Страница:
– Пустите, – дернулся Кирилл, – мне же больно!
– Ничего, милок, ничего, – успокоила его вахтерша, – сначала будет больно, а потом – ничего!
С этими словами она пребольно рванула его за вихор. У
Кирилла потемнело в глазах от боли и обиды. Что позволяют себе эти но-пасаранцы? Кто дал им право вести себя так со столичным стажером?
– Я на вас в Москву буду жаловаться, – строго сказал он, вас с работы снимут.
– Не успеешь, – позлорадствовала вахтерша, – пока соберешься, нормальным станешь. Еще спасибо прибежишь говорить.
– А что вы там у меня сняли? – не сдержал любопытства Кирилл.
– Снежинка, – отмахнулась вахтерша, – тебе-то какая разница? Иди, куда шел!
Проводив юношу взглядом, она разжала ладонь, разложила на столе в ряд трофеи, добытые с головы Кирилла, пересчитала и удовлетворенно констатировала:
– Семь!
Секретарша директора с удовольствием согласилась проводить Кирилла к начальнице отдела кадров.
– Только причешитесь. Она страсть как не любит лохматых, – предупредила она.
Кирилл вспомнил, что только что вахтерша основательно потрепала его шевелюру и покраснел. В отличии от Кости, он терпеть не мог небрежности во внешнем виде. Юноша хлопнул себя по карманам и скорчил раздосадованную физиономию.
– Расчески нет? – обрадовалась девушка, – возьмите мою!
Вообще-то Кирилл был категорически против пользования чужими предметами личной гигиены, и ему было совсем неважно, понравится ли он начальнице отдела кадров, но девушка так искренне предлагала ему воспользоваться своей расческой, так мило улыбалась, что он не смог ее обидеть.
Секретарша провела его по длинному унылому коридору, толкнула дверь с замазанной краской табличкой и крикнула:
– Зоя Ивановна, к вам пришли.
Кирилл шагнул в кабинет, а девушка вприпрыжку добежала обратно, потрясла расческу над стандартным белым листом, собрала волоски, отделила свои от Кирилловых и счастливо взвизгнула:
– Три! Целых три! Но-Пасаран спасен!
Зоя Ивановна встретила Кирилла приветливо. Даже слишком приветливо. Только увидев гостя, она вскочила со своего стула, потом опять села, глаза ее суетливо забегали, руки сами собой стали складывать и перебирать бумаги на столе. Кирилл уже привык к негородскому поведению местных аборигенов, поэтому корректно представился и логично изложил свою просьбу. Когда он назвал свое имя и место работы, Зоя Ивановна как-то неприлично всхрюкнула и прикрыла руками рот с двумя рядами жутких металлических зубов. Кириллу вспомнился недавно просмотренный триллер с маньяком-людоедом в качестве главного героя и его передернуло. У того тоже были железные клыки. И у маньякского добермана – тоже.
Но Кирилл был здравомыслящим юношей, поэтому он усмехнулся своим детским страхам и сел за маленький угловой столик, служивший, видимо, буфетом. Зоя Ивановна опасливо убрала со столика баночку с сахаром, литровую банку с ведерным кипятильником, выполняющими роль чайника, одноразовый пластиковый стаканчик с чайными ложками и бухнула первую партию личных дел.
Кирилл проглотил несколько порций вековой бумажной пыли, деликатно отчихался, извинился и полностью утонул в работе. Время от времени он все-таки ловил на себе плотоядные взгляды начальницы-людоедки и зябко поеживался. Может быть, больше от холода, чем от неприятных ощущений.
В какой-то момент он настолько увлекся, что потерял из поля зрения несимпатичную леди. Поэтому небольшой укол в затылочной области головы был для него полной неожиданностью. Кирилл подскочил, резко обернулся и увидел прямо перед своими глазами так не понравившиеся ему акульи челюсти Зои Ивановны. Челюсти беззлобно улыбались. Кирилл даже не нашел слов, чтобы выразить тот букет чувств, который он испытал при этом акте глумления над собственной головой.
– Седой волосок у вас выдернула, – объяснила женщина, – вот ведь работа какая у вас опасная и нервная! Приехали к нам совсем мальчиком, а уже – седые волосы. Довели вас неразумные но-пасаранцы. Но не бойтесь. Уж я-то в обиду вас не дам. Если что, обращайтесь, горло перегрызу, кто вам что не так сделает. Защитю, в общем.
Кирилл представил, как Зоя Ивановна деловито и старательно перегрызает горло его обидчику и отказался от помощи. Что-что, а воображение у обоих братьев было богатое.
С личными делами он провозился долго. Не потому, что на мелькрупкомбинате работало много народу, а потому, что Зоя Петровна поставила целью своего существования добыть еще два волоска юноши.
Можно только представить, чего стоил ей каждый следующий волос! Все-таки Кирилл прошел хорошую школу и реакция у него была вполне удовлетворительной, по оценке Виктора Августиновича.
С великим облегчением покинул Кирилл пределы «Пробуждения».
И не потому, что нашел то, что искал, а потому что преувеличенное внимание к его голове работников комбината немного выбило его из колеи и подточило уверенность в себе.
Но это было еще не все. Неприятный холодок пробежался по его телу, едва он увидел очаровательное существо в кроличьей шубке, семенящее ему навстречу.
– Фу ты, радость какая, – проворковала Митропия, – какие люди по улицам шляются!
Надо. Надо было остановиться и отчитал дерзкую девчонку. Но Кирилл уже устал, у него болела голова. Единственное, о чем он мечтал, был большой бокал крепкого сладкого кофе с молоком и огромный бутерброд с сыром и маслом. И вообще, пусть брат сам воспитует своих подопечных. Распустил, понимаешь. Кирилл нахмурился и попытался обойти малышку. Но Митропия резво загородила ему дорогу.
– Смотрите, у вас чего-то в чубчике запуталось.
«Может, у них какой-нибудь народный праздник такой сегодня? – опасливо подумал Кирилл, – кто больше волос понадергает, тот, например, замуж выйдет? Слышал я, бывают у народа такие ненормальные приметы. Ничего, второй раз на эту удочку я не попадусь».
– Ничего у меня там не запуталось, – со знанием дела отрезал он.
– Ну дайте хоть посмотреть, – почти жалобно попросила Митропия.
– Нет у меня там ничего. И не будет. С дороги!
– Ах, так, – взвилась школьница, я с вами по-хорошему, а вы со мной как с малолеткой какой? Не будет, говорите? Так вот вам!
