Я не храню знания, как книги на полках, важно не запомнить, а уловить дух. Важно не какой веры человек, а какого духа.
В церкви много людей, которые, как подбитые птицы (чаще вороны, чем чайки), летать не могут и только смотрят на небо. В том, что такие люди высказывают, мысли нет, а есть пересказ прочитанного. Это небо они не выбирали, им указали, а они смотрят. Не надо путать замирание с покоем, мление с любовью, узнавание с познанием.
Должен быть экзистенциальный запрос - мне нужно это знать! Должен быть волевой импульс говорить и думать о том, что действительно существенно и действительно захватывает. Если есть без аппетита, толку все равно не будет; так и с познанием. Какой-нибудь деревенский мальчик, ставший ксендзом, прочитает тома моральной теологии, понять не поймет, а только надуется от собственной значимости.
Большинство людей, уверовав, в основном меняют внешний стиль жизни, но не происходит экзистенциальной перемены. Бывает так, что изменение стиля жизни выгодно по тем или иным причинам, - к примеру, бывает эротическая непригодность, неразвитость, неспособность на разделение чувства и т. п. И "подбивать" ущербных и неполноценных людей на "крестный путь" непродуктивно и опасно. "Причащайтесь и спасайтесь" - это церковный миф, чтобы удерживать паству при церкви как организации. Человека нужно вдохновлять на развитие и эволюционирование. Человек - это бездна, но "обжито" у него очень маленькое пространство, где он имеет эгоистически фиксированную точку зрения, и все удовольствия и разного рода интеллектуальные вторжения для него лишь тогда являются удовольствиями и приемлемыми вещами, если они входят в эту фиксированную область его
72
пространства, которое он бдительно охраняет. В жизнь, в реальность, надо входить, как в море, а люди в большинстве своем сидят у берега, как в тазу с теплой водой.
Я хочу спросить вас. Замирало ли когда-нибудь от полноты ваше сердце при виде игры утреннего или закатного света на водной глади реки или океана, вдохновлялись ли вы когда-нибудь, как только можно вдохновляться, музыкой Баха, музыкой леса - ритмическим чередованием звуков и пауз, вспыхивала ли когда-нибудь ваша душа ответным огнем при взгляде в глаза и душу другого? И если да, то как долго вы могли удерживаться на высоте этих чувств, сколько в вашей жизни таких мгновений и сколько долгих лет будничной скуки?
Вы мечтаете о свободе. Но ваша свобода в том, чтобы менять одну форму зависимости на другую. Достаточно ли вы свободны, чтобы в плохую погоду чувствовать себя счастливым, даже если нет крыши над головой? Достаточно ли вы свободны, чтобы, встречаясь с дурными людьми и даже пострадав от них, не заразиться агрессией и мстительностью? Достаточно ли вы свободны, чтобы не поддаться прелести ложных теорий, чтобы отличить подлинное от бутафорского, чтобы последовать за истиной вопреки многому, а может быть, всему? Или вам больше по нраву маленькая свобода - ручная, комнатная, домашняя, частная, национальная, персональная? Может быть, вам нужно ровно столько свободы, чтобы ею манипулировать в своих муравьиных интересах? И тогда всякую большую по сравнению с этой индивидуальной свободой воспринимаете как ненужное бремя, как чужую прихоть или придурь, как беззаконие или наказание. Вы хотите невесомой свободы, свободы без тяжести ответственности, и чем больше ответственность, тем меньше вы уже хотите свободы. И наконец, о счастье, жесткие объятия найдены. Объятия, которые освободят нас от тяжести собственного веса, от свободы делать свою жизнь, творить совершенную гармонию. Ничего страшного, что
73
эти объятия, освобождая нас от свободы, освобождают нас и от безбрежности жизни. Зачем ходить, бегать и плавать, лучше потихоньку передвигаться на костылях. Ничего, что ноги здоровы, их можно подогнуть или подвязать. Ничего, что они затекают в таком неестественном положении, ко всему можно привыкнуть до такой степени, что все неестественное станет естественным и наоборот.
Вы жаждете любви. А умеете ли вы что-нибудь, кроме как раскрывать рот и запихивать в него все, что вам кажется вкусным и полезным? Умеете ли вы принимать в подарок не только вещи, но и красоту, радость, талант другого? Умеете ли вы все это видеть, а не просто скользить взглядом, не отдавая себе ни в чем отчета? Умеете ли вы все это беречь, а не просто пользоваться? Умеете ли вы все это терпеливо взращивать?
Умеете ли вы что-нибудь давать? Не деньги и не вещи, а пространство своей души, не жестко фиксированное, как в вагоне согласно купленным билетам, а всю океаническую безбрежность своей души. Сберегаете ли вы свои душевные сокровища, чтобы ими поделиться?
А хотите ли вы великой любви или вы предпочитаете при случае заниматься любовью? Любовь в виде презерватива, который всегда в кармане пиджака или в сумочке. Или любовь в виде выигрыша в лотерею - без всякого труда сразу куча денег, заплатил пошлину и наслаждайся. Или любовь, как тунгусский метеорит, - упало что-то и придавило, не вывернешься.
Как легко прикрыться цинизмом, словно фиговым листком, провозгласив, что любви нет, если ее нет, да и не может быть в чьей-то малогабаритной жизни.
Вы стремитесь к познанию. Но сколь часто это мотивированное познание младенцев, которым необходимо просто ощупать окружающие предметы, чтобы приспособиться к своему окружению. Познание, которое стремится овладеть, использовать. Познание причинное, мотивированное, а значит, несвободное, скованное, зачастую агрессивное.
74
Мир воспринимается, как труп на столе патологоанатома. Разрежем посмотрим.
Процесс познания - как изучение инструкции по пользованию вновь купленным механизмом. Познание манипулятивное, познание, не свободное от волевого корыстного решения, что есть эта жизнь, познание как доказательство правильности этого решения, познание как реализация бреда.
О, где ты, познание, не мотивированное ничем, кроме любви к Жизни, познание чуткое, нежное, внимательное, свободное от опасений, страха, обиды, горечи, разочарований, необходимости агрессивного состояния самозащиты?
Где ты, совершенная любовь и свобода?
Отвечая самой себе, скажу, что жизнь - это не что-то ставшее, это становящееся, это динамический процесс, антиномично завязанный, и задача человека не отталкивать экзистенциальную тоску, как льдину от берега, а совершать эволюцию в тринитарном единстве любви, познания и свободы.
Завоевания творческого духа действительно имеют форму рукописи, которая не горит, когда небытие становится бытием. Метареапизм - это значит воспроизвести троичность внутри себя, это синтез любви, познания и свободы. Но в реальности человек меньше того, чем он может быть, ибо свобода ограниченна, любовь несовершенна. И на мой взгляд, самой емкой областью для человека является познание, именно в нем наиболее полно может реализоваться и дух свободы, и дух любви. Это не значит, что любовь меньше познания, в тринитарном единстве нет количественного различия. Любовь - это смысл, цель, а познание это направление, процесс. Направление - первично, первый шаг, а смысл более значимая вещь в онтологическом понимании: чем яснее смысл, тем эффективнее процесс.
Иисус Христос дает этот смысл. С момента появления на свет, я, как и всякий ребенок, всякое творение, жаждала идеального состояния безграничной любви.
75
Идеальное состояние безграничной любви можно описать следующим образом, правда весьма условно: это должен быть мир, где "я" имеет уникальную и вечную значимость, но "я" не должно быть одиноко, оно должно жить в мире, полном всем и всеми, и при этом все и все должны не по принуждению, а в свободной любви, признавать уникальную и вечную значимость моего "я". И конечно же, все другие "я" должны обладать тем же, чем и мое "я".
Чтобы это стало возможным, все "я" должны быть безграничными, незамкнутыми, не теряя при этом своей уникальной формы. Точнее, такое состояние можно было бы определить как прозрачность всегдашняя готовность изливать и вмещать Свет и Любовь.
Очень скоро я познала ограниченность любви. Сначала я познала ограниченность любви других "я" по отношению ко мне. Некоторые "я" ограничивали любовь в количественном отношении - любили меня "для меня", но не столько, сколько бы мне хотелось; некоторые же "я" ограничивали любовь в качественном отношении - любили меня "для себя", любили какую-то "часть" меня для достижения своих целей, а некоторые и вовсе отказывали мне в любви.
Осознание ограниченности любви - это первый трагический опыт познания, это предчувствие смерти, которое наполняет неизъяснимой тоской.
Оказавшись в такой ситуации, люди ведут себя по-разному. Одни бывают настолько потрясены осознанием или ощущением несовершенства любви, что словно каменеют от метафизической боли, эта боль ранит их в буквальном смысле, как копье. Эта рана или судорога от боли фиксируется - вплоть до материализации, поражая нервную систему человека. Такие люди, как правило, либо заболевают психически, либо закладывают фундамент в здание будущей болезни. Такая пораженность есть следствие неразрешенное(tm) внутреннего выбора - то ли идеальной
76
любви не бывает вовсе, то ли она бывает, но ее нужно долго искать. Эта внутренняя неразрешенность делает человека уязвимым вплоть до смерти, подобно ослику из притчи, умершему от голода между двух стогов из-за невозможности выбрать, к которому подойти.
Другие люди, испытав трагический опыт познания несовершенства любви по отношению к самому себе, делают вывод - идеальной любви нет. Такой вывод защищает человека от метафизической боли, но одновременно защищает человека и от любви. Человек строит внутри себя глухую крепость. И хорошо еще, если он сделал вывод об отсутствии идеальной любви на онтологическом уровне, тогда он бывает вполне доволен своим существованием - жизнью в глухой крепости с достаточным количеством жизненных припасов, то есть удовольствий, компенсирующих хотя бы отчасти отсутствие идеальной любви. Такими удовольствиями могут быть спорт, наука, сексуальные утехи, коллекционирование, политика, общественная деятельность, различные хобби, производство потомства и многое другое.
Но если вывод человека об отсутствии идеальной любви умозрительный - на уровне аргумента разума, а не на уровне глубинного волевого выбора, тогда жизнь его в глухой крепости превращается в пытку, он становится узником по- неволе, словно сам себя помещает в глухое подземелье, мечтая о солнце и свободе. Человек при внешней целостности живет в состоянии внутренней раздвоенности, когда глубинная воля противоречит разуму, не соглашается и не хочет согласиться с ним. Подобное состояние чревато неврозами и возможными самоубийствами.
В такой ситуации, как правило, оказываются люди, которые не находят в себе достаточно мужества, чтобы устремиться в неизвестность поиска идеальной любви, они в глубине души очень хотят идеальной любви, любви по отношению к себе, но не от себя, потому их так страшит
77
поиск в неизвестности. Ведь такой поиск сопряжен с жертвами самого себя - нащупыванием пути в бездорожье. И совсем неизвестно, найдешь ли этот путь, дойдешь ли до идеальной любви, получишь ли компенсацию за все свои жертвы...
И наконец, не самая многочисленная группа людей, которые, изведав трагический опыт познания несовершенства любви по отношению к самому себе, находят доста- точно сил, чтобы определить для себя: идеальная любовь существует, но она находится в "тридевятом царстве, в тридесятом государстве". Не все люди, сделавшие такой вывод, одинаковы в своем поведении. Есть среди них мечтатели-идеалисты, которым для счастья достаточно лишь запаха с кухни этого "тридевятого царства, тридесятого государства".
Таких людей много в церкви - они веруют млея, они, в определенном смысле, отторгают некоторую жесткость, заключенную в векторе "усилия, которым берется Царство Божие", отторгают и остроту "меча обоюдоострого", им достаточно лишь увидеть блеск этого меча, занесенного над другими.
Но есть и те, кто хочет и пытается достигнуть этого "тридевятого царства, тридесятого государства". В свое время, столкнувшись с трагическим знанием несовершенства любви по отношению к самой себе, я испытала нечто вроде личного апокалипсиса, в какое-то мгновение небо для меня действительно свернулось как свиток. Но поскольку во мне был очень сильный заряд жизнелюбия, метафизическая боль не поразила меня до смерти, и даже рана, нанесенная, казалось бы, в самое сердце, не лишила меня способности двигаться. Я не отвергла существования идеальной любви. Для меня идеальная любовь только и могла быть источником жизни, и ни в коем случае не наоборот.
Итак, выбор был сделан - идеальной любви нет в моей жизни, но где-то она должна быть. Выбор тогда
78
является действительно выбором, а не умозрительным реше- нием или аргументом только разума, когда есть волевая устремленность к определенной цели. Волевая устремленность дает способность концентрации энергии человека, всех его возможностей для достижения определенной цели. Волевая устремленность диктует определенный тип поведения. Исследовав поведение человека, можно судить о состоянии его воли и об адекватности этому состоянию, провозглашаемого на вербальном уровне, типа поведения.
Поначалу мой выбор был не глубоким, не затрагивал воли, а касался только сознания. Я, подобно доброму молодцу, оказалась на распутье у камня, на котором было начертано, как в сказке: "Направо пойдешь коня потеряешь, налево пойдешь - замертво упадешь, прямо пойдешь истину обретешь".
Моя воля пока к истине не стремилась, но сознание приняло решение о поиске истины, и меня начало бросать то вправо, то влево, несмотря на предупреждение на камне у перепутья. Начался своего рода эмпирический поиск истины. Я, как слепец, ощупывала все, что попадалось под руку: нет ли в этом идеальной любви. И только, пожалуй, неустанность в таком, казалось бы, безнадежном поиске говорила о созревании действительно волевого выбора.
Мой волевой выбор был связан с устремленностью к диалогу. Диалогические отношения могут быть лишь на основе общего устремления к познанию. Жизнь, как и любовь, нужно осознать, а осознав, не отвергнуть.
Существует три гносеологических вопроса: что может Бог для человека, что может человек для Бога и что может человек для человека.
Эволюция как духовное устремление к диалогу определяется изживанием некрофилии - энергетики разрушения,
79
страха и ограниченности. Дух - это замысел. Материя - реализация. И если человек воплощается, то основным смыслом этого воплощения является определение степени своей некрофилии, которая нуждается в изживании, ибо некрофилия - это основное препятствие для диалога.
Эффективность развития сознания гораздо важнее, чем материальное усовершенствование, духи либо неуничтожимы вовсе, либо более долговечны по сравнению с материей, время над ними не властно, по крайней мере не имеет такой прямой власти, как над материей. Возможно, духи "развиваются", пока не становятся святыми. Поэтому энергию надо отдавать тому, над чем время не властно. В материи есть частный смысл, но спасительного смысла - нет, следовательно, человеку надо предпочитать духовное, а это означает развитие в себе способности к диалогу. Но человек, к сожалению, всегда не свободен. Допустим, в нашей стране он освободился от советской идеологии, но у него тысяча других несвобод, есть несвобода движения темной, слепой воли, которой, чтобы освободиться, нужно прозреть на самое себя. Отсутствие чужой свободы так же мешает взаимодействию, как и отсутствие своей собственной. Большинство людей находится в состоянии агрессивной самообороны, как галчата в гнезде, которые открывают рот, и если не получают ожидаемой пищи, то "долбают" друг друга. Человек угнетает другого не только из-за личной, но и из-за метафизической угрозы. Страх ограничивает и сковывает сознание, и только диалог с Богом и другими людьми помогает человеку преодолевать страх и ограниченность.
Но для того чтобы человек был способен к диалогу, ему необходимо осознать свои собственные исходные установки, коды поведения и мышления, которые "вросли" в его сознание. Гегель говорил, что главнейшее свойство комического персонажа - это его несокрушимое доверие к самому себе. Поэтому полезно иногда и посмеяться над
80
собой, через это происходит отстранение от самого себя, от чего-то привычного и принятого, своего рода дискредитация упрямства, и человек начинает видеть, что другой такой же богоподобный. Сократовская ирония как раз заключалась в том, чтобы внушить людям недоверие к собственным предпосылкам. Если человек этого не понимает, то это будет игра в познание, игра отвлеченными понятиями, человек будет продуцировать ограниченный жизненный опыт как знание, и, когда его утверждения подвергнутся сомнению или критике, это неизменно произведет эмоциональную задетость с последующей агрессией, а в лучшем случае это будут монологи в порядке общей очереди. Потому в диалог хорошо вступать с людьми, которые всегда в пути и для которых философские вопросы всегда остаются открытыми; с остановившимся человеком диалог невозможен, он всегда будет подгонять действительность под свой опыт, а его "объективные" оценки мира будут похожи на дневниковые записи.
Со времени развития психологии исчезают герои, ибо каждого человека можно просмотреть с позиций сексуальных и эмоциональных запретов и т. п. - все это действительно работает в человеке, из чего можно понять мотивы его действий и высказываний. Как правило, в мотивированном познании деструктивные личностные импульсы переносятся на других, человек никогда не сознает, что он сам "злодей", иначе для него осложняется жизнь и нужно на самого себя переносить проблемы и сдерживать свою деструктивность, поэтому он стремится "вывернуться" и перейти на нетравматичную для себя ноту в познании. Од- нако жизнь без самопознания - это тоже боль, но неправильная.
Мыслить - это значит дать место внутри себя самого некоему потоку реальности. Качество мышления определяется тем, сколько может вместить человек, как долго он может вмещать этот поток, что он может вместить. Следует
81
выявить и определить некоторые типы мышления, а именно: скользящее мышление (оно подобно рассматриванию витрины магазина, то есть сродни некой ситуативной случайности); оценивающее мышление (оно как выбор перед покупкой с максимальной пользой); учебное мышление (его можно сравнить с примериванием нарядов, хотя в гости нужно идти только через месяц); глубинное мышление (онтологическое познание).
Следует рассмотреть онтологическое познание как метаисторический процесс. Это означает, что онтологическое познание имеет определенные уровни, которые соответствуют вполне определенным историческим эпохам. Первый уровень - буквальный (формальное, внешнее знакомство с идеей, привыкание, элементарный контакт на уровне младенца, который каждый вновь встречаемый предмет тянет в рот); далее следует символический или аллегорический уровень (вживание в идею через специальные слова, жесты, действия, через создание образов, интерпретирующих идею, сюда также входит и отвлеченное служение идее); затем идет моральный уровень (конкретное служение идее, сопричастность, соединение с идеей); последний и самый высокий - это анагогический уровень (жизнь в идее, творчество в идее, уровень духовной реальности, который является содержанием жизни).
Каждый уровень имеет два этапа - материалистический и идеалистический. На буквальном уровне познания большее пространство занимает материалистический этап, и только в конце происходит переход к идеалистическому этапу, а затем наступает кризис и свершается поворот к символическому уровню. На символическом уровне познания большее пространство занимает идеалистический этап, лишь в конце осуществляется переход к материалистическому этапу, затем кризис и переход к моральному уровню. Но для нас, живущих в конкретную историческую эпоху, моральный уровень только еще грядет, если всю историю рассматривать с точки зрения метаисторического
82
богочеловеческого процесса. Мы живем в новые "средние века" или, точнее, годы. Материалистический этап символического уровня - это мировая идеологическая эпоха. Мы живем во времена ее кризиса. Кризис - это трещина между "мирами". Кризис не должен означать отвержение накопленного или возврат к началу, но достижение состояния высшего, чем предыдущее.
На буквальном уровне материалистический этап начинается с первого откровения человеку о Боге до появления Богочеловека. Идеалистический этап буквального уровня -это интерпретация откровений.
Идеалистический этап символического уровня - это Средние века, а материалистический этап - Возрождение и весь последующий отрезок времени до наших дней.
Материалистический этап морального уровня - это доверие не слову, а делу. Идеалистический этап - это попытка синтеза слова и дела, стремление к Логосу как слову-действию, период духоносности.
Идеалистический этап анагогического уровня - творческий взрыв, ответное откровение человека Богу. Материалистический этап - "конец времен", завершение первого этапа богочеловеческих взаимоотношений.
Эти уровни отражают метаисторический процесс развития человечества в целом, а в лице отдельных личностей они имеют самое разнообразное воплощение. Существует тождество состояния сознания и реальности или той ее части, в которой данное сознание присутствует и которую данное сознание вмещает.
Наряду с метаисторическим процессом задействован метапсихологический процесс, развитие которого можно сравнить с маятником. Метапсихология "маятника" выражается в психологическом колебании из стороны в сторону - состояние духовного пьянства. Искалечив себя в одном отношении, человек сохраняет до известной степени возможность развиваться в других отношениях, что и позволяет ему эволюционировать.
83
Главный смысл трагического отрезка нашей истории - затянувшегося на 70 лет прыжка в утопию - это перенесение центра тяжести, коррекция истории, - истории Церкви, пренебрегшей человеком, упростившей его до уровня усредненного объекта спасения; истории общества, не имеющего духовного авторитета, но страдающего от духовного диктата Церкви. Расторжение брака общества и Церкви общества как совокупности институтов выживания человека в этом мире и Церкви как института поиска духовных смыслов - произошло в силу упрощения антропологических проблем, понимания антроподицеи исключительно как обязанности спасения. Историческое христианство почти совсем не занималось человеком. И результат секуляризированная наука, медицина, секуляризированная психология и сомнительная попытка исследования душевно-духовной сферы в рамках антропософии и теософии XIX-XX веков.
Фрагментарное видение, то есть специализация без универсализма, - это большое зло и является огромной помехой для диалога. Бывает так, что специалист по психиатрии даже при обычном общении со своими друзьями ставит им диагноз, а специалист по пищеводу объясняет нарушение мозговой деятельности дисфункцией пищевода.
Трудно познать полноту истины через исчерпывающее познание всего многообразия индивидуального. Ибо индивидуальное в эгоистическом стремлении к самосохранению воздвигает границы, преодолеть которые бывает почти невозможно. Вот почему так трудно понять человеку человека, одной человеческой общности другую, вот почему враждуют одна научная теория с другой, одна религиозная традиция с родственной, одно государство с соседним.
А всякая попытка преодоления воздвигнутых границ воспринимается как агрессия, захват, воля к умерщвлению.
В Боге нет границ, но нет смешения, унификации, которую так боится личность. В диалогическом единстве трех ипостасей содержится вся истина и все знание. Мы идем к
84
Богу от частного знания, но, придя к Нему, мы должны действовать наоборот, исключив фрагментарное видение мира и человека, и самих себя. Эволюция Божественного в человеке - это движение от целостности зерна к целостности плода.
В наше время наблюдается поиск внешней посвященности как компенсация внутренней непосвященности. Но творческий человек тем и велик, что умеет настраиваться в резонансную волну в Единое, однако он всегда должен помнить, что познание научное, дифференцированное должно переходить в объемное и интегральное, а это может осуществляться только в тринитарном единстве любви, познания и свободы. Познание вне любви и свободы - ограниченно. Свобода вне любви и познания - это свобода эгоиста, свобода обезумевшего хирурга. Любовь без познания и свободы - слепа и бескрыла. Птице для полета нужно два крыла, а человеку - любовь и познание, чтобы воспарить в свободе.
Ноябрь 1995 г.
* ТРАДИЦИЯ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ, ИЛИ В ЧЕМ НУЖДАЕТСЯ ЦЕРКОВЬ? *
Нет нужды распространяться в том, что Церковь историческая и Церковь невидимая, или харизматическая, не всегда совпадают, а зачастую и противоречат друг другу.
Мне бы сейчас хотелось поговорить об онтологии Церкви - о Церкви как духовном институте.
Вероучительный пафос Церкви девятым валом обрушивался многие годы на человеческое сознание. И это было во многом оправданно. Укоренение в истине начинается с чисто внешнего привыкания к ее звучанию, если все рассматривать с точки зрения общечеловеческой эволюции. Дух улавливают не многие. Большинство людей скорее реагируют на форму, которая должна наполняться и оживляться духом.
В церкви много людей, которые, как подбитые птицы (чаще вороны, чем чайки), летать не могут и только смотрят на небо. В том, что такие люди высказывают, мысли нет, а есть пересказ прочитанного. Это небо они не выбирали, им указали, а они смотрят. Не надо путать замирание с покоем, мление с любовью, узнавание с познанием.
Должен быть экзистенциальный запрос - мне нужно это знать! Должен быть волевой импульс говорить и думать о том, что действительно существенно и действительно захватывает. Если есть без аппетита, толку все равно не будет; так и с познанием. Какой-нибудь деревенский мальчик, ставший ксендзом, прочитает тома моральной теологии, понять не поймет, а только надуется от собственной значимости.
Большинство людей, уверовав, в основном меняют внешний стиль жизни, но не происходит экзистенциальной перемены. Бывает так, что изменение стиля жизни выгодно по тем или иным причинам, - к примеру, бывает эротическая непригодность, неразвитость, неспособность на разделение чувства и т. п. И "подбивать" ущербных и неполноценных людей на "крестный путь" непродуктивно и опасно. "Причащайтесь и спасайтесь" - это церковный миф, чтобы удерживать паству при церкви как организации. Человека нужно вдохновлять на развитие и эволюционирование. Человек - это бездна, но "обжито" у него очень маленькое пространство, где он имеет эгоистически фиксированную точку зрения, и все удовольствия и разного рода интеллектуальные вторжения для него лишь тогда являются удовольствиями и приемлемыми вещами, если они входят в эту фиксированную область его
72
пространства, которое он бдительно охраняет. В жизнь, в реальность, надо входить, как в море, а люди в большинстве своем сидят у берега, как в тазу с теплой водой.
Я хочу спросить вас. Замирало ли когда-нибудь от полноты ваше сердце при виде игры утреннего или закатного света на водной глади реки или океана, вдохновлялись ли вы когда-нибудь, как только можно вдохновляться, музыкой Баха, музыкой леса - ритмическим чередованием звуков и пауз, вспыхивала ли когда-нибудь ваша душа ответным огнем при взгляде в глаза и душу другого? И если да, то как долго вы могли удерживаться на высоте этих чувств, сколько в вашей жизни таких мгновений и сколько долгих лет будничной скуки?
Вы мечтаете о свободе. Но ваша свобода в том, чтобы менять одну форму зависимости на другую. Достаточно ли вы свободны, чтобы в плохую погоду чувствовать себя счастливым, даже если нет крыши над головой? Достаточно ли вы свободны, чтобы, встречаясь с дурными людьми и даже пострадав от них, не заразиться агрессией и мстительностью? Достаточно ли вы свободны, чтобы не поддаться прелести ложных теорий, чтобы отличить подлинное от бутафорского, чтобы последовать за истиной вопреки многому, а может быть, всему? Или вам больше по нраву маленькая свобода - ручная, комнатная, домашняя, частная, национальная, персональная? Может быть, вам нужно ровно столько свободы, чтобы ею манипулировать в своих муравьиных интересах? И тогда всякую большую по сравнению с этой индивидуальной свободой воспринимаете как ненужное бремя, как чужую прихоть или придурь, как беззаконие или наказание. Вы хотите невесомой свободы, свободы без тяжести ответственности, и чем больше ответственность, тем меньше вы уже хотите свободы. И наконец, о счастье, жесткие объятия найдены. Объятия, которые освободят нас от тяжести собственного веса, от свободы делать свою жизнь, творить совершенную гармонию. Ничего страшного, что
73
эти объятия, освобождая нас от свободы, освобождают нас и от безбрежности жизни. Зачем ходить, бегать и плавать, лучше потихоньку передвигаться на костылях. Ничего, что ноги здоровы, их можно подогнуть или подвязать. Ничего, что они затекают в таком неестественном положении, ко всему можно привыкнуть до такой степени, что все неестественное станет естественным и наоборот.
Вы жаждете любви. А умеете ли вы что-нибудь, кроме как раскрывать рот и запихивать в него все, что вам кажется вкусным и полезным? Умеете ли вы принимать в подарок не только вещи, но и красоту, радость, талант другого? Умеете ли вы все это видеть, а не просто скользить взглядом, не отдавая себе ни в чем отчета? Умеете ли вы все это беречь, а не просто пользоваться? Умеете ли вы все это терпеливо взращивать?
Умеете ли вы что-нибудь давать? Не деньги и не вещи, а пространство своей души, не жестко фиксированное, как в вагоне согласно купленным билетам, а всю океаническую безбрежность своей души. Сберегаете ли вы свои душевные сокровища, чтобы ими поделиться?
А хотите ли вы великой любви или вы предпочитаете при случае заниматься любовью? Любовь в виде презерватива, который всегда в кармане пиджака или в сумочке. Или любовь в виде выигрыша в лотерею - без всякого труда сразу куча денег, заплатил пошлину и наслаждайся. Или любовь, как тунгусский метеорит, - упало что-то и придавило, не вывернешься.
Как легко прикрыться цинизмом, словно фиговым листком, провозгласив, что любви нет, если ее нет, да и не может быть в чьей-то малогабаритной жизни.
Вы стремитесь к познанию. Но сколь часто это мотивированное познание младенцев, которым необходимо просто ощупать окружающие предметы, чтобы приспособиться к своему окружению. Познание, которое стремится овладеть, использовать. Познание причинное, мотивированное, а значит, несвободное, скованное, зачастую агрессивное.
74
Мир воспринимается, как труп на столе патологоанатома. Разрежем посмотрим.
Процесс познания - как изучение инструкции по пользованию вновь купленным механизмом. Познание манипулятивное, познание, не свободное от волевого корыстного решения, что есть эта жизнь, познание как доказательство правильности этого решения, познание как реализация бреда.
О, где ты, познание, не мотивированное ничем, кроме любви к Жизни, познание чуткое, нежное, внимательное, свободное от опасений, страха, обиды, горечи, разочарований, необходимости агрессивного состояния самозащиты?
Где ты, совершенная любовь и свобода?
Отвечая самой себе, скажу, что жизнь - это не что-то ставшее, это становящееся, это динамический процесс, антиномично завязанный, и задача человека не отталкивать экзистенциальную тоску, как льдину от берега, а совершать эволюцию в тринитарном единстве любви, познания и свободы.
Завоевания творческого духа действительно имеют форму рукописи, которая не горит, когда небытие становится бытием. Метареапизм - это значит воспроизвести троичность внутри себя, это синтез любви, познания и свободы. Но в реальности человек меньше того, чем он может быть, ибо свобода ограниченна, любовь несовершенна. И на мой взгляд, самой емкой областью для человека является познание, именно в нем наиболее полно может реализоваться и дух свободы, и дух любви. Это не значит, что любовь меньше познания, в тринитарном единстве нет количественного различия. Любовь - это смысл, цель, а познание это направление, процесс. Направление - первично, первый шаг, а смысл более значимая вещь в онтологическом понимании: чем яснее смысл, тем эффективнее процесс.
Иисус Христос дает этот смысл. С момента появления на свет, я, как и всякий ребенок, всякое творение, жаждала идеального состояния безграничной любви.
75
Идеальное состояние безграничной любви можно описать следующим образом, правда весьма условно: это должен быть мир, где "я" имеет уникальную и вечную значимость, но "я" не должно быть одиноко, оно должно жить в мире, полном всем и всеми, и при этом все и все должны не по принуждению, а в свободной любви, признавать уникальную и вечную значимость моего "я". И конечно же, все другие "я" должны обладать тем же, чем и мое "я".
Чтобы это стало возможным, все "я" должны быть безграничными, незамкнутыми, не теряя при этом своей уникальной формы. Точнее, такое состояние можно было бы определить как прозрачность всегдашняя готовность изливать и вмещать Свет и Любовь.
Очень скоро я познала ограниченность любви. Сначала я познала ограниченность любви других "я" по отношению ко мне. Некоторые "я" ограничивали любовь в количественном отношении - любили меня "для меня", но не столько, сколько бы мне хотелось; некоторые же "я" ограничивали любовь в качественном отношении - любили меня "для себя", любили какую-то "часть" меня для достижения своих целей, а некоторые и вовсе отказывали мне в любви.
Осознание ограниченности любви - это первый трагический опыт познания, это предчувствие смерти, которое наполняет неизъяснимой тоской.
Оказавшись в такой ситуации, люди ведут себя по-разному. Одни бывают настолько потрясены осознанием или ощущением несовершенства любви, что словно каменеют от метафизической боли, эта боль ранит их в буквальном смысле, как копье. Эта рана или судорога от боли фиксируется - вплоть до материализации, поражая нервную систему человека. Такие люди, как правило, либо заболевают психически, либо закладывают фундамент в здание будущей болезни. Такая пораженность есть следствие неразрешенное(tm) внутреннего выбора - то ли идеальной
76
любви не бывает вовсе, то ли она бывает, но ее нужно долго искать. Эта внутренняя неразрешенность делает человека уязвимым вплоть до смерти, подобно ослику из притчи, умершему от голода между двух стогов из-за невозможности выбрать, к которому подойти.
Другие люди, испытав трагический опыт познания несовершенства любви по отношению к самому себе, делают вывод - идеальной любви нет. Такой вывод защищает человека от метафизической боли, но одновременно защищает человека и от любви. Человек строит внутри себя глухую крепость. И хорошо еще, если он сделал вывод об отсутствии идеальной любви на онтологическом уровне, тогда он бывает вполне доволен своим существованием - жизнью в глухой крепости с достаточным количеством жизненных припасов, то есть удовольствий, компенсирующих хотя бы отчасти отсутствие идеальной любви. Такими удовольствиями могут быть спорт, наука, сексуальные утехи, коллекционирование, политика, общественная деятельность, различные хобби, производство потомства и многое другое.
Но если вывод человека об отсутствии идеальной любви умозрительный - на уровне аргумента разума, а не на уровне глубинного волевого выбора, тогда жизнь его в глухой крепости превращается в пытку, он становится узником по- неволе, словно сам себя помещает в глухое подземелье, мечтая о солнце и свободе. Человек при внешней целостности живет в состоянии внутренней раздвоенности, когда глубинная воля противоречит разуму, не соглашается и не хочет согласиться с ним. Подобное состояние чревато неврозами и возможными самоубийствами.
В такой ситуации, как правило, оказываются люди, которые не находят в себе достаточно мужества, чтобы устремиться в неизвестность поиска идеальной любви, они в глубине души очень хотят идеальной любви, любви по отношению к себе, но не от себя, потому их так страшит
77
поиск в неизвестности. Ведь такой поиск сопряжен с жертвами самого себя - нащупыванием пути в бездорожье. И совсем неизвестно, найдешь ли этот путь, дойдешь ли до идеальной любви, получишь ли компенсацию за все свои жертвы...
И наконец, не самая многочисленная группа людей, которые, изведав трагический опыт познания несовершенства любви по отношению к самому себе, находят доста- точно сил, чтобы определить для себя: идеальная любовь существует, но она находится в "тридевятом царстве, в тридесятом государстве". Не все люди, сделавшие такой вывод, одинаковы в своем поведении. Есть среди них мечтатели-идеалисты, которым для счастья достаточно лишь запаха с кухни этого "тридевятого царства, тридесятого государства".
Таких людей много в церкви - они веруют млея, они, в определенном смысле, отторгают некоторую жесткость, заключенную в векторе "усилия, которым берется Царство Божие", отторгают и остроту "меча обоюдоострого", им достаточно лишь увидеть блеск этого меча, занесенного над другими.
Но есть и те, кто хочет и пытается достигнуть этого "тридевятого царства, тридесятого государства". В свое время, столкнувшись с трагическим знанием несовершенства любви по отношению к самой себе, я испытала нечто вроде личного апокалипсиса, в какое-то мгновение небо для меня действительно свернулось как свиток. Но поскольку во мне был очень сильный заряд жизнелюбия, метафизическая боль не поразила меня до смерти, и даже рана, нанесенная, казалось бы, в самое сердце, не лишила меня способности двигаться. Я не отвергла существования идеальной любви. Для меня идеальная любовь только и могла быть источником жизни, и ни в коем случае не наоборот.
Итак, выбор был сделан - идеальной любви нет в моей жизни, но где-то она должна быть. Выбор тогда
78
является действительно выбором, а не умозрительным реше- нием или аргументом только разума, когда есть волевая устремленность к определенной цели. Волевая устремленность дает способность концентрации энергии человека, всех его возможностей для достижения определенной цели. Волевая устремленность диктует определенный тип поведения. Исследовав поведение человека, можно судить о состоянии его воли и об адекватности этому состоянию, провозглашаемого на вербальном уровне, типа поведения.
Поначалу мой выбор был не глубоким, не затрагивал воли, а касался только сознания. Я, подобно доброму молодцу, оказалась на распутье у камня, на котором было начертано, как в сказке: "Направо пойдешь коня потеряешь, налево пойдешь - замертво упадешь, прямо пойдешь истину обретешь".
Моя воля пока к истине не стремилась, но сознание приняло решение о поиске истины, и меня начало бросать то вправо, то влево, несмотря на предупреждение на камне у перепутья. Начался своего рода эмпирический поиск истины. Я, как слепец, ощупывала все, что попадалось под руку: нет ли в этом идеальной любви. И только, пожалуй, неустанность в таком, казалось бы, безнадежном поиске говорила о созревании действительно волевого выбора.
Мой волевой выбор был связан с устремленностью к диалогу. Диалогические отношения могут быть лишь на основе общего устремления к познанию. Жизнь, как и любовь, нужно осознать, а осознав, не отвергнуть.
Существует три гносеологических вопроса: что может Бог для человека, что может человек для Бога и что может человек для человека.
Эволюция как духовное устремление к диалогу определяется изживанием некрофилии - энергетики разрушения,
79
страха и ограниченности. Дух - это замысел. Материя - реализация. И если человек воплощается, то основным смыслом этого воплощения является определение степени своей некрофилии, которая нуждается в изживании, ибо некрофилия - это основное препятствие для диалога.
Эффективность развития сознания гораздо важнее, чем материальное усовершенствование, духи либо неуничтожимы вовсе, либо более долговечны по сравнению с материей, время над ними не властно, по крайней мере не имеет такой прямой власти, как над материей. Возможно, духи "развиваются", пока не становятся святыми. Поэтому энергию надо отдавать тому, над чем время не властно. В материи есть частный смысл, но спасительного смысла - нет, следовательно, человеку надо предпочитать духовное, а это означает развитие в себе способности к диалогу. Но человек, к сожалению, всегда не свободен. Допустим, в нашей стране он освободился от советской идеологии, но у него тысяча других несвобод, есть несвобода движения темной, слепой воли, которой, чтобы освободиться, нужно прозреть на самое себя. Отсутствие чужой свободы так же мешает взаимодействию, как и отсутствие своей собственной. Большинство людей находится в состоянии агрессивной самообороны, как галчата в гнезде, которые открывают рот, и если не получают ожидаемой пищи, то "долбают" друг друга. Человек угнетает другого не только из-за личной, но и из-за метафизической угрозы. Страх ограничивает и сковывает сознание, и только диалог с Богом и другими людьми помогает человеку преодолевать страх и ограниченность.
Но для того чтобы человек был способен к диалогу, ему необходимо осознать свои собственные исходные установки, коды поведения и мышления, которые "вросли" в его сознание. Гегель говорил, что главнейшее свойство комического персонажа - это его несокрушимое доверие к самому себе. Поэтому полезно иногда и посмеяться над
80
собой, через это происходит отстранение от самого себя, от чего-то привычного и принятого, своего рода дискредитация упрямства, и человек начинает видеть, что другой такой же богоподобный. Сократовская ирония как раз заключалась в том, чтобы внушить людям недоверие к собственным предпосылкам. Если человек этого не понимает, то это будет игра в познание, игра отвлеченными понятиями, человек будет продуцировать ограниченный жизненный опыт как знание, и, когда его утверждения подвергнутся сомнению или критике, это неизменно произведет эмоциональную задетость с последующей агрессией, а в лучшем случае это будут монологи в порядке общей очереди. Потому в диалог хорошо вступать с людьми, которые всегда в пути и для которых философские вопросы всегда остаются открытыми; с остановившимся человеком диалог невозможен, он всегда будет подгонять действительность под свой опыт, а его "объективные" оценки мира будут похожи на дневниковые записи.
Со времени развития психологии исчезают герои, ибо каждого человека можно просмотреть с позиций сексуальных и эмоциональных запретов и т. п. - все это действительно работает в человеке, из чего можно понять мотивы его действий и высказываний. Как правило, в мотивированном познании деструктивные личностные импульсы переносятся на других, человек никогда не сознает, что он сам "злодей", иначе для него осложняется жизнь и нужно на самого себя переносить проблемы и сдерживать свою деструктивность, поэтому он стремится "вывернуться" и перейти на нетравматичную для себя ноту в познании. Од- нако жизнь без самопознания - это тоже боль, но неправильная.
Мыслить - это значит дать место внутри себя самого некоему потоку реальности. Качество мышления определяется тем, сколько может вместить человек, как долго он может вмещать этот поток, что он может вместить. Следует
81
выявить и определить некоторые типы мышления, а именно: скользящее мышление (оно подобно рассматриванию витрины магазина, то есть сродни некой ситуативной случайности); оценивающее мышление (оно как выбор перед покупкой с максимальной пользой); учебное мышление (его можно сравнить с примериванием нарядов, хотя в гости нужно идти только через месяц); глубинное мышление (онтологическое познание).
Следует рассмотреть онтологическое познание как метаисторический процесс. Это означает, что онтологическое познание имеет определенные уровни, которые соответствуют вполне определенным историческим эпохам. Первый уровень - буквальный (формальное, внешнее знакомство с идеей, привыкание, элементарный контакт на уровне младенца, который каждый вновь встречаемый предмет тянет в рот); далее следует символический или аллегорический уровень (вживание в идею через специальные слова, жесты, действия, через создание образов, интерпретирующих идею, сюда также входит и отвлеченное служение идее); затем идет моральный уровень (конкретное служение идее, сопричастность, соединение с идеей); последний и самый высокий - это анагогический уровень (жизнь в идее, творчество в идее, уровень духовной реальности, который является содержанием жизни).
Каждый уровень имеет два этапа - материалистический и идеалистический. На буквальном уровне познания большее пространство занимает материалистический этап, и только в конце происходит переход к идеалистическому этапу, а затем наступает кризис и свершается поворот к символическому уровню. На символическом уровне познания большее пространство занимает идеалистический этап, лишь в конце осуществляется переход к материалистическому этапу, затем кризис и переход к моральному уровню. Но для нас, живущих в конкретную историческую эпоху, моральный уровень только еще грядет, если всю историю рассматривать с точки зрения метаисторического
82
богочеловеческого процесса. Мы живем в новые "средние века" или, точнее, годы. Материалистический этап символического уровня - это мировая идеологическая эпоха. Мы живем во времена ее кризиса. Кризис - это трещина между "мирами". Кризис не должен означать отвержение накопленного или возврат к началу, но достижение состояния высшего, чем предыдущее.
На буквальном уровне материалистический этап начинается с первого откровения человеку о Боге до появления Богочеловека. Идеалистический этап буквального уровня -это интерпретация откровений.
Идеалистический этап символического уровня - это Средние века, а материалистический этап - Возрождение и весь последующий отрезок времени до наших дней.
Материалистический этап морального уровня - это доверие не слову, а делу. Идеалистический этап - это попытка синтеза слова и дела, стремление к Логосу как слову-действию, период духоносности.
Идеалистический этап анагогического уровня - творческий взрыв, ответное откровение человека Богу. Материалистический этап - "конец времен", завершение первого этапа богочеловеческих взаимоотношений.
Эти уровни отражают метаисторический процесс развития человечества в целом, а в лице отдельных личностей они имеют самое разнообразное воплощение. Существует тождество состояния сознания и реальности или той ее части, в которой данное сознание присутствует и которую данное сознание вмещает.
Наряду с метаисторическим процессом задействован метапсихологический процесс, развитие которого можно сравнить с маятником. Метапсихология "маятника" выражается в психологическом колебании из стороны в сторону - состояние духовного пьянства. Искалечив себя в одном отношении, человек сохраняет до известной степени возможность развиваться в других отношениях, что и позволяет ему эволюционировать.
83
Главный смысл трагического отрезка нашей истории - затянувшегося на 70 лет прыжка в утопию - это перенесение центра тяжести, коррекция истории, - истории Церкви, пренебрегшей человеком, упростившей его до уровня усредненного объекта спасения; истории общества, не имеющего духовного авторитета, но страдающего от духовного диктата Церкви. Расторжение брака общества и Церкви общества как совокупности институтов выживания человека в этом мире и Церкви как института поиска духовных смыслов - произошло в силу упрощения антропологических проблем, понимания антроподицеи исключительно как обязанности спасения. Историческое христианство почти совсем не занималось человеком. И результат секуляризированная наука, медицина, секуляризированная психология и сомнительная попытка исследования душевно-духовной сферы в рамках антропософии и теософии XIX-XX веков.
Фрагментарное видение, то есть специализация без универсализма, - это большое зло и является огромной помехой для диалога. Бывает так, что специалист по психиатрии даже при обычном общении со своими друзьями ставит им диагноз, а специалист по пищеводу объясняет нарушение мозговой деятельности дисфункцией пищевода.
Трудно познать полноту истины через исчерпывающее познание всего многообразия индивидуального. Ибо индивидуальное в эгоистическом стремлении к самосохранению воздвигает границы, преодолеть которые бывает почти невозможно. Вот почему так трудно понять человеку человека, одной человеческой общности другую, вот почему враждуют одна научная теория с другой, одна религиозная традиция с родственной, одно государство с соседним.
А всякая попытка преодоления воздвигнутых границ воспринимается как агрессия, захват, воля к умерщвлению.
В Боге нет границ, но нет смешения, унификации, которую так боится личность. В диалогическом единстве трех ипостасей содержится вся истина и все знание. Мы идем к
84
Богу от частного знания, но, придя к Нему, мы должны действовать наоборот, исключив фрагментарное видение мира и человека, и самих себя. Эволюция Божественного в человеке - это движение от целостности зерна к целостности плода.
В наше время наблюдается поиск внешней посвященности как компенсация внутренней непосвященности. Но творческий человек тем и велик, что умеет настраиваться в резонансную волну в Единое, однако он всегда должен помнить, что познание научное, дифференцированное должно переходить в объемное и интегральное, а это может осуществляться только в тринитарном единстве любви, познания и свободы. Познание вне любви и свободы - ограниченно. Свобода вне любви и познания - это свобода эгоиста, свобода обезумевшего хирурга. Любовь без познания и свободы - слепа и бескрыла. Птице для полета нужно два крыла, а человеку - любовь и познание, чтобы воспарить в свободе.
Ноябрь 1995 г.
* ТРАДИЦИЯ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ, ИЛИ В ЧЕМ НУЖДАЕТСЯ ЦЕРКОВЬ? *
Нет нужды распространяться в том, что Церковь историческая и Церковь невидимая, или харизматическая, не всегда совпадают, а зачастую и противоречат друг другу.
Мне бы сейчас хотелось поговорить об онтологии Церкви - о Церкви как духовном институте.
Вероучительный пафос Церкви девятым валом обрушивался многие годы на человеческое сознание. И это было во многом оправданно. Укоренение в истине начинается с чисто внешнего привыкания к ее звучанию, если все рассматривать с точки зрения общечеловеческой эволюции. Дух улавливают не многие. Большинство людей скорее реагируют на форму, которая должна наполняться и оживляться духом.