные с нею люди – «Шайка человеческих отбросов»1747. А суждение Махатм о некоем человеке, от спиритизма перешедшем в православие, – «настоящий вонючий подлец»1748 – тоже, очевидно, надо воспринимать как свидетельство чрезвычайной «живости» теософской «этики»?
   Рериховская газета «Знамя мира» так презентует мои статьи: «Гнусная по своему содержанию статейка некоего диакона»1749. В моих текстах все же не встречается оборотов типа «гнусные трактаты Агни Йоги».
   Так почему же у рериховцев есть право на полемику с Церковью, а у христиан права на ответную полемику с ними быть не должно? Почему если оккультист обвиняет Церковь – то в этом видят проявление «широты взглядов» и «свободомыслия», а если христианин в соответствии со своими убеждениями вступает в ответную дискуссию с теософом – это подается как рецидив поразительной нетерпимости?
   Оккультисты прекрасно понимают глубинную несовместимость своих учений с Евангелием Христа1750. Видит эту несовместимость и Церковь. Льва Толстого или Отари Кандаурова, когда они кощунствуют над нашей верой, почему-то никто не обвиняет в «фанатизме». Но если христианин встает на защиту своей святыни, его сразу обвиняют в «нетерпимости».
   Самые резкие слова находят Елена Блаватская и Елена Рерих для приватных характеристик Православной Церкви. В подходящей компании или доверенному адресату теософы признавались в противоположности их учения учению Церкви. Так неужели у Церкви нет права со своей стороны обратить внимание на эти расхождения и аргументировать свою позицию? Неужели у Церкви нет права не допускать к своим таинствам людей, которые кощунственно к этим же таинствам относятся?
   Если рериховцы с этим несогласны – значит в результате «синтеза науки и религии» логический аппарат мысли у них оказался малость поврежденным. Дело, впрочем, скорее не в логике, а в обычном у сектантов притуплении нравственного чувства. Добро – то, что хорошо для нас и нашей организации, нашего правого дела. Если речь идет о других – можно веротерпимо сказать: «Не следует смущаться никакими спорами между представителями разных религиозно-философских систем»1751. Но едва только христиане выразили готовность оспорить рериховские идеи – так тут не только смущение, но и возмущение проявило себя сполна.
   Считали ли Рерихи свою веру тождественной вере Православной Церкви? – Нет. Что же странного в том, что со стороны Церкви последовало взаимное, ответное признание: «они вышли от нас, они перестали быть нашим»?
   Но в ответ на соборное решение один из руководителей рериховского движения в России Валентин Сидоров (некогда уведший советских читателей на семь дней в Гималаи) пеняет патриарху Алексию: «Нравственный авторитет Церкви падает и не в последнюю очередь из-за того, что из гонимой она опять превращается в гонительницу»1752. Газета Сидорова публикует «Ответ мракобесам», звучащий так: «Сейчас воинствующие церковники, поправ заветы Христа, устраивают новый „крестовый поход“ против Учения Агни Йоги, против Елены Ивановны и Николая Константиновича Рериха. К ним подключился космополитический сброд из пишущей братии»1753.
   Н. А. Тоотс, главный редактор «Независимого рериховского журнала», также не может найти иного образа для оценки «многочисленных выступлений церковного публициста диакона А. Кураева, объявившего „крестовый поход“ против влияния восточных религий»1754. Честное слово – не объявлял. Ни словом, ни строчкой. Тем не менее, г-жа Тоотс считает, что мои лекции можно охарактеризовать словами С. Булгакова, сказанными им по поводу конфликта с имяславцами: «Сначала вопрос хотели хулиганизировать по методу митрополита Антония, газетной презрительной руганью, затем схватились за более реальное средство церковного единения – увещевания с помощью военной экспедиции и пожарной кишки. И сейчас тошно вспоминать об этом безобразии». Г-жа Тоотс комментирует: «Разве не подобными же методами действуют сегодня официальная Церковь и диакон Андрей Кураев? Притом, что объектом своего нападения они избрали не религиозное, а философское учение „Живой Этики“, ни одной своей строкой не отталкивающее людей от веры и Христа»1755.
   «Философичность» и «нерелигиозность» «Живой Этики» мы уже видели. В каких реальных отношениях находится теософия с христианской верой – тоже. Что же касается методов дискуссии, то их также затруднительно признать «подобными» тем, что описывал Булгаков. Движение имяславцев возникло в русском монастыре в Греции (на Афоне). Несколько тысяч монахов пришли к убеждению, что имя Христа есть сам Христос. Синод осудил это мнение как «ревность не по разуму», как чрезмерное благочестие. Если оккультизм просто не признает божественности Иисуса1756 , то афонские имяславцы считали божественным даже Его имя. Ничего похожего на кощунства оккультистов они не исповедовали. И все же увещания Синода монахи не послушались. Конфликт разгорался, и тогда, чтобы не разорвалась связь огромного (с несколькими тысячами насельников) русского монастыря на Афоне с русской Церковью, было принято решение о смене игумена монастыря. Монахи не приняли нового настоятеля. И тогда власти решили провести на Афоне полицейскую акцию. Был привезен новый настоятель, новые монахи, а активные «имяславцы» были увезены с Афона и расселены по российским монастырям.