Девочка поиграла желваками, погоняла что-то во рту, и совершенно неожиданно плюнула прямо в лоб Кириллу. Ладно бы еще только плюнула. А то… Кирилл поднес руку к волосам и ужасом понял, что к его челке крепко-накрепко припечаталась жевательная резинка. Первым делом он попытался догнать негодяйку. Вторым – вытащить из волос эту мерзость. Третьим – чуть не уронил скупую, но очень злую мужскую слезу на искрящийся под солнцем но-пасаранский снег.
– Ну, что теперь делать? – вслух спросил он неизвестно кого, – пока до дома дойду, она еще больше влипнет.
– У меня ножнички есть. Маленькие, остренькие, за три доллара – помогу, – услышал он из-за спины.
– Иди отсюда! – совсем не по-макаренски рявкнул он на Митропию.
– Не уйду. Буду идти на безопасном расстоянии и нервы мотать, пока не дашь отрезать. За три доллара, – напомнила она свою таксу.
Кирилл только свирепо сверкнул глазами на негодяйку и продолжил попытки избавиться от мерзкой липкой массы у себя в волосах. Скоро это занятие стало ему поднадоедать. Руки затекли, в противный колтун влипало все больше и больше волос, маленькая Митропия, подобно грифу или гиене в предвкушении свеженькой падали, притоптывала на отдалении. И тут за его спиной раздалось характерное повизгивание снега. Юноша резко обернулся и по недавно народившейся привычке прикрыл голову руками. Но тут же опустил их, потому что то, что шло ему навстречу, было даже лучше, чем утренняя лошадь с санями.
Это была молодая женщина. Создавались впечатление, что она только что сошла с полотна Константина Васильева или родилась под кистью палехского мастера. Если бы Кирилла спросили, что именно так поразило его в облике этой девушки, он не смог бы ответить. Просто она была какая-то настоящая. Именно такой должна была быть Ева или Афродита, рожденная из пены. Тихая, нежная, с ласковыми глазами и тихим дыханием.
– Опять Митропия пакостничает? – грустно улыбнулась незнакомка. – Я помогу.
Неизвестно почему, но одним своим взглядом она совершенно парализовала волю Кирилла. Он покорно застыл и немного зажмурился, в предвкушении боли. Но боли не было. Было тепло и запах ромашки от мягких рук, было ощущение горячего и немного щекочущего чувственность дыхания на щеке, был едва ощутимый аромат лета и яблок от ее волос и щек. Кирилл закрыл глаза и расслабился.
– Вот и все. Только несколько волосков прилипли. Но вы их сами выдернули, когда пытались освободиться от резинки. Попросите Анну Васильевну затопить баню и хорошенько промойте голову.
Девушка размахнулась и мастерски швырнула грязный липкий комочек с прилипшими к нему волосками. Комочек свистнул в воздухе и улетел метров на пятнадцать.
– Вам только ядра пулять, – восхитился Кирилл.
– Могу и ядра, – серьезно сказала девушка.
Когда она уже отошла на приличное расстояние, Кирилл опомнился:
– Кто вы?
– Калерия, – блеснула зубами незнакомка.
– Калерия, – тихо повторил за ней Кирилл. Где-то я уже слышал это смешное имя. Пирожки! Что же получается? Получается, что эта фея – возлюбленная моего родного брата? Да. Но-Пасаран – удивительное место.
Кирилл заторопился дальше. А Митропия, не по-детски поругиваясь, принялась разгребать снег в месте примерного приземления резинки. Скоро она ее нашла, прикинула, сколько волосков запутались в липкой массе и удовлетворенно пробормотала:
– Если продавать по доллару, то можно состояние сделать. А если так дорого брать не будут? Будут. Любят у нас этого Комарова, заначки достанут, а волосы для Пензяка за любую цену возьмут. Еще и похвалят, что я такая ловкая. А если по два загнать? Вау!
– Ну давай поменяемся, твоя неделя самая удобная, с первого по седьмое – и все. Ты-то молодой, у тебя с памятью все в порядке, а я забываю.
– Нет уж, нет уж, – не соглашался молодой, – как он назначил, так и будем. А то что получится: первую неделю ты будешь ходить, а он увидит, что я из дому не выхожу, решит, что условия не выполняю, придерется. И с тобой, кстати, такая же петрушка может приключиться.
– Че-то об этом я не подумал, – почесал затылок второй.
– Вот то-то и оно, иди отсюда, через неделю придешь.
– Господи, скоро что-ли лед станет? – ворчал пожилой, удаляясь с Чертового Омута, – замаялся уж за лунками следить. Чтобы еще черт меня дернул динамитом рыбу глушить! Да ни в жисть! И чего он взъелся? Всю жизнь глушили, и ничего, все шито-крыто было, разве участковый за всеми нарушителями углядит? А тут нельзя стало! Ладно, еще пару месяцев потаскаюсь, а потом и лед сойдет. Все лучше на природе отрабатывать, чем по судам таскаться. Позор, опять же, и жинка заест. Ладно уж.
Все четыре недели месяца были поделены между самыми злостными браконьерами. За то, что летом они беспощадно глушили рыбу в Чертовом Омуте, им было велено все зимние месяцы бурить лунки на льду озера для доступа кислорода водоплавающим, да подкармливать их через эти самые лунки кашей из некаленной гречки и перловки. Это было обременительно, но не так, если бы дело дошло до милиции. Новый участковый принципиальный, суда не миновать. Уж лучше так.
Глава 6
– Ничего, милок, ничего, – успокоила его вахтерша, – сначала будет больно, а потом – ничего!
С этими словами она пребольно рванула его за вихор. У
Кирилла потемнело в глазах от боли и обиды. Что позволяют себе эти но-пасаранцы? Кто дал им право вести себя так со столичным стажером?
– Я на вас в Москву буду жаловаться, – строго сказал он, вас с работы снимут.
– Не успеешь, – позлорадствовала вахтерша, – пока соберешься, нормальным станешь. Еще спасибо прибежишь говорить.
– А что вы там у меня сняли? – не сдержал любопытства Кирилл.
– Снежинка, – отмахнулась вахтерша, – тебе-то какая разница? Иди, куда шел!
Проводив юношу взглядом, она разжала ладонь, разложила на столе в ряд трофеи, добытые с головы Кирилла, пересчитала и удовлетворенно констатировала:
– Семь!
Секретарша директора с удовольствием согласилась проводить Кирилла к начальнице отдела кадров.
– Только причешитесь. Она страсть как не любит лохматых, – предупредила она.
Кирилл вспомнил, что только что вахтерша основательно потрепала его шевелюру и покраснел. В отличии от Кости, он терпеть не мог небрежности во внешнем виде. Юноша хлопнул себя по карманам и скорчил раздосадованную физиономию.
– Расчески нет? – обрадовалась девушка, – возьмите мою!
Вообще-то Кирилл был категорически против пользования чужими предметами личной гигиены, и ему было совсем неважно, понравится ли он начальнице отдела кадров, но девушка так искренне предлагала ему воспользоваться своей расческой, так мило улыбалась, что он не смог ее обидеть.
Секретарша провела его по длинному унылому коридору, толкнула дверь с замазанной краской табличкой и крикнула:
– Зоя Ивановна, к вам пришли.
Кирилл шагнул в кабинет, а девушка вприпрыжку добежала обратно, потрясла расческу над стандартным белым листом, собрала волоски, отделила свои от Кирилловых и счастливо взвизгнула:
– Три! Целых три! Но-Пасаран спасен!
Зоя Ивановна встретила Кирилла приветливо. Даже слишком приветливо. Только увидев гостя, она вскочила со своего стула, потом опять села, глаза ее суетливо забегали, руки сами собой стали складывать и перебирать бумаги на столе. Кирилл уже привык к негородскому поведению местных аборигенов, поэтому корректно представился и логично изложил свою просьбу. Когда он назвал свое имя и место работы, Зоя Ивановна как-то неприлично всхрюкнула и прикрыла руками рот с двумя рядами жутких металлических зубов. Кириллу вспомнился недавно просмотренный триллер с маньяком-людоедом в качестве главного героя и его передернуло. У того тоже были железные клыки. И у маньякского добермана – тоже.
Но Кирилл был здравомыслящим юношей, поэтому он усмехнулся своим детским страхам и сел за маленький угловой столик, служивший, видимо, буфетом. Зоя Ивановна опасливо убрала со столика баночку с сахаром, литровую банку с ведерным кипятильником, выполняющими роль чайника, одноразовый пластиковый стаканчик с чайными ложками и бухнула первую партию личных дел.
Кирилл проглотил несколько порций вековой бумажной пыли, деликатно отчихался, извинился и полностью утонул в работе. Время от времени он все-таки ловил на себе плотоядные взгляды начальницы-людоедки и зябко поеживался. Может быть, больше от холода, чем от неприятных ощущений.
В какой-то момент он настолько увлекся, что потерял из поля зрения несимпатичную леди. Поэтому небольшой укол в затылочной области головы был для него полной неожиданностью. Кирилл подскочил, резко обернулся и увидел прямо перед своими глазами так не понравившиеся ему акульи челюсти Зои Ивановны. Челюсти беззлобно улыбались. Кирилл даже не нашел слов, чтобы выразить тот букет чувств, который он испытал при этом акте глумления над собственной головой.
– Седой волосок у вас выдернула, – объяснила женщина, – вот ведь работа какая у вас опасная и нервная! Приехали к нам совсем мальчиком, а уже – седые волосы. Довели вас неразумные но-пасаранцы. Но не бойтесь. Уж я-то в обиду вас не дам. Если что, обращайтесь, горло перегрызу, кто вам что не так сделает. Защитю, в общем.
Кирилл представил, как Зоя Ивановна деловито и старательно перегрызает горло его обидчику и отказался от помощи. Что-что, а воображение у обоих братьев было богатое.
С личными делами он провозился долго. Не потому, что на мелькрупкомбинате работало много народу, а потому, что Зоя Петровна поставила целью своего существования добыть еще два волоска юноши.
Можно только представить, чего стоил ей каждый следующий волос! Все-таки Кирилл прошел хорошую школу и реакция у него была вполне удовлетворительной, по оценке Виктора Августиновича.
С великим облегчением покинул Кирилл пределы «Пробуждения».
И не потому, что нашел то, что искал, а потому что преувеличенное внимание к его голове работников комбината немного выбило его из колеи и подточило уверенность в себе.
Но это было еще не все. Неприятный холодок пробежался по его телу, едва он увидел очаровательное существо в кроличьей шубке, семенящее ему навстречу.
– Фу ты, радость какая, – проворковала Митропия, – какие люди по улицам шляются!
Надо. Надо было остановиться и отчитал дерзкую девчонку. Но Кирилл уже устал, у него болела голова. Единственное, о чем он мечтал, был большой бокал крепкого сладкого кофе с молоком и огромный бутерброд с сыром и маслом. И вообще, пусть брат сам воспитует своих подопечных. Распустил, понимаешь. Кирилл нахмурился и попытался обойти малышку. Но Митропия резво загородила ему дорогу.
– Смотрите, у вас чего-то в чубчике запуталось.
«Может, у них какой-нибудь народный праздник такой сегодня? – опасливо подумал Кирилл, – кто больше волос понадергает, тот, например, замуж выйдет? Слышал я, бывают у народа такие ненормальные приметы. Ничего, второй раз на эту удочку я не попадусь».
– Ничего у меня там не запуталось, – со знанием дела отрезал он.
– Ну дайте хоть посмотреть, – почти жалобно попросила Митропия.
– Нет у меня там ничего. И не будет. С дороги!
– Ах, так, – взвилась школьница, я с вами по-хорошему, а вы со мной как с малолеткой какой? Не будет, говорите? Так вот вам!
Девочка поиграла желваками, погоняла что-то во рту, и совершенно неожиданно плюнула прямо в лоб Кириллу. Ладно бы еще только плюнула. А то… Кирилл поднес руку к волосам и ужасом понял, что к его челке крепко-накрепко припечаталась жевательная резинка. Первым делом он попытался догнать негодяйку. Вторым – вытащить из волос эту мерзость. Третьим – чуть не уронил скупую, но очень злую мужскую слезу на искрящийся под солнцем но-пасаранский снег.
– Ну, что теперь делать? – вслух спросил он неизвестно кого, – пока до дома дойду, она еще больше влипнет.
– У меня ножнички есть. Маленькие, остренькие, за три доллара – помогу, – услышал он из-за спины.
– Иди отсюда! – совсем не по-макаренски рявкнул он на Митропию.
– Не уйду. Буду идти на безопасном расстоянии и нервы мотать, пока не дашь отрезать. За три доллара, – напомнила она свою таксу.
Кирилл только свирепо сверкнул глазами на негодяйку и продолжил попытки избавиться от мерзкой липкой массы у себя в волосах. Скоро это занятие стало ему поднадоедать. Руки затекли, в противный колтун влипало все больше и больше волос, маленькая Митропия, подобно грифу или гиене в предвкушении свеженькой падали, притоптывала на отдалении. И тут за его спиной раздалось характерное повизгивание снега. Юноша резко обернулся и по недавно народившейся привычке прикрыл голову руками. Но тут же опустил их, потому что то, что шло ему навстречу, было даже лучше, чем утренняя лошадь с санями.
Это была молодая женщина. Создавались впечатление, что она только что сошла с полотна Константина Васильева или родилась под кистью палехского мастера. Если бы Кирилла спросили, что именно так поразило его в облике этой девушки, он не смог бы ответить. Просто она была какая-то настоящая. Именно такой должна была быть Ева или Афродита, рожденная из пены. Тихая, нежная, с ласковыми глазами и тихим дыханием.
– Опять Митропия пакостничает? – грустно улыбнулась незнакомка. – Я помогу.
Неизвестно почему, но одним своим взглядом она совершенно парализовала волю Кирилла. Он покорно застыл и немного зажмурился, в предвкушении боли. Но боли не было. Было тепло и запах ромашки от мягких рук, было ощущение горячего и немного щекочущего чувственность дыхания на щеке, был едва ощутимый аромат лета и яблок от ее волос и щек. Кирилл закрыл глаза и расслабился.
– Вот и все. Только несколько волосков прилипли. Но вы их сами выдернули, когда пытались освободиться от резинки. Попросите Анну Васильевну затопить баню и хорошенько промойте голову.
Девушка размахнулась и мастерски швырнула грязный липкий комочек с прилипшими к нему волосками. Комочек свистнул в воздухе и улетел метров на пятнадцать.
– Вам только ядра пулять, – восхитился Кирилл.
– Могу и ядра, – серьезно сказала девушка.
Когда она уже отошла на приличное расстояние, Кирилл опомнился:
– Кто вы?
– Калерия, – блеснула зубами незнакомка.
– Калерия, – тихо повторил за ней Кирилл. Где-то я уже слышал это смешное имя. Пирожки! Что же получается? Получается, что эта фея – возлюбленная моего родного брата? Да. Но-Пасаран – удивительное место.
Кирилл заторопился дальше. А Митропия, не по-детски поругиваясь, принялась разгребать снег в месте примерного приземления резинки. Скоро она ее нашла, прикинула, сколько волосков запутались в липкой массе и удовлетворенно пробормотала:
– Если продавать по доллару, то можно состояние сделать. А если так дорого брать не будут? Будут. Любят у нас этого Комарова, заначки достанут, а волосы для Пензяка за любую цену возьмут. Еще и похвалят, что я такая ловкая. А если по два загнать? Вау!
* * *
– Сегодня я лунки бурю, – наскакивал грудью молодой еще мужик на пожилого, – сколько раз тебе говорил, первая неделя месяца – моя, а ты все в мои дни лезешь, а потом неделю лед сплошняком стоит.– Ну давай поменяемся, твоя неделя самая удобная, с первого по седьмое – и все. Ты-то молодой, у тебя с памятью все в порядке, а я забываю.
– Нет уж, нет уж, – не соглашался молодой, – как он назначил, так и будем. А то что получится: первую неделю ты будешь ходить, а он увидит, что я из дому не выхожу, решит, что условия не выполняю, придерется. И с тобой, кстати, такая же петрушка может приключиться.
– Че-то об этом я не подумал, – почесал затылок второй.
– Вот то-то и оно, иди отсюда, через неделю придешь.
– Господи, скоро что-ли лед станет? – ворчал пожилой, удаляясь с Чертового Омута, – замаялся уж за лунками следить. Чтобы еще черт меня дернул динамитом рыбу глушить! Да ни в жисть! И чего он взъелся? Всю жизнь глушили, и ничего, все шито-крыто было, разве участковый за всеми нарушителями углядит? А тут нельзя стало! Ладно, еще пару месяцев потаскаюсь, а потом и лед сойдет. Все лучше на природе отрабатывать, чем по судам таскаться. Позор, опять же, и жинка заест. Ладно уж.
Все четыре недели месяца были поделены между самыми злостными браконьерами. За то, что летом они беспощадно глушили рыбу в Чертовом Омуте, им было велено все зимние месяцы бурить лунки на льду озера для доступа кислорода водоплавающим, да подкармливать их через эти самые лунки кашей из некаленной гречки и перловки. Это было обременительно, но не так, если бы дело дошло до милиции. Новый участковый принципиальный, суда не миновать. Уж лучше так.
Глава 6
Религиозное мракобесие
Бесу не было скучно в доме престарелых, Бес всегда мог найти себе развлечение покруче, чем рубка дров и вязание варежек. Нет, он, конечно, выполнял все обязанности, которые возложила на его плечи Инесса Васильевна, но исключительно мышечная работа угнетала его психику, поэтому приходилось развлекать себя чем есть: уже на второй день ему не было равных в бильярде и «лото», а еще он совершенно банальным образом подслушивал, выведывал, подсматривал. И, надо сказать, плоды подслушивания, выведывания, подсматривания были гораздо крупнее и слаще, чем он ожидал.
Уже в первый день он без особых усилий много узнал о новом участковом Но-Пасарана. Отношение к юноше было противоречивым. С одной стороны, местные жители относились к нему немного снисходительно, как относятся к молодому и резвому пополнению в волчьей стае старые опытные волки. С другой, не могли не признать, что за серой шкуркой молодого и резвого волчонка скрывается проницательность, ответственность, острый ум, великодушное и храброе сердце будущего вожака стаи.
Бес остался доволен характером добытой информации. Играть с сильным соперником было гораздо интереснее, чем с размазней и лентяем. Гораздо интереснее.
– А что случилось? – заинтересованно спросил Костя со снохоубежища.
– Чего-чего? Облысел. Кто меня теперь в мужья такого возьмет?
– Ты чего-то путаешь, – засомневался Костик, – с радиацией у нас все нормально, до Семипалатинска как до Китая. Нет, ты явно чего-то путаешь.
– При чем здесь Китай, когда я вообще про папуасов кричу? Что у вас сегодня? Духов день? Вальпургиева ночь? День Нетопыря? Почему у меня волосы выдергивают?
– Волосы выдергивают? – Костя спрыгнул с печи.
– Не повторяй, как будто ничего не понимаешь! Специально с дедом сговорились зеленкой вымазаться, чтобы дома отсидеться, а меня не предупредили. И чего ты вообще на печи делаешь? От людей прячешься?
– Совершенно верно, – еще не понимая толком в чем дело, наслаждался бешенством брата Комаров. – Ходят тут всякие: то Анна Васильевна покушать принесет, то бабулька какая заглянет, то пионеры шефствовать придут – они над всеми одинокими шефствуют, вот я и скрываюсь.
– А чего дверь не запрешь?
– Здесь не принято. Можно, конечно, изнутри крючок набросить, но тогда всем станет ясно, что я дома, и они будут колотить в дверь, пока ее не вышибут. Можно было бы навесить замок снаружи, а потом вернуться через форточку, но я уже пробовал: форточка маленькая, не пролезаю. А тебя правда кто-то за волосы дернул?
– Не кто-то, в все встречные.
– Колдуют, никак, сердешные, – подал свою версию дед.
– Как колдуют? На что? – испугался Кирилл.
– Привораживают, кажись, – после мучительной паузы решил дед. – Глянулся ты кому, вот и привораживают. А может установка какая по селу пошла, чтобы тебя здесь придержать навеки. Кто у тебя волоски-то дергал?
– Вахтерша рыжая, секретарша, еще зубастая такая тетка, Зоя Ивановна и Митропия.
Про Калерию Кирилл не упомянул. В конце-концов, она не дергала у него волосы, а спасала его от жевательной резинки. И вообще, ему почему-то не хотелось обсуждать с кем бы то ни было встречу с этой девушкой. Ему хотелось оставить ее при себе.
– Эхма, угораздило тебя как! – отреагировал тем временем на список невест дед. – Ить что самое страшное-то? Самое страшное то, что супротив заговоров бабских никакой мужской здравый смысл силы не имеет. Хорошо ишо, если какая одна тебя сильнее приворожит. А ежели все равномерно? Что делать-то будешь? А?
– Да вы их видели, приворожительниц этих? – храбрился Кирилл, – на них не то, что запасть трудно, а ночью встретишь – испугаешься.
– А уж это, милок, значения не имеет, как говорится, любовь зла, полюбишь и крокодила, – развел руками Печной. – Приворот он такой, неконвертируемый.
– Как-как? – переспросил Кирилл, еще не привыкший к заковыристым словечкам деда.
– Ну это в смысле, когда никто ничего супротив него поделать не могет. То есть живет этот приворот, как хочет и никто ему не указ.
– Неконтролируемый, – догадался Костик.
– Это ты неконтролируемый, а приворот – как я в первый раз сказал, – не повернул головы в его сторону дед. – Так вот, чего я присоветовать хотел. Пока не поздно, выбери из них ту, что покраше и незлобливее, и просватай. Может, успеешь до того, как они приворот зачнут и отстанут.
– Из кого же выбирать-то? – расстроился Кирилл, – между зубастой и Митропией?
– Робенка и не думай, – строго пригрозил дед, – рано ишо Митропии.
– А зубастой – поздно, – не успокаивался Кирилл.
– Ты говорил, там секретарша еще была? – подкинул предложение Костик.
– Во-во, самое оно, – обрадовался дед. – Не медли. Иди завоевывать. А я чего-то устал с вами. Замучили: «присоветуй, да присоветуй». А я вам не оправочное бюро. И мозги у меня не казенные.
Дед еще чего-то бормотал, но Комаровы его не слушали. Они смотрели, как тот привычно и довольно ловко для своего возраста карабкался на печь и пытались сдержать смех. Братья Комаровы были деликатные ребята.
Чего нельзя было сказать о коренных жителях Но-Пасарана. Несмотря на то, что обычно все новости в совхозе распространялись с неимоверной скоростью, слухи о том, что волосы участкового для снятия порчи уже добыты, как-то притормозили. С Митропией все понятно: она никак не могла решить, за какую цену выставить на аукцион комок жевательной резинки с клочком волос, а вот почему затаились другие, было непонятно. Может, желали объявить о своем триумфе при как можно большем скоплении народа, может, решили приберечь столь ценные трофеи для себя, может еще по каким причинам.
Более того – одна плохая на уши старушенция не так услышала клич о добыче волос и принялась рьяно убеждать народ, что волосы нужны не самого Комарова, а замечательного козла его, Мухтара.
Нет, чтобы явиться к Пензяку и спросить точно – но-пасаранцы не могли себе позволить поступить так пошло и примитивно – они решили надрать и тех, и этих, а уж Пензяк пусть разбирается, какие ему пригоднее.
И ни бедный Мухтар, ни несчастный Кирилл еще не подозревали, какая угроза нависла над их волосами, шерстью и психикой.
– Я же сказал, трофейная, – глумился на печи дед.
Костя расстроено разглядывал себя в зеркале, но еще больше расстроился Кирилл. Уж он-то рассчитывал, что сегодня они отправятся на поиск анонимщика вдвоем. Уж больно неуютно ему было вчера ходить по Но-Пасарану под прицелом алчных охотников за волосами.
– Может, правда какой день вчера был? – пытался успокоить его Костик, – у них тут что ни день – то приметы всякие. Одно делать нельзя, другое – необходимо. Но ты не дрейфь. Обычно на всякие приметы только один день отводится. Так что сегодня у тебя волосы дергать не будут.
– Сегодня только за уши потаскают, – схохмил с печи дед.
– Тяпун тебе на язык! – немного струхнул Кирилл.
– Сегодня иди на почту, – подсказал ему Костик, – народу там обычно мало, а образцы почерка чуть ли не всей деревни есть. Забьешься в уголок, никто тебя не тронет.
– Да не боюсь я твоих но-пасаранцев! – взорвался наконец Кирилл, – просто не могу же я драться со старухами и детьми! Вот если бы кто равный по силе посмел ко мне прикоснуться – тогда другое дело. И дай мне, в конце концов, свои перчатки! Все равно дома сидишь.
– Сходи к Савской, – спровоцировал его Костя, – наверняка рукавица у нее.
– Схожу, – опрометчиво пообещал Кирилл, натягивая перчатки брата.
Кирилл так и не понял, что старушка, требовавшая ее немедленного пленения, и была та самая Савская, а Костя не успел рассказать Кириллу, что представляет из себя бывшая актриса Ариадна Федоровна Савская, выбравшая местом своего добровольного изгнания совхоз имени Но-Пасарана.
А представляла она из себя нечто среднее между женой людоеда из сказки про мальчика-с-пальчика и самоуверенной болотной жительницей из «Лягушки-путешественницы».
Когда Мальвинка, единственное создание на свете, которое Савская любила безмерно, принесла в дом свою добычу, хозяйка сначала похвалила ее, потом попыталась отнять, потом, отчаявшись добыть то, что сжимала в зубах ее любимица мирным путем, швырнула прожорливой псине обгрызанный кусочек сыру, который приберегла себе на ленч и, довольная своей находчивостью, поднесла к подслеповатым глазам брошенный любимицей предмет.
– О! Перчатка! – обрадовано воскликнула она. Раззява какой-нибудь потерял. И подкладка ничего, с буковками.
Дело в том, что мама Кирилла и Кости никак не могла избавиться от привычки метить одежду своих сыновей. Косте она ставила синюю метку К.К., а Кириллу – красную. Синяя метка обозначала – Костя Комаров, а красная – Кирилл Комаров. Но Савская, естественно, этого не знала. Как и не догадывалась о существовании самого Кирилла. Зато она прекрасно знала, что в Но-Пасаране нет человека с инициалами
К.К., кроме обожаемого ею не меньше, чем Мальвинка, молоденького и хорошенького участкового.
– О! Кажется, он бросил мне вызов. А что еще может обозначать перчатка! Значит, от согласен заточить меня в темницу и подвергнуть пыткам. Поздно! Теперь я не согласна. Вызов, так вызов. Будем биться. Прелестненько! Давно не точила я свои перламутровые коготки о шкурку этого молодого вепря. Где тут моя шпага?
И Савская принялась искать шпагу из театрального реквизита, которая затерялась у нее где-то в интерьере. Интерьер представлял собой груды мятых шляпных картонок, самих шляп, махров смутного происхождения, остатков еды и прочего хлама, в живописном беспорядке наваленных вдоль стен ее дома. Центр комнаты Ариадна Федоровна обычно оставляла пустым, чтобы можно было заниматься танцами.
Шпагу она не нашла, зато нашла огромных размеров рогатку, с которой можно было ходить и на медведя.
– Ну, что же. Шпаги нет постреляем из арбалета, – ничуть не расстроилась она, – это даже современнее и отдает амазонством.
Потом она долго сомневалась, идти на охоту сейчас или потренироваться на Мальвинке. Решив, что промазав по
Комарову может потерять репутацию роковой женщины, остановилась на втором, насобирала по углам сырых луковиц и картофелин и начала тренироваться на движущейся звуковой мишени под кодовым названием «Мальвинка». Мальвинка при этом злобно рычала и жалобно повизгивала.
Правда, все эти чувства плескались бы в глазах куратора в том случае, если бы Кирилл принес ему в зубах нить к распутыванию всего клубка преступления. А эта нить никак не хотела появляться в поле его зрения. Ускользала, терялась, маскировалась под окружающую среду.
И все-таки юноша не терял надежды. Виктор Августинович учил братьев не брезговать никакой информацией, и Кирилл был с ним совершенно согласен. Как ни странно, но жизнь, как правило, изобиловала столь яркими и неправдоподобными сюжетами, каких не мог выдумать самый изощренный мозг именитого фантаста. Кто знает, может и правда не случайно забросила его в Но-Пасаран судьба на переломе зимы? Может, и не зря.
Следующим объектом пристального внимания Кирилл была школа.
В личных делах учащихся хранились заявления их родителей, да и почерки самих школьников и их учителей было бы неплохо просмотреть. В школе десять классов, в каждом около пятнадцати учеников. Если обратиться к учителям русского языка, то можно просмотреть тетради для контрольных работ, которые обычно хранятся в кабинете. Не так уж и много работы! Юноша поморщился при виде глумливого по отношению к учащимся транспаранта с надписью «Добро пожаловать» и смело распахнул дверь но-пасаранской школы. Тихая, сонная обстановка почты подло усыпила его бдительность, и он действительно поверил в то, что день дерганья волос благополучно завершился вчера. Он совсем не предполагал, что не только маленькая славная девочка Митропия захочет расстараться для родного совхоза.
Кирилл шел по пустому, гулкому коридору школы и теплое чувство наполняло его душу. Как, все-таки, давно это было! Уроки, переменки, ехидные девчонки и не менее ехидные учителя. В гирлянду его ностальгических воспоминаний гармонично вплелся оглушительно-звонкий школьный звонок. Перемена! Сейчас побегут.
Кирилл предполагал, что побегут, но чтобы так… Первой распахнулась дверь кабинета рисования. Она оглушительно хлопнула по стене, привычно отбила очередной кусок штукатурки, ненадолго задергалась в конвульсиях и удовлетворенно затихла до следующего урока. Того, кто вылетел первым, Кирилл даже не успел рассмотреть, так быстро он пробежал. Так, мелькнуло нечто джинсовое и вихрастое и растворилось в зыбком школьном воздухе. За первым повалили остальные. Их бег сопровождали пушечные выстрелы других дверей, оповещающие о выпуске в окружающую среду очередной партии юнцов разных оттенков возрастов.
Сначала на Кирилла никто не обращал внимания. Все пребывали в упоении от маленького счастья под названием «перемена» и торопились за этот ничтожный временной отрезок воплотить в жизнь неимоверное количество маленьких подвигов и преступлений.
Уже в первый день он без особых усилий много узнал о новом участковом Но-Пасарана. Отношение к юноше было противоречивым. С одной стороны, местные жители относились к нему немного снисходительно, как относятся к молодому и резвому пополнению в волчьей стае старые опытные волки. С другой, не могли не признать, что за серой шкуркой молодого и резвого волчонка скрывается проницательность, ответственность, острый ум, великодушное и храброе сердце будущего вожака стаи.
Бес остался доволен характером добытой информации. Играть с сильным соперником было гораздо интереснее, чем с размазней и лентяем. Гораздо интереснее.
* * *
– Костя! – ворвался в дом Кирилл, – ты можешь объяснить мне, что происходит, или нет? У меня создалось впечатление, что я не в России, а в Папуа-Новой Гвинее, как минимум. Хорошо еще, что меня не слопали заживо, увернулся.– А что случилось? – заинтересованно спросил Костя со снохоубежища.
– Чего-чего? Облысел. Кто меня теперь в мужья такого возьмет?
– Ты чего-то путаешь, – засомневался Костик, – с радиацией у нас все нормально, до Семипалатинска как до Китая. Нет, ты явно чего-то путаешь.
– При чем здесь Китай, когда я вообще про папуасов кричу? Что у вас сегодня? Духов день? Вальпургиева ночь? День Нетопыря? Почему у меня волосы выдергивают?
– Волосы выдергивают? – Костя спрыгнул с печи.
– Не повторяй, как будто ничего не понимаешь! Специально с дедом сговорились зеленкой вымазаться, чтобы дома отсидеться, а меня не предупредили. И чего ты вообще на печи делаешь? От людей прячешься?
– Совершенно верно, – еще не понимая толком в чем дело, наслаждался бешенством брата Комаров. – Ходят тут всякие: то Анна Васильевна покушать принесет, то бабулька какая заглянет, то пионеры шефствовать придут – они над всеми одинокими шефствуют, вот я и скрываюсь.
– А чего дверь не запрешь?
– Здесь не принято. Можно, конечно, изнутри крючок набросить, но тогда всем станет ясно, что я дома, и они будут колотить в дверь, пока ее не вышибут. Можно было бы навесить замок снаружи, а потом вернуться через форточку, но я уже пробовал: форточка маленькая, не пролезаю. А тебя правда кто-то за волосы дернул?
– Не кто-то, в все встречные.
– Колдуют, никак, сердешные, – подал свою версию дед.
– Как колдуют? На что? – испугался Кирилл.
– Привораживают, кажись, – после мучительной паузы решил дед. – Глянулся ты кому, вот и привораживают. А может установка какая по селу пошла, чтобы тебя здесь придержать навеки. Кто у тебя волоски-то дергал?
– Вахтерша рыжая, секретарша, еще зубастая такая тетка, Зоя Ивановна и Митропия.
Про Калерию Кирилл не упомянул. В конце-концов, она не дергала у него волосы, а спасала его от жевательной резинки. И вообще, ему почему-то не хотелось обсуждать с кем бы то ни было встречу с этой девушкой. Ему хотелось оставить ее при себе.
– Эхма, угораздило тебя как! – отреагировал тем временем на список невест дед. – Ить что самое страшное-то? Самое страшное то, что супротив заговоров бабских никакой мужской здравый смысл силы не имеет. Хорошо ишо, если какая одна тебя сильнее приворожит. А ежели все равномерно? Что делать-то будешь? А?
– Да вы их видели, приворожительниц этих? – храбрился Кирилл, – на них не то, что запасть трудно, а ночью встретишь – испугаешься.
– А уж это, милок, значения не имеет, как говорится, любовь зла, полюбишь и крокодила, – развел руками Печной. – Приворот он такой, неконвертируемый.
– Как-как? – переспросил Кирилл, еще не привыкший к заковыристым словечкам деда.
– Ну это в смысле, когда никто ничего супротив него поделать не могет. То есть живет этот приворот, как хочет и никто ему не указ.
– Неконтролируемый, – догадался Костик.
– Это ты неконтролируемый, а приворот – как я в первый раз сказал, – не повернул головы в его сторону дед. – Так вот, чего я присоветовать хотел. Пока не поздно, выбери из них ту, что покраше и незлобливее, и просватай. Может, успеешь до того, как они приворот зачнут и отстанут.
– Из кого же выбирать-то? – расстроился Кирилл, – между зубастой и Митропией?
– Робенка и не думай, – строго пригрозил дед, – рано ишо Митропии.
– А зубастой – поздно, – не успокаивался Кирилл.
– Ты говорил, там секретарша еще была? – подкинул предложение Костик.
– Во-во, самое оно, – обрадовался дед. – Не медли. Иди завоевывать. А я чего-то устал с вами. Замучили: «присоветуй, да присоветуй». А я вам не оправочное бюро. И мозги у меня не казенные.
Дед еще чего-то бормотал, но Комаровы его не слушали. Они смотрели, как тот привычно и довольно ловко для своего возраста карабкался на печь и пытались сдержать смех. Братья Комаровы были деликатные ребята.
Чего нельзя было сказать о коренных жителях Но-Пасарана. Несмотря на то, что обычно все новости в совхозе распространялись с неимоверной скоростью, слухи о том, что волосы участкового для снятия порчи уже добыты, как-то притормозили. С Митропией все понятно: она никак не могла решить, за какую цену выставить на аукцион комок жевательной резинки с клочком волос, а вот почему затаились другие, было непонятно. Может, желали объявить о своем триумфе при как можно большем скоплении народа, может, решили приберечь столь ценные трофеи для себя, может еще по каким причинам.
Более того – одна плохая на уши старушенция не так услышала клич о добыче волос и принялась рьяно убеждать народ, что волосы нужны не самого Комарова, а замечательного козла его, Мухтара.
Нет, чтобы явиться к Пензяку и спросить точно – но-пасаранцы не могли себе позволить поступить так пошло и примитивно – они решили надрать и тех, и этих, а уж Пензяк пусть разбирается, какие ему пригоднее.
И ни бедный Мухтар, ни несчастный Кирилл еще не подозревали, какая угроза нависла над их волосами, шерстью и психикой.
* * *
На следующее утро зеленка не побледнела, а даже стала еще ярче. И мазни, вроде, прибавилось.– Я же сказал, трофейная, – глумился на печи дед.
Костя расстроено разглядывал себя в зеркале, но еще больше расстроился Кирилл. Уж он-то рассчитывал, что сегодня они отправятся на поиск анонимщика вдвоем. Уж больно неуютно ему было вчера ходить по Но-Пасарану под прицелом алчных охотников за волосами.
– Может, правда какой день вчера был? – пытался успокоить его Костик, – у них тут что ни день – то приметы всякие. Одно делать нельзя, другое – необходимо. Но ты не дрейфь. Обычно на всякие приметы только один день отводится. Так что сегодня у тебя волосы дергать не будут.
– Сегодня только за уши потаскают, – схохмил с печи дед.
– Тяпун тебе на язык! – немного струхнул Кирилл.
– Сегодня иди на почту, – подсказал ему Костик, – народу там обычно мало, а образцы почерка чуть ли не всей деревни есть. Забьешься в уголок, никто тебя не тронет.
– Да не боюсь я твоих но-пасаранцев! – взорвался наконец Кирилл, – просто не могу же я драться со старухами и детьми! Вот если бы кто равный по силе посмел ко мне прикоснуться – тогда другое дело. И дай мне, в конце концов, свои перчатки! Все равно дома сидишь.
– Сходи к Савской, – спровоцировал его Костя, – наверняка рукавица у нее.
– Схожу, – опрометчиво пообещал Кирилл, натягивая перчатки брата.
Кирилл так и не понял, что старушка, требовавшая ее немедленного пленения, и была та самая Савская, а Костя не успел рассказать Кириллу, что представляет из себя бывшая актриса Ариадна Федоровна Савская, выбравшая местом своего добровольного изгнания совхоз имени Но-Пасарана.
А представляла она из себя нечто среднее между женой людоеда из сказки про мальчика-с-пальчика и самоуверенной болотной жительницей из «Лягушки-путешественницы».
Когда Мальвинка, единственное создание на свете, которое Савская любила безмерно, принесла в дом свою добычу, хозяйка сначала похвалила ее, потом попыталась отнять, потом, отчаявшись добыть то, что сжимала в зубах ее любимица мирным путем, швырнула прожорливой псине обгрызанный кусочек сыру, который приберегла себе на ленч и, довольная своей находчивостью, поднесла к подслеповатым глазам брошенный любимицей предмет.
– О! Перчатка! – обрадовано воскликнула она. Раззява какой-нибудь потерял. И подкладка ничего, с буковками.
Дело в том, что мама Кирилла и Кости никак не могла избавиться от привычки метить одежду своих сыновей. Косте она ставила синюю метку К.К., а Кириллу – красную. Синяя метка обозначала – Костя Комаров, а красная – Кирилл Комаров. Но Савская, естественно, этого не знала. Как и не догадывалась о существовании самого Кирилла. Зато она прекрасно знала, что в Но-Пасаране нет человека с инициалами
К.К., кроме обожаемого ею не меньше, чем Мальвинка, молоденького и хорошенького участкового.
– О! Кажется, он бросил мне вызов. А что еще может обозначать перчатка! Значит, от согласен заточить меня в темницу и подвергнуть пыткам. Поздно! Теперь я не согласна. Вызов, так вызов. Будем биться. Прелестненько! Давно не точила я свои перламутровые коготки о шкурку этого молодого вепря. Где тут моя шпага?
И Савская принялась искать шпагу из театрального реквизита, которая затерялась у нее где-то в интерьере. Интерьер представлял собой груды мятых шляпных картонок, самих шляп, махров смутного происхождения, остатков еды и прочего хлама, в живописном беспорядке наваленных вдоль стен ее дома. Центр комнаты Ариадна Федоровна обычно оставляла пустым, чтобы можно было заниматься танцами.
Шпагу она не нашла, зато нашла огромных размеров рогатку, с которой можно было ходить и на медведя.
– Ну, что же. Шпаги нет постреляем из арбалета, – ничуть не расстроилась она, – это даже современнее и отдает амазонством.
Потом она долго сомневалась, идти на охоту сейчас или потренироваться на Мальвинке. Решив, что промазав по
Комарову может потерять репутацию роковой женщины, остановилась на втором, насобирала по углам сырых луковиц и картофелин и начала тренироваться на движущейся звуковой мишени под кодовым названием «Мальвинка». Мальвинка при этом злобно рычала и жалобно повизгивала.
* * *
Из отделения связи Кирилл вышел несколько понурый. Подумать только! Ему пришлось перерыть столько бумажного хлама, и все напрасно. Он так надеялся, что быстро найдет анонимщика, ворвется к нему в дом, прижмет к стене и заставит рассказать все, что тот знает о столичном деле. Кирилл так и видел глаза своего московского куратора, наполненные восхищением, плохо скрываемой завистью и гордостью за подопечного!Правда, все эти чувства плескались бы в глазах куратора в том случае, если бы Кирилл принес ему в зубах нить к распутыванию всего клубка преступления. А эта нить никак не хотела появляться в поле его зрения. Ускользала, терялась, маскировалась под окружающую среду.
И все-таки юноша не терял надежды. Виктор Августинович учил братьев не брезговать никакой информацией, и Кирилл был с ним совершенно согласен. Как ни странно, но жизнь, как правило, изобиловала столь яркими и неправдоподобными сюжетами, каких не мог выдумать самый изощренный мозг именитого фантаста. Кто знает, может и правда не случайно забросила его в Но-Пасаран судьба на переломе зимы? Может, и не зря.
Следующим объектом пристального внимания Кирилл была школа.
В личных делах учащихся хранились заявления их родителей, да и почерки самих школьников и их учителей было бы неплохо просмотреть. В школе десять классов, в каждом около пятнадцати учеников. Если обратиться к учителям русского языка, то можно просмотреть тетради для контрольных работ, которые обычно хранятся в кабинете. Не так уж и много работы! Юноша поморщился при виде глумливого по отношению к учащимся транспаранта с надписью «Добро пожаловать» и смело распахнул дверь но-пасаранской школы. Тихая, сонная обстановка почты подло усыпила его бдительность, и он действительно поверил в то, что день дерганья волос благополучно завершился вчера. Он совсем не предполагал, что не только маленькая славная девочка Митропия захочет расстараться для родного совхоза.
Кирилл шел по пустому, гулкому коридору школы и теплое чувство наполняло его душу. Как, все-таки, давно это было! Уроки, переменки, ехидные девчонки и не менее ехидные учителя. В гирлянду его ностальгических воспоминаний гармонично вплелся оглушительно-звонкий школьный звонок. Перемена! Сейчас побегут.
Кирилл предполагал, что побегут, но чтобы так… Первой распахнулась дверь кабинета рисования. Она оглушительно хлопнула по стене, привычно отбила очередной кусок штукатурки, ненадолго задергалась в конвульсиях и удовлетворенно затихла до следующего урока. Того, кто вылетел первым, Кирилл даже не успел рассмотреть, так быстро он пробежал. Так, мелькнуло нечто джинсовое и вихрастое и растворилось в зыбком школьном воздухе. За первым повалили остальные. Их бег сопровождали пушечные выстрелы других дверей, оповещающие о выпуске в окружающую среду очередной партии юнцов разных оттенков возрастов.
Сначала на Кирилла никто не обращал внимания. Все пребывали в упоении от маленького счастья под названием «перемена» и торопились за этот ничтожный временной отрезок воплотить в жизнь неимоверное количество маленьких подвигов и преступлений